Осмысление и переосмысление

На полусонного Джонхана косыми линиями падал свет из окна, попадая на глаза и заставляя его открыть их снова. Занимался рассвет, а он только-только смог задремать, но солнечный свет никак не давал привыкшему к темноте подземелий второкурснику спать. Это было к лучшему. Наколдовав темпус, Джонхан узнал, что за окном начало шестого, а это значит, что через пару часов студенты начнут просыпаться, поэтому ему стоило все-таки пойти в спальню, пока не поздно. Сейчас в голове было пусто, ни единой мысли совсем, в отличие от полной рефлексии ночи. Это было неприятное опустошение, потому что Джонхан чувствовал себя разбито, слабо представляя, как он вообще сможет сегодня функционировать на занятиях. В комнате все спали, слава Мерлину, хотя второкурсник был слишком уставшим, чтобы переживать об оправданиях. Если Джису заметит его состояние, а он его заметит, скорее всего, Джонхан не будет стараться придумывать оправдания и просто скажет, что всю ночь безуспешно пытался попасть на вечеринку. Он сел на кровать в некотором непонимании, что вообще сейчас с ним происходит, потому что чувствовал ничего, кроме всепоглощающей усталости. Как только тело ощутило знакомую мягкость, спать захотелось с огромной силой, и Джонхан решил, что поспать хотя бы час — лучше, чем не спать вовсе. После того, как Джису еле-еле его растолкал, далее всё происходило, как в тумане. Сонхва и Есана на завтраке не было, что было странно для старосты школы. Конечно, многие старшие отсутствовали, но Сонхва был константой и обязан был быть на приёмах пищи всегда. Неопытному человеку тяжело было бы это заметить, но пару раз Снейп кидал на стол Слизерина обеспокоенные взгляды. Сонхва явился на обед, как и его парень. И если до сих пор проистеривший полночи Джонхан был от усталости равнодушен и спокоен, то сейчас в его голове опять замельтешили мысли, от которых он, казалось, успешно избавился. И он мазнул взглядом по тому месту... по тому человеку, которого предпочитал не замечать сегодня, и тут на него окончательно нахлынуло. Он скрывал это даже от себя, не анализируя, не беспокоясь, но сейчас будто всё его нутро обнажилось. Джонхан почти преследовал Сынчоля. Если тот был в помещении, всегда взгляд Джонхана останавливался на нём. Если кто-то вскользь упоминал его имя в разговоре, Джонхан подключал все свои органы чувств, чтобы не пропустить ни слова. Сначала все это пугало и вызывало непонимание, но постепенно превратилось в привычку, отчего второкурсник перестал даже обращать внимание. Но сейчас у него появились причины обратить внимание, подумать и ужаснуться. Джонхан резко встал. Он всё ещё видел, как Сынчоль беззаботно улыбается за своим столом, и этот образ неожиданно вызвал другие чувства, точнее, другие чувства будто наслоились на прежние, и всё это стало уже слишком для Джонхана. Под непонимающие взгляды некоторых слизеринцев, сидевших рядом, и оклик Джошуа «Ты куда?» второкурсник рваными шагами двинулся к выходу из Большого Зала, но его попытался остановить Сонхва, взяв за плечо. — Джонхан, нам нужно поговорить. — Отвали! — вскрикнул второкурсник, сам того не ожидая от себя. Крик оказался громким — не только слизеринцы, но и студенты с других факультетов обратили на них внимание. Джису, конечно, не понимая, что происходит, всё же встал со своего места и грозно сказал: — Сонхва, отпусти его! Староста тут же убрал руку, но, повернувшись к слизеринцам, твёрдо скомандовал: — Обедайте и идите на занятия. Все до одного вернулись к еде, кроме Джошуа, который угрожающе наблюдал за Сонхва, выбираясь из-за стола. — Хонг, сядь, — стальным голосом произнёс староста, отчего уверенный в себе Джису слегка начал колебаться и застыл на месте. — Джонхану не очень хорошо, я отведу его в Больничное Крыло. Айрин, прикроешь на занятии? Айрин, до сих пор только слегка поглядывающая на Сонхва и поедающая свою кашу, неуверенно взглянула ему в глаза и ответила: — Конечно, Сонхва. Джонхан наконец отмер от созерцания