***
По прибытии в страну она не знала, чего ожидать, но уж явно не этого: она возвращается в центр города рука об руку с Оксаной, которая ведет себя так, будто во всей этой ситуации нет ничего необычного. Ева пытается сосредоточиться на людях, на цветах, на витринах магазинов, но видит только женщину справа от себя. Приняв душ, Оксана вышла из ванной в безупречной форме; она чем-то замазала свои заживающие синяки и, если не считать усталых глаз, выглядела совершенно нормально. Может, только немного исхудавшей. Оксана исчезла в комнате, прячущейся за раздвижной дверью, которую она и не заметила, а вышла уже в простых обтягивающих джинсах, черном топе и голубой байкерской куртке. Будто почувствовав, что Еве нужно напомнить, в чьем доме она гостит, Оксана открыла кухонный ящик, вытащила пистолет и сунула его за пояс джинсов, чуть ниже поясницы. Ева постоянно поглядывает на подол куртки Оксаны, зная, что под ней скрывается. От этого становится не по себе, особенно учитывая, что они разгуливают по переполненному людьми городу, хотя она и понимает, что для Оксаны, наверное, обычное дело всегда быть вооруженной. - Почему ты постоянно поглядываешь на мою задницу? - совершенно серьезно спрашивает Оксана, когда они подходят к Королевскому дворцу на площади Дам. Ева обходит ее с пылающими щеками. - Ой, да ладно тебе, я смотрю на твой... - она понижает голос и оглядывается по сторонам, - ...твой пистолет, разумеется. Он заставляет меня нервничать. - Если на тебя кто-нибудь нападет, то ты сама за себя, - Оксана поджимает губы и смотрит на бедра Евы так же, как Ева смотрела на ее. - Ты дерьмово обращаешься с пушками. Они тебе идут, но обращаться ты с ними не умеешь. Не думай, что я не помню. Еву это немного задевает, потому что это правда, но пусть ее и тошнит от оружия, она все равно хотела бы научиться с ним обращаться. Оксана приводит ее в «Бифабрик», огромный ресторан, построенный на территории старой фабрики, недалеко от площади Дам, музея мадам Тюссо и Бьенкорфа, роскошного амстердамского универмага. На часах чуть больше пяти часов вечера, но ресторан переполнен людьми, которые решили пропустить по стаканчику крепкого пива после работы. Заведение шумное, у его входа припаркованы настоящие цистерны с пивом. Присмотревшись, Ева замечает, что столы заставлены арахисом. Она благодарна за такой выбор Оксаны; ресторан кажется гостеприимной, непринужденной гостиной. Еве нужно поужинать как раз в таком месте после такого тяжелого дня. Небрежно одетый официант отводит их к пустому столику в задней части ресторана. Ева ухмыляется, глядя на хрустящую скорлупу арахиса под своими ногами. Оксана делает заказ не на голландском, а на британском английском, но Еву это не удивляет; не изучением нового языка занимаются люди, только что пережившие два месяца чеченского ада. Даже Оксана не на это неспособна, учитывая ее потребность во сне. - Почему здесь? - спрашивает Ева, имея ввиду город, а не ресторан. Схипхол - отличный аэропорт для тех, кто много путешествует, но Амстердам не такой стильный, как тот же Париж. - Это зависело не от меня, - пожимает плечами Оксана и делает глоток своего Россо. - Мне здесь нравится. Им приносят еду, и Ева сталкивается лицом к лицу с целым жареным цыпленком с отрубленной головой. Его подали с легким салатом, картофелем фри и майонезом. Она смотрит на еду с глупым видом, потому что не любит есть пищу, которая выглядит как что-то, что было настоящим живым животным. У них с Нико была своя курица, ради бога. Ева поднимает глаза и замечает, как Оксана, отложив в сторону столовые приборы, одной рукой отрывает голени от цыпленка, а другой поливает картошку фри соусом для барбекю. Ева не сдерживает смешок, ей точно нужно отпечатать эту сцену в памяти, потому что она еще никогда не видела Оксану, столь беззастенчиво показывающей настоящую себя. Поглощение блинов и яиц в «Быке и Шкуре» в декабре и рядом не стояли с этой вопиющей демонстрацией Преодолев проблемы с визуальным восприятием еды, Ева обнаруживает, что курица просто тает во рту и становится еще вкуснее с ложечкой соуса для барбекю.***
