The Void

      Вплоть до этого момента Ева блаженно не осознавала, насколько мучительным может быть ожидание в течение тридцати часов, но без пяти семь она, наконец, стоит перед входом в комнату 403 в небольшом бутик-отеле «Бык и Шкура», который наделен и гастрономическим пабом. Она поднимает руку, чтобы постучать, а затем передумывает и решает, что ей нужна еще минута перед тем, как начать вечер с Оксаной.       Вчера, вернувшись с работы домой, она, так сказать, взяла быка за рога; она позвонила Кенни. Гудки шли целую вечность, пока наконец не ответил его нервный голос. Ева спросила, случилось ли что, а он сказал, что ничего. Сбитая с толку и очень встревоженная, она повесила трубку, но по спине все еще пробегал холодок; равносильно сообщению о том, что поджарили ее по-королевски.       Кенни определенно что-то скрывает, но Ева решила - несмотря на то, что она была относительно уверена в том, что его странное поведение как-то связано с Оксаной - позволить ему самому поднять эту тему.       Нико с ней все еще не разговаривает. Расстояние между ними в постели и мрачная туча над их домом каким-то образом позволили ей приостановить надвигающееся нарастание чувства вины, которое обычно она повсюду носит с собой, и сегодня вечером она чувствует себя опустошенный, когда думает о своем браке.       - Почему ты просто стоишь? - спрашивает голос слева от нее.       Сердце пропускает удар; она затерялась в своих мыслях, но, посмотрев налево, она замечает идущую по коридору Оксану, которая несет в руках поднос с целым ассортиментом разных блюд. Ева была слишком взволнована, чтобы съесть что-нибудь накануне их встречи, но, войдя в отель, она услышала не выветриваемый запах тостов и бургеров, и ее желудок сообщил ей о своей опустошенности. И сейчас, хотя она и не должна этого делать, она чувствует угрозу появления небольшой улыбки на своем лице.       - Я просто, э-э, задумалась, - быстро говорит она.       - Понятно, - безразлично говорит Оксана и высовывает из своего переднего кармана ключ-карту. Сама она в свободных, удобных джинсах и сером свитере от Александра МакКвина, ее волосы слегка спутаны, а на ногах красуются пушистые гостиничные тапочки. Благодаря всему, что на ней сейчас надето, она выглядит нежной и прекрасной.       И Оксана в самом деле прекрасна, но она не нежная; она коварная, манипулирующая и опасная, и Ева должна быть раздражена и расстроена от ее вида.       - Меня не должно здесь быть, - говорит она, пусть и пялится на тарелки с лососем и яйцами всмятку, свежими авокадо и тостами с беконом, с грудами черничных блинов. Оксана несет поднос, как французская официантка - балансируя им одной рукой, но ведь на нем слишком много еды для одного человека.       Ева понимает, что Оксана собирается поделиться ею.       - Ой, да ладно тебе, - фыркает Оксана и открывает дверь. - Ты всегда так говоришь.       Они входят в просторный номер, оформленный в теплых осенних тонах. Несмотря на декабрьскую погоду, окно в комнате приоткрыто. Рядом с рабочим пространством с неудобным на вид креслом от Kartell стоит небольшой атласный диван для отдыха, и Ева выбирает именно это место для своей посадки. Оксана ставит поднос на середину кровати, а затем садится, прижавшись спиной к горе подушек.       Ева чувствует, как во рту начинает выделяться слюна, пока она наблюдает, как Оксана копается в разных блюдах, запихивая половину блина себе в горло, а затем слизывая сахар и сироп с пальцев. Должно быть, она изрядно проголодалась. Ева ерзает на диване, и ее живот неловко урчит.       - Согласиться поесть не значит согласиться на все то, что я хотела бы сделать, - говорит Оксана, жуя яйцо всмятку. На губах у нее остается желток.       - А я-то думала, я пришла потому, что ты хотела оказать мне услугу, - слегка встревоженно говорит Ева, вставая и садясь на кровать рядом с Оксаной. Она снимает свое пальто, вынимает ноги из заснеженных ботинок и тянется к тарелке с авокадо и беконом. - Я что-то не так поняла?       