Я прокричал твое имя по радио

Дазай лежит на своей кровати, борясь с упрямым припевом, когда Сантока стучит в его дверь и наполовину открывает ее после слов Дазая о том, что он может войти. В этом нет ничего удивительного. Удивительно то, что говорит Сантока. – У тебя гость. Дазай практически роняет свой ноутбук с колен.  – Я не могу принять гостя, – категорически отрицает он. – Никто не должен знать, что я здесь. Сантока открывает дверь до конца, чтобы показать этого таинственного посетителя. Тот выглядит иначе, чем в последний раз, когда Дазай видел его. Его рыжие волосы длиннее, и он одет в джинсы и футболку вместо своего обычного более официального наряда. – Давно не виделись, Дазай, – говорит Сакуноске Ода с места, где он стоит, прислонившись к дверному проему. Его улыбка все та же, искренняя и добросердечная. – Одасаку? – спрашивает Дазай, вставая с кровати и подходя ближе, не совсем веря своим глазам. – Как ты вообще узнал, что я здесь? Ода вздыхает: – Анго сказал мне. Дазай перестает приближаться к нему.  – Ты разговариваешь с этим подонком? – голос Дазая становится жестким против его воли. Улыбка Оды грустнеет.  – Не очень часто. Он продолжает избегать меня. Дазай принимает это к сведению, хмуро глядя на своего друга. Но он не хочет ссориться с Одой, не тогда, когда они, наконец, видятся после стольких лет. – Так ты закончил программу восстановления? – интересуется Дазай, пытаясь сменить тему. – Я закончил с той частью, где мне приходилось там жить, – Ода пожимает плечами. В его словах есть тяжесть, с которой он никогда раньше не говорил. – Мне еще предстоит пройти долгий путь. На самом деле, я остановился у друга семьи немного за городом. Лос–Анджелеса все еще слишком много для меня, слишком много плохих воспоминаний. – Дети? – нерешительно задает вопрос Дазай, честно говоря,  не желая знать, но все равно обязанный спросить. – Они все отправились в хорошие дома с ответственными опекунами, – сообщает Ода немного хриплым голосом. – Так будет лучше для них. Их новые семьи были достаточно любезны, чтобы позволить мне обмениваться с ними письмами. У Дазая есть и другие вопросы, но он действительно не хочет причинять Одасаку еще больше боли. Он никогда больше не хочет причинять Оде страдания. – Ты выглядишь по–другому, – вместо этого говорит Дазай. – Очень в стиле калифорнийского бездельника. – И кто мне это говорит, – Ода указывает на его собственную одежду, состоящую из спортивных штанов и старой футболки, которая принадлежала Сантоке. Теперь улыбка Оды становится светлее. – Я никогда не видел тебя ни в чем, кроме костюма. Или без темных кругов под глазами. – Он все еще почти не спит, – неодобрительно произносит Сантока, напоминая Дазаю, что он все еще стоит там. – Я слышу, как он посреди ночи шумит вокруг. Это странное чувство – находиться в одной комнате с ними двумя, людьми, которые по какой–то причине продолжают верить в Дазая, даже когда он дает им все причины не делать этого. Как будто две части его жизни, о которых он никогда бы не подумал вместе, подошли друг другу. – Танеда представился? – спрашивает Дазай у Оды. – Конечно, я это сделал, – Сантока закатывает глаза. – Я отличный хозяин. – У тебя никогда не бывает гостей, – указывает Дазай. – Я занятой человек, – легкомысленно бросает Сантока. – И я приютил беглого руководителя звукозаписывающей компании. Ода смеется, заставляя их обоих перевести взгляд на него.  – Похоже, ты хорошо заботишься о нем, – беспечно замечает он. – Я взрослый, – напоминает им Дазай, скрещивая руки на груди. Ода и Сантока оба смеются над этим. Дазай хмуро смотрит на них. – Я приготовлю нам что–нибудь выпить, – Сантока оставляет их одних, чтобы пойти на кухню. – Он просто собирается насыпать немного порошка в воду, – просвещает Дазай Оду. – На вкус это совсем не похоже на настоящий лимонад. – Рад тебя видеть, Дазай, – отвечает Ода с широкой улыбкой на лице. Дазай возвращает ее.  – И я тебя, Одасаку. Он действительно, действительно это имеет в виду. Октябрь, два года, восемь с половиной месяцев с момента релиза «Порчи» У Чуи почти не было перерыва с тех пор, как он вернулся домой. Они с Каджи проводят практически каждую минуту бодрствования (и много времени, которое они не должны бодрствовать), работая над альбомом. Но после нескольких месяцев напряженной работы и пары случаев, когда Чуя чуть не разбил гитару о чужую голову и не покинул проект, альбом, наконец, почти готов, черт возьми. Они должны выпуститься в ноябре.  