***
Две недели спустя Нико садится в самолет из Лондона в Краков. Он отправился в гости к Наталье и ее дочкам с пятницы по воскресенье. Ева сопровождает его в Хитроу, вороча его чемодан, а затем медленно целует его на прощание. Теперь, когда Кенни и Елена обо всем знают - а они посоветовали ей ни в коем случае не произносить ни слова об Оксане в присутствии Нико - она чувствует себя легче, она знает, что поступает правильно, так что этот поцелуй кажется безопасным и сладким. Она нежно шлепает его по пояснице, а он оглядывается через плечо и одаривает ее теплой знакомой улыбкой. Затем он уходит, и Ева возвращается на метро в Финчли. В поезде она думает о том, как приятно иногда просто быть никем в толпе людей, которые приходят и уходят, читают и говорят, усталые и бодрые. Она рассматривает различные лица в вагоне, размышляя об их историях, о том, кто они такие и откуда. Интересно, ездила ли когда-нибудь Оксана в метро в Париже? Интересно, смотрел ли кто-нибудь на нее и видел ее историю на ее суровом и настороженном лице? Вернувшись домой, Ева скидывает туфли и направляется прямо к холодильнику, чтобы налить себе большой стакан белого вина. Она это заслужила. Сегодня она услышала, что Мэтью ей очень доволен, и, видимо, рассказал об этом Эллисон Перри. Вино сушит язык, и вместо того, чтобы рухнуть на кресло в своем домашнем офисе, как она обычно это делает, ноги уносят ее на диван, а рука тянется к пульту. Это она тоже заслужила. Она перещелкивает каналы, пока не находит ток-шоу, которые кажется интересным, однако вскоре ее взгляд останавливается на ковре цвета мха на полу в гостиной. Не стоит ей об этом думать. Она побуждает себя слушать ведущего, смех публики, реагирующей на какую-то дикую историю от гостя программы, лишь бы не смотреть на этот ковер и на пол, но ее разум играет с ней в опасные игры, а ностальгия - чертова сука, так что она не может не смотреть. Десять месяцев назад на полу этой же гостиной она впервые прикоснулась к Оксане; действительно прикоснулась, по своему собственному желанию, инициируя контакт. Оксана смотрела на нее широко раскрытыми, слегка встревоженными глазами, а Ева проводила подушечками пальцев по ее подбородку и виску, при этом извиняясь за то, что была слишком глупа, чтобы сразу понять, насколько она необычна, насколько она удивительна. Ева поднесла другую руку к животу Оксаны, принимаясь ласкать его; у блондинки тут же сбилось дыхание. Ева подняла свою руку повыше, крепко прижав ее к сердцу, ощущая, как быстро оно бьется, а затем подняла руку к бледной шее. Ева ласкала ее лицо так, будто не могла поверить, что оно реально, будто не могла поверить, что Оксана настоящая, что она состоит из кожи, мускулов и костей. Оксана наблюдала за ней с прикрытыми глазами, чуть приоткрыв губы и дыша через рот, а затем сказала: - Если это очередной трюк ради того, чтобы я отпустила свой пистолет, и ты смогла убить меня по-настоящему, то скажи мне об этом сейчас. Ева покачала головой и вдохнула ее аромат, тот же запах, который она почувствовала в Ковент-Гардене, а также и в собственном саду. Затем она поднялась на цыпочки и прижалась лбом ко лбу Оксаны, протяжно выдохнув. - Ты, черт побери, творение, - прошептала она, находясь так близко ко рту Оксаны, что она могла практически чувствовать ее дыхание на своих губах. - Мне так жаль, что я раньше этого не поняла. Там, влажным весенним вечером, Оксана со всем сердцем накинулась на ее губы, с такой жаждой и жадностью, что брюнетка чуть было не забыла, как дышать, потому что эти прикосновения - этот вкус и запах - поглотили ее, словно гроза, окутывающая корабль в море. Ева царапала, гладила и ласкала любую часть тела, до которой могла дотронуться, и они упали на пол. Оксана оказалась под ней, и, не задумываясь, Ева скользнула своим телом между обтянутыми джинсами бедрами блондинки и сильно прижала ее к земле, желая разорвать ей грудь, чтобы увидеть, что на самом деле они сделаны из одной и той же материи, чтобы увидеть, что, может быть, Ева тоже необыкновенная личность. Оксана поцеловала ее со всем чувством, на