***
Джонхану не жилось спокойно. После того, как он разобрался с Сонхва, его мысли были направлены на другого человека — Сынчоля. Во-первых, Джонхан начал его замечать, чего прежде никогда не было. Он вообще не был заинтересован в людях, которые не окружали его непосредственно, таких, как слизеринцы. Конечно, он был наблюдательным, и его, можно сказать, пунктиком было составление максимально точных портретов людей, с которыми приходилось иметь близкий контакт. Это была его страховка или, лучше сказать, загон. Но вот в посторонних личностях Джонхан не видел ни капли интереса. Вряд ли бы он даже спустя два с лишним месяца учебы в Хогвартсе смог назвать имена своих сокурсников с других факультетов. Поэтому, конечно, он не знал Сынчоля, только слышал о нем тогда вечером в гостиной, но не заинтересовался, а просто отложил ту краткую информацию, которую получил, в кладовую своей памяти. А сейчас, чтобы осуществить то, что терзало его уже на протяжении недели, ему было необходимо узнать о нем больше. И, вообще, задуманное его конкретно пугало! Необходим был совет, но желание Джонхана было слишком личным и полным уязвимости, точнее, причина появления такого желания, а когда он заикнулся об этом Джису, тот посмотрел на него, как на больного. Джонхан решил не развивать эту тему и замял разговор. Единственным выходом оставалось обращение к Сонхва, и, если подумать, это было идеальным решением. Староста был уже взрослым, опытным, он понимал гораздо больше того же Джису. Каким бы его друг ни был умным, все же ему было только двенадцать. Однако проблема возникала теперь у самого Джонхана. Показать свою уязвимость? Свои страхи? Странную реакцию на произошедшее своего сознания? Открыть свою душу, можно сказать? После того, как Джонхан отчаянно пытался убедить Сонхва в собственной непробиваемости, в том, что он не способен обижаться, чувствовать угрызения совести, вину, ему придется показать, что у него тоже есть сердце? Что он такой же человек, как и все? Безусловно, разумом Джонхан прекрасно осознавал, что он с легкостью мог убедить в таком образе себя, в котором он хочет, чтобы его воспринимали люди, и своих сокурсников, и даже ребят постарше. Многих, но не Сонхва, потому что не зря этого парня считали лучшим старостой в школе и одним из лучших за последние десятки лет. Человек, который бы не умел «читать» людей, не смог бы наладить такую дисциплину, не смог бы стать кем-то вроде мессии и образца для подражания для слизеринцев. Даже для слизеринцев! Но рассказать ему о терзающих мыслях и навязчивых идеях было бы признанием того, что Джонхан всего лишь играет в непробиваемого, нахального манипулятора, а не является таковым. Может быть, он смог бы убедить в конце концов Сонхва в том, что это правда, если бы не оступался, если бы не давал своим слабостям вылезти наружу? Но желание и идея в его голове были такими сильными, и хотя их иррациональность, которую Джонхан прекрасно осознавал, была такой очевидной и глупой, первокурсник все равно не мог от них избавиться, как бы ни хотел. Он начинал думать о Сынчоле, том дне, тех эмоциях все больше и больше, и, если бы он не решил все это недоразумение в своем разуме (как бы это ни звучало парадоксально), в скором времени он бы возвел Сынчолю, как минимум, алтарь для поклонения. Джонхану хватило все-таки разумности посмотреть на все с холодной головой и хотя бы постараться придумать план, при котором не пришлось бы выставлять напоказ свою уязвимость и в тоже время попросить старосту совета. Он обнаружил Сонхва вечером сидящим у камина и сосредоточенно пишущим что-то на пергаменте. — Сонхва, мне нужен твой совет, — с деловой твердостью начал Джонхан, останавливаясь перед старостой и закрывая ему свет от камина своим телом. Сонхва поднял на него глаза и