этой необычной сцены и уже откровенно побежал, игнорируя оклики Сонхва и то, как он рявкнул на Джису, чтобы он сидел и не двигался. Джонхан не знал, куда бежал, но, кажется, ноги вели его в их с Тэеном убежище. Когда он пробегал уже второй этаж, то замедлился, с трудом принимая мысль о том, что происходило на этом самом месте. Джонхан неуверенно, нехотя и не понятно зачем зашёл в ту самую нишу и сел на край подоконника, бессмысленно переводя взгляд от окна к месту икс. Зачем он сюда пришёл, ради Мерлина?.. Вдали послышались шаги, но Джонхан ещё не понимал, что он может сказать Сонхва, что Сонхва может сказать ему? Почему он себя так ведёт? Что с ним вообще такое происходит?.. Голова раскалывалась от мыслей, но он не подавал виду, потому что Сонхва наконец его нашел. — Зачем ты сюда пришёл? — с какой-то обреченностью в голосе спросил Сонхва, будто Джонхан своим нахождением здесь ранил его в самое сердце. — Я никому ничего не скажу, — не отвечая на вопрос, произнёс второкурсник без эмоций. — Я знаю. Знаю. Джонхан сидел, опустив голову, поэтому только услышал, как староста подошёл ближе и сел рядом, дотронувшись рукой до его плеча, но тут же одернув, будто боясь, что от такого простого действия Джонхан решит выпрыгнуть в окно. Второкурсник кинул взгляд исподлобья, замечая ответный взгляд и отворачиваясь. — Зачем тогда ты меня преследуешь? — Я не преследую тебя. Я хочу с тобой объясниться… Хотел объясниться. Но теперь хочу и чтобы ты кое-что мне пояснил. Да. Что он, например, здесь забыл. Что произошло в Большом Зале. И, возможно, где он был ночью. Почему оказался в полночь здесь. Очень много вопросов, и Джонхан ни на один не хочет отвечать. — Кажется, я влюблен, — неожиданно сказал второкурсник, немного выдыхая. Произнести это вслух было всё равно, что окончательно признать. И всё стало ещё более реально, чем было в Большом Зале, но в то же время проще. Хотя Джонхан со вчерашней ночи испытывал жуткую дереализацию и никак не мог очнуться до сих пор. Сонхва явно такого заявления не ожидал. Несколько минут он молча сидел с поднятыми бровями, почти неотрывно глядя на второкурсника. — В кого? — наконец спросил он. Джонхан горько и жестоко усмехнулся. Ведь они каким-то образом всё знали чуть ли не с самого начала, так зачем спрашивать сейчас? — А мне обязательно сказать? — Джонхан, то, что ты увидел ночью… Не стоит принимать поспешных решений, слишком сильно осмыслять это всё. Ты убедил себя… — Сонхва, разве ты не понял всё ещё тогда? Та история с кулоном. Теперь я понимаю тот взгляд. Теперь понимаю. Сонхва открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Джонхан не дал ему выразить мысль. — И Джису, и Чимин, и Тэён — все знали! С самого начала! Но я сержусь не на них, при чем здесь они? Что со мной не так?! — воскликнул Джонхан, закрывая лицо руками. — С тобой все так, — чётко и твёрдо ответил Сонхва, убирая его ладони и вглядываясь в глаза. Джонхан отвёл взгляд, ненавидя себя за всё, что сейчас происходит, за эти истерики, за нелепое признание, за нелепые чувства, которые он не может осознать и принять. — Что заставляет тебя так думать? Или со мной тоже что-то не так? С Есаном? Всё со всеми так. Это не наш выбор, и в этом нет ничего плохого. — Я знаю, — тихо ответил Джонхан, не пытаясь вырвать руки из захвата старосты. — Я просто не могу… расставить всё по полкам. Привести в порядок. — Это нормально. Считай, что перед тобой сложная задачка, которую невозможно решить за раз. Придётся возвращаться снова и снова и решать по частям. Но однажды ты придёшь к ответу, все упорядочишь и приведешь к гармонии. Обещаю, все будет хорошо, — Сонхва обнял внимательно слушавшего Джонхана и положил подбородок ему на затылок, немного покачивая его, как младенца. — Тем более, тебе не обязательно решать её самому. У тебя есть я, есть Есан. Мы уже прошли через все, что только можно, и в состоянии помочь тебе во всём разобраться. — Расскажи мне всё. Про себя, про Есана, про меня… — Всё, что захочешь.