Теперь, когда их роль в основном закончена, у Чуи есть достаточно времени, чтобы начать нервничать. Он много говорил о том, насколько хорош этот альбом, но выпуск музыки всегда вызывает у него легкое беспокойство. Он чувствует, что каждый раз выкладывает частичку своей души на суд публики. Он думал, что с большим опытом это пройдет. Но этого не произошло. Чуя был так занят, что годовщина смерти Артура почти незаметно подкралась к нему. Вот август, и он в студии звукозаписи, а потом следующее, что он помнит, – это октябрь, и прошел год с тех пор, как человек, которого Чуя так почитал, ушел. Это как–то неуважительно, что он не уделил этому больше внимания. Ему все еще больно, но боль уже не такая всепоглощающая, как год назад. На этот раз Чуя не бежит от своей жизни или музыки. Он переносит боль с достоинством и не позволяет ей раздавить себя. Это не значит, что это не полный отстой. Чуя запирается в своем кабинете, чтобы скорбеть в одиночестве. Это работает до тех пор, пока Тачихара не приходит к нему, чтобы пожаловаться на Акутагаву и его последнюю оплошность. Сначала это было приятным отвлечением. Но вместо того, чтобы уйти после того, как он закончил жаловаться, Тачихара задерживается и теперь роется в вещах Чуи. – Что это, черт возьми? – спрашивает тот, хватая предмет с его полки. – Это половина Грэмми, – в голосе Чуи ясно слышится нетерпение. – В смысле? – Тачихара поднимает награду, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. – Какого хрена ты с ним сделал? – Мы с Дазаем разделили их, – коротко отвечает Чуя. Это была его идея. Вместо того, чтобы попытаться выяснить, как разделить пять из них между собой, Чуя принес их кому–то с лазером, кто разделил награды на равные части. В то время это казалось забавным. Дазай сделал веселое лицо, когда отдавал ему его половинки.  Теперь это просто жгучее физическое напоминание о том, как глупо выглядит дуэт, когда другой человек уходит. – Ты хоть представляешь, сколько стоит эта вещь? – интересуется Тачихара, все еще шокированный уничтожением «Грэмми». – В конце концов, я получу другую, – легкомысленно бросает Чуя. Он даже не шутит.  Тачихара качает головой, но опускает награду обратно. Затем он переходит к другой полке, чтобы осмотреть ее. – Тачихара, – огрызается Чуя, теряя самообладание. – Хули ты торчишь здесь? Тачихара поворачивается и смотрит на него со странно суровым выражением лица: – Ты действительно думал, что я, блять, забуду после того, что случилось в прошлом году? Гнев Чуи мгновенно угасает. Он испускает долгий вздох.  – Я в порядке, Мич. – Ты один из моих чертовых лучших друзей, чувак, – говорит Тачихара серьезным тоном, который Чуя редко от него слышит. – Ты как семья, – он делает паузу, его следующие слова полны разочарования. – Я подвел тебя в прошлом году. – Что? – потрясенно переспрашивает Чуя. – Это не то, что произошло. – Я справился дерьмово, и мне пришлось позвонить гребаному Дазаю, потому что я не смог помочь, – сердито произносит Тачихара. – Я облажался. – Это была не твоя вина, – Чуя старается не расстраиваться. Он делает глубокий вдох, зная, что его следующие слова – это то, что должен услышать Тачихара. – В ту ночь я занимался самоуничтожением, – Чуя заставляет себя не останавливаться. – Ты поступил правильно, позвонив Дазаю. Это то, что мне было нужно.  Признание обжигает его, но он обязан Тачихаре этой честностью. Тело Мичизу теряет часть своего напряжения. Но он все еще не отпускает эту тему. – На этот раз я могу справиться лучше, – говорит Тачихара, теперь уже скорее серьезно, чем сердито. – Я клянусь. Нам не нужно разговаривать или что–то в этом роде, но ты не должен быть один. Искренность и настойчивость предложения удивляют Чую. Он не ожидал такого от дерзкого и простого Тачихары. Они всегда были близки, но Тачихара никогда раньше не был с ним таким настойчивым. Обычно в PMR они обсуждают музыку и жалуются на всех остальных, склонные уходить от более тяжелых тем. Но Тачихара не отступает, даже когда Чуе требуется время, чтобы ответить. Он продолжает смотреть на Чую с выжидательным выражением лица. – Ты хочешь пойти на пляж? – в конце концов интересуется Чуя. – Эм, – тянет Тачихара, явно не ожидая это в качестве ответа. – Сейчас? – Ты хочешь помочь? – Чуя слегка ухмыляется. – Ты поможешь. – Тогда пошли, – соглашается Тачихара. Он все еще явно смущен, но улыбается в ответ, как будто это не так. Тачихара больше не задает ему вопросов. Он следует за Чуей, который ведет их к месту на участке пляжа, где они могут побыть вдвоем. Ночь не очень ясная, и океан немного труднее разглядеть. Но Чую это не волнует, он зарывается ногами в песок, пока музыка Поля Верлена играет с его телефона.  – Это по–французски? – спрашивает Тачихара рядом с ним. Вопрос наполнен скорее любопытством, чем осуждением. – Ага, – легко отвечает Чуя. – Любимый певец Артура. Тачихара кивает с задумчивым видом: – О чем он поет? – Любовь, смерть, обычная чушь, – Чуя немного смеется. – Иногда он использует много причудливых метафор, чтобы петь о наркотиках и бреде. – Бунтарь, – одобрительно соглашается Тачихара. – Черт возьми, вперед, старый мертвый французский чувак. – Прошлый год был... неудачным, – Чуя смотрит на океан вместо Тачихары. – Я был настоящим говнюком. Это вышло из–под контроля. Тебе не нужно беспокоиться о том, что это повторится снова. – Меня это не волнует, – бросает Тачихара. – Если это произойдет, то это произойдет. Каждому иногда позволено немного сойти с рельсов. Но ты должен позволить людям помочь, когда это произойдет. – Принято к сведению, – Чуя слегка улыбается. Это не избавляет от боли и тоски по Артуру, но помогает. Это помогает больше, чем Чуя ожидал. Даже если Тачихара не совсем понимает, кем был для него Артур, приятно, что он здесь. Он продолжает свои красочные комментарии, пока Чуя включает больше музыки, которая нравилась Артуру. Это не дает Чуе впасть в меланхолию. В конце концов, когда становится поздно, Чуя заканчивает на этом, говоря Тачихаре, что он выполнил свой долг и пора перестать приставать к нему.  – Не за что, – самодовольно отвечает Тачихара. Для него большое облегчение снова вести себя, как обычно. – Отвали, – говорит Чуя на прощание. Он с улыбкой провожает Тачихару взглядом, когда тот уходит, и возвращается в здание общежития. Когда он добирается до туда, он поднимается на лифте на верхний этаж. На его двери стоит кодовый ключ, а не обычный замок, и он нажимает на него, чтобы открыть ее. Общежитие – не совсем подходящее слово для того большого пространства, которое он теперь называет домом.  Планировка не так уж сильно отличается. Самое большое изменение в том, что его пианино теперь стоит в гостиной, и у него действительно есть приличного размера спальня. Ванная комната также подверглась серьезному обновлению (Чуя держит доску для игры в дартс, которая раньше висела на задней стороне двери, спрятанной в одном из его шкафов, после того, как он не смог ее выбросить). Чуя заваривает себе чашку чая, намереваясь выпить его и лечь спать. Но вместо этого он садится за пианино. В его мозгу крутится мелодия, которая на этот раз не имеет отношения к «Арахабаки». Он работает над песней остаток ночи, так и не заснув. На следующее утро Чуя прячет ее в ящик со всеми другими своими незаконченными песнями (в основном старыми идеями для Двойного Черного) в своей спальне. Это всего лишь куплет и несколько аккордов, и мысль о том, чтобы заставить себя закончить ее прямо сейчас, пугает. Чем дольше Чуя сидел за пианино, тем больше у него возникало искушение писать о других вещах, гораздо менее приятных (бог бедствий, постоянно повторяют его мысли). Он действительно никогда не мог лгать себе, когда дело касалось музыки. Чуя вздыхает и заваривает себе еще одну чашку чая, в которой больше кофеина, чем должно быть. Черт возьми, это будет долгий день. Он достаточно устал, чтобы не думать о Дазае. Трудно сдерживать свою ярость, когда он вспоминает, как буквально пел до хрипоты год назад для него. Дазай даже снял свои бинты, чего Чуя никогда раньше не видел от него. Иногда Чуя думает об этих шрамах на чужих руках, и его тошнит от того, что случилось, что Дазай получил их.  Чуя устало потирает глаза. Не часто он позволяет себе скучать по Дазаю больше, чем ненавидеть его. В основном потому, что это всегда заставляет его чувствовать себя дерьмово. В конце концов, это всегда одно и то же. Дазай ушел, Чуя здесь, Соукоку больше нет.  Но концовка не стерла все воспоминания, которые были до нее. Ночь, когда он узнал, что Дазай покинул PMR, не затмила все те разы, когда они вместе выступали на одной сцене. Это не стерло каждую ночь, когда Дазай будил его от кошмаров и с легкостью успокаивал его. Это не заставило Чую забыть чувство, которое он испытал, сочиняя песню с Дазаем, – когда их глаза встречались, и они просто знали, о чем думает другой. Это самое худшее во всем этом деле. Чуя искренне желает, чтобы единственное, что он чувствовал к Дазаю, – это холодную и равнодушную ненависть. Это сделало бы все намного проще. Откровенно утомительно, что он все еще влюблен в него. Но Чуя кое–чему научился за прошедший год. Он знает, как не позволить потере разрушить всю его жизнь. Чуя знает, что прятаться от музыки – наихудшая возможная реакция на боль, что от этого становится только хуже. Итак, Чуя берет свой чай и без колебаний направляется в офис Port Mafia Records. Ноябрь, два года, девять месяцев и одна неделя с момента релиза «Порчи» Литературный город, Мотоджиро Каджи В городе–замке Зимние дни Беззаботный пациент Мир После снегопада Инструментальные галлюцинации, музыкальное расстройство История бамбуковой трубки Свиток тьмы Сопряжение Песни о воспитании  Правда, похожая на противоречие Aesculu* Под вишневыми деревьями * – с латинского «дуб, конский каштан» Вечеринка в честь презентации альбома «Литературный город» зашкаливает даже по стандартам Чуи после многих лет посещения экстравагантных мероприятий Port Mafia Records. PMR арендовал один из высококлассных баров рядом с офисом, и практически все из PMR и куча других людей из музыкальной индустрии здесь празднуют (и пользуются открытым баром). Сам Чуя пьет Водку Ред Булл* больше ради кофеина, чем алкоголя. Он почти не спал прошлой ночью. Он был слишком полон нервной энергии. Вместо этого он лежал без сна и снова слушал альбом, чтобы найти то, что они пропустили. Вероятно, это был не самый здоровый способ справиться со своими нервами, но Чуя никогда не утверждал, что у него разумная реакция на стресс. * – название напитка (ес, прямо такое) Его адреналин был слишком высок весь день для того, чтобы устать. Рецензии уже готовы, и у Мотоджиро Каджи охуенный хит на руках. Или у него есть один по словам критиков, пока слишком рано говорить о коммерции. Любимый отзыв Чуи начинался со слов: «Это тот самый Мотоджиро Каджи из «Черных Ящериц», которого почти невозможно было слушать? Что случилось с этим несносным певцом, превратившимся в зрелого лирического гения?» Каджи не обиделся, он хихикнул, когда Чуя прочитал ему это.  