Продолжение сериала

Дубар не смежил глаз с того момента, когда понял, что Брин ушла за его братом. Он ушел на поиски их, предупредив Фаруза и Ронгара, и до сих пор не возвращался. Спустя время вслед за ним ушел и Ронгар оставив ученого наедине с его томительным ожиданием. Синдбад и Брин вернулись на корабль к началу дождя. Матросы в это время устраивали тент на палубе, раскладывали под ним шкуры для ночного ложа и закрывали конопляной тканью рустерные решетки. Капитан и не сомневался, что Брин первым делом побежит к Дермоту. Они вместе спустились в кают-компанию, где сидел Фаруз, вскочивший со скамьи, когда увидел их, и Мейв со спящей дочерью на руках. — Мы должны будем отправляться завтра утром, — сказал Синдбад, — Румина знает, что мы здесь. Мейв неодобрительно смотрела на него. Он встретился с ней взглядом и опустил глаза. Не желая что-либо больше объяснять, капитан хотел пройти к себе в каюту, но Мейв преградила ему дорогу, как будто хотела что-то спросить, но она промолчала, а Синдбад не стал интересоваться, и они разошлись. Из-за задраенных люков в каюте было хоть и тепло, но очень душно, запах сырости усиливался, и откуда-то еще пожаловали тараканы. Капитан тоже решил заночевать наверху. Перед тем, как все улеглись, он сообщил самым преданным ему матросам, что те останутся на «Номаде», пока незаметно поредевший экипаж не вернется для нового плавания.       Он не сказал им, куда они направятся после долгой стоянки. Он не сказал им, что у него пропало желание выходить в море на этом корабле, потому что на нем ему пришлось пережить десятки расставаний, и он считал его проклятым. И после каждой потери Синдбад чувствовал себя разбитым и хотел, чтобы в шторм волна стерла его с лица Земли, но когда наступал такой момент, и «Номад» то вздымался, то низвергался, то несся в непонятном направлении по морским пространствам, Синдбад вдруг передумывал умирать. И сейчас моряк чувствовал новый прилив порочного желания. В лесу, через который им придется пробираться, он хотел попасться в лапы медведя или волка, случайно свалиться в глубокий овраг или погрязнуть в болоте. Он полулежа слушал легато дождя, плеск волн и наблюдал за тем, как Брин неутомимо делает для Дермота все, что скажет Фаруз, как сидит около него, прислушиваясь к его дыханию, когда ей казалось, что оно замирало. Брин несколько раз спускалась на камбуз за горячей водой для грелок и для питья Дермоту, когда уже все уснули, не давая себе отдохнуть перед дальней дорогой. Дермот лежал спокойно. Брин сидела на коленях у фальшборта, положив одну руку на планширь и опустив на нее голову. Синдбад завернулся в плащ под которым пытался заснуть, и подкрался к девушке. Она сразу повернула на него голову. Моряк сел рядом с ней, поглаживая Брин по голове, и произнес ей на ухо: — Ложись, я принесу ему все, что будет нужно. — А как же ты? — Я не хочу. Тебе, наверное, холодно, — он снял плащ и хотел укрыть им Брин, но она взялась за его руки. — Не надо, не надо, мне не холодно. Синдбад приставил указательный палец к губам, а потом прошептал: — Я возьму себе другой.       Светало поздно, солнце еще не взошло, и над землей стоял полумрак. После прошедшего дождя стало еще прохладнее, и проснувшиеся от озноба матросы отогревались чаем из веток. В середине ночи Дермот ушел к себе в каюту, потому что постоянно ворочался из-за мешавшей ему уснуть головной боли и не хотел разбудить Брин, которая просыпалась от любого шороха.       Утром к матросу вошел Синдбад с фонарем, чтобы забрать его вещи. Дермот сильно сощурился от света, и его опухшие глаза заслезились. Он прикрыл их ладонью, а потом потер лицо, чтобы взбодриться. К его мокрому лбу прилипли волосы. Высунутые руки Дермот поспешил убрать под покрывала, которые притянул к подбородку. Капитан немного постоял над матросом и подошел к переборке, около которой на столе стояло два мешка с новой одеждой для Дермота, завязал их веревкой и закинул на спину. — Я сам их донесу, — сипло проговорил Дермот. — Себя донеси.       Дермот неохотно откинул покрывала и резко почувствовал недостаток тепла. Синдбад подошел к нему и протянул руку. — Все нормально, — он заслонился ладонью в знак отказа от помощи и встал. — Накройся лучше, — капитан положил на плечи Дермоту покрывала. — Спасибо. — А это что? — подняв с койки пузырек с эликсиром Скретча, спросил Синдбад. — Это нужно выбросить. — А что там? — Ничего, — Дермот взял бутылочку, и Синдбад не стал больше ничего спрашивать, потому что не придал ей особого значения.       Вооружившись, взяв с собой недавно купленную рыбную провизию и вещи, экипаж «Номада» в неполном составе отправился в Альпы.       Пройдя мимо пожарища и новых хижин, ступив на нетронутые людьми лесные просторы, все почувствовали приятный запах сырой земли. Под ногами шуршали сухие листья, из-под которых выглядывали шляпки грибов. Мейв хорошо знала природу этой местности и могла отличить ядовитые грибы от съедобных, поэтому срезала нужные и бросала в корзинку, которую нес Дубар. Он, как вьючная лошадь, взгромоздил на себя самые тяжелые грузы, но нисколько не жаловался на увесистую ношу. Фаруз по дороге набрал цитронов, которые оказались для него незнакомыми фруктами. Ближе ко дню в воздухе стали появляться полчища комаров, атакующих лицо и ладони. Синдбад и Ронгар метали стрелы в птиц и зайцев, которые проскакивали перед ними, и те, которые не успели спастись бегством, крутились на вертеле над костром, когда путники устроили ночной привал. Фаруз рассек все фрукты, но в них оказалось слишком мало мякоти. Он нюхал цедру, отдававшую запахом лимона, нажимал пальцами на пушистое альбедо и замечал, что над срезом не летают комары. Фаруз решил натереть цитроном ладонь и сунуть ее в тучку вьющихся рядом с ним комаров. Учуяв запах, насекомые рассеялись. Фаруз сделал зарисовку фрукта в свою книгу открытий и исследований, после что-то записал туда и принялся энергично растирать себе лицо половиной плода. Синдбад и Дубар, сидевшие у костра, переглянулись и тихо засмеялись, глядя на ученого. — Что с тобой, Фаруз? — с улыбкой спросил капитан. — Может, тебе воды теплой принести, чтобы ты нормально умылся? — У меня есть предположение, что этот фрукт содержит эфирные масла, которые отпугивают комаров.       Когда ученый надкусил фрукт, Синдбад, разливавший по кружкам горячий напиток из веточек орешника и дикой малины, спросил его: — Ты не думаешь, что это может оказаться ядовитым?       Фаруз замер, поняв, что совсем не учел данный момент, увлекшись процессом изучения. — Как ты говорил? — вешая котелок на жердь, сказал Синдбад, — чтобы яд не навредил, необходимо уменьшить его концентрацию? — он отдал Фарузу одну кружку, при этом никто почему-то не сомневался в том, что незнакомый плод был безвреден. — Если наутро со мной ничего не случится, то вы сможете сделать то же самое с собой.       Синдбад взглянул на него и еще раз улыбнулся, затем взял еще три кружки и одну принес Дермоту, который сидел у другого костра, прислонившись к липе. Матрос поблагодарил его и начал греть ладони над паром. Вторую капитан отдал Мейв. — Спасибо, — улыбнулась в ответ волшебница.       Синдбад опустился на шкуру рядом с ней и раскаянно произнес: — Прости, что с Дермотом так получилось. — Ничего, выздоровеет. Он крепкий.       Она смотрела на брата, и Синдбад обернулся ненадолго на него, а потом задал вопрос: — Ты спрашивала у него про свадьбу?       Она отставила кружку и сказала: — Подожди.       