Иллюзия света (Illusion of light)

Eminem — Venom Хосок делает затяжку крепкой сигары, чувствуя, как щиплет язык. Он наслаждается терпким вкусом табака, откладывает сигару в сторону и делает глоток зелёного чая. Бросает равнодушный взгляд на часы, платиной сияющие на запястье. Такие в этой стране только у него и у… — Папа, менты взяли майора и шавку Змея, везут сразу в столицу на допрос. Увеличивают число полицейских на постах, останавливают машины на досмотр, — молодой мужчина стоит в глубоком поклоне перед ним. Знает, что Чон не любит, когда прерывают его чайную церемонию. — Они попробуют пройти тараном, я уверен, — мягко улыбается Хо. — Хорошие новости. Молодец. Свободен. Парень выходит, а Хосок откидывается на подушки, горой сложенные на роскошном диване, и прикрывает глаза. Под веками чётко вырисовывается лицо матери. Её холодные глаза, вечно искривлённые недовольством губы. Её идеально ровная спина, когда она разворачивается, чтобы навсегда уйти из их с Чонгуком жизни. Отец рядом с ней — размытое пятно. Примерно так Хосок его и ощущал всегда. Под гнётом матери, жалкий, молчаливый и внезапно исчезнувший, не сказав ни слова. Кажется, он ни разу не брал на руки Гуки, когда тот родился, а вычеркнул себя из их жизни ещё до того, как младший научился ходить. Впервые Хо узнал, что такое дикая, необузданная ярость, когда ушла мать. Образы плывут, словно медленно протягиваемая кинолента, и сменяются фигурой плотной грозной женщины. Он помнит их бабушку смутно. Как что-то слишком далёкое и не слишком правдивое. Угодить ей было сложно. Вряд ли она добровольно приняла двух своих внуков на попечительство. Совесть или что-то ещё не позволили ей отказаться, когда её собственная дочь привела мальчиков со скудным багажом, сообщив, что уходит. Строить свою жизнь, да. Жизнь, где нет места её детям, выжавшим из неё все соки. Когда старая карга впервые замахнулась на его любимого брата, Хосок понял, что если отдаться этой волне закипающей молниеносно ярости, то можно стать сильнее, чем казалось ранее. Время стирает воспоминания, делая из целостной картинки обрывки, порой никак не соединяющиеся, блокирует истинные эмоции и ощущения, подменяет их выдуманными. Психика старается сохранить своего человека и заменяет образы, закрывая глубоко внутри самые тяжёлые, удаляя из памяти то, что могло бы сломать. Но Чон старший помнит. Помнит то самое поглощающее чувство ненависти. К миру, к людям. Ко всем, кто топтал его в грязь. Он ради брата бился со всеми. Один против целого мира. Цеплялся за любую возможность, скрипя зубами терпел все помои, льющиеся на его пусть не учёную, как у матери, зато смышлёную голову. Он помнит тот миг, когда внутри созрело спокойное, холодное: мстить и властвовать. В тот вечер он впервые избил человека до полусмерти. Это был отброс общества, чуть ниже по социальной лестнице, чем сам Хосок. Вкус крови ему понравился. Когда люди Ворона поймали его на краже с точки, которая принадлежала одной из серьёзнейших группировок их вшивого города, Чон понял, что не надо ерепениться. Он втёрся в доверие к высокому, статному мужчине, которого боялись даже те, кто имел счастье ходить по городу с оружием. Он многому научился ещё до того, как стать неотъемлемой частью организованной преступной группировки, но его сила, навыки и ум возросли, пока он впахивал там, резко поднимаясь с низов на вершину. Власть и деньги кружили голову. Хотелось больше. Ещё больше. Ещё… Чем чаще Ворон одёргивал его, напоминая место, тем сильнее Джей Хоуп чувствовал, как внутри него зреет что-то, что обладает неимоверной силой. Огромной, всепоглощающей силой, которая может сожрать даже Отца города и не подавится. Они называли его Батя, Отец, Папа. Кому как позволялось обращаться к святая святых — реальной власти области. План в его голове созрел внезапно. В очередной раз, когда Ворон намекнул ему, что Хосок перегибает палку и достал пистолет, направляя дуло прямо в его лицо, Чон понял: пора выпускать наружу то, что так долго копило силы. Он выбил оружие из рук разъярённого мужчины, после чего извинился, пал на колени, договорился о том, как замолит свои грехи перед Батей и ушёл, зная, что ему сегодня же вынесут смертный приговор. Он потратил время, данное ему, с умом. Подготовил всё идеально, никто так и не понял, пока он сам не предстал перед лицом Ворона и позволил себе рассмеяться с той реакции, которая последовала за этим эффектным появлением. Удовольствие, которое он испытал тогда, когда резал на быстро остывающем теле своё любимое «V» стоило тех лет, что он выстраивал свою личную группировку, наращивая авторитет, силу и размазывая мелкие группы, пытавшиеся вылезти в свет легализации. Тот образ жизни, который он вёл теперь, купаясь в деньгах, наслаждаясь страхом, который испытывали люди в отношении него, нравился ему до безумия. Он мог кончить только от мыслей о том, чего достиг, ему даже не обязательно было нанимать шлюх. Он истратил сотни тысяч купюр, надрачивая ими свой крепкий член, которым долбил и женщин, и мужчин, истязая их тела, причиняя боль, потому что он получал удовольствие от их криков, от крови, которой они были измазаны после секса с ним, от страха, который прятался на дне их зрачков, когда их тащили на выход из его спален или снятых им номеров. Однажды один из его людей сказал, что ему надо лечиться. Хосок помнит этого наглеца. Помнит, как пустил ему потом кишки, разматывая их, чтобы душить уже мёртвого и сожалеющего о своих словах. Лечиться надо тем, кто унижал