Sunflower

В последнее время она стала приходить все позже. Такая радостная и излучающая энергию при окружающих. И такая убитая в их квартире. Я чувствую себя деревом, к которому больше не доходит солнечный свет, — говорила она, обнимая посередине комнаты, — как будто с концов моих усыхающих веток уходят последние эмоции. И мне так спокойно. Наверное, так и ощущают себя растения осенью, когда постепенно перестают воспринимать себя и сбрасывают листья. Когда не знают, переживут ли они эту зиму. Это начиналось так незаметно. Чуть менее резкие движения. Легкая усталость и более частые замечания на подобии: что-то я недоспала, пойду-ка полежу. Пойдем, будем вместе смотреть на деревья Вангелиса. Сначала Майкрофту казалось, что это всего лишь отговорки, чтобы подольше побыть с ним, хоть и не свойственные ее прямолинейности. В любом случае, их карьера только начинала строиться и требовала множества усилий, времени и нервов. А еще здоровья. Время, когда они лежали рядом, казалось ему самым прекрасным. Они устраивались на диване, обнимая друг друга, и включали что-то классическое или какую-то спиричуэлу. Ее холодные пальцы, в начале невесомо, оглаживали его спину, вырисовывая воображаемые цветы, потом, слегка увеличивая напор, переходили на лопатки, только чтобы ненадолго задержаться и провести самыми кончиками под воротником. К этому моменту музыка уже не имела значения, все, о чем хотелось думать – короткие ногти, нежно царапающие шею и плавно переходящие на затылок, путаясь в волосах и легонько тянущие за отдельные пряди, заставляющие ощутить что-то смешанное, на грани боли и удовольствия. Не забывай дышать. Да, в такие моменты хотелось только дышать, вдыхать ее ненавязчивый аромат, который постепенно пропитал всю квартиру, осел на подкорке сознания, который он узнавал, как только она проходила рядом. Твой запах мягкий, как кожаная обивка, от него тянет кофейной гущей и осенней туманностью. Он шуршит, как асфальт во время ходьбы, а иногда насыщается до шелеста акациевых листьев. Такой красивый. Он как запах корицы с ванилью, только лучше — я его помню. Из-за осложнений она практически утратила обоняние, поэтому часто просила его описать запах чего-либо. Они могли прогуливаться в парке, стоять на перекрестке или в молочном отделе. И в самый неожиданный момент она задавала вопрос: а чем сейчас пахнет? И Майкрофт замедлял свой шаг, принюхивался и описывал приторно сладкий запах цветений, и тогда она непременно отвечала: так вот откуда аллергия! И никакого удовольствия, в виде приятного аромата! Говорил, как кисло воняет бензином или что проходящей мимо даме пора сменить свой дешевый горький парфюм на что-то более легкое, и тогда она с удивлением слушала о том, что успела забыть, и что уже вряд ли вспомнит — о том, каково это Дышать. Иногда он внезапно останавливался и просил описать запахи, которые она чувствовала. Ворсистый и удушающий — сигареты. Тошнотворно-кислый — ларек с фаст-фудом. Теплый и округлый — совсем рядом вход в метро. Но зайти дальше не получалось никогда, только что-то яркое и насыщенное, зачастую не очень приятное. Как ты Дышишь? Я не представляю, как ты выносишь это. Ее восприятие очень изменилось. Иногда она, в отчаянье, после особо пахнущего пространства, тихо подмечала, что лучше бы вообще не чувствовала ничего. Но через несколько секунд брала себя в руки и отвечала сама себе, что тогда перестала бы чувствовать и его. А это последнее, чего я желаю.