Продолжение сериала

Лодка подходила к «Номаду», но его палуба была пуста. Ни один матрос не подошел к фальшборту, чтобы спустить команде трап. Опущенные реи со свернутыми парусами слегка крутились на ветру, который постепенно усиливаясь, начинал катить по морю пологие волны. Синдбад попросил гребцов подвести лодку к якорному тросу, по которому он смог бы забраться на корабль и сбросить трап, но те ответили, что у них все продумано. Синдбад доверился авалонским прорицателям. И когда они подошли к «Номаду» с другого борта, то все увидели трап, который своими концами потянулся к лодке, зацепился, словно пальцами, за ее планширь и стал таким жестким, как будто был изготовлен из стали. На удивление не было времени, тем более команда поняла, что причуды будут преследовать их до тех пор, пока они не покинут пределы земель отошедших в вечную жизнь людей. Капитан пропустил всех на борт, а когда осталась только Мейв, то он взял на руки Эвелин, чтобы Мейв было удобнее подниматься, и они вместе взошли на корабль. После этого трап исчез и лодка потерялась в тумане. Синдбад взял Эвелин обеими руками и хотел передать Мейв, но она, доверяя ему дочь, невозмутимо сказала: — Почувствуй себя отцом. Тебе это пригодится. — Ну, вообще-то я не планирую пока. — Синдбад, у тебя есть что нам рассказать? — медленно выступая вперед поинтересовался Дубар, сдерживая улыбку, как и Фаруз с Ронгаром, на которых он оглянулся. — Наверное, это у Мейв есть новости для нас? — подняв брови, произнес он и посмотрел на девушку. — Но мы ненадолго отложим все разговоры, а пока я покажу Мейв и Дермоту их каюты. И сообщу матросам, что мы снимаемся. А вы пока отвяжите сезни*. Брин, — позвал капитан девушку, когда она успела сделать только шаг, чтобы начать выполнять его приказ. — Пару секунд, — Синдбад повернулся к Мейв, протягивая ей Эвелин, — Рад был познакомиться. На руках у матери девочка внезапно расплакалась, и капитан взволновался, что это могло произойти по его неаккуратности. — Ты ей понравился, — качая дочку, успокоила Мейв. — Я и не сомневался. Брин, — моряк посмотрел на девушку и кивнул в сторону кормы. Она подошла к Синдбаду, немного растерянная от того, что Дермот приковал все внимание к его жестам. Девушка боялась его прикосновений и взглядов, потому что не хотела еще больше разжигать зарождающуюся между ними ненависть, которую нельзя было не прочувствовать. Капитан положил ладонь на спину Брин и повел ее вниз. — Тебе нужно отдохнуть. Мейв, Дермот, пойдемте. Дермот оттянул ворот рубашки и немного расшнуровал ее вверху. Кровь в нем кипела и наливала все тело. Он пристально следил за рукой Синдбада, пока он с Брин и Мейв не скрылся за дверью и даже не проверил идет ли Дермот за ними. Не желая терять времени из-за ревностных обид, он догнал их и сказал Синдбаду, что ему не нужна отдельная каюта, потому что он будет спать на второй койке в каюте Брин. — Не много хочешь? — прошептал моряк и посмотрел на Брин, которая сама не ожидала услышать от товарища такое необсужденное решение. Она умоляла капитана глазами не соглашаться на это и расшифровала в его твердом взгляде одобрение ее просьбы. — Иди за мной, — сказал Синдбад Дермоту и направился к каюте Мейв. Распахнув дверь, моряк пригласительным движением руки дал знак Мейв входить, и когда она пересекла порог давно знакомого места, изведавшего вместе с ней много неудачных магических опытов, Синдбад спросил: — Мейв, тебе удобнее было бы, если бы Дермот жил с тобой или отдельно? — Я не знаю. Эвелин часто просыпается и плачет… — Ну вот видишь, этот вопрос решился сам собой, - посмотрев на Дермота, перебил Синдбад с тоном лживой дружелюбности. - Будешь жить в каюте для пассажиров, пока их нет, а как появятся, перейдешь к Дубару, Фарузу и Ронгару. У них много места. Дермот сделал вид, что принял это решение моряка за радушие, хотя его руки так и стремились подняться и дотянуться до шеи капитана. — Нам надо поговорить, Синдбад. Дермот, надеюсь, ты не обидишься, если мы не будем показывать тебе каюту, ты ведь знаешь где она. — Конечно. Столько лет на одном и том же корабле. Это раньше, когда я был юнгой, мои капитаны часто покупали новые корабли и я даже не успевал запоминать что где в трюме лежит. А с тобой, Синдбад, можно не бояться плохой памяти: как приобрел один корабль тысячу лет назад, так и другую тысячу лет на нем и проходишь. — Мейв, ты никогда мне не говорила, что у твоего брата проблемы с памятью. — Идем уже, Синдбад, — улыбаясь, девушка потянула капитана за руку и, заведя к себе, закрыла дверь. После того как они остались наедине, они замерли и стояли визави то встречаясь глазами, наполненными грустной радостью, то возрождая до мелочей в памяти утерянный образ друг друга. На их лицах сказывалось какое-то сожаление. Но Синдбад и Мейв молчали. Молчали так, будто ушло то время, когда они были готовы в чем-то признаться, будто чувствовали, что их жизненные пути навсегда разминулись. Судьба жестоко отобрала у каждого из них волшебный клубочек, который вел их по одной дороге, и внезапно свела их, без намеков и предзнаменований, что они и сами не до конца понимают, действительно ли то, что происходит с ними, или они вошли в новый мир, где останутся навсегда, а все поторапливания жителей Авалона — просто обряды, которые они совершают с каждой прибывшей к ним душой. Синдбад ощущал спокойствие, но он старался всеми силами заставить себя восторгнуться долгожданной встрече. Моряк пытался растрясти свое сердце, чтобы пробудить усыпленные чувства, которые он насильно заглушал, чтобы избегать боли, но вместо них из сердца сыпался пепел. Синдбад ожидал другого от себя. Он всегда представлял, как в экстазе будет обнимать Мейв, как будет держать ее до тех пор, пока они вместе не уснут, и он не понимал, почему ему этого сейчас не хотелось. Он смотрел на девушку, такую же яркую, прямую, непоколебимую, на ее длинное атласное красное платье, украшенное на талии золотой цепью, на кудри, сливающиеся с плащом-накидкой, и вспоминал вкус далекого счастья, которое когда-то приходилось ему испытать. Синдбад посмотрел на маленькую Эвелин. Она уже утихла, скрыла крошечные ручки под покрывало и спала. — Тебе придется все время держать ее на руках. — Я знаю. Я и не собиралась ее оставлять. — Ты, как всегда, все знаешь. — Конечно, — Мейв, наигранно встряхнув головой, прошла мимо капитана, глядя на него. Они рассмеялись. Их улыбки долго не угасали, а усталые глаза продолжали смотреть друг на друга. — Мне кажется, ты изменился. — Как? — Стал серьезнее. Синдбад и Мейв опустили взгляды и стояли