его, когда он нуждался в поддержке, тем, кто видит в этом мире розовых пони и радугу, игнорируя, что без силы, денег и умения драться не выжить. Всем тем романтикам, что жуют свой остывший рамён, вперяясь тупым взглядом в ящики, по которым крутят бесконечно деградирующие передачи, живут от зарплаты до зарплаты и считают, что это нормально. Он презирает всех тех людей, что живут никак и считают, что имеют право думать, что они что-то из себя представляют, являются кем-то, кроме пушечного мяса. Веном считает таких рабами и управляет ими, заставляя обсыкаться от страха, жрать собственное дерьмо и мечтать, чтобы отпустили обратно на продавленный диван, заливать себя дешёвым пойлом и ещё больше тупеть, лишь бы такие, как Веном, никогда не узнали об их существовании. Сейчас он даже благодарен людям, которые тогда, в начале его пути, когда он ещё верил в справедливость, труд и безвозмездную помощь, сломали его розовые очки, а стёкла запихали в его глазницы, чтобы те окрасились кроваво-красным, и он наконец прозрел. Он, правда, убивал их с благодарностью, приговаривая, что усвоил их уроки. Научился. Понял всё то, что они хотели ему сказать. Все его учителя должны им гордиться. Он превзошёл всех их. Всё, что ему надо было теперь для счастья — брат. Чтобы его любимый брат, его Гуки, был рядом. Семья должна править вместе. Но его братик ошибся. Упал в иллюзию любви и справедливости. Ничего страшного, Хосок снимет эти очки, как и с него в своё время сняли. Он открывает глаза, встаёт резко, потряхивая головой, чтобы взбодриться, и проходит к комоду — настоящий антиквариат, привезённый из Японии. В стране восходящего солнца Хосок планирует осесть, когда поставит здесь всех на колени и выработает систему дистанционного подчинения, к которой уже успешно идёт, он даже присмотрел там себе домик. Он так обильно заливал этот город кровью, входя на престол, занимаемый до того много лет Вороном, что долго ещё будут захлёбываться как жители, так и градоправители, которых он, к слову, поменяет на своё усмотрение. Он берёт в руки папку, открывает её и достаёт фотографию. Мужчина на фото смотрит куда-то в сторону. Взгляд острый, как и черты красивого лица, на которое, Хосок точно знает, западали всегда сразу до влажных трусов. Губы поджаты — он чем-то недоволен. Тёмные волосы треплет ветер, раньше они были короче и слегка курчавились. Сейчас ему с такой причёской лучше. Ворот его длинного пальто открывает вид на чёрные узоры, непонятными, страшными пятнами, расползающиеся по всей шее. Веном рассматривает мужчину с холодным блеском ненависти в ярких, солнечных глазах. Когда они впервые познакомились со Змеем, тот выглядел неприступной скалой и профессионалом, хотя, как выяснилось позже, был на два года младше Хосока. Ким всегда казался ему слишком умным, непробиваемым. Отчасти Хоуп мечтал быть похожим на него. Ему хотелось, чтобы к нему относились так же уважительно, как к Змею, хотелось, чтобы ему так же доверяли, так же справляться с любыми заданиями Ворона — играючи, легко, без лишнего кровопролития. Многое заставляло его смотреть на Тэхёна с завистью и надеждой научиться. Они сблизились. Как-то внезапно, неожиданно. Вместо раздражения и недоверия, которым одаривали порой слишком горячего и поспешного в своих решениях Джей Хоупа, Змей отнёсся к нему… нейтрально. А после — прикрыл спину в перестрелке, спас несколько раз жизнь, сам предложил потренироваться вместе, поставил ему правильно удар. Дружба, возможно, слишком громкое слово в их взаимоотношениях, но Хо действительно считал его другом. Он знал, что может положиться на Ви. Тот садился разобрать с ним ошибки после некоторых заданий, сдерживал его темперамент. Хосок учился, внимал, сильно вырос в своих профессиональных навыках, догнал по ценности Тэхёна, так ему казалось. Узнав, что младший брат запал на его напарника, сначала испытал шок. Даже хотел ударить, встряхнуть хорошенько, выбить из маленькой головы такую глупость. А потом вдруг понял, что ему это на руку. Ворон Тэхёна тянет всё выше, Тэхён за собой тянет Хосока, несмотря на недовольные шепотки вокруг них. И Хоуп не был дураком, как казалось многим, он умел считать. Пока его младший брат будет в отношениях с лучшим человеком Ворона, перед Хо откроется множество возможностей. Пригодилось. Тэхён мог бы убить его тогда, когда Хосок принял решение начать свой путь. Но он был слаб перед Чонгуком и понимал, что тот не простит его. Чон старший осознал, что не дружба с ним ценилась Змеем, а только лишь влюблённый в него до беспамятства мальчишка. Этим отлично можно было играть. Обнаружив, что его кумир слаб, он потерял к нему уважение. В их деле нельзя иметь слабости. Ни в коем случае. Фотография Змея размещается на стене, ловко вдавливаемая кнопкой. Веном рассматривает её ещё пару секунд, улыбаясь, прежде чем достать из папки следующую. В отличие от предыдущей, на этой парень смотрит прямо в объектив, он знает, что его фотографируют. Он улыбается счастливо, его глаза почти не видно из-за широкой улыбки и щёк, которые испачканы кровью. На фото не разобрать, но Хосок точно знает, что этот красивый до умопомрачения человек лежит на кровати абсолютно голый, его блондинистые волосы влажные и тоже испачканы кровью. Чимин появился в его жизни, когда он уже нарёк себя Веномом. Когда он выпустил наружу то, что зрело столько лет: он отчётливо стал видеть людей. Без тех иллюзий, надежд, которыми страдал ранее. Хосок больше не рассматривал в людях доброту, нет. Теперь он отчётливо видел