Не так

— Манька, ты выходишь или опять спишь?! — судя по тому что номер определился как «Лизуня-Кисуня», звонившая не ошибалась. Значится, ты у нас «Манька», Санька. Интаррэсная у вас, девки, жизнь! Санька-Манька, ты отвечать будешь, или мне подключаться? Носительница моя прекрасная, прием! — Маньячина! Я уже сапоги застегнула, ты что правда спишь?! Ты живая там вообще?! В эфире тишина, видимо придется все ж самому выкручиваться. Тэк-с. — Не очень, — начало социальному контакту положено. — Что значит, «не очень»? А химия?! У нас же сегодня контроша по химии, ты что забыла? Мы же договорились по пол темы вызубрить? У кого я опыты теперь списывать буду? То есть мне из-за тебя тройка светит, а ты… Еще подруга, называется! Ух ты, темперамент-то какой! Лизуня-Кисуня, да ты у нас драма-квин, Санька-Манька, а она нам точно подруга, или так — на шее сидит? Знаешь, Санька, если ты так и будешь молчать, мне ведь тобой рулить придется! И тогда чур потом не обижаться! — У меня голова болит, — произносим сухо и максимально нейтрально. — Голова не жопа, — писать не мешает! Короче, Маньячина, хватит отмазываться! Чтоб через десять минут была у подъезда или хуже будет!!! Да… Санька, не то чтоб я не знал, что тут ответить и куда послать, но в таких ситуациях молчание зачастую позволяет вызнать больше. Итак. У нас на выбор: досмотреть официальные новости и посидеть в норе, пока не подкопим знаний о наруже, или пользоваться ветром и течением и идти с Кисуней-Лизуней в школу, окунаясь в реальную жизнь как она есть. Если мне не изменяет память, а она, ветреница такая, мне уже изменила и все еще не вернулась, то школу я последний раз посещал так давно, что и когда помнил кто я — детали сего этапа жизни все равно забыл. Есть у меня по этому вопросу такое чувство. Хотя отчего-то ощущение веселого места сохранилось. Причем во всей многогранности этого «веселого». Однако, чем быстрей мы будем куда-то ползти, тем быстрей мы из нашей ситуации выползем. То, что есть, меня совершенно не устраивает, тебя, Санька, тоже, надо думать, в восторг не приводит. А значит идем в школу, писать «контрошу» по химии. Впечатляющая перспектива. Сто лет такого не делал. Надеюсь школьный курс химии окажется нашим общим мозгам по силам. А если не окажется, — ты на меня не слишком обидишься. Ну да война план покажет. Как минимум расширим социальную базу, раздвинем границы изученной местности и посмотрим, может даже кто-то мне тебя, Санька, оттуда, где ты спряталась и потерялась, выдернет. Лизуня-Кисуня пока не справилась. Что стоим, Санька, время уходит! Посуду мыть и бегом марш одеваться! У нас на сегодня большие планы, как покорить весь мир, захватить галактику и не попасться инквизиции! И это при том, что контроль над мимикой у этого тела ни к черту. Ну да ладно, главное маневр начат, дальше вырулим как-нибудь. Санька, если решишь поговорить, я всегда только за. Прием. И кстати, если мы с тобой до завтра не расстанемся, то утреннее меню мы поменяем! Не настолько эти «фитнес» хлопья твоему желудку нравятся, чтоб привычку сохранять. А в холодильнике мясо, яйца и овощи заведем. Пока не знаю как, но что-нибудь придумаю. Есть возражения? Нет? Значит принято коллегиально! Стоп! Нет! Макияжиться не будем! Ты, как я вижу, без присмотра мозгов это делать не научилась, а я — так точно не умею, точнее то, что я лицо нанести могу, для школы не подойдет. Марш смывать эту порнографию! Быстро.