посмотрел, как на надоевшую, неубиваемую муху. Джонхан торжествующе оскалился. — Я занят. — Ну, Сонхва-а-а… Я же вижу, что ты не уроками занимаешься, а пишешь, видимо, письмо. Я не займу много времени, обещаю. Сонхва отложил бумагу и перо и, откинувшись на спинку дивана, целиком обратил свое внимание на первокурсника. — Я отвлекаюсь только потому, что мне интересно, о чем же таком ты меня можешь спросить. Джонхан негромко цыкнул. Это не было благоприятным исходом. Он надеялся, что Сонхва даст ему беспристрастный совет и не заинтересуется глупостями первокурсника. Но он выглядел очень заинтересованным, к несчастью для Джонхана. Первокурсник присел рядом на диван. — Есть одна доставшая меня проблема… мысль, не могу от нее избавиться. Сонхва удивленно поднял бровь, но больше никак не выразил свое изумление. — Надо же. Что ж, я слушаю тебя. Джонхан позволил себе немного замяться, хотя и понимал, что делать этого не стоило, но на короткую секунду захотелось распластаться лужицей на коленях Сонхва и чистосердечно признаться во всех подробностях, выставляя напоказ все свои эмоции. Делать он, конечно, этого не стал, а стремительно подавил свои глупые желания. — Я говорил тебе, что во время матча в меня чуть не прилетел квоффл. Видимо, это задело меня так сильно, что у меня появились… навязчивые желания. Одно желание, на самом деле, — как можно более четко и сухо продекламировал Джонхан, следя за реакцией Сонхва. Сонхва чуть более вольготно развалился на диване, положив руки на спинку и с усиливающимся интересом глянул на Джонхана. Первокурсник чертыхался внутри себя. — Да. Это тот раз, когда Чхве Сынчоль поймал квоффл. Чунмен, кажется, все еще грозится припоминать это Джэбому все оставшиеся полтора года в школе, — усмехнулся Сонхва, не отводя цепкого взгляда, полного интереса и капельки лукавства, от Джонхана. Первокурсник быстро повторил в своей голове «Чхве Сынчоль» и поспешил продолжить, чтобы не показывать неуверенность. — Да. Я увидел его тогда… как он поймал мяч. И, видимо, мое сознание из-за этого восприняло его, как спасителя? Скорее всего. Поэтому у меня появилась мысль… желание его отблагодарить. Скажи мне, как от этого избавиться, — немного истерично произнес просьбу Джонхан, так как по мере того, как он рассказывал основные подробности, Сонхва в конец развеселился, в неверии и изумлении вперемешку с насмешкой глядя на первокурсника. Как же Джонхану хотелось отлупить его в этот момент! — Ах, Джонханни… — мягко произнес Сонхва, качая головой и отвратительно понимающе улыбаясь. — Ты не перестаешь удивлять. — Это просто мое идиотское сознание! — воскликнул Джонхан, все-таки стукнув Сонхва своим маленьким кулачком в грудь. — Я тут не при чем! Сонхва заливисто смеялся, пока Джонхан продолжал лупить его, куда попадет, и краснеть. В итоге Сонхва остановил его насилие, крепко обняв. Джонхан подергался в его руках еще чуть-чуть, пока в конец не притих, успокоившись. — Ханни, ты такой милашка на самом деле, — приторным голосом практически пропел Сонхва, на что Джонхан опять начал вырываться из его рук и возмущаться. — Стой, стой. Ты же не хочешь своими буйствами привлекать внимание других, правда? Я уже видел пару человек, которые оборачивались на нас, — негромким голосом сказал староста на ухо Джонхану. Первокурсник взглянул одним глазом на гостиную и убедился, что сейчас на них никто не смотрит. Он, признавая поражение, обессиленно расслабился в руках Сонхва и уткнулся носом в его грудь, обтянутую водолазкой, тихо мыча. Староста снова рассмеялся. — Ну, а в чем проблема, если ты отблагодаришь его? — спросил Сонхва, убрав лукавство и насмешку из голоса и оставив только теплоту и мягкую осторожность. — Расскажешь все, как есть, он, может, не до конца, но поймет. Я, правда, не уверен насчет