Warped and Bewitched

– Теперь тебе можно сказать. Думаю, можно. Глен уже заранее понимал, что здесь было нечисто. Доминик не просил сигарету, но залетел в отделение как-то нервно – иначе, чем в остальные дни. Это более походило не на стресс и вечную усталость, а выливалось в психоз. Ховарда трясло. Но он упал на кресло через стол от Роу и сложил руки в замок. И захотел говорить. – Доминик… – Тихо-тихо… – просили. – Я знаю, что ты хочешь тут вякнуть. Про мою одержимость? А, ну-ка? – Ты и говоришь так, будто… Это же и правда уже походит на… – Заткнись. Ховард огрызался. Становился невыносим. Он терял себя как личность и полностью выходил из-под контроля. Бросить сына с едва знакомой женщиной – так, по-вашему, поступают благочестивые отцы? Они, сталось, спокойно отправляют сына одного в школу, а сами бегут по пятам за молоденьким преступником с района? Следят за мальчишкой? И… Г-грязнятся в мыслях, ага? Грязнятся в мыслях, да? Доминик помешался явно и проследил за Мэттью вплоть до колледжа. Точнее, до той точки, в которой разоблачение вскрылось возможным, возникновение такой ситуации считалось опасным. Ленная походка в хромую развалочку, периодически замечавшийся тремор свободной руки – в другой же была сигарета, однако забавно, ведь Беллами почти никогда не курил. Почти никогда. И Ховард – он готов был поклясться – уже и сам желал сигарету. И попросит ее – точно попросит! Стрельнет у Глена одну – или даже две! – сам выбьет огонь, украв газ с зажигалки. Нервы. Вечная усталость… Стресс. Работа-то не из легких… – Этот Мэтт – ублюдок и блядское отродье, – начал Доминик с неприязнью. – Я знал его десять лет назад, хуже – и с каждым годом, он… Весь на спорте, гоповатый, лицо перекошено от наркотиков. Всегда под кайфом и никогда – трезвый, но раскололся быстро. Я-то знаю, что он долбит… – тот кивнул, искренне веря самому себе. – Видите ли, заделался индивидом, возомнил из себя… Сам знаешь. На лице Роу было написано полное непонимание. Ховард совсем умом тронулся, рехнулся, что ли? С чего бы ему вдруг стало нужным распинаться о Мэтте Беллами, когда Глен и так все прекрасно понимал – они его шайку, Мэтта этого, чуть не четвертый месяц пасли? Интересно будет, если для Доминика все эти недели срослись в один день. Как ебаный день сурка. Как и в Мэттью, когда тот распространялся о Ховарде как о копе с района, в Доминике лихорадка уже бурлила. Он вернулся к максимально серьёзному выражению лица: – Этот пиздюк знает, что мы следим за ним и будем следить. Он присел на свое очко и стал меньше светиться, я давно заметил. Думаю, у него есть пару наркостратегий, но они сгниют-то даже раньше, чем его чертово тело, пропитанное солью. Роу дернулся. Стало мерзко и жутко, ведь Ховард так спокойно говорил о смерти Мэтта, которая, по логике вещей, должна была наступить в недалеком будущем. Доминик явно видел, представлял и воображал – может, даже мечтал о том перед сном! – как тело Беллами разлагалось… Шесть футов под землю – и вперед, но никак не в рай. – Он видел нас, подозреваю… Я караулил, пока ты отходил, и видел Мэтта с его дружком. Это Кирка сын, я их, Кирков, знал заочно, пока учился… Тоже семья не из… – Ховард взметнул головой. Семья Доминика тоже была далека от примерной. Даже не претендовали на праведность – довольно дерзили, но это считалось в северном Лондоне приемлемым, чем-то вроде особенности «местных». Они не причащались, ни разу не бывали на службах, да и Ховард к алкоголю пристрастился после двадцати пяти – не по-христиански как-то. Ни Джеймс, ни Мэдисон не были крещенными. Об этом не упоминалось ранее, но… Замечалось в семье Ховардов рукоприкладство… Да-да. – Мэттью выводит меня из блядского душевного равновесия и прямиком нахуй, – красноречиво отругал Доминик. Он сплюнул под ноги – и плевать было, что