их тёмную сторону, их боль и отчаяние, упивался этим и был счастлив каждому надломленному человеку в его поле зрения. Одним из его увлечений было сидеть в кофейне с панорамными окнами, потягивать вкусный травяной чай и рассматривать людей, словно под микроскопом. Так же, «под микроскопом», он рассматривал контрактника Пака. Его целью был майор, гнусное создание, алчное, жадное, которое требовало слишком много от тех, кто помог Хосоку быстро подняться, спонсируя его в обмен на защиту и истребление врагов. Но бонусом он взял себе вкусного, сломанного этим же майором парнишку. Кровь майора, жестоко изуродованного самим Веномом, была угощением для киллера. Хосок кормил этой сладкой местью с рук. Втрахивал гибкое, идеальное тело в роскошную кровать люксового номера и кормил, кормил, кормил, жадно кусая, оставляя следы своих пальцев, зубов. Чимин был счастлив чувствовать себя таким нужным, желанным. Хосока вело от осознания, что под ним теперь всегда будет этот идеал, доставать демонов из надломов которого было сущим удовольствием. Всё испортил простой вопрос. — Ты любишь меня? — шепчет киллер. Его тело покрыто синяками и следами зубов. Веном клеймил его после задания, где Пак по его приказу должен был лечь под другого. — Любовь убивает. Больше не спрашивай у меня такого, — сплёвывает Чон и выходит, оставляя разбитого человека наедине со своей темнотой. Наказание за такой глупый мерзкий вопрос последовало на следующий же день. Он отправил своего лучшего человека, того, кем насытиться не мог первое время, оставляя лишь для себя, на очередное задание, где не киллер, а подстилка. Видя ту боль, с которой слушал подробности задания Пак, он чувствовал, как внутри разрастается любимое ощущение власти и вседозволенности. Ему хотелось ломать этого миловидного мальчика до тех пор, пока он не забудет эту иллюзию: что кто-то кого-то может любить. Он обожал напоминать людям, что они марионетки в его руках. Хосок видел, как любовь затуманила мозг его кумира — Винного змея. Любовь — это убийца. Это слабость. Если бы он любил свою мать, её уход сломал бы его. Единственный человек, кого он разрешает себе любить — брат. Именно поэтому он ещё не убил его за измену, за предательство. Фотография Чимина новой кнопкой вдавливается в стену рядом с первой, а из папки — новое фото. На нём молодой парень, брюнет, с небольшим шрамом на щеке и тёмными глазами-бусинками, которые выглядят такими тусклыми, что было бы больно, если бы Веном умел испытывать что-то подобное. — Ваш брат поступил в институт МВД, — спокойно сообщают однажды Хосоку, а он чувствует, как эти буквы застревают поперёк глотки. Он думал, что это шутка. Нет, оказалось правда и предательство, которое он простил. Да, Чонгук объяснил свой выбор теперь, спустя девять лет, но к этому времени Чон старший уже сумел простить и окончательно понять: любовь — это дрянь, которую надо пресекать на корню. Если бы он не любил брата, простил бы он его? Нет. И тогда он бы легко избавился от него, как только младший стал рыть дело, которое трогать не надо было. Хосок очень сильно злился. На любопытство младшего, на его слабость, что не справляется сам, на Змея, что бросил малого, ублюдок. Прежде чем уйти, Хоуп всё рассчитал, а эти двое нарушили его идеальный план, добавив проблем. Пришлось чуть дольше быть в тени, чем он рассчитывал. Фотография располагается на стене рядом с предыдущими, а из папки он достаёт новую. Мужчина с некрасивым лицом, изуродованным шрамом, который тянется по его веку, захватывает лоб и щеку. Волосы, словно он их не расчёсывает, патлами свисают вдоль, делая его ещё более страшным. Взгляд злой, будто он знает, что его фотографируют. В отличие от младшего брата, Хосок никогда не питал иллюзий в сторону капитана полиции Мин Юнги. Он быстро нашёл правду о его прошлом и настоящем и не понимал, как его брат может быть настолько слеп. Но когда этот волк в овечьей шкуре засадил за решётку Чонгука, Веном принял решение: пора убирать. Он не стал мешать ему забирать своего раненного киллера, был удивлён, что тот выжил, но убивать любовников даже интереснее. Они такие жалкие и умирают так отчаянно. Очень вкусно. Хосок облизывается от предвкушения. Последние две фотографии из папки также кнопкой фиксируются в ряд. Правая рука Змея — Маска и начальник отдела полиции Ким Намджун. Две пешки, которые на самом деле не имеют для Хосока никакого значения. Было смешно наблюдать, как Намджун пытается раскрыть дело. Если не Веном, то его сожрут свои же. Он зря полез в это змеиное гнездо, его давно держат на мушке. А вот Маску должен был убить Чимин, да тот оказался ловким, как и его босс. Он как противная надоедливая мошка — мешается под ногами, но вреда причинить не может. Его убийство отлично ослабило бы на какое-то время Змея, но, увы, пришлось переиграть. Теперь это просто принцип: убрать вслед за боссом. Хосок отходит немного назад, разглядывая весь ряд фотографий. Он достаёт оружие, любимый глок, холодящий пальцы натёртым до блеска металлом, прикручивает глушитель. Рука вытянута, не дрожит, внутри абсолютная решимость. На губах играет солнечная улыбка. Выстрелы один за другим метко разрывают бумагу: один, два, пропуск, три, четыре, пять. По одной пуле на каждого и одна целая фотография. Веном рассматривает результат своей работы. Подходит ближе, ведёт пальцем по следам от каждой пули. Сдёргивает фотографию Чонгука, всё ещё целую, и всматривается в глаза-бусинки: — Вот видишь, Гуки, ты выбрал неправильную компанию. Я тебя спасу.