презента… Но могу поискать что-нибудь для тебя в Хогсмиде, — Сонхва ласково убрал отросшие за пару месяцев волосы Джонхана за ухо. Они росли у него всегда очень быстро. Джонхан промычал что-то неопределенно и сказал: — Ты серьезно? Я тебе-то не хотел рассказывать, а ты предлагаешь открыться человеку, презирающему слизеринцев? — Оу, так ты не хотел со мной об этом говорить? — протянул Сонхва, слегка щекоча Джонхана, на что он задергался и глухо засмеялся. — Вообще-то, когда я мирился с тобой, Джонхан, я предполагал, что мы миримся окончательно и бесповоротно, даже комнату тебе показал, — последнее он прошептал, — а ты мне не доверяешь. — Знаешь ли, — спустя паузу смущенно начал первокурсник, — одно — открыть для кого-то тайное место, которое даже не лично твое, а другое — душу, — Джонхан неловко замолк, готовясь отбиваться от Сонхва, когда тот вновь начнет его подкалывать. — Какой же ты все-таки милый, ангелочек, — сентиментально произнес Сонхва, с особой ласковостью глядя на Джонхана и ероша ему волосы. — Все-таки я был не прав, когда был уверен, что это прозвище тебе не подходит? — Джонхан побольнее ткнул Сонхва в бок. Староста только рассмеялся. — На самом деле твоему будущему любимому человеку очень повезет с тобой. От тебя невозможно чего-то ожидать. — А-а-а, Сонхва, заткнись уже, — Джонхан забил старосту сильнее в грудь, пряча покрасневшее лицо, пока Сонхва, смеясь, снова его не остановил. А потом первокурсник тихо добавил: — Мой будущий любимый человек от меня заебется. Сонхва перестал смеяться и удивленно и хмуро посмотрел на первокурсника, пытаясь заглянуть ему в лицо, которое он усиленно прятал. — Мне не нравится то, что ты мне сейчас сказал, но мы вернемся к этой теме позже, ладно? — спросил Сонхва у затаившегося Джонхана. Тот покачал головой, якобы обещая, что к этой теме он ни за что возвращаться не собирается. Сонхва сменил тему: — Но комната, которую я тебе показал, вообще-то моя, личная. — Не-а, не твоя, — Джонхан наконец отнял лицо от водолазки Сонхва и обличающе посмотрел ему в глаза. — Ты врешь мне, Сонхва. Она не твоя. Точнее, не совсем твоя. Странная комната. От нее странные ощущения. И она определенно не лично твоя. Так чья же? — Так кто же я для тебя, Джонхан? — Сонхва ответил вопросом, пристально глядя на первокурсника. Джонхан усмехнулся. Он понял, что имеет в виду староста. — Когда-нибудь, может быть, узнаешь. — Когда-нибудь, может быть, узнаешь и ты. Все-таки нет между нами доверия, — со вздохом произнес Сонхва, показательно драматично возводя глаза кверху. Джонхан пожал плечами: — Мы знаем друг друга два месяца, большую часть из которых не разговаривали. — Интересно, из-за кого? — задал шутливый риторический вопрос Сонхва, с поднятой бровью смотря на Джонхана. Первокурсник закатил глаза. — Так что ты мне предлагаешь сделать, Сонхва? — С Сынчолем? — Джонхан шикнул на него. — Будто нас кто-то прослушивает, Мерлин. Не слушай ты Чунмена и остальных. Да, определенно у Сынчоля нет глубокой привязанности к слизеринцам, но и в лицо он тебе плевать не будет. Он правда честный и добрый человек. Не будет он к тебе относиться плохо, если ты ему плохого не сделал, будь ты хоть слизеринцем, хоть заключенным Азкабана. Ну, ладно, к заключенным он больше отвращения будет питать. Джонхан внимательно слушал Сонхва, вновь приложившись к его груди, только теперь ухом, и наблюдая за языками пламени в камине. — Я понимаю, что ты не хочешь открываться незнакомому человеку, я бы и сам не стал этого делать, но в принципе… тебе и не нужно? Можешь послать ему письмо, например, с чем-то не особо крупным. Поблагодарить и не говорить ему это лично. Не нужно даже называть себя, зачем? И все, останешься с чувством выполненного долга. Джонхан около минуты молчал, пока не сказал: — Хороший