Оксана смотрит на нее.       - Нет, - говорит она и откусывает кусочек тоста. Все еще жуя свою еду, она говорит: - Но всегда нужно есть, если выдается такая возможность.       Ева мысленно соглашается с ней. Она впивается в свою пищу более выразительно, чем Оксана, и на вкус она оказывается просто божественной. Она в блаженстве прикрывает свои глаза и, проглатывая еду, замечает на себе пристальный и удивленный взгляд Оксаны. Ева вспоминает, что они еще никогда нормально не ужинали вместе, если не считать того неудачного вечера в доме Евы, включающего в себя разбитую дверь в ванную и известным пастушьим пирогом.       Кажется, это было вечность назад.       Ева напоминает себе, что это вовсе не ужин. Она пришла ради услуги, пришла направить свою карьеру обратно в нужное русло, и то, что она вообще сбилась с пути - вина этой женщины.       - А после ужина ты дашь мне то, что я смогу использовать?       - Дам, - говорит Оксана. - Но только потому, что ты начинаешь выглядеть очень уставшей, а ты мне нравишься больше, когда в тебе больше энергии. К тому же, больше никто не сможет тебе помочь.       Больше никто не сможет тебе помочь. Для Евы это то же, что и «я нужна тебе», а она не хочет нуждаться в Оксане. Она опускает глаза на свой тост. Внезапно еда во рту принимает вкус картонки, и она отодвигает от себя тарелку.       Она задумывается, стоит ли ей спросить у нее о тех «вещах», которые помешали Оксане встретиться с ней вчера вечером. За эту ночь в Лондоне не произошло ничего, что могло быть делом ее рук, по крайней мере, насколько она знает. Интересно, свершилось ли это или нет, это дело Оксаны - это убийство - или же она прилетела только потому, что Ева заглавными буквами попросила ее прийти... четыре недели назад.       Ева не хочет рисковать той услугой, что ей должны предоставить, и потому решает оставить эту тему. Рано или поздно она все равно узнает, если та кого-нибудь убьет. И сейчас она не хочет думать об этом. Это не значит, что она закрывает глаза на природу Оксаны, скорее она старается сделать весь этот вечер чуть более терпимым.       Они сидят в тишине, не считая случайного стука зубов блондинки и шума с улицы, проникающего через слегка открытое окно. Оксана заканчивает, вытирает рот тыльной стороной ладони, а затем ставит все тарелки на поднос и убирает его на пол рядом с кроватью. А после она поворачивается к Еве, поджав одну ногу под себя, а другую свесив с кровати.       - Ну и? - с нетерпением говорит Ева, смотря на Оксану, а затем осматривая комнату.       Уголки ее рта слегка приподнимаются.       - Хочешь заняться сексом?       - Нет! - стонет Ева, а затем нервно смеется, потому что черт возьми. Этот вопрос запустил внезапную волну адреналина через все ее тело, пробуждая ее, но все же: - Ты должна была помочь мне, помнишь?       Легка улыбка превращается в игривую ухмылку.       - Секс может помочь.       - Не думай, что я не уйду, если ты будешь продолжать в том же духе, - строго говорит Ева.       Угроза уйти, кажется, делает свое дело, потому что Оксана поднимает ладони в фальшивой капитуляции.       - Ладно, ладно. Хорошо. У меня есть для тебя одно досье. Уверена, ты посчитаешь его очень полезным, и ты можешь забрать его, если хочешь, но я все еще думаю, что...       - Дай мне досье, - сразу же через стиснутые зубы говорит Ева, надеясь, что Оксана хотя бы услышит ее разочарование, раз уж она не замечает, как оно размазано по всему ее лицу.       Оксана встречает ее огненный взгляд, и, кажется, понимает спешку Евы. У нее не совсем серьезное лицо, но она и не улыбается. Она примерила выжидательный взгляд, что-то в ней отыскивая; страх, похоть, капитуляцию, хоть что-что, что обычно проявляется в ее взгляде всякий раз, когда они видят друг друга, но чем бы это ни было, она, кажется, не находит этого, потому что она вздыхает, будто принимая поражение, и кивает на стол.       - На мини-баре. Забирай.       Ева встает со скоростью гепарда и наклоняется над столом, перед полостью, держащей мини-бар. И там, на вершине маленького гудящего холодильника, лежит бежевая папка, перевязанная красной лентой. Она берет ее в руки и садится обратно на кровать, а затем начинает развязывать узел.       - Можешь почитать дома, - говорит Оксана, тупо смотря перед собой.       - Я могу почитать сейчас, - протестует Ева и снимает ленту. Папка довольно толстая. - Я хочу поговорить с тобой об этом.       - Не надо, - с драматическим недовольством стонет Оксана. Выражение ее лица застыло в угрюмости, в полнейшей скуке.       У Евы чешутся руки, будто она ребенок, ждущий момента, когда он сможет открыть подарок на свой день рождения.       - Это поможет Майклу Гудоллу выйти на свободу?       - Не-а, - пожимает плечами Оксана и надувает губы, смотря на Еву.       Но она же сказала...       - Тогда что это такое? - практически кричит Ева. Она действительно начинает закипать, костяшки пальцев принимают белый оттенок от крепкого сжатия папки. - Я сказала тебе прийти, чтобы ты смогла все исправить! Нельзя просто посадить человека за решетку за твое дерьмо потому, что тебе не понравилось его лицо! Он получит пожизненное!       Оксана смеется настоящим, мстительным смехом и с круглыми глазами смотрит на Еву.       - Да. Именно это он и получит. Поверь мне, он этого заслуживает.       Ева перестает злиться и делает глубокий вдох.       - И что это должно значить?       У Оксаны возмущенный взгляд, будто ей только что задали самый глупый вопрос в истории глупых вопросов, и, не отвечая, она снова принимается смотреть на противоположную стену.       Ева так никуда не продвинется. Она разберется с этим вопросом в свое свободное время.       - Ну ладно, можешь тогда рассказать мне, что это такое?       Оксана бормочет что-то на другом языке и поворачивается, чтобы посмотреть на Еву.       - Это, - говорит она и указывает на папку, которую все еще сжимает Ева, - то, что сделает твою карьеру гораздо интереснее и успешнее. Раскрытие этого дела было самым скучным, что мне приходилось делать в жизни. Так что не дави на меня.       Ева опускает глаза на папку, а затем поднимает их обратно на Оксану.       - Так значит потому, что это было так скучно, ты не обсудишь это со мной?       Оксана кивает.       - Все, что тебе нужно, там, и, поскольку ты достаточно умна для того, чтобы найти мою квартиру и пырнуть меня ножом, то сама сможешь разобраться во всем остальном.       Значит, они вернулись к этой теме. Помимо разочарования, Ева чувствует, как внутри зарождается чувство благодарности и раздражения, но несмотря на то, что произошло между ними в Париже, несмотря на то, что иногда Оксана ведет себя как двенадцатилетний ребенок, она оказала Еве услугу и верит в то, что Ева достаточно умна для того, чтобы использовать эту услугу в своих интересах в МИ-5.       Это действительно немного лестно, и Ева ненавидит себя за то, что купилась на это, потому что очевидно, что тонкая похвала Оксаны - всего лишь уловка для того, чтобы получить то, что хочет она.       - Я не стану заниматься с тобой сексом, - деловито говорит Ева. Ее голос звучит спокойнее, чем она себя чувствует, и большая часть ее смятения начинает стихать, когда папка благополучно оказывается в ее руках, но теперь появляется что-то еще, что-то разгорается внутри нее; трепет, знакомая боль.       Оксана лукаво улыбается, будто она вот-вот сделает что-то непристойное.       - Разве я просила тебя об этом?       Ева пытается поверить в то, что это не ее вина, что это просто естественная реакция ее тела. Оксана с точностью знает, как контролировать ситуацию, бросая эти заученные ответы и пробуждая воспоминания и чувство дежавю. И даже вся эта дискуссия не является такой уж сложной загадкой: Оксана наслаждается властью. Она любит манипулировать людьми, заставляя их делать то, чего хочет она; это суть всего, что она делает. Она решает, что хочет получить от другого человека, и не останавливается до тех пор, пока не получит желаемого; будь то смерть, наслаждение, что угодно. Ева это знает, и ее тело пульсирует.       - Нет, не просила, - низким голосом говорит она.       Оксана улыбается шире, и она выглядит такой довольной тем, что брюнетка продолжает играть в эту бесконечную игру. Ева понимает, что для нее это победа.       На горизонте всегда разгорается шторм. Еве следовало бы уплыть, следовало бы выбросить Оксану за борт и оставить ее тонуть, но все это не имело бы никакого значения, потому что Оксана умеет плавать, и она всегда возвращается на плот, к Еве, и заставляет их закручиваться в водовороте. В конце концов, Оксана всегда побеждает, всегда добивается своего, даже в мечтах Евы.       Но иногда желания Оксаны совпадают с желаниями Евы. Иногда они хотят одного того же. Ева начинает бояться, что сегодняшняя ночь может быть одним из таких желаний.       - Почему ты так на меня смотришь? - спрашивает Оксана.       Ева моргает, покидая шторм и возвращаясь в эту комнату. У Оксаны заинтересованные глаза.       - Как?       - Как будто хочешь пырнуть меня, - шипит Оксана, и ее правая рука движется назад, заползая под одну из подушек. Еве не нужно смотреть; она знает, что под ней скрывается, знает, что всегда с собой носит Оксана, даже если и просто ради ностальгии.       Ева кладет папку на кровать и встает. Она могла бы уйти. Она могла бы пойти домой, но вместо этого она обходит кровать, подходя к Оксане, и останавливается в нескольких дюймах от нее. Оксана выпрямляется, сильнее прижимаясь к подушкам, поддерживающих ее спину, все еще стискивая в руке скрытое оружие, и вызывающе поднимает подбородок, как бы говоря Еве, что она может осмелиться на задуманное, но она об этом пожалеет.       И вот оно, тот самый небольшой момент триумфа от такой сосредоточенности и настороженности Оксаны, от ее попытки просчитать ситуацию в сложном лабиринте своего разума.       - Я не хочу пырять тебя, - честно говорит Ева, и та, кажется, слегка расслабляется.       - Хорошо, потому что я не в настроении для этого, - с намеком на раздражение говорит Оксана. А затем ее лицо смягчается, как и ее голос. - Тогда чего ты хочешь?       Ева опускает глаза. Она знает, чего жаждет ее тело, но такое признание - это такая «серая зона», это что-то между правильным и неправильным, что-то между желанием и порядком.       - Я не знаю, - признается она и смотрит в глаза Оксаны. Не остается никаких сомнений в том, чего хочет Оксана. У нее затуманенные темные глаза, и она протягивает руку, хватаясь за запястье Евы, дергает ее на себя, и Ева, раскинув бедра, падает в озеро, на колени Оксаны.       Происходит резкая смена контроля, и ее мимолетная победа уходит, уступая место напряженности, возбуждению и прерывистому дыханию. Они почти никогда не оказываются в таком положении, и Ева понимает, что то, что она сверху, вовсе не означает, что она у штурвала, однако все равно приоткрывает свои губы, чувствуя, как начинает пульсировать верхняя часть бедер, потому что лицо Оксаны так близко, а ее глаза такие темно-серые в этот вечер. Она выглядит великолепно со своими распущенными волосами, слегка загорелой кожей, мягким свитером, но в одно мгновение ее глаз касается знакомый взгляд; провокация.       - Почему ты всегда так себя ведешь? - вздыхает Ева. - Почему ты всегда выглядишь так, будто все еще хочешь причинить мне боль?       Оксана улыбается; настоящей улыбкой, не злобной.       - Почему ты всегда выглядишь так, будто все еще ненавидишь меня? - спрашивает она вместо ответа, перескакивая своими глазами между зрачками и приоткрытыми губами Евы. Оксана медленно облизывает свои губы, и между ними возникает эта тяга, эта черная дыра, которую Ева ощущает каждый раз, когда они так близко друг к другу, что практически дышат одним воздухом, живут одним дыханием.       