которое была способна, а затем, даже не подумав о том, чтобы раздеться, она вздрогнула, прижавшись к колену Евы, и запрокинула голову с серией отчаянных вздохов и стонов. На мгновение ставшая беззащитной и уязвимой в угасающей агонии блаженства, Оксана была настолько прекрасна, что Еве захотелось, чтобы время замерло, лишь бы она смогла просто любоваться ею. Но мгновение прошло, и Оксана спустилась с небес на землю, на пол, перевернула их тела и коснулась брюнетки с таким умением и решимостью, что в итоге, когда их одежда наконец оказалась на полу вместе с ними, и она наконец смогла впиться пальцами в руки, мышцы, бедра и лопатки Оксаны, Ева почувствовала такое удовлетворение, что тихонько разрыдалась, лежа с мокрыми глазами и блестящим от пота лбом. Но это было тогда, а с тех пор все приняло более мрачный оборот, и теперь, десять месяцев спустя, Ева покраснела при этом воспоминании, а в гостиной стало слишком жарко. Надо бы встать и открыть окно. Она дышит через рот, пальцы зудят, в ушах стучит пульс. Правая рука впивается ногтями в бедро, и даже несмотря на то, что произошло между ними, она испытывает желание, она испытывает нужду. Она еще никогда этим не занималась. Однажды она попыталась это сделать, не в силах найти сон в ночной Москве. Она думала о том, как на ее кухне появилась Оксана, о том, как она наклонилась и вдохнула аромат с шеи Евы, о том, какой она выглядела удивленной, почувствовав запах собственных духов. Ева пыталась, но пойти на это - значит в чем-то себе признаться, так что она остановилась. В последующие месяцы она никогда не позволяла себе этого удовольствия, потому что это означало бы признать, что возбуждала ее сама Оксана, а не опасность, которую она чувствовала, находясь с ней в одной бетонной комнате. Внизу ощущается глубокая пульсация, и внезапно ее тело напрягается. Нельзя. Она встает и направляется в ванную на втором этаже. Там она брызгает холодной водой на свое теплое лицо, позволяя струям воды стекать по своим щекам и челюсти, забирая с собой остатки туши. Она смотрит на свое отражение в зеркале; на свои потемневшие глаза, свои взъерошенные волосы, мелкие морщинки в уголках глаз и над верхней губой. Она провела почти сорок лет на этой земле, и вот где она оказалась. С первого этажа раздается рингтон ее телефона. Бросив на себя последний взгляд, она спускается по лестнице в коридор, где на скамейке лежит ее сумочка. Все еще немного дезориентированная, она достает телефон. А, звонок с работы. - Алло? - Ева. Ева разворачивается и смотрит на входную дверь. Затем она приходит в себя и проверяет экран своего телефона. Неизвестный номер. Когда ей звонят с рабочей линии из СРС, на экране всегда высвечивается неизвестный номер, но этот звонок поступил не с работы. - Это ты, - шепчет она, а затем медленно выдыхает. - Да. Еве есть много, что ей сказать, но ничто из этого даже отдаленно не умное. - Привет, - говорит она. Оксана жива. Она жива, она ей позвонила, и это какая-то просто ебанутая телепатия. - Ты... как ты? - Можешь приехать ко мне? Ева проходит в гостиную и опускается в кресло, ощущая, как по спине пробегают мурашки. Оксана кажется измученной. - Ты в порядке? Долгое молчание, затем: - Ева, пожалуйста. Пожалуйста. Ева закрывает глаза. Она испытывает слишком много эмоций за раз, от мгновенного облегчения до кислого отвращения к себе. - Где ты? - В Амстердаме. А, ну тогда конечно, уже собралась в путь. - Ты серьезно? - хмыкает она. - Да. Ева тут же понимает, что она серьезна; в голосе нет ни намека на ложь или манипуляцию. Она говорит приглушенно, будто очень сильно измотана. Ева не может не задаться вопросом, что же с ней произошло, не ранена ли она, не... - Ты исчезла. Пауза. - Да. Ева хочет спросить, где она была, но затем: - Ты знала, что Майкл Гудолл домогался до своих дочерей. Ты подставила его, чтобы он больше не причинял им боли. Оксана долгое время молчит, но она слышит ее дыхание, а затем: - Да. Еву не должно это так глубоко трогать. Эта информация никак не должна влиять на ее восприятие, однако она слышит собственные слова: - Где именно в Амстердаме? Снова тишина. Кажется, Оксана куда-то идет. Она ворчит. - Не записывай ничего из того, что я скажу, хорошо? Она действительно собирается сказать ей, где она находится. Ева чувствует, как бешено колотится собственное сердце. - Хорошо. - И не повторяй то, что я скажу, хорошо? Кейзисграхт, - она произносит название по слогам, чтобы Еве было проще запомнить. - Дом 107. Сможешь запомнить? Ева трижды произносит адрес в голове и пытается связать номер дома с чем-нибудь знакомым. Один, ноль, семь. Она запомнит. - Смогу. Какая квартира? - Поймешь, когда увидишь. Неуловима, как всегда. Ева фыркает. - Я не сказала, что приду. Потому что сама эта мысль нелепа, и как она вообще... - У тебя теперь новая работа, не так ли? Возьми пару выходных. Ты что-нибудь придумаешь. В Амстердаме у нее остались школьные друзья; друзья, которых она не видела уже около пятнадцати лет. И все же, это безумие. - От тебя несколько месяцев не было никаких вестей. Ты не можешь просто позвонить мне и ожидать, что я прибегу к тебе на твой зов, понятно? Это так не работает. - Тогда как это работает? Ева понятия не имеет, ей просто нужно было это сказать, чтобы показать Оксане, что она больше не под ее каблуком. - Я правда, правда не могу. Изв... я не могу. У меня столько дел на работе... - Пожалуйста. Вот обязательно ей было говорить это слово, а? Ева потирает глаза, еще больше размазывая тушь. Слава богу, Нико в отъезде; он бы сразу понял, что что-то далеко, далеко не так. Ева думает о Елене и Кенни. Она думает об их разговоре. - Ладно, - вздыхает она и встает, чтобы подойти к своему компьютеру, чтобы просмотреть актуальные рейсы. - Но потом мы квиты, понятно? За Казимираса. И на этом все. После этого я ни черта не буду тебе должна. В уставшем голосе появляется намек на улыбку: - Ты ничего мне не должна, Ева. Скоро увидимся. Пауза, а затем: - Спасибо. Ева вешает трубку, не говоря больше ни слова, и она понимает, что нужно рассказать об этом Кенни и Елене. Она не станет им звонить; уж лучше она отправиться к ним вживую, надеясь, что они в таунхаусе. Но сначала, прежде чем у нее появиться возможность подумать о том, что только что произошло - прежде чем у нее появиться возможность передумать - она заходит в свой аккаунт в Бритиш Эйрвэйс и покупает один билет эконом-класса, который доставит ее из лондонского Гатвика в амстердамский Схипхол завтра, в 8:40. После этого она садится в кресло и смотрит на экран компьютера, гадая, на что она, черт побери, только что согласилась... ...а главное - зачем?Глава 16: Прекрасней всех на свете
17 марта 2021 г. в 01:59
Март обрушивается на Лондон волной влажного тепла, и Ева покупает крошечный настольный вентилятор для своего стола в Воксхолл-Кросс. Со временем это место начало казаться ей собственным домашним офисом; здесь ей позволено быть самой собой, ей разрешено украшать стол различными книгами о преступлениях и психиатрии, а также фотографиями из дел, которые иногда появляются в ее снах. Все и так знают ее историю, так что на работе нет причин скрывать, кто она на самом деле.
Ее непосредственный начальник - Мэтью Дженкинс, ухоженный джентельмен лет пятидесяти. Еве он напоминает актера Майкла Кейна, и ей очень нравится слушать различные истории о его карьере, которые он рассказывает со своим безупречным лондонским акцентом. Он очарователен, симпатичен и великолепен в том, чем занимается. Когда она размышляет о том, чему можно у него научиться, к ее щекам слегка приливает тепло, а на лице появляется улыбка.
До сих пор ее любимыми моментами в новой работе были задание, в рамках которого ее попросили сопроводить Мэтью на брифинг по безопасности, на котором присутствовал Иван Деркач - высокопоставленный член Кабинета Министров Украины, - и задание, в рамках которого она присоединилась к Мэтью на ужине контр-агенства, где Мэтью и Цзяньго Лян, член китайского МГБ (Министерство государственной безопасности), обменялись информацией о невидимой российской военной базе, строящейся между Гураном и Сергеевкой, недалеко от границы между Россией и Китаем.