план. Он же не решит меня искать после этого? — повернул голову к Сонхва первокурсник. — Ммм, вряд ли. Для него это не значит то же, что и для тебя, Джонхан. Даже если он из любопытства начнет тебя искать, кого он спросит? Поспрашивает гриффов, не они ли, а кто в самом деле вспомнит, к чьим трибунам тогда полетел квоффл? Да даже если вспомнит кто-то, узнает, Сынчоль, по-твоему, пойдет расспрашивать слизеринцев? — усмехнулся Сонхва. — Да, — улыбнулся Джонхан, — ты прав. Оба затихли, думая о чем-то своем, пока Джонхан не обратил внимание на письмо, которое Сонхва отложил на край стола. Увидев знакомое имя, он в изумлении поднял брови и посмотрел на письмо, как на чудо света. — Я сейчас будто на что-то легендарное смотрю. Сонхва взглянул сначала на Джонхана, а потом проследил за его взглядом и наткнулся на письмо. Он осторожно придержал первокурсника, потянувшись, взял его со стола и, быстро и аккуратно сложив, засунул в карман брюк. — Что ты видел? — Только имя Кюхена, больше ничего. Я не читаю чужую корреспонденцию, что бы ты обо мне ни думал, — строго посмотрел на старосту Джонхан. — Случайно взгляд зацепился за знакомое имя. Сонхва молча кивнул. — Не скажешь мне кое-что? — с любопытством спросил Джонхан, оперевшись на грудь старосты предплечьями и глядя ему в лицо широкими глазами. Сонхва с подозрением покосился на первокурсника и спросил: — «Кое-что» — это что? — То, что говорила Айрин про Джэхена и Кюхена… — Тебе стоит кое-что понять, Джонхан, чтобы не быть хреновым человеком, — неожиданно для первокурсника перебил его Сонхва, говоря своим типичным наставническим тоном. — Извини, что ругаюсь, но по-другому таких людей и не назовешь. Никогда. Не смей. Обличать. Чужую. Ориентацию. Это привилегия только и только лично этого человека. Ты не имеешь никакого права делать за него каминг-аут. — Каминг-аут?.. — неуверенно спросил Джонхан, никак не ожидавший такой бурной реакции со стороны старосты. — Это когда человек открыто говорит о своей ориентации. Нетрадиционной, как понимаешь. Замечу, что тем самым я не имею в виду Кюхена или Джэхена, я говорю, что в целом просить человека обличить ориентацию другого — это неправильно. — Оу. Извини, — сконфуженно произнес Джонхан, отворачиваясь от Сонхва. Сонхва легонько дернул его за волосы: — Я не обвиняю тебя, дурашка. Понимаю, что ты не знал. Просто на будущее, — мягко сказал староста, приглаживая волосы первокурсника обратно. Джонхан кивнул и покосился на Сонхва, не уверенный в том, стоит ли задать еще один вопрос. Староста закатил глаза, наблюдая за его неуверенностью. — Да говори уже. Если что, объясню, а не съем. Джонхан усмехнулся, сбрасывая напряжение, и взглянул на Сонхва. — А есть в школе кто-то… кто совершил каминг-аут? Сонхва задумчиво посмотрел на потолок и через несколько секунд покачал головой. — В данный момент нет, но до этого были две девочки. Они открыто встречались. Джонхан с удивлением и любопытством посмотрел на Сонхва, жаждя деталей. — А как… как к ним относились? К тому, что они… — Лесбиянки, — подсказал Сонхва. — Как бы сказать… По-разному. Понимаешь, у чистокровных и магглокровных разное отношение к этому. По-разному негативное. У чистокровок, например, ну, ты и сам понимаешь, более…хмм…оправданно негативное. Практическое неприятие, потому что мы должны жениться или выйти замуж, продолжить чистокровный род… То есть у нас что ты на магглокровке женишься, что на представителе твоего пола, — не имеет разницы. Одинаково плохо, так как это препятствует продолжению рода. А грязнокровки просто, я, если честно, понятия не имею, в чем смысл, на самом деле, но они по каким-то недоступным мне причинам относятся к гомосексуальности негативно. Видишь ли, у них, у магглов, есть вера, они называют это «религией», которая осуждает