Стол Евы в доме на реке Темзы, в штаб-квартире службы безопасности МИ-5, постепенно превращается в зону боевых действий: уровень преступности внутри страны зашкаливает, отовсюду выглядывают файлы и папки, и то, что она не может разделить национальных и иностранных оперативников между собой, заставляет ее почувствовать, что она самый бесполезный человек в офисе.
Каролин наседает на нее, словно ястреб, из офиса МИ-6 на другой стороне реки, прожаривает ее по поводу результатов, зацепок, квот, бюджета и ее выбора
обеда, так что истощение Евы начинает проявляться и в ее внешнем виде. Она подозревает, что Каролин, несмотря на то, что она дала ей второй шанс, все еще таит на нее обиду и вымещает на ней все свое недовольство просто потому, что
может себе это позволить.
Ева знает, что лишь немногие из этих убийств дело рук Оксаны, но почему-то все, что она видит - это Оксану.
Кроме того, она понятия не имеет, что делать с делами, к которым
на самом деле приложила руку Оксана. Не может же она повесить эти преступления на случайного человека. Не может она и постучаться в дверь Каролин, предложить ей чашечку чая и поведать ей, что на самом деле она
не убила Оксану чуть больше полугода назад в Париже, что на самом деле она встречается с ней время от времени, что она в хорошем здравии и, по-видимому, все еще психопат-убийца.
Ева опускает голову на стол, переполненного папками.
- Не изводи ты себя так, - говорит ей ее помощник Чарли. Он высокий, похож на хипстера и находится под впечатлением ото всех и всего. Кажется, будто ему лет пятнадцать. - Разве не ты сказала три дня назад, что продвигаешься в деле с Лэнгдон?
Эшли Лэнгдон, ограбленный офицер полиции. Немногим более недели назад, возвращаясь домой после встречи с Оксаной в «Савой», у нее свершился прорыв.
Она начала полагать, что для Оксаны секс всего лишь идет рука об руку с убийством. Она начала думать, что больше не увидится с ней, если узнает, что на самом деле Оксана вовсе не хочет Еву, а приглашает ее к себе только потому, что Ева оказывает небольшое сопротивление, которое Оксана подавляет, каждый раз добиваясь своего.
Ева думала о том, как она тешит эго Оксаны, вот только нельзя винить в этом никого, кроме себя.
Она думала о перчатках, думала о том, как Оксана всегда прикасается к ней с таким мастерством, с таким изяществом, будто для нее все это так же естественно, как и отнятие жизни. Казалось, будто она отрепетировала все свои предпочтения; никаких случайных прикосновений, никаких постельных разговоров, которые потенциально могут испортить весь опыт. Быстро и чисто, прямо как ее убийства.
Ева все думала, думала и думала, а потом вдруг, сидя на заднем сиденье такси, ей стало предельно ясно, кого именно зарезала Оксана, прежде чем встретиться с Евой в «Хильтон Олимпия»; убийство было быстрым и чистым, но ведь Эшли Ленгдона нашли изуродованным на улице, а, следовательно, Оксана его не убивала. Она убила другого, Джона Гриффитса, одним лишь ножевым ударом (разумеется). Ева смогла взглянуть на тело Лэнгдона свежим взглядом, но, поскольку она не могла объяснить, как она поняла, что он был убит, очевидно, новым убийцей, она не смогла продвинуться в расследовании этого дела.
- Да, но я снова в тупике, - Ева бросает взгляд на Чарли, который дарит ей ободряющую, глуповатую улыбку. - У меня такое ощущение, что и его дело, и дело Джона Гриффинса просто спустят на тормозах. Оба прослужили тридцать лет и чего ради?
- Секретов, наверное, - бормочет Чарли, а затем у него загораются глаза. - Ох, совсем забыл, у меня же для тебя кое-что есть!
Он подбегает к своему столу, пролистывает несколько папок, а затем возвращается с тяжелым переплетом и бросает его на стол Евы.
- Что это такое? - хмурится она и смотрит на ярлык на переплете:
18765-Д, Лоуренсон.
- Ты попросила меня выкопать все с 11 ноября, - говорит Чарли. - Это отдаленно интересное дело, которое я смог найти. Мне удалось заполучить копию, но ты ею не размахивай, потому что такие вещи здесь быть не должны.