***

Когда холодным воскресным утром Джонхан сидел на трибуне на квиддичном поле, он вдруг осознал, что чувствует себя старше. Определённое воспитание, некоторые не самые приятные события прошлого и обстоятельства настоящего заставляли его вести себя старше своих лет, но сейчас он будто повзрослел ещё сильнее. Наверное, скоро он придёт в себя, но пока видеть беззаботные лица сокурсников, не чающих проблем и дилемм, было странно и в какой-то степени тяжело. Сблизиться с друзьями сейчас значило бы рассказать про своё открытие, но он пока не был готов к такому шагу. Ведь все-таки ему самому стоит для начала полностью в себе разобраться. К счастью, у него был Сонхва. Они часами говорили в Выручай-комнате в тот день. Староста рассказал ему о том, как он понял про себя, как они с Есаном поняли друг про друга, как начали встречаться, как встречаются сейчас, и всё это вселяло неприятную надежду. Неприятную потому, что надежда не часто имеет связь с реальностью. Неизбежно подошли и к теме семьи. После того, как безответный страх перед неизвестным проходит, ты в первую очередь подумаешь о родителях, если дело касается ориентации. А если ты ещё и к тому же наследник чистокровного рода, то в конечном итоге тема семьи является центральной проблемой во всём, что касается любых твоих жизненных принципов и целей. — Я не говорил своим родителям. Когда-нибудь придётся, безусловно. Я много думал об этом и решил, что не хочу и не буду страдать всю жизнь от того, что живу «не по себе». Но у меня есть кое-что, а точнее кое-кто, кто делает мою участь менее безрадостной. И это мой старший брат. Они сидели в креслах у камина, и Джонхан, наблюдая за языками пламени, пытался собраться с мыслями, потому что Сонхва неизбежно спросит и про его семью, а ему придётся всё откровенно рассказать. Можно и не говорить, конечно, но Сонхва уже открыл все свои карты, они негласно решили, что отныне будут абсолютно прозрачны по отношению друг к другу. — Твой старший брат? — Он гордость семьи, — почти с трепетом произнёс Сонхва. Видимо, он очень уважал своего брата. — Я тоже гордость семьи, но, вероятно, скоро перестану ей быть. А вот брат останется, без сомнений. У него есть достойная невеста, и они в прекрасных отношениях, на работе всё отлично — он занимает должность в Министерстве, и сам по себе он отличный человек, душа компании. Лучше и не придумаешь. Так что я… в какой-то мере могу позволить себе любить того, кого хочу. У меня сниженная ответственность из-за роли младшего. Сонхва говорил всё это, казалось бы, с радостью, но, присмотревшись, можно было увидеть годы безысходной грусти, боли, непонимания и сомнений за этими словами. Он смирился. Смирился с тем, что семья не примет его, что старший брат останется тем, кого можно будет любить вместо него, кем можно будет гордиться. Теперь он говорит об этом почти равнодушно, но что же происходило все те годы, пока он это осознавал и принимал, как должное, как заслуженное?.. — У Есана все значительно лучше, — немного грустно хмыкнул Сонхва. — Он рассказал. Он вообще сразу понимал, что его примут, поэтому рассказал ещё даже до того, как мы начали встречаться. Его родители жутко не любят чистокровные заморочки, — семикурсник улыбнулся, видимо, вспоминая какую-то ситуацию. — Их поженили против воли, поэтому Есану они всей душой желают счастья в любви. Они очень добры ко мне, я часто остаюсь в их доме. Там я чувствую себя собой. Джонхан тоже грустно улыбался. Конечно, Сонхва был счастлив, что у его любимого полное взаимопонимание с родителями, и они принимают его выбор, но каково ему сравнивать со своей ситуацией — даже представить трудно. Староста взглянул на Джонхана вопросительно. Вот оно. Теперь его очередь