гомосексуальность, но даже когда магглокровки узнают о магии, попадают в магический мир, они несут с собой эту убежденность, ничего не меняя. Это странно для меня. Но я ни с кем из них об этом не говорил, сам понимаешь, поэтому объяснить это не могу. Джонхан анализировал сказанное Сонхва, продолжая наблюдать за огнем. — А ты… как к этому относишься? — Непосредственно, — усмехнулся Сонхва. — Предположим, я ничего комментировать не буду, — прозвучал над ними немного насмешливый голос Джису. Сонхва и Джонхан, все еще сидя в обнимку, — староста, откинувшись на спинку дивана, и первокурсник, полулежа на нем, — одновременно вскинули головы. — Джису! — воскликнул Джонхан, не двигаясь с места. — Я нашел себе идеальную подушку! — Не тащи только ее к нам в спальню, — иронично ухмыльнулся Джису, выразительно смотря Сонхва в глаза. Староста прищурился и вопросительно поднял бровь. Джонхан рассмеялся. — Хорошо, сделаю тебе одолжение. Джису и Сонхва еще какое-то время играли в переглядки, пока Джонхан ничего не замечал. Староста покачал головой, на что Джису губами произнес «окей». Джонхан не слезал с Сонхва весь оставшийся вечер, нагло пользуясь снисходительно ласковым отношением к себе, и задумывался о пересмотре своей модели поведения с некоторыми людьми, скрывая при этом коварную улыбку.***
— Какова вероятность, что сегодня меня снова чуть не убьет? — Тебя не могло убить, королева ты драмы, — закатил глаза Сонун, идя вместе с Джонханом, Джису, Суненом и Чимином на очередной матч. Сунен вскинул указательный палец: — Если бы на Дамблдора, например, в тот момент напала толпа гиппогрифов, он бы не смог удержать чары, и я бы умер! — Иногда я искренне сомневаюсь, не заболтал ли Сунен просто-напросто шляпу настолько, что она из мести отправила его в Слизерин? — сказал Чимин, вызвав всеобщий смех. Даже Сунен расхохотался, будто это не его только что подкололи. — Я вчера говорил с Сонхва, и он обещал купить что-нибудь в благодарность для Сынчоля, — тихо поведал Джису Джонхан. Джошуа удивленно взглянул на друга. — Так вот о чем вы вчера говорили. Прости, я не знал, что это было настолько важно для тебя, — они уже пришли к трибунам и направились к прежним местам, но Сунен взял Чимина и Сонуна за руки и повел их в другом направлении. — Ничего. Меня просто беспокоило это, но, когда я передам благодарность Сынчолю, все станет хорошо, — сказал Джонхан, жмурясь от солнечного света и блаженно улыбаясь. На улице было так тепло и приятно, что впору было снять шапки и шарфы и расстегнуть утепленные мантии, чего Джису, конечно, по крайней мере, Джонхану сделать не позволит. Джонхан продолжал идти с прикрытыми глазами, наслаждаясь легким ветерком и ярким солнцем, пока в кого-то не врезался. Он ткнул подбородком в чью-то шею и со всей дури втемяшился телом в тело напротив. — Мерлин, извини, — произнес чей-то испуганный и запыхавшийся голос, пока, видимо, его обладатель поднимал Джонхана за предплечье, так как его откинуло от удара на скамью. Первокурсник хотел уже пошутить «можно просто Джонхан», но поднял взгляд и увидел, спасибо, ироничная судьба, Сынчоля. Как долго Джонхан пялился, он не знает, но, кажется, он смог в точности запомнить каждую черту лица второкурсника, от длиннющих ресниц до острого подбородка. Вроде бы момент закончился, когда Джису взял его под руку, чтобы увести. Его друг уже сделал шаг вперед, а Джонхан пока не мог отойти от легкого шока, но Сынчоль спросил, придержав его за руку: — Ты точно в порядке? Прости, я спешил к друзьям и не заметил тебя, — Сынчоль махнул рукой на группу парней на трибуне рядом, которые за ними наблюдали. Джонхан наконец очнулся и пришел в себя, поэтому смог вразумительно ответить: — Ничего страшного. Я в порядке. Извини меня тоже, я вообще закрыл глаза, — Джонхан