Мейв поднялась и направилась к Брин. Синдбад наблюдал, как волшебница передала девушке Эвелин и вернулась обратно. Она качнула головой в ту сторону, куда им предстояло идти. Капитан встал и пошел за ней. Когда они немного отдалились, Синдбад огляделся и тихо начал разговор: — Что случилось?       Мейв глубоко вздохнула. — Я хотела поговорить с тобой насчет Брин. Я не думала, что мне придется затрагивать эту тему, но Дермот вчера просто ошарашил меня новостью о свадьбе, потому что я не думала, что их отношения зашли настолько далеко. И потому что… — она остановилась и взяла капитана за плечи, — Синдбад, поклянись мне, что никому не скажешь это. — Что не скажу? — Ты можешь испугаться от того, что узнаешь, но, прошу тебя, как бы ни был велик твой страх, не говори пока никому того, что сейчас услышишь. — Давай без предисловий. — Нет, ты сначала пообещай мне.       Он отвел голову в сторону, потом снова посмотрел в ее бегающие глаза. — Хорошо. Что произошло? — Еще раз говорю, пока мы не дойдем до моего дома, не сообщай никому об этом! Лучше пусть все узнают это при Дим-Диме, и сам Дим-Дим, и мои родители, и Дермот… — Да что случилось, Мейв? — громче и настойчивее произнес капитан. — Помнишь, мы разговаривали с тобой о Брин? — Ну. — И я тогда сказала часть о ее прошлом, но не все. Я не сказала все, потому что не знала, как ты это воспримешь, и я не считала, что должна срочно об этом сказать, но последние события…       Синдбад закрыл глаза, выдохнул и положил ладони на плечи волшебницы, перебив ее: — Мейв, соберись. Не мучай меня, скажи в двух словах, что с Брин? — Она дочь Турока, и я уверена в этом, — одним духом промолвила девушка и хотела опустить взгляд, но он никак не мог отлепиться от спокойного лица капитана, который только приоткрыл губы от удивления. — Поэтому я не хочу, чтобы Дермот женился на ней. Я боюсь. За него. Понимаешь?       Синдбад обошел Мейв и побрел вперед. Девушка зашагала вслед за ним. — Такое я, конечно, не ожидал услышать, — признался моряк, не оборачиваясь.       Мейв догнала капитана и пошла наравне с ним. — А почему ты так в этом уверена? — спросил он, поморщившись, когда остановился. — Я знаю о Брин с детства. Как тогда мне рассказывала моя мама, когда мне было почти три года, наше поселение собиралось отмечать Сеймун, то есть новый год, и пастухи перегоняли овец с пастбищ на убой в честь этого праздника. И один из пастухов, когда вместе с остальными шел через лес, услышал плач ребенка. Он сначала думал, что ему померещилось, потому что места там были дикие, поэтому довел свое стадо до сельского загона. Но я не знаю почему, но он вооружился и решил все-таки вернуться на то место, где ему казалось, что он слышит плач. Он не дошел до него, и услышал шорохи среди деревьев. Когда пошел на звук, увидел женщину с младенцем. Привел их в село, потому что эта женщина не понимала нашего языка, а в селе ему чуть голову не отрубили за то, что он привел ведьму. У нее был медальон, большой медальон с вороном на шее. Такой же носит и Турок. — Носит, — повторил Синдбад тихо. — Что? — не расслышав его слова, спросила Мейв. — Почему ты говоришь о нем в настоящем времени? — А в каком времени я должна говорить о живом колдуне? — Как живом?! — Скретч помог ему восстановиться. Синдбад, не перебивай. — Я просто весь этот год думал, что… — Я знаю, что ты так думал. Но давай не будем это обсуждать. Это бессмысленно. Если вернуться к истории…. Если бы кто-нибудь в нашем селе узнал бы, что эта якобы ведьма, а звали ее Мирра, жена Турока, ее бы сразу убили. Но она рассказала это только моей маме, потому что теснее всего общалась с ней. И вот, когда Мирру привели к нам в село, она не могла устоять на ногах от усталости, у нее был голодный ребенок, да и сама она… Никто не знал, что делать. Она плакала, умоляла ей помочь, но наши мужчины окружили ее и направили на нее свои луки. Расспрашивали ее о чем-то, пока не пришел один друид и не начал проводить над ней ритуал очищения от черной магии. В конце он сказал, что в Мирре нет черных сил. Снял ее медальон и поселил ее в круглом домике, где протекала крыша. А у нас тогда как раз начинался холодный сезон, дожди, снег. Никто не знал, что тот дом был настолько ветхий, а Мирра жила и не жаловалась, даже вырубила деревья рядом с домом, чтобы сделать небольшое поле и выращивать на нем урожай. Он рос у нее лучше всех, потому что в ней была сила для этого. Сила флоры. Мирра жила доходами со своих овощей, ягод и фруктов. Она разговаривала с растениями. Сначала ее считали больной, но когда увидели, с какой скоростью созревают плоды на ее небольшом участке, ее стали просить сделать то же самое и с остальными угодьями. Только не платили ей за это. Все равно считали ее ведьмой. И Брин считали ведьмой. Не все, но многие. Многим детям запрещали общаться с ней, а моя мама говорила мне: «Ты не обижай эту девочку», — Мейв усмехнулась, — а она и не давала себя в обиду. А когда мне было восемь лет, я четко это помню, я узнала, что Брин — дочь Турока. Я помню этот день, и никогда его не забуду.       Мейв начала рассказ с того, что она помогала матери готовиться к пиру в честь возвращения в их село всех выживших мужчин, которые из-за войны, не появлялись дома целый год. Мейв мыла овощи в котле с теплой водой и относила их матери, которая разделывала на столе поросят. Это была молодая домохозяйка с бледной кожей и яркими рыжими волосами, заплетенными в две косы, которые нельзя было обхватить пальцами. Ее гладкого лба касались коротенькие кудрявые прядки. Когда в дом постучали, она оставила нож в свинье, вытерла руки тряпкой и открыла дверь. — Арлина, здравствуй! — Мирра! — воскликнула Арлина и распростерла руки. Они обнялись. — Проходи, — хозяйка подала рукой пригласительный жест и посмотрела на маленькую девочку с черными волосами чуть ниже плеч. Одна рука у нее была обвязана около локтя, другая — расцарапана, на коленках красовались синяки. — Да нет, спасибо! Я хотела бы только попросить тебя, нельзя ли оставить Брин сегодня переночевать у вас? Я хотела поехать в город продать урожай, купить тканей. Брин же все платья свои порвала, что их и не зашьешь уже.       Девочка насупилась и опустила стыдливые глаза. — Эх ты, — Арлина нагнулась и потрепала Брин по головке. — Чего маму не слушаешься? — Тебе привезти чего-нибудь из города? — Спасибо, не нужно ничего, пока все есть. — Тогда вот вещи Брин, — Мирра протянула небольшой мешок, — Знаю же, что к вечеру с этого платья будет сыпаться пыль, как с ковра, который год не вытряхивали. — Хорошо, — Арлина улыбнулась и взяла мешок, — Дермот, положи его в комнате на кровать, — сказала она сыну, обернувшись.       Мирра опустилась перед дочерью и взяла ее за тоненькие плечи, нежно их поглаживая. — Ты помнишь, что я тебе говорила?       Брин закивала. — Веди себя хорошо, взрослых слушайся, не балуйся, в драки не лезь уж, пожалуйста, хотя бы эти два дня. Если тебя кто-то обидит, не отвечай ему тем же, прошу. — Я знаю. — Знаю, — передразнила Мирра. — Если мне на тебя опять будут жаловаться… — Никто не будет жаловаться, — произнесла Арлина, поднимая Брин на руки. Она откинула за спину пряди девочки, которые перекатились Брин на лицо, — Что же ты не заплетаешь ее? — Не дается. Приходится стричь. Ну ладно. Будь умницей, доча, я завтра вернусь. Пока! — Мирра помахала им обеим и ушла.       Арлина опустила Брин, погладила Мейв по спине и разрешила им пойти поиграть во двор. Девочки вышли вместе с Дермотом. На улице они увидели толпу ребят и голову пони, которого держал под уздцы мужчина в черном кожаном жилете. Цвет его густой шевелюры походил на золотистый цвет гривы лошадки. — А что там делает папа? — спросила Мейв и вместе с Дермотом побежала в сторону детей. Брин пустилась за ними. Мейв и Дермот, радостно зовя отца, пробрались к нему, а Брин не успела последовать за ними, потому что расступившиеся ряды ребят сомкнулись, и один из мальчишек, будучи старше нее, толкнул девочку на землю и злобно произнес: — Не лезь, ведьмина дочка.       