The Void

      В четверть одиннадцатого Ева выходит из такси на Странде у реки Темзы. Дрожащими руками она засовывает свою кредитку обратно в кошелек; Оксана впервые велела ей встретиться с ней в общественном месте, а не в ее гостиничном номере.       Ева дала Нико (и Кенни с Еленой) глупое оправдание о том, что ее вызвали на работу, и чувство вины уже поглощает ее изнутри. Она ушла прямо с вечеринки, все еще в своем платье. Она говорит себе, что это связано с тем, что у нее не было времени сходить домой и переодеться, и не имеет никакого отношения к тому, что Оксана попросила ее остаться в этом наряде.       Независимо от причины выбора одежды, она, видимо, совсем выжила из ума; встречи с Оксаной всегда носят сомнительный характер, но встретиться с ней в «Савой»? Это место похоже на замок, оно настолько огромно, что в нем легко заблудиться. Ева прочищает горло и просит консьержа указать ей в общем направлении бара «Бофорт».       Она находит свой пункт назначения, а затем борется с желанием саркастично рассмеяться. Разумеется, Оксана выбрала это место для их встречи; Ева практически вошла в локацию из фильма «Сияние».       Весь бар подобен театру со своими резкими линиями и восточной черно-золотой мебелью, освещенной люстрами и свечами, которых достаточно лишь для того, чтобы показать путь к бару, при этом оставляя маленькие софы и угловые диванчики в тени. Это место привлекательно и сексуально, оно создано для тихого шепота и подкрадывающихся рук. На заднем плане играет джаз. На длинном кресле, наполовину скрытом черной занавеской, сидит Оксана. Лица не видно, но ее легко узнать по светлым волосам и загорелой спине.       Ева идет к ней. На дворе воскресный вечер, а Оксана каким-то чудом умудрилась выбить себе местечко подальше от шумных бизнесменов и туристов, наслаждающихся своими напитками. Когда она подходит к дивану, Оксана поворачивается, чтобы посмотреть на нее. И вновь она осматривает ее с ног до головы, но на этот раз медленнее. От этого по коже идут мурашки.       Оксана сидит в серебряном платье. Оно прилегает к ней чуть плотнее, чем должно, удерживаясь на теле лишь двумя тонкими лямками, но выглядит оно гладким и мягким, как дорогой шелк. Классический крой, созданный специально для того, чтобы его владелец выглядел соблазнительно. Светлые волосы убраны в аккуратный пучок. Ева знает, что ей так больше нравится; она предпочитает, чтобы ей ничего не мешало.       Судя по тому, как она сейчас выглядит, никто бы не догадался, кем она работает.       - Ты опоздала, - указывает Оксана, опуская голову на спинку дивана.       - Тебе повезло, что я вообще пришла, - вздыхает Ева и плюхается на место рядом с ней. Сегодня вечером их наряды сочетаются; они обе в обтягивающих платьях, ярко контрастирующих друг с другом. Ева замечает, что Оксана заказала для нее джин с тоником. Лед успел немного растаять. - Спасибо.       - Без проблем, - пожимает плечами Оксана. Одна из ее рук обнимает ее собственный напиток; красочная смесь с листьями мяты.       - Как ты его убила? - спрашивает Ева, едва ли сделав глоток.       Оксана широко раскрывает глаза. Она выглядит так, будто ее застали врасплох, и бросает взгляд через свое плечо на группу людей, сидящих в нескольких столиках от них.       - Вау, - говорит она и широко улыбается, будто она действительно находится под впечатлением. - Ева Поластри, ты такая дерзкая.       Ева не дерзкая. Она просто устала от выходок Оксаны. Она нервничает, из-за чего голова начинает идти кругом, пусть они уже и встречались несколько раз при таких же обстоятельствах.       - Просто расскажи мне, ладно? У меня выдался хреновый вечер.       