Каджи – это жизнь этой вечеринки. Он более счастлив, чем Чуя когда–либо видел его, и более взбешен. В одну секунду он танцует на столе, в следующую он в баре выпивает шоты, а затем время от времени он исполняет одну из песен с альбома. Его опьянение, похоже, также не влияет на его пение, он более живой на сцене, чем когда–либо. Чуя и сам чувствует себя вполне довольным. В глубине его сознания звучал тоненький голосок, который сомневался, сможет ли он справиться с этим. Он никогда не представлял себя продюсером. (Тоненький голосок также задавался вопросом, сможет ли он сделать что–нибудь великое без Дазая рядом с ним.) Ладно, удовлетворение не так велико, как то, что он чувствовал по поводу Двойного Черного. Похвалы за альбом в основном достанутся Каджи, и он этого заслуживает. Большинство людей не обращали пристального внимания на продюсеров альбома, особенно широкая публика. Роль Чуи в создании музыки, вероятно, осталась бы незамеченной большинством людей. Тем не менее, трудно не чувствовать себя хорошо, слушая, как Каджи выкрикивает «Под вишневыми деревьями похоронены мертвые тела! Это правда, клянусь. Как еще деревья могли бы так цвести?» для восторженной толпы. Каджи находит его во время выступления и подмигивает ему. Чуя закатывает глаза в ответ. Ухмылка Каджи становится еще шире. – Я рада, что успех не ударил ему в голову, – говорит Гин, появляясь рядом с ним. Вместо того, чтобы одеваться, как большинство людей вокруг них, она носит свой обычный наряд, состоящий из длинной черной одежды. Технически, это платье, и на этот раз ее волосы распущены. – Он был не совсем скромным с самого начала, – указывает Чуя, фыркая. – Где Тачихара? – Я ему не сторож, – отрезает Гин. Она делает глоток своего очень розового напитка. Чуя морщит нос, даже просто представив чрезмерно сладкий вкус, после чего бросает на нее равнодушный взгляд. – Он, наверное, со своими обычными дружками у бара, – угрюмо отвечает Гин.  – Твой брат здесь? – интересуется Чуя, оглядываясь вокруг в поисках младшего Акутагавы. Обычно тот держится довольно близко к Гин на таких мероприятиях, он не очень общительный человек. – Должен быть, – тон Гин явно не одобряет его отсутствие. Нелегко было сказать Рюноске Акутагаве, что делать. – Никто, вероятно, не заметит, если ты тоже уйдешь, – тихо говорит Чуя. Гин закатывает глаза: – Мы здесь, чтобы поддержать Каджи. Чуя широко улыбается ее преданности, особенно с учетом того, насколько она явно не хочет быть здесь.  – Что ж, тогда позволь мне угостить тебя выпивкой. – Из открытого бара? Мой герой, – саркастично отвечает Гин. Но она идет вместе с ним к бару.  Подойдя ближе, они видят Тачихару с его друзьями. Он отчаянно машет, когда видит их. – Чуя, – зовет он. – Леди Ящерица! Присоединяйтесь к нам. – Леди Ящерица? – вполголоса интересуется Чуя у Гин, не очень хорошо скрывая свой смех. – Он напрашивается на смерть, – мрачно бросает Гин. Она хмуро смотрит на Тачихару, когда подходит к нему, сразу же наступая ему на ногу своим высоким каблуком. Чуя посмеивается про себя, подходит к бару и заказывает себе бокал вина и еще одну розовую смесь для Гин. Один из друзей Тачихары подходит к нему, пока он ждет. – Пока я живу и дышу, – драматично произносит Чарльз Диккенс. – Чуя Накахара во плоти. – Привет, Чарли, – тепло здоровается Чуя. – Давно не виделись. – Вечность назад, – говорит Чарли, приподнимая губы в легкой ухмылке. – Хорошо, что ты вернулся в Лос–Анджелес. Здесь скучно без нашего местного вспыльчивого рыжика. – Это разве не Тачихара? – переспрашивает Чуя с улыбкой. Он забирает напитки, ведет их с Чарли туда, где Гин все еще смотрит на Тачихару, и передает ей ее. – На самом деле, я рад тебя видеть, – улыбка Чарли становится более искренней. – Поздравляю с «Большими надеждами», – говорит Чуя. Последний альбом Чарли зашел очень хорошо, и Чуя был очень впечатлен им. – Мне действительно понравилось. Ты заслуживаешь всей той шумихи, которую они вызвали. – Спасибо, – благодарит Чарли. Он машет рукой между ними. – Ты тоже должен гордиться. Ты был главным продюсером Каджи, верно? – Да, – соглашается Чуя, удивленный тем, что Чарли знает об этом.  – Нам с тобой нужно как–нибудь встретиться в ближайшее время, – предлагает Чарли, и в его голосе чувствуется лишь намек на нервозность. – Поговорим о музыке. Чарли всегда немного флиртовал с Чуей, но в прошлом Чуя постоянно мягко отмахивался от него. Его мысли были полностью заняты кем–то другим, он никем больше не интересовался. Но теперь все по–другому. Чуя был более сдержанным, чем Каджи, но он точно не был святым в последние пару месяцев в Европе. Он прошел через свою долю связей (даже если первые пару раз ему приходилось постоянно напоминать себе, что невозможно быть неверным тому, с кем он даже никогда не встречался). Хотя Чуя никогда по–настоящему не воспринимал никого всерьез.  