***

— Нам надо дождаться Змея, — настаивает Чимин. Они спорят уже битый час. — От них нет никакой информации уже почти сутки. Мы должны действовать самостоятельно, — объясняет свою точку зрения Мин. — Ты помнишь все детали плана? Змей говорил нам ждать, если они пропадут, потому что они делают это во избежание опасности, если линия на прослушке, — напоминает блондин. — За ними была погоня. А если их взяли? Ты понимаешь, что тогда, чем дольше мы сидим, тем больше вероятности, что нас просто убьют, как и их? — рычит капитан. — Я не верю в это, — ломается Пак, зарываясь пальцами в волосы. — Он спас нас. Спас наши жизни. Я не верю, что он и Чонгук мертвы! — От них нет никакой информации, линия молчит, их искали его же люди! Чимин, жди меня здесь, я поеду сам, — хватает куртку, двигаясь решительно к выходу. — Я с тобой. Не останусь здесь один, — цепляется за его руку киллер. Юнги хочет возразить. Запереть свою сладость в квартире, ключи от которой обнаружены там, где предупредил их Змей, сохранить его в безопасности. Но он смотрит в его голубые глаза, полные отчаяния, и сдаётся, чёрт возьми: — Слушай меня внимательно. Если я не выйду спустя три часа, уезжай. Бери вещи, деньги и уезжай сам. Понял? — Юнги, я не смогу… — Сможешь! — Без тебя не смогу! — Замолчи! Не смей даже думать об этом. Ты сможешь, я сказал! Всё тело трясёт, руки — ледышки, и Чимин искренне хочет орать во всё горло, срывая связки, лишь бы избавиться от этого ощущения конца. Он не хочет думать, что Змей и младший брат Хосока мертвы. Им удалось сбежать от полиции, всё было в порядке. Они должны были уже быть в столице. Пять часов назад вышел крайний срок, который назвал Тэхён для встречи. Но Юнги и Пак по-прежнему находились в квартире одни. Никто больше к ним не пришёл, даже люди Змея. Охрана, сопровождавшая их до самой столицы в такой же растерянности, но ждут молчаливо у квартиры. Разглядывая упрямую решимость в глазах своего капитана, киллер сдаётся. Он примет любое решение Юнги, даже если считает, что они не верны. До здания, в которое Пак Чимину, преступнику, вход давно заказан, добираются с пробками за час. Мин жалеет об оставленной в мрачном городе, перевернувшем его жизнь, старенькой ауди. Её номера есть в полицейской базе, ехать на ней было категорически нельзя. Выбирать не приходится, безопасность его сладости важнее даже его собственной, и уж тем более важнее машины. Юнги впадает в то самое состояние, в котором обострены все чувства. Он сам не понимает, как в него погружается. Смотрит на своего парня, робко жмущегося к нему, и понимает, что не прав. Он что-то делает не так, но не видит других вариантов. Поднимая пальцами подбородок Чимина, он смотрит в его глаза и отчётливо предупреждает: — Ты должен уехать. Не жди меня. — Через три часа… — Нет, сейчас. — Но ты сам… — Да, я говорил. Сейчас я говорю иначе. Послушай меня. Я выйду из машины, пересядь за руль и уезжай на квартиру. Не выходи никуда. Я приеду. Он вгрызается в пухлые губы, не давая возразить, целует глубоко, жадно, но нежно… как в последний раз. Эта мысль больно бьёт, заставляя отстраниться и хмуро посмотреть на блондина. — Не вздумай ослушаться меня, сладость. Капитан выходит из машины, не оборачиваясь. Потому что, если поддастся этой слабости, просто увезёт их двоих далеко, наплевав абсолютно на всех. Возможно, именно так было бы лучше сделать. Его всегда удивляла правоохранительная структура своей нелогичностью. Он так легко проходит все охранные пункты, показывая корочку капитана, и ни один из этих грозных с виду мужчин не понимает, что пропускать его нельзя, его надо связать и оттащить на допрос. А вот попасть в нужный ему кабинет, рядом с которым даже дышать опасно, не то что требовать его принять сейчас же, удаётся, заявив спокойно: — Я капитан Мин Юнги. Объявлен в розыск. Пришёл сам, но говорить буду только с ним, — кивок в сторону двери, — иначе всё взлетит на воздух. На мне десять килограмм тротила. Ударная волна до 30 метров. Хотите проверить? И, боже, храни людей, которые берут на работу секретарями глупых куколок. Она несётся в кабинет начальника, испуганно воя, чтобы тот принял какого-то человека, вместо того, чтобы включить мозг и осознать, что все системы безопасности внизу не пропустили бы человека с тротилом в здание, а вместо вызова охраны на пульте, что прикреплён у неё под столом, она сейчас, можно сказать, убила своего начальника. Юнги впускают. Он сразу показывает, что чист, но просит выслушать. То ли звёзды повернулись на его сторону, то ли Чимин сейчас молится за него, но ему несказанно везёт. Его слушают. Слушать приходится долго. Капитан рассказывает обо всём: и о том, что происходило в городе, куда его направили, и о бесчинствах того, на кого он работал, и о том, что происходит сейчас. Кто такой Веном, что его надо остановить