Оксана делает глоток, а затем поворачивается, смотря Еве прямо в глаза.       - Я подставила ей подножку, когда она пробегала мимо меня в парке, а потом затащила в кусты и сломала ей шею.       Она рассказывает это с такой же легкостью, с какой Нико рассказывает Еве о своем рабочем дне, будто в этом нет ничего ненормального. Ева копирует позу Оксаны, опуская голову на спинку дивана и позволяя себе выдохнуть.       На этот раз женщина. Ева задается вопросом, была ли она чьей-то матерью, а затем ругает себя за то, что вообще позволила мыслям пойти в этом направлении, потому что большинство мужчин, которых убила Оксана, были отцами нескольких детей. В этом нет никакой разницы. Ева чувствует себя так же ужасно, как и раньше.       - Почему никто на твоей работе не знает, что я жива? - спрашивает Оксана, сканируя платье Евы. Ева отрывается от своих размышлений и встречает пристальный взгляд Оксаны. - Ты никому не рассказала. За шесть месяцев появилось несколько тел. Как ты объясняешь это на работе? Делаешь вид, что охотишься за кем-то другим?       Ева отворачивается. В один прекрасный момент она пришла к удручающему осознанию, что ее совесть не может справиться с мыслью об умирающей или брошенной за решетку Оксане, расхаживающей по мягкой комнате какого-нибудь отвратительного учреждения для душевнобольных, рыча словно тигр в клетке.       Она знает, что одной этой мысли достаточно, чтобы самой попасть под арест.       - Ты не единственная наемная убийца в Англии, - говорит Ева и пожимает плечами. Остальное никак не касается Оксаны.       - Оно и дураку понятно, - фыркает Оксана. - Я просто хотела увидеть твое лицо. Ты такая милая, когда не знаешь, что сказать.       - Погоди, откуда ты знаешь, что я ищу кого-то другого? - спрашивает Ева, внезапно поняв, что сказала Оксана. Она могла бы ей помочь, она могла бы... - Какого из мужчин убила ты? Ты знаешь второго оперативника? Можешь ли ты рассказать мне...       - Не-а, - радостно говорит Оксана, а затем холодно улыбается Еве. - Я не буду делать за тебя твою работу, Ева. Ты достаточно умна.       Ну конечно, а как иначе?       - Какая же ты задница, - шипит Ева и залпом осушает половину своего напитка. В горле жжет, но ей не становится легче.       Елена была права; Ева зашла в тупик. У нее нет никаких зацепок, а перед ней сидит женщина, которая хранит в себе всю информацию, которая ей нужна, вот только делиться она ею не собирается. Следовательно, она задница.       - Почему ты захотела встретиться со мной здесь? Разве это не слишком очевидное место?       Оксана поднимает свой напиток и протягивает его Еве, будто приказывая ей сделать глоточек.       - Перед выходом я увидела его в меню в своем номере. У него такое аппетитное название, так что мне захотелось его попробовать.       До того, как она решила испортить вечеринку мужа Евы, увидеться с Евой, а потом и убить какую-то женщину.       Нельзя об этом думать.       Совершенно уверенная в том, что напиток не отравлен, поскольку она видела, как его пьет Оксана, Ева подносит коктейль к губам, и ее рот наполняется ароматом. Сладкая и свежая водка с мятой, с оттенком имбиря и чего-то еще.       - Неплохой, - она передает его обратно, но вместо того, чтобы забрать напиток, рука Оксаны ложится на бедро Евы, к подолу ее платья.       - Нет, не здесь, - резко говорит Ева, оглядываясь через плечо. Не здесь, независимо от того, какое настроение создает эта музыка и атмосфера зала. Она останавливает пальцы Оксаны, как только они добираются до внутренней стороны ее бедра и начинают увеличивать пространство между ее ногами.       - А где? - шепчет Оксана и наклоняет лицо к уху Евы, губами касаясь ее шеи. У Оксаны теплое дыхание, и Ева дрожит, потому что голос, с которым она так хорошо знакома, переполнен похотью и вызовом, нетерпением.       Она должна оттолкнуть Оксану. Она должна чувствовать тошноту, зная, чем та сегодня занималась, но жжение, похожее на то, которое заставило ее покинуть вечеринку и прийти в этот бар, приковывает ее к месту, удерживая в своей невидимой хватке. И в вопросе Оксаны нет совершенно никакой необходимости.       - Разве ты не сняла номер? - скалится Ева, надеясь, что ее раздражение скроет то, как она нервничает.       Лицо блондинки расплывается в злобной усмешке, и Ева понимает, что именно этого она и ждала; предложения Евы. Это осознание бьет ее, как пощечина, и все тело разгорается от стыда, даже когда Оксана хватает ее за руку и поднимает на ноги.       Когда они заходят в лифт и перед ними закрываются двери, Оксана поворачивает голову, чтобы посмотреть на Еву; на ее тело, а не лицо.       У тебя очень красивое тело.       Оксана смотрит на нее так, словно с нетерпением ждет того момента, когда сможет прикоснуться к ней. Интересно, как выглядела женщина, которую она убила сегодня вечером.       Может быть, она была красивой, стильной. Может быть, она заставила Оксану попотеть, борясь и хныкая в ее руках, прежде чем ее жизнь закончилась с громким хрустом. Может быть, Оксана посмотрела на ее фотографии и поняла, что будет возбуждена после убийства. Может быть, именно поэтому она и пригласила Еву, конкретно в этот вечер.       Нет, нельзя об этом думать.       Лифт пищит. Оксана выводит их в красиво украшенный коридор. Ноги брюнетки несут ее на автопилоте. Дойдя до комнаты под номером 12, Оксана отпирает и придерживает дверь.       Внутри обнаруживается уютное, слабо освещенное пространство, выполненное в бежево-белых тонах, и кровать королевского размера, расположенная в самом центре. Номер явно дорогой, и, вероятно, самый шикарный, в которой она когда-либо ступала. Распахнутые занавески обнажают вид на реку и яркие огни города. Ева пересекает комнату, чтобы добраться до окон, при этом замечая в отражении стекла, как ее изучает Оксана.       Оксанины позывы всегда разные; иногда она совершенно жестокая, а иногда спокойная и сосредоточенная. Ева никак не может даже попытаться понять, что ею движет, и сегодня вечером она выглядит весьма возбужденной, однако ждет, пока Ева проглотит свою гордость и здравомыслие, чтобы наконец подчиниться.       Ева закрывает глаза. Она здесь, сейчас. Она пришла, зная, что произойдет. Она думает о своем плоте и своем драгоценном озере все то время, пока снимает свое пальто, подходит к кровати, садится на нее и скидывает каблуки. От разочарования и ненависти к себе она портит себе прическу. Оксана в мгновение ока оказывается рядом, с дерзким взглядом нависая над ней.       - Ну, и как все случится, Ева? - шепчет Оксана, облизывая губы, но не закрывает их, как бы приглашая. Она действительно выглядит красивой, но это не скрывает опасности, которую она излучает, когда прижимает ее к кровати.       Озеро под плотом начинает кипеть, встряхивая ее до глубины души. Она медленно поднимает свою правую руку к лицу Оксаны и проводит кончиками пальцев по ее губам, ощущая влажность и тепло на подушечках.       Ева знает, что Оксана хочет, чтобы вся ее праведная ненависть растворилась в чистой нужде и желании, и боже, надеясь на то, что однажды она будет прощена за свою слабость, Ева позволяет этому случиться.       Она целует губы Оксаны, проводит пальцем по ее голове, засовывает язык ей в рот, словно хочет проникнуть внутрь и разорвать ее на части, выплеснув все ее секреты на воздух. Она слышит собственный стон, слышит, как Оксана делает быстрые вдохи в перерывах между их влажными и гневными поцелуями, слышит, как расстегивается собственная молния.       