Ева резко выпрямляется и пристально смотрит на переплет. Неделю назад она действительно попросила Чарли просмотреть доклады об убийствах, совершенных в день вечеринки по случаю польского Дня Независимости, как раз в тот вечер, который она провела с Оксаной в «Савой». Озвучив ему свою просьбу, она вроде как позабыла о ней, потому что решила, что будет чувствовать себя лучше, если не узнает, кого во время своей пробежки убила Оксана. А теперь это дело смотрит ей прямо в глаза.
- А почему не должны? - спрашивает Ева и начинает раскрывать переплет.
- Они кого-то арестовали, - говорит Чарли и прочищает горло. - Все, э-э... получилось не очень красиво. Почему ты так заинтересована в этом?
- Не заинтересована, - быстро говорит Ева и бросает на него резкий взгляд. - У меня просто предчувствие. Или интуиция, называй как хочешь.
- Понятно, - тихо говорит Чарли. Он стремится к совершенствованию, стремится расширять свои познания, но он также умен и знает свое место. - Что ж, тогда я оставлю тебя. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.
После того, как он возвращается к своему столу, Ева начинает пролистывать переплет с громко стучащим сердцем, говоря себе, что она
не ищет фотографию убитого, что она просто заинтересована в том, кого «Двенадцать» заказали у Оксаны.
Имя жертвы - Сара Лоуренсон, женщина тридцати восьми лет с двумя дочерями (в возрасте семи и двенадцати лет), бывший учитель политологии из Уэмбли. Рабочий контракт был расторгнут два года назад из-за дискриминационного и оскорбительного поведения по отношению к некоторым из ее учеников. Она была замужем за Стивом Лоуренсом, но вышла за него лишь в этом году, а до этого была в браке с Майклом Гудоллом, отцом девочек.
Ева читает дальше, и, по-видимому, Лоуренсон была озлобленной, крайне правой националисткой, увлечения которой включали в себя частые личные атаки в интернете на членов как либеральных партий, так и открытых общественных организаций. Она была в хороших отношениях с Лигой Английской Обороны, ультраправой группой. Она произнесла много речей, совершила поездку по Великобритании и Северной Ирландии в целях продвижения своей новой книги об «опасностях исламизации», а также запустила частную кампанию ко времени проведения следующих всеобщих выборов.
Ева потягивает себя за волосы одной рукой. Значит, ненавистный писатель и политик. Ева не имеет ни малейшего представления, почему «Двенадцать» захотели ее смерти. Интересно, выбирают ли они свою следующую жертву из тех, кто им не нравится, за игрой футбол и распитием пива, а затем решают отправить кого-нибудь избавиться от этих бедных засранцев.
Она переворачивает страницу и натыкается на фотографию Сары Лоуренсон. Ева ощущает, как от волнения начинает зудеть в животе. Лоуренсон обладала природной красотой, несмотря на свои убеждения; ясные голубые глаза, длинные темные волосы, высокие скулы. Симметричное лицо, подходящее возрасту тридцати восьми лет. Она бы запросто могла податься в модели в более молодом возрасте.
Ева переворачивает страницу с фотографией, но перед ней оказываются фотографии с места преступления, и она видит Лоуренсон в куче грязи и палок, лежащую за кустом с вытянутыми конечностями и повисшей, словно свободная резиновая перчатка, шеей. Есть и фотография крупного плана ее лица; щеки у нее слегка голубоватые, а глаза смотрят на небо, они широко раскрыты, будто она была
в ужасе.
- Господи, - вздыхает Ева и потирает свое лицо. Ей действительно было бы лучше, если бы она этого не видела, несмотря на то, как она себя чувствовала в присутствии Оксаны во время их последней встречи. Теперь она испытывает легкую тошноту, думая о тех перчатках.
Как ты могла так поступить? - вслух шепчет она. Это глупый вопрос; Ева прекрасно понимает, на что способна Оксана.
А как же иначе?
Просмотрев все фотографии с места преступления, Ева откидывается на спинку своего кресла и устремляет задумчивый взгляд в потолок. Она знает, что любая форма экстремистской пропаганды опасна, но по большему счету Сара Лоуренсон была лишь новым лицом в разгневанной расистской толпе. Она не кажется достаточно важной для того, чтобы быть уничтоженной. Она не кажется достаточно большой угрозой. Тем не менее, Ева знает, что это далеко не все. Она могла бы приняться за поиски спонсоров кампании Лоуренсон, но разве Чарли не упомянул, что...
...кого-то арестовали.
Черт.
