Продолжение сериала

      Спустя пару недель вечером Дим-Дим собрал команду в своем доме. Они сидели в хорошо знакомой Брин и Синдбаду комнате, которая уже выглядела как обычное жилое помещение.       — Я собрал вас здесь, к сожалению, не для напутствия, — проговорил Дим-Дим с опущенными глазами. — Не буду медлить и сразу скажу, что портал, с помощью которого вы смогли попасть на Авалон и выбраться оттуда, сейчас разряжен. Разряжен настолько, что даже не сможет переместить вас отсюда к берегу моря. Для путешествия на Авалон требовался огромный запас его энергии, потому что путь туда долог и сложен, и сейчас этот запас исчерпан. Для его восстановления потребуется несколько лет, приблизительно три года. Даже если мы соберем силы мыслей всех магов нашего поселения, мы не сможем переместить вас в Индийский океан. Существуй бы и сегодня канал Фараонов*, можно было бы пройти через него. Но я не знаю, есть ли на его месте волок.       — Не думаю, иначе какой смысл был бы засыпать канал, — сказал Синдбад.       — Поэтому у меня есть для вас другой вариант: переместить ваш корабль и, например, тебя, Синдбад, одного на северное побережье Персидского залива, а остальные пойдут к тебе по суше. Я бы дал им заколдованного коня, который привел бы всех к тебе.       Синдбад помотал головой раньше, чем учитель успел договорить.       — Я не смогу спать, зная, что где-то там находится моя команда. А если что-то случится?       — Я был уверен, что ты не согласишься, — Дим-Дим улыбнулся, радуясь такому решению капитана, но момент счастья быстро прошел. — Я был бы рад оставить вас еще на год, а может, и на большее время, но вы нужны в Сопаре*.       — В Сопаре? — переспросил Синдбад. — Кому?       — Узнать это уже не в моих силах, но человек, которому вы можете помочь скоро будет в Сопаре, и там его настигнет беда. Он мог бы ее избежать, но из-за своей ошибки он попадет в плен. И если вы ему не поможете, через два года он погибнет. Но чем раньше вы прибудете, тем больше шансов на его быстрое спасение.       Речь была слишком загадочна, чтобы что-то понять. Синдбад поставил локоть на ручку кресла и положил лоб на ладонь, безнадежно вздохнув.       После недолгой тишины в беседу включился Фаруз:       — Можно попробовать пойти через Западный океан* вдоль берегов Африки, но на всех наших картах между Африкой и Южным полюсом нет ни пролива, ни моря, ни реки. А оплывать весь Южный полюс сродни риску нашего плавания через Северный Ледовитый океан. Кто знает, на какой айсберг или ледник наткнется «Номад», а может быть, он вмерзнет в льды?       — Вот именно, — подтвердил Синдбад.       — Но я слышал еще в Басре, что моряки из Аль-Ошбуни* несколько лет назад выходили в Западный океан, даже останавливались на каких-то островах, пополняли там свою провизию и двигались дальше. Не исключено, что сейчас ими исследовано больше, составлены карты, которые они смогут нам предоставить.       — Конечно, они тебе вот так вот просто предоставят карту со своими открытиями, — подчеркнул наивность ученого Дубар, — тем более я не думаю, что мы вообще встретим кого-нибудь, кто нам сможет помочь. А пока мы будем их искать, то скорее сами обогнем Африку.       Ронгар похлопал Дубара по плечу, чтобы тот и все остальные обратили на него внимание, и начал жестикулировать.       — В детстве, когда ты жил в Африке, вы с отцом отправились на лодках вдоль ее западного побережья? Вас учили работать с веслами, — расшифровал капитан.       Ронгар кивнул.       — И ты помнишь, что вы добрались до места, где берег поворачивал на восток, и южнее не было никаких земель, — продолжил Синдбад. — Если учесть то, что капитан Эйдан когда-то хотел вместе с нами обогнуть Африку, и мы тоже смогли повернуть, только на запад, но нам помешали шторма, мы не можем сказать, что край Африки находится раньше Южного полюса? — Синдбад посмотрел на Фаруза.       Ученый пожал плечами и опустил глаза на стол, высказывая свое мнение:       — Может, кто-то соединил Африку с Южным полюсом по незнанию, а может, в середине ее южного побережья есть полуостров, которой тянется далеко на юг, но вы не смогли его увидеть, потому что южное побережье слишком длинное, то есть полуостров мог находится далеко под горизонтом.       — Ну что ж, у нас не остается вариантов, кроме как проверить это. Только нужно будет где-то достать канаты и парусину, сшить на всякий случай запасные паруса, потому что не известно, что преподнесет нам погода тех мест. Думаю, в Аль-Ошбуни нам смогут с этим помочь, а заодно расспросим там моряков, может, найдутся среди них сговорчивые.       Синдбад оглянул команду. Никто не стал ему противоречить, только Фаруз, поставив руку на подлокотник, задумчиво потирал пальцем лоб и смотрел вниз.       — Фаруз? — обратился капитан, и ученый поднял на него глаза. — Что-то не так?       — Да нет, я просто вспоминаю, как несколько лет назад я был в библиотеке в Багдаде, общался с учеными из разных стран, и мы тогда обсуждали труды Геродота. И кто-то сказал, что изучил все его тексты и составил карту части мира, куда входила Африка. Он показал нам эту карту, но я тогда был мало знаком с миром, а тем более с трудами Геродота, поэтому мог только слушать. В общем, нам показали карту, и после этого кто-то сказал, что на ней ошибка, что Африка и Южный полюс отделены морем. Его поддержали, сказали, что Геродот как раз писал о финикийцах, которые несколько веков назад смогли обогнуть Африку. Но после этого я не встречал ни одной современной карты, где бы нашел это море между двумя континентами, поэтому я думаю, что, может, кто-то попытался обогнуть Африку второй раз, и ему это не удалось, а Геродот ошибся. Может быть, то, что мы видим на наших картах — это правда? То есть нет никакого моря на юге нашей планеты.       — Ты меня сначала так обнадежил, — сказал Синдбад.       — Давным-давно я тоже изучал сочинения Геродота, — снова включился в беседу Дим-Дим, — и я, конечно, не вижу карты мира так часто, как вы, но если бы я увидел на них сушу, которая простирается до Южного полюса, я бы тоже задумался над этим. Хотя, если вспомнить то, что писал Птолемей… Ты знаешь что-нибудь из его сочинений?       — Немного.       — Он ведь тоже считал, что Африка и Южный полюс соединены, хотя жил несколько веков позже Геродота. Может ли это о чем-то нам говорить? Не знаю.       Все опустили угрюмые глаза, и только Брин рассматривала узоры, покрывающие верхние части стен. Они были красного цвета, располагались в один ряд и походили на узоры, обрамляющие страницы магических книг, которые ей пришлось увидеть за то время, пока команда жила в Альпах. Казалось, девушке было все равно на их обсуждения.       Дим-Дим оглянул всех и задержал взгляд на Брин. Когда она обратила на него внимание, маг начал речь:       — Вы понимаете, насколько опасно ваше предстоящее плавание, я уже подумал над этим, поэтому предлагаю Брин остаться, вступить в наше общество белых магов, обучаться и помогать нам создавать более мощные заклинания против темных сил.       Брин посмотрела на Синдбада, слушающего своего учителя, в надежде на то, что он откажется за нее от такого предложения, но капитан сначала молчал, а потом ответил:       — Я думаю, это будет хорошим решением.       — Что?! Я не хочу, — не медля воспротивилась девушка, подавшись вперед в кресле.       — Брин, ты не знаешь, что нас ждет.       — Как будто ты знаешь.       — Я тоже не знаю, но я хочу, чтобы ты оставалась в безопасности.       — А я не хочу каждую ночь гадать, случилось ли что-то с вами или нет.       — Ты понимаешь, что мы можем попасть в такой шторм, который станет для нас последним?       — Любой шторм может быть последним.       — Не любой. Мы идем в те места, в которых ни разу не были.       — Ну и что?       — А то, что там шанс умереть в разы выше. Ты хочешь им воспользоваться?       — Но вы же идете.       — Мы — это другое дело.       — Почему?       — Брин, не спорь.       Она посмотрела на моряка с обидой и выбежала из комнаты. Дверь, ведущая из комнаты медленно и со скрипом отворилась обратно, после того, как у Брин на ходу не получилось ее закрыть. Капитан услышал хлопок входной двери и поспешил за девушкой. Остальные приготовились встать, но смотрели друг на друга в замешательстве.       — Если туда ушел Синдбад, то мы будем там лишними, — сказал Фаруз, чтобы все немного расслабились.       — Я не ожидал, что мое предложение приведет к таким последствиям, — растерянно произнес Дим-Дим.       — Не переживайте, мне кажется, здесь дело в другом, — успокаивал Дубар.       — Я не хотел настаивать. Если бы Брин отказалась, я бы смог это принять. Тем более я ничего не знаю о происхождении их браслетов, и у меня есть сильное чувство того, что они были даны им для победы над чем-то более серьезным, чем то, что побеждаем мы, обычные маги. Надеюсь, у меня не получилось вмешаться в их предназначение.       Брин остановилась на ажурной тени сосны, обнимая себя от холода. Когда приближающийся хруст иголок и шишек умолк, она поняла, что Синдбад остановился позади нее. Он попытался дотронуться до ее плеча, но она отдернула его, а когда он хотел прикоснуться к ее волосам, она шагнула вперед.       — Ёжик, — ласково сказал капитан, что в его тоне чувствовалась улыбка, и снова приблизился к Брин.       — Я не останусь здесь. Если ты так сильно не хочешь видеть меня на «Номаде», то лучше оставь меня в Аль-Ошбуни.       — Ну что ты такое придумываешь? Что значит не хочу видеть? Разве я говорил это?       — Да.       Синдбад тихо усмехнулся.       — Ты же понимаешь, что я совсем не имел в виду это.       Она резко повернулась и возмущенно проговорила полушепотом, чтобы никто вдруг не услышал:       — Ты обещал, Синдбад, что заберешь меня отсюда, много раз обещал. А теперь ты специально при всех мне отказываешь. Специально! Чтобы еще кто-нибудь тебя поддержал и я точно осталась здесь.       — Ты сама понимаешь, что ты говоришь? — спокойно спросил капитан.       Брин отвела взгляд на ствол дерева и выглядела так, как будто сейчас заплачет. Легкий ветер сдул часть волос на лицо девушки. Синдбад заправил их ей за ухо и слегка нагнулся, чтобы поймать ее взгляд.       — Что у тебя сегодня с настроением? — спросил моряк, положив ладонь ей на голову.       Брин обняла его и уткнулась лицом ему в плечо. Капитан успокаивающе поводил рукой по спине девушки.       — Что случилось?       — Я уже хочу забыть все, что произошло. Я знаю, что я не забуду, конечно, это никогда, но хотя бы не буду думать так часто об этом, но Арлина каждый день приходит ко мне и начинает мне сочувствовать. Я знаю, что она искренне, но я все равно не хочу, чтобы она приходила ко мне со своим сочувствием, а если еще она начинает плакать по поводу того, что не знает, как вернуть сына, то это все. Это значит, что я еще полночи буду успокаивать саму себя. Поэтому я хочу уехать. Мне не важно куда, лишь бы подальше отсюда. Лучше я буду зарабатывать себе на жизнь пиратством, чем слушать каждый день одни и те же причитания. Если я не пойду с вами, то я все равно сбегу отсюда, только одной мне будет труднее найти дорогу к морю.       — Ну все, ладно. Я просто хотел, чтобы ты осталась с людьми, которым я доверяю, которые не дадут тебя в обиду, потому что я не знаю, вернемся ли мы из этого плавания.       Он почувствовал, как Брин сильнее прижала его к себе.       — А про пиратство ты серьезно?       — Да.       Синдбад осторожно взял ее за плечи и немного отстранил от себя, чтобы посмотреть ей в глаза.       — Зачем, Брин?       Она пожала плечами и посмотрела вперед, на дом родителей Мейв, где сквозь окна первого этажа пробивался желтый свет.       — А что мне еще делать? Остаться в городе и зарабатывать деньги, которых мне ни на что не будет хватать?       — Я оставлю тебе денег, которых хватит лет на восемь.       — Да не в деньгах дело.       — А в чем? Ты заявляешь какие-то безумные идеи. Как я должен это понимать? Брин что-то хотела ответить, но остановилась и потупила взгляд. Синдбад прислонился головой к ее лбу, а потом два мягких поцелуя остались на ее закрытых веках. Она робко приоткрыла губы, когда почувствовала осторожное касание к ним, но потом засомневалась, отвернулась, и мелкие поцелуи покрыли ее щеку.       — Брин, у тебя все осталось в прошлом и у меня. Ты же ведь понимаешь это, — ласково сказал Синдбад, боясь уколоть Брин болью от неправильных слов. — И я хочу, чтобы ты со мной чувствовала себя свободно. Надо же как-то жить дальше.       Брин беззвучно вздохнула и посмотрела на моряка.       — Я понимаю, но я не могу в один миг все забыть, — она положила руки ему на плечи. — Ты мне дорог, Синдбад, очень. Я доверяю тебе все. Почти. Но ты другой. Ты не такой, как Дермот. И вот ты мне часто говоришь… О наших отношениях. И я не понимаю, как мне воспринимать тебя ближе, чем близкого друга, если я иногда могу увидеть тебя с девушкой, с которой ты… общаешься, как со мной. Дермот так не делал. И если он говорил, что уходит к Дубару, то он действительно уходил к нему, а не на прогулку на конях со своей новой знакомой.       — Брин, но эти девушки ничего для меня не значат.       — Тем более, Синдбад, если они ничего для тебя не значат, зачем разбивать им сердце?       — Почему ты за них беспокоишься?       Они отпустили друг друга.       — Я не беспокоюсь за них.       — А что тогда? Я тебя сегодня вообще не понимаю, — немного громче произнес Синдбад и недоуменно пожал плечами.       — Все, давай не будем. Если мы так продолжим, то поссоримся.       Капитан нервно выдохнул и, поставив руки на пояс, отвернулся и посмотрел наверх. Вокруг луны кучились облака, и в их промежутках, заполненных черным небом, у него получалось разглядеть чудовищ.       Когда он снова посмотрел на девушку, которая все это время равнодушно наблюдала за ним, сложа руки, то сказал:       — Я могу тебе точно сказать, что этот Дермот был вообще не серьезен в плане отношений.       Брин рассмеялась и спросила:       — Ты на меня обиделся?       — Нет, — хладнокровно ответил он. — Просто ты всегда с таким благоговением говоришь о нем, как будто он идеален. А во мне постоянно находишь какие-то изъяны.       — Тебе кажется. Когда я говорила о том, что в тебе что-то не так? Сейчас? Но я сказала тебе правду. Тем более Мейв уже говорила тебе об этом, и ты не обижался на нее. Если ты не можешь слышать его имя, ты мог бы мне об этом сказать. И когда ты спрашиваешь, что со мной происходит, ты что хочешь услышать? Правду? Или мне нужно придумать что-нибудь и сказать, что у меня все хорошо?       Ровный голос девушки умолк. Синдбад воздержался от ответа, потому что чувствовал, что так же спокойно, как он говорил до этого, продолжить не сможет. Они напряженно смотрели друг на друга.       — Когда мы уходим? — спросила Брин, не сводя глаз с Синдбада.       — Не знаю, — безразлично бросил он.       