рассказывать. — Это очень… я не знаю, с чего начать. Считаю ли я, что мои родители примут меня? Нет, я знаю. Но… И Джонхан рассказал о своей семье: своей легкомысленной матери, деспотичном безумном отце, замечательных дедушке и бабушке. Сонхва выглядел потрясённым. Кажется, он не сделал никаких выводов, когда вместо родителей на перроне летом увидел не их. — Твой отец… Я не знаю, могу ли я спрашивать такое, но… Почему твоя мама его все-таки выгнала? — осторожно спросил Сонхва. События пятилетней давности пронеслись в голове Джонхана, и он зажмурился. — Позволь оставить это при мне? — Конечно! — воскликнул Сонхва, но мгновенно собрался. — Конечно, извини меня. — Я не знаю, где моя мать. Не знаю и знать не хочу, где отец. Мама, наверное, примет меня в конце концов, но для начала ей стоит хотя бы заинтересоваться тем, что у неё есть сын. Поэтому, скорее всего, ей в конечном итоге будет плевать. Наверное, слова Джонхана прозвучали очень жёстко, потому что Сонхва горестно выдохнул и с огромным сочувствием взглянул на младшего. — Я бы так хотел сказать, что мне плевать на то, что подумает мой отец, но это не так. Я лишь надеюсь, что никогда в своей жизни его не увижу. Бабушка и дедушка… Они любят меня. Очень, как я думаю. С трудом, но они поймут, ведь они, как никто другой, желают мне счастья. — Я совсем не представлял, что у тебя с семьёй всё… так. Твои друзья знают? Ты ведь им не рассказывал, да? — Кажется, я не хочу им пока рассказывать. — Про что именно? — Про всё. — Ничего страшного. Я тоже не чувствую, что уже готов рассказать своим. Они очень часто подолгу сидели в тишине, наблюдая за огнём. Джонхану о многом приходилось думать, и Сонхва давал ему такую возможность. — А я давно уже почувствовал, что ты гей, — неожиданно нарушил тишину Джонхан своим заявлением. Сонхва фыркнул и с иронией уставился на младшекурсника. — Ага. И когда же? — На тебе нетипичный аромат, — с поднятым указательным пальцем ответил Джонхан. — Иланг-иланг. Он вообще тебе не подходит, но всегда на тебе. Ну и, конечно, эта комната говорит сама за себя. Сонхва оглядел комнату и перевёл насмешливый взгляд на Джонхана. — Ну, конечно. Запах. Что и ожидалось от гениального зельевара, который тайком варит зелья со своим компаньоном в туалете для девочек. — Так ты знаешь, — утвердительно произнёс Джонхан, не выразив ни капли удивления. Кажется, он уже исчерпал все эмоции за эти несколько часов. — Ты же не поверил, что я и правда буду уважать личное пространство вас, мои наглые младшекурсники? — Сонхва посмотрел на Джонхан с насмешкой. — Мало ли, вдруг ты выбрал такой путь воспитания. Староста хмыкнул. — Да, когда ты сказал про комнату, я даже немного напугался, но ты бы всё равно не провёл такую длинную цепочку причин и следствий, так что я был спокоен. — Конечно, не провёл бы, — Джонхан закатил глаза. — Только чувствовал что-то, но не понимал, что. Ты знаешь, что иланг-иланг используется для секса? — вдруг спросил второкурсник с ухмылкой, наклонившись вперёд из кресла. — Что? — тупо переспросил Сонхва. — Нет, я… Знаешь, это очень странно — слышать от двенадцатилетки слово секс, давай ты не будешь портить мне психику, — протараторил семикурсник под аккомпанемент смеха младшего. Джонхан чуть не подавился от последних слов, перестав смеяться. — Да что ты говоришь?! — возмущённо воскликнул он. — Тебе напомнить, что я увидел этой ночью? — Забудь, — просто ответил Сонхва, махнув рукой. — Да, спасибо большое, буквально заобливиэйтил одним словом. — И что вообще значит «используется для секса»? — спустя время спросил Сонхва недоуменно. — Не могут же эфирным маслом смаз… Блять… Джонхан ржал и не мог остановиться, пока Сонхва глядел на него полуосуждающе-полусконфуженно. — Успокоишься? Всё, забыли