так, пока капитан не указал на койку. Они сели, прислонившись стенами к переборке, вели себя скованно и долго не затевали разговор, потому что не знали, с чего начать. — Я искал тебя. Этот год, — глядя на свои сложенные в замок пальцы, поделился очевидным моряк. — Синдбад, — девушка посмотрела на моряка, — ты должен был послушать Дим-Дима. Он тогда отдал чуть ли не все свои силы, чтобы связаться с тобой и прийти к тебе во сне. Я не знаю, почему он так настаивал на том, чтобы вы забрали с собой Брин, кстати, это именно то, о чем я хотела поговорить с тобой, — в этот момент Синдбад повернул на Мейв голову, будто хотел возразить ей, но ее последние слова сбили его с мысли, — но ты должен был поверить ему хотя бы в том, что не нужно беспокоиться обо мне. — Поверить… Откуда я должен был понять, успокаивает ли Дим-Дим меня или говорит правду? И почему я должен был поверить хотя бы в это? Что ты имеешь в виду? Мейв вздохнула, недолго потупилась в пол и спросила: — Что ты знаешь о Брин? — А что я должен о ней знать? Девушка смотрела ему в глаза, словно выпытывала признание в том, что он знает, но скрывает. А он просто не был готов говорить сейчас о чем-то серьезном. Голос Мейв, и каждое ее дыхание, и каждый взгляд возвращали Синдбада в прошлое. Она показалась ему такой дорогой и близкой, но в то же время чужой и недоступной теперь… Мейв так нежно и женственно заправила прядь, которая слетела ей на лицо, что истосковавшийся по ласке Синдбад не мог не уловить всю изящность этого движения. Он осторожно поймал ее ладонь, отчего Мейв содрогнулась. — Я замужем, Синдбад, — прошептала она. — Я знаю. Капитан смотрел на нее как на неотпущенное прошлое. — Синдбад… Отпусти. Я все равно не предам своего мужа. Я люблю его, а он еще сильнее любит меня. Его зовут Виллем. Я вас познакомлю, когда мы прибудем к нам. Синдбад отстранился от Мейв и сел как прежде. — Ты не знаешь, почему он женился на мне. Он хотел, чтобы Румина и Турок не добрались до меня, а они не смогли бы мне навредить, если бы мои силы выросли в несколько раз. Но даже если бы я училась несколько лет, это было бы невозможно сделать. А Виллем… Наверное, он самый благородный человек на Земле, как и его родители, и они все вместе решили, что у нас будет свадьба. Потому что, если мы поженимся, мы станем одним целым, наши силы сложатся, и мы сможем применить их против Румины и Турока. Но тогда нужно было одно условие: я должна была освоить белую магию так, чтобы суметь отражать некоторые атаки черной. Поэтому, когда мне было 16 лет, Дим-Дим забрал меня на остров Рассвета, и все мы думали, что через год я вернусь к Виллему, но… ты сам знаешь, что произошло после того, как мы расстались с Дим-Димом. Тогда я думала, что все закончено, и наши планы ушли в никуда. Я не знала, что все четыре года он ждал меня и совершенствовал свою магию, чтобы вернуть меня. Спустя четыре года нашей разлуки, к нему прибыли Дим-Дим и Кейпра. Они поселились вместе с Виллемом и стали создавать защитный барьер от черных сил. Но это почувствовал Турок и хотел взять меня в заложники, чтобы всех припугнуть, и чтобы мы сдались, но моим близким хватило сил спасти меня. Я даже помню, как в том шторме до меня с одной стороны тянулась рука в черном рукаве, а с другой — рука Дим-Дима, сама я тогда ничего не могла поделать и не понимала, что происходит. Я поняла все только тогда, когда очнулась дома. День я приходила в себя, день я не могла поверить, что я наконец с родными, а потом мама спросила меня о Дермоте, и я поняла, что он остался с вами. Здесь. А значит, в опасности. — С нами — значит в опасности? — Да. Во-первых, вы не защищены от нападений черной магии. Точнее Дим-Дим может прийти вам на помощь, ты знаешь это. Это было несколько раз. Но быть с вами постоянно не в наших силах. Во-вторых, Синдбад, — Мейв посмотрела на него, подождав, пока он повернулся к ней. — Что? — Ты знаешь, что Брин несколько лет состояла в команде одного корабля, который ходил под черным флагом? На это Синдбад всего лишь удивленно поднял брови. — Теперь я понимаю, откуда она знает столько хороших приемов. — А то, что ее магия… — Черная, — опередил капитан, из-за чего Мейв резко перевела на него немного испуганные глаза. Синдбад боялся посмотреть на девушку, как будто был в чем-то перед ней виноват. — Ты рассказываешь мне об этом, потому что хочешь, чтобы я что-то с ней сделал? Или что? — Нет, Синдбад, нет. Я просто хочу предостеречь тебя. Дим-Дим о Брин ничего не знает, и я не рассказывала ему, потому что не хотела огорчать его и беспокоить. — Почему ты думаешь, что он не знает? — Если бы он знал, он бы открыл мне всю правду о ней. Он всегда делится со мной такими вещами. Ты сам его знаешь, он никогда не скрывает от нас то, что нам может навредить. — Значит, ничто не может нам навредить. Мейв раздраженно вскинула голову и закатила глаза. — С тобой бесполезно что-то обсуждать. — Хорошо, — он сел передом к ней, — что ты хочешь от меня услышать? — Все, успокойся, — девушка махнула на него рукой и поглядела на Эвелин. — Я спокоен, это тебе понадобилась какая-то суета. Мейв поправила покрывало дочери и сложа руки продолжила слушать безмолвие капитана. — Что ты так смотришь на меня? — спросила она, когда поняла, что Синдбад чего-то от нее ждет. — Давай, ответь что-нибудь. Ты же любишь, когда последнее слово остается за тобой. Мейв не смогла сдержать улыбку, и они оба рассмеялись. Когда их веселье утихло и они оба предались размышлениям, Синдбад, крутя в руках веточку какого-то растения, которая лежала до этого на койке, задумчиво произнес: — Знаешь, тот совет Дим-Дима, который он сказал мне в моем сне... Не будь он дан, неизвестно, где я бы находился сейчас, ведь это благодаря Брин у меня есть сейчас «Номад», потому что тогда, в порту… — Я знаю все, что там произошло. — Я не удивлен. — У Дим-Дима было всевидящее зеркало. Оно есть и сейчас, но он им не пользуется, потому что оно требует много энергии, а им с Кейпрой и так есть куда ее тратить. Но дня четыре после шторма мы наблюдали за вами, и поэтому я знаю о событиях тех дней даже больше, чем ты. И Мейв начала описывать все, в чем ей уже не пришлось участвовать.

