Через какое-то время в блеклой покраске стен Альфред стал замечать узоры. Рисунки на стенах казались ему сейчас в разы интереснее слов преподавателя, тот даже не слышал обращения к себе и только вяло извинился, когда на его отстранённость обратили внимание. Честно — совсем не до этого. В голове мыслей ворох, беспокойных и тревожных, и думать про английскую революцию, про Шекспира, про деление клеток, да про что угодно, казалось сейчас таким глупым и мелочным. Иван бы такое не оценил, и Альфред это понимал.
Почему всё именно так?
Если бы у Альфреда был шанс задать Богу всего один вопрос, то в своём нынешнем состоянии он бы задал именно этот.
Почему всё так? Почему он оказался тут, почему с Иваном, почему
вообще Иван так в сердце к нему забрался и не выходит? Что вообще с Иваном происходит?
Где он?
Попытки узнать что-то успеха не приносили, потому как стоило Альфреду в разговоре с тем же Франциском задать вопрос про Ивана, тот пожимал плечами, оттараторивал, что ничего не знает, и по каким-то очень важным делам быстро убегал. Франциск обсуждал только театр, но на нём Альфред фокусироваться не мог. Он уже стократно пожалел, что в принципе попросился на какую-то весомую роль. Такой он жалкий. Иван бы точно не оценил.
Пару недель спустя Альфред получил сообщение от Чун. И — о чудо! — та имела счастье переписываться с Брагинским. От этой новости Альфред получил замечание за шум в библиотеке, но, подскочив с места, он быстро скрылся куда подальше, чтоб спокойно всё прочитать.
Чун писала, что Иван связывался с ней пару дней назад. И, боже, Альфред был готов плакать от счастья. Он жив, и это главное. Но ничего внятного узнать не удалось, в переписке Иван разве что делился своими тревожными мыслями, очень отвлеченно объясняя концепт Вселенной, реинкарнации, смысла жизни. Будь Альфред менее возбужден от счастья, то, скорее всего, обеспокоился настроем Брагинского, но пока он был просто рад тому, что Иван цел. Даже злиться на китаянку не стал, что так поздно она написала, но понимал, что, скорее всего, Иван в принципе просил её ничего не говорить.
Однако, несмотря на это всё, Альфред всё же выбил аудиенцию у Франциска в пустом зале после репетиции, где прямо, как казалось Альфреду, обрадовал его новостью про Ивана. Правда, Франциск не показался таким уж радостным, скорее настороженным, и это всё напрягало сильнее.
— Ты что, знал всё? — Альфред не мог понять, чего в нём больше сейчас — злости, недоумения или отчаянного желания заорать и побиться о стену.
— Ну, как, — Франциск пожал плечами неоднозначно, копаясь в телефоне, который Альфред попытался выхватить. — Личное пространство, дорогой.
— Нет уж! Сначала ты мне скажи, и я отстану, и…
— Дорогой, — француз быстро убрал телефон и выставил перед собой руки. — Успокойся. Выпей чаю. От твоей истерики тут лучше никому не становится.
— У меня не истерика.
— Да оно и видно. Так, давай, учи текст лучше. Я напишу, если что-то станет известно, — он похлопал Альфреда по плечу и собирался уходить, но Альфред схватил Франциска за руку.
— Расскажи, что с ним, — Франциск стоял неприступной крепостью с каменным фасадом нечитаемых эмоций, а Альфред как открытая книга, читай — не хочу. Он вцепился в него сильнее, с отчаянием ребёнка, умоляющего родителя купить
ту самую игрушку в магазине. — Франциск, ну прошу тебя!
— Mon cher, Иван мой друг, — Бонфуа мягко положил свою ладонь на руку Альфреда, отчего железная хватка стала слабее. — И я переживаю за его состояние не меньше, а
может и больше, чем ты. Я с ним уже третий год бок о бок живу и видел его в худших его днях, пока он был тут, и знаю его худшие дни. Насколько он мне позволил это. И я не хочу предавать его доверие рассказами каждому милому мальчику, с которым он общался, только потому что меня об этом попросили.