эту часть разговора, или я тебя и правда обливиэйтну. Джонхан с трудом пришёл в себя, почувствовав, что совсем выбился из сил от смеха, и, прокашлявшись, ответил на вопрос Сонхва: — Нет, не используется эфирное масло в этом плане, если ты не хочешь Есану всё к дракклам сжечь. Но у него очень густой запах, такой жаркий, сладкий. Он возбуждает. — Пожалуйста, прекрати говорить такие слова, это неправильно, — всё так же неловко потребовал Сонхва. — И что в этом такого? При чем здесь то, что мне нравятся парни? — А. Да нет, связи никакой. Просто он не подходит тебе, поэтому я понял, что он не твой, — легкомысленно ответил Джонхан, с усмешкой наблюдая за изменяющимся выражением лица Сонхва. — Это я для общей информации просто рассказал. — Ты ребёнок, — утвердительно произнёс Сонхва, откидываясь на спинку кресла и возводя глаза к потолку. — Спасибо, что напоминаешь об этом. Джонхан закатил глаза. — Ещё на тебе есть запах мха. И вот иланг-иланг — это, считается, женский аромат, но в сочетании с дубом, или кедром, или мхом его используют мужчины. А ты весь в этом запахе. Значит, он не женский, не твой, но ты им, можно сказать, пропитан… Вот поэтому я чувствовал, что что-то не так. Джонхан улыбнулся, вспоминая этот разговор, отчего его серьёзность и небольшая хандра, которую неизбежно навевает осень, отошли на задний план. И именно в этот момент чьи-то маленькие ладони закрыли ему глаза. — Угадай ктоооо? — пропищал голос, владельца которого Джонхан узнал мгновенно. — Я думал, что при встрече ты выльешь мне моё зелье на голову, как минимум. Ладони опустились, и, открыв глаза, Джонхан увидел, как Тэён с унылым видом садится рядом на скамейку. — И с чего ты такой невыносимо скучный? Прошлый Джонхан съязвил бы что-нибудь. — Ты подошёл не в то время и не в то место, — хмыкнул Джонхан, закутываясь сильнее в шарф Джису. Погода была отвратительная: капал дождь, а небо было чистейше серым, к тому же начинал подниматься ветер. Тэён рядом вздрогнул от холода. — Ладно. В любом случае я не надолго или просто умру тут то ли от обморожения, то ли от тоски. Надеюсь, ты заметил, как чутко я не устроил скандал вчера утром из-за того, что ты не пришёл ночью? — с искренним интересом спросил Тэён, видимо, ожидая похвалу за нетипичное для себя поведение. — Мне было не до того, и я не буду тебя хвалить или ты испортишься ещё сильнее. — Пффф, скука, — Тэён закатил глаза и подул на замёрзшие руки. — К тому же, я доделал твоё зелье, так что в следующий раз… — Сонхва прекрасно знает, чем мы занимаемся, — прервал его Джонхан, скосив взгляд на третьекурсника. — Боже, ну знает и ладно. Раз он до сих пор нам не препятствовал, значит, всё нормально у него с этим. Так что тебе осталось только кинуть златоцветки и готово! — Нет. Кажется, это всё. Сонхва прямо угрожал, что, если мы в ближайшие дни не заберём котлы, то они выльют всё наше добро и изымут оборудование. Так что… всё, — равнодушно сказал Джонхан, отчего Тэён внимательно посмотрел на него, с подозрением прищурившись. — И тебе плевать? — Ну, так вышло. Что сейчас поделаешь? Тэён продолжал смотреть подозрительно, но теперь ещё и с каплей самодовольства, отчего Джонхан понял, что сейчас он выдаст что-то, что второкурснику совсем не понравится. — Раньше тебе не было всё равно. Мы почти горели этой идеей, а сейчас тебя вообще не колышет, что мы больше не можем заниматься любимым делом. Почему ты не пришёл ночью? — вдруг с почти маниакальным любопытством в голосе спросил Тэён, наклонившись ближе к лицу Джонхана и вглядываясь в его глаза. — Поэтому тебе всё равно, не так ли? Ты выглядел с утра так, будто тебя всю ночь избивала Плакучая Ива. Причём морально. Джонхан угрожающе улыбнулся, отвечая на