У Евы нет на это ответа. Оксана двигает своими руками по талии Евы, притягивая ее ближе к себе, а затем наклоняется и начинает проводить по приоткрытым губам одним лишь кончиком своего языка, пробуя ее на вкус, из-за чего между бедер начинает пульсировать лишь сильнее. Это так эротично. Ева прерывисто выдыхает, а затем вонзает ногти в кожу на запястьях Оксаны, но руки Оксаны начинают двигаться от талии Евы к ее ребрам, ее груди.       - Снимай свою блузку, - шепчет Оксана, слегка касаясь губ Евы. - И распусти волосы.       Ева медленно тянется к своему затылку, расстегивая заколку, которая удерживала ее пучок. Она даже не задумывается о том, почему подчиняется ей. Запутанные кудрявые волосы падают ей на плечи. Оксана осматривает ее своим чувственным взглядом. Ева, чуть было не лихорадя, быстро расстегивает свою блузку, снимает ее через свои руки и сбрасывает на пол. Оксана проскальзывает взглядом по только что обнаженной коже, по ее багровому бюстье, и выпускает тихий стон.       Этот звук лишь добавляет влажности между ног Евы.       - Я правда ненавижу, что ты со мной делаешь, - шепчет она, и она не хотела произносить эти слова вслух. Оксана, должно быть, чувствует это, потому что она поднимает глаза и сужает их.       - Ты такая плохая лгунья, Ева, - фыркает Оксана, а затем переворачивает их. Ее пальцы расстегивают молнию на ширинке Евы, а затем ее рука движется внутрь, проскальзывая по скользкому, влажному теплу. Плот начинает покачиваться от нарастающих волн.       - Не кажется, что тебе это не нравится, - хихикает Оксана, дразня ее, но затем опускается ниже, стягивая с нее брюки и трусы, а затем между ее ног внезапно оказывается мокрый язык; длинные пальцы удерживают ее бедра на месте. Ева не может выдавить из себя ничего связного, не может сделать ничего, кроме как вцепиться в длинные блондинистые волосы Оксаны; в локоны, которой ей тут же захотелось заколоть, чтобы они не мешались.       Все происходит быстро: Оксана уже знает тело Евы, она знает, что той нравится, знает, что ей нужно, чтобы кончить, так что она касается своими влажными губами и небрежным языком именно тех мест, в которых их отчаянно хочет почувствовать Ева. Задыхаясь и постанывая, Ева приподнимается на локтях. Оксане не нужно просить ее посмотреть на нее; она знает, что должна сделать, и потому она делает это. У Оксаны такие темные и ненасытные глаза. Ева откидывает голову, позволяя настигнувшим ее волнам окутать ее с головой.       Оксана напряженно выдыхает, словно только что провела лучшее время в своей жизни.       - Мм, - мычит она, облизывая губы. Ева закрывает глаза от изнеможения и легкого смущения.       А затем Оксана поднимается, хватает ее за голову и целует, не вытирая рот. Это грязно и нагло, из-за чего Ева краснеет, но Оксана остается верной своему слову; она не предпринимает никаких попыток снять собственную одежду, не делает никаких движений, чтобы показать, что она хочет что-то взамен. Она лишь удерживает голову брюнетки на месте, просовывая свой язык ей в рот, заставляя ее попробовать себя на вкус, и это так бесстыдно и так интимно.       - Ты могла просто уйти, - хихикает Оксана, снова став самодовольной, оставляя свое горячее дыхание на губах Евы. - Я сказала, что хочу оказать тебе услугу, а не совершить обмен. А это было просто приятным бонусом.       Это не расстраивает Еву, потому что она всегда это знала. Никто не заставлял ее делать этого, хотеть этого, наслаждаться этим. Она сделала все это сама... в этом и заключается проблема.       Ей стоит встать, одеться и уйти с этой папкой, которая должна спасти ее карьеру - ради этого она и пришла - но рот Оксаны все еще неторопливо оставляет нежные поцелуи на ее горле, и озеро снова становится гладким и спокойным.       Ей стоит встать. Ей стоит пойти домой и приступить к работе.       Она не встает. Все же, странная это штука - зависимость.