нервно улыбнулся, зачем-то решив отряхнуть мантию. Это было очень неловко, так как его рука все еще находилась под рукой Джису, который к тому же смотрел на него, как на сумасшедшего. Сынчоль отчего-то рассмеялся (Джонхан в этот момент морально умер) и, сказав «Еще раз прости. До встречи», направился на соседнюю трибуну к ожидавшим его друзьям. Джонхан пару секунд, забывшись, смотрел ему вслед, а потом резко развернулся и вместе с Джису стремительно пошел вперед. — Надо будет сказать Сунену, чтобы он записал в мое досье, что я НЕНАВИЖУ квиддич! — простонал Джонхан, второй рукой закрывая глаза в смущении. Джису издевательски засмеялся и сказал: — Тебе стоит перестать закрывать глаза. Для тебя это плохо заканчивается. Джонхан резко отнял руку от лица.***
Конечно, Джонхан прострадал весь матч, к тому же, прожужжав уши Джису, надоев так, что тот был готов совершить первое в жизни убийство. В отместку вечером Джису рассказал об инциденте с Сынчолем Сонхва под возмущения и обвинения в предательстве Джонхана. Староста не преминул совместно с Джису как следует поглумиться над надувшимся первокурсником. — У него глаза были, как два блюдца. К тому же, еще одеревенел и начал глупо себя вести, — отрапортовал Джошуа Сонхва, пока тот распластывался на диване от хохота. Джонхан попытался душить друга, но тот лишь смотрел на него, как на маленького ребенка, и ждал, когда приступ агрессии закончится. — У тебя какая-то странная любовь к насилию. Если что-то не нравится, сразу начинаешь физическую расправу, — веселясь, сказал Сонхва. Джонхан отпустил шею Джису и с тяжелым выдохом сел на диван. — Я чуть не поблагодарил его в тот самый момент. Серьезно, чуть «спасибо» не сказал. Поблагодарил бы за то, что он со мной столкнулся, — Джонхан снова закрыл лицо рукой, положив локоть на колено. Сонхва и Джису зашлись в новом приступе смеха. — Почему вообще трибуна Гриффиндора вдруг находилась рядом с нашей? — измученно простонал Джонхан, закрывая лицо обеими руками. — Филч на одной из гриффиндорских трибун какую-то дрянь пролил, с первого раза даже убрать не смогли. А рядом с нашими как раз пустая трибуна была, вот и отдали ее под часть гриффов. Но тебе, конечно, знатно повезло, что Сынчоль решил именно туда с друзьями сесть, — усмехнулся Сонхва. Джонхан снова глухо застонал. — Да прекращай ты уже страдать, ребенок. Лучше посмотри, что я сегодня приобрел в Хогсмиде, — Джонхан сразу же отнял руки от лица и приблизился к Сонхва, чтобы увидеть… серебряную цепочку. — Сонхва, прости, конечно, но ты уверен, что это хороший подарок для двенадцатилетнего парня в знак благодарности? — с сомнением спросил Джису, рассматривая незамысловатую цепочку с двумя кулонами: одним в виде крыла и другим в виде плоской пластинки. — Да, и почему это выглядит, как романтический подарок? Сонхва, черт побери, я что, не понимаю, почему именно крыло?! — возмущенно воскликнул Джонхан, смотря на старосту, как на предателя. — Не ругайся, ребенок. Ну, да, крыло. Это же забавно. Тот самый Сынчоль каждый день будет носить напоминание о тебе, именно о тебе, представляешь? — ухмыльнулся Сонхва, выглядя самоуверенно. Джонхан впился руками в волосы, смотря на цепочку с ужасом. — Ну, во-первых, с чего ты взял, что он будет ее носить? — с явным скептицизмом спросил Джису, беря цепочку в руки и осматривая на свету. — Ему двенадцать, он парень, а Джонхан для него никто. — Вам еще столько предстоит узнать о других факультетах, детки, — задумчиво улыбаясь, покачал головой Сонхва. — Сынчоль примет ее и будет носить, потому что благодарность за спасенную жизнь — это лучшая награда для гриффиндорца. Это польстит ему. Можете вы себе представить, чтобы он прочитал душещипательное послание Джонхана, — Сонхва выразительно взглянул на первокурсника, — а оно