Кадиллак угнали

Первая странная ситуация, которой сначала не было придано вообще никакого значения, случилась ровно через восемь дней после знакомства с Пэйтоном. Слава, как обычно во время шумной вечеринки, забился куда-то в угол барной стойки и обходил стороной весь движ. Сидел, пил коктейль, держал телефон перед глазами. Спокойно стало только когда музыка переключилась на медленную и тихую, для парного танца. Марлоу приложился затылком к стене и стал выискивать Моргенштерна, тот нашёлся около окна вместе с Пэйтоном. Стало как-то... обидно, что ли. В голове на этом моменте будто что-то щёлкнуло. Славик, солнце, это что, ревность? Он нахмурился, мотая головой. Конечно, ревность к друзьям существовала, но только если ты этим самым друзьям не доверяешь и за людей считать отказываешься. Хватает ли внимания тебе от своих друзей, Слава? Да, моргает Марлоу, хватает. И возвращается глазами к телефону. В ту же секунду ему приходит уведомление о новом сообщении с незнакомого номера. "Союзы с американцами Моргенштерна никогда до добра не доводили" – написано. Это напомнило Славе о тех "волчьих" цитатах, которые обычно говорил Алишер с поднятым вверх указательным пальцем. Немного смешно, и Слава задумался над тем, кто мог так пошутить. На ум почему-то приходил Мотороллашеф. Обиделся, что его с собой не взяли, наверное. Марлоу быстро напечатал ответ: "Да не дуйся ты". Когда ничего более не последовало, и он уже успокоился было, раз предполагаемый Андрей понял, что его раскусили. Слава отложил телефон на стол, но тот снова пиликнул. "Славик, нет, это не он. В Новосибе сейчас 5 часов утра, думаешь, ему нечего делать?". Марлоу улыбнулся, покрутив полупустой стакан в ладони. "Всё, ты уже спалился". И, засмотревшись на пляшушего Моргенштерна, он даже не вспомнил, что "в Новосибе" сейчас просто не могло быть пять часов утра, потому что у них сейчас три ночи. Чего Алишер точно не ожидал услышать, так это испанскую попсу на такой вечеринке, но он был слишком пьяным для того, чтобы обматерить диджея. Поэтому решил вместо этого просто запрыгнуть на стол и сплясать лезгинку. Слава подавился, с трудом не выплескав остатки коктейля на пол. Да не татарин он вовсе, ну не татарин – грузин, по маме, по отцу, по бабушке, он вообще коренной житель Грузии с пятнадцатого века! Теперь оставалось только задаваться вопросом о том, где его учили и кто его учил танцевать так, что даже после солидной порции крепкого вина он уверенно стоял на небольшом круглом столе, умудрялся поймать тот самый грузинский мотив в испанской песне и выплясывать, словно настоящий грузинский мужик. Пэйтон задорно просвистел неподалёку от Моргенштерна, и Слава проснулся от своего молчаливого созерцания. В башке снова что-то щёлкнуло. У Пэйтона слишком, слишком хищный взгляд, которого до этого у него никогда не наблюдалось. "Союзы с американцами Моргенштерна никогда до добра не доводили" – замаячило где-то тихим шепотком в сознании. Слава с подозрением посмотрел на свой стакан, снова глотнул. Нет, ничего там кроме холодного молока и ягод не было. Тогда он снова вернул внимание на Мурмайера. Его жесты казались до безобразного нетерпиливыми, будто он хочет что-то сделать, но ещё не время. Марлоу снова нахмурился. О чём могла идти речь, хорошо, Слава, если допустить, что ты в чём-то прав. О чём? Со взгляда русского человека Пэйтон действительно похож на гея. Проблема была в том, что если он действительно хотел Алишера как девушку... Ну, как минимум у него мало что может получиться. Как максимум, его взгляд был уж очень похож на показ именно таких желаний. Алишер на середине песни всё-таки упал со стола, уронив и сам стол с рядом стоящими стульями. Марлоу подскочил с места, подбегая к нему. Что же, теперь у Пэйтона было действительно жалостное лицо, без намёка на то, что видел Слава пару секунд назад.