***

Синдбад стоял у руля. Доброта на его лице сменилась недовольством, и он часто мрачно косился на Брин, которая гладила грудку сокола и внимательно смотрела на него, как будто слушала его рассказ. В своих скорбно-унылых размышлениях моряк не заметил брата, подошедшего к нему, пока тот не позвал его по имени. Синдбад поднял на него тяжелый взгляд, и, казалось, Дубар передумал говорить, что хотел, но по-прежнему стоял перед капитаном, не находя слов, чтобы поддержать его. — Что, Дубар? — Я хотел сказать, что у нас в месте, где свободная каюта доски обшивки разошлись, и в ту каюту немного заливается вода через борт, — тихо и осторожно начал он, словно намекал на что-то, — а под бимсами* каюты для пассажиров кницы* лопнули, поэтому там, мне кажется, нельзя находиться. — Я так и подозревал, что этот ремонт обойдется нам не очень дешево. А днище осматривали? Фальшкиль* мы потеряли? — Потеряли. — Ладно, дойдем как-нибудь до ближайшего порта, отремонтируем там что сможем, а потом на верфи в Аджмане поставим фальшкиль, — капитан договорил и ожидал, что брат оставит его и обсуждение насущных проблем, но Дубар не уходил. — Что-то еще? — Да… А в какой каюте будет спать Брин? Синдбад озадаченно вздохнул. Он совсем забыл про то, что девушке тоже нужно будет где-то ночевать. — Может быть, в каюте… Мейв, — прозвучало неуверенное предложение. — Нет! — отрезал Синдбад. — Каюту Мейв закрой на замок, а ключ положи ко мне на стол. А она, — моряк указал головой на Брин, — будет спать на второй койке в моей каюте. Если не захочет, пусть спит в кубрике с матросами. У нас тут не гостиница, чтобы выбирать. — Ты так говоришь, как будто Брин в чем-то виновата. — Я нормально говорю. И тем более я не виноват в том, что шторм повредил нам корабль, и в том, что мы теперь должны оставить Брин, с нами потому что так сказал Дим-Дим, — несмотря на свою раздраженность, капитан старался контролировать громкость голоса и не хотел быть услышанным девушкой. Дубар не мог до конца понять состояние сердца Синдбада, но ему хватило мудрости не продолжать с ним беседу, и он, позвав Брин с собой, гостеприимно показал ей корабль внутри, а после — место для ночевки на первое время. Дубар не предполагал, что девушка, показавшаяся ему, на первый взгляд, смелой и уверенной, засмущается от такого предложения. Ему пришлось объяснить ей все как есть и признаться, что не хочет селить ее вместе с их дебоширами матросами. Дубар принес Брин стеклянный фонарь, сказал где и как она может его зажечь, пообещал, что в городе они купят ей новую одежду и вообще, ради того, чтобы она хоть немного расслабилась, много чего пообещал ей без ведома Синдбада. Потом они вышли на верхнюю палубу, и Брин, на удивление всем, доказала, что не раз трогала снасти руками и умеет управляться с парусами, но Синдбад смотрел на это равнодушно. Он ни разу не подошел к девушке, даже специально не замечал ее, чего Брин, как Дубар, Фаруз и Ронгар, не могла не заметить, отчего мысль о том, что ей придется провести непредвиденное количество ночей в одной каюте с капитаном, еще больше напрягала ее. Поздним вечером Брин почти была без сил, но никак не решалась пойти спать. Она сидела на планшире с закрытыми глазами, держась за ванты и прислонив лоб к рукам. Даже в полудреме ей было небезразлично на свое трудное положение, и она пыталась решить мучительную дилемму: пытаться стать «своей» на «Номаде», где никто не рад ее видеть, а некоторые даже настроены против нее, или сойти на берег, не имея ни друзей, ни работы, ни денег, ни дома. Брин уже начинала жалеть, что она досталась жизни, а не Кайману. Тем временем Синдбад сидел в каюте Мейв, думая, что уснет, но кричащая душевная боль не давала ему этого сделать. Он сочувствовал и исчезнувшей девушке, и себе, но себе — больше, потому что она осталась с Дим-Димом, а он — один. Он считал, что его бросили, он хотел жалости, ласки с чьей-нибудь стороны, но получал только братские похлопывания по плечу. А этот корабль… «Номад» вписался в его судьбу практически одновременно с Мейв и остался после нее как память. Первый загруженный трюм, первый шторм и первый порванный в нем парус — все это происходило тогда, когда на борту «Номада» была Она. Синдбад не мог больше выносить аромат этой каюты, которая благоухала высушенными цветами, травами и душистыми смолами. Он выпил пару кружек вина на камбузе, налил третью и поднялся наверх. Сразу же на глаза ему попалась Брин, и капитан, отпивая понемногу вина, подошел к ней. — Слушай, может, ты спать пойдешь? — безразлично произнес моряк. Брин слегка вздрогнула, потому что не слышала его шагов. Девушка подняла голову на капитана, но взор Синдбада уже был устремлен на море. — Ну, что ты смотришь? Что-то не нравится? Вообще я не держу тебя здесь, и если хочешь, то можешь сойти с корабля в любом городе, точнее, нет, не в любом, а в том, в котором мы остановимся, — Брин встала перед Синдбадом в этот момент, не понимая, что с ним произошло, и почему он так резко сменил сначала свою доброту на неприязнь, а теперь стал совсем ненавидеть ее. — И еще, ты у одного узла ходовой конец не зафиксировала, и он чуть не развязался. Спасибо матросам, что они заметили это. И на будущее: не надо по ночам сидеть и засыпать здесь. Свалишься за борт — никто за тобой не кинется, особенно при хорошем ветре, — тут Синдбада то ли прохладный воздух остудил, то ли вино так быстро отпустило, но он опомнился, что незаметно для себя наговорил много лишнего. Брин стояла пораженная, явно не ожидая от капитана таких претензий. Ее губы несколько раз дернулись, когда девушка хотела вклинить хоть пару слов в наступившее молчание, но она чувствовала, что ее голос прозвучит слабо и робко, поэтому в ответ только тихонько закивала, как будто приняла все замечания моряка, а потом ушла. Ушла в кубрик к матросам, легла на свободной койке и свернулась клубочком. Даже на острове ей было лучше, там хотя бы можно было ненадолго спрятаться ото всех, а здесь, на корабле, никуда не убежишь, ни от кого не скроешься. С этими мыслями Брин и уснула. Синдбаду не хватило решимости остановить ее и попросить прощения, но он оставался на месте, пока не подобрал слова, которые скажет ей, когда войдет к себе в каюту. Больше всего капитан боялся увидеть слезы, потому что знал, что за это совесть еще долго будет припоминать ему его поступок. Войдя к себе в каюту, моряк обнаружил, что она пуста. Он прислонился к переборке, откинул на нее голову и глубоко вздохнул. Потом Синдбад устало добрался до койки и лег на нее, уткнувшись лицом в подушку и прошептав: «Наверное, я бестолочь». Капитан не понял, что произошло, но через короткое время он услышал голос Дим-Дима, взявшийся из ниоткуда, который ему наказывал: — Не оставляй Брин, Синдбад. Ваши судьбы свелись не просто так. Я понимаю, что тебе тяжело сейчас принять уход Мейв, тяжело обуздать свои чувства, тяжело поверить мне, но я скажу еще раз: Мейв со мной, мы живы, мы в хороших условиях и в безопасности. Бессмысленно