Брин была уверена, что хотя бы предположительно он знает, когда они отправятся в путь, но поняла, что он не хочет с ней разговаривать, да и у нее особого желания делать это не было, поэтому не сказав ни слова, она ушла, а Синдбад только проводил ее взглядом.       Зайдя в дом, Брин сказала, что устала и не сможет посидеть вместе с Арлиной и Мейв, которые прежде команды узнали о новости от Дим-Дима. Девушка прошла к себе в комнату и, не расстилая постель, упала на нее. Слезы подступали к ее глазам, сжимали горло, но она слышала какие-то шорохи около своей двери и пыталась успокоить себя, чтобы не заплакать. Вошла Мейв со светильником и поставила его на стол так, что он полностью освещал лицо Брин. Девушка подвинулась к стене, и Мейв села рядом с ней. Поглаживая Брин по руке, она сказала:       — Вы всегда можете вернуться сюда. Мы будем стараться вам помогать в плавании своими силами, будем стараться, чтобы черная магия не смогла вмешаться в ваши судьбы. А из Сопары вас уже сможет переместить телепорт Дим-Дима. Так что не переживай, мы видимся не последний раз.       Мейв улыбнулась, а Брин на мгновение закрыла глаза в знак согласия и благодарности за поддержку, в которой она не нуждалась.       Ее оставили одну. Она переоделась и легла в кровать, думая, что как-нибудь получится заснуть. Девушка ворочалась, пыталась лежать в обнимку с подушкой, потом ей показалось, что в комнате слишком жарко, она встала открыть окно и поняла, что ей совсем не хочется спать. Брин села на подоконник, свесив ноги наружу. Длинная ночная рубашка колыхалась на ветру. Одна она совсем не спасала от веяния остывшего воздуха, поэтому Брин накрылась одеялом и продолжила сидеть. Делать было нечего, девушка пересчитывала звезды на небе, пока из соседнего дома кто-то не вышел. Она быстро узнала человека, это был Синдбад. Брин бросила одеяло на кровать, спрыгнула на улицу и пошла навстречу моряку, чувствуя ступнями каждый камушек и веточку, намоченные росой после вечернего тумана. Капитан подбежал к ней, и они крепко обнялись.       — Я был не прав, — произнес он и зарылся лицом в ее взлохмаченные волосы.       — Я тоже.       — Не можешь уснуть?       Синдбад почувствовал, как она закивала.       — И я не могу.       Он положил ладони Брин себе на грудь и обхватил девушку руками, пытаясь защитить от холода.       — Мы отправимся послезавтра утром, — сказал Синдбад.       — Хорошо, — прошептала Брин.       Ей стало так спокойно, и она поняла, что еще немного, и она заснет на плече Синдбада.       — Уже поздно, — сказала она, не открывая глаз.       Капитан взял ее на руки, чтобы она не шла по влажной земле и подошел к ее окну, потому что входная дверь скрипела и они боялись кого-нибудь разбудить. Брин забралась в комнату и нагнулась над подоконником, чтобы поцеловать моряка в щеку. В этот момент Синдбад положил ладонь ей на шею. Девушка отдалилась от него и посмотрела в его глаза, которыми он водил по ее лицу. Капитан погладил большим пальцем ее ухо и попытался осторожно притянуть к себе, но Брин не хотела. Он отпустил ее и слегка улыбнувшись пожелал спокойной ночи. Девушка сказала ему то же самое в ответ и дождалась, пока он зайдет в дом Дим-Дима. Они помахали друг другу, и Брин закрыла окно.       Ранним утром через день их провожали всех селом. Им дали трех вьючных лошадей и отправили вместе с ними Кевина и еще двух жителей, которые должны будут вернуть животных обратно. Фермеры привели двух овец и козу, которых команда возьмет на корабль.       Арлина и Мейв не смогли сдержать слезы, и из-за них Брин было неловко стоять рядом с ними и мысленно радоваться расставанию. Позади них, в стороне, тихо плакала девушка, которая за все месяцы проживания команды в деревне часто пересекалась с Брин и спрашивала у нее про Синдбада. Брин было больно смотреть на нее, наивную и обманутую. Потом к ней подошел Синдбад, девушка кинулась ему на шею и разрыдалась, но так же беззвучно. Капитан только слегка похлопал ее по спине. Последним, что увидела Брин, было то, как к Синдбаду подошла мать девушки, назвала его ужасным человеком, и они все вместе отошли подальше. Брин не хотела знать продолжения этой истории, поэтому прекратила поглядывать в их сторону.       К ним подвезли телегу, в которую запрягли еще одну лошадь, а на телеге закрепили три бочки с вином.       Они долго прощались и обнимались, а после отправились в путь.       Несколько раз их настигали дожди, но они были не такими сильными, как те, с которыми пришлось повстречаться зимой, и быстро прекращались. Чем ближе путники подходили к морю, тем становилось теплее. Отцвели ирисы. Каменистые склоны покрывали пышные облака розмарина с нежно-фиолетовыми цветочками и желтой руты. Стелились по земле стебли чабреца. Где-то группами тянулись к небу яркие соцветия шалфея, покачивались раскрывшиеся головки дикого чеснока.       Из-за частых крутых подъемов лошади быстро уставали, приходилось идти медленнее и делать постоянные остановки, но это давало возможность дольше наслаждаться ароматом трав и великолепием природы.       Спустя полторы недели, пересёкши холмистые лавандовые поля, они добрались до моря.       Корабль ждал их. Он был в гавани один и с голыми мачтами выглядел грустно. Так же грустно было и всем, кто не верил в то, что они смогут выжить после этого плавания. Сутки экипаж готовился к отплытию: проверял рулевое устройство, осматривал борта, натягивал ослабевшие снасти, заполнял «Номад» водой и продовольствием.       Трюмы корабля были почти пусты, но по осадке «Номада» было трудно в это поверить. Толстый слой водорослей и морских обитателей, наросших на борта, проглядывался сквозь прозрачную воду. На тихом ходу корабль дошел до Аль-Ошбуни, где во время дневного прилива его посадили на мель, и к вечеру он уже почти лежал на левом борту. Большая часть экипажа очищала судно, остальные готовили на берегу место для отдыха. С ночным приливом почти весь имевшийся груз моряки перенесли на правый борт и после недолгого сна продолжили работу утром. Закончив с этим, они просмолили внешнюю обшивку, спустили «Номад» на воду и поставили его на якорь.       Корабль опустел. Все матросы отказались идти в рискованное плавание, и Синдбад не стал им противоречить и пытаться их вернуть, даже при неудачных попытках завербовать новых. В Аль-Ошбуни они не нашли ничего, что могло бы им помочь преодолеть намеченный путь. Все моряки наоборот припугивали команду неистовыми штормами, которые часто бушуют в Западном океане. Это еще больше портило Синдбаду настроение, которого и без того не было. Никто не хотел умирать, и капитан бы отказался от этого плавания, если бы не его обещание Дим-Диму. Из местных старых моряков никто не желал рассказывать ему о своих открытиях, делиться опытом и показывать какие-либо карты. Капитаны, для которых первостепенным делом было овладение новыми землями, не верили, что Синдбад отправляется вокруг Африки не с этой целью. Они боялись, что он опередит их в их намерениях и не желали ему добра. Постепенно неприязнь к Синдбаду перетекала во вражду, и в городе его часто встречали люди, грозившие сжечь «Номад» или убить капитана, но только почему-то все они медлили с осуществлением своих планов.       Спустя несколько дней Синдбад проверил готовность «Номада» к отплытию. Он был на корабле один, остальные ушли за водой в город. Капитан не посылал с ними Брин, но видел, как она зачем-то спустилась в одну из лодок и отправилась на берег вместе с экипажем. Вчера он купил ей чернила, но не смог отдать, потому что привратники не хотели так поздно выпускать его из города, а пока он с ними договаривался и добирался до «Номада», все уже спали.       