Брин быстро поднялась и хотела пройти еще раз, хотя на нее обернулись трое ребят и преградили дорогу. Брин решила их обойти, но была поймана за руку. — Ты не слышала, что тебе сказали? — приближая к девочке свое бандитское лицо, сказал ей уже другой мальчишка.       Брин ударила его ногой в коленку и укусила за запястье. Он повалился назад на чьи-то руки и был оттолкнут вперед. К девочке с обеих сторон потянулись два его дружка, ростом как Брин. Она налетела на одного из них, но ее оттащили. — Да хватит вам уже! — прокричала Мейв и, ведя Брин перед собой, проникла в центр сборища. — Папа, прокати ее, — сказала она, приподнимая девочку перед отцом.       Брин засмотрелась на белого пони с тремя большими коричневыми пятнами. — Ну давай, — отец Мейв улыбнулся и посадил девочку в седло. В этот момент шум в толпе детей утих. — Как же тебя зовут? — Брин. — Бри-ин? — тихо и недолго протянул он в задумчивости. — Она будет сегодня ночевать у нас, ее мама уехала в город, — сказала Мейв.       Отец посмотрел на Мейв, когда слушал ее. — Нет, за это держаться не надо, — наклонившись к голове Брин, произнес он, и взял из ее рук поводья. — Ты держись вот за это, — мужчина положил ладошки девочки на переднюю луку седла и медленно повел лошадь вперед. Наблюдая за тем, как девочка уверенно держится в седле, он ускорил темп. Через некоторое время он уже бежал, оглядывался на радостную Брин, которая прикусывала нижнюю губу от удовольствия. Когда они вернулись, отец Мейв еще не успел снять девочку с седла, как она спрыгнула на землю. — Осторожнее, — сказал он и поднял Брин. — Я не ударилась.       Вечером отец Мейв вернулся поздно, ближе к полуночи. Арлина ждала его на веранде, Мейв с Дермотом лежали на своих кроватях в соседней комнате, но в отличие от Дермота, девочка не спала. Ее отец вернулся вместе с Брин. — Кевин, наконец-то! — услышала Мейв негромкий возглас матери и беззвучно подобралась к двери, наблюдая сквозь широкую щель в ней все то, что происходило на веранде.       Она увидела растрепанную Брин с разорванным на плече платьицем и с кровоточащей раной в том же месте. В руке она держала деревянный меч. Девочка всхлипывала и, пытаясь вытереть слезы, размазывала пыль по лицу. — Где же ты была? — забирая из рук девочки игрушечное оружие, беспокойно спросила Арлина и села на колени перед ней. — В лесу она была. Вместе с Гилмором и Арденом. Мы нашли их по свету от костра. Как только разжечь его у них получилось, никто из них не признается. Хотели охоту устроить на медведей. А ты знаешь, что такое медведь, скажи мне? — Кевин сел на корточки, взял Брин за плечо и повернул к себе. Девочка зажмурилась и захныкала от его отчитывающего тона. — Ты знаешь, какая у него мощь и сила? А ты видела, когда-нибудь, какого размера у него лапа? А? Дай мне свою руку, — он раскрыл перед ней свою ладонь. — Ну дай руку. — Брин не двигалась. Кевин взял ее ладошку и положил на свою. — Посмотри сюда. Ты видишь? Ты видишь свою ладонь и мою. А ладонь медведя еще в два раза больше моей. Вот так даст тебе в лицо своей лапой и никуда от него не денешься. — Перестань, мне даже самой страшно стало, — сказала Арлина. Кевин поднялся. — Ремня здесь не хватает. Ремня. И воспитания. — Иди, Брин, я воды нагрела, иди искупайся. Помнишь, куда идти?       Девочка закивала. — Там и мыло лежит, и полотенце. И твоя чистая одежда. А эту снимай, я постираю. — Я сама постираю. — Не надо, милая. Я постираю и зашью. Иди.       Арлина сняла с девочки платьице и положила его в ушат с водой, и начала стирать. Кевин помыл руки и лицо над рукомойником и уселся за стол. — Слушай, а эта девочка, Брин, — начал он, — Это не та, что дочь Турока? — Да, это она. — Ее мать — Мирра. — Ты помнишь? — Я вспоминал сегодня, когда услышал, как ее здесь называют. Как ты думаешь, возможно ли то, что Турок найдет ее здесь? — Жрецы уничтожили ее медальон, она потеряла связь с мужем. — А дочь? У нее же есть и дочь, Румина. С которой у нее кровная связь, а ты говорила, что кровная связь может помочь Туроку найти Мирру. — Турок не может пользоваться этой связью и не может искать свою жену через Румину или с ее помощью. Эта связь может помочь только в том случае, если сама Румина захочет найти мать, но разве она в свои годы может знать об этой возможности? — А сколько ей? — Двенадцать вроде уже. Мирра постоянно говорит, что все бы отдала за то, чтобы еще раз увидеть ее. Говорит, что хочет убедиться, что с ней все хорошо. А что там может быть хорошо, когда она дочь Турока и он ее растит? Я, конечно, ей этого не говорю, а то расстроится. — Подожди, ты говоришь, кровная связь… Но разве не может Турок связаться с Брин? — Нет, такое доступно только матери. — Почему же тогда Мирра не освоит магию и не разыщет дочь?       Арлина села за стол и проговорила: — Потому что, на освоение магии нужно время, и, более того, осваивать придется черную магию. А я уже говорила о ее побочных эффектах. — Почему черную? Почему не белую? Если черная магия родилась вследствие осквернения белой, то разве белая не всемогущественна? — Всемогущественна. Но здесь дело в другом. Белая магия чиста и непорочна, и когда колдун видит перед собой белого мага, когда их силы сталкиваются, то для колдуна сила белой магии выглядит как ослепляющий свет. Любая сила, вне зависимости от того, хочет ли она навредить колдуну или спасти его. И если с помощью этой силы попробовать помочь в чем-то колдуну, то эта сила будет его обжигать, он просто погибнет. — Замкнутый круг.       Кевин подпер лоб ладонью и застучал пальцами по столу. — Из этой девочки, при надлежащем воспитании, вышел бы неплохой воин, — добавил он. — А без воспитания — разбойник. Научить бы ее чему-нибудь. Читать хотя бы. Она умеет читать? — Не думаю. — Мейв-то в четыре года уже умела.       Арлина снова принялась стирать, а Мейв, узнавшая тайну происхождения Брин, завернулась от страха под одеяло и всю ночь пролежала не сомкнув глаз. — Теперь ты понимаешь, почему я так уверена? — обратилась Мейв к Синдбаду, — И в тот день, когда Мирра привела к нам Брин, она была точно в таком же платье, что и на Авалоне. Мне даже кажется, что за все те пять лет у нее другого и не было. — На Авалоне? — Синдбад изумленно посмотрел на Мейв. — Подожди, то есть у Брин мама?.. — отрывисто произнес он, но слишком долго заканчивал свою мысль. — Да. Разве она тебе не говорила? Он едва помотал головой и опустил глаза. — А как Брин потеряла память? И, если она дочь Турока, почему у нее на руке такой же браслет, как и у меня? — Этого я не знаю. Браслет… Я вообще не знаю ничего о том, что бы это могло значить. Она дочь Турока, она бывший пират, и у нее есть этот браслет. Это очень странно. Можно было бы спросить у Дим-Дима, если бы он знал о том, кто Брин на самом деле. — То есть он ничего не знает о ее родстве с Туроком? — Нет, если бы он знал, он сказал бы. Ты не представляешь, насколько я была поражена, когда узнала, что ваши пути пересеклись. Это… Это было новой волной ужаса и волнения для меня. Я несколько дней ходила, не зная, как сказать об этом Дим-Диму, потому что он слишком хорошо думает о Брин. Прямо слишком. Как-то раз я осмелилась спросить у него, живи ли родители Брин. И знаешь, что он мне сказал? Он сказал, что у нее жива только мать. Я думала, что он ошибся, и через несколько дней я снова попыталась привести его к этой теме, и он сказал то же самое.       