Каким-то образом она оказывается с опущенным до талии платьем и лопатками на покрывале. Оксана оставляет мимолетные поцелуи на ее челюсти, шее, везде. Ева дрожит и задыхается от небрежно оставленных следах от ее языка, вонзает свои ногти в спину Оксаны, и та поднимается, стягивает свои трусики, а затем проделывает то же самое с Евой. Как только она разбирается с одеждой, Оксана вновь поднимается, а затем кусает и облизывает грудь Евы, проводя ногтями по внутренней стороне ее бедер.       Ева чувствует, как у нее на горле смыкается рука, и ее обладательница оказывает давление, из-за чего ей приходится открыть глаза, приходится посмотреть в яркие и неподатливые глаза Оксаны.       - Смотри на меня, - с широко раскрытым ртом шепчет Оксана, тяжело дыша. Она ищет что-то в глазах Евы, желая засвидетельствовать это последнее мгновение перед капитуляцией, подчинением; она ждет прошения, и, зная, что неправильно быть такой податливой, такой возбужденной - зная, чьи руки ее касаются - Ева все равно ощущает, как ее лицо искривляется в безмолвной, отчаянной мольбе.       Волны переворачивают ее плот, и она начинает тонуть. Она так и не научилась плавать, так и не научилась сопротивляться Оксане, чьи пальцы внезапно и грубо проникают в нее, вызвав у нее придушенный стон боли.       Оксана отпускает ее горло и перемещается, чтобы поцеловать, крадя у нее дыхание своими глубокими и влажными поцелуями, царапая ей губы; она целует и трахает ее в один ритм, она пожирает ее, будто хочет отравить своим ртом, и Ева хныкает под ее губами, хватает воздух ртом от скользкого давления на свой клитор, и о нет, она сейчас...       Оксанины перчатки лежат на полу рядом с кроватью; Ева замечает их, когда ненадолго открывает глаза, и все тело напрягается, вздох застревает где-то в горле.       Эти перчатки, которые были на руках женщины, сейчас ласкающей ее лицо и трахающей ее, отняли у кого-то жизнь. Ева представляет, какой силой должен обладать человек, чтобы физически сломать шею женщины, раздробить ее позвоночник, чтобы ее вялая голова откатилась на спину...       К своему ужасу, Ева чувствует, как все снизу начинает пульсировать еще сильнее, ощущает, как становится влажнее, так что она дергается и скулит, отвернув голову к покрывалу, стараясь не думать, как те же самые пальцы, что сейчас тянут ее за волосы и проскальзывают в нее почти без всякого трения, душат кого-то и вырывают чьи-то кишки, но она ничего не может с этим поделать...       - Посмотри на меня, - приказывает сверху нее Оксана, тяжело дыша. - Ева, посмотри на меня.       Ева заставляет себя открыть глаза и чувствует, как у нее останавливается сердце; ледяные серые глаза над ней полны тоски. Они подавляют ее своим горячим взглядом, приказывая ей сдаться, приказывая ей...       Она так и не научилась бороться с этим, и, когда влажный язык Оксаны проталкивается ей в рот, все заканчивается. Ева неистово кончает; сброс напряжения приходит в волне тепла и льда, заставляя ее дрожать и стонать под весом Оксаны.       Прежде чем она откидывает свою голову на покрывало, ей кажется, что она замечает нечто, похожее на трепет, изумление в глазах своего мучителя.       Когда у нее перестает кружиться голова, она снова отыскивает взглядом перчатки, а затем ощущает, как к горлу подкатывает желчь, потому что у нее, должно быть, совсем не в порядке с головой. Желудок сжимается в спазмах, тошнота угрожает отнять контроль над телом у приятного послевкусия.       