— Я не…
— Вот и всё.
Воспользовавшись растерянностью Альфреда, Франциск убрал его руку, развернулся и поспешил уйти, но Альфред бросил последний аргумент. Отчаянный, почти безнадёжный, крик последней надежды.
— Я люблю его!
Франциск остановился, пару секунд принимал решение и всё-таки обернулся, растягивая мягкую улыбку, а потом подошел ближе к Альфреду.
— Я знаю, дорогой. И рад, что ты в этом сознался. И, раз уж на то пошло, я тебе исключительно по-дружески советую не давить на Ивана своими чувствами.
— Я не…
— Ой, я тебя умоляю, — схлестнув руками, Франциск закатил глаза. — Даже я понял эти намёки, а Иван-то уж точно не дурак.
— Да какая разница на мои намёки! У него есть Аня, мне ничего не светило бы всё равно! Я просто хочу знать, что он в порядке! — голос дрожал, а глаза щипало от слёз, и от чувства загнаности в угол Альфреду хотелось разрыдаться в голос. — Меня достало, что вы мне ничего не говорите! Меня достало, что Иван мне ничего не говорит! Я будто никто! Я тоже могу быть его другом, я тоже могу хранить его тайны и быть рядом, если ему нужно, я тоже…
— Тогда заслужи его доверие хотя бы уважением к нему, — с ноткой холода, которую терпеть не мог Альфред, ответил Франциск, хмуро глядя на парня. — Если Ивану нужно быть одному — пусть будет. А ты засунь свои хотелки, свои фантазии и свои «я» подальше. И на этом всё. У меня дела есть.
Теперь уже Альфред не спешил тормозить Франциска, заторможено глядя ему вслед, пока по щекам неукротимо лились слёзы. Он несколько раз пытался их безуспешно убрать, но забросил это и, когда в зале перестало быть так уединённо, отошёл в гримёрку, чтоб прореветься и успокоиться.
Слишком много всего за раз. Каким же жалким он себя чувствует.
***
Ссора, если это всё же была она, с Франциском заставила Альфреда выпасть в апатию ещё больше. Теперь уже его соседи стали переживать, то и дело пытаясь привести его в чувства то шутками, то разговорами, но долгого эффекта это не приносило.
— Я плохой человек, если хочу этого?
— Чего?
— Ну. Внимания Ивана?
Альфред перевёл взгляд на Мэттью. Они в последнее время стали много времени проводить вместе, к тому же, не считая теперь Франциска и Эмили, Мэттью стал как раз тем, кто сам обо всём понял. Альфред ему особо не признавался, но это было как-то очевидно для них обоих. Плюс, канадец оказался идеальным вариантом карманного психолога — он не такой экспрессивный и шумный как Чиран и не такой замкнутый и отстранённый как Кику. Мэттью был как плюшевый медвежонок, который Альфред облюбовал дома у Мэгги, разве что обнимать канадца Альфред не лез.
— Почему ты так думаешь? — Мэттью монотонно переписывал конспекты, пока Альфред сидел рядом, надеясь, что никто их не подслушивает. Впрочем, у Уильямса был ещё один огромный плюс — он умел создавать изоляцию. С ним они оба словно переставали существовать для всего окружения.
— Он этого не хочет.
— Ну, — пару секунд спустя Мэттью пожал плечами неоднозначно. — Вы же даже это не обсуждали.
— Да, но… — вздохнув тяжело, Альфред разложился на столе и уронил голову на руки. — Это сложно. Типа, ну. У него есть эта Анна. И у меня… Мэгги…
— Ага.
— И он не хочет делиться со мной ничем, он не хочет проводить со мной время, и его эти друзья или кто они ему не хотят, чтобы я что-то знал.
— Так тебе обидно, что тебя не зовут в закрытый фан-клуб Ивана Брагинского? — Мэттью вскинул бровь, а Альфред растерянно моргнул.
— Что? Нет. При чем тут это? Я просто… Ну, я просто хочу быть частью его жизни. Это что, так ужасно?