в офисе. – Понимаешь? Недолго подумав, но успев взвесить «за» и «против», Глен допер: лучше было говорить правду. Так и сидя напротив взъерошенного Ховарда, всего в нетерпении, Роу честно выдал: – Не понимаю, Доминик, – молчание с секунду. – Не понимаю. Это вывело из равновесия еще сильнее. – У тебя дети? – замерцал Ховард. – Две дочери, да? – Ты и так прекрасно зна… – Представь теперь, как их трахает поочередно какой-то выблядок с района. Может, и вместе. Втроем, – давил тот. – Доминик, это… – Он трахает их, одной засаживая свой член поглубже, второй – пихая свои грязные пальцы в кис… – Доминик, мать твою… – Обе стонут, такие, блять, податливые, – Ховард, казалось, даже возбуждался от собственных извращенных слов. – Им нравится, Мэттью же внушил… Стол содрогнулся – и нечего было тут! Удар – взмах! – Ты… – Ты зашел слишком далеко, – прошипел Глен. Да, он ударил Доминика. И это было по заслугам. За всех: за Дороти, за детей, да и за детей, что носили фамилию Роу. И даже за Мэттью – ну, в какой-то разумной мере, чисто, знаете ли, из жалости… – Моим дочерям десять и шесть лет, – дико надавил Глен. Он не отпускал Ховарда, схватив за шиворот. – И, блять, я клянусь, если ты еще раз… – Тихо-тихо, друже, я… – Ни хуя ты… – Я понял! Драка в отделении была им не нужна. По уставу каралось. И Роу отпустил Доминика, но добил взглядом. – Нам нужен Мэттью Беллами, – спокойно донес Ховард пару минут спустя, как только успокоилось. Служебный кабинет. Психиатрическая лечебница для преступников. Начальник отделения и его заместитель – охранник пятого ранга из шести. Повезет – скакнет по карьерной лестнице, будь на то воля Доминика как старшего по званию. А пока Роу был в собачках. – Живым или мертвым, – выкинул Ховард едва ли не в шутку. – Но, по делу, лучше-то в живых… Глен выдохнул. Пронесло. – Анализы на наркоту. Свяжем, выпытаем, кто диллер. Он быстро сдастся. Наивно. Ха-ха. – Тесты будут положительными, – продолжал Доминик, самодовольно кивая. – Запрем, государственно позволяемый карцер на тридцать суток, а… Даже если пятнадцать – похуй. Ему же нет восемна… – Семнадцать, – жестко сказал Глен. Его это порядком заебало. – И, согласно конститу… – Да есть ли у нас конституция-то нормальная, блять? Молчало. Томилось. – Мне. Нужен. Мэттью. Беллами, – членораздельно выплеснул Ховард. Здесь, пожалуй, состоялся раскол. – И Вы, рядовой Роу, – Вы-то обязаны подчиниться мне как младший по званию. Глен с разочарованием в глазах застыл. Впервые в жизни – впервые за столько лет! – Доминик воспользовался полномочиями. Своим положением. Это был день, когда Ховарду настолько очевидно в голову ударила власть. Когда это разглядели среди напарников. – Выполяйте ваши обязанности, – приказал Доминик, жадничая. Он шаркнул руками по столу. – Немедленно. И Роу был вынужден слушаться и отправиться на задание. Сослуживцем, подопытным, правой рукой, пешкой – да уже и неважно было. Ведь ангелочек Аманда с ее прекрасными Долорес и Альдой хотели кушать. И, кстати, любили сладкое. И мечтали об отпуске – хоть бы на курорт в Англии… – Есть, – выклянчил Глен изнутри. Он закрыл глаза, как будто предал себя. Но знал, что обязался: – Есть, с-сэр…

***

Все это уже давно не ломало Мэтта, либо же мальчишка прочно прятался под броней своего образа. В каком-то смысле этим образом руководил настоящий похуизм – Мэтту было искренне похуй. Вообще-то, ему и правда было зверски наплевать. Что есть обида, когда она прочно зарыта и спрятана, а годы тренировок научили изощряться, обманывая мать? Мэттью теперь даже не думал об этом. Попросту уничтожил механизм, отвечавший за любые чувства. Мальчики ведь не плачут. Им ведь нельзя испытывать эмоции. Так воспитывают детей? Сигарета, потом вторая. Беллами – что забавно, учитывая его образ, – впервые купил себе свою