и о том, что надо снять преследование старшего лейтенанта Чон Чонгука, если он жив. Мужчина не перебивает, делает пометки в дорогом блокноте, выглядит серьёзным. Обещает подумать. Подумать? У них нет времени думать! Но, прежде чем вспылить, капитан напоминает себе, что это единственный человек, который может помочь. Если захочет. А если нет… им конец. Из здания Мин выходит, надеясь, что больше он не в розыске. Ему ещё давать показания, выступать в суде, и всё это при лучшем развитии событий. Его счастье, что его не берут под стражу, а выпускают, словно его в здании и не было. Всё это наталкивает капитана на мысль: либо один из главных людей страны его услышал и поверил, либо он обратился не к тому и скоро его убьют, зато без бумажной волокиты. На стоянке перед зданием нет знакомого автомобиля, и Мин вздыхает с облегчением: послушался. Он едет на квартиру, открывает дверь и понимает, что нет, везение закончилось. Чимина на месте нет. Охрана расстреляна. Записка на клочке бумаги прикреплена к стене жвачкой. С каких пор ты, Мин Юнги, так жалок, что не смог верно почувствовать свою интуицию и защитить свою сладость от его убийцы?

***

Всю оставшуюся дорогу до столицы они проезжают спокойно, без преследований, ни на одном посту их не останавливают, они соблюдают скоростной режим, чтобы их не засекли радары и камеры, что увеличивает время их прибытия. Тэхён запрещает сопровождающим их людям выходить на связь по рации. У него ощущение, что их канал связи на прослушке. Единственное, на что он рассчитывает, что Чимин и Юнги будут действовать согласно их договорённости и не натворят ничего. Чонгук знает весь план детально. Поэтому, когда Змей выходит из их автомобиля, направляясь туда, откуда его откровенно могут не выпустить, он не просит его остаться. Не умоляет ни о чём, не всхлипывает, не трясётся. Он успевает коснуться в лёгком поцелуе его губ и тянется за зажигалкой, оставленной в машине. Чиркая ей, он думает о том, что любимый мужчина так часто крутил эту штуковину в руке, что сейчас он будто касается его фантома, оставившего след на металлическом бархатном корпусе зажигалки. Он намерен ждать сколько угодно времени, но его спокойствие (нет, тщательно скрываемое волнение) прерывает стук в окно. Охрана подбегает поздно, они скручивают бомжа, протягивающего телефон Чонгуку. — Я сам, — уверенно отвечает Гук, едва успев открыть окно. Он берёт в руки мобильный, верно догадываясь. — Как ты нас нашёл? — Вы слишком предсказуемы, — смеётся на том конце провода старший брат. — Хосок, прекрати это. Отпусти меня, мы просто уедем, — просит Чонгук. — Нет, уже не просто. Тэхён сдаёт меня ментам. Думаешь, я не в курсе? — его голос хоть и смеющийся, но слышится так резко, словно скрежет бензопилы. — Хо, — начинает младший, но его грубо перебивают. — Веном. Я повторял тебе слишком много раз. Слушай сюда. Если хочешь спасти шкуру своего любимого — сейчас едешь с моими людьми. Включи телефон, я пришлю тебе видео доказательство, что Ким под прицелом снайпера. Можешь отказаться ехать ко мне, но тогда попрощайся со своим ёбарем, — каждое слово со скукой в тоне. Всё так легко. Он надеялся на интересную игру. — Я приеду. Не трогай его, — сбрасывает звонок Чонгук и выходит. У него внутри пожар. Всё сгорает дотла, языки пламени лижут его сердце, причиняя боль. Ему не надо думать, чтобы принять выбор. Он не сомневается в словах Хосока. Всё, что они предпринимали, было зря. Но Тэхён должен быть жив. Пусть они не будут вместе, но любимый человек будет живым. И как знать, возможно, когда-то Чонгук сможет уговорить Хосока отпустить его. Скорее всего, в глазах охраны он выглядит предателем, ведь просит их не преследовать, объясняет спокойным тоном, не выдавая внутренней боли, что сам добровольно хочет поехать с людьми брата. Просит передать Змею, чтобы его не искали, он принял сам такое решение. Убеждённый, что его послушают, дурак, идёт следом за головорезами Венома, появившимися словно из-под земли. Когда Тэ выходит из здания спустя несколько часов, взмокший от напряжения, уставший и абсолютно вымотанный, он уже чувствует, что что-то не так. Он знает. У него в груди всё скручивает от боли, словно там колючая проволока змеёй все органы огибает и впивается в сердце. Слушает отчёт своих людей спокойно, нечитаемым взглядом рассматривая пассажирское сиденье, пахнущее, он чувствует, Гуком. Ударом одной левой разбивает нос того, кто смеет прокомментировать: «Сопляк сдал вас, босс». Ругает себя за то, что не почистил команду от тупых людей. Заводит мотор и включает мобильный впервые за последние двое суток. Он не ошибся. Усмехается, изучая адрес, присланный Хосоком, и быстро вбивает в навигатор, выжимая всю скорость из машины. — Гуки, ты правда думал, что я не поеду за тобой? Держись, малыш, папочка заберёт тебя оттуда.

