Le miracle
28 июня 2022 г. в 03:09
Со сцены доносятся звуки прелюдии, торжественные, как гимн, гимн романтическому средневековью, Виктору Гюго и Нотр-Даму де Пари! Я чувствую, как на голове буквально шевелятся волосы. Ещё секунду назад у меня не было паники, да, я волновалась, но не до такой степени, чтобы у меня отнимались колени и темнело в глазах. В таком состоянии я не могу выйти на сцену…
В ужасе от своей беспомощности прижимаюсь к стене, с видом обречённой на казнь облизывая пересохшие губы. Липкий, противный пот покрывает мои ладони, становится трудно дышать. Медленно обвожу взглядом гримёров, костюмеров, звукорежиссёров, акробатов, снующих вокруг меня. Нужно взять себя в руки, побороть панику, нужно что-то делать, делать! Я готова разрыдаться… Все уже в боевой готовности заняли свои позиции, вот уже первый пошёл. Брюно — бродяга-поэт… К концу репетиций рука нашего Гренгуара стала невидимым ориентиром, красной нитью, связывающую всю эту гамму лиц, мелодий и голосов в единый калейдоскоп. Он — компас повествования… А где же мой компас?..
В голове молнией проносится мысль. Быстро мчусь в гримёрку, где на столе в вазочке у самого зеркала стоит алая роза, подаренная мне Даниэлем. Обрезаю её длинный стебель, делаю махинации с ниткой и заколкой… А кто мне её прикрепит к волосам я уже знаю.
Во весь дух мчусь обратно, туда, где вход на стену, стену собора… Дан был уже там, готовый к своему выходу.
— Луиз, что ты здесь делаешь? — строгий голос хлёсткой волной окатывает меня с головы до ног, прогоняя панику прочь.
— Ты мне не рад? — шёпотом спрашиваю я, тормозя перед ним.
— Скоро мой выход, да и твой не за горами, — говоришь ты, хмуря от души намалёванные гримёром брови, отчего твой взгляд стал ещё грознее.
— Не сердись, — умоляющим голосом отвечаю я, — приколи к моим волосам твою розу, пожалуйста!
Почти невесомыми движениями пальцев ты прикалываешь розу к моим кудрям. Я чувствую, что балансирую на грани. Никто раньше не смел тебя отвлекать перед выходом.
— Не сердись на меня, я просто… Сама не знаю, чего испугалась… — бессвязно лепечу я.
Ты обрываешь поток нелепых фраз, крепко прижимая меня к себе:
— Дитя, успокойся, ты сильная девочка…
— «Татьяна не дитя», — несколько обиженно бурчу я, вспомнив строчку из пушкинского романа в стихах.
Мягко отстраняешь меня, и внимательно окидываешь взглядом:
— Не дитя, — ничего не успеваю сказать тебе в ответ… Все мои мысли обжигаются о твои горячие губы… В народе это называется французским поцелуем, я чувствую, как у меня буквально сносит голову, словно я выпила залпом бутылку терпкого вина… Это какое-то чудо… Через несколько мгновений ты отрываешься…
— Пора, — выдыхаешь ты.
— Да, — шепчу в ответ, порывисто обнимая тебя за шею, и мчусь на левую сторону сцены, чтобы там, из сумерек закулисья, явить миру мою Эсмеральду.
С левой стороны и моя соперница Флёр-де-Лис. Бедняжка совсем разнервничалась. На сцене началась партия Клопена, а на заднем фоне, в освещённых проходах мелькает фигура моего Дана, вернее, фигура Фролло.
— Партия бродяг, — шепчет Жюли, словно я впервые оказалась на этом празднике жизни. Я киваю и настраиваю свой микрофон. Всю партию Клопена мы с Жюли стоим, инстинктивно взявшись за руки, но вот аккорды партии Клопена подходят к финалу, а это значит, что мне пора. Киваю Жюли и отпускаю её руку. Теперь мы не две подруги и по несчастью, и по фортуне одновременно. Мы две соперницы, различные, как день и ночь, как огонь и лёд. Она — аристократка, надменная своенравная красавица, а я… Я дочь дорог с музыкой в крови и огнём в глазах. Да, сейчас я задам огня! Громогласный голос Фролло и медовая струя Феба смешиваются у меня в ушах. Такие разнородные, такие яркие звуки. Всё ещё опьянённая от поцелуя моего Фролло я плыву, кружусь, порхаю по сцене в такт музыке, в такт моему пульсу, с блаженством ощущая, как мельчайшие оттенки эмоций, вызванные этим сумбурным поцелуем, сублимируются в творчество и горячей волной растекаются по огромному залу, я чувствую вибрацию воздуха, чувствую реакцию публики, и мне это нравится! Это чудо, это праздник души, праздник тайны моего сердца!