Сон в красной комнате

Перед посадкой Бриллинг вдруг вступил в перепалку с начальником дорожной бригады. Иван Францевич утверждал, что железнодорожная жандармерия работает из рук вон плохо, ввиду чего пассажиры провозят по маршрутами самый разный, порой опасный груз. — Вы со мной ещё спорить удумали? — нахмурившись, выпалил Бриллинг. — Я эти жалобы и депешки каждый божий читаю, как попы — «Отче наш»! И вы мне будете рассказывать? В любой момент возможна диверсия на дороге! А вы зеваете! Вот только что, прям перед моим носом в вагон влетел подозрительный тип в английском костюме. Ваш проводник даже не удосужился узнать, что у него в его огромном чемодане. А если бомба? Нужно повышать безопасность на железной дороге. Да-с! Бригадир, втянув голову в плечи, что-то протестно бурчал. Иван Францевич, румяный и пышущий энергией, явно мог бы продолжать спор бесконечно, как и отчитывать усатого жандарма, но поезд вот-вот должен был отправиться. Поэтому, заходясь от экспрессивности своей же речи, Бриллинг тараторил до тех пор, пока не скрылся в вагоне следом за Фандориным. Когда в купе закрылась дверь, он небрежно закинул своей чемодан на полку и посмотрел на Эраста Петровича: — Вы видели? Слыхали, что он говорил? «Ваше благородие, я действую сугубо по должностной инструкции»! А кто проверит это? Врут — не дорого берут, когда дело касается мелких нарушений, вот только за мелкими нарушениями могут скрываться серьёзные преступления! Слушая запальчивую речь Бриллинга, Фандорин невольно любовался его румяным лицом. Он засматривался на Ивана ещё во время его ругани на перроне. Пусть это поведение и громогласность начальника сыскной полиции несколько парализовали статского советника, заставили его замереть, всё же, это было очень горячо и эмоционально. Эраст Петрович никогда не любил шумных людей, но на этот раз всё было иначе. Сердце наливалось теплотой от громкой речи Ивана, от его привычки тараторить. Как это мило, всё же! Как дорого и любо! Фандорин кивнул и, немного подумав, добавил: — За п-порядком всегда нужно следить. Империя большая — следить сложнее. Бриллинг рухнул на свою полку и, раздёрнув шторки пошире, обвёл взглядом провожающих и торговцев рыбой и пирожками. — Как-то занесло меня с одним расследованием в Суздаль. Каких там раков продавали, у-у-у! — задумчиво и сладострастно произнёс Иван Францевич. — А вобла? Прям золотилась. Мясо такое нежное-нежное, полупрозрачное. Ничего вкуснее в жизни не пробовал. Там ещё и пива подали, да наисвежайшего, да с пеной… Прелесть. — Звучит аппетитно, — признал статский советник, хотя отродясь не был ценителем такой пищи. — Я бы и сейчас с радостью, — сверкнув улыбкой-оскалом, начальник сыскной полиции как бы в предвкушении потёр ладони. Фандорин хотел поговорить о главном, но не знал, с чего начать. Да и, по большому счёту, он не был уверен, что стоит обо всём этом говорить, ведь признаться Бриллингу, что он априори не готов открывать все карты кому бы то ни было — это ведь в какой-то мере обнажить душу. Эраст Петрович пока не понял, как к нему относится Иван. И пусть он сам был настроен решительно в отношении Бриллинга, действовать нужно было осторожно. Вот если бы тот был женщиной, всё было бы куда проще! Галантное ухаживание, милые комплименты, походы на концерты и в театры, потрясающие воображение рассказы Эраста Петровича о путешествиях по другим странам, и готово. А как быть с мужчиной, ещё и такого склада, как Бриллинг, Фандорин совсем не знал. Статский советник скользнул жадным взглядом по всему телу Ивана, остановился на перстне, сверкающем на его мизинце. Мужчине захотелось взять ладонь Бриллинга, коснуться её губами… Нежно, выражая глубину и трепетность своих чувств. Он не хотел быть вульгарным ни в чём, что касалось этого человека. Его чувство было слишком светлым для каких-либо похабностей. Поезд тронулся, купе слегка качнуло. Бриллинг зевнул и стянул пальто, небрежно откинул его в сторону, затем расстегнул сюртук. — Газетёнка. Свежая? — пробормотал он, беря со столика издание. Развернул его, поглядел на дату: — Свежая. Славно. Что тут у нас? Какое-то время в купе стояла тишина, нарушаемая только стуком колёс. Фандорин собирался с мыслями, пытался медитировать, откинувшись на спину. И в тот момент, когда ему показалось, что