Они безмолвно возвращались на место ночлега. Когда, помимо шороха листвы и дуновений ветра, они услышали треск костров и на земле появились колышущиеся тени стволов, Мейв остановилась. — Как ты думаешь, может быть, мне раньше поговорить об этом с Дермотом? — Не знаю. А что этот разговор изменит? Ты думаешь, что он передумает? Если он любит, разве он передумает? Вот ты говоришь, что любишь Виллема? Если бы ты узнала, что у Турока есть сын, и этот сын — твой муж, ты бы его оставила? Что ты на меня так смотришь? — Просто странно слышать от тебя такие рассуждения. Странно слышать от тебя слово «любить». Ты никогда не говорил такого. — Я такими словами не разбрасываюсь, как… — Синдбад посмотрел в сторону костров, но не стал договаривать. — Как кто?       Синдбад не ответил, сделав вид, что не услышал, а Мейв, и без его слов понявшая ответ, не стала повторять вопрос. Они снова продвинулись в сторону привала, но не намного. Синдбад все еще прокручивал в голове услышанную историю и остановился, чтобы спросить: — Ты говоришь, что черная магия дает побочные эффекты. Что это значит? И про обжигающий, или, как ты сказала? Ослепляющий свет? Ведь была пара раз, когда Дим-Дим посылал нам свою защиту, и с Брин ничего не случилось. — Ну, во-первых, про то, что с Брин ничего не случилось, ты точно знать не можешь. Она могла почувствовать боль или что-либо еще в тот момент и не сказать. Во-вторых, если ее магия слаба и заклинание Дим-Дима было не очень сильным, то урон, который это заклинание могло ей нанести, ничтожен. Не то, чтобы совсем, не то, чтобы это не ощущаемо, но не смертельно. А про эффекты… Те, кто практикует черную магию, изменяются внутренне. Они более уязвимы для всех пороков, которые могут преследовать человека. Постепенно они озлобляются, становятся обманщиками, профессиональными ворами, предаются блуду, становятся сообщниками Скретча, да и вообще с ними начинает происходить много подобных явлений. — Нет, это не про Брин. Она, конечно, не идеальна, но я что ли идеален? И я все-таки не думаю, что сила Дим-Дима могла ей навредить. — Я не заставляю тебя верить мне. — Да причем здесь верить не верить? Ты просто не знаешь Брин. — Мне достаточно того, что я знаю, кто она, и я изучала магию и поэтому могу сделать такие выводы. А тебя я просто пытаюсь предостеречь. — Предостеречь? — усмехнулся капитан. — От кого? От Брин? — теперь он немного рассмеялся. — Это очень смешно. Это то же самое, что и уберегать Румину от Дим-Дима, который как и все белые маги, первым не нападает. — Может быть, ты просто не воспринимаешь мои слова, потому что твой брат не готовится стать зятьком Турока. Для тебя это просто свадьба, просто веселый праздник, — выпалила вдруг она. — Конечно, — иронично подтвердил Синдбад и посмотрел на землю.       Мейв закрыла глаза и выдохнула от раздражения. — Если ты думаешь, что мне будет там весело, то это далеко не так. Ты думаешь, я очень счастлив от того, что Брин выходит замуж за твоего самовлюбленного брата?       Мейв подняла брови и претенциозно проговорила громче обычного: — Чего? — Того. Что он просто твердит ей на каждом шагу: «Люблю, люблю, люблю, люблю», а она ведется на это. — Так иди и скажи ей: «Не ведись», иди спаси ее от несчастного брака. — Я предпочитаю не лезть в чужие отношения. — Да-да-да. Ты просто завидуешь. — Я? Чему тут завидовать? — А-а-а! То есть Брин не настолько хороша, чтобы завидовать тому, что она остается с Дермотом? Ну вот видишь, мы и пришли к тому, к чему и хотели, — закончив фразу, Мейв поспешила на место ночлега. — Не переиначивай, — догоняя ее, сказал Синдбад.       Мейв резко обернулась, чтобы возразить капитану: — А я и не переиначиваю. Я констатирую твои слова. — Из тебя плохой констататор.       Мейв снова обернулась и поклонилась до земли, сказав при этом: — Спасибо! — Не за что.       На этом они и закончили и разошлись без пожелания спокойной ночи.       Утром Мейв, сидя на бурой траве, складывала вещи после ночлега в торбу и к ней подошел Синдбад с котелком воды, от которой исходил пар. Мейв увидела его краем глаз и замерла. Капитан сел перед ней и поставил котелок. — Я принес тебе воды умыться.       Мейв растерянно посмотрела сначала на воду, потом на Синдбада. — Спасибо. Синд… — Мейв, прости за то, что я сказал вчера, — оборвал ее моряк на полуслове, предвосхитив ее извинения. — И ты меня прости. Я правда ни о ком не думаю плохо, и я не считаю Брин нашим врагом, я не считаю, что у нее есть злые помыслы насчет Дермота или нас. Наоборот, я очень ей благодарна, она вернула мне брата. Будь я на ее месте, я бы не осмелилась на такое. Но… Я не хочу, чтобы с Дермотом что-то случилось. Брин ведь не знает ничего о себе, и Дермот не знает, на что идет. А я знаю. Да, я вижу, что Брин любит его, но я тоже его люблю, я не переживу, если потеряю его. И… Есть еще один момент. В нашей деревне считается, что если чей-то брат или чья-то сестра, допустим, что брат, женится, то его жена становится сестрой его сестре. И все родственники его жены становятся родственниками его сестре. То есть Брин станет мне сестрой, а значит, и Румина. А Турок… Ты понял, Синдбад. Это недопустимо. Недопустимо для меня, да и для Дермота.       Она сказала и ждала, когда Синдбад что-нибудь ответит ей. Она смотрела на него, на его лицо, разгадывая его мысли, а он смотрел в землю и молчал. Потом Синдбад понял, что нужно что-то ответить, но он хотел уйти, но знал, что не может просто так, поэтому сказал: — Собирайся. Не будем терять время.       И ушел.       Фаруз убедил всех натереть незакрытые участки кожи цитроном и ждал, когда ему ото всех начнут сыпаться благодарности, но этот и следующий дни выдались холоднее, и комары не вышли на охоту, а на четвертый день их странствия, они оказались слишком далеко от моря, в тех местах, которые не посещал его теплый воздух. И тогда Фаруз окончательно понял, что его открытие останется без похвалы. Путешественники пробирались медленно. Изредка им попадались тропы, и всегда они надеялись, что вытоптаны они были людьми, а не животными. В основном путь приходилось расчищать топорами, перерубать высокие кустарники, с которых во все стороны отлетали невысохшие капли дождя или росы. Вода просачивалась сквозь швы обуви, и она так же к вечеру промокала, как и плащи, которые к тому же цеплялись за низкие сучья стволов. Постоянно дорогу преграждали поваленные сушины, над которыми приходилось перелезать, или рытвины, которые нужно было или обходить или перепрыгивать. Часто попадались крутые спуски и подъемы, скользкие от влаги и гниющей листвы и неровные от выступающих корневищ. Темнело рано, светало поздно. Приходилось идти либо с фонарем, если позволяли и силы, и погода, либо искать елань для костра и палатки. Дермот находился на пике своей болезни, когда команда прошла четвертую часть пути. Он отказывался лечиться, тайно выливал горькие отвары трав (в чем его вскоре уличили), умывался водой из ручьев, не понимая, что безрассудным пренебрежением к своему здоровью затягивает выздоровление и добавляет переживаний Брин и Мейв, которые, даже забывая о себе, сосредоточивали все внимание на Дермоте.       