Ему действительно нравится Чарли. Он милый, и с ним очень весело. Он также бесспорно привлекателен со своими растрепанными вьющимися каштановыми волосами и сине–зелеными глазами. Они всегда хорошо ладили. На самом деле нет причины, по которой он должен сказать "нет" (кроме абсолютно жалкой причины, которую он не желает признавать). – Конечно, – Чуя по–другому улыбается Чарли. – Звучит весело.   Дазай в основном просто сбит с толку, когда впервые слушает «Литературный город». Он не очень внимательно следил за релизами Port Mafia Records с тех пор, как ушел, он предпочел дистанцию. Но это продолжало звучать по радио, так что Дазай решил проверить его больше из профессионального любопытства, чем из–за чего–либо еще. Сначала он думает, что это какая–то ошибка. Конечно, Мотоджиро Каджи, Лимонный Ублюдок, не может нести ответственности за эту музыку. Это не имеет смысла, пока Дазай не изучает подробности об альбоме и не видит имя Чуи, указанное в качестве первого продюсера. Затем все встает на свои места. Чуя был тем, кто взял идеи Каджи и превратил их во что–то более существенное. Влияние Каджи на звук очень заметно, и именно поэтому Дазай не сразу понял, что это был Чуя. Песни не совсем в его стиле, – Дазай мог бы легко идентифицировать песню, которую Чуя написал сам. Он не забыл его язык написания песен, тот все еще живет в голове Дазая. По какой–то причине Дазаю становится не по себе от того, что Чуя пишет музыку с кем–то другим. И с гребаным Каджи из всех людей, на которого Дазай часами выслушивал жалобы. Это как пощечина. Если ничто другое ничего не значило между ними, написание песен всегда было в некотором смысле священным.  Очевидно, что Чуя больше не чувствует подобного, если сейчас пишет с кем попало. Это расстраивает Дазая больше, чем он ожидал. Он не знает, почему он думал, что Чуя не начнет работать с кем–то еще после его ухода, но он этого не сделал. Это даже никогда не приходило ему в голову.  Тем не менее, несмотря на личные чувства, он слушает альбом целиком. Мнение Дазая о Чуе не изменило того, как Дазай относится к музыке, которую он создает.  Музыка, с которой люди общаются, которая заставляет их что–то чувствовать, это то, что Чуя всегда хотел писать. Чуя справляется с этим с легкостью, как и обычно. Хорошо, так что Дазай на самом деле прослушивает альбом несколько раз (когда он один и когда никто другой его не слышит). Альбом все еще бледнеет на фоне «Двойного Черного», но Дазай не может отрицать, что это действительно хорошая музыка.  Но если кто–нибудь когда–нибудь спросит его об этом, он скажет, что это утопает в метафорах и не помешало бы немного отточить композиции.   Январь, почти три года с момента релиза «Порчи» – Так ты действительно не придешь? – спрашивает Чарли по телефону, слегка поскуливая Чуя едва сдерживает раздраженный вздох, который ему хочется издать.  – Однажды я сидел на этом празднике сна. Для меня этого было достаточно. – Этот праздник сна – одно из самых престижных музыкальных шоу, – говорит Чарли. – Ты просто думаешь, что это скучно, потому что уже выиграл миллион Грэмми. – Пять – это едва ли миллион, – произносит Чуя, на этот раз скорее удивленный, чем раздраженный. Он никогда не собирался посещать Грэмми в этом году. Он сбежал в прошлом году, когда был в Марселе. Он планировал сделать то же самое в этом году, – в любом случае, его ни за что не номинировали. Альбом Каджи даже не будет допущен до следующего года. И помимо всего этого, на шоу награждения слишком много багажа для Чуи. Это было последнее место, где он когда–либо выступал с Дазаем. Он, блять, даже не знал этого в то время. Они в последний раз пели вместе, и это было для кучки шишек в индустрии, и это было искажением всех песен. Это одновременно угнетает и отчасти подходит. Итак, у Чуи есть негативное желание не приближаться к этому месту. Отношения с Чарльзом Диккенсом не заставят его передумать, даже если «Большие надежды» сегодня вечером претендуют на пару наград. Это совсем не то, что Чуя представлял, когда заводил парня. Пресса одержима им больше, чем когда–либо за последние годы. Их постоянно фотографируют и спрашивают друг о друге. Дело в том, что рассказывать даже особо нечего. После того, как они начали встречаться после вечеринки по случаю запуска в ноябре, они действительно могли видеться друг с другом всего пару раз в неделю, поскольку у них обоих были напряженные графики. С тех пор, как вышел альбом Каджи, Чуя взял на себя роль продюсера для множества разных альбомов, хотя ни в одном из них он не принимал такого активного участия, как в альбоме Каджи. Чуя действительно очень веселится, когда проводит время с Чарли. Чарли любит выходить и делать что–то, что отличается от обычного образа жизни Чуи, который работает до упаду, а затем выпускает пар любым способом, который звучит наиболее привлекательно. Но вместе они вдвоем ходят по множеству ресторанов и баров. Чарли также таскал его в разные парки и однажды даже на пирс Санта–Моники. Скучно никогда не бывает, это точно. Из–за свиданий и из–за самого Чарли. У него склонность к драматизму. В целом он довольно спокойный парень, но склонен немного эмоционально относиться к вещам.  