***

— Это было слишком легко, — цокает Веном, откидываясь на спинку роскошного кресла, больше похожего на трон. Оно смотрится нелепо в полуразрушенном, грязном здании. — Вы настолько ослеплены любовью, что ни черта не соображаете, — окидывает взглядом двух молодых мужчин перед ним, один из которых — на коленях. — Хосок, — голос младшего брата звучит надломлено. Это так злит. — Не вздумай умолять меня пощадить твоего ёбаря, — Хо наклоняется вперёд, глядя с презрением. — Ты обещал мне, что не тронешь его, если я пойду с твоими людьми, — напоминает Чонгук, чувствуя, как быстро колотится сердце в груди. — Гуки, ты мой любимый младший брат. Я всю жизнь любил только тебя. И чем ты отплатил мне? Предательством, — король на своём троне вздыхает театрально, прежде чем продолжить. — Но я прощаю тебя. Снова! Уже дважды. Третьего раза не будет, братик. Так что не облажайся, пожалуйста. Ну а ты, — Веном переводит внимание на сидящего перед ним на коленях полуголого блондина. На его шее ошейник с шипами, тонкая цепь тянется змеёй к рукам хозяина, — всё ещё жив почему-то. Я видел в тебе ангела смерти, моего приспешника. А ты попал под морок вшивого мента и стал собакой. Не хочу пока что тратить на тебя пули. Лёгкой смерти ты не захотел. Значит, поиграем, и ты развлечёшь меня, пока мы ждём всех остальных. Звенья поводка натягиваются, Чимин сопротивляется, уткнувшись взглядом в пол и кусая окровавленную губу. Избили его знатно. Хосок сильнее тянет поводок, вынуждая ошейник затягиваться и впиваться шипами в изящную шею. Пак терпит до последнего, пока не ломается, падая лицом на грязный бетон, осыпаясь противным всхлипом, за который ненавидит себя. — Принесите его сюда, — спокойно отдаёт приказ своим людям Чон старший. Ослабевшее тело подхватывают грубо, притаскивая, швыряя к ногам чудовища. Каблуки высоких сапог вдавливаются в избитое тело. — Побудешь моей подставкой для ног. Здесь тебе самое место. Отдохни, тебе пригодятся силы, когда мои ребята будут праздновать нашу победу и пустят тебя по кругу, трахая до смерти. Это не оборот речи, Чимин, — улыбается счастливо Веном и требует. — Дайте ему еду в собачьих мисках. Хочу его накормить, чтобы он вытерпел всё, что вы для него подготовили. Люди Хосока, такие же безумные, как их хозяин, скалятся довольно. По их диким глазам можно лишь гадать, какие издевательства они планируют совершить над когда-то фаворитом их Отца. — Гуки, тебе стоит познакомиться с новой семьёй, — возвращает внимание брату Веном. — Для них я Отец, Папа. У нас в семье строгая иерархия. Я дам тебе время привыкнуть, выкинуть из головы весь бред мнимой любви к Змею и тогда введу в курс дела. — Хосок, услышь меня, — устало просит Чонгук, понимая, наконец, что старший брат даже на собирался оставить Тэхёна в живых. — Я не хочу. Не хочу быть частью этой семьи. Оставь нас в покое. Отпусти нас. Мы просто уйдём. Я обещаю, что не обращусь в полицию… — Тебе и не надо этого делать, всё уже сделал твой любимый, — ухмыляется Хо. — Но я устал слушать твою заезженную пластинку. Уведите его в комнату. Оставьте с ним охрану. Чонгук оборачивается на выходе из помещения, чтобы столкнуться со льдом когда-то солнечных глаз и понять: Чимин, Юнги и Намджун были правы. Хосок никогда не остановится. Но гораздо страшнее ему осознать: Хосока больше нет. Есть только Веном, поглотивший весь, целиком всё, что принадлежало когда-то его любимому брату. Те долгие полчаса, что Веном измывается над киллером, потягивая за поводок, наблюдая, как корчится от боли парень у его ног, вдавливая попеременно каблук и подошву сапог в самые чёрные гематомы, оставленные битами и кулаками его же людей, Пак умоляет о смерти. Нет, он не кричит, не просит. Он лишь молча просит Вселенную, космос: «Убейте». Убейте меня и спасите Юнги. Убейте меня и спасите Юнги. Дайте мне умереть и дайте Юнги шанс выжить. Он почти теряет сознание от боли, когда за дверью слышится какая-то возня, и в помещение врывается капитан, стирая тыльной стороной ладони кровь с разбитой губы и направляя дуло пистолета на Хосока. — Юнги, беги! — выкрикивает, надрывая голосовые связки, Пак, прежде чем получает тяжёлый удар по голове. Тело мешком оседает на бетонное крошево. Перед глазами всё плывёт. Последнее, что он видит — разъярённое лицо любимого капитана. — Беги, — шепчет, прежде чем отключиться. Хосок счастливо улыбается: всё идёт по его плану. Осталось дождаться последнего гостя.