На десятый день их застал ливень. Даже сквозь почти сплошную крону начали пробираться струйки воды. Верхняя одежда намокла прежде обычного, и путники решили остановиться, когда до сумерек было еще далеко. Они нашли наиболее высокое и сухое место, очистили его от зарослей, поставили палатку и застелили ее дно шкурами. Ронгар вытащил из сумки сухой валежник и щепки для костра и отправился собирать новый, чтобы высушить его на огне и подготовить для следующего розжига. Синдбад, Дубар и еще один матрос ушли искать древесину, которая стала бы хорошим «кормом» для костра.       Брин, Дермот, Мейв с дочерью и еще один матрос с ни с того ни с сего взявшейся температурой остались в палатке. Эвелин недавно заснула, но Мейв продолжала ее качать на руках. — Все дети так часто плачут? — поинтересовался Дермот у сестры. — Да нет. А что, ты от нее устал? — спросила девушка улыбаясь. — Не устал, просто спрашиваю. У нас же ведь скоро свои будут. Мы же должны знать.       Дермот обнял Брин и притянул ее к себе. Она смущенно улыбнулась и закрыла лицо рукой. Мейв опустила руки и чуть не выронила дочь. Она сидела рядом с братом и положила Эвелин около него. — В каком смысле? — Мейв попыталась приподнять уголки губ, но они только дрогнули. — Ну мы же женимся, — ответил он с интонацией, что все должно быть очевидно, и радостно смотрел в округлившиеся глаза Мейв. — А, — тихо произнесла она и поправила покрывало у лица Эвелин. Потом она еще немного пошуршала тканью и подняла взгляд на Брин. — Брин, твой плащ сильно промок?       Девушка так посмотрела на Мейв, как будто услышала свое имя и прослушала вопрос. Она не поняла, к чему он был, но все же ответила: — Нет. — Я видела здесь маленькие сосны росли и шиповник. Не поможешь мне собрать веточек для чая? — Конечно, пойдем.       Брин сразу встала, накинула плащ быстрее Мейв, взяла котелок и была готова выйти, но Мейв сказала ей оставить котелок. — А куда же мы собирать будем? — Пойдем, — прошептала Мейв и слегка подтолкнула Брин к выходу. — Что-то случилось? — так же тихо спросила Брин, когда они уже вышли на улицу. — Отойдем поговорить.       Мейв взяла Брин за локоть и тихонько потянула за собой. Когда они достаточно отдалились от палатки и всех, кто мог бы их услышать, Мейв остановилась и глубоко вдохнула, подавая вид, что настраивает на серьезный разговор. Брин стояла смирно и только наблюдала за тем, как волнуется волшебница. Потом Мейв посмотрела на нее по-доброму, успокаивающе и обняла. Брин опешила и просто положила ладони ей на спину. — Спасибо тебе за Дермота! — сказала Мейв, разжав свое крепкое объятие. — Я и моя семья и вправду потеряли надежду на то, что когда-нибудь мы сможем справиться с заклятием. Для мамы Дермот умер в тот день, когда Румина наложила на него чары, и его возвращение будет для нее огромным сюрпризом, о котором она не могла мечтать. Но еще это будет сюрпризом для его невесты, на которой еще в детстве его хотели женить мои родители. Она верила, что Дермот вернется, — ее голос постепенно угас. Брин прислонилась спиной к мокрой коре и обхватила ствол ладонями. Мейв протянула руки, чтобы ее поддержать, если вдруг она упадет, но Брин удержалась. — Почему ты раньше не сказала? — удивительно равнодушно спросила Брин, глядя на то, как пружинят от падающих капелек высохшие травинки.       Мейв пожала плечами, но она тоже смотрела в землю и не знала, что Брин не увидела ее ответ. — Я не хочу тебя обидеть, Брин. Но мои родители знают, что только черная магия могла превратить Дермота, и если они узнают, что это была ты… — Ты бы сразу начала с этого. Я бы поняла, — она дернула капюшон за передний край, чтобы прикрыть им лицо. — Брин, — ласково произнесла Мейв и попыталась осторожно дотронуться до плеча девушки, боясь, что та резко им двинет, чтобы избавиться от прикосновений. — Мы не бросим тебя, ты не думай. Ты можешь сначала пожить у нас, пока мы будем строить тебе дом. А потом переселишься в свой. Мы можем построить его тебе повыше, где вид красивее. Знаешь, какой там вид? — Мейв, Брин, вы где? — послышался голос Синдбада. — Здесь мы. Мы скоро придем, — прокричала в ответ Мейв. — Пойдем. Не будем мокнуть, пойдем.       Мейв ступила вперед и обернулась. Брин продолжала прижиматься к дереву. Услышав, что хруст веток под ногами Мейв прекратился, она тоже шагнула в ее сторону, не заставляя ее упрашивать себя идти. Но к палатке волшебница вернулась уже одна. — А где Брин? — спросил Синдбад, пытавшийся высечь искру для костра.       Мейв обернулась. Капитан поднялся, оглядывая пространство, но Брин нигде не было. Он подошел к обескураженной волшебнице. — Брин! — крикнули они в один голос, но девушка не отозвалась. — Что у вас случилось? — спросил подбежавший Дубар. — Вы далеко уходили? — Нет, Синдбад, мы были рядом, — сказала Мейв, проследуя на место их с Брин разговора.       Она была взволнована так, что игнорировала все вопросы капитана. Придя туда, где девушки стояли несколько минут назад, они обнаружили сломанные ветки впереди себя и пошли по этому следу, который вскоре потерялся.       В костре сгорел не один десяток поленьев, когда Брин, вдоволь наплакавшись от досады, вернулась на опустевшее место ночлега. Ее увидел Фаруз, который остался следить за костром и подкладывал в него дрова. Он вскочил как только услышал шорохи и не увидел в их стороне светящегося фонаря. Ученый побежал в ту сторону и не ошибся, определив, что это Брин. Капюшон давно слетел с ее головы, это было видно по слипшимся от дождя волосам, с которых стекала вода. Она шла, спотыкаясь о каждый надземный корень и хватаясь за каждый ствол. Фаруз поймал ее, расстегнул фибулу в горловине плаща, снял ее плащ и накинул на нее свой, сухой. — Что с тобой случилось? — перекидывая ее правую руку себе на шею, спросил Фаруз. — Все ищут тебя. Ты поранилась?       Девушка замотала головой. Им навстречу вышла Мейв. Ее лицо исказил непонятный ужас, потом тревога. На нем отражались следы слез и сожаления.       Фаруз оставил Брин переодеться в палатке и ушел греть котелок воды. К тому времени, как вода вскипела, Брин уснула, и Мейв запретила ее будить. Он осмотрел только матроса, который страдал уже не только от жара, но и от мигрени и светобоязни. На шее он увидел у него небольшое выпуклое красноватое пятно. Ученый укрыл матроса обратно и удрученный какой-то мыслью вернулся к костру. Чуть позже начали возвращаться остальные. Дермот даже выронил фонарь, когда узнал, что Брин нашлась, и кинулся к ней. Синдбад сдержал чувства в себе и просто ни с кем не разговаривал. Он сел возле костра и начал ворошить палкой потрескивающие головешки. К нему подошла Мейв, и тогда Синдбад внезапно бросил свое занятие, взял топор и начал рубить спиленные ранее чурбаны, да так, что даже самые толстые из них раскалывались надвое от одного удара.       К утру дождь перестал. Брин проснулась в объятиях Дермота. Она открыла глаза прямо перед его лицом и почувствовала, как внутри нее прошла волна душевной боли. Девушка встала не первой, Фаруз уже не спал, Ронгар всю ночь следил за костром, а их заболевший чем-то непонятным матрос всю ночь ворочался, стонал и слабел. Ко всему, что было, у него еще покраснели лицо и шея.       Брин, поднявшись, подошла к нему и потрогала его лоб. — Я не смогу идти. Она вышла на улицу. Там было прохладно, но с каждым дуновением ветра по воздуху плыл легкий запах хвои. Фаруз увидел Брин и подошел к ней. — Маруфу хуже, — сказала она. — Я знаю. — Что с ним? — Его укусил клещ, я так понимаю еще тогда, когда мы были в Генуе. Позже не мог. Слишком холодно для них. — Он сказал, что не сможет идти.       Фаруз грустно закивал и опустил глаза. — А ты как себя чувствуешь? — Хорошо, спасибо. Вчера… — она тоже посмотрела на землю, — можно я не буду рассказывать? — Конечно. Самое главное, что ты не заболела. — А что будет с Маруфом? — Против этого нет лекарства.       