Сон в красной комнате

Игнатий сидел за столом, уронив на него голову. Вся столешница была залитая кровью. Алая жидкость струилась и на пол. «Перерезали горло», — мысленно установил статский советник, наклоняясь и рассматривая порез, который было видно лишь отчасти. — Ничего здесь не трогали? — сурово спросил Бриллинг, обращаясь к диакону Досифею. — Ничегошеньки, — тот испуганно замотал головой. — Как увидел, сразу вас искать побежал. — Убит совсем недавно. Предполагаю, минут д-двадцать как. К нему кто-нибудь заходил? — Фандорин, не глядя на диакона, присел на корточки и стал рассматривать пол под столом и стулом. — Нет. Я не видел, по крайней мере — на улице был, — диакон быстро перекрестился. — Убийство в таком месте! Что же это творится-то?.. — Немедленно ступайте к старосте, пусть едет за урядником. Ключ от кельи дайте мне. До прибытия урядника никто сюда не войдёт, кроме нас с господином Фандориным, — хмуря брови, Иван Францевич нетерпеливо протянул руку. Досифей послушно положил в его ладонь ключ. — И не распространяйтесь об этом! Чтобы никакой паники в селе! — прикрикнул на него начальник сыскной полиции. Тот закивал и вышел, еле волоча ноги. — Выходит, убийца следовал за нами? — спросил он, когда шаги в коридоре стихли. — Или прибыл после того, как ему сообщили о нашем п-приезде, — Эраст Петрович выпрямился и, подойдя к шкафам, стал изучать их содержимое. — Нельзя исключать и того, что у убийцы здесь, в селе, есть подельник. — Значит, вы были правы, и благочинный что-то скрывал. Чтобы он не наболтал лишнего, его устранили, — озабоченно произнёс Иван Францевич. — Думаю, всё дело в списке. Из него становится ясно, что все эти «приезды к мощам» начались с п-приходом Игнатия. А это означает, что… — Фандорин принялся изучать папку, в которой были именные листы крещения. — Что Игнатий был связан с убийцами? — Именно. Бриллинг обвёл задумчивым взглядом труп архимандрита: — Что мы видим? Удар был нанесён со спины. Он сидел, убийца стоял за спиной. Вынул нож, схватил его за волосы на затылке, да и перерезал гортань. Шалопай, чтоб его. А за спину пустят кого? Только знакомого. Того, кому доверяют. Стало быть, его свои же и убрали. Вы, как всегда, правы. А список-то на месте? — Да. Вот лежит. Хм. Смотрите, — Фандорин повернулся к Бриллингу, глядя в листок. — Что это? — начальник сыскной полиции подошёл к мужчине. — Лист крещения Акулины Орешкиной. — Так-так, десятое августа, семьдесят восьмой год… И что же? Фандорин находился в глубокой задумчивости. Иван Францевич с интересом, но чуть хмурясь, смотрел на него. — Я должен кое-что проверить. Тогда одна из моих теорий либо отпадёт, либо подтвердится, — взволнованно сказал статский советник, внимательно посмотрев в глаза своего напарника. — Вы оставайтесь здесь и д-дождитесь урядника. — И всё? Я могу быть полезен не только в такой ерунде, — ухмыльнулся явно задетый Бриллинг. — Будьте добры, сходите к Орешкиной, вызнайте у неё подробности убийства сестры. Она живёт с сыном в шестом доме, — Фандорин пытался говорить мягко, но его взгляд был слишком рассеянным. Становилось понятно, что мыслями он находится где-то очень далеко. — Хорошо. Но обещайте, что поделитесь со мной всем, что узнаете, — Иван Францевич сжал руку статского советника чуть выше локтя. — К-конечно, — Фандорин взглянул в глаза мужчины и пошёл на выход. — Эраст Петрович! — Что? — рассеянно обернулся тот. — Будьте осторожны. Убийца может быть всё ещё здесь. — И вы, — чуть улыбнулся статский советник и вышел. Найти лошадь оказалось несложно. Увидев неподалёку от монастыря белого конька, лениво пьющего воду и стоящего рядом крестьянина, Фандорин предложил селянину деньги в обмен на жеребца и карту. — К ночи вернусь, — сказал он. Мужик сбегал в дом за мятой картой и вручил её статскому советнику. — Только не заплутайте, барин. Места тут хитрые. Путь Эраста Петровича лежал в ближайшую крошечную деревню Дунаевку, одну-единственную, находящуюся неподалёку и забытую Богом не меньше, чем Ланское. Приходилось останавливаться, чтобы напоить лошадь, а потом снова продолжить путь. Фандорин прибыл в Дунаевку в то смутное время, когда день уже закончился, а вечер ещё не начался. Небольшие деревянные дома были разбросаны на холмах, между которых протекала быстрая журчащая речка. Эраст Петрович остановился при въезде в деревню. Местный конюх, представившийся Кондратием, сразу вызвался напоить животное. — Староста есть у вас? — спросил Фандорин, вытирая лоб рукавом пальто. Было холодно, ветер сдирал с деревьев листву и гнал её по земле. Мелко накрапывал дождь. — Да, Евсеем звать. Вон там он живёт, — Кондратий, поглаживая конька по шее, вёл его к водопою. — Б-благодарю, — кивнул статский советник и двинулся в указанном направлении.