***

Когда Сашка проснулась в первый раз, ей было так плохо, что она испугалась, будто умирает. Если б она знала, что поход на улетную вечеринку в компанией Светки, ее старшего брата и его друзей так обернется, она б никогда… Но папа с мамой на неделю улетели к Димке в Пермь — брат от первого папиного брака решил, наконец, жениться. Сашка нормально к нему относилась, но терпеть не могла тетю Лену, особенно когда та пыталась изображать мамину подругу. Больше Сашку бесила только Снежана — другая Димкина сестра и тети-Ленина дочь. Поэтому ехать на свадьбу Сашка наотрез отказалась и осталась дома одна. Первые два дня было круто. А вечером в пятницу и днем в субботу стало так скучно, что Сашка пожалела о своем упрямстве. Поэтому когда Светка сказала, что брат может провести на пати в «Небеса», она согласилась. Тем более, что родители отрываются, и Димка, и тетя Лена, и Снежана, а она что, лысая — дома сидеть?! Вообще-то в «Небесах» было круто. Юрка, Максим и Дамир сначала купили им со Светкой по соку, но потом Светка все же раскрутила их на пару коктейлей, а затем они уже совсем расслабились, парни отбросили эти папочкинские замашки и они уже все вместе курили и смеялись, и даже когда какой-то охранник вывел их со Светкой с танцпола, потому что уже десять вечера, это не испортило им настроения. Парни купили еще коктейлей в банках и они все пошли тусить в рощу. Ставили музыку на телефонах, танцевали и ржали как ненормальные, рассказывая всякие смешные истории и мемчики. Потом Светку два раза вырвало, а Сашка захотела в туалет и замерзла, и они пошли по домам. То есть Дамир и Максим проводили их до Сашкиного подъезда и пошли, а Юрка со Светкой пошли к Сашке. Светку еще раз стошнило в Сашкином туалете, но Юрка велел ей вымыться под душем, а сам сделал для нее кофе. Самой Сашке было нормально. Странно — казалось, будто она смотрит на все из какого-то длинного туннеля, но нормально, и совершенно не хотелось спать. Когда подруга с братом ушли, она устроилась на диване с телефоном, смотрела Ривендейл. Где-то на пятой серии только стала вырубаться. А уже потом началось это вот все. Глюки и все такое. Будто она уже умирает или даже совсем умерла. И просыпается где-то непонятно где на улице, с какими-то незнакомыми людьми вокруг. Сашка лежала и боялась открывать глаза. Прислушивалась к себе. Ощущения были какие-то непонятные. Просыпаться было страшно. Вдруг она и правда так напилась, что сейчас умирает. Мама с папой ее за такое никогда не простят! И в школе будет позорище. Уж лучше б ее тошнило, как Светку. Хотя нет. То, кошмарное пробуждение было же не первым! Она же проснулась потом на диване и ее чуть не стошнило сразу! Она еле-еле дошла до туалета. Ее же тогда несколько раз вывернуло! Да. И потом еще кофе, который оказался адски противным и совершенно не помогал. Да. Точно. Клуб был в субботу, а потом она проснулась в воскресенье. Они еще со Светкой початились — как им обоим плохо с утра. И как Юрке дома влетело. Потом она вспомнила, как читала в каком-то детективе, что от похмелья пьют аспирин, выпила две таблетки и легла спать, еще даже вечер не наступил. Ну точно! Это наверное был кошмар. Она сейчас дома спит. Наверное потому что слишком рано легла, просыпается без будильника. Но почему тогда тут больницей пахнет? Вдруг это все-таки не кошмар? Что если она все-таки так сильно отравилась, что умирает и это больница? Вот позорище будет! И Сашка всерьез задумалась, как понять не просыпаясь и не открывая глаз, где она, и стоит ли вообще просыпаться, если она сейчас не у себя дома, а так влипла с этим идиотским клубом. Прикосновение ко лбу было прохладным и очень приятным. Нежным и ласковым. Ей немедленно захотелось потянуться за погладившей ее лицо рукой. — Мама? — пробормотала она, и поняла, что голос ее не слушается. Следом ее догнала мысль, что если мама рядом, то все совершенно точно обернулось плохо, потому что родители должны были вернуться только в среду. Саша резко открыла глаза и попробовала сесть. Сесть не получилось, а глаза заслезились от света и пришлось зажмуриться. Хотя на самом деле свет был не яркий, — а точно в сумерках, или очень пасмурным днем. Под спиной тут же что-то начало двигаться плавно и медленно приподнимая плечи, шею и голову. Рука женщины в это время придерживала, не давая отлепиться от того, на чем лежала спина. Сашка уже поняла только, что это не мама однако толком ее не разглядела, заметила только светлые волосы, светло-какой-то расстегнутый халат и какую-то темную с золотом одежду под ним. — Мы все очень по вам соскучились, капитан, — ласково и тихо произнесла она. «Капитан?!» — мысленно изумилась Сашка, и в тоже время откуда-то непонятно откуда в голове возникло чувство удивления собственному изумлению