Маруфа понесли на плечах Ронгар и Синдбад. Он просил оставить его, когда чувствовал приближение смерти, но его никто не слушал. Все внимание уделялось ему, и только из-за этого никто не терзал Брин вопросами о причине того, что произошло вчера. Только Дермот приставал к ней, и после его нескольких надоедливых попыток добраться до подоплеки ее унылого состояния, он все же получил ответ. Брин сказала ему правду. Она сказала ему то, что услышала от Мейв. Дермот назвал это чушью и перешел к диалогу с сестрой, в котором она тихо отговаривала его от свадьбы. Брин не слышала их беседу, но видела, что они спорят. Неодобрение Мейв служило для Брин сигналом того, что родители волшебницы тоже не примут ее.       Маруф не увидел Альп. Он лег в уже промерзшую землю за три дня до того, как путешественники добрались до деревни Мейв. И скорбь, и радость, и волнение слились в непонятное ощущение для команды. Они знали почившего матроса всего полгода, из которых месяца три пролетели для них как день из-за визита в измерения Авалона. Но он был молод, в нем кипела кровь, он любил рисковать, ввязываться в сомнительные авантюры, но не любил подчиняться, поэтому Синдбад и взял его с собой, боясь того, что он мог бы подвигнуть оставшихся на «Номаде» матросов на угон корабля. Когда команда приблизилась к деревне настолько, что Мейв начала узнавать окружающие их просторы, внезапно закрутились поземки без ветра, а потом пронеслась в мгновение метель. Все начали оборачиваться и закрывать лицо руками, только Мейв побежала вперед, но недалеко: бежать по глубокому снегу было слишком утомительно. Она радостно закричала команде: — Это был Дим-Дим! Не бойтесь, это Дим-Дим! Мы прошли через его преграду.       Мейв продолжила спешить домой. Она отдавала последние силы второго дыхания, чтобы быстрее увидеть родных и близких, и ей даже показалось, что вдали движутся ей навстречу чьи-то фигуры. Дермот рванулся за ней, но постоянно падал: ноги не хотели держать его. Он забыл про всех, кто шел вместе с ним, и даже про Брин. Она ему завидовала, она даже обиделась на него, но заточила обиду в сердце. Она не понимала его, не понимала, почему он вдруг побежал, не взяв ее за руку. А он не думал об этом, он просто возвращался домой. — Виллем! Виллем! — произносила Мейв громким шепотом от нехватки воздуха, когда ее обнимал и расцеловывал темноволосый мужчина с короткой окладистой бородой и густыми усами.       Он ничего не говорил, он вцепился в Мейв, как тонущий человек в кусок дерева, и боялся отпускать. Потом к ней подбежала женщина с двумя толстыми рыжими косами, в вязаном чепчике, одетая, в чем ходила дома, и даже не накинувшая поверх белой рубахи и стягивающего ее черного жилета что-то теплое. Она задыхалась от бега и целовала дочь наперебой с ее мужем. — Мама! — вырвалось у Мейв сквозь слезы.       Седовласый мужчина с глубоким и длинным шрамом на левой щеке стоял около них, видимо ожидая своей очереди. Дермот свалился от усталости перед ним и схватился за его сапоги. Дермот потерял дар речи и расшатывал ноги мужчины, который наблюдал за ним как за дикарем. — Это я, это я, Дермот! Ты не узнал меня? Папа, это я!       Кевин опустился на колени, и рядом с сыном он выглядел как дуб на фоне осины. Он крепко взял Дермота за плечи, что его сын даже поначалу выглядел испуганным, а потом прижал его к себе и не подпускал к нему никого. Даже когда Арлина, чуть не потеряв сознание, упала на колени рядом, он не отпустил Дермота. Кевин ждал, пока жена придет в себя. Он был уверен, что она еще долго не притронется к нему, потому что знал ее степень восприимчивости таких событий.       Дим-Дим и Кейпра были более холодны и умеренны в своих чувствах. Они поприветствовали Мейв счастливыми объятиями, но не стали долго обделять вниманием и тех, кто прибыл к ним впервые. Брин стояла позади друзей, которые расступились, когда настала очередь представить ее старцу. Он распластал руки и с особой добротой и радушием принял ее. — Я сохранила ваше письмо. Вы говорили, что его нужно сжечь, чтобы никто, кроме меня его не прочитал, но я его сохранила, — сказала она в своей первой речи. — Какое письмо?       Синдбад что-то начал сигнализировать Дим-Диму руками, но его учитель не понял значения жестов. — Вы мне отправляли его в зеленой вазе. — А-а-а, эх, я запамятовал уже. Бывает у меня такое, — засмеялся Дим-Дим. — Ничего страшного, что ты его сохранила. Самое главное, чтобы никто не прочел его.       С Брин заговорила Кейпра, а Дим-Дим отошел к капитану. — Что за письмо, Синдбад?  — Я потом вам расскажу.       Кейпре не удалось долго пообщаться с Брин: к девушке подбежал Дермот, взял ее за обе руки и повел к родителям. Все остальные проследовали за ними.       Дермот встал перед отцом и матерью, обнял Брин за плечи и произнес: — Мама, папа, это Брин. Моя невеста.       Брин опустила робкий взгляд и изредка лишь посматривала на родителей Дермота. Арлина пошатнулась и положила ладонь на грудь. Она еще ничего не говорила, а ее удивленный взгляд вводил Брин в заблуждение. Кевин сохранял каменное лицо, как будто его это не касается. Он посмотрел на жену, она — на него. Брин с Дермотом тоже переглянулись, и он сжал немного ладонь девушки, когда почувствовал, что она слишком сильно волнуется. — Это так неожиданно, — сказала Арлина, как будто готовилась заплакать от радости. Она подошла к девушке и взяла ее ладони. — Тебя зовут Брин? — Да.       Арлина оглянулась на Кевина. Ее голубые глаза светились счастьем. Она хотела сказать много и вроде начинала, но сразу же сбивалась, и ее речь превратилась к набор непонятных звуков. — Ах, — Арлина прикрыла рот рукой, и на ее нижних ресницах застыли слезы. — Ты так похожа на свою маму! — сказала она впервые что-то внятное.       Брин казалось, что Арлина ее с кем-то путает, но она не могла ни ей возразить, ни себя в чем-то убедить, потому что не помнила прошлого. — Разве вы знали ее? — спросила девушка.       Арлина прикрыла веки. — Мама, это Брин сняла с меня заклинание. Благодаря Брин я снова стал таким. — Да-да, Дим-Дим нам рассказал все. У меня просто сейчас не найдется слов, чтобы выразить свои чувства. Брин, мы все для тебя сделаем, все!       К Брин подошел Кевин. Высокий, он был на голову выше нее, жилистый, топорно передвигающийся. Она уставилась на него и услышала позади себя голос Арлины: «Синдбад, наконец-то мы с вами познакомились! Мейв так много нам о вас рассказывала». Брин снова посмотрела на Дермота. Кевин снял с ее плеча большую и тяжелую торбу и повесил на себя. А после, положив ладонь на спину девушки, пробасил голосом с небольшой хрипотцой: — Мейв, проводи.       Мейв и Виллем пошли впереди. Дермот взял Брин на руки и сказал, что она достойна только того, чтобы он сам внес ее в свой дом. Кевин слегка улыбнулся, наблюдая за ними. Спустя время они собрались за столом в гостиной, где горел камин, а стены были увешаны гобеленами, изображающими то всадников, то кельтскую свадьбу, то сражение. Арлина суетилась для гостей, ей помогали Мейв и Брин, хотя она отговаривала их, потому что они устали с тяжелой дороги. Между делом Арлина рассказывала Брин, как должна пройти их с Дермотом свадьба по их обычаям. Она говорила кого пригласит и все время рассчитывала вслух, в какой день они будут праздновать, чтобы к тому времени все было готово.       