искать нас по всему земному шару. Живи настоящим, Синдбад. Мы не бросаем вас, мы будем вам помогать, где только сможем, а ты продолжай помогать другим и старайся в гневе никого не обижать, тем более — Брин. Ты часто пренебрегаешь этим правилом и бываешь слишком вспыльчив. Она ничего не помнит и не знает о себе, и память не вернется к ней сама собой, но я открою тебе то, что ты не должен ей передавать: у нее нет никого, кто бы мог приютить ее и защитить. Вы могли бы стать для нее новой семьей. И я советовал бы тебе охранять ее везде, где бы она ни была, хотя она и сама может иногда за себя постоять, но, боюсь, что из-за трудной жизни ей просто не хватит душевных сил, чтобы выстоять против зла и жестокости этого мира. Конечно, у тебя есть такой дар как свобода. Дар великий, прекрасный, но и страшный. И как ты будешь использовать его — твой выбор. Брин проснулась ранним утром, когда в кубрике зашумели матросы, одни из которых вставали на свою вахту, а другие ложились отдыхать. Из команды еще никто не проснулся, но девушка считала, что это даже лучше, потому что не придется объяснять им, что она хочет уйти, и не придется сдерживать слезы, если вдруг ее сердце растает от доброты Дубара. Брин попросила у матросов что-нибудь, на чем можно было бы написать письмо и перо или уголь, но они сказали, что не пользуются такими вещами. Тогда ей кто-то предложил вышить текст, но она чувствовала, что не умеет шить и никогда даже нитку в иголку не вставляла. Она даже не могла продиктовать матросам текст, потому что они не умели ни читать, ни писать. Но покидать корабль просто так, не отблагодарив команду за ее спасение, она тоже не хотела. Пока Брин придумывала, что сказать в оправдание своего побега, ей пришла мысль взять какую-нибудь кисточку из трюма и написать письмо вином на парусине, что девушка и сделала. Когда она писала, на стол сел Дермот и водил головой по тексту. Брин оставила все на столе в кают-компании и собиралась выйти на верхнюю палубу, но сокол взлетел перед ней, зашумел, закричал во все горло, но даже это не подействовало на девушку, а только добавило уверенности в действиях. Она, закрывая руками лицо, поднялась наверх и прыгнула за борт. Матросы переполошились. Никто из них не умел плавать и не смог броситься за ней, а плыла она так быстро, что, когда Синдбада, Дубара, Фаруза и Ронгара оповестили о случившемся, Брин уже было видно только в магноскоп Фаруза. «Номад» шел слишком быстро, чтобы надолго оставлять один и тот же пейзаж за бортом. — Почему не бросили якорь? — начал отчитывать матросов капитан. — Почему не спустили шлюпку? Вы должны были сделать все это и спустить паруса, а не стоять и смотреть, доплывет ли она до берега. — Мы как-то не смогли сориентироваться сразу. Синдбад вспомнил слова Дим-Дима и мгновенно удержался от нового порыва гнева, закрыл глаза и понял, что виноват во всем сам, а для остальных поведение Брин осталось загадкой. Капитану сообщили о ее письме, и он кинулся в кают-компанию. Взяв кусок паруса в руки, Синдбад увидел греческие буквы. Вместе с Дубаром они перевели содержание письма на арабский: «Дубар, Фаруз, Ронгар, Синдбад, простите, что не смогла вас отблагодарить за то, что вы, рискуя собой, избавили меня от смерти. Я надеюсь, что у вас все будет хорошо. Брин». Внизу они увидели корявую подпись на арабском: «Я лечу за ней». Фаруз, прочитав слова Дермота, взял кисточку и увидел на ее ручке царапины — следы от клюва. — Что-то я так и не понял, зачем она прыгнула, — сказал Дубар. Пока он с Фарузом терялся в догадках, Синдбад вспоминал свой сон и обещал себе, что любой ценой вернет Брин, хотя сам желал обратного, но боялся какой-нибудь кары, которую Дим-Дим может ему послать за его эгоистическое решение. «Номад» приближался к пристани, по обеим сторонам которой стояли суда, но одно самое удобное для швартовки место почему-то было свободно. Корабль причалил туда. Синдбад дал указание матросам закупить необходимые стройматериалы, а сам стал дожидаться прилета Дермота. Когда сокол вернулся и позвал команду, кружа в небе, они направились к берегу по пристани, но замедлили ход, увидев впереди вооруженных смотрителей порта. — Чего это они? — спросил Синдбад. — Может, хотят узнать, надолго ли мы остановились, — предположил ученый. — Конечно, ты еще скажи, что они просто идут поздороваться, — ответил Дубар. — Вы заняли самое глубоководное место, — предъявил им один из подошедших служителей закона. Синдбад вышел вперед и сказал: — И что? — А то, что оно предназначено для послов халифа, которые прибудут к нам через неделю, и их груженый корабль не должен ни в коем случае сесть на мель даже во время отлива. — Через неделю мы сами уедем отсюда. — Эй ты, тебе нужно заплатить? — произнес Дубар по пути к человеку, который вел с ними разговор. — Тише-тише, — Синдбад преградил ему рукой дорогу. — Мы обещаем вам, что уедем отсюда через три дня. — Да что мне ваши обещания. Освободите место. Встаньте на рейде, подождите, пока не отплывут другие суда. — Но я не понимаю, в чем проблема. — Проблема в том, что эта ненасытная рожа хочет денег, — снова не сдержался брат капитана. — Чего-о? — протянул смотритель и вынул саблю. Теперь его уже нельзя было остановить. Он с остальными пятью помощниками набросился на команду. Фаруза схватили быстрее всех, и чтобы он не вырывался, сунули ему под нос не пойми чем смоченную тряпку, отчего ученый потерял сознание. Пока они бились, подошли еще более серьезные противники, которым удалось взять остальных. Фаруза поволокли, а другим связали руки за спиной и повели куда-то. — Дубар, я никогда не говорил, что у тебя прирожденный талант ввязывать нас в различные неприятности? «Благодаря тебе» мы теряем время. — Не стоит благодарности, — пробормотал Дубар. — Лучше скажи «спасибо» за то, что я не подпустил к тебе этого урода с тряпкой. Фаруза после него вообще накрыло. — Матросов ваших мы тоже задержим, а кораблем пока попользуются местные торговцы. — Что? Какие торговцы? — возмутился капитан. — Подождите, давайте мы вам заплатим, сколько вы хотите, уберем корабль и все решим. — Раньше надо было думать. — Хорошо, я могу и корабль вашим торговцам отдать на время, но вы можете нас отпустить? — Конечно, отпустим. Вот месяц посидите и отпустим. — Какой месяц?!  