Синдбад зашел в каюту Брин и, подойдя к столу, повернул ключ замка от выдвижного ящика. Он хотел поставить внутрь чернила, чтобы во время качки они не свалились, и увидел лежащие там исписанные листы. Капитан понимал, что он не должен это брать, а тем более читать, но он достал листы:       «15 февраля 960 года.       Дермот, я за сегодня так устала, что у меня рука не хочет держать перо, но я не могу уснуть. Сегодня ровно три недели, как мы не виделись. Ты не представляешь, как я скучаю и плачу каждый день. Когда я вечером прихожу в комнату и смотрю на пустую кровать, то я всегда думаю, что на ней мог бы быть ты. Почему я не помню своего прошлого, но помню тебя? Что мне сделать, чтобы все оказалось наоборот? Твое письмо я храню под подушкой. Твоя мама его уже читала, и я не боюсь, что она случайно может увидеть его. Мне кажется, она уже всем рассказала о том, что ты мне написал. Не понимаю, зачем она это делает. Дермот, мне это не нравится.       Я целую твое письмо и снова плачу. Когда же это уже прекратится? Сколько можно? Я устала. Помоги мне, Дермот, помоги! Вернись, обними меня, поцелуй, вернись, прошу тебя! Я так мечтаю о том, чтобы ты оказался рядом со мной, чтобы нам вместе было бы так же хорошо, как и раньше. Как я хочу прижать тебя к себе!       На улице опять идет этот ужасный снег и воет ветер. Теперь я точно не засну. Еще и через окна дует. У меня горит камин, а в рамы мы с твоей мамой запихали ножом разных тряпок, но это не сильно помогает. Даже когда пол-окна завалено снегом, через нижние щели все равно дует ветер. Я не понимаю, почему это происходит. Надо спросить у Фаруза. Может быть, размышления об этом отвлекут меня от мыслей о тебе?       16 февраля 960 года.       Мне одиноко. После вчерашней записи мне стало немного легче, но мое чувство одиночества никуда не исчезло. Я очень-очень-очень сильно скучаю по тебе. Я прикладываю к сердцу твое письмо, но мне становится только тяжелее. Напиши мне что-нибудь еще, пожалуйста. Напиши о том, как ты, все ли у тебя хорошо? Где ты сейчас?       17 февраля 960 года.       Дермота уже не вернуть. Его сердце не принадлежит мне, а мое — ему. Когда я уже наконец-то успокоюсь. Он не вернется! Не вернется! Зачем я о нем постоянно думаю? У него все хорошо. Он ушел и радуется жизни, а я хочу, чтобы на меня сошла снежная лавина».       Брин делала записи каждый день. Синдбад пролистал несколько страниц и на одной заметил свое имя:       «20 апреля 960 года       Сегодня я снова взяла меч и мы с Синдбадом проверяли, насколько хорошо сохранились наши навыки. Наконец-то я смогла на время выбросить Дермота из головы, пока мы тренировались. Но потом, не знаю, сколько времени прошло, я снова подумала о том, что он уже не вернется, и Синдбад чудом успел остановить меч. Я была сконцентрирована на совсем другом, не понимаю, как мне в голову мог прийти Дермот. Синдбад сказал, что я сошла с ума. Он испугался и начал на меня злиться. Потом мы решили пойти домой, и он всю дорогу меня ругал, а когда мы подошли к дому, он меня обнял, и я до вечера еще думала, что хоть кому-то я нужна. Почему до вечера? Потому что вечером я увидела Синдбада с новой девушкой. Здесь, в селе, был праздник, и мне об этом тоже говорили, утром Синдбад меня звал на него, но я совсем не хочу никаких праздников. И, по-видимому, окончательно поняв, что я не пойду, он нашел себе другую. Он шел и обнимал ее. Он даже никогда не пытается это скрывать. Из-за этого я уже несколько часов не могу успокоиться. Я закрыла окно, потому что эта глупая музыка до сих пор звучит на улице. Сейчас еще все напьются, а завтра целый день будут спать. Пусть Синдбад тоже напьется. Не хочу, чтобы он завтра приходил ко мне. Пусть напьется и будет трезветь всю неделю.       21 апреля 960 года.       Какой же я ужасный человек! Сегодня рано утром Арлина попросила меня отнести Дим-Диму и Кейпре пироги, которые мы с ней сделали. Я не могла спать всю ночь, поэтому мы вместе с Арлиной всю ночь готовили тесто. Я пошла к Дим-Диму. Он сидел за столом со своей женой, Дубаром, и там еще сидели маленькие дети. Кейпра спросила у меня, где Синдбад. Я была так удивлена, что она еще не понимает, где может быть Синдбад. Еще я злилась на него после того, что увидела вчера вечером, и я, честно, не знаю, зачем я это сделала, но я ответила Кейпре: «Наверное, у своей любовницы». Все на меня так странно посмотрели.       Ну зачем я это сказала? При Кейпре, при Дим-Диме, при детях. Зачем? Когда я вышла из дома, мне стало так стыдно, хотя я считала, что сказала правду. На обратном пути я встретила Синдбада. Оказалось, что он ходил за водой на реку. Я понимала, что виновата перед ним, и боялась, что сейчас он зайдет в дом, ему все скажут, и после этого он будет думать, что я его ревную. А я не ревную его. Мне просто не нравится, как он иногда поступает.       Сегодня он заходил ко мне, но ничего на эту тему не говорил. Я должна была попросить у него прощения, но я не смогла. Хотя, он тоже не всегда у меня просит прощения. Ладно, не буду брать с него пример. Я постараюсь сделать это завтра.       22 апреля 960 года.       Сегодня я опять видела Синдбада с той самой девушкой. Желание просить у него прощение отпало».       Синдбад открыл последнюю запись:       «20 июня 960 года.       Сегодня Синдбад, наконец, нашел нам новых матросов. Не знаю откуда, но, по-моему, он выгреб весь сброд этого города. Теперь наш экипаж составляют пять бродяг, которых по ночам выгоняли за ворота, и они пытались проникнуть на корабли, стоящие в этом порту, шесть бывших тюремщиков и три сбежавших от своего хозяина раба. Они никогда не были в море и не знают ни узлов, ни названия снастей. Как мы будем с ними управлять парусами? А если они все разом слягут с морской болезнью?       Один из них, хоть и седой, но такой смешной. Ему кто-то сказал, что рисунок свиньи на ноге поможет пережить кораблекрушение, поэтому он побежал сегодня утром в город, но, видимо, он посчитал, что на ноге его свинья будет иметь незначительные размеры, поэтому он нарисовал ее себе на спине.       С Синдбадом сейчас лучше не общаться. Он собирался сегодня в город, и я попросила его купить мне чернила, потому что вдруг эти закончатся, не буду же я у него брать. Из-за этого плавания Синдбад все время недовольный, и он спросил, что за ерунду я прошу, зачем мне это, что я собираюсь с ними делать. Пить я их собираюсь. Я не думала, что он будет докапываться. А я не хочу ему объяснять, что пишу все это каждый день. Я знаю, что дело не в деньгах, и не в том, что ему не охота заходить за чернилами. Его просто все отговаривают плыть, поэтому он переживает и иногда срывается на нас. Я понимаю его состояние, но, похоже, он думает, что мы не переживаем. Синдбаду капитаны других кораблей говорят, что он дурак, что он ведет всех на смерть, что как такой, как он, может принимать такие глупые решения. Я хотела как-то его поддержать и сказала, зачем он так беспокоится, ведь, во-первых, Дим-Дим имеет с нами связь, и он тоже будет нам помогать, а во-вторых, Синдбад и так сделал все от него зависящее. И что он мне на это ответил? Он ответил: «Знаешь, почему я беспокоюсь? Потому что я привык сначала думать, а потом делать, а не наоборот, как ты». У меня после этого вообще дар речи пропал. Я решила, что с ним лучше ни о чем не разговаривать и ни о чем не просить. Завтра мы с Фарузом пойдем покупать мне чернила. Все равно завтра все уйдут за водой, а я не хочу оставаться с Синдбадом один на один. Эти ссоры заставляют меня еще больше думать о Дермоте. Совсем непривычно находиться здесь, на корабле, уже почти три недели и ни разу не произнести его имя и не услышать его голос. Я думала, что начну его забывать, но нет. В моей душе, кажется, всегда будет уголочек для Дермота».       