собственную пачку. С почином, парень. Что тут ещё сказать. Сигареты как будто бы облегчали боль. Они будто забирали в себя агрессию, впитывали через фильтр. Мэтт вдыхал определенную дозу никотина, выдыхал чуть больше негатива. Нейроны радовались и начинали даже вырабатывать серотонин. Или что там, блять, отвечает за счастье? Радость? Хуядость. То, что за ним шёл источник негатива гораздо сильнее и энергетически опаснее, Беллами даже не предполагал. А ведь за ним крались, маниакально улыбаясь, дергая глазом. Теперь-то Мэттью остался один. Открыв дверь в полупустую аудиторию (кому нахуй сдалась первая пара?), поймав на себе пару взглядов. Одногруппники были конкретно в ахуе после вчерашнего. А сейчас? Беллами, Мэттью. В собственной рвоте. На отходах. Разбитый. Потерянный. Такой бедный ребёнок, психологически травмированный во всех возможных местах. Как если бы душа состояла из костей – тогда Мэтт был бы калекой, не имеющим возможность передвигаться и вообще функционировать. Пока считался лишь калекой морально. Инвалидом. Наверное, любой другой бунтарь на его месте устроил бы настоящий цирк. Разборки, ажиотаж. Но, как мы помним, Мэтту было – что (или как)? Похуй. Как только пара кончилась, Беллами поднялся из-за своей парты первым. Преподавателя выпустили сразу же, и со стороны это могло показаться проявлением вежливости, даже уважения, однако у всего был план. Мэттью хлопнул дверью. Щелкнул замком. И полтора десятка непонимающих лиц были повернуты к нему, уже надеясь слинять. – Кто вчера снимал на телефон? – спокойно спросил он, даже совсем устало. Еще бы, он едва спал. От него воняло. Да и события вчерашние… – А что было вчера? Тяжелый вздох. Половина аудитории сотрялась. – Тебе продемонстрировать? – уточнил Мэтт. – Ну, так меня-то не было. Заткнули? Да нет, сейчас заткнем. – Я вставил свой член Кирку в глотку. При всех. И ты будешь следующим, если не успокоишь свою задницу прямо… – Беллами скривился – от головной боли. – Прямо сейчас. – Очень смеш… Одногруппники одернули того, кто осмелел. Пришлось сесть. – Я снимал, – честно признался кто-то из толпы. Мэтт не будет просить дважды, поэтому он вытянул руку вперед. Как бы и так все сразу становилось понятно. Парочка секунд молчания – все кристально ясно. Идиот, додумавшийся снимать происходившее, потупился. Вынул телефон из кармана, потели ладошки: – Я… Я у-удалю… Рука не опускалась. Тогда в ладонь Беллами был вложен мобильник. На раз-два Мэттью уничтожил телефон жестким ударом об пол. Он вонзил его под свои ноги, а сразу после потоптался – его тяжелые ботинки, удачно выбранные на сегодня, идеально попали мелким каблуком. При этом Беллами не произнес ни слова. Да и даже не дышал. – Кто-нибудь еще? Но молчали. Даже если кто-нибудь еще умудрился заснять вчерашнее, он никогда не признается в этом. А сразу после, как выйдет из аудитории, удалит. Потому что все помнили, что сделал Мэтт. И если до сегодняшнего дня все казалось смешным – даже прикольным, как сказали бы в кругах подростков, – текущее поведение Беллами заставляло испытать страх. Его будто подменили. Или же таковой была следующая стадия похуизма? Мэттью преисполнился? Вознёсся? Надо же. – Томас, – без эмоций позвал Беллами, прежде даже не поздоровавшись с другом. Тот среагировал, будто ничего и не было. И это лишний раз ввело аудиторию в ступор. Некоторые девочки даже, надо сказать, намочили свои трусики. Ну, бывают же такие. Любительницы плохих парней – тех, что в будущем горазды стать преступниками, террористами, устраивать погребение человеческой психики по сто раз на дню. – Пойдем. И Беллами с Кирком вышли. Телефон так и остался расквашенным на полу. Аудитория не пустела еще минуту. Возможно, исключительно трусливые после подобного захотят перевестись в другую группу или отчислиться.

