Наш мир не изменится

Небоскреб перед глазами чуть покачивался, перемигиваясь окнами. Ибо поднял голову, привычно цепляя взглядом нужный этаж. Родные окна зияли бездонными провалами. Губы искривила фирменная, на одну сторону, горькая усмешка. Иного в общем-то и не ждал. Подниматься в пустую квартиру не хотелось отчаянно, но надо совесть иметь. Люди из сопровождения нуждаются в отдыхе. Даже Ле Ле предвкушающе ухмыляется. Открыл дверь. Сделал шаг, нащупал выключатель. В ту же секунду дверь захлопнулась, погрузив его в непроглядную тьму и панику. А сам он был впечатан в стену. Запястья крепчайше перехвачены, пресекая сопротивление, губы самым безжалостным образом атакованы чужими. Хотя Ибо скорее умер бы, чтоб только они чужими не стали. - Гэгэ... - выдохнул он в поцелуй. - Мелкий гремлин - рыкнул тот в ответ. Спотыкаясь, путаясь друг в друге, переместились в спальню. Ибо едва не задохнулся от нахлынувшего ужаса, оставшись вдруг один. Но у изголовья кровати затеплился красный огонек бумажного фонарика, погружая комнату в нереальную ауру, по сравнению с которой темнота показалась уютным пристанищем. Вот теперь стоило начинать бояться по-настоящему. Алкоголь ли был тому виной или... Отвлекшись от созерцания огонька, к Ибо повернулся... Вэй Ин. И далеко не в лучшем расположении духа. Мрачный огонь почерневших глаз освещал хищно трепещущие ноздри и дьявольскую усмешку. Ибо нервно сглотнул, скользнув языком по враз пересохшим губам. И услышал хриплый приказ: - Раздевайся. Колени непроизвольно сжались, в паху нехорошо потянуло, но руки сами потянулись к пуговкам рубашки. Обжигающе смущаясь, будто не делал этого никогда, он освобождался от тряпичной скорлупы, и остался абсолютно беззащитен в своей обнаженности под угольно-черным взглядом, в глубине которого уже властвовало непреодолимое желание единоличного обладания. Ибо кожей ощутил ласку этого взгляда, по-хозяйски огладившего плечи, кубики пресса, спустившегося ниже, поджигая костер его замершего в неопределенности естества. Между изящными пальцами ожившего персонажа зазмеился широкий ремень. Ибо опалило волной неотвратимости предстоящего. Самым главным принципом его жизни был безоговорочный контроль над ситуацией. В любом вопросе. В любой миг. Иное было немыслимо. Даже в их общей спальне. Если и передавал бразды правления, то с правом возвращения по первому требованию. Сегодня у него это право отбирали. Это было частью его наказания. Еще была возможность повернуть вспять. Бросить возмущенное "нет". Но из-за грозной маски Старейшины Илин не смотря ни на что проступали, пусть искаженные обидой и страданием, но омытые алмазной росой черты гэгэ. Ибо решился. И протянул сложенные лодочкой ладони. Будто отдавал свое сердце, любовь и веру...