должно быть душещипательным, Джонхан, и забросит подарок в дальний угол чемодана? Не-е-ет, ему хоть и дарили уже подарки и подарят, сто процентов, но они будут знаком восхищения, любви, уважения и так далее. Вряд ли он получит еще хоть раз, по крайней мере, за свое обучение в Хогвартсе, подарок в благодарность за спасение. Это будет очень значимо для него. Джонхан почему-то очень смутился и покраснел, когда услышал последнюю фразу Сонхва, и простонал: — Мерлин, но я же просто хотел отдариться! Не оставаться в памяти, не быть значимым! — Если он узнает, что это подарок от слизеринца, он его в лучшем случае выбросит, — со знанием заметил Джису, глядя на Сонхва, как на неразумного ребенка. Сонхва понимающе рассмеялся, откинувшись на спинку дивана. — Все время забываю, какие же вы еще дети, — елейно произнес Сонхва, сделав страшное: взлохматив Джису волосы. Первокурсник выглядел так забавно с дергающимся глазом и крайне недоумевающим видом, что Джонхан расхохотался. — Сынчоль еще с большим рвением будет носить цепочку от слизеринца, когда поймет, что она не заколдована, не проклята, да, Мерлин, если он узнает, что квоффл действительно летел в трибуну Слизерина, уже и так будет все ясно. Это же такой знак, понимаете? Мерлин, благодарность от слизеринца! Да кто в здравом уме будет подобным разбрасываться? Джонхан и Джису задумались над словами Сонхва, пока тот ожидал, когда они переварят его мысль. Джонхан первым поднял глаза на него и фирменно улыбнулся, сверкая своими хитрыми глазами. Джису тоже выглядел довольным и даже, можно было сказать, восхищенным. Сонхва нетипично для себя хлопнул в ладоши. — Вот и прекрасно. Рад, что мы друг друга поняли. Но это еще не все. У этой штучки, — Сонхва показал на цепочку, — есть одна интересная функция. Староста сжал кулон в виде пластинки в кулаке и через пару секунд произнес «метаформали». Когда он раскрыл ладонь, первокурсники увидели появившуюся на пластинке надпись «Джонхан, с тебя 2 галлеона и 10 сиклей». — А что так дорого?! — воскликнул Джонхан. — Высокая цена твоих загонов, — хмыкнул Сонхва. — Слушай, я и так урвал ее по сниженной цене. Выгодно. Вещь-то интересная. — Хорошо, а как ее убрать? — спросил Джису, с любопытством рассматривая буквы. Он остановился, изумленный, и посмотрел на старосту. — Это твой почерк? — Да, и вот в этом есть небольшая проблема… — Ну… мы ведь с разных курсов?.. — неуверенно подметил Джонхан, тоже рассматривая надпись на пластинке. — Он никак не должен узнать мой почерк. К тому же, скорее всего, он напишет что-то свое? В любом случае, вряд ли он когда-либо увидит мой почерк, а если и увидит, то вряд ли поймет, что он тот же, что и с пластинки. Сонхва торжествующе взглянул на первокурсника: — Просто признай, что подарок отличный, а я самый замечательный хен! — Подарок отличный. Твои 2 галлеона и 10 сиклей, — Джонхан протянул Сонхва деньги и добавил с нарочито приторной улыбкой: — Спасибо. Сонхва закатил глаза и встал с дивана, направляясь в свою комнату. По пути он напомнил Джонхану: — Напиши что-нибудь искреннее в послании. И хорошо подумай над надписью на пластинке!***
Джонхан лежал в кровати, тщетно пытаясь заснуть. День прошел так сумбурно и насыщенно, что полученный адреналин превышал усталость, и сон никак не шел. Джонхан натянул одеяло повыше, поворачиваясь на бок и думая, что все в Сынчоле не так. Все не так, начиная с его непосредственности и заканчивая смехом. Со смехом закончился где-то на той трибуне Джонхан, когда его услышал. Как смех может быть настолько необычен и притягателен? Он слышал ничем не выделяющийся смех, бесящий смех, смех, который заставляет смеяться вместе, но смех, от которого появляется острое желание уберечь человека от всего мира, Джонхан услышал впервые. И это катастрофа, потому что