От такой вести Синдбад почувствовал прилив сил, выпрямился, хотел развернуться, чтобы ударить смотрителя, но те опередили его и пнули моряка в спину. Их бросили на четвертый этаж тюрьмы, куда впоследствии привели и матросов. Брин едва доплыла до мелководья. Волны и тяжелый меч стали усерднее мешать ей на середине пути, но сбрасывать оружие она не хотела. Девушка на коленях добралась до начала суши и упала на песок, даже до конца не выйдя из воды. Неподалеку послышалось чье-то изумление, а потом — приближающийся шорох песка. К Брин, поднимая длинный подол платья, подбежала полноватая седовласая женщина и ахнула около девушки, прикрыв рот ладонью. — Ой, дочка, — незнакомка опустилась на колени и положила руку на плечо девушки. Брин приоткрыла глаза, но это было все, на что ей хватило сил. — Ахмед, — закричала женщина, и мужчина, по-видимому, ее муж, подбежал к ней, — Ахмед, возьми ее, принеси к нам в дом. Воды соленой напилась, наверное. Что же случилось? Может, корабль разбился? Может, надо туда людей послать? — Подожди, Фатима, она вон с мечом. Сейчас мы ее приютим, а она заколет нас ночью. — Ну не бросать же нам ее здесь? — заискивая перед Ахмедом, произнесла Фатима, и, заметив, что Брин начала приходить в себя, она склонилась над ее лицом и тихо, с любовью, стала расспрашивать ее. — Тебя как зовут? — Брин, — прошептала девушка. — Брин? А что у тебя случилось? — Фатима начала аккуратно, едва касаясь пальцами кожи, стряхивать песок с лица Брин. Девушка вяло смотрела на ее доброе лицо, и ей было приятно ощущать чью-то заботу и вообще находиться в более цивилизованном мире, к которому, по ее ощущениям, она привыкла до потери памяти. Но делиться с Фатимой своими горестями она не хотела, и знала, что если пойдет к ней в дом, то рано или поздно ей придется либо рассказать правду, либо снова начать выдумывать небылицы о своей жизни. Брин села на песок, постепенно отвыкая от усталости, сказала, что у нее все хорошо, отклонила все навязчивые предложения о помощи и пошла в сторону от города. Найдя укромное место, она, познавшая тайны выживания на острове с туземцами, развела костер, набрала фиников и принялась строить шалаш, в котором собиралась пожить первое время. Но ее работу прервал Дермот, который искал ее по побережью и наконец нашел. Палки, которые Брин пыталась связать, выпали из ее рук, и она отступила назад от сокола и сторонилась его, пока он не начал мысленно рассказывать ей о событиях в порту. Она выслушала Дермота и поняла, что не сможет спокойно спать, пока экипаж «Номада» отбывает свой срок. Брин попросила птицу отвести ее к тюрьме, чтобы она смогла осмотреть ее и выбрать путь проникновения, но здание оказалось темницей, в стенах которой лишь изредка попадались маленькие зарешеченные оконца. Девушка несколько раз обошла тюрьму, пока ей в голову не пришла одна идея. Но для ее осуществления ей были нужны деньги, быстрые деньги, которые она могла получить только в таверне, поэтому и отправилась на ее поиски. Расспрашивая горожан, Брин узнала дорогу и пришла по ней к какой-то хибарке, которая впоследствии и оказалась местной выпивальней. Девушка зашла внутрь и начала так осматриваться, как будто у нее там была назначена встреча и она искала своего человека. Но в конце ее взгляд пал на небольшой стол, за которым сидели человек шесть и перекидывались в карты с несерьезными ставками. Брин подошла к ним и спросила разрешения присоединиться. Мужчины усмехнулись, но впустили ее в свой круг и начали новую партию. Поначалу они не воспринимали ее как серьезного игрока и разрешили не делать ставки, но когда она выиграла пятую партию подряд (что всем очень не понравилось), их игра перешла на новый уровень. Брин положила на стол меч и продолжила карточное состязание. Через еще шесть ее побед один наблюдатель прервал игру на середине и попросил Брин отойти с ним в сторону, чтобы о чем-то переговорить. По его внешнему виду и заинтересованности в том, кто выигрывает партии, можно было сказать, что он завсегдатай этого заведения. Брин положила свои карты и прижала их ладонью. Ее рассеянный взгляд забегал по столу, а дыхание замерло. — Пойдем-пойдем, — позвал ее мужчина с оттенком неодобрительности и потянул, взяв за предплечье. Потом он подмигнул одному игроку, и тот пошел за ними. Когда все трое вышли на улицу, один из мужчин толкнул Брин в стену и приказным тоном сказал: — Ну-ка, покажи рукава. Она испуганно смотрела на него, прижимаясь спиной и руками к стене. — Ты недопоняла что ли? — его голос грубел, и грозитель медленно приближался к девушке. Потом он схватил ее руку, исключая возможность сопротивления, и вынул из-под рукава карту. Под вторым рукавом было то же самое. — Вот так ты играешь?! — он бросил карты Брин в лицо и подставил нож к ее горлу. — Послушай ты, ты думаешь мы тут шуточками занимаемся? — Брин зажмурилась, боясь почувствовать более сильное прижатие лезвия. — Я тебя в третьей партии просек. Думаешь, мало таких, как ты, тут треплется? Мы тут уже двенадцатый год играем и подобным тебе недоразводилам могилки копаем. В воздухе послышался соколиный крик, и через несколько секунд мужчина отпустил девушку и стал размахивать ножом, пытаясь попасть в Дермота. Брин немного замешкалась, но, поняв, что происходит, ударила своего соперника по игре так, что он потерял сознание. Второго она треснула толстой отвалившейся от ствола веткой по плечу, и он тоже упал. Вернувшись в таверну, она быстро объявила всем, что уходит, забрала меч и деньги, пока никто не успел сообразить, что она сделала, и помчалась подальше от этого места. В след ей неслась погоня — обманутые игроки, но Брин оказалась слишком проворным беглецом и вмиг скрылась из виду. Остановившись в безопасном месте, она попыталась отдышаться. Ее колени дрожали, руки обессилели. — Это ужасно, Дермот, — сказала она соколу чуть не плача. Брин почувствовала как что-то саднит у нее на шее и дотронулась до того места. Она увидела кровь на своих трясущихся пальцах, но сейчас ей уже было все равно на эту рану. — Я не знаю, хватит ли мне этих денег, чтобы заплатить людям, которые помогут мне увести «Номад» в другое место? Нам нужно найти рынок, чтобы посмотреть цены и купить костюм, как у наложниц. — О костюме не беспокойся. Встретимся у порта, когда солнце только-только зайдет за горизонт. Я найду тебя. Дермот взлетел, а Брин недоумевающе спросила: — Что ты имеешь в виду? Но сокол не послал ей ответ. Брин доверилась ему и решила пересчитать деньги, чтобы знать, какую сумму она сможет предложить своим будущим помощникам. Монеты были серебряными и золотыми, с надписями и цифрами, обозначающими явно не их номинал. Девушка не знала, много это или мало, поэтому отправилась на рынок посмотреть цены и заодно спросить у торговцев, что это за монеты. Она с опаской продвигалась по улицам, ни у кого ничего не спрашивала, а