The Void

      Домашний офис остался прежним. В нем куча тетрадей, записных книжек, романов, психологических исследований, когнитивных поведенческих испытаний, огромное количество фотографий. В этом доме это единственное безопасное для нее место. Она может торчать здесь часами, листая страницы книг, копаясь в интернете, тая на своем кресле.       Еве повезло во многих отношениях. Тот факт, что она выследила и «убила» печально известного психопата-убийцу, принес ей работу, о которой она всегда мечтала. Ну, вроде того.       Ева проводит целые дни, находя различия между отечественными и зарубежными делами и отмечая те, которые, как она подозревает, были совершены на политической основе. Большинство убийств в Лондоне - семейные ссоры, и очень немногие дела попадают ей на стол, но всякий раз, когда происходит что-то хитромудрое (как сказал бы Кенни), дело расследуется ее отделом в доме на Темзе, в штаб-квартире МИ-5. Сделав свое заключение, она отправляет дело дальше по течению, в МИ-6. Она не руководит отделом; она часть большой команды, в которой есть как люди выше, так и ниже.       Более того, выслеживание и убийство Оксаны Астанковой вернули ей часть доверия и уважения Каролин Мартенс, несмотря на ее пакость в Москве.       Ева дорожит всем тем, что имеет; она знает, как трудно было Каролин проглотить свою гордость и предоставить работу на блюдечке с голубой каемочкой той, которой использовала ее в качестве пешки на слишком личном уровне. С того дня ей приходилось проявлять себя каждый божий день.       После подписания контракта она так обрадовалась, что у нее онемели пальцы. Вернувшись из Парижа, она не знала, появится ли у нее работа, ведь в их секретной операции больше не было никакой необходимости, или же ее задержат и осудят. Она ухватилась за новую возможность так, будто от этого зависела ее жизнь, но ненавидела цену, которую ей пришлось заплатить, чтобы получить эту должность. Но это было тогда, а теперь она знает, что Оксана жива.       Сегодня она изучает два разных случая, произошедших три недели назад: обе жертвы - мужчины под шестьдесят, оба высокопоставленные офицеры, у каждого из которых есть семьи. Те методы, с помощью которых их убили, странно похожи между собой; первая жертва, Джон Гриффитс, скончался от одной колотой раны в грудь при повреждении аорты, и погиб почти сразу прямо посреди улицы чуть позднее часа пик. Зачинщик исчез, прежде чем кто-то успел заметить, как жертва опустилась на колени.       Ева ощущает холодную дрожь при мысли о том, сколько силы понадобилось, чтобы нанести такой удар и получить такой результат. Правая рука начинает зудеть.       Вторая жертва, Эшли Лэнгдон, был ограблен после еженедельного послерабочего вечера с коллегами; он уже возвращался домой, как ему досталось четыре колотые раны в грудь. Умер он быстро и остался с кошельком в кармане - сотни футов и кредитных карт так и остались нетронутыми. На месте преступления не было найдено ни одного телефона, и оба случая соответствуют времени ее последних встреч с Оксаной в «Хильтон Олимпия».       Значит, все-таки нож. Ева закатывает глаза. Тем не менее, она не может понять, кто из них кто, и кого из них устранила женщина, с которой она провела ночь. Это сводит ее с ума, а ей нужны результаты, ей нужно решить, куда отправить каждое из этих дел.       - Получается?       Нико заходит в комнату с тарелкой супа с лапшой. Он отодвигает некоторые записки своей жены и ставит тарелку на стол.       Ева качает головой и улыбается ему в качестве благодарности за то, что он принес ей ужин на работу.       - Не-а, ты же знаешь. Эти ребята не оставляют улик.       - Тем веселее для тебя, - говорит он и с гордостью на нее смотрит. Его рука проскальзывает ей в волосы, пальцы начинают перебирать локоны. - Ты сегодня бормотала во сне. Тебе...       - Нет, - перебивает его ложью Ева, потому что, конечно, ей приснилась она. Она издалека смеялась над Евой, исчезая каждый раз, когда она подбиралась к ней слишком близко. Ева тянулась к ней, не в силах перебирать ногами, будто застряв в болоте, а Оксана ходила по воде, танцуя на цыпочках с вытянутыми лодыжками, словно балерина. - Мне снились мои последние дела. Я о ней почти и не думаю.       Кажется, Нико принимает эту отмазку. С самого Парижа, когда он узнал, что она сделала, он ни разу не проявлял никаких признаков страха относительно недавно обнаруженной природы Евы. Да он чувствовал облегчение, бога ради. Еве кажется, что он воображает, как она одним единственным копьем убивает бушующего быка, выпуская ему кишки и, смачно на него плюнув, оставлять умирать.       