Ева по уши погрязла в секретной информации, из-за чего периодически подпрыгивает от радости, словно маленький ребенок.
Эллисон Перри заходила к ней дважды, чтобы узнать, как у нее дела, и проинформировать ее о процессе поиска и поимки Казимираса. Ева ценит такое внимание, но она не испытывает того же адреналина к Казимирасу, как к Вилланель. Оксана вручила ей этого нового контрактного убийцу на блюдечке с серебряной каемочкой, Еве не пришлось выслеживать его с самого нуля, а это не совсем одно и то же.
Оксана.
Она может быть мертва. Целых два месяца прошло без единого слова и очевидного убийства. Не появилось ни одного тела с ее характерным почерком, а Ева просмотрела очень много дел. Дважды она сдавалась и писала пару строк в пустом блокноте на своем компьютере, но ответа так и не последовало, так что она стерла их, и теперь старается изо всех сил не думать об Оксане, которая в ее мыслях истекает кровью, кричит, борется за свою жизнь, а затем проигрывает этот бой.
Ева была серьезна в своих словах Кенни: Оксана нужна ей живой. Почему? Этого она понять не может.
Елена отреагировала на выводы Кенни и безбашенное поведение Евы совсем не так, как ожидала Ева. Вскоре после того ночного разговора с Кенни, все трое собрались в его семейной комнате (он все еще старался держаться подальше от гостиной), и Ева начала свой рассказ с самого начала.
Ева рассказала Елене, как через несколько недель после Парижа Оксана появилась в ее саду, а затем исчезла на добрую неделю. Она рассказала Елене, как Оксана пришла к ней домой в конце мая прошлого года и хотела с ней пообедать, но в голове Евы творился полнейший беспорядок, так что она даже подумать о еде не могла, и поэтому решила принести тысячу извинений, потому что мысль о том, что она сделала, убивала ее.
Она рассказала Елене, как, увидев Оксану, у нее что-то щелкнуло в голове, и она почувствовала неконтролируемую потребность просто проникнуть внутрь ее головы, раскрыть ее разум и досконально изучить паттерны ее мозга, чтобы наконец понять ее природу.
Она рассказала Елене, как не могла остановиться.
- Я всегда знала, что твое увлечение этой психованной немного перешло все границы, - сказала Елена. - Честно говоря, я даже не удивлена. Я вполне могу себе представить, как ты это делаешь. Ты даже вылезла из чертовой машины, пока она по нам стреляла, и я все еще не могу перестать об этом думать.
Елена тут же заработала обеспокоенный взгляд Кенни. Ева принялась размышлять над словами Елены. Неужели все так и сложилось бы, несмотря ни на что? Если бы она не порезала Оксану, попыталась бы она расколоть ее разум и вырезать ее серое вещество прямо там, в парижской постели Оксаны?
- Итак, когда следующее убийство? - спросила Елена.
Ева вернулась с небес на землю, а затем продолжила объяснять, что понятия не имеет, где находится Оксана.
Елена терпеливо ее выслушала, время от времени приподнимая брови, но в конце концов они вернулись к самому началу:
- Тебе нужно ее сдать. Я знаю, очень трудно представить, что ей придется столкнуться с последствиями своих действий, особенно учитывая ваши, э-э, отношения, но, послушай меня, Ева. Она убила наших друзей. Я понимаю, что она особенная, и, наверное, единственная в своем роде, но сдай ее властям, чтобы они смогли понять, почему она такая, какая есть.
Как животное в клетке.
- Тебе не нужно принимать решение сейчас, - сказала Елена, протягиваясь к ее руке. - Но если она выйдет с тобой на связь, я хочу, чтобы ты подумала над моими словами. Подумай над тем, чтобы ее сдать. Ты это и должна была сделать с самого начала, не так ли?
Да, так. Ева не перестает думать о маленькой мольбе Елены, и, сидя в своем рабочем кресле, она жаждет кофе и того, чтобы Мэтью отвел ее на встречу с кем-нибудь важным, чтобы она отвлеклась от Оксаны.
Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как она в последний раз видела Оксану. Ева выбежала из того номера, словно олень при виде фар, и ей почти грустно думать о том, что последнее, что сделала Ева с Оксаной - это бросилась к двери.
Оксана нужна ей живой. Однако в ее голове, словно семя, посаженное в саду, начало расти предложение Елены; медленно, ожидая дневного света, чтобы вырасти в полный рост.