найдя рынок, подошла к крайней лавке, где была разложена деревянная и металлическая посуда. Брин показала монеты торговцу, он сначала их рассмотрел, потом погнул золотые и сказал: — Эти просто позолоченные, а эти — посеребренные, — он положил мешочек с ними куда-то вниз и встал, опершись ладонями о прилавок. Брин предполагала, что ее обманывают, потому что не стали бы серьезные карточные игроки делать ставки поддельными монетами, а потом еще так преследовать ее. Но кругом было много народу, и она боялась вытащить меч, чтобы пригрозить этому мошеннику. — Зачем же вы тогда забрали их? — спросила девушка. — А зачем вам фальшивые монеты? — Они не фальшивые, вы лжете. Торговец рассмеялся, сверкая черными глазами, а успокоившись, вышел из-за прилавка и встав у спины Брин, начал тихо говорить ей на ухо: — Видишь вот этот ряд? — он показал рукой на вереницу торговых палаток и посмотрел на девушку. Брин хотела отстраниться от него, но мужчина удержал ее за плечи. — Это всё мои друзья и братья. Измаил, — торговец указал на ближайший прилавок, — любит использовать и продавать холодное оружие и учился борьбе у китайских мастеров. Рядом с ним, видишь, стоит продает ткани, это Эмирхан, у него орлиное зрение, и он с детства стреляет из лука. Брин взялась за эфес. Торговец заметил это и положил свою ладонь на ее руку и продолжил своим мягким голоском: — Ты не поняла меня? Брин отпустила меч и почувствовала как мужчина спускает ладони с ее шеи по ее рукам. Касаясь ее щеки своей черной короткой бородой, он прошептал: — А если тебе нужны деньги, то могу предложить, как их можно заработать. Девушка вырвалась из рук совратителя и без оглядки ушла с рынка. Она устала претерпевать неудачи, и видя тщетность своих попыток, Брин хотела отказаться от задуманного предприятия. С этими мыслями она шла к порту, но не для встречи с Дермотом, а для того чтобы завербоваться на чей-нибудь корабль в качестве матроса и поскорее отплыть от этих берегов. Она чувствовала себя предательницей, но считала, что не сможет никак помочь команде. К ее глазам подступали слезы, но сил выпустить их наружу не было. Девушка сняла портупею и бросила ее на землю, потому что идти вместе с мечом было слишком тяжело и она не хотела, чтобы на новом корабле кто-то заподозрил, что она владеет навыками борьбы. Она то шла закрыв глаза, то прислонялась к деревьям, чтобы заплакать, думая, что так ей станет легче. Дотащившись так до тех мест, откуда было видно морской берег, Брин споткнулась о какой-то трос и, упав на колени, она легла на землю, и сон сам окутал ее. Через несколько часов в таком состоянии ее нашел Дермот, который прилетел, держа в клюве воздушный наряд красно-розового цвета. Похоже, он провернул не менее безумную, чем Брин, авантюру и сейчас хотел об этом рассказать. Сокол заклокотал, обошел девушку, ожидая ее пробуждения, и когда она приподнялась на ладонях, он положил возле нее костюм и стал следить за ее реакцией. Брин протерла глаза и отряхнулась от земли. Уже смерклось. Она посмотрела в сторону моря, увидела широкую светящуюся полоску над горизонтом и чей-то корабль, отправляющийся навстречу безбрежной дали, и вспомнила о «Номаде». Отдохнув, Брин поняла, что не собирается отступать. Дермот еще раз привлек ее внимание на себя и клюнул в место рядом с нарядом. Брин осторожно взялась за нежную ткань, сначала не поняв, что принесла ей птица, но потом девушка встала, расправила наряд и увидела платье такой красоты, от которой уже давно отвыкла. — Где же ты его взял, Дермот? — Это не важно. Она признательно улыбнулась ему и рассказала о том, что произошло с ней, и что она потеряла все деньги. Сокол предложил забрать деньги с корабля, потому что он знает, где они там хранятся. Брин неохотно согласилась и то только потому, что Дермот, когда летал проверять «Номад», узнал, что у судна появился новый экипаж, его уже зафрахтовали для перевозки груза, и со следующим приливом он отправится в путь и больше никогда не вернется обратно. — А долго ли до следующего прилива? — спросила Брин. — Я не знаю. — Значит, нужно в первую очередь спрятать «Номад». Прости, Дермот, но это пусть полежит пока что здесь. Я не думаю, что здесь ходят люди. Трава совсем не помята, много деревьев. Запомним это место, и если мне удастся вернуться, то мы продолжим наш план. Брин быстро вернулась за мечом и поспешила к кораблю, чтобы оценить обстановку на нем. Дермот пытался предостеречь девушку от опрометчивости, но внезапно родившийся в ней дух решительности заглушил все, что могло бы помешать ее дерзновенным действиям. На пристани стояло много ящиков и мешков, которые предстояло перенести на корабль. Вдоль правого борта, который был дальше от пристани, уже стояли ряды огромных деревянных коробок. По палубе ходили матросы и спускали вниз сквозь люки все, что через них проходило. На пристани один человек залез на ящики, помещенные в сетку, и вдевал крюк стропа в петлю наверху сетки. Когда Брин это увидела, то вспомнила, что трос, о который она споткнулась, тоже заканчивался крюком, и эта мысль сейчас была как никогда кстати. Девушка отыскала строп в земле, проверила его на целостность и вместе с ним поплыла к кораблю. Вблизи «Номада» она услышала стук молотков, видимо, его чинили столяры и плотники. Брин подобралась к правому борту судна, замахнулась, забросив конец стропа на палубу так, что крюк зацепился за фальшборт, и девушка смогла забраться на корабль. Она скрылась за грузами и нагнувшись шла к носу «Номада». Там стояли два человека, крутившие лебедку, чтобы поднять грузы на палубу. Они были так напряжены, что ничего вокруг себя не видели, и Брин в один момент стремительно подбежала к ним, перерубила лебедочный канат, и все грузы с высоты свалились на стоящих на причале людей, а некоторые скатились в воду. Это подняло смуту на корабле, а Брин, понимая, что не одолеет одна такое количество людей, которых она и не хотела убивать, прыгнула снова в воду и помчалась к берегу. Ее заметили только, когда она выбегала из воды, и то никто сразу не понял, что срыв работы случился из-за нее. — Если бы я знала, что их там так много, и если бы я знала, что у меня заберут деньги, то я начала бы с тюрьмы, а не с корабля, — говорила девушка Дермоту, когда они возвращались в сторону города. Пробегая мимо места-почивальни, Брин забрала платье и попросила Дермота вести ее к тюрьме. В течение пути ее волосы почти высохли, и она могла переодеться. Брин оставила старое платье и меч, снова обследовала тюрьму и после пожеланий Дермотом удачи, направилась ко входу. Делая вид, что плачет