Дом был двухэтажный, поэтому места для сна хватило всем, тем более Кевин позаботился об этом заранее, когда Дим-Дим сообщил, что команда уже на пути к ним. Мейв и Виллем попрощались со всеми рано и ушли в свой дом. Дим-Дим и Кейпра пригласили к себе в дом переночевать Синдбада и Дубара, но перед этим волшебник попросил у Брин письмо, которое, по ее вере, написал он. Он прочел его в уединении и по-доброму рассмеялся. Потом вернул его девушке, но не стал рассказывать правду о его происхождении. Уже около своего дома он поговорил об этом с Синдбадом, который пытался уйти от этой темы, когда узнал, что Дим-Дим прочел письмо. — Ну чего-ты, чего-ты, — толкнув пару раз капитана за плечо, как задиристый мальчишка, подбодрил Дим-Дим — Ты все правильно сделал. Не каждый бы догадался сделать такое, я даже думаю, что никто, кроме тебя. Только про Турока ты не верно там написал. — Мейв уже сказала мне, что он жив.       Они стояли на улице, и Синдбад притаптывал мыском не утрамбованный снег около себя. — Ну ладно, Синдбад, хватить унывать. Ты вон раньше каким был, ничто тебя не брало. — Я не хочу, чтобы Брин выходила за Дермота, — сказал он, посмотрев на учителя. — Ревнуешь, значит. — Не ревную я. — А как это тогда называется? Твое самолюбие? — Почему? — А как? Давай называть вещи своими именами. Ты ревнуешь, не обманывай себя, меня уж тем более. Но ревность не признак любви. — А причем здесь это? — Что «это»? Любовь? — Да. — Но ты же любишь Брин? — Она… Она хороший друг.       Дим-Дим засмеялся. — Так если она тебе просто друг, в чем тогда вопрос? — Да нет, ни в чем. Все уже, — он поспешил вперед. — Постой, Синдбад.       Капитан вернулся к учителю, чтобы не заставлять его торопиться к нему. — Я понимаю тебя. Но ты должен понять и Брин, и ее желания. Посмотри, как они с Дермотом смотрят друг на друга. Да, с годами это пройдет, но я надеюсь, что они смогут сохранить свою любовь и взрастить ее до такого уровня, когда ничто их не сможет разделить. Сейчас они готовятся к свадьбе. Не надо, не порти им отношения, не ругайся с Дермотом. — Я с ним вообще не разговариваю. — Ну, в крайнем случае, если вы по-другому не можете, то лучше и так. Хотя я запомнил Дермота, как очень доброжелательного человека. И Мейв мне рассказывала, что ты первый начал приставать к нему. — Так откуда я тогда знал, что у ее сокола есть человеческая душа? — Но потом-то узнал. Тебе стоит попросить у него прощения. Искренне, с хорошими намерениями. Тебе станет легче. И ты наверняка сможешь отпустить Брин после этого.       Но Синдбад сразу решил, что не будет следовать этому совету.       Ночью Кевин и Арлина, лежа в своей кровати, разговаривали при свете от каганца. Они оба уже удостоверились в том, что Брин — дочь Турока, и Арлина уже рассказа девушке о Мирре, что успела. — Мейв знает о Брин. Она вспомнила ее. И про Турока знает, говорит в детстве еще подслушала нас, спасибо, что хотя бы не разболтала никому. И сегодня говорит: «Мама, если ты не отговоришь Дермота жениться на ней, я сделаю это сама». Ну, я ей и сказала, что поговорю с ним. Конечно, я не буду про Турока ему ничего говорить. Зачем? У нас намечается празднество, а тут с такими новостями. Она девушка хорошая, и никакой черной магии в ней нет. И Дим-Дим так сказал. Магия у нее белая, а книгу она смогла открыть только из-за того, что она дочь Турока. Но пока не стоит ей говорить это. Пусть женятся, поживут, потом уже. Я что хотела сказать. Ты Мейв, если что, скажи, что я поговорила с Дермотом. Что он настоял на своем.       Так они и сказали Мейв, и она им поверила.       К свадьбе готовились три недели. Арлина шила Брин платье и учила это делать ее. Кто-то заготавливал дрова для костров, которые должны были гореть на свадьбе, кто-то уходил на охоту, барды пытались сложить новые песни, а некоторые мужчины — заготовить как можно больше алкоголя.       Погода в день свадьбы стояла солнечная. Прошедшей ночью закончился снег, после которого ели в долине и на склонах гор свесили лапы.       Брин стояла перед зеркалом, и Арлина поправляла ей то платье, то прическу. Потом она встала позади девушки, положила ей ладони на плечи, и на одно из них — подбородок, и счастливо посмотрела на себя и на Брин в зеркало. — Сегодня ты станешь моей дочкой. Спустя четырнадцать лет. Сбежала ты от нас тогда, но видишь как, все-таки угодно судьбе, чтобы ты была с нами, — Арлина мягко засмеялась.       Брин не смогла даже улыбнуться от волнения.       Арлина увенчала ее диадемой, шею украсила торком, а запястье — широким филигранным браслетом. Поверх темно-зеленого платья Брин надела короткий плащ такого же цвета с опушкой. После последних приготовлений Арлина повела ее на улицу к сыну. Снаружи уже все собрались, зажглись костры вокруг того места, где находился стол из обтесанного сверху камня. Около камня росла старая сосна, далеко раскинувшая пушистые ветви. Рядом со столом стоял седой друид со свертком в руках. На столе стояли две чарки, резная деревянная шкатулочка, веревка, чернила и лежало перо. Брин искала Дермота, но недолго. Он вышел ей навстречу в черной тунике, перетянутой на поясе металлическим ремнем и узких красных брюках. Пышные волосы отливали золотом на солнце. Его мать отошла от невесты и встала рядом со всеми, снаружи круга из костров. Дермот и Брин подошли к друиду держась за руки. Их лучезарные глаза и улыбки блестели как чистый снег в ясную погоду. Старец развернул свиток и начал читать длинное напутствие. Потом он связал брачующимся руки и просил силу снега, гор, солнца, рек и других объектов благословить их союз. — Как вам известно, — продолжил старец после возвращения веревки на стол, — у вас обоих есть право выбрать, на какой срок заключать брак. Год, два, три… Итак, я думаю, вы уже решили это давно. На какой срок вы заключаете ваш договор? — До конца наших дней, — произнес Дермот и посмотрел на Брин. — Вы согласны? — спросил он у девушки. — Да.       Он нагнулся над столом, сделал запись в свитке и снова выпрямился, насколько ему позволял горб. — Вам остается надеть ваши кольца и испить сладкое вино, чтобы таковой являлась и ваша семейная жизнь.       Старец взял шкатулку, открыл ее и пригласил жениха взять кольца. Дермот достал их и сжал в руке от радости, но как только кольца были надеты, вдоль всей долины прошелся ветер, поднявший поземки.       Мейв, Дим-Дим и Арлина услышали не воспринимаемый остальными свист и почувствовали дрожь внутри себя.       Костры не погасли, но все обратили внимание на этот момент. Мейв не выдержала, выбежала в круг и сказала: «Подождите», и никто не поспешил ее останавливать, хотя отец вернул ее потом на место.       Дермот только сейчас вспомнил происхождение колец, и ком встал у него в горле, что он не смог даже сначала сделать ни глотка вина. Брин не стала делать этого, прежде него, она взволновалась, и Арлина подошла к ней, чтобы ее успокоить, хотя сама не понимала, что происходит. Дермота не успокаивал никто, потому что он внешне сохранял спокойствие, но внутри него шла борьба за то, чтобы все бросить и кинуться куда-нибудь подальше от этого места, либо перетерпеть волну испуга. Потом вышел Дим-Дим и попытался успокоить всех тем, что это он вчера просто наложил заклинание на магическую защиту, чтобы оно нашло дыры в ней, и пронесшийся ветер означал, что защита цела.       После того, как Дермота и Брин объявили мужем и женой, Дим-Дим подошел к брату Мейв и спросил, где он покупал кольца. Дермот соврал про один из портовых городов, где они останавливались, но Дим-Дим то ли раскрыл его, то ли хотел перестраховаться и сказал, чтобы Дермот нашел предлог заставить Брин снять то кольцо, которое у нее сейчас, и надеть новое, которое даст Дим-Дим.       