***

Lay — Lit Когда машины, полные вооружённых людей Винного змея, выстраиваются перед полуразрушенным зданием, их не встречают обстрелом, что подозрительно. Тэхён отправляет своих бойцов по периметру, закидывает на плечо винтовку и делает последнюю затяжку сигареты, прежде чем вышвырнуть окурок. Он прислушивается к звенящей тишине, скользит пристальным взглядом по всему зданию, рассматривая каждое мутное окно, и замечает лёгкое движение. Взмах руки, винтовка молниеносно ложится в ладонях, как влитая, раздаётся звук автоматной очереди, звон разбитого стекла и ответный обстрел. Люди Тэ спешат закрыть босса, пригибаясь, и ведут его кольцом ко входу. Без слов, знаками на пальцах, разбегаются в стороны по группам, чтобы найти самое дорогое для босса — его мальчика, которого должны достать из логова чудовища, вытащить живым, даже если ценой собственных жизней. Передавая винтовку своему человеку, Ким берёт в руки макарова, снимает с предохранителя и выставляет руку вперёд, готовый выстрелить любому, кто встанет на пути. Под ногами хрустит бетонная крошка, рубашка с закатанными рукавами не спасает от холода и пачкается о стену, к которой он прижимается спиной, поднимаясь по лестнице. На первом этаже где-то в глубине слышатся выстрелы, в наушнике после шипения: «Первый, левое крыло — чисто, уходим в правое». Перед ним идёт его человек. Не хватает Джина. Он гонит эту мысль, напоминая, что обязан выжить сегодня и для своего любимого человека, и для лучшего друга, чью задницу теперь надо вытаскивать из тюрьмы. Второй этаж встречает их пулемётной очередью, они едва успевают пригнуться, когда кирпич стен крошится на их головы, а его человека ранят. Тот с глухим стоном садится на лестницу, а Ким стрелой летит вперёд, выбивая пулей оружие из руки напавшего. Его парни спешат за ним, обезвредить второй этаж, пока раненный ждёт помощи. В наушнике: «Ранение, несмертельно, лестничный пролёт на второй этаж, терпимо, уйду сам». Из-за свистящих пуль не слышно больше ничего. В глазах холод и смертоносный яд, которым Змей планирует отравить каждого, кто причастен к похищению его мальчика. Они заканчивают чистку второго этажа, но не успевают среагировать на предупреждающий вскрик в наушнике: «Верх». Тэхён оборачивается, когда первая выпущенная пуля метко летит в него. Руку обжигает, а его человек сбивает его с ног, валясь сверху мёртвым грузом. — Суки, — стонет Ким, чувствуя, как закатанный рукав рубашки липнет к свежей ране, окрашивая белую ткань алым. Мертвеца снимают с него, помогая встать. Жалеть каждого из своих бойцов он будет потом, сейчас он лишь зло рычит, спеша вслед за своими людьми, переступая через трупы врагов, чтобы взбежать на третий этаж и встретить новую атаку. Отдача, с которой впиваются две пули в его бронежилет в районе рёбер, вынуждает задохнуться на пару секунд. Если бы не чёрная ткань, он бы уже истекал кровью, пусть и несмертельно, а пока лишь саднит рука, слабея. Возможно, задеты сухожилия. Думать об этом некогда, как и рассматривать рану. Он спешит выше, фиксируя от своих людей отчёты: «второй — чисто, босс — ранение в руку, есть убитые», «правое крыло первый — чисто», «третий — чисто», «обнаружили подвал, блять, заминировано, работаем». Они поднимаются на последний этаж, понимая, что Веном и его заложники либо там, либо его вообще нет в здании, и тогда всё гораздо сложнее. Тэхён останавливается, чтобы отдышаться, чувствуя, как перед глазами темнеет. Он недооценил потерю крови и теперь пытается вернуть себе силы, чтобы сделать последний рывок. Звук выстрелов эхом разносится по этажам. Змей чувствует, как будто его толкают в спину, а затем не может удержать равновесие и падает на колено, не сразу понимая, что прострелена нога. Его люди кидаются добить ранившего их главаря. — Дебилы, блять, босса прикрывать кто будет?! — орёт на своих капитан его боевого отряда, помогая Змею подняться, зажимая рану. — Мы же думали чисто, — испуганно отвечает ему один из ребят. — Дурни, — по-доброму смеётся Ким, скрывая в этом смехе стон боли. — Сам виноват. Я ж вас на работу брал. Команда перестраивается, беря босса снова в кольцо, один помогает ему идти, пока Змей хромает. — Вы мне только Гуки спасите, ребят, всё прощу, блять, — шипит Ви, сверля взглядом последнюю наглухо закрытую дверь. Его люди вышибают дверь, зачищают последний этаж и разводят руками — никого. Ким смотрит на вычурный предмет мебели посреди пустого помещения и собачьи миски перед ним. — Крыша. Чёртова крыша. Ищите, как попасть на крышу, — садится он на кресло, пытаясь восстановить дыхание, пока его человек бинтует его раны. — Нашёл! — слышится голос одного из его бойцов, и Ким подрывается, отталкивая помощь. Хромает к железной лестнице, ведущей вверх. Его люди поднимаются первыми, выбивая дверь. — Ну, здравствуйте, гости дорогие, мы вас заждались, — слышится голос Венома. Тэхён рычит. Цепляется татуированными пальцами, взбираясь, давит в себе всю ненависть к этому