Например, отказ Чуи пойти с ним на бессмысленное награждение, где они, вероятно, даже не смогут толком поговорить друг с другом. И Чуя не заинтересован в том, чтобы идти только на фотосессию. Он не наслаждался дополнительным вниманием к своей жизни. Он в порядке с вниманием, которое он получает по поводу своей музыки, но он совершенно не заинтересован в том, чтобы делиться своей личной жизнью, в том числе, с кем он встречается. Люди в его жизни по–разному реагировали на то, что он встречается с Чарли. Тачихара был в основном сбит с толку. – Чарли? – недоверчиво спросил он, когда Чуя рассказал ему во время вместе с Гин в кабинете Чуи. – Ты встречаешься с Чаком? – Да? – подтвердил Чуя, немного обиженный его отношением. – Что в этом плохого? Вы с ним всегда были друзьями. – Да, но он такой... – Тачихара сделал паузу, подыскивая подходящее слово, в конце концов махнув рукой, – Чарли. – Отвали, – Чуя закатил глаза. Гин хранила молчание по этому поводу, но это было в порядке вещей для нее. Каджи позвонил ему из турне с «Литературным городом» и двадцать минут издевался над ним, а затем поздравил его с тем, что он нашел красавчика для своего мальчика–игрушки. Чуя пригрозил поставить ему синяк под глазом, когда увидит его в следующий раз. Но трудно злиться на Каджи, когда альбом, который они записали вместе, стал хитом номер один, и Каджи так полон неистовой радости по этому поводу. Он еще больший маньяк, чем когда–либо. Коё только сказала: – Я не уверена, что это хорошая идея.  Чуя разозлился, и с тех пор они почти не говорили об этом. Она только корчит несколько слегка неодобрительных гримас. Элиза – единственная, кто действительно был в восторге. Она постоянно приставала к Чуе по этому поводу, спрашивая его о том, куда они ходили и как это было. Она думает, что это намного более захватывающе, чем есть на самом деле. Чуя пытается напомнить себе, что она всего лишь девочка–подросток, и не говорить ей заткнуться. Реакция Мори – это та, которая до сих пор заставляет Чую чувствовать себя немного неуютно всякий раз, когда он думает об этом. Он попросил Чую прийти к нему в офис, чтобы поговорить о его мыслях по поводу альбома Сакутаро Хагивары «Воющий на луну», находящегося на стадии разработки, а затем поднял этот вопрос прямо перед его уходом. – До моего сведения дошло, что ты сейчас встречаешься с Чарльзом Диккенсом, – сказал тогда Мори, весело и широко улыбаясь. – Убедись, что это никоим образом не повлияет на Port Mafia Records, и нам больше никогда не придется это обсуждать. Чуя согласился с этим планом, но все равно это было крайне неловко. Но Чуя знает, из чего исходит логика Мори. Он видел, как другие певцы (очевидно, не из PMR) таким образом разрушали свою карьеру. Ему нравится Чарли, но он не собирается подвергать свою работу или PMR опасности из–за него. Его цель – никогда больше не заставлять Мори поднимать эту тему. Единственный человек, мнение которого его действительно волнует, это Хироцу, который только сказал, что надеется, что это сделает Чую счастливым, а если нет – не давать ему об этом знать (он одновременно мягкий и очень жесткий старик). Куча других людей из PMR и практически все в его социальных сетях поделились своими мыслями, но Чуя не слушает и не читает ничего из этого. Если люди не хотят говорить с ним о музыке, его не интересует вся эта чушь. Он также не заинтересован в том, чтобы идти на Грэмми только для того, чтобы успокоить Чарли. И, честно говоря, несмотря на то, что Чарли – его парень, а «Большие надежды» – действительно хороший альбом, он надеется, что тот проиграет музыкантам из PMR. Чуя не собирается лгать ему и говорить, что болеет за него. – Отлично, – бросает Чарли, и Чуя может представить, как он надувает губы. – Но тогда ты должен пойти со мной на вечеринку Шарлотты на следующей неделе. Вечеринка по случаю новоселья Шарлотты Бронте не была в его списке приоритетов, но если это заставит Чарли опустить эту ситуацию, Чуя может пойти.  – Конечно, – легко отвечает он. – Постарайся не заснуть, когда на тебя направлены камеры. – Спасибо за совет, – саркастично, но немного смеясь, говорит Чарли. – Поговорим позже? – Позже, – соглашается Чуя, наконец, вешая трубку.  Он испускает вздох, который так долго сдерживал. Грэмми могут идти к черту. – Я не могу поверить, что прошло уже три года с момента выхода «Двойного Черного» и «Порчи», – произносит Мэри Стюарт, – женщина, ведущая это ужасное интервью.  