***

На небе смешались серые и чёрные краски, стало мрачно и тоскливо. Тело благочинного увезли ещё несколько часов назад. Урядник показался Бриллингу неразговорчивым и глупым, поэтому можно было особенно не рассчитывать на то, что тот всерьёз и быстро займётся расследованием. Экспертную группу в таких глухих местах днём с огнём не сыщешь, а видимых улик на месте преступления не было. Иван Францевич сидел в полумраке кельи и смотрел, как по глухому мутному окну сползают капли дождя. Когда отворилась дверь, и в помещение вошёл человек, на какую-то долю секунды начальнику сыскной полиции и вовсе показалось, что это не человек, а тень. — Я уже начал беспокоиться. Куда вы так стремительно уезжали? — набросился он на влажного от дождя Фандорина. — В ближайшую деревушку, — Эраст Петрович сел на свою койку и убрал движением руки волосы с лица. Иван Францевич сел рядом с ним. — Зачем? — Я хотел узнать, не происходило ли там странных смертей и п-пропажи людей, — Фандорин посмотрел на мужчину, скользнул взглядом по его взволнованному лицу, чувствуя, как сжимается сердце. — За два дня до того, как убили Акулину Орешкину, пропала дочь местного писаря Евдокия. — И её так и не нашли? — прищурился Бриллинг. — Не нашли, вы правы. После этого я немного поездил по окрестностям, пытаясь понять, легко ли заблудиться в этих местах. Понял, что да — очень даже легко. Ну, а что у вас? Поговорили с Еленой? — Я не понимаю, пошто вы так заинтересовалися моей сестрой. Давно её не стало. Чего бередите раны старые? — всплеснула руками, испачканными мукой, Орешкина. — У нас есть основания полагать, что убийство вашей сестры связано с некими нынешними преступлениями, — Бриллинг смотрел на женщину как настоящий ищейка, ещё и оскалился. — Итак, расскажите подробности её убийства. Всё, что помните. — Убили её ночью, тело обнаружили утром. Она была изуродована. Лицо превращено в такое же вот тесто, — с этими словами женщина принялась усерднее мять тесто, лежащее на деревянной доске. — Это всё? — Ну да. А чего ещё хотите услышать-то? — Во что она была одета? — Ситцевое платье серое, платок тёплый, цветной… — Были враги у неё? Только правду, не юлить, — недобро улыбнулся Иван Францевич. — Да откуда ж им взяться? Добрая она была, верующая, — пробормотала Орешкина. — Вещи личные сестры у вас остались? — Были, да пропали. — Как так? — Пришла как-то домой, а нету ящика, где её вышивание лежало. Тогда, правда, и мои новые платья пропали, и книги, а больше красть-то тут нечего, — Елена опасливо покосилась на начальника сыскной полиции. Тот вышел из дома и увидел её сына, который играл с чумазым мальчишкой-ровесником. Бриллинг сел на пенёк, чтобы не слишком смущать ребёнка и сказал: — Эй, любезный. Поди-ка сюда. Мальчик тут же забыл о приятеле и приблизился к мужчине. — Шоколад хочешь? — прищурившись, широко улыбнулся Иван Францевич и достал из внутреннего кармана сюртука плитку в коричневой бумаге. — Щиколат? Слаще сахара который? — спросил мальчонка, с интересом глядя на возможный презент. — Да. И коричневый. — Хочу. — Как звать тебя? — Сашей. — Саша, Саша… Ходит кто-нибудь к вам? Есть у матери твоей подружки, друзья? — Дядя Петя ходил, а потом перестал, — не сводя взгляда с шоколадки, ответил мальчик. — А ещё? — Баба Сима и тётя Варя. Иногда к нам ведьма захаживает, я её пять раз