Ева начинает рыться в файлах, пролистывая бумаги в поисках знакомого лица, но не находит лицо Оксаны. В базе куча примеров ее отпечатков, но нигде нет ее настоящего лица и кодового имени, и, наконец, Ева находит нужную ей страницу и чувствует, как у нее останавливается сердце.
В криминалистике красуются следы волос и кожи бывшего мужа Лоуренсон.
Сара Лоуренсон и Майкл Гудолл развелись два года назад из-за финансовых споров и различных ценностей сразу же после ее увольнения, но в своем заявлении полиции он утверждал, что не имел никакого контакта со своей бывшей женой помимо обсуждения их дочерей по телефону.
Но лондонская полиция и службы безопасности обнаружили его ДНК на одежде, которая была на Лоуренсон в день ее смерти, а в файле лежит копия повестки в суд, тщательно подготовленная для того, чтобы отобрать у него все права на посещение дочерей, а в довершение ко всему во вложении обнаруживается досье на Майкла Гудолла. Ева открывает его и издает громкий стон, потому что Гудолл...
...работает охранником в сраном «Савой» в Лондоне.
-
Я ее прикончу! - кричит Ева и запускает папку через весь офис. Затем она понимает, что Чарли все еще в кабинете; его глаза превратились в маленькие блюдца, прикрываемые очками. Она виновато качает головой и просит его сходить за свежим кофе.
Оксана не просто убивает людей, она их еще и подставляет. Ева ненадолго задумывается, не запланировала ли та в качестве мучений изгнать ее из этого офиса, сделав для нее невозможным выполнять свою работу.
Кофе, который ей приносит Чарли, остается нетронутым до конца рабочего дня.
***
Оказавшись дома, Ева отмывает каждый шкаф, каждую поверхность, каждое окно. Она пылесосит весь дом, проклиная Оксану и «Двенадцать», стирает вещи, пытается приготовить ужин и заканчивает сжиганием картошки за две минуты после того, как Нико возвращается домой из «Бридж Клаб».
- Я закажу тайскую, - говорит он, заметив ее уставшее, угрюмое лицо.
Но, как и кофе, тайская еда не добирается до ее рта. Она запирается в своем домашнем офисе и безучастно смотрит на компьютер; понимание того, что невиновный человек предстанет перед судом за убийство, прожигает ее изнутри.
Она достает свой телефон и звонит на, вероятнее всего, украинский номер, с которого ей писала Оксана в вечер убийства. Как и ожидалось, иностранный голос сразу же начинает сообщать, скорее всего, о том, что номер недоступен.
У нее нет никакой возможности связаться с Оксаной; еще одна особенность, из-за которой эта игра становится такой
обузой для Евы. Оксана контролирует все; время их встреч, место их встреч, тему их разговоров, возможность этих разговоров, технику их секса, она контролирует то, как Ева преуспевает в своей работе, и даже то, как она спит в последнее время.
Не зная, что еще сделать, Ева открывает на своем компьютере пустую записку. Она пялится на курсор, отбивающий секунды на экране в такт ее сердцу. Беспокойство угрожает ей сложенными руками, но затем она начинает печатать:
«Ты полнейшая мерзавка. Нельзя так поступать. Я знаю, тебе плевать, но это живые люди. Пожалуйста, исправь все».
Она ждет, но ничего не происходит. У нее нет никакой возможности узнать, сработает ли это, никакой возможности узнать, насколько продвинута Оксана во взломах, да и знает ли она вообще, как взламывать чужие компьютеры, попытается ли она вообще проверить, что происходит на компьютере Евы. У нее перехватывает дыхание при мысли о словах, появляющихся на ее экране прямо перед ней, но она ждет до тех пор, пока компьютер не уходит в спящий режим, пытаясь сэкономить энергию и явно сообщая ей о том, что и ей не помешало бы сделать то же самое.
Бесполезно.
Ева забирается в свою постель с тяжелыми от усталости конечностями и кучей мыслей в голове. Она ненавидит сомневаться в своих решениях, презирает чувство некомпетентности, пронизывающего ее мозг. Ей нужна эта работа, и ей нужно хорошо ее выполнять. Она не потеряла лучшего друга, две работы, (почти) брак и свой собственный рассудок только для того, чтобы оказаться
здесь.
Оксана, пожалуй, сказала бы, что несправедливость встречается за каждым углом, но в отличие от нее, у Евы есть совесть, и она не может позволить этому невинному человеку загреметь за решетку за преступление, которого он не совершал.
И она не может рассказать Каролин, что по ночам она не спит из-за все той же самой Вилланель.