Не то чтобы это ее вина, она на самом деле одна из наименее неприятных музыкальных репортеров, которых знает Чуя. Вот почему он выбрал ее, когда Мори сказал, что ему нужно заняться этим. Это примерно так же весело, как отдирать собственные ногти, но Чуя не собирается говорить Мори «нет». Это всего лишь небольшая ерунда, он справится с этим. Они проводят собеседование в кабинете Чуи, так что, по крайней мере, ему не пришлось идти куда–то с ними на встречу и тратить там целый день. Они сидят на диване у окна, за ними открывается довольно захватывающий вид на Тихий океан (это любимая вещь Чуи в его новом кабинете). Мэри действовала эффективно, когда добралась туда, быстро настроив своих людей, чтобы все записать на пленку. Она даже не взяла чай, который Чуя предложил ей из вежливости, предпочтя начать все сразу. Чуя рад, что выбрал ее. – Это довольно безумно, – легко говорит он, заставляя себя улыбнуться. – В некотором смысле кажется, что прошло миллион лет, но в тот же момент время как будто совсем не чувствуется. – Я все еще возвращаюсь и слушаю это, вы, ребята, действительно попали в точку, – говорит Мэри, и это не кричит о лжи. – Спасибо, – благодарит Чуя более искренне. Все равно всегда приятно получать искреннюю похвалу за музыку, даже если Чуя абсолютно никогда ее не слушает. – С момента выхода «Двойного Черного» ты стал своего рода человеком эпохи возрождения в музыкальной индустрии, – голос Мэри становится более официальным. – Ты год играл на гитаре в рок–группе «Черные Ящерицы». В восемнадцать лет ты стал исполнительным директором Port Mafia Records, путешествуя по всему миру, чтобы работать над музыкой. А затем, в прошлом году, ты выпустил свой первый альбом, хит Мотоджиро Каджи «Литературный город». – Итак, я думаю, мой первый вопрос: когда ты находишь время для сна? – интересуется Мэри с улыбкой. – Есть что–нибудь, чего ты не можешь делать? – Я, наверное, не так много сплю, как следовало бы, – признается Чуя со смехом. – Но если серьезно, я полностью наслаждался каждой возможностью, которая появлялась у меня с момента выхода «Двойного Черного». Было здорово исследовать так много разных аспектов музыки. – Что ж, я думаю, что говорю от имени многих людей, когда произношу слова о том, что мы примем все, что ты решишь нам предложить, – начинает Мэри. – Что дальше для Чуи Накахары? – Я дам вам знать, когда разберусь, – отвечает Чуя. На самом деле, это не ложь. – У тебя есть какие–то планы относительно того, чтобы когда-нибудь снова записать альбом самостоятельно? – Мэри вопросительно поднимает брови. Чуя знал, что последует этот вопрос. Ему до сих пор приходится бороться с гримасой.  – Это не мой приоритет, – он небрежно пожимает плечами. – Но никогда не говори «никогда». – Должны ли мы также никогда не говорить «никогда» потенциальному воссоединению Двойного Черного? – Вы, ребята, никогда не устанете задавать этот вопрос, – Чуя улыбается слишком широко. – Но вы все знаете, что мне запрещено комментировать какие–либо текущие судебные споры Port Mafia Records. – Я знаю, – Мэри заговорщически наклоняется и понижает голос. – Но они все равно заставляют меня спрашивать. Чуя ухмыляется, качая головой. Но он не отвечает. Она выпрямляется, широко улыбаясь:  – Что ж, спасибо тебе за то, что уделил мне сегодня время, Чуя. Удачи в том, что ты решишь покорить дальше. – Спасибо, – легкомысленно говорит Чуя, улыбаясь в ответ. Мэри сигнализирует своему оператору, чтобы он закончил съемку, и вздыхает, когда он делает это. – Спасибо, что пригласили нас, – говорит она Чуе менее изысканным голосом, чем раньше. Она протягивает ему руку для рукопожатия. – Я знаю, что музыканты ненавидят эти маленькие дерьмовые юбилейные вещи. – У каждой работы есть свои недостатки, – Чуя пожимает ей руку.  Он сохраняет веселый вид, пока она и ее команда не выходят за дверь. Затем он громко стонет, закрывая лицо руками. Он чертовски ненавидит сегодняшний день, он действительно ненавидит. Необходимость лгать о Дазае все еще напоминает глотание гвоздей каждый раз. Его недовольство прерывается, когда кто–то стучит в дверь. Он приглашает гостя войти, не двигаясь со своего места на диване. – Ты занят? – удивленно спрашивает Мори. Чуя немедленно садится.  – Босс, – произносит он только немного отчаянно. – Извините, я не знал, что это вы. Что я могу для вас сделать? – интересуется он, вставая и переходя на более нормальный тон. Мори машет рукой, жестом предлагая ему сесть обратно, и опускается на диван рядом с ним: – Я ценю, что ты дал это интервью. Я знаю, что тебя это раздражает. – Это не имеет большого значения, – замечает Чуя. Возможно, он лжет, он не уверен. – Но вы здесь не только для того, чтобы поблагодарить меня, – Чуя знает Мори достаточно хорошо, чтобы уверенно утверждать это. Мори улыбается, не соглашаясь с ним.  – Как ты относишься к Канаде? – Никогда там не был, – Чуя поднимает брови. Он немного заинтригован. – Я слышал, что там довольно холодно. – Дэвис Робертсон руководит там филиалом PMR, – Мори переходит к своему более серьезному, деловому образу. – Он отличный бизнесмен и был певцом, когда был моложе. Он более популярен в Канаде, но у него было довольно много поклонников в США. – Да, я слушал «Пятого персонажа», – Чуя кивает. – Это не совсем мой стиль, но он произвел на меня впечатление. Мори выглядит почти удивленным этим, но быстро продолжает.  – Я согласен. В любом случае, Дэвис хочет взять отпуск на пару месяцев, – Мори пожимает плечами. – Проблемы со здоровьем. Я ищу кого–нибудь, кто заменит его, пока он не вернется в конце апреля. – Звучит интересно, – тянет Чуя, обдумывая это. Он искал, чем заняться дальше после альбома Каджи. Переезд в какое–то новое место мог бы решить эту проблему. – Когда я им понадоблюсь? – Первого числа было бы идеально, – глаза Мори загораются от согласия Чуи.  – Тогда мне лучше начать готовиться, – Чуя слегка ухмыляется в ответ. – Возьми что–нибудь теплое, – советует Мори, вставая. Он одаривает Чую еще одной широкой улыбкой. – Я уверен, что ты отлично справишься. Слова Мори – это и комплимент, и ожидание. Чуя чувствует себя одновременно раздраженным и взволнованным вызовом. – Спасибо, босс, – он слегка смеется. – Ты уезжаешь на три месяца? – переспрашивает Чарли со своего места, сидя за кухонным столом Чуи. Похоже, он шокирован. – Уезжаешь в Канаду? Почему? – Человек, который управляет там филиалом, попросил об отпуске, – отвечает Чуя, наливая себе и Чарли по бокалу вина, стоя по другую сторону стойки. Он передает один из бокалов Чарли. Он не собирается рассказывать ему о проблемах с чужим здоровьем, это личное. – И Мори попросил меня об этом. – И ты просто автоматически сказал «да»? – Чарли все еще кажется застигнутым врасплох, но теперь он звучит немного расстроено. Чуя хмурится, глядя на него и пытаясь понять его проблему: – Он мой босс. – Ты руководитель, – Чарли хмурится в ответ. – Разве ты не имеешь права голоса в том, куда отправиться? – Имею, – Чуя скрещивает руки на груди. Если бы он действительно протестовал, Мори, вероятно, смог бы найти кого–нибудь другого. Но Чуя с нетерпением ждет поездки, чем больше думает о ней. В последнее время он стал немного сходить с ума, не имея чем себя занять. – Я хотел туда поехать. Раздражение Чарли на самом деле не имеет для него смысла. Они музыканты, они часто переезжают. Чарли в любом случае собирается отправиться в европейский тур в марте. – Так что насчет нас? – спрашивает Чарли, все еще сердитый, но и немного расстроенный. Чуя вздрагивает, реакция Чарли теперь становится более осмысленной. Тот даже не повлиял на его решение. Чарли ему очень нравится, но он не собирается отказываться от такой возможности, просто чтобы провести с ним еще один месяц. – Я имею в виду, мы можем иметь отношения на расстоянии, – предлагает Чуя. Это заставляет его вспомнить турне с «Падающей Камелией» в ужасном контексте. Идея не очень привлекательна. – Я мог бы поехать с тобой, пока не уеду в турне, – Чарли чертовски удивляет его своими словами. Он звучит серьезно. – Я никогда не был в Канаде. – Тебе что, нихрена не нужно здесь делать? – интересуется Чуя, стараясь не казаться грубым, но в то же время слишком ошеломленный, чтобы скрыть свой не слишком восторженный ответ. – Ты готовишься к большому турне. – Я не хочу тебя терять, – голос Чарли становится мягким. – Мне кажется, я влюбляюсь в тебя. Чуя не претендует на звание эксперта по романтике, но он уверен, что реакция на то, что твой парень говорит тебе, что влюбился в тебя, не должна быть «о черт». – Чарли, – начинает Чуя так нежно, как только может. Он отставляет свой бокал с вином. – Нам нужно поговорить.   Несколько часов спустя он встречает Тачихару и Гин в одном из их любимых баров. Это место находится недалеко от офиса PMR и обычно полно других сотрудников. Тачихара и Гин сидят в одной из самых уединенных кабинок в глубине зала, подальше от толпы. – Это разбиватель сердец! – кричит Тачихара, когда видит приближающегося Чую. Он широко улыбается. – Отъебись, – раздраженно бросает ему Чуя. Он садится в кабинку и сразу же выпивает почти половину бокала вина, которое его ждало. – Как все прошло? – спрашивает Тачихара, на этот раз немного более внимательный, но все еще веселый. – Он... плакал, – Чуя вздрагивает и хмурится, когда Тачихара и Гин разражаются смехом. Он не ценит, что они насмехаются над ним прямо сейчас. Он никак не мог продолжать встречаться с Чарли, не тогда, когда они были настолько далеки друг от друга. Чуя чувствует себя немного неловко из–за того, что растоптал чужое сердце, но это должно было быть сделано. Чарли воспринял это не очень хорошо. В то же время, они еще недостаточно хорошо знали друг друга, чтобы вот так разбрасываться словами. Чуя слышал о певцах, которые вступают в отношения и брак, и это не про него.  Даже если Чуя не часто встречался с людьми, он знает, что такое любовь. Дело было не в этом. Это было легко и непринужденно, Чуя никогда даже не раскрывал ничего сверхличного о себе. Ближе всего он подошел, когда Чарли остался у него дома и сказал Чуе, что он бормотал во сне утром, и Чуя отмахнулся от него. Он испытывал гораздо больше чувств к Дазаю, когда все еще (наивно