***

О-о-окей. От компромата, вроде как, отделались. Настроение – похуй, состояние – похуй. Дружба-то даже не пошатнулась. А ведь забавно, потому что Том все время как был, так и есть на наркотиках. И он совсем превратился в игрушку Мэттью. Возможно, первично даже добровольно. Однако у всего был план… Впрочем-то, нахуй этот план. – Помнишь, что вчера было? – Мэтт, мне похуй, – скользко выдавил Кирк. – Мне… Так давно поебать. – Отлично, – кивнул тот. – Но обсуждать не хочу. Ты все еще просто конченое мудло. – Как и ты, мой хороший. Беллами теперь курил – это мы тоже помним. Вместо крэка он предпочел сигарету, чем не удивил Томаса. Да почему? Если честно, меня уже начинает подташнивать от слова «похуй», но… Сами понимаете. У всего был план, бла-бла-бла. У меня он тоже есть. Но не факт. – А Крис где? Энди? – Мэтт неторопливо стряхивал пепел на пол. Они сидели на студии. Здесь ничего не имело значения. – У Энди экзамены потихоньку, уже так рано, – говорил Кирк, неясно откуда бывший осведомленным. – Крис… Да по-любому пялит очередную суку. – Тебе порошочку? – Давай дорожку – и хватит. Но у Беллами была своя дозировка, идеально рассчитанная для Томаса. Чтобы Кирк не смел выйти из-под этого сладкого контроля, одной дорожки теперь было мало. Наш бедный Томми подсел. И на Мэттью – в определенном смысле – тоже. – Не-а, друг, – отрицал Беллами, вываливая на стекло. – Я-то тебя знаю, я ж знаю. – Эй… – Потом все равно будешь просить еще. А мне… Лень уже. И Кирк снюхал две. А сразу после еще добренькую дорожку чего-то там, название осталось за пределами сознания, Мэтт умело обходился с Томасом. Но действие на Томми пудра оказала эффектное. Как энергетик. Теперь мальчишка не сможет уснуть в ближайшие пару дней. Но это было совсем далеко от того, что волновало Беллами. У него нашлись дела другие: – Ну, ты зови Энди, Криса, то самое… – он поднимался с кресла, и Кирк уже заранее чувствовал одиночество. – А ты? – прослеживалась привязанность – патологически. – Мне домой нужно. Звучало как ебаный абсурд. – С каких пор тебе нужно домой? – удивился Томас. – С таких, что по району ходит чокнутый полицейский, который только и жаждет разнюхать, что как. – Ну, так и лучше… – Не лучше, Томми, – стал огрызаться Беллами. Сигареты-то, кажись, уже не действовали? Нужна новенькая? – Мне придется поиграть пару дней или даже больше недели. Чтобы, когда Ховард захочет наведаться к моей матери… – С чего бы ему это делать? – Они были одноклассниками. – И? – Ховард меня ненавидит. Но это долгая, очень долгая история. Мэттью поднял руку в знак прощания и развернулся. А про себя подумал, что ненавидит Ховарда даже еще больше. В следующую секунду его не слишком глупенький мозг сгенерировал мысль, что этот «чокнутый полицейский» даже не заслуживал этой испытуемой ненависти, как и вообще любого внимания, реакции, воспаления. Его можно было только пожалеть. И с какой-то легкостью Беллами дернул дверь студии. Моросило, но где-то вдалеке была надежда на солнце. Через семь или десять минут парень будет дома. Запрется в комнате, включит музыку. Может, даже посмотрит футбол. Пинать мяч во дворе не с кем, а если будет один – снова повторится, как десять лет назад. Если футбол – можно даже закинуть пару фунтов в букмекерскую контору и попытать удачу… Скоро день рождения Тони. Второй год подряд дарить наклейки, краденые у мальчишек со двора, – хуйня идея. Нужны деньги. Но спокойствия Мэтт не нашел. Буквально полчаса наедине с собой – вернулась мать. И вместо того, чтобы порадоваться: сын в кои-то веки дома, так сразу после учебы, вернулся-таки! – она принялась орать. И попрекать во всем. А сразу после скинула на него все домашние дела. Но ее Беллами тоже не будет ненавидеть. Ее тоже можно было только пожалеть. Мэттью закончит с уборкой и сходит в магазин, погладит белье, развесит новое, что отстиралось. Так пройдет пара часов, пока мать будет без дела лежать на диване, закинув свои – прости-господи – варикозные ножки на журнальный столик. Из телевизора кричал ситком. Тони делал домашнюю работу в своей комнате. А Беллами задумчиво изучал сайт психиатрической клиники для осужденных преступников. На нем не было озвучено имен работников или вообще кого-либо, кто был причастен ко всей деятельности, помимо директора и главного врача. Однако зачем-то Мэттью пялился в экран. У всего был план. Сегодня Беллами почувствовал, что планом Ховарда являлось поместить его в эту клинику во что бы то ни стало.