Пусть все и произошло совсем не так, но ради мира, ради их брака она позволяет ему наслаждаться его фантазией. Не то чтобы у нее самой не было фантазий.       - Разбираешься с одним делом, как появляется другое, - рассеянно говорит Нико. Ева поднимает на него глаза. - Круговорот жизни, скажи? Или смерти, если можно так выразиться.       Еве не нравится, к чему все идет.       - Не думаю, что это хорошо на тебя влияет, - вздыхает она и протягивает руку, чтобы провести ею по его. Он двигает кистью и сцепляет их пальцы в замок, крепко сжимая ее руку.       Он такой теплый, такой безопасный. Еве повезло во многих отношениях.       - Ты точно не сможешь поужинать со мной? - спрашивает он с намеком на разочарование в голосе.       Ева вздыхает.       - Нет, дорогой. Время тикает, и мне очень нужно продвинуться с этими делами, иначе Каролин мне голову открутит. Нельзя мне запороть это дело.       Это правда: Каролин хочет получить подробный отчет об утренних находках Евы; хочет, чтобы его отправили на ее берег реки, в центральный офис МИ-6 на Воксхолл-Кросс, но и Ева иногда хочет остаться в своем пузыре, в своем безопасном месте. И сегодня как раз один из таких вечеров. Она чувствует себя уязвимой и немного потерянной (и она очень злится на определенного человека), и потому в такие моменты предпочитает держаться подальше от Нико.       Несколько месяцев назад она заставила его пройти через ад. Она поклялась больше никогда этого не делать, не создавать для него больший ад, чем она создает для него сейчас, а он об этом даже и не догадывается.       - Не засиживайся, - говорит он и в довершение к своим словам целует ее в щеку. - Я рядом, если понадоблюсь, детка.       - Ага, спасибо.       Она протягивается за тарелкой, поднимает ее к своим губам, вдыхает потрясающую смесь чеснока, тимьяна и имбиря. Идеальное блюдо для холодного вечера, который она проводит, в темноте свернувшись в окружении психов. Она улыбается, делая первый глоток.       Внезапно к ней в голову приходит навязчивая мысль, из-за чего ей приходится отложить суп в сторону, дотянуться до одного из ящиков справа от себя и достать парфюм «La Villanelle». Она открывает коробочку, вынимает нелепо дорогой на вид флакон и открывает крышечку, чтобы услышать легкий запах.       Эффект мгновенный: богатый, великолепный запах, состоящий из комбинации стольких ароматов, которые она не смогла бы разобрать, даже если бы попыталась; тело начинает покачиваться. Запах вызывает в памяти множество картин и воспоминаний, они вспыхивает под ее закрытыми веками.       Она делает так всякий раз, когда ей нужно встать на ноги, когда ей нужно освежиться. Ее тело ассоциирует «La Villanelle» с опасностью, страхом и болью. Ее разум ассоциирует Оксану с напряжением, возбуждением и ненавистью.       Странные это штуки - ароматы и запахи. Они - причина, по которой Ева поняла, что Оксана не мертва, не убита ее рукой.       Полгода назад она проходила мимо Ковент-Гарден, уткнувшись носом в телефон и опаздывая на встречу, и внезапно, на долю секунды, почувствовала запах Оксаны, сразу после того, как кто-то задел ее плечо.       Она резко застыла на месте, испытав знакомую реакцию «бей или беги», просканировала свое окружение на наличие кого-либо с волосами, ростом и походкой Оксаны, но, если она и была здесь, она уже исчезла. Ева в самом деле проверила свое тело на наличие колотых ран, а затем пошла домой, обвиняя свои воспоминания за то, что они чуть было не подарили ей сердечный приступ.       Но эта мысль не давала ей покоя, и она никак не могла выкинуть ее из головы.       Позднее в тот же вечер, Ева вышла в сад, чтобы зажечь несколько фонариков в честь гибели ее бабушки десять лет назад. Ветер был ветреный и влажный - традиционная английская весенняя погода, из-за которой она никак не могла зажечь спичку. И там, в темноте, окруженной деревьями, растениями и цветущей травой, ветер принес к ее ноздрям Оксану, и она это почувствовала.       - Я знаю, что ты там, - громко сказала она, сканируя окружение, но ничего не видя. Она попыталась зажечь другую спичку, но та прогорела недостаточно долго, чтобы она успела различить формы или неровности вокруг себя. Тем не менее, сердце колотилось, а разум кричал от облегчения, прежде чем она успела прийти в себя.       И все же, ничего. Ева разочарованно вздохнула, сосчитала до десяти, а затем попробовала другой подход.       - Зачем ты пришла? - спросила она, будто уже не знала ответа.       Последовавшее за этими словами молчание запросто могло бы стать самыми нервными тридцатью секундами в ее жизни. Она ожидала получить пулю, летящий нож, стрелу, да чего угодно, что пронзит ее сердце, и, наконец, сравнит счет. Но ничего из этого не последовало. А вместо этого:       - Для того, чтобы снова наполнить твою жизнь красками.       