После ужина Оксана настаивает на том, чтобы пересечь улицу и мост и попасть прямо в центр квартала красных фонарей. Видимо, еда и подняла ей настроение, и придала энергии, потому что ее глаза стали ярче, а губы больше не сомкнуты в тонкой суровой линии. Настораживает тот факт, что у Оксаны, похоже, нет никакого плана на приезд Евы. Не остается почти никаких сомнений в том, что Оксана пригласила к себе Еву просто потому, что хотела увидеть ее. Прямо как и периодические телефонные звонки; просто чтобы услышать голос Евы. Оксана ведет Еву по Ахтербургваль, бесстыдно отпуская комментарии о женщинах в окнах, обрамленных красными лазерами, о мужчинах, разинувших рты на этих женщин, и даже о сильном запахе марихуаны. Ева слушает, но в основном просто смотрит, как шевелится рот Оксаны, потому что она еще никогда не говорила так много за все то время, которое они провели вместе. Она тычет пальцами и корчит рожицы, словно маленький ребенок без границ. Еве приходится напомнить себе, что у Оксаны их и нет. Оксана поступает именно так, как ей заблагорассудится, вне зависимости от последствий, и она свободна во всех отношениях, в отличие от большинства людей. Она играет с этой свободой и должна понимать, что она и не гарантирована, и не бесконечна, но, похоже, это ее ничуть не беспокоит, когда она останавливается, чтобы попросить самокрутку у вышибалы и, затянувшись, протягивает ее Еве, которая вежливо отказывается. Оксана легко шагает, даже в своих ботинках, но больше всего напрягает тот очевидный факт, что Оксана изменилась. Она стала иначе относится к Еве. Она больше не холодна, не бросает ей вызовов и не насмехается над ней. Вместо этого она стала вести себя весело, беззаботно и мило - как вел бы себя человек с тем, кто ему небезразличен. Ева медленно тонет в море боли, потому что ей кажется, будто ее разорвали на мелкие кусочки; она разрывается между тем, что она должна сделать, и между тем, что она хочет сделать. Она должна сдержать свое слово. Она должна думать о том, как заставить себя принять тот факт, что свобода, которой так беспечно пользуется Оксана, должна быть отнята у нее, несмотря ни на что. Этот восторг и шутки не снижают уровень ее опасности, они не отменяют всего того, что она натворила, и все это поведение вообще может быть одним грандиозным спектаклем, ведь она опытна в искусстве обмана. Еве стоит спросить себя: если поведение Оксаны - не спектакль, то что это значит для Евы? Еве стоит спросить себя: если она проявляет заботу, избавляясь от всего остального в жизни понравившегося ей человека, лишая его всего, что у него есть, пока не остается одна лишь безумная любовь Оксаны, то что это значит для Нико? Есть ли вообще какой-нибудь способ его обезопасить? Еве следовало бы много чего сделать, но вместо этого она делает то, что хочет сделать: она смотрит на лицо блондинки и продолжает нарочно касаться ее руки. Они минуют великолепные фасады, уютные кофейни и красивых продажных женщин, но Ева ничего этого не видит; она не хочет ничего этого видеть. Они подходят к церкви Ауде, и Оксана останавливает ее, нежно схватившись за ее запястье. - Почему ты сбежала? Ева понимает, что она имеет ввиду то новогоднее утро в «Андазе», но если она раскроет ей все свои мысли, если расскажет, что ее шокирована ее привязанность, расскажет, как она почувствовала себя на месте Анны, как она поняла, что если Оксана действительно заботится о ней, то Ева уже никогда не будет свободной, то над ними повиснет такая темная туча, что весь их вечер будет испорчен. Ева не хочет озвучивать ничего из вышеперечисленного, и потому говорит: - Ты немного меня напугала, - и это не ложь, хотя и лишь верхушка айсберга. Оксана кивает, будто все понимает, но не отпускает руку Евы. - Я не хотела тебя напугать. Я пыталась тебе кое-что сказать. - Я знаю, - тут же говорит Ева, потому что она знает. Здесь, на оживленной улице, медленно покрывающуюся во мрак, намерения Оксаны так же ясны, как и ее глаза. - Я этого не поняла. Я думала ты... я этого не поняла. - Ты пойдешь со мной домой? - осторожно спрашивает Оксана, словно готовясь к отказу. Еве это кажется странно привлекательным; Оксана, говорящая с неуверенностью в голосе, Оксана, готовая, наверное, впервые в жизни не добиться своего. На улице есть гостиница. За этот вечер они миновали не менее тридцати отелей. Ева оставила свой чемодан в гостиной Оксаны. Глаза блондинки одновременно и ищущие, и робкие, и жаждущие. Она выглядит точно так же, как в тот первый раз, когда они по-настоящему встретились после Парижа, в гостиной Евы - прекрасной. Рука, лежащая на запястье Евы, поднимается к ее плечу, а затем ложится на шею. У Оксаны холодные пальцы. Я не могу. Ева знает, что должна сказать, потому что есть такой ущерб, который никак не поправишь, потому что ей нужно подумать о стольких людях в своей жизни, ей нужно учитывать всю безнравственность Оксаны, но когда она приоткрывает губы, чтобы заговорить, выходит у нее одно лишь слово - «да». И Ева сразу понимает, что именно этого она ждала и хотела весь вечер.