После беседы с учителем Дермот пригорюнился. Брин пыталась его развеселить и держать в руках себя, но ей удавалось только второе. Синдбад наблюдал за ними почти все время. Многие танцевали, а они не танцевали ни разу. Он подошел к девушке и протянул ей руку. — Можно тебя пригласить? Брин посмотрела на Дермота. — Иди, — сказал он с равнодушием. И Брин не поняла: он злится или ему действительно все равно, но что бы то ни было, она огорчилась. — Пойдем, — сказал Синдбад, и девушка положила свою ладонь на его.       Брин изредка глядела на него и старалась улыбаться, он тоже пытался показаться веселым, но ему было грустно осознавать, что она просто держится, что ее радость не от души. Капитан решил, что когда он вернет Брин Дермоту, он уйдет с ним поговорить.       Длительность их танца превышала приличную, как показалось девушке, и она захотела вернуться, но музыка прервалась немного раньше ее желания. Воздух пронзил гул, с гор полетел снег, в некоторых местах на долину обрушились лавины, но ни люди, ни дома не пострадали. Синдбад крепко держал Брин за руку и оглядывался. Издалека на место празднества надвигался белый вихрь. Гости стали разбегаться. Синдбад пытался укрыть девушку и отвести ее ближе к домам, но шум между гор быстро прекратился. Они остановились и увидели прибывших Турока и Румину. — Стой здесь, — сказал капитан Брин, — Не приближайся к ним.       Он вышел к колдунам, рядом с которыми уже стояли все белые маги, команда Синдбада и Дермот.       Турок зловеще захохотал и уверенно зашагал вперед вместе с дочерью. — Как вы могли заметить, я обожаю свадьбы, — сказал он.       Брин пошла за Синдбадом, хотя не знала, кто эти двое из вихря. Никто не мог понять, как они прорвались сквозь защиту, кроме Дермота. Ему заигрывающе помахала пальцами Румина, и он попятился. — Кого я вижу! А где же твои крылышки, птичка? — шутил свои любимые саркастические шуточки Турок. — Не переживай, мы не за тобой. — Нет, я не отдам вам сестру, — он встал перед Мейв и развел руки в стороны. — Лучше превратите меня второй раз в сокола, я итак уже привык, тем более жизнь с высоты кажется мне интересней. — Ты бы следил за своими желаниями, а то не успеешь и глазом моргнуть, как мыши станут твоим привычным рационом. — Не лезь, Дермот, — Мейв схватила брата за плечи и попробовала оттянуть его назад, но он рвался вперед. — Ну что ты опять с ними сюсюкаешься, — сказала Румина и запустила молнию в Мейв, но волшебница наложила на нее отражающий эффект, и Румина попусту потратила силы. — Румина! Мы здесь не поиграться собрались! — Не посмеете! — снова прокричал Дермот, загородив сестру, когда Турок начинал целиться во всех них.       Белые маги уже готовы были направить потоки энергии на врагов, но Дермот лез не в свое дело, и они боялись попасть в него. — Отец, нам нужно, чтобы он остался жить. Один. И скорбел все свои дни о такой потере.       Волшебники пустили энергию в колдунов, Дермот лег на землю и прополз под магическими лучами туда, где они не проходили. Он поднялся. Ронгар, Дубар и Фаруз кидали в Турока и Румину все, что попадалось им под руку, но предметы ломались прежде, чем успевали коснуться тел врагов. Дермот хотел что-то предпринять, побежал к Румине, но его схватил Синдбад. Они привлекли ее внимание, и она вдруг из одной руки выпустила магический щит против белой магии, а вторую встряхивала и разминала, чтобы пустить из нее молнию в Дермота и пытавшегося его удержать Синдбада. Брин догадалась, что ведьма подготавливается, поэтому кинулась к капитану и Дермоту и успела загородить их в тот момент, как Румина начала действовать.       Девушка заслонила лицо руками. — Брин! Нет! — крикнули они, мгновенно прекратив свои распри, и уже были готовы встать перед ней, но увидели, как магия отражается от нее, не причиняя ей вреда, хотя девушка не применяла свою силу, а заклинаний она не знала.       Турок тоже остановился, когда услышал имя Брин. Румина опустила руку посмотрела на ладонь. С новым запалом ярости от того, что у нее ничего не вышло, она отвела руку назад, но ее схватил Турок. Она вопросительно посмотрела на него, но побоялась ослушаться. Он резко переменился в лице, как будто маска гнева сорвалась с него. Турок скинул капюшон и медленно направился к Брин, не сводя с нее глаз, как будто в чем-то подозревал ее. Девушка отходила назад и не знала, что ей сделать, чтобы его остановить. Она смотрела на волшебников, ожидая их помощи, но они застыли в замешательстве, и только поворачивались в ее сторону. Только Синдбад вышел навстречу колдуну и уперся рукой ему в грудь, но тот как будто не заметил его. Остановился, но не заметил. — Брин? Тебя зовут Брин? — спросил Турок. — Я не сделаю тебе ничего. Скажи, сколько тебе лет? Девятнадцать? Ты родилась седьмого октября?       Она пугалась больше и больше, слыша правильные данные о себе из его уст. — Я не трону тебя. Совсем. Я даже обещаю, что не трону никого, кто здесь находится, если ты скажешь, все ли верно я сказал. Все верно? — Да. — Неужели ты жива? А твоя мама жива? — Кто вы? Зачем вам это? — Я твой отец.       Брин поняла, что перед ней был Турок, только она не понимала, сон это или явь. Она представила, что это сон, потому что подобные ужасы происходили с ней только во сне. Она представила, что сейчас она закричит и проснется, но вместо того, чтобы закричать, Брин потеряла сознание.       Девушка очнулась в доме. Кто-то ругался в стороне, а кто-то гладил ее по руке. Ей казалось, что она лежит на чем-то наклонном и вот-вот упадет, поэтому боялась шевельнуться. Она приоткрыла глаза и почувствовала прикосновение к своему лбу. — Что-то произошло? — слабым голосом спросила она. — Мне приснилось, что… Приснилось… — Тебе не приснилось, — прозвучал голос Синдбада. — Что…       Она услышала, как Дермот спорит с родителями: — Отец, дай мне денег, я уеду, — требовал он. — Каких денег, что ты удумал? — Я не собираюсь больше оставаться здесь. Вы обманули меня! И вы, и Мейв, и Дим-Дим. Вы решили, что ничего не произойдет, если я свяжусь с ее семейкой? — Да как ты смеешь?! — Я мог бы принять ее черную магию, но жениться на дочери Турока! На сестре той, по вине которой я столько лет не жил, а считал дни до своего конца, а иногда специально лез в бой, потому что хотел быть убитым.       Брин встала, держась за стену от нагрянувшей слабости. — А кто тебя просил брать эти проклятые кольца из рук дьявола? — Меня… — Молчать! — Кевин треснул кулаком по столу, что все предметы на нем подскочили. Брин вздрогнула. — Поступил бы честнее, попросил бы денег у нас, неужели мы не помогли бы тебе, и никто бы не посчитал тебя бестолочью или лентяем, потому что все мы понимаем твою ситуацию. Нет, надо было ввязываться в какое-то болото. И никуда ты не пойдешь! И денег я тебе на дорогу не дам. — Не дашь и не надо. Сам найду. — Ты мне тут поговори. Если уйдешь, то дорогу обратно можешь забыть. — Дермот, а как же Брин? — включилась в разговор плачущая Арлина.       Дермот быстрым твердым шагом подошел к девушке и отчеканил: — У нас с тобой ничего не было, я тебе ничего не должен и ничем не обязан. Прощай.       Он поторопился на улицу, Синдбад отправился за ним. Арлина кинулась вслед капитану, чтобы уберечь сына от его разборок, но Кевин остановил ее и увидел в окно, как Синдбад и Дермот сблизились в рукопашном бою.       Брин прислонилась к стене, сняла украшения, положила их на стол и шатающейся походкой зачем-то направилась в сторону выхода, даже не взяв плащ. — Ну куда ты, куда ты? Пойдем, пойдем я отведу тебя в комнату, — утирая свои слезы, утешала Арлина. Она повела Брин, точнее, почти понесла ее по лестнице на второй этаж.