The Void

      На дворе уже двадцать минут первого, когда она просыпается от громкого звонка. Нико бормочет что-то бессвязное, лежа рядом с ней. Полусонная, она проводит рукой по своему окружению в поисках телефона, а затем вспоминает, что оставила его на столе у двери.       Бежевая папка, которую вчера вечером ей дала Оксана, лежит на прикроватной тумбочке. Ева читала ее до тех пор, пока буквы не начали расплываться перед глазами. Она смотрит на нее, вспоминая события прошлой ночи, а затем поднимается с кровати и с трудом перемещает свои ноги на несколько футов к своему телефону.       Звонок от старшего офицера разведки Джеймса Пембрука из МИ-5. Он не извиняется за то, что разбудил ее посреди ночи, а затем просит ее присесть.       Сегодня после полуночи пострадал полицейский участок на Бишопсгейте; автомобиль транзитной полиции подвергся нападению по прибытии в участок. Каждое отделение было оповещено об этом инциденте, наряду со всеми дежурными инспекторами, всеми старшими следователями, группой по расследованию места преступления и, конечно же, полицией Манчестера и МИ-6. По-видимому, несколько офицеров полиции было убито в результате нападения, и задержанный, которого перевозили в транзитном автомобиле, пропал без вести. Судя по всему, это была заказная операция по извлечению задержанного, а новостные каналы называют это нападение терроризмом.       Все, что говорит Пембрук, создает абстрактный беспорядок в голове Евы, потому что полицейский участок на Бишопсгейте расположен буквально в четырехстах футах от «Быка и Шкуры», отеля, где она встречалась с Оксаной менее семи часов назад.       Хорошо, что она присела.       - Сколько? - шепчет она. - Ск... то... то есть, сколько полицейских было убито?       Двое из транспортной полиции, трое со станции Бишопсгейт и сотрудник на стойке регистрации. Шесть человек, и ее сейчас вырвет. Она бежит в ванную с телефоном в руке и наклоняется над унитазом, снова и снова испытывая позывы к рвоте, но ничего так и не выходит. Пембрук все еще говорит с ней, и она пытается сделать глубокий вдох, пытается успокоиться, но она не может, потому что...       Он спрашивает, хочет ли она присоединиться, как быстро она сможет приехать. Ева пытается думать, думать, думать; сейчас середина ночи, пробок нет. От Финчли до Бишопсгейта примерно сорок минут. Ответ, кажется, делает свое дело, и Пембрук вешает трубку.       Ева, трясущаяся так сильно, что роняет свой телефон, остается сидеть на полу почти с пятнадцать минут, прежде чем обретает уверенность в том, что ноги ее не подведут.

***

      Сцены в фильмах, в которых кто-то сталкивается с чем-то ужасным и все вокруг него замедляется до такой степени, что этот человек - единственное, что движется в своем обычном темпе, всегда заставляли ее закатить глаза. Она говорила Нико, что все это слишком драматично, а он сказал, что все люди реагируют по-разному.       Когда Пембрук пожимает ей руку, она видит это, но ничего не чувствует.       Бишопсгейт, не считая Касии Молковской и офицеров в больнице, единственное место, на котором она становится свидетелем настоящей резни. Все место оцеплено; снаружи стоит блокпост из полицейских машин и служб скорой помощи, потому что Бишопсгейт/А10, на котором расположен участок, является одной и самых оживленных улиц в центре Лондона. И даже посреди ночи в округе собрались зеваки, сопровождаемые несколькими местными новостными сетями, а где-то над ними трещит своими лопастями вертолет.       Внутренняя часть участка перекрыта ограждающей лентой. Первое прохождение уже было осуществлено, а второе как раз началось; криминалисты трудолюбиво выполняют свою работу, и все так громко кричат. Звуки их голосов эхом звучат в ушах Евы, смешиваясь с биением ее собственного сердца.       Перед входом в участок в слякоти посреди улицы лежат два тела, покрытые белыми простынями, окрашенные в малиново-красный. Вокруг них разбили открытую палатку, чтобы защитить их от возможного снегопада. Ева смотрит на это, и ей так трудно понять, что под этими простынями находятся настоящие люди, жизни которых окончились в мгновение ока.       Рядом с двумя накрытыми телами на коричневом растаявшем снегу виднеются четкие следы шин, что позволяет предположить, что кому-то пришлось очень быстро сбежать с места преступления.       Ева хочет присесть. Она хочет содрать с себя кожу. Она хочет забежать внутрь, чтобы увидеть, что натворила Оксана, но Пембрук хватает ее за руку и тянет назад, хмурясь в ответ на ее безрассудство.       - Комбинезон, - говорит он и отпускает ее руку. - Не пытайся геройствовать.       «Точно», - вспоминает Ева, потирая глаза. Плацдарм расположен рядом с тем местом, где она стоит; белая палатка, установленная для предотвращения загрязнения на месте преступления. Когда она заходит внутрь, ей дают обычный костюм: белый комбинезон, похожий на тот, что надел бы пчеловод, а затем перчатки и ботинки. Когда криминалист пытается надеть ей на лицо белую маску, она поднимает руку, чувствуя новую волну тошноты, угрожающую испортить костюм, который она только что надела.       Она справится. Она должна справиться. Она просит его надеть эту чертову маску ей на нос и рот.       Тяжело дыша и тяжело наступая на подставки, расставленные на улице и на полу первыми следователями, она заходит в участок. Она сразу же замечает офицера на стойке регистрации, непокрытого, пристреленного через стекло будки одной пулей, пущенной ему ровно между глаз, на стене позади его тела разбрызганы кровь и мозговое вещество, и еще больше пулевых отверстий...       - Ева! - восклицает кто-то позади нее. Она поворачивается и видит Аарона Салливана, криминалиста средних лет, с которым она работала всякий раз, когда всё периодически катилось к черту в С-3, ее бывшем отделении в МИ-5. Она не может разобрать ничего, кроме его глаз, но она знает его голос и рост.       - Привет, - вздыхает она, когда он запрыгивает на подставку рядом с ней. - Я только что от координатора. Что за чертовщина?       - Значит, Пембрук тебя не проинструктировал? - спрашивает он, хмурясь под своей маской.       Ева сглатывает. Пембрук много чего рассказал ей по телефону, но она не смогла ничего разобрать, не смогла расставить его слова по порядку.       - Проинструктировал. Я, э-э... думаю, я немного не в себе. Расскажи мне еще раз, пожалуйста, если у тебя есть время.       - Что ж, не думаю, что эти ребята куда-то собираются, - говорит он и кивает в сторону входа в участок. - Выглядит как спасательная миссия. Мужчина, находящийся под стражей, был тридцатиоднолетний Лука Коломбо, гражданин Италии. Он был арестован за контрабанду и хранение наркотиков. Это просто пиздец, Ева. Пять дней тому назад он прибыл в Великобританию из Катании, Силиция, вместе с полкило кокаина в своем чемодане, а затем, по данным «CCTV» из аэропорта Станстед, оставил чемодан в багажном отделении, когда увидел приближение собак. Он успел скрыться к тому времени, как собаки учуяли запах.       - Типично, - шепчет Ева. - Когда именно его арестовали?       - Три дня назад. В понедельник около пяти. Обнаружен в Южном Хэмпстеде.       Ева видела Оксану в обеденном пабе позавчера, во вторник, около часа дня. Быстрая работа. Но...       ...почему Коломбо не лежит мертвым телом на снегу на улице?       - И в каком же месте это спасательная операция? - говорит Ева, прежде чем успевает остановиться.       - Что? - спрашивает Салливан.       - Ничего, просто мысли вслух, - слева от нее мелькает вспышка камеры, и она моргает. - Так значит, его арестовали в Южном Хэмпстеде, а три дна спустя он оказывается здесь? Между этим местом и Южным Хэмпстедом как минимум пять полицейских участков.       - Вот и я об этом подумал, - кивает Салливан. - Приказ о перевозе поступил вчера примерно в десять часов вечера. В то время это никому не показалось странным. Кажется, они нуждались в переводчике.       - Значит, работал кто-то изнутри...       - Скорее всего.       - Ублюдок, - шипит Ева. Кто-то предсказал и расписание, и маршрут транзитного транспортного средства.       МИ-5 был скомпрометирован Фрэнком Хейлтоном, который предоставил всю информацию «Двенадцати». Ева помнит гнев, чувство предательства, которое она испытала, когда соединила все улики между собой.       - Он итальянец. Он был под ВСЗ, когда его привезли сюда?       ВСЗ - это Высокая Степень Защиты, с которым Ева очень хорошо познакомилась в отделе «С-3» вместе с Биллом.       Салливан качает головой.       - Значит, мы даже и догадаться не могли о таком исходе, - говорит Ева. Хорошо, никто не потеряет свою работу из-за этого, кроме, может быть, сотрудников службы безопасности Станстеда. И коварного мудилы, который перевозил Коломбо. - Ладно, значит кто-то просто что, заявился сюда?       - Похоже на то, - говорит Салливан. - В случайное время посреди недели. В то время здесь и половины сотрудников не было. Камеры на другой стороне улицы были отключены, как и наши. Чистые выстрелы. Представь себе панику, в таком-то месте.       Ева кивает; они находятся в центре Лондона, так что стрельба на улице и пули, летящие по А10 посреди ночи, вероятно, породили чистый хаос.       - Они положили транзитную полицию, затем зашли, положили сотрудника за стойкой регистрации, а потом и еще трех полицейских в коридоре, в основном на первом этаже, - Салливан указывает на серую банку в нескольких футах от них на полу. - Они погасили свет, затем применили дымовые шашки и слезоточивый газ, чтобы не дать спуститься полицейским со второго этажа. Когда мы приехали, здесь ни черта не было видно. Ненавижу это говорить, но то, как все быстро, должно быть, произошло, совершенно нелепо. К тому времени, как сюда прибыл первый ответивший патруль, их уже не было, как и транзитного транспортного средства. Тем не менее, оно уже было найдено в Кэнри-Уорф у Темзы, но они поменяли машины.       - Как такое вообще возможно? - стонет Ева. - Участок на Вуд-Стрит минутах в пяти отсюда.       - Автомобильная авария на Лондонской стене и сломавшийся двухэтажный автобус на трассе А10, - говорит он и пожимает плечами. - Слизкая погода. Крупная операция. Они пришли подготовленными, так что, скорее всего, уже покинули страну.       - Они, - попугаем повторяет Ева. Она, а не они. Она не смогла бы справиться с этим в одиночку за столь короткий промежуток времени. Оксана смертоносна, но она всего лишь один человек.       Виктор Кедрин, хорошо. Касия Молковская, прямо под носом у Евы, ладно. Чезаре Греко и его поместье, полное семьи и друзей, отлично. Фрэнк Хейлтон, прямо в убежище, пускай. Но это? Ни в какие рамки.       Тем не менее, высокомерие всего этого нападения так и смердит Оксаной.       Ева идет вперед по подставкам по коридору до тех пор, пока не натыкается на криминалиста, фотографирующего одного из мертвых полицейских; женщину лет тридцати, один выстрел в голову и три в грудь. У нее по-прежнему широко раскрыты глаза и приоткрыт рот, будто она успела понять, что вот-вот произойдет.       Я думаю о твоих глазах, твоем рте и о том, что ты испытываешь, когда убиваешь.       Ева наклоняется и протягивает руку, чтобы закрыть женщине глаза, но затем вспоминает, что ей запрещено это делать.       Все в этом участке были кем-то. У всех, кто здесь работал, должна была быть какая-то семья, история, жизнь. И все это кануло в лету из-за какого-то долбанного наркомана.       Тебе помогли. Сраный ты психопат.       Так вот почему Оксана вела себя так вчера вечером; она знала, что вскоре ей придется сделать что-то чрезвычайно опасное и рискованное - идеальный кайф - и поэтому она была мила с Евой. Она была полезной. Она не хотела и не нуждалась в собственном оргазме, потому что она знала, что вскоре получит что-то гораздо лучше.       Ева понимает, что холод, пробегающий по ее спине, не обязательно был вызван одним лишь странным поведением Кенни. Увидев свое окружение, резню и кладбище, созданное Оксаной, она понимает, что ее действительно по-королевски отжарили, но сделал это не только Кенни. Оксана играла с ней.       - Я хочу его досье, - говорит Ева Салливану, который подошел к ней сзади. - Коломбо. Мне нужно увидеть его досье, все, что у нас на него есть.       - Ева, думаю, Пембрук позвал тебя сюда в качестве одолжения, - осторожно говорит он, переглядываясь с другим криминалистом. - Это наши люди. Теперь это дело носит персональный характер, это превратится в чертову войну, Ева. Ты знаешь, что это дело переходит к МИ-6. Это иностранная цель, заказанная, скорее всего, иностранными оперативниками.       Ева бросает на него острый взгляд и старается выразить как можно больше решимости в своем сердитом, дрожащем голосе:       - Вполне уверена, что я знаю людей, стоящих за этим. Я могу выйти на них, и, если у Каролин Мартенс с этим проблемы, то она может засунуть их себе в задницу. Это моя специализация.       Она уже потратила слишком много времени, расследуя дела, которые никуда не привели ее в идентификации «Двенадцать», но это... с этим она может поработать.       - Что ж, можешь сама ей об этом сказать, - говорит Салливан. - Ей позвонили, так что она, наверное, скоро приедет.       - Оу, не думай, что я этого не...       Еву перебивают громкие голоса, кричащие у входа в участок. Салливан поднимает руку, словно приказывая ей оставаться на месте, и подходит ко входным дверям. Она слышит ругательства и то, что звучит как наконец-то, и внезапно ее ноги начинают нести ее в сторону голосов.       - Что? Что случилось?       Салливан поднимает ограждающую ленту и подныривает под нее на другую сторону, выглядя так, словно собирается уйти. Он снимает свою маску, обнажая грустную улыбку, пока поворачивается к Еве.       - Все восхваляют чудеса, на которые способны подростки, - говорит он и начинает снимать свой комбинезон. - Их записали на видео.       И вновь, весь мир вокруг замедляется до тех пор, пока не перестает двигаться окончательно. Она знает, что они обнаружат на этом видео. Она знает, чье лицо она увидит, чье лицо увидят все, и задерживает дыхание, благодарная за то, что не успела снять маску, которая приглушает беспомощный вопль, готовый вырваться из ее сухого горла.       Краем глаза она видит на стене кровь офицера на стойке регистрации, и внезапно она хочет уничтожить эти обломки крушения, сжечь все это место, потому что Оксана вылила тонну канистр с бензином за борт, прямо в воду, и подожгла драгоценное озеро Евы.