равновесие достигнуто, и можно попытаться наладить контакт с Бриллингом, в дверь громко постучали. Не дожидаясь ответа, стоящий по ту сторону отворил и протянул: — Ба-а-а! И впрямь Фандорин. А то увидел вас мельком, знаете ли, так и не понял, вы или не вы. Эраст Петрович пожалел, что не запер купе. — Г-господин Пожарский? — произнёс он. — Добрый день. — Добрый и вам, — широко улыбался в седые усы солидный немолодой мужчина, который казался каким-то монументальным и энергичным. Он посмотрел на Ивана, который опустил газету и глядел на заглянувшего: — Господин Бриллинг, ежели не ошибаюсь? Начальник петербургской сыскной полиции? — Так точно-с, — обезоруживающе улыбнулся тот. Фандорин, понимая всю глупость этого чувства, ощутил укол ревности. Зачем, спрашивается, так улыбаться? — Рад познакомиться лично, — Пожарский, блестя глазами, как кот, увидевший сметану, протянул руку Бриллингу. Тот привстал и пожал её. — Взаимно. Генерал-прокурор пожал руку и статскому советнику. — Вот сейчас выпьем с вами чайку, да с коньячку, — заговорщически произнёс Пожарский и сел рядом с Иваном. Лениво выглянул из купе: — Эй, любезный! Чаю нам. Три стакана. Да с лимоном! Эту встречу Фандорин никак не мог назвать приятной. Лично с Глебом Георгиевичем он пересекался всего лишь раз, да и то мельком, но уже тогда Эраст Петрович почувствовал, что этот человек — интриган и циник. Тем не менее, он занимал высокий и уважаемый пост. Генерал-прокурор Пожарский провернул немало удачных дел, «закрыв» пару весомых преступных группировок. — Вы тоже в Петербург, да? Откуда путь держите? — спросил Глеб Георгиевич, плеская в каждый стакан с чаем немного коньяка из шикарной серебристой фляжки. — Из Оренбурга, — ответил Эраст Петрович, напоминая статую. — Вас, что же, приставили вместе работать? — Пожарский приподнял свой стакан в подстаканнике и, отсалютовав мужчинам, сделал глоток. — Коньяк прелесть. Пробуйте, не стесняйтесь. — С-спасибо, — ответил Фандорин, но пить не стал. — Да, мы вместе расследуем одно дельце, — сказал Бриллинг и отпил немного. — Слыхали, что в Петербурге давеча поймали двух революционеров? — понизив голос, спросил Пожарский, блестя глазами. — Нет, не располагали свежими газетами. Что за революционеры? — спросил Иван Францевич, делая ещё один глоток. — А чёрт их разбери. Мотался лично в Оренбург, дабы втык дать местным. Если бы не они, мы бы их, голубчиков, ещё полгода назад бы скрутили. Так что работы много, очень много. Спросил бы, что за дело у вас, но понимаю: тайна следствия есть тайна следствия, — и улыбнулся. — А я вот рад, что вас назначили начальником сыска, господин Бриллинг. Ваш предшественник не справлялся со своими обязанностями, признаюсь. Увы и ах, увы и ах. А вы человек со свежими взглядами. Слышал о вас много лестного. — Работаем, как умеем и можем, — скалясь, протараторил тот. — А уж хорошо или плохо — решать не мне. Ваши слова приятны, благодарю, Глеб Георгиевич. Пожарский поставил стакан на стол и с интересом посмотрел на Фандорина, чуть улыбаясь. — А вы, Эраст Петрович, интересный человек. Я это заметил ещё тогда, когда вы ловили тех польских бандитов. Жаль, что пока не выпала возможность познакомиться поближе, но, надеюсь, всё впереди. — П-полагаю, что да. Всё впереди, — Фандорин склонил голову в знак почтения. Генерал-прокурор улыбнулся шире и встал. — До встречи, уважаемые господа. И вышел. Эраст Петрович поднялся и запер дверь. — А зря не пьёте, — сказал Бриллинг. — Хороший коньяк. Статский советник сел рядом с Иваном и осторожно коснулся его плеча. Тот сделал глоток чая, и ложка снова упёрлась в его щёку. После этого начальник сыскной полиции поставил стакан на столик. Почему-то появление Пожарского придало брюнету решительности. Обняв Бриллинга за плечи той рукой, что только что трогало плечо, он приник губами к его виску, потом поцеловал щёку. Ему показалось, что Иван Францевич расслабляется. Фандорин спустился губами ниже, целуя шею мужчины. Бриллинг прикрыл глаза, переставая улыбаться. И когда Эраст Петрович оторвался от кожи, чтобы посмотреть на реакцию Ивана, он потянулся к его губам своими и увлёк в поцелуй со вкусом лимонного чёрного чая и коньяка. Языки поглаживали друг другу, сплетаясь, дыхание сбилось. Фандорин поглаживал щёку Бриллинга кончиками