Последнее предложение еще несколько раз прозвучало в голове Синдбада. Он собрал листы и сложил все как было в ящик. Принесенные чернила он тоже забрал, чтобы Брин не подумала, что он был в ее каюте. После этого капитан почувствовал себя редким подлецом и пытался утешиться тем, что прочитал малую часть написанного.       Когда вернулась одна лодка и первые бочки воды были доставлены на борт «Номада», Синдбад отправился на берег вместе с матросами. В две другие лодки возвратились все остальные члены экипажа, кроме Брин и Фаруза. Они познакомились с мореплавателем, который был готов рассказать им о своих попытках пройти на юг по Западному океану, и были приглашены к нему домой. Синдбад предполагал, что это надолго. Он был нужен на корабле, поэтому ему пришлось вернуться и контролировать работу матросов.       Вечером капитан закреплял на верхней палубе деревянные коробки и увидел возвращающихся Фаруза и Брин. Он спустил им трап и подал девушке руку. Фаруз, которому обычно не терпится поделиться новыми знаниями, в этот раз не торопился с новостями. И только ступив на борт, ученый сказал, что ничего нового они не узнали. Их немногословность настораживала Синдбада. Он стал уверенным в том, что они что-то скрывают, когда Фаруз предложил пройти два дня пути на запад, а потом уже повернуть на юг, никак это не обосновывая.       — Почему мы не можем пойти вдоль берега, хотя бы на таком расстоянии, чтобы видеть его в твой магноскоп? — спросил капитан.       — Так опаснее. Где-то на побережье Сахары, нам сказали, есть место, которое здесь называют «Дальше пути нет». Все, кто туда ходил, не вернулись. Этот моряк утверждает, что там конец света. Я пытался ему доказать, что конца света нет, потому что Земля — шар, но он не верил. Не думаю, что он старается нас напугать, потому что я сам часто слышал об этом месте, только все называли его по-разному, причем я слышал о нем не только здесь, но и в Багдаде.       — А что тогда насчет финикийцев, которые обогнули Африку?       — Ну да, обогнули. Мы с Ронгаром верим этому. Может быть, они это тоже сделали не с первой попытки. Может, они шли по открытому океану или шли сначала по суше, потом — на кораблях. Не знаю. Я никогда не был в западной Африке, мне трудно предполагать. Но это место, из которого никто не возвращается, лучше все-таки обойти.       — А вам не рассказывали, что происходит с теми, кто пытается пройти на юг? Почему оттуда не возвращаются?       — У них есть версия, что корабли сжигает океан, как только чувствует приближение моряков, но это не может быть правдой. Вода не может гореть сама по себе, если только на ней разлить масло или нефть, а кто будет это делать? Этот моряк говорит, что они чувствовали жар, когда подходили к крайней точке, до которой плавание безопасно, но почему он не учитывает то, что этот жар может быть просто горячим ветром с Сахары? Нет, там нет никакой магии и никаких чудовищ, скорее всего только неблагоприятные ветры или течения и подводные рифы.       — В общем не стоит туда соваться.       — Да.       — Вы молодцы, и я рад, что этот моряк захотел поделиться своими знаниями с вами, — Синдбад положил руки на плечи Фаруза и Брин и слегка сжал их.       — Пойду расскажу об этом Дубару и Ронгару, — сказал Фаруз.       — Давай.       Ученый ушел, Синдбад обернулся ему вслед и увидел, что Брин пошла за Фарузом.       — Брин, — произнес капитан и подошел к девушке. — То, что я сказал тебе вчера…       — Да ладно, Синдбад.       — Нет. Прости меня.       Взгляд Брин смягчился, и она улыбнулась.       — Я не обижаюсь.       — Я знаю, что ты можешь сказать, что не обижаешься, но потом еще долго будешь держать это в голове.       — Не буду, — нежно сказала она.       — Не будешь?       Брин поцеловала Синдбада в щеку, чего он точно не ожидал, и тихо успокоила:       — Не переживай.       Синдбад погладил девушку по голове.       — Мы уходим завтра утром, если не предвидится шторм.       — Хорошо.       Румина смахнула со стола плоское золотое блюдце, из которого выплеснулась вода.       — Ненавижу наблюдать за тем, как кто-то мирится, — она встала, закинув за спину один конец красного шелкового палантина.       — Что же ты так неаккуратно обращаешься с посудой? — произнес Скретч, сидевший на другой стороне стола и мерно потягивающий непонятного состава коктейль.       — Они надеются на успешный исход своего плавания, — медленно обходя маленькую пещеру, сказала ведьма. — Успешного исхода не будет.       — И что ты собираешься придумать на этот раз?       — Классическую проблему любого моряка.       — Шторм?       — Ты очень догадливый.       — У-у-у, как скучно.       — Ну предложи что-нибудь поинтереснее.       — Ладно, учитывая, что шторм будет от тебя, я думаю, я не разочаруюсь. Акулы тоже. Румина продолжила маячить перед глазами Скретча.       — Раздумываешь над чем-то еще? — полюбопытствовал дьявол.       — Я вот думаю, мне убить их вместе или по отдельности? Отец не хочет отдавать мне дом в Альпах и половину своего имущества.       — Такого я еще от него не слышал.       — Как же? Ведь эта часть принадлежит его младшей бедненькой доченьке-неудачнице, — с притворной жалобностью проговорила Румина.       Ее взгляд зацепился за Скретча, и она остановилась.       — Ты должен мне помочь.       — А что мне за это будет?       — А что ты хочешь?       Скретч задумчиво погладил бороду. Румина напряженно ожидала его решения.       — Твоей сестры будет достаточно. Только она нужна мне живой.       После такого ответа ведьма облегченно выдохнула, а потом лукаво усмехнулась, слушая свои коварные мыслишки.       — Так будет даже лучше. Синдбаду и всей его команде так нравится жертвовать собой ради друг друга. Глупенькие. Сначала я пошлю им шторм, заберу Брин, и после они лягут в дрейф, в котором будут мучительно умирать от голода, жажды и от потери их любимой подружки. Мне нужна будет часть твоих сил для вызова шторма.       — Мы не оговорили один момент. Ты же не сможешь проникнуть к ним на корабль. Он защищен.       — А для чего мне, по-твоему, заклинания? Я их начну, а Брин закончит.       Корабль из порта Аль-Ошбуни провожали с печалью. Многие капитаны других судов мысленно желали Синдбаду того, что никогда бы не осмелились сказать ему в лицо. Другие с сочувствием смотрели на экипаж «Номада», зная, что живыми до родных берегов они не дойдут. Если их не убьют голод или шторма, то убьет цинга. Простые люди при расставании с кораблем хлопали и свистели из-за радости от того, что те бандиты, которых Синдбад выбрал для плавания, наконец-то перестанут приносить бедствия городу и наконец-то получат возмездие за свои преступления в виде смерти. Некоторые плакали и заранее скорбели о смерти дружной команды корабля. Распрощавшись с городом, корабль взял курс на запад, в открытый океан.       Заканчивались первые сутки рискованного плавания. Они оказались не очень утомительными, поэтому те, кто сдал вахту, еще не спали. Дубар и Ронгар остались на ночную смену, потому что не могли оставить управление кораблем неопытным матросам. Дубар стоял у руля, Ронгар — рядом с ним, чуть позже к ним присоединились остальные.       — Я тут подумал, — начал до сих пор молчавший Фаруз, — Если жениться на дочерях тех капитанов, которые нам не захотели показывать карты с их открытиями, то мы бы эти карты могли бы получить в наследство.       — В наследство? — с улыбкой переспросил Синдбад. — То есть ты предлагаешь жениться и убить их отцов? «Хорошая» стратегия.       — Давайте не будем о смерти, — попросил Дубар.       — Хотя, знаешь, если говорить только о некоторых девушках, этот вариант кажется и не самым плохим, — мечтательно глядя в даль, сказал капитан. — Помнишь, Фаруз, ту, которая нас проводила к колодцу?       Дубар закатил глаза от их диалога.       — Богиня!       — Да-а!       — Ну и остался бы с ней, — сказала Брин, осуждающе взглянув на Синдбада.       — Если мы когда-нибудь вернемся сюда, я подумаю над твоим советом.       Девушка отвернулась с серьезным лицом, намекая на то, что ей не нравятся их шутки. Синдбад легонько толкнул ее локтем, и Брин снова посмотрела на него, сдерживая улыбку.       — А этот океан не так уж и плох, — обводя глазами водные просторы, отметил капитан. — За целый день ни мели, ни рифов, ни пиратов.       — Ты сейчас договоришься, — снова возмутился Дубар.       — Пираты не пойдут туда, где не получат гарантированную прибыль. Зачем им эти места? Кого здесь грабить? — вспоминая свою пиратскую карьеру, успокоила девушка.       — Хоть что-то радует, — сказал Синдбад. — Кстати, как там наши салаги?       — Никакой дисциплины, — пожаловался Дубар.       — Я заметил.       — За ними приходится переделывать почти все узлы, если они их завязывают без нашего контроля. Сегодня делали оверштаг, так они шкоты вместо того, чтобы травить, начали выбирать. А если будем делать фордевинд, то с ними вообще без такелажа останемся.       — Да, за ними нужен глаз да глаз, а то так недоглядишь, и у них вместо оверштага оверкиль получится. А это куда хуже порванных снастей.       Брин встала с планширя, на котором сидела рядом с Синдбадом, и настороженно осмотрелась. Капитан поднялся вслед за ней и спросил:       — Что?       — Будет шторм.       — Шторм? Какой шторм? Небо совсем чистое. И волны, посмотри какие. Ни зыби, ничего.       — Нет, — тихо ответила она и покачала головой.       Потом девушка повернулась к команде и добавила:       — Нужно оповестить всех об этом. Кто-то использует магию, чтобы нас убить. Дим-Дим… — она закрыла глаза, почувствовав приток белой магии, подступившей к «Номаду». — Он пытается этому противостоять, но черная магия как будто имеет бесконечную силу. Откуда это? Я не понимаю. Как такое может быть?       — Не знаю. Будем разворачиваться. Не известно, что этот океан скрывает впереди. Пойдем назад, но хотя бы по проверенному курсу. По местам! К повороту фордевинд!       — И зачем мне только стоило вспоминать о нем? — проговорил Дубар.       — Да ладно тебе, ветер не такой сильный.       Только Синдбад успел это сказать, как налетел ураганный ветер, низкие тучи застлали небо, а корабль оказался подхваченным крутой волной. Все успели ухватиться за что могли до того, как «Номад» носом вниз устремился к подошве волны, потом врезался в нее, экипаж забрызгало, и по всей палубе прокатилась вода. Команда понимала, что нужно как-то пробраться в трюм, чтобы достать оттуда ткань и задраить люки, но корабль скакал по волнам, представлявшимся с борта «Номада» отвесными скалами, его кренило из стороны в сторону, что всем оставалось только удивляться тому, как их судно еще не затонуло. Отпустить снасти — означало быть смытым за борт, но делать оставалось нечего и Синдбад и Ронгар пытались рискнуть. Свирепствующий ветер создавал в глазах резкую боль. Дышать воздухом, наполненным брызгами, было трудно, особенно когда на такую возможность давались доли минуты в промежутках между новыми потоками бурлящей воды, обрушивающейся на палубу.       Брин волна протащила по палубе в сторону носа, пока девушка не ударилась о принайтованный груз. Она схватилась за фальшборт в том месте, где к нему был привязан трос от паруса, и за то мгновение, в которое Брин могла держать глаза открытыми, она заметила, что у него нет ходового конца. У него вообще не было конца, как и у соседнего узла. Ей стало очевидно, что все это проделки хозяина этого шторма. Но новая особенность бегучего такелажа не беспокоила Брин: все равно в такую погоду работать с ним не возможно, только перерубить, но у нее под рукой не было топора. Сейчас она как никогда жалела, что не обладает навыками телепортации и не может переместиться в трюм и обратно, чтобы принести все необходимое для сохранения жизнеспособности корабля. Новый столб воды, окативший Брин, заставил ее отбросить мысли о своих способностях. Она попыталась встать. Ей показалось, что нос корабля стал взлетать куда выше, чем было до этого. Оглядываться на высоту волн Брин не хотела, ей было достаточно того, что она почти повисала на снастях, когда «Номад» пытался взобраться на водяную гору. Девушка видела Синдбада, который едва держался на ногах, но пытался подойти к ней, а потом понял, что ему, как и всем остальным оставалось только покрепче держаться за что-нибудь и надеяться, что это что-нибудь не оторвется и не улетит в море в качестве дани Посейдону.       Несколько часов до рассвета корабль мотало во всевозможных направлениях. Те матросы, которые сначала находились на нижней палубе, заколотили люки снизу шкурами, а потом спустились в трюм для откачивания воды. Когда буря утихла, Синдбад похвалил матросов за сообразительность. К большому удивлению экипажа, за борт не смыло никого из людей, только весь палубный груз. Все паруса и весь рангоут были на месте. Это казалось странным, но команда начинала догадываться что к чему.       Шторм наполовину утих. Синдбад предполагал, что их за ночь отнесло далеко на запад. И сейчас настало самое время сменить курс. Ронгар поднял румпель, который медленно болтался из стороны в сторону при крене «Номада», и почувствовал, что он слишком легко вращается в его руках, а корабль не поворачивается. Мавр опустил руль обратно и подошел к Синдбаду, который вместе со всеми пытался разрубить канаты, но в тот момент, когда канатов касалось лезвие мечей, они превращались в цепи.       — Бесполезно, — сказал капитан. — Их не берет ни меч, ни огонь.       Он посмотрел на подбежавшего к нему Ронгара и внимал его жестам.       — У руля сломалось перо? — спросил Синдбад и, обреченно выдохнув, опустил голову.       — Но я могу помочь починить, — вдруг раздался ответный голос, который узнали все.       Это была Румина. Команда огляделась, но ведьму нигде не заметила, а бархатистый голос продолжил говорить:       — Как вам ваше коротенькое приключение?       — Что тебе надо, Румина? — равнодушно задал вопрос капитан.       — А ты уверен, что отдашь мне это?       Синдбад промолчал, а Румина злобно рассмеялась. И возникла на фоне неба и океана, как когда-то возникла во время плавания «Номада» к острову Слез, сконцентрировав на себе взгляды всех моряков.       — Мне нужна Брин, только и всего. Если отпустишь ее, то я верну тебя к берегам Африки и, клянусь, не буду больше приставать.       — Ну уж нет.       — Почему нет? А может быть, спросим Брин?       — Слушай, ведьма, если тебе стало скучно, то можешь сходить в любой кабак и развлечь там посетителей. Такие, как ты, там приходятся по вкусу, — заступился Дубар.       — Будем считать, что я этого не услышала. Ну так что? Я могу продолжить играться с вашим корабликом или вы все-таки пожелаете спастись?       — Если ты действительно оставишь «Номад» в покое, то можешь меня забрать.       Синдбад обернулся на Брин. Она стояла у другого борта, и он уверенно направился к ней.       — Тогда повтори мои слова: «Я стану пленницей твоей свободной волею своей».       — Я стану пленницей тв… — спешила проговорить девушка, но подоспевший Синдбад быстро развернул ее к себе спиной и, обхватив одной рукой, другой зажал губы ладонью.       Румина стиснула зубы, но потом продолжила:       — То есть ты, Синдбад, выбираешь свою смерть и смерть всей твоей команды?       — Мы все лучше выберем смерть, чем отдадим тебе кого-то из нас, — сказал Фаруз.       — Как хотите. Только из этого океана вам не выбраться теперь никогда.       После этих слов ведьма испарилась. Все внимание, которое моряки отдавали ей, они перевели на Брин. Девушка выглядела крайне подавленной. Только недавно на ее сердце стала затягиваться рана от предыдущей превратности, как судьба нанесла ей новую. Синдбад прижал Брин к груди.       — Турок обманывал меня. Он сказал, что в жизни больше никогда не причинит ни мне, ни вам несчастий. Ты был прав, Синдбад, когда говорил, что мне стоило остаться в Альпах. Я не послушала тебя, я думала только о себе. Я не подумала, что могу навлечь на вас беду.       — Ты думаешь, Румина не нашла бы повода привязаться к нам в том случае, если бы мы пошли без тебя? — подняв голову девушки со своего плеча, с улыбкой сказал Синдбад.       Стоящие позади него Фаруз, Ронгар и Дубар закивали, поддерживая капитана.       — Ну сломала она нам руль, заколдовала паруса. Может быть, она думает, что так мы не сможем повернуть назад? Она ошибается.       Синдбад отпустил Брин и высунулся за борт, взглянув на расходящиеся от него волны.       — Нам хватит скорости для разворота, — сказал он команде. — Надеюсь, хватит и глубины. Отдайте носовой якорь с правого борта.       Дубар и Ронгар направились к якорю, и через некоторое время он лег на дно. Когда якорный канат был полностью вытравлен, «Номад» кормой описал полукруг и, снова набрав ход, пошел в обратном направлении.       Экипаж радостно переглянулся, но это было ненадолго. Из ниоткуда раздался зловещий смех Румины, после чего ветер стал дуть с неимоверной силой, что корабль пошел кормой вперед, сначала увлекая за собой якорь, а потом и вовсе потеряв его. Высота волн снова стала нарастать, причем с такой скоростью, что вскоре впереди кормы показалась водяная стена. Медленно у нее завивался острый гребень, медленно вспенивался, превращаясь во что-то похожее на кучевое облако. Все понимали, что этот океанский монстр их убьет. Он прижмет их к палубе так сильно, что раздавит всех моментально. И это будет только в лучшем случае.       — Румина! — закричала Брин. — Румина, забери меня, сделай со мной все, что захочешь. Только прошу тебя избавь остальных от такой участи! Умоляю, избавь!       — Поздно, — прозвучал короткий ответ, и корабль накрыло.       Под многометровой толщей воды, среди подводных валунов и водорослей, куда еще мог проникнуть солнечный свет, стоял трон. На нем восседал мужчина, обернутый в серый гиматий, с длинной седой бородой, которая развевалась течениями воды, словно ветром. В правой руке он держал трезубец. Наверху, как птицы в небе, проплывали разноцветные рыбки, отбрасывающие тени на каменистое дно.       — Посейдон, снова нужна ваша помощь, — оповестила подплывшая русалка. — Затонул корабль в шторм. Это здесь, недалеко.       — В шторм? Я не посылал никакой шторм. Скорее всего, корабль погиб, потому что ему было так суждено.       — Шторм был послан не вами, а ведьмой Руминой.       — Когда же уже она перестанет насылать заклятия на мои владения? Я так устал вытаскивать корабли после ее работы.       — Посейдон, пожалуйста! На этом корабле находятся два человека с особым предназначением, им нельзя умирать! Они должны держать путь вокруг Африки, но шторм сбил их с курса, и только вы теперь можете помочь.       — О каких людях ты мне говоришь?       — Их зовут Синдбад и Брин.       — Синдбад! — Посейдон вскочил с трона. — Что же ты мне сразу не сказала, что затонул корабль капитана Синдбада? Показывай мне его.       Русалка поплыла в сторону «Номада», а Посейдон сел на дельфина, который повел и его к нужному месту.       Затонувшее судно лежало на боку. Океаниды, уверенные в помощи Посейдона, уже разыскали всех членов экипажа, которые в момент кораблекрушения находились на палубе, и принесли их к «Номаду».       — Отплывите все, — приказал Посейдон своим помощникам и встал один около судна.       Сконцентрировавшись на своих мыслях, он ударил трезубцем о дно, поверхность которого после удара раскололась, и корабль провалился в широкую раскрывшуюся расщелину.       Из воды «Номад» поднялся с голыми мачтами, сломанным фальшбортом, бушпритом и разбросанными по палубе кусками снастей. Спасенные океанидами моряки лежали без сознания на настиле. Шторма уже не было, но тучи по-прежнему висели над океаном. Два дня и две ночи корабль несла вперед неведомая сила, пока он не столкнулся с берегом. От резкого толчка экипаж стал приходить в себя, и тропический ливень помогал ему в этом. Медленно, ничего не понимая, все пытались встать, ощущая боль во всем теле и замечая на нем раны. Синдбад, едва приподнявшись, видел все как сквозь туман. Зажмурившись один раз, чтобы прояснить зрение, моряк понял, что лучше этого больше не делать: его голова заболела так, будто именно на нее свалился один из потерянных реев. Синдбад снова лег на доски, но ненадолго. Капитан вдруг начал вспоминать произошедшее и хотел убедиться, что уцелел не только он. Как-то встав на ноги, Синдбаду показалось, что он забыл, как на них держаться, но потом чувство равновесия вернулось к нему, и моряк уже мог открыть глаза и оглядеть палубу. Первым, кто попался ему на глаза, был Дубар. Он шел к Синдбаду прихрамывая, и капитан пошел ему навстречу.       — Брат, ты как? — спросил Дубар.       — Жив, — рассеянно ответил Синдбад и увидел, как Фаруз пытается привести Брин в чувство.       Ученый сидел рядом с ней на коленях и держал девушку одной рукой, а другую держал у нее на плече. Синдбад подошел к ним и опустился на палубу.       — Она жива, — сказал Фаруз.       — Брин, — тихо позвал капитан и, взяв девушку в свои руки, склонился над ней и ласково гладил ее по щеке.       — Я пойду осмотрю других, — произнес чувствующий себя не лучше Синдбада врач.       Капитан бросил на него мимолетный взгляд и вернул свое внимание девушке. Брин шевельнула головой, и Синдбад еще выше приподнял ее.       — Брин, — снова прошептал он у ее уха.       Девушка приоткрыла глаза и уперлась лбом в плечо моряка. Теплая вода струилась с его волос на ее щеку. Она что-то пробормотала, и Синдбад переспросил ее.       — Мы попали в штиль?       — Нет, нас прибило к берегу.       Брин, не веря его словам, посмотрела на Синдбада. Его лицо выглядело измученным, и она чувствовала, что ее выглядит так же. Девушка села и прямо перед ней открылась прибрежная полоса леса, который доходил чуть ли не до воды. Был ли это остров или материк, были ли там горы или только равнины — неизвестно. Даль скрывалась за пеленой дождя. Да и видимая даль не смогла бы дать им все ответы. Брин не могла не обратить внимание на потерянный рангоут и паруса, поэтому спросила:       — Как мы дошли сюда?       — Я сам не знаю. Я даже не знаю, что это за земля и где мы находимся. Мы все только что очнулись.       — Твоя рука, — заметив кровь, проступившую на длинном рукаве рубашки Синдбада, сказала девушка и легонько взялась за локоть пораненной руки капитана.       Моряк посмотрел на рану.       — Нужно перевязать, — забеспокоилась Брин.       — Ничего. Нужно посмотреть, как там матросы в кубрике. Живы или… — он опустил глаза, пытаясь придумать, как им придется продолжать путь в случае потери половины экипажа.       — Я могу пока выносить на берег все, что нам понадобится для ночлега.       — Нет, спустимся все вместе. Кто знает, может, сюда на рыбалку приходят аборигены. А лодки прячут где-нибудь в кустах, чтобы их не смыло приливом.       Она кивнула, и они встали. К ним подошли Дубар и Ронгар, с которыми они вместе потом спустились на нижнюю палубу и трюм. Кругом царил бардак. Все, что не было надежно закреплено, вывалилось из ящиков и соскользнуло со столов. Койки были сырыми из-за верхней палубы, которая от ударов сильных волн стала протекать. В отсеке трюма, где хранилась запасная парусина, тросы, канаты, блоки и прочие подобные принадлежности, все было перевернуто вверх дном. И вода во всем трюме стояла выше колена.       Матросы из кубрика выжили, животные тоже. Спаслась даже кошка, которую они взяли с собой из Генуи, чтобы она вместо Дермота ловила крыс. Но бóльшая часть провизии была испорчена. Надежда возлагалась только на местные плоды и на рыбу.       Взяв нужные инструменты, масло для костра и парусину для палаток, моряки сошли на каменистый берег с выступающими из земли валунами. Чтобы не проснуться утром в океане, пришлось расчистить территорию для лагеря среди деревьев, срубив траву высотой с человеческий рост. Пока одни ставили палатки, другие отправились спиливать сухостой. К ночи все было готово, и изнеможенный экипаж быстро провалился в сон.       У Брин была отдельная самая маленькая палатка, в которую она взяла корабельную кошку, и вместе с ней заснула под звук дождя. Но ей показалось, что ее отдых только начался, а кто-то уже пытается пробраться в ее маленькое жилище. Девушка открыла глаза и замерла с готовностью дать отпор любому недоброжелателю, который намеревается что-то совершить с ней в эту ночь. Но ее сила совершенно не потребовалась, когда на пороге показалась Румина с фонарем в руках. Кошка замяукала и загадочно исчезла. Ведьма коварно заулыбалась и разбила фонарь о пол палатки. Масло из него вылилось, загорелось и заставило Брин выбежать на улицу, где она увидела связанного Синдбада, которого Скретч волок в воду по камням. Капитан стонал от боли. Острые камни царапали ему спину и наверняка разорвали рубашку. Брин схватила саблю Синдбада, которая осталась у костра под тентом и, догнав Скретча, попыталась перерезать ему шею, но за мгновение он удалился от нее настолько, что лезвие разрубило только воздух.       — Ты отказалась идти со мной, — прозвучал Руминин голос.       Но Брин ни к чему было обращать на него внимание. Она пыталась бежать за Синдбадом изо всех сил, но у нее не получалось даже сдвинуться с места. И закричать Ронгару, Дубару и Фарузу тоже не получалось, как будто она потеряла голос. Девушка обернулась на Румину, та уже стояла около нее и сразу схватила Брин за плечи и уложила на землю, начав душить.       — Ты ответишь мне за все! Это твоя плата за непослушание мне. Запомни это! Запомни на всю жизнь! Ты будешь мучиться теперь от этого всегда. И тебя оставят здесь одну, продадут в рабы неграм, как негров продают арабам. Потому что такая ты никому не нужна.       Румина встряхнула девушку последний раз, бросила на землю и испарилась вместе со Скретчем и Синдбадом. Только теперь Брин смогла подбежать к воде и кинуться в нее, чтобы нырнуть за Синдбадом, но вдруг вода в океане забурлила, и из нее поднялся столб, превратившийся в Малу.       — Уже не нужно. Ты опоздала, Брин, — строго произнесла Мала. — Мой сын теперь со мной.       Брин, не веря в случившееся, замотала головой и попятилась. Это продолжалось до тех пор, пока она не врезалась спиной в человека. Повернувшись, в свете луны, девушка распознала в человеке негра. Он широко улыбнулся ей и уронил ладонь на плечо. Его рука показалась ей такой тяжелой, что Брин не могла стоять и опустилась на колени, но даже так что-то продолжало прижимать ее к земле. Она снова попыталась кричать, но ничего не выходило. Кругом зажглись костры, заиграли местные песни. Брин зажмурилась от ужаса, хотела ударить негра, но ее руки не поднимались. Абориген толкнул ее, и девушка упала на спину.       Снова ей послышался шум дождя, песни умолкли, сияние костров уже не проходило сквозь опущенные веки. Девушка быстро села на землю и открыла глаза. Кругом царила непроглядная темнота, лишь между половинками полога палатки стояла тонкая линия света. Спокойствие, наполнявшее эту обстановку, дало ей время отдышаться и понять, что это был всего-навсего сон.       Брин знала, что заснуть после такой истории вряд ли получится, поэтому она вышла на улицу и встала под тентом, где караулил костер Синдбад. Он сразу обратил на нее внимание.       — Брин?! — удивленно произнес капитан. — Ты чего не спишь?       — Можно я посижу с тобой?       — О чем ты спрашиваешь?!       Девушка села рядом с ним на бревно и сразу обняла моряка.       — Что такое? Что случилось? — прижимая ее в ответ к себе, тревожно спросил капитан.       — Мне такое приснилось!       — Ой, Брин, — пренебрежительно ответил он, успокоившись, что ничего серьезного не произошло. — Сны — это такая ерунда. Забудь.       Синдбад чувствовал, как колотилось от испуга ее сердце. Он приложился губами к голове Брин и погладил девушку по спине. Сквозь рубашку капитана проходил холод ее рук.       Потрескивающий костер выстрелил угольком, и Брин содрогнулась. Ее учащенное дыхание коснулось шеи Синдбада.       — Ну что ты, — мягко сказал он.       — Мне кажется, я схожу с ума, — ответила девушка и сжала в кулаке рубашку моряка.       — Успокойся, милая, успокойся. Все же хорошо. Я рядом.       Синдбад произнес это и замер, сам будучи в шоке от того, как непринужденно слетели с его уст эти ласковые слова. Брин немного разжала объятия, и он думал, что сейчас она попросит его никогда больше ее так не называть, вспомнит Дермота и опять уйдет, но она молчала, а потом коснулась губами его щеки. Синдбад нашел ее губы своими и слегка дотронулся до них, а потом они сплелись в долгом поцелуе и никак не могли оторваться друг от друга. Закончилось ли бы это чем-то более серьезным — неизвестно: воздух пронзил нарастающий свист, какой пришлось однажды услышать команде, когда странный летающий объект приземлился в одно из селений, мимо которого проходил «Номад». Ночь озарил серебристый свет, который становился ярче по мере усиления шума. Этот свет померк слишком быстро, и вслед за этим явлением одновременно послышался оглушающий грохот и земля встряхнула все, что на ней находилось. Тент повалился на костер и погасил его. Синдбад и Брин успели выбежать из-под него, чтобы посмотреть, что происходит в небе. Девушка прикрылась от света левой рукой и заметила, как ее браслет заиграл всеми цветами радуги. Она посмотрела на руку Синдбада, и у него было то же самое. Брин взялась за нее, чтобы показать ему это. Они ничего не понимали, но знали, что те, кто прибыл к ним, желают им только хорошего.