и вытирает слезы, девушка припала к ногам охранника, жалобно умоляя: — Помогите! Прошу вас! Помогите! Меня похитили из гарема и хотели убить, но я смогла сбежать и теперь мне страшно возвращаться одной в город. Пожалуйста, отведите меня к моему господину! Я покажу вам дорогу, а он отплатит вам, он даст вам все, что вы захотите, я обещаю вам, но только отведите меня к моему любимому господину, ведь он мой жених! Прошу вас! Стражник опешил и растерянно посмотрел по сторонам, потом нагнулся к Брин и протянул ей руку. Она вспоминала трудности прошедших дней, и это помогало ей естественнее заливаться слезами. Девушка прижала к сердцу руку мужчины и потянула его в сторону леса, который окружал тюрьму и отделял ее от города. Стражник сам не понял, как пошел вслед за ней, но Брин не переставала его просить, чтобы он не бросал ее, пока они не дойдут до дома. Потом она резко остановилась, делая вид, что у нее расшнуровалась обувь, подняла какую-то корягу и ударила стражника ею по голове. Он свалился на землю, и Брин сняла с него плащ с капюшоном и пояс, забрала его оружие и ключи, потом нашла свой меч и платье, быстро переоделась и сказала на прощание соколу, поглаживая его перья: — Ты хороший друг, Дермот. Надеюсь, когда-нибудь с тебя снимутся чары, которые не дают тебе стать человеком. — Ты так говоришь, как будто мы расстаемся. — Потому что мы правда расстаемся. Меня ждет другая жизнь. Я хочу освободить твоих друзей только из-за того, что они помогли мне. — Тогда я останусь с тобой. — Нет, Дермот, пожалуйста! Тебя, наверное, будут искать, и в этом буду виновата я. А я не хочу быть в чем-то виноватой. И если ты желаешь мне добра, то возвращайся на корабль. — Поверь, меня не будут искать. А даже если будут, то недолго. На острове про меня вспомнили только пару раз. С Синдбадом у меня вообще трудные отношения, и он часто называет меня неощипанной курицей. Я вообще всегда хотел выклевать ему глаза, но не делал этого из-за сестры. И я знаю, что ты уходишь из-за разговора с ним. Я все слышал, что он сказал тебе тогда. — Я ухожу, потому что не хочу вторгаться в их жизнь. И не хочу быть зависимой от них. Я планирую объездить многие города и страны, узнать что-нибудь о своих родных и родителях, а для этого мне придется постоянно переходить на корабли, которые идут по нужным мне маршрутам. — На твоем месте я бы попросился на «Номад» в тот экипаж, который сейчас находится на нем. В море устроил бы заговор против их капитана, не согласившихся на это сбросил бы в воду вблизи берегов, чтобы у них была возможность доплыть, а сам бы стал капитаном. Брин засмеялась над его мыслью. — Я бы не смогла стать капитаном. Это такая ответственность! И я бы не смогла отдавать приказы. Я даже не представляю как можно кому-то что-то приказать, заставить делать то, что человек не хочет. Ладно, нужно идти, пока ничего не случилось. Но как я обойду все этажи? — Я сяду у решетки на их окне и буду кричать. Заодно разбужу их, чтобы они смогли помочь тебе отбиться от стражников, если это понадобится. Девушка накинула капюшон и стала подбирать ключ к замку. Открыв входную дверь, она вошла внутрь. Наверх вела винтовая лестница, освещенная факелами и охраняемая воинами, некоторые из которых спали. Брин хотела прокрасться мимо них, но без шума обойтись не удалось. Когда она проходила мимо бодрствующих, те обратили внимание на то, что у нее другая обувь, более хрупкое телосложение, и что плащ ей велик. У первого, кто ее заметил, был издевательский характер, и он подставил Брин подножку, а когда она упала на лестнице, схватил ее за руку. Но девушка ударила его в живот и он отлетел к поручням лестницы. Теперь уже она не медлила и бежала наверх, очищая путь от тех, кто ей его преграждал. Наконец, эхо от крика Дермота становилось громче. Брин уже успела собрать за собой с десяток стражников, которые значительно отставали от нее. Добравшись до нужного этажа, она еще не могла разрешить себе даже немного отдышаться, потому что те, кто караулил сидящих за решеткой людей, тоже стояли наготове. Ей пришлось ранить обоих в руки, чтобы отобрать ключи, которые она потом бросила команде, а сама побежала обратно, надеясь уж как-нибудь прорваться сквозь скопление воинов. — Стойте! — услышала она позади голос Синдбада, а вслед за ним и стоны ее преследователей, через которых ей удалось пронестись, но которых капитан валил на лестницу. Брин выбежала из тюрьмы и спряталась за ее задней стеной, откуда она смогла бы наблюдать за Синдбадом. Как пуля вылетев из здания, капитан сначала побежал вперед, но потом остановился и прислушался к чему-то, затем он взглянул на следы, освещенные луной, и пошел по ним. Брин, увидев это, бросилась в лес, по дороге сбрасывая все оружие. Моряк, услышав шелест травы и кустов, помчался туда же. Девушка виляла между деревьями, пыталась скрыться, но ей не удавалось уйти из виду. Силы уже покидали Брин, и она начинала падать. Не вынося больше этой длительной пробежки, она остановилась и, тяжело дыша, дожидалась, пока ее настигнет капитан. Приблизившись к девушке, он сразу же снял с нее капюшон и, чувствуя резь в груди от нехватки воздуха, он на выдохе сказал: — Я так и думал. — Там твой корабль… его заняли другие люди… идите скорее… — прерываясь на дыхание, сказала Брин. — Тебя ранили? Что это у тебя на шее? — он аккуратно приподнял ее подбородок и посмотрел на порез. Девушка отстранила его руку и повторила: — На «Номаде» чужие, они грузят товар, чтобы перевезти его с помощью твоего корабля. Вы должны остановить их. — Синдба-а-ад! — послышался голос Дубара, а следом и Фаруза. — Я сейчас вернусь, — прокричал капитан в ответ. Ему было совестно смотреть Брин в глаза, и он не знал, с чего начать, да и обстановка не позволяла углубиться в мысли и что-то достойно сформулировать. — Брин, я виноват перед тобой, я очень виноват, и я прошу простить меня, потому что я тогда говорил все подряд, из-за того что злился на все, что произошло. Ты просто не все знаешь о той девушке, которую мы пытались найти. Она была с нами очень долгое время… — Хорошо. Я не обижаюсь, — ответила Брин только для того, чтобы успокоить Синдбада, который повлиял на нее своей искренностью. — Я потом договорю, и ты расскажешь нам обо всем, а сейчас нам действительно нужно идти, пока до нас не добрались еще какие-нибудь стражники. — Я останусь в этом городе, мне здесь нравится, тем более мне хочется спокойной жизни. Это ввело капитана в такой ступор, словно он не ожидал отговорок. — В этом городе? Что ты будешь здесь делать? Он маленький, как деревня. — Самое