пальцев, ощущая, как внизу живота становится тяжело. И вот Иван Францевич прервал поцелуй, чтобы хлебнуть немного воздуха и провести кончиком языка по губам статского советника, хищно блестя глазами. Эраст Петрович, сходя с ума от происходящего, встал и принялся снимать с Бриллинга брюки. Тот не только не протестовал, но и приподнял бёдра, помогая обнажить нижнюю часть своего тела. Крепкий член Ивана Францевича стоял и сочился смазкой. Бриллинг подрагивающими руками снял сюртук и рубашку, затем растянулся на полке и привстал на локте. Его лицо было просто великолепным, светящимся, полным страсти и желания. Фандорин мог бы стоять и смотреть на него часами, но оба были изрядно возбуждены, а это значит… Статский советник опустился на корточки и приник губами к пальцам на правой ноге Ивана. Тот вздрогнул. Там явно ещё никогда не целовали. Блестя глазами, он смотрел на Фандорина, который, поглаживая правой рукой стопу начальника сыскной полиции, а левой — его бедро, принялся зацеловывать всю ногу, снизу вверх. Остановившись только в районе паха, Эраст Петрович начал с упоением гладить ноги мужчины тёплыми ладонями. Тот застонал и облизнулся, не сводя взгляда, полного желания, с лица статского советника. Когда пульсация внизу живота стала нестерпимой, Фандорин выпрямился и быстро, по-военному избавился от одежды. Его член был таким же твёрдым, как член Ивана Францевича, и тоже сочился смазкой. И вдруг Бриллинг потянулся к его органу и слизал с головки всю влагу. Глаза Фандорина вспыхнули тёмным огнём. Ощущения были настолько сильными, что мужчина пошатнулся. Тем временем, сыто ухмыльнувшись, Бриллинг сел и, обхватив член статского советника у основания, вобрал в рот влажную розовую головку, начал посасывать её. Эраст Петрович вплёл пальцы в волосы Ивана, чувствуя, что глаза увлажняются от удовольствия. Начальник сыскной полиции вобрал член почти целиком и, переместив ладони на бёдра брюнета, начал двигать головой, жарко отсасывая. Фандорин никогда не испытывал ничего подобного. Пусть сам он был сведущ в любовных утехах, но далеко не каждая его партнёрша была такой же раскрепощённой, как он, далеко не каждая могла позволить себе вот такие вольности, отбросив все приличия. Обычно такими ласками могли одарить жрицы любви, а не дамы из высшего общества, с которыми привычно сводила судьба статского советника. Что же касается короткой интрижки с одним господином, то это было так давно и непродолжительно, что можно было сказать «давно и неправда». Эраст Петрович перебирал пряди волос Бриллинга, медленно двигая бёдрами. Член сочился так сильно, что Ивану Францевичу приходилось всё время сглатывать. И вот головка упёрлась в щёку, оттопырив её. В рот начальника сыскной полиции брызнула сперма. Тот, поглаживая бёдра Фандорина, проглотил её, блаженно прикрыв глаза. — Это было в-восхитительно, — прошептал Эраст Петрович. Бриллинг, посасывая и не думающий становиться мягким член, медленно двигался губами к головке. Выпустив её, он с благоговением рассматривал стоящий и покачивающийся орган. Фандорин, обладая определёнными восточными техниками, умел продлевать свою эрекцию, так что он был готов к продолжению без какой-либо передышки. — Как смотрите на то, чтобы сесть с-сверху? — прошептал он и, сделав шаг назад, сел на свою полку. — Каков озорник, — хитро улыбнулся начальник сыскной полиции. Его губы блестели от минета и были чуть припухшими. Легко поднявшись, он подошёл к Эрасту Петровичу и сел ему на колени, лицом к нему, тут же обнимая его за плечи. Фандорин, крепко обхватив талию мужчины, лёг, и Иван оказался сверху. Упираясь одной рукой в плечо статского советника, он выпрямился. Эраст Петрович восхитился открывшимся видом, смачно смазывая свои пальцы слюной. Отведя одну половинку зада Бриллинга в сторону, он начал поглаживать его анус. Сперва осторожно, всего лишь одним пальцем, потом настойчивее. Иван Францевич снова опустился на грудь брюнета и накрыл его губы своими. Они исступлённо целовались, пока статский советник вдумчиво и неспешно подготавливал любовника. И вот головка члена упёрлась во влажную дырочку. Фандорин вводил плоть медленно, сантиметр за сантиметром, с благоговением глядя на лицо Бриллинга, который выпрямился и теперь, напоминая ездока, оседлавшего коня, тяжело