Она не может сделать ничего, кроме как уткнуться в промежуток между рукой и грудью Нико, прижаться к нему и отключиться от внешнего мира, пусть даже на минуту. Ей позволено давать ему некоторые намеки о своей работе, но, естественно, она не может сказать ему, что она знает, что кого-то подставили.
- Ты делаешь все возможное, родная, - утешает он ее и притягивает в крепкие объятия.
Его прикосновение становится чуть более грубым, а дыхание более затрудненным, и Ева позволяет ему поцеловать себя, позволяет ему использовать свой рот, чтобы сказать ей, как сильно он любит и обожает свою жену. Его усы щекочут ей лицо, и она ухмыляется, потому что она должна быть именно в этом месте, именно этого человека она должна защищать, несмотря ни на что, именно этот человек даровал ей свое
прощение.
Нико забирается на нее, нежно поглаживая ей руки, ребра и лицо, улыбаясь ей так, будто она самое прекрасное создание в его мире. Это наполняет ее грудь чувством тепла и вины, она хочет зацепиться за него, но и уйти как можно дальше, чтобы защитить его от самой себя, потому что он ни за что не поймет. Она снова разобьет ему сердце, если скажет, в чем нуждается, чего она жаждет дни напролет...
Нико целует ее в шею, и Ева открывает глаза. Оксана сидит на письменном столе по другую сторону спальни. Лицо у нее искривлено в радостной, уродливой эмоции, и она хлопает себя по колену, смеясь.
- Ты только посмотри на себя, Ева. Играешь в домохозяюшку, - прыскает она и смеется еще немного. - Это так смешно.
- Заткнись, заткнись, заткнись, - шепчет Ева. Она хочет, чтобы та ушла из этой комнаты, из этого дома, из той маленькой частички жизни, которая у нее осталась. Прямо сейчас ей кажется, что она сможет выбросить ее из своей головы. Но она знает, что это чувство пройдет. - Я пытаюсь быть счастливой, так что отъебись.
- И как, получается? - хихикает Оксана. Смех у нее выходит высоким, раздражающим и таким, таким самодовольным.
Ева не отвечает. Она переворачивает их тела и утыкается в шею Нико, поворачиваясь спиной к демону в своей спальне.
***
Ева просыпается посреди ночи из-за кошмара, который забывает в то же мгновение, как открывает глаза, но она вся вспотела и трясется, и потому ей приходится отправиться в ванную. Осторожно выпутавшись из рук Нико, она бросает одну из его рубашек и свою прокладку в туалет.
Намочив руки, она брызгает водой себе в лицо, чтобы избавиться от пота в глазах. Она чувствует себя нездорово. Она смотрит на свое отражение в зеркале, вспоминает об остатках секса, оставшиеся на нежной коже бедер с внутренней стороны, а затем смачивает полотенце, чтобы отмыться.
На первом этаже что-то не так. Она ощущает, как по спине пробегают мурашки, пока она наливает себе стакан воды, и инстинктивно тянется к кухонному ножу. Она опускает стакан, пробирается через темную кухню и гостиную в сторону коридора, затем кладет пальцы на замок. Все в порядке; дверь заперта, и она в безопасности.
Словно заново переживая свое воспоминание, она разворачивается и смотрит на черный ход, но не обнаруживает стоящую там в темной куртке и бежевых брюках Оксаны. Там никого нет, но задняя часть первого этажа подсвечивается. Ева понимает, что это экран ее компьютера.
Она бросает нож обратно в раковину и спешит к своему компьютеру, наклоняясь к экрану. И там, под словами, которые она оставила в записке всего несколько часов назад, красуется одна единственная строчка.
«Если не прекратишь так нервничать, то заработаешь себе аневризму».
- Это ты мне аневризму подаришь, - сквозь зубы шипит Ева, а затем начинает стучать по клавишам. Оксана все еще может наблюдать за экраном ее компьютера.
«Прекрати вести себя как двенадцатилетний ребенок и подчисти беспорядок, который сама же и навела. Это НЕ смешно. Если они начнут копаться, то я буду в ДЕРЬМЕ. Притащи сюда свою задницу. Это не приглашение, я в ЯРОСТИ. Иди пешком, если придется, мне плевать, но просто. СДЕЛАЙ. ЭТО».
Ева резко выдыхает, гордясь тем, что поделилась с Оксаной своим мнением. Она ждет, пока ее сердце перестанет стучать у нее в ушах; ждет ответа Оксаны.
Курсор остается неподвижным, и Ева засыпает за своим столом.