и пришла странно горделивая мысль: «С десятого года! За Астарту!» Сашка еще несколько раз моргнула, женщина ей радостно улыбалась, так, что губы сами собой норовили растянуться в ответ. Хотелось спросить «кто вы?», но раньше чем удалось напрячь голосовые связки, в голове, вновь неведомо откуда, появилось упоительно довольное знание: «Николь. Старший лейтенант спецназа ИСОБ Сабурова. Магистресса первого ранга». «Где я?», — слишком удивленная этим не то чтобы голосом, а чем-то непонятным в собственной голове, чтобы дальше паниковать и бояться, Сашка сформулировала следующий вопрос. Но на этот раз никакая мысль не появилась и пришлось произнести вслух: — Где я? — голос слушался плохо, звучал сипло и незнакомо. Совершенно незнакомо. — В четвертом главном госпитале, — печально и сочувственно улыбаясь, ответила женщина, поглаживая по руке. — Медикам пришлось изрядно над вами потрудиться. Вы… Мы едва вас не потеряли. Не делайте так больше, пожалуйста. Сашка скосила глаза проследив за ее движением. И увидела руку, лежащую на простыне. Здоровенную и волосатую мужскую лапищу! С замысловатой змеящейся вязью татуировки на кисти, запястье и предплечье. С непонятными трубками и проводками, из которых только одна входила в вену ниже локтя, а остальные словно бы растворялись в татуировке. И тело под простыней тоже было не Сашкино! Оно было слишком большое для нее, и — мужское! Хотелось завопить, но не получалось — ее будто парализовало, а в голове опять ленивыми рыбами всплывали мысли, то о значениях отдельных символов, то о чем-то вовсе непонятном, вроде инверсии психокинетики. — После того как была разрушена башня активного сопротивления не наблюдалось. Диктатор Урвиц и генералы Бейд и Шодвич были арестованы. Ревкиц застрелился. Саукова убита при попытке бегства. Местное население сопротивления силам имперской полиции не оказывало, без происшествий прибыл губернатор сектора. Во время операции безвозвратно погибли три голема, четверо легко раненных в третьем взводе и двое в пятом и один во втором. Тяжело раненных трое — сержант Иган, собака Лима и… вы. Летальных потерь нет. Лима комиссована, Юлиус отправил ее к родителям, Иган сейчас в реабилитационном центре, — быстро, но четко выговаривала слова Николь. И от ее слов или от чего-то еще сквозь охватывающую Сашку панику где-то в глубине мозга расплывалось чувство спокойного удовлетворения. — Все хорошо, капитан. Не волнуйтесь. Все хорошо. Отдыхайте, — она продолжала гладить Сашку по волосатой не Сашкиной руке и успокаивающе, ласково уговаривала. И вместе с ее голосом Сашку убаюкивали и укачивали невидимые теплые волны, она смутно чувствовала как постель под спиной плавно и медленно опускается. «Господи, я попаданец! Как в книжке!» — пришла в голову почему-то сразу успокоившая Сашку мысль. Следующая вновь заставила панически дернуться: «Но я же не знаю этого канона! Это не по правилам!» — но додумать ее как следует Сашка не успела — заснула. Николь шла по пустынному коридору госпиталя, и каблуки ее боинок гулко цокали по бело-розовому мрамору. Николь думала о бутылке Кнопского кларета, стоящей в кухонном шкафчике. Хотелось выпить и разложить какое-нибудь запутанное старинное гадание. Она злилась на себя. Она сама настояла на том, чтоб разбудить Алекса. Доказывала, что она может и умеет сопроводить выход из длительного сна. Как она могла быть такой… такой… бесчувственной. Несмотря на то, что Алексу довелось пережить и испытать на службе настолько опасно раненным он оказался впервые. А она взяла и повторно ввергла его в этот стресс. И все почему? Потому что хотелось лично убедиться, что у нее получилось его вернуть. Потому что боялась, отчаянно боялась, что он несмотря ни на что так и не проснется. И не смогла бы сейчас сидеть и ждать известий. Себя пожалела! А теперь страх все равно никуда не уходит, потому что… Потому что дура! Потому что тут полный госпиталь настоящих профессиональных врачей и целителей. И они бы с сопровождением пробуждения справились бы куда лучше. Аккуратней, добрее, правильней. В конце концов это бы лучше получилось у Кэрри — она гораздо более чуткая, она лучше чувствует чужую душу. Она бы такого бы не допустила! Или Виктора. Тот любит Алекса наверное даже сильнее, чем иные любят родного брата. Он понимает его с полувзгляда, с полумысли. Он бы точно справился не хуже. Николь шла прочь от палаты к холлу, где ее ждали остальные офицеры отряда, кусала губы и злилась на себя. Ей вообще стоило начать с рапорта. Надо было начать с того, что за эту операцию Марине дали лейтенанта. Что Сарт получил офицерский патент, а Шибу — Знак Отличия. Что у нас пять новобранцев. Что дома у капрала Гневича родилась дочка… А она вместо этого взяла и сделала больно. Как она могла такое допустить?