хочется услышать его еще раз… и еще раз. Все в Сынчоле было не так, потому что нельзя было просто взять и повесить на себя цепочку прямо в Большом Зале после того, как вскрыл конверт и прочитал письмо. Безрассудность гриффиндорцев, конечно, границ не знает, но не настолько же, чтобы доверять какому-то письму, не понятно, от кого? И все-таки Джонхан жалел, что не купил подарок сам. Это произошло утром. Совиная почта принесла письма во время завтрака. В числе них было и послание от Джонхана, которое любезно помог доставить Сонхва. Не совсем любезно, конечно, но помог. Впрочем, кто был бы рад проснуться в три утра от неистового стука в дверь и увидеть на пороге первокурсника с горящими глазами? Особенно, если этот первокурсник — Джонхан? Но он правда не мог тогда уснуть почти так же, как и сейчас. Цепочка, лежавшая в тумбочке, рой мыслей в голове и воображаемых набросков письма не оставляли ему выбора, кроме как начать сочинять послание прямо в ту же секунду. Когда через полчаса оно было готово, Джонхан, не особо беспокоясь о чужом сне, настойчиво просил Сонхва придумать способ отправить письмо. Сонный староста, увидеть которого в растрепанном, расфокусированном состоянии было крайне странно, почесывал затылок и тупо глядел то на письмо, то, обвиняюще, на Джонхана, пока хрипло не сказал: — И? Берешь школьную сову и посылаешь. Я тебе зачем? Джонхан удивленно поднял брови и забрал протянутое Сонхва письмо. — Так в школе есть свои совы? Я думал, с этим будет проблема и понадобится твоя помощь в Хогсмиде… — Сонхва, медленно семеня, двинулся обратно к кровати. — Сонхва, — староста нехотя обернулся, моляще смотря на первокурсника, — просто ответь мне. Теоретически ты ведь можешь пойти и прямо сейчас послать письмо? Тогда оно придет к завтраку, — Джонхан посмотрел на Сонхва невинно и просяще, пытаясь вызвать жалость, но вызвал только: — Джонхан, я тебя ненавижу… И все равно он это сделал. Первокурсник не совсем понимал, почему староста просто не отказал ему, не сказал быть менее эгоистичным или что-то в этом духе, а почти безропотно оделся в ту же минуту и побрел в совятню. Возможно, он слишком хорошо понимал его в этой ситуации? Испытывал нечто похожее? В любом случае письмо, как и ожидалось, пришло к завтраку, и для Джонхана время замедлило свой ход, когда сова приземлялась ровнехонько перед Сынчолем, держа в когтях знакомый конверт. Даже несмотря на то, что второкурсник сидел к нему спиной, Джонхан читал удивление по его выпрямившемуся телу. Первокурсник чертовски жалел, что не видел выражение лица Сынчоля, когда тот читал письмо, но, прочитав, он надел цепочку, и это уже о многом говорило. Джонхан не мог знать, продолжал ли носить ее второкурсник за обедом и ужином, но, наверное, это не было столь важно? Он принял благодарность за завтраком, а уже остальное не имело большого значения. Убеждал себя Джонхан.***
«Чхве Сынчоль, Это письмо и то, зачем я его пишу, могут показаться тебе странным и непонятным, но, надеюсь, ты поймешь, что для меня важно и необходимо было его написать и отправить тебе. На матче Гриффиндор-Слизерин на меня летел квоффл, и я понимаю, что он бы не причинил мне вреда, но это все равно оказало на меня глубокое впечатление. Мне правда казалось, что я проживаю последние секунды своей жизни, и это было очень страшно. А потом прилетел ты и поймал квоффл. Думаю, мое сознание восприняло тебя, как спасителя, и, хотя я знаю, что ты не имел это в виду, я все равно хочу сказать тебе «спасибо». Думаю, ты поймешь, что мне было бы неловко говорить тебе все это вживую, поэтому прими, пожалуйста, это письмо и небольшой подарок в качестве благодарности. И еще раз: «спасибо». Не представляешь, как это было важно для меня. P.s. Ты выглядишь п̶о̶т̶р̶я̶с̶а̶ю̶щ̶е̶ очень круто на метле.»