И больше ничего.       Ева перекатывает флакон в руках. Конечно, так все и должно было произойти. Она представляла себе кровопролитие, когда думала о том, как Оксана добьется своей мести. Затем, по прошествии времени, Ева поняла, что это было бы слишком просто. Она же постоянно это делает, ради всего святого. Лишить ее жизни было бы слишком скоропостижным занятием. А вот мучить ее, пытать, заставлять смотреть в лицо своей истинной натуры, пока она удовлетворяет свои потребности, в которых слишком боялась признаться... это Оксана может сделать, этим она может насладиться.       - Дорогая, курьер принес тебе посылку!       Ева убирает флакон обратно в ящик и захлопывает его, выпрямляется и с трудом делает несколько глубоких вдохов, принуждая себя вернуться в реальность. А затем она понимает, что только что сказал Нико, и хмурится.       - Что? - кричит она, задаваясь вопросом, правильно ли она его расслышала.       - DHL, - отвечает он из коридора.       Евы выпрыгивает со своего стула и спешит к двери, по пути подарив своему мужу благодарную улыбку. У порога стоит довольно крупный лысый мужчина в ярко-желтой униформе с небольшим коричневым пакетом. Ева закрывает за собой входную дверь, сильнее заворачивается в свою трикотажную накидку и протягивает руку, чтобы принять блокнот и вписать туда свое имя.       - Вот, милочка, - говорит он, обменивая посылку на блокнот. - Спокойной ночи.       - Спокойной ночи, - на автопилоте отвечает Ева, сканируя посылку. Экспресс-доставка, обычная коричневая бумага, примерно пятнадцать на четыре дюйма размером, этикетка с ее именем и адресом, присланная Лизой Мейер из Гааги, Нидерланды.       Ева разражается смехом. Это какая-то больная шутка. Оксана отправляет ей подарок из города Международного уголовного суда. В конце концов, Ева не знает никакую Лизу Мейер, так что это должна быть она. На мгновение ей хочется, чтобы в посылке находилась подсказка, указывающая на то, какое из убийств совершила Оксана, или хотя бы что-нибудь, что направит ее в правильную сторону, выведет на верную тропу охоты за другой убийцей.       Прямо перед своим домом она разрывает посылку, срывает бумагу и бросает ее на землю. Перед ней открывается картонная коробка с китайскими или, возможно, японскими символами. Нахмурившись, она ее открывает.       Это нож Камааса. Он лежит на красном бархате, лезвие покрыто целлофаном. Она снимает пластик, достает нож, ощущает его вес в своей руке, режет палец о лезвие.       Морщась, она запихивает его обратно в коробку и подносит свой палец к губам. Вероятно, это самый острый предмет, который она когда-либо держала в своих руках.       Рядом с ножом лежит открытка. Она достает ее, закрывает коробку, сует себе под руку, чтобы открыть конверт. Внутри она обнаруживает почерк, который ей хорошо знаком.       Для следующего раза х       Не стоило ей брать Оксану за руки там, почти полгода назад, в своей собственной гостиной, пока Нико не было дома на выходные. Не стоило ей прикасаться к ее лицу, не стоило извиняться и извиняться, не стоило говорить ей, насколько ужасно было полагать, что она мертва, не стоило с нетерпением ждать очередной возможности увидеться с ней, поговорить с ней, узнать, действительно ли они сделаны из той же кожи и сухожилий, из тех же мышц и крови.       Стоило прислушаться к логике, стоило вспомнить, кто находился в ее доме.       Стоило сильнее сопротивляться, когда Оксана прикоснулась к ее губам, разорвала ее одежду, бросила ее на кровать, заставила ее закричать, а потом кончить.       Не стоило ей говорить, что она за все ее простила.       Не стоило ей говорить, что она понимает, что Оксана - это, блять, творение, сила природы, и что посадить ее под замок равно уничтожить все то, что делает ее такой, какая она есть.       Не стоило ей верить Оксане, когда она сказала, что гордится Евой.       Не стоило делать ничего из этого, но она все равно взяла и сделала это.       Ева сжимает открытку в кулак, в чистой ярости закрывает глаза. Это унизительно. Она чувствует себя уязвимой, чувствует, как все ее грехи раскладываются перед ней в форме этого простого оружия, которое на самом деле совсем не простое; это то, что изначально побудило ее ненавидеть Оксану за убийство ее лучшего друга. Это то, чем Ева чуть было ее не убила.       Абсолютно унизительно.       Для следующего раза. Ева прикусывает свои щеки с внутренней стороны. В следующий раз она, блять, будет душить Оксану до тех пор, пока та не потеряет сознание.       Она берет коричневую бумагу, коробку с ножом и открытку и запихивает все в мусорное ведро.