видал в окощьке. И мать с ней кумекала. Но об чём — не сказала. — Как выглядела эта ведьма? Имя её знаешь? — Не знаю, просто ведьма и всё. Нету имени, — шмыгнул носом Саша. — Так какая она внешне? — Стращная, в чёрном вся. И лица не видать. — Когда она в последний раз была здесь? — Вчера видел. Пробежала меж деревьев и исчезла. Бриллинг вручил мальчику шоколадку, задумавшись. — Щиколат, — с благоговением произнёс тот и отошёл в сторонку, тут же начиная шуршать обёрткой. Когда Иван Францевич замолчал, Фандорин прошептал почти беззвучно: «Значит, так и есть». — О чём это вы? — пытливо спросил Бриллинг. — Да так. П-просто размышления, — приосанившись, ответил статский советник и улыбнулся. — Ясно-ясно. Вы не желаете посвящать меня в свои планы и рассуждения. Что ж, тогда я отвечу вам тем же, — уязвлённо ответил начальник сыскной полиции и встал. — На столе ваш ужин. А я ложусь спать. — П-постойте, не сердитесь, — Фандорин тоже поднялся и взял ладонь мужчины в свою. — Я не скрываю от вас ничего сверхценного, но я должен сперва убедиться, что прав… — Вы всегда правы, разве нет? — холодно улыбнулся Бриллинг и отдёрнул руку. — Спокойной ночи. Эраст Петрович испытал страшное желание схватить Ивана, развернуть к себе и, глядя в глаза, пояснить всё, объясниться… Но тут же пришла неуютная, удушливая мысль: «А разве тот не прав?». Ну не из того теста был сделан статский советник, чтобы полностью довериться малознакомому, пусть даже очень приятному человеку. Пусть даже тому, которого всей душою полюбил. Жизнь научила Фандорина быть очень осторожным. И дело было не в том, что Эраст Петрович в чём-то подозревал своего напарника, просто это было правило жизни — не торопиться открывать кому-то все свои мысли и чувства. Статский советник был бы рад открыться целиком, да не мог. Он тоскливо смотрел на то, как Бриллинг отворачивается к стене, не снимая одежды, и укрывается тонким одеялом. Потом брюнет сел за стол и съел в гордом одиночестве одну отварную картофелину с солью и куском ржаного хлеба. Утром Иван Францевич не сменил гнев на милость. Когда Фандорин заявил, что им нужно возвращаться в Петербург, тот холодно, делая этим больно статскому советнику, спросил: — Уже? — Да. Б-боюсь, здесь больше нечего искать. Убийца, скорее всего, вернулся в столицу. Оставаться — терять время. Бриллинг ничего не ответил. Мрачно натянув пальто, он взял свой багаж и первым вышел из кельи. Фандорин остановился у ворот монастыря. Ему стало жарко и немного стыдно за то пылкое соитие, которым они с Иваном недавно предавались в этих стенах. Но нет, он ни о чём не жалел. Более того, хотелось снова овладеть Бриллингом. И не раз. — Уничтожьте то «святое место», — тихо сказал он стоящему рядом и провожающему их Досифею. — Как?! — опешил тот. — П-поверьте, так будет лучше. Занесите икону в монастырь, терем отведите под что-то д-другое. И никого больше сюда не пускайте. Видимо Фандорин говорил слишком убедительно, потому что, несмотря на страх во взгляде, диакон перекрестился и закивал: — Хорошо, да-да, конечно… Садясь в коляску рядом с надутым Бриллингом, статский советник будто бы нарочно коснулся пальцами его пальцев. Теперь он думал только о том, что нужно скорее помириться с Ваней. Что ж, впереди поездка на поезде, стук колёс, уютное купе на двоих… Будет время искупить все свои грехи.