бросающий вызов взгляд Тэёна. Третьекурсник выглядел так самоуверенно, будто мог читать мысли или знал каким-то образом, что произошло с Джонханом, но второкурсник был уверен, что и то, и другое невозможно. — Ты ничего не знаешь, — Джонхан не спрашивал. — Спасибо за зелье и извини, что я не пришёл. [— Куда ты шёл ночью? — Мы должны были встретиться с Тэеном в туалете. Нужно было добавить ингредиент именно ночью. — Тэён? Ты же понимаешь, что он теперь костьми ляжет, чтобы узнать, почему ты не пришел?] — Поэтому я и спрашиваю, — с насмешкой сказал Тэён, поднимаясь со скамьи и игнорируя слова благодарности. Несколько секунд он с ног до головы сканировал Джонхана взглядом, пока задумчиво не произнёс: — Тебя ведь не Джису задержал, нет. Почему-то мне кажется, что ты даже пошел, но что-то тебя остановило по дороге… С утра ты был явно не выспавшийся, а Джису беспокоился, поэтому он точно ничего не знал. Но… — глаза Тэёна сверкнули, он торжествующе улыбнулся и, выдержав драматичную паузу, сказал только: — Сонхва. Джонхан уже думал о Тэене, и он был самым неприятным косвенным свидетелем, которого только могла носить земля. В какой-то момент Джонхан просто осознал, что однажды Тэён узнает каким-то образом. Не ясно как, не ясно когда, но это произойдёт. Увы, но третьекурсник был чересчур наблюдательным. Всё же он с первого взгляда определил, что у Джонхана к Сынчолю интерес. Это не было бы столь критично, если бы Тэён догадался о чувствах Джонхана, но, к несчастью, это была не только его тайна. Дело касалось Сонхва, а он даже за столько лет не решился рассказать ближайшим друзьям. Поэтому Тэену о Есане и Сонхва знать нельзя категорически. И это была проблема. — Что Сонхва? — мастерски изобразив равнодушие, спросил Джонхан, глядя снизу вверх на Тэена с утомленным выражением. — Сонхва странно себя вёл на обеде. И ты странно вёл себя. Явно не хотел его видеть, говорить с ним. По твоему лицу было всё ясно видно. А он наоборот тебе порывался что-то сказать. Ты убежал, а он за тобой, как только угомонил Хонга. Но что между вами случилось?.. — Тэён сощурился, постукивая указательным пальцем по подбородку. — Ночью. Что-то произошло ночью. — Я все-таки пробрался на вечеринку, — произнёс Джонхан, прерывая размышления вслух Тэена. — Он отчитал меня при всех, я расстроился, убежал. Был в таком раздрае, что не смог заставить себя пойти к тебе. Извини. Джонхан отлично изобразил подавленное выражение лица и тень грусти. Он медленно произносил слова, будто ему тяжело об этом говорить, опустив голову, и, кажется, это сработало, потому что Тэён смотрел на него удивлённо. — Ты пробрался на вечеринку? Что же ты сразу не сказал? И вообще, мог бы и меня позвать с собой. Мне, правда, всё равно, но мог бы составить тебе компанию. Хоть бы не одного отчитали, — хмыкнул Тэён. — Просто ты же не хотел, поэтому я решил не беспокоить зря. Извини, что так вышло, — тихо ответил Джонхан, не поднимая головы и не видя лица третьекурсника. Тэён положил ему на плечо руку, а затем сделал нечто совсем неожиданное — крепко обнял, утыкаясь холодным носом в шею, будто нарочно. — Всё хорошо, Джонхан, — Тэён чуть приподнял голову так, что его рот оказался на уровне уха второкурсника, и он прошептал: — Всё, кроме твоей неправдоподобной лжи. Ты переборщил с извинениями. Тэён отстранился, и Джонхан пронзительно взглянул на него. Третьекурсник стоял, засунув руки в карманы мантии, и, словно ночной кошмар, жадно вглядывался в лицо Джонхана, насмешливо улыбаясь. — Я вижу, как ты хочешь сказать «Я всё узнаю». — Потому что я всё узнаю, — вкрадчиво произнёс Тэён, отворачиваясь, чтобы уйти. — И ты это знаешь. Джонхан наблюдал за удаляющейся фигурой третьекурсника, невольно улыбаясь краешком губ.