К счастью, ей не дают времени задуматься о своих болезненных мыслях; Оксанину сдержанность как рукой сняло - в ее глазах появилось жадное выражение, губы приоткрылись, а дыхание участилось. Так и не сняв свое платье, она седлает грудь Евы, приоткрывает ей губы, широко раскрывает челюсть пальцами и так сильно сжимает ей волосы, что фолликулы начинает жечь, а затем поднимается и с силой опускается на раскрытый, задыхающийся рот Евы.       Ева принуждает себя забыть обо всем остальном, кроме вкуса на ее языке, такого богатого и соленого, такого скользкого и необычного. Она хватается за бедра Оксаны, пока та трется о губы и язык Евы, потираясь об ее зубы и опираясь руками на поднятые колени Евы.       Это никогда не занимает много времени; она начинает тихонько постанывать, попутно с этим ускоряясь, и Ева чувствует, как снизу пульсирует с каждым глубоким гортанным вдохом Оксаны, но заставляет себя оставаться неподвижной и не слишком сильно напрягать язык, позволяя блондинке придушивать ее.       - Мм, - стонет сверху Оксана, а затем шипит: «Ох, блять, вот здесь», с силой прижимаясь к губам снизу, и дрожит, когда кончает ей в рот, тихонько хныкая, будто она не хочет, чтобы это заканчивалось.       Но и этому приходит конец; Оксана слезает с нее, как только ее оргазм проходит. Ева натягивает на себя лиф своего платья и направляется в душ.       Не утрудившись полюбоваться красотой ванной, Ева стягивает с себя платье и заходит в душевую. Лейка смывает все следы ото всех губ Оксаны; жидкость бежит по ее телу, смешиваясь с потоками капель холодной воды, а затем исчезает в канализации, унося с собой грехи Евы.       До и после - но никогда во время - Ева думает, что Оксане нравится седлать ее, потому что ей хочется находиться в положении, в котором она запросто может убить ее одной силой своих бедер; быстро придушить, возможно, сломать шею. Ева подозревает, что ее это заводит, что оргазм приходит с большей интенсивностью, когда она держит в своих руках жизнь человека, который ей подчинился.       Ева набирает воду в свои раскрытые ладони и брызгает себе в рот, чтобы вымыть запах Оксаны, стараясь не испортить и без того испорченный макияж. Она не может допустить того, чтобы Нико почувствовал этот вкус на ее губах.       Чувство вины омоет ее холодным душем, как только она выйдет отсюда и сядет в такси. Она утонет в кожаном кресле, укутается в свой плащ и поклянется, что это было в последний раз, что этот позор больше никогда не повторится. Она придет домой, смоет макияж и снова наденет свое обручальное кольцо.       Ева остается в душе до тех пор, пока у нее не начинают стучать зубы. Она насухо вытирает свое тело, пользуется туалетом и снова надевает свое платье.       Выйдя из ванной, Ева замечает, что Оксана сбросила покрывало на пол и избавилась от своего платья. Она лежит в постели с открытым на коленях МакБуком. Ватное одеяло прикрывает ее до пояса, оставляя грудь обнаженной; она успела распустить свои волосы. Оксана не смотрит на Еву, которая быстро находит свои трусы и убирает их в сумочку.       Ева надевает свое пальто и на пятках разворачивается в сторону двери.       - Было хорошо, - безразлично говорит Оксана. Ева поворачивается, чтобы посмотреть на нее, но та по-прежнему пристально смотрит в экран ноутбука.       - Да, - тихо говорит Ева. Это было не совсем не хорошо. Просто она, как всегда, слишком яростно металась между добром и злом, разлила слишком много масла на свою совесть, допустила слишком много внутренней борьбы, все и сразу. Она подозревает, что Оксана чувствует себя иначе; в конце концов, это ее игра. Ева хватает ручку двери.       - Увидимся, - позади нее своим отсутствующим тоном говорит Оксана.       Ева не утруждается ответить. Она выходит в коридор и захлопывает за собой дверь.