дышал. Его крепкая грудь мерно вздымалась, глаза были прикрыты, ресницы подрагивали. Когда член вошёл целиком, Иван Францевич издал протяжный стон и, оперевшись ладонями на грудь мужчины, начал неспешно двигаться, приподнимаясь и опускаясь. Эраст Петрович одурел от узости, из его глаз словно брызнули искры. Стиснув зубы, чтобы не закричать от удовольствия, он стал делать ритмичные движения бёдрами, держа Бриллинга за крепкие округлые ягодицы. — Ощущение непередаваемое… Будто протыкает насквозь, — прошептал Иван Францевич, ускоряясь и запрокидывая голову. Фандорин любовался великолепной грудью с розовыми сосками, бархатистой кожей на животе, покачивающимся членом. Не удержавшись, Эраст Петрович протянул руки к торсу мужчины и начал поглаживать его соски кончиками пальцев, цепляя их, при этом всё быстрее двигая бёдрами. Бриллинг громко застонал и, так и сидя с откинутой головой, стал ещё быстрее «скакать» на члене. Оргазм был настолько мощным, что Иван содрогнулся всем телом и распахнул глаза. Не исключено, что он бы соскочил с органа ввиду слишком ярких ощущений, но Фандорин резко схватил его ладони и сплёл свои пальцы с его. Продолжая иметь Бриллинга, он любовался его лицом, упираясь локтями в полку и держа ладони мужчины в своих. Сперма Ивана летела в разные стороны, он рвано стонал, жмурясь и крепко сжимая пальцы статского советника своими. Фандорин подождал, пока Бриллинг кончит, потом резко выпустил его руки и сел, обхватывая его тело и поглаживая спину тёплыми ладонями. Иван Францевич, сглатывая и всё ещё жмурясь от блаженства, положил руки на тёмные волосы статского советника, который, кончая в него, принялся покрывать жаркими и хаотичными поцелуями грудь начальника сыскной полиции. Тот даже прогнулся, позволяя Фандорину зацеловать его соски, постанывая от оргазма. Кончив, Эраст Петрович опустился на спину. Лохматый и неровно дышащий, он напоминал человека, который пробежал большую дистанцию. Он дал себе слово, что не даст Ивану уйти на своё место, но тот и не стал сбегать: лёг на него, уткнулся лицом в его шею и замер. Так они и лежали, слушая стук колёс и отдалённые тревожные гудки паровоза. Ладони статского советника скользили по спине Бриллинга, в купе было душно, пахло сексом и разгорячёнными телами. Член находился в анусе Ивана Францевича довольно долго, и вывалился лишь тогда, когда окончательно обмяк. Из дырки начальника сыскной полиции изрядно подтекало. — Вы хороши не только в детективном деле, mon cher, — прошептал Бриллинг. Фандорин чувствовал, что он улыбается, и тоже улыбнулся: — Рад, что вы з-заметили. — У меня была возможность. Эраст Петрович вдруг испытал приступ ревности. Иван так бойко ведёт себя с ним… Неужто у него были мужчины? Если да, то Фандорин, даже не зная их, уже ревновал. Ну кто в его возрасте так влюбляется? Статский советник уже не корил себя за чувства, но они весьма и весьма меняли его привычный одинокий уклад жизни. А ещё он понимал, что не хочет отпускать Ивана, хочет… стабильности с ним. Но как поднять этот вопрос, он не имел ни малейшего понятия. Как предложить мужчине, да ещё и такому как Бриллинг, серьёзные отношения? Пусть всё только начиналось, Фандорин с холодным ужасом понимал, что если Иван исчезнет из его жизни, ему будет очень и очень больно. — Знаете, я бы поел. А вы не голодны? — прошептал Бриллинг, опаляя его шею тёплым дыханием. — В-возможно. Можем сходить в вагон-ресторан. — Чудесная идея, вот только вставать лень… Вы меня совершенно лишили сил, — сказал Иван и тихо рассмеялся. — У вас п-прекрасный смех, — ведя кончиками пальцев вдоль позвоночника мужчины, бархатисто произнёс Фандорин. — И улыбка. — Правда? — приподняв голову, совершенно непосредственно спросил Бриллинг. В его глазах был живой интерес. Эраста Петровича даже слегка поразило то, что тот так обрадовался и удивился комплименту. Неужели никто и никогда не говорил Ване, как шикарно, лучезарно и заразительно тот улыбается и смеётся?.. — Чистая п-правда, — улыбнулся Эраст Петрович, всматриваясь в любимые глаза. — Я не знал. Но если вы так считаете… — Так и есть. Бриллинг медленно вернул голову в исходное положение. Обоим хотелось продлить момент этой близости, когда грудь прижата к груди, и так тепло, так сладко и душно, что слегка кружится голова.