главное, что здесь люди, а не дикари, а остальное можно пережить. — Я смогу тебя оставить, только если буду убежден в том, что у тебя есть дом и ты сможешь заработать сама деньги. В это время их нашли Дубар, Фаруз, Ронгар и матросы. — Ну что, вы идете? — спросил Дубар. — Да, — ответил капитан и взял Брин за руку, но она освободила ее. — Я уверяю, что смогу выжить, и беспокоиться обо мне не стоит. — Хорошо, но только не в этом городе, — Синдбад попытался поймать ее руку. — Если не хочешь, чтобы я к тебе прикасался, я не буду этого делать, но давай договоримся: мы доезжаем до Багдада, и там выбираем тебе дом, — моряка уже начало раздражать ее сопротивление и он был не против оставить ее после первого отказа, но сон с Дим-Димом всплывал в его голове, и боязнь ослушаться учителя заставляла его какими бы то ни было способами, хоть силком, затащить Брин на корабль, а там уже, как капитан считал, жизнь сама все поставит на свои места. — Мне не нужен дом, и вообще я не собираюсь где-то селиться. — Ну вот видишь, тогда наш корабль тем более подойдет тебе. — Вон они, — донесся до них гулкий голос стражников. — Кажется, нам пора, — прокомментировал ситуацию Фаруз, и они все ринулись в сторону порта. С небольшими передышками они добежали до корабля. Из оружия у них было только два меча, один из которых принадлежал Брин, и кинжал. Несмотря на плохую вооруженность, они смогли расправиться без жертв с теми, кто хотел завладеть «Номадом», обрубили швартовые канаты и, обстенив паруса, чтобы без разворота выйти из порта, пошли кормой вперед. У Брин не осталось выбора, кроме того как сесть на корабль вместе с остальными, да она и не особо думала о своих действиях в тот момент. Чужие матросы попрыгали в воду, а те, кто даже держаться на ней не мог, остались и безропотно согласились принять все законы корабля. Когда судно пошло по установленному курсу, команда собралась в кают-компании, чтобы поговорить с Брин. После рассказах о ее бесчинствах, все пытались внушить девушке, что она стала бы незаменимой частью их состава, на что она ответила: — Незаменимых не бывает. — Я не вижу смысла продолжать этот спор, — сказал Синдбад. *** Закончив свое долгое повествование, Мейв повернула голову на Синдбада, который сидел сложив руки и так смотрел на настил, что казалось: его мысли обитают в каком-то другом месте. Девушка слегка толкнула моряка локтем несколько раз, и когда ей удалось перетянуть его внимание на себя, она спросила: — Ты уснул? — Нет, я просто думаю. — О чем? — Не важно. Пойдем к остальным. Мне кажется, Дубар там снова пировать собирается, — он встал и протянул руку Мейв. Дубар уже выставил на стол три анкерка с разным вином и приступил к дегустации, провозглашая тосты за счастье Мейв и Синдбада. Капитан и девушка услышали его слова и, одновременно рассмеявшись, поспешили устранить недоразумения. — Дубар, — начал капитан, похлопывая его по плечу и забирая со стола кружку с вином, — Эвелин не моя дочь. И как ты вообще мог такое подумать, я не понимаю. Дубар, Фаруз и Ронгар удивленно уставились на него, когда он выдвигал стул из-за стола для Мейв. Девушка села и начала прояснять ситуацию для них. Синдбад заметил, что Дермота нет рядом с ними и решил проверить пассажирскую каюту. Она была пуста. Следом за ней капитан попытался открыть дверь к Брин, но она оказалась заперта, а в каюте он услышал резко умолкнувшие голоса. Девушка сразу же подбежала к двери, открыла ее, и моряк увидел Дермота за ее спиной. Их сопернические взгляды столкнулись, но так как плыть вместе им предстояло неопределенное время, Дермот решил, что конфликтовать с капитаном ему не с руки, поэтому, принимая благожелательный вид, высунулся из дверного проема и спросил, что за шум в кают-компании. Его голову увидел Фаруз и позвал их всех присоединиться. Мейв быстрее всех оставила веселую компанию и ушла к дочери, Синдбад ушел вместе с ней, чтобы узнать о том, как она живет и чем занимается на своей родине. Брин отправилась к себе через некоторое время после них, а с нею — и Дермот. Они зашли в каюту девушки, чтобы попрощаться на ночь поцелуем, но оба ощутили, что их тянет друг другу больше, чем на один поцелуй, и Дермот незаметно для Брин закрыл дверь. Девушка чувствовала как медленно и осторожно ее губы обволакивает нежность, словно их щекочут перышком, но вскоре это перышко подожгли, и оно вспыхнуло маленьким теплым неугасаемым огоньком. Огонек раздувался, создавая неудовлетворенную страсть, и они целовались, уже жадно глотая воздух любви. Дермот взял Брин на руки и посадил на койку, не расставаясь с ее губами. Потом его губы спустились на ее шею, на плечи, с которых он уже стянул платье и начал его расшнуровывать. Он развязал свой пояс на талии и сбросил с себя жилет. Когда он уложил девушку, Брин приоткрыла глаза и почувствовала возвращение рассудка. Она, не понимая как оказалась на постели, уперлась ладонями в голову Дермота. — Дермот, — прошептала девушка, не переставая чувствовать его приятные прикосновения. Но он не слышал. — Дермот, хватит, не надо. Она кое-как вырвалась из его объятий, подбежала ко второй койке и укуталась в покрывало. — Иди в свою каюту, — сказала Брин. Дермот вскочил и хотел приблизиться к девушке, но она выставила руку вперед. Он взялся за нее, встал на колени и обнял Брин за ноги. — Я люблю тебя, Брин! Я хочу быть все время с тобой, я не хочу жить в другой каюте, я не хочу спать один. Девушка спустилась к нему и погладила его гладкую щеку. Он обнял ее руку и прижал к губам. — Если ты не хочешь просто так быть со мной, то выходи за меня замуж. — Что?.. — Выходи за меня. Я все равно приеду домой и не вернусь больше на «Номад» никогда. Я не собираюсь находиться рядом с Синдбадом. Я куплю себе свой корабль, наберу экипаж, и мы с тобой вместе будем ходить на нем в море. Если не захочешь такой жизни, мы можем остановиться в доме в Альпах. У нас будет отдельный дом, как у Мейв с ее мужем. Знаешь, как там красиво? Ты согласна? Брин положила ладонь на глаза и смущенно заулыбалась. — Ты согласна? — Но, Дермот, я не умею ни шить, ни готовить, какой женой я буду для тебя? — А причем здесь это? Я научу тебя, а если не научу, то буду делать это сам. — А что же буду делать я? — Воспитывать наших детей. Она уперлась ему в плечо лбом, чувствуя, что его дыхание еще не выровнялось. — Я заработаю деньги в том городе, где мы остановимся, куплю нам кольца, и тогда мы объявим о свадьбе. А сыграем ее уже когда прибудем домой. — А если твои родители будут против? — Не будут. Не думай об этом, — успокоил Дермот, гладя голову Брин.