— Нет, но… Вам может быть просто не по пути. Выкинь это из головы. Не изменяй своей девушке хотя бы так.
Фыркнув, Альфред отвернулся и перевёл внимание на книги. Точно, они же заниматься сюда пришли. А Мэттью уже почти закончил.
***
«Зал. Срочно.»
На сообщение от Франциска в любой другой ситуации Альфред отреагировал бы в целом однозначно, однако на этот раз это было чем-то… Не тем. Репетиций не было, по пути в зал Альфред трижды проверил расписание и все сообщения, о внеплановых репетициях речи не шло. Но в то, что это будет что-то связанное с Иваном, ему верилось так же слабо. Самым очевидным было объяснение, что Франциску нужно было что-то объявить остальным театралам. Объяснение хорошее, однако не верное.
— Мы ждём кого-то ещё? — подходя к Франциску и не отметив никого вокруг, неуверенно предположил Альфред.
— Нет. Мне нужен только ты, — Франциск выглядел устало и довольно отстранённо, как-то потеряв ту теплоту, которую он проявлял к Альфреду. Либо же Альфреду так казалось.
— Сделаешь мне выговор, начальник? — глупая шутка не пришлась Бонфуа по вкусу, и тот только закатил глаза под нервный смешок американца.
— Нет. Иван в больнице. Вот всё, что я хотел сказать.
На секунду Альфред снова потерял равновесие, однако устоять смог.
— Как? Как в больнице? В какой? Что случилось? Почему ты… ты решил мне сказать? Я думал, ты меня уже терпеть не можешь, а… Он давно? Он в порядке? А можно…
— Эй-эй, уймись! — взяв Альфреда за плечи, Франциск встряхнул его, приводя в чувства. — Он жив, всё хорошо. Тебя всё равно не пустят, и вряд ли уж Иван захочет с тобой видеться, но… Мне тебя так жаль. Смотреть на тебя не могу. Хотя бы неизвестностью не изводись.
— Ты мне одну неизвестность на другую заменил! Легче не стало! — Альфред вцепился во француза, а тот в ответ попытался убрать его руки.
— Ну извини, — Франциск нахмурился. — И уж будь добр не проболтайся Ивану, что знаешь об этом. Он не простит ни мне, ни тебе.
— Франциск, пожалуйста, что с ним происходит? — Альфред уже ненавидел это в себе, и несмотря на то, что ему казалось, что всё, что надо было, он выплакал, но голос дрогнул снова. Выражение лица Бонфуа смягчилось, но заменилось противной жалобностью.
— Он болеет. Давно. Я не стану говорить тебе больше. Если захочет, расскажет сам. Отпусти меня, дорогой, будь добр.
Не имея больше сил добиваться хоть чего-то, Альфред отпустил руки и кивнул устало.
— Спасибо, Франциск, — пробормотав тихо себе под нос, Джонс остался расстерянно стоять, пока Франциск, немного замешкавшись, похлопал того по плечу и направился к выходу.
Теперь Альфреду нужно было прийти в себя, добраться до комнаты, пнуть стену, ударить её кулаком или головой.
Легче не стало.
***
К вечеру, не сдержавшись, Альфред отправил Ивану сообщение. Он старался подбирать максимально ненавязчивые выражения, но всё казалось неправильным.
Скинуть какую-то статью? Слишком холодно и неуместно.
Шутку? Ещё хуже.
Спросить как дела? Навязчиво.
Честно во всём признаться? Ещё хуже.
Долго ломая себе голову над этим, Альфред всё же выбрал, на его взгляд, золотую середину в формулировках.
«Хей, надеюсь, у тебя всё хорошо. Как будет время, хотел бы попросить тебя помочь разобраться с одной темой. С меня чай ;)»
Уже через десять минут всё стало казаться слишком глупым и, методично отстукивая ритм ударами головой об стол, Альфред неустанно повторял, какой он идиот. Впрочем, многое он не терял, потому как даже к утру сообщение осталось непрочитанным.