человеку, глотает боль от каждого движения и отталкивает руку своего человека, который предлагает помочь уже наверху. Медовый взгляд молниеносно находит своё сокровище. Чонгук стоит на самом краю выступа. Шаг — и полёт с крыши пятиэтажного здания. Рядом с ним Юнги со связанными руками и лежащий, непонятно живой ли, оголённый Чимин, всё тело которого покрыто кровоподтёками, а шея опутана ошейником и цепью. Киллеру досталось больше всех, он напоминает месиво, а не живого человека. — Мне не нужна эта война, Хосок. Отпусти их, дай нам уйти, — рычит Змей. — Эта война нужна мне. Здесь всё происходит, как хочу я. Мне плевать на твои планы, — надменно заявляет Веном, потирая дуло пистолета об ткань идеально сидящих на нём брюк. Он единственный в верхней одежде, и, с учётом вполне прохладной погоды, у него даже в этом преимущество. Полы бежевого пальто развеваются на ветру. — Вы слишком долго. — Всё это ради того, чтобы убить меня? У тебя было столько шансов, зачем этот цирк? — делает шаг вперёд Тэхён, хромая. — Ох, тебя ранили, бедняжка, — играет скорбь Веном. Чонгук дёргается вперёд, но дуло пистолета его старшего брата молниеносно направляется на него. — Мы все тебе очень сочувствуем. Стареешь. Больно? — Зачем всё это? — повторяет вопрос Тэ, стараясь не обернуться на своего зайчонка. Нельзя. Сейчас всё внимание королю этой игры, иначе он обидится, что его обделили. — Так интереснее, — пожимает плечами Хосок. — Скажи своим людям убраться. Иначе я подорву всё здание сейчас же, полетим все вместе. Продолжим битву на небесах, — в руках медноволосового психопата пульт. Он играючи показывает его, крутит, словно хвастается любимой игрушкой, прежде чем снова опустить в карман пальто. — Ты всё продумал, да? — ухмыляется Ви. Он оборачивается к своим людям, кивком головы отдавая приказ уйти. — Вы так предсказуемы, что с вами скучно, — смеётся Чон, внимательно следя, чтобы все покинули территорию крыши, кроме его игрушек. — Моя задача была лишь напугать вас, чтобы вы двинулись, наконец, в столицу. Ведь ты сразу запланировал просить помощи у правоохранительных органов, Змей. Понимал, что не справишься со мной, да? — надменно, получая удовольствие от своего превосходства. Он молча кивает головой, чтобы его люди закрыли вход на крышу во избежание попыток спастись тем, кто должен по его плану встретить здесь свою смерть. — Меня уже не было в городе, пока вы думали, что мои люди держат границы. Нет, я бы дал вам спокойно выехать, это всё полиция. Разволновались отсутствием Намджуна. Ты сам себе вырыл яму, решив спасти ментов. Тебе надо было сдать их, и ты уже был бы на пути свободы с Чонгуком. Ты знаешь, я даже боялся, что у тебя получится. Но ты оказался идиотом. И почему ты казался мне умным? Я даже ровнялся на тебя. Смешно. — Ровнялся? — Тэхён делает вид, что удивлён, пытаясь отвлечь разговорами, тянуть время и думать, как спасти их всех. — Да, помню, как ты ставил мне удар. Спасибо, пригодилось. Ворон тоже оценил, — запрокидывает голову, обнажая зубы Чон. Его смех звучит карканьем и предвестником смерти. — Отпусти хотя бы Чонгука, он же твой брат, — Ким делает шаг вперёд, но на него направляют сразу три ствола. — Не двигайся, стой на месте, — Веном меняет смех на лёд в голосе. — Можно я сяду? На пол, мне плевать. Нога ноет стоять, — потирает кровоточащую рану Тэ. — Садись. И где твоё оружие? Отдай его моим мальчикам, будь паинькой, — переводит на него пистолет Хосок. Тэхён потирает рану окровавленными пальцами, перемещает взгляд на Пака и стонет от боли. — Да-да, сейчас отдам, — тянется к оружию, заткнутому за пояс брюк. — И тебе придётся раздеться. Твой бронежилет мешает мне убить тебя, хотя я не против расстрелять твою шею, всегда раздражали эти татуировки… — Хосок стремительно подходит к Змею, направляя дуло пистолета прямо в его горло. — Так снимать? — спрашивает Тэ, медля, распрямляясь, одновременно швыряя своё оружие в сторону и резко поднимая руки вверх. Люди Венома реагируют быстро — тут же приближаются к нему, удерживая на нём прицелы. — Думаю, как будет красивее: изрешетить твою шею или всё тело? — почёсывает подбородок Веном. — Вау, — громко вскрикивает Тэхён, заставляя дёрнуться в его сторону и Хосока, и его людей, он делает хлопок у себя над головой, привлекая всё их внимание к себе. — Вот это представление, Хоуп! — Заткнись, — разъярённо шипит Веном, понимая, что его дурят. — Пора кончать с этой пустой болтовнёй! Винный змей поворачивает голову к своему любимому человеку. Глаза-бусинки расширены от страха. Ким одними губами успевает шепнуть «люблю», прежде чем разносится дикий крик ужаса и несколько выстрелов. — Нет! — разрывает глотку Чонгук дёргаясь в сторону любимого мужчины, задыхаясь от боли и ужаса, чувствуя, как кто-то толкает его в сторону. Он больно ударяется головой, мутным от слёз взглядом ловя картину, как перед ним рушатся мёртвым грузом несколько тел. — Люблю, — шепчет, пытаясь найти среди них Тэхёна, и отключается.