Твердыня Notre-Dame их спаяла воедино

4 августа. Я заехала за Жюли (после знакомства с ней, лишний раз убедилась, как тесен мир: мы обитали в одном округе, она — на площади Клиши, а мы с Сашкой — на улице Сент-Лазар), и теперь мы вместе держали путь навстречу приключениям.       Я не могу сказать, что мы с Жюли стали настоящими подругами, у нас было мало точек соприкосновения, и всё-таки нас тянуло друг другу. Ей не хватало моего умения сдерживать порывы, а мне — её умения постоять за себя. Нам как-то спокойно вместе, мы интуитивно чувствуем друг друга. С наушниками в ушах и жвачкой во рту, она не говорит ни слова, но я знаю, что ей, как и мне, немного не по себе от предстоящего мероприятия.       Однако поезд неумолимо приближался к станции «Порт-Майо», и вскоре резкий голос объявил об остановке. Я была счастлива, что наконец вырвалась из жаркого плена железного вагона. На воздух, глотнуть хоть немножечко!       Летящая юбка то обвивала своим алым облаком мои ноги, то взлетала куда-то вверх в такт моей походке. — Будешь сегодня танцевать? — спросила Жюли. — Если скажут, — пожала я плечами, — сама напрашиваться не буду. — Скорее всего, как по мне, партия «Bohémienne» — самая сложная: и петь, и танцевать… Я на этом погорела на пробах… Ведь меня когда-то хотели из Флёр-де-Лис перевести в Эсмеральды… Но я, конечно, ещё очень юна для этой большой роли и не слишком сексапильна…       Меня немного передёрнуло… Опять это слово… — Ты чего? — подняла глаза Жюли. — Дело в том, что именно это мне говорила моя подруга: я не сексапильна для Эсмеральды. — На это могу сказать одно: ты имеешь полное моральное право не называть её подругой. — Да я с ней уже порвала… Жюли, мне, правда, очень жаль, прости меня… — За что? — удивилась она. — У меня такое чувство, что я… Что я отняла у тебя эту роль… Я, которая всегда придерживалась принципа не забирать чужого…       Жюли рассмеялась: — Оставь, Лизи, ты у меня ничего не отняла. Мою кандидатуру сняли за несколько недель до твоего прихода. Была б не ты, а кто-то другой. Не думала, что скажу это, но, если честно, я рада, что Эсмой будешь именно ты. А я получила хороший урок на будущее: никогда не очаровываться. — Спасибо, Жюли. Да, это очень нужный навык… К сожалению…       Оказывается, наша малышка Жюли уже мыслит по-взрослому… — Дворец Фестивалей был похож на лайнер, интересно, на что будет похож Дворец Конгрессов, — вздохнула я.       Через несколько минут мы стояли перед нужным нам зданием… Да, «дворцом» его не назовёшь даже в пьяном угаре! — Жюли, ты только не обижайся, но с дворцами у вас… — Да что обижаться? Не я его строила… — Да, если б ты его построила, то могла бы сказать, где у него вход… — Я бы о нём забыла, как о страшном сне! Ладно, как будем искать? Кинем жребий? — Я предлагаю поступить, как Вильгельм и Адсон из «Имени Розы». Чтобы понять, как устроена библиотека изнутри, они ходили вокруг неё снаружи, считали окна… Правда, они до этого заглядывали внутрь, так что, может, ничего не выйдет. — Лизи, не надо строить план этой громадины, давай просто найдём вход!       Сказать, ещё не сделать, но методом проб и ошибок мы всё-таки отыскали его! Первым, кого мы увидели в коридоре, был Люк Мервиль. Жюли мгновенно повеселела. Очевидно, Клопен Эсмеральды стал близок Флёр де Лис. Действительно, от них двоих исходила аура какого-то бунтарства, задора.       Чтобы не заблудиться в этих отнюдь не гостеприимных коридорах, мы держимся вместе. С гитарой и песнями, как бременские музыканты, путешествуем по этому ледяному лабиринту. Я на всякий случай накинула свою шаль: кондиционеры очень вредны для голоса.       Из-под пальцев Люка вылетают зажигательные мелодии, они с Жюли поют, храбрясь друг перед другом, а я, подхватив свою юбку, вытанцовываю степ, которому научилась в детстве. Это совершенно особенный для меня танец, в такие моменты кровь стучит в висках в неудержимо страстном ритме, сердце выпрыгивает из груди, тебе кажется, что ты свернёшь горы. Именно это мне сейчас и нужно!       Наша весёлая, горячая компания наконец добралась до лифтов в глубине галереи. В кабинке мы переводим дух, насколько это возможно. Нас неумолимо мучают приступы смеха. Кажется, в нашем составе появилось ещё одно неофициальное, но не менее знойное трио.       Перед нами открывается огромный зал! Это какая-то бездна! Многоэтажная бездна, разверзшаяся у ног и теперь уносящаяся вверх против всех законов физики! В этот момент я поблагодарила Бога, что он прочно прикрепил мою челюсть, она бы рухнула на пол и разбилась на мелкие кусочки. В этом огромном зале нам предстоит петь и танцевать! — Лизи, очнись, — вывела меня из оцепенения Жюли, — идём, наша певческая половина в зале.       До меня плохо доходит смысл её слов. Мой мозг никак не хочет поместить полученную информацию в раздел «прочитанное».       Я поворачиваю голову направо. Там на танцевальной дорожке расположилась группа людей, наверное, наши акробаты. Мы с Жюли здороваемся и тут же применяем кутузовскую тактику отступления в наши певческие ряды. Через минуту мягкие красные кресла приняли нас в свои объятия. Люк наблюдает за нами и смеётся. — Что? — спрашивает его Жюли. — Ничего, — всё с той же улыбкой отвечает он.       Какой же он всё-таки солнечный, обаятельный, не как Гару, а как-то по-своему, и мне это нравится. Вспомнив о правилах вежливости, я оборачиваюсь ко всем остальным членам и быстро здороваюсь. И вновь на меня внимательно смотрят серые глаза нашего священника. «Ох, падре, вы меня не завербуете, я безнадёжная грешница, моральные устои — это та роскошь, которую я не могу себе позволить.»       Мои мысли прерывает голос нашего режиссёра, который просит подняться на сцену. Мы с Жюли где-то в хвосте, нам обеим пока неуютно здесь. С певцами мы встречались в последний раз только зимой, а с танцорами видимся и вовсе в первый раз. Я чувствую себя так же, как в свой первый прилёт во Францию — никому неинтересной иностранкой, а Жюли — девчушкой с площади Клиши. Мы друг друга понимаем и поддерживаем.       Глаза совершенно не понимали, куда им смотреть. Вокруг столько невероятного и интересного. Режиссёр и декоратор что-то оживлённо обсуждали, а в это время прям перед нашими глазами на башни водружали огромных горгулий. Собор буквально собирался по частям! Кажется, мы с Жюли только сейчас поняли, как это всё будет масштабно! Этот огромный зал, находящийся в недрах самого неприветливого из нами виденных зданий, медленно, но верно превращается в сказку. — Ну а теперь, уважаемые певцы, представьтесь! — доносится до нас голос режиссёра. Я немного поёжилась. Нашего Жиля Майе я сразу же определила в ту категорию людей, которые под галантной перчаткой светского денди скрывают руку с хваткой хирурга. Ох и не сладко же с ним придётся! Но я готова к трудностям, у бабушки я прошла отличную школу придирок и поучений. И именно сейчас (в первый раз в жизни) я ей искренне благодарна.       Мой звонкий голос отдаётся эхом в огромном пространстве. — Во Франции меня зовут Луиза Лоран, у меня и моей героини Эсмеральды много общего. Я тоже перелётная птица, чужеземка, вдали от родины тоскующая по ласковому морю. Сама я родом из СССР. — Не знаю, зачем я столько всего рассказала, но мне не хотелось выглядеть совсем уж дикаркой на нашем собрании, которое отчего-то напоминало сборище анонимных алкоголиков.       Пока каждый из нас по очереди представлялся танцорам, в зале появился дорогой Люк Пламондон с планом композиций. Моя «Цыганка» стояла четвёртой в списке. — Сегодня прогоним все номера из первого акта до «Belle» и обсудим с хореографом, как вас совместить с танцорами, — раздался голос режиссёра.       Репетиция началась. Брюно, как и тогда в январе, смело пошёл первым. Его прекрасный голос заполняет пространство. Не берусь судить, но, кажется, у него баритон, такой ласкающий слух, приятный, как мёд. «Пришло время кафедральных соборов»… Да, действительно, это время пришло.       За спиной у Брюно передвигались башни с горгульями, пока медленно, аккуратно, но всё же передвигались. Мне шепнули на ухо, что я должна выйти на сцену сразу после партии Клопена, который шёл как раз после Брюно. Люк подмигнул нам с Жюли и направился на сцену.       Его голос набирал обороты, вызывая мурашки и заставляя вращать головой в такт мелодии. Ему не был нужен грим или костюм, у него было сердце Клопена. Люк скользил по сцене, как по льду, а за его спиной танцевали, прыгали, молниеносно двигались наши акробаты, которых мы с Жюли окрестили «новыми самураями» за их гибкость и выдержку.       Охваченная впечатлениями, я не сразу замечаю, что Даниэля между певцами нет. Окидываю взглядом пространство, пытаясь найти, но его и след простыл. Куда же делся наш священник? — Лизи, — шепчет мне на ухо Жюли, — тебе пора.       Спохватившись и быстро поблагодарив Жюли, я поднимаюсь с нагретого места и иду к сцене. Мне вдогонку кричит режиссёр: — Мадемуазель Лоран, вы не цыганка, а Спящая Красавица, быстрей на сцену!       Под смех членов команды я поднимаюсь к Люку, совершенно не подавая виду, что меня задела шутка режиссёра. Люк меня по-отчески потрепал по голове и подмигнул. «Спасибо тебе, товарищ!»       Непроизвольно поднимаю голову и вижу мсье Лавуа, который стоит в проёме стены и смотрит на нас сверху вниз. На нём простая футболка, джинсы и кроссовки Adidas, в руках шпаргалка, а на лице — выражение миролюбивого пацифиста. В этот момент в нём нет ничего от одержимого похотью монаха. И всё же, памятуя об эпизоде с Жюли во Дворце Фестивалей, я охотно верю, что он перевоплотиться по щелчку. — «Вмешательство Фролло», начинаем! Monsieur Phoebus de Châteaupers Capitaine des archers du roi Je vous ordonne de chasser Tous ces hors-la-loi       Где-то с правой стороны сцены ему отвечает голос Патрика, короткая партия неумолимо приближается к концу, а это значит, что настаёт мой коронный номер. «Боже, дай мне сил». — Цыганка! — кричит мне режиссёр. — Теперь твоя партия, хореографу нужно оценить, на что ты способна в танце. Я слышал, у тебя уже есть какие-то наработки.       Ох, кажется, папа проболтался, и сюрприз не удался. «Какие-то наработки…» Мсье, у меня целый номер. — Я готова!       Со всех сторон на меня устремились лазеры любопытных глаз, но сегодня меня это нисколько не смущает! Леди и джентльмены, не сомневайтесь, я сейчас задам вам перца! — Корсиканец, вступаешь, а после своего куплета отходишь в глубь сцены.       Похоже, Жиль уже заранее придумал нам клички. Надеюсь, что Патрику не обидно, всё-таки в этом жилевском «корсиканце» есть что-то не очень доброжелательное, как и во всех кличках, указывающих на происхождение. Мелодия заиграла, тут же вступает бравый Феб. Он подходит ко мне, кокетливо подмигивая, а мне опять хочется закатить глаза: D'où viens-tu belle étrangère Fille du ciel ou de la terre Bel oiseau de Paradis Que viens-tu faire par ici?       Патрик отходит в глубь сцены, теперь это моё и только моё пространство. Я будто бы находилась посреди Двора Чудес, сейчас я цыганка, королева этой улицы, что охотно вам сейчас докажу! Сегодня я могу воплотить мечты в реальность! Я набираю в лёгкие воздух и начинаю петь: Bohémienne Nul ne sait le pays d'où je viens       Первый куплет я пою, словно рассказывая какую-то сокровенную тайну. Мой голос стремится в небытие, а я медленно приближаюсь к центру сцены. Ловлю взгляды танцоров, в которых читается разочарование и насмешка. Мысленно улыбаюсь: погодите, это только первый куплет! C'est écrit dans les lignes de ma main       Сразу после этой фразы я делаю поворот в прыжке и начинаю танцевать. Мою руки создают из юбки два алых крыла, а ноги вытанцовывают степ, музыка меня уносит. Ma mère me parlait de l'Espagne       На этом моменте я перехожу к плавным движениям и больше задействую руки. Конечно, петь и танцевать ужасно трудно, но я тренировалась почти год, чтоб этот номер у меня получился. Поворот корпуса, рук, ног, взмах юбки, всё это чередуется бесконечным потоком, в проигрышах я изгибаюсь и почти достаю руками до пола.       Только во время припева я могу позволить себе замедлить темп. Потом начинается новый куплет, я устремляюсь вперёд, в проигрыше трясу плечами в такт музыке, как настоящая цыганка (ох, сколько времени мне пришлось отрабатывать это незатейливое, чисто цыганское движение!). Я наполняю свои движения задором юности, страстным темпераментом и жаждой жить и танцевать, мои глаза — горят, как угли, призывая остальных приобщиться этому пиру цыганской души.       Конец партии, я выдыхаю, делаю поклон и непроизвольно устремляюсь к Люку Мервилю, в левую сторону сцены. Мне хочется взять его руки в свои и поделиться задором, которого у него самого и так хоть отбавляй. Кто-то из группы танцоров показал мне верхний палец, режиссёр и хореограф переглядывались друг с другом, члены певческой команды улыбались. Всем было ясно: «Собор…» действительно нашёл свою цыганку.       После «Belle» нас отпустили домой. Это первый и последний день наших репетиций в облегчённом формате. С завтрашнего дня мы будем работать с 12 дня до полуночи, а ещё на днях будет примерка костюмов…       Чувствуя, что мне надо освежиться, и я, попросив Жюли меня подождать, иду в уборную. По дорого обратно я столкнулась нос к носу с… Мсье Лавуа… Я лепечу ему извинения. Обворожительная цыганка осталась там, на сцене, сейчас я чувствую себя наивной девчонкой, которая увязла по колено в своих сомнениях и комплексах под взглядом этих проницательных глаз… — Луиза, вы сегодня прекрасно танцевали, я с удовольствием посмотрю на это вновь.       Он мягко улыбнулся, а моё сердце в эту же минуту пропустило удар. «Лиза, что с тобой?» — Вам понравился танец, мсье Лавуа? — Очень, — просто ответил он, — уверен, в вашей душе живёт эта наивная, юная, горячая цыганка, и поэтому веришь каждой строчке ваших партий, каждому движению.       Я стояла, оглушённая откровенностью этого великана. Мне было безумно приятно, до слёз… — Спасибо Вам, мсье Лавуа, буду стараться и впредь никого не разочаровать и прежде всего себя.       Даниэль внимательно смотрит на меня, его серые глаза почернели, от него исходила пульсирующая энергия, которая растекалась по моим венам и лишала покоя душу. Он наклоняется ко мне вплотную, у меня перехватывает дыхания. — До завтра, цыганка, — звучит у меня прям над ухом. Даниэль тут же разворачивается и уходит, оставляя меня стоять в узком полуосвещённом коридоре наедине с новыми, незнакомыми мне ощущениями. Я до сих пор чувствую лёгкий запах от его парфюма, по коже бегут мурашки от его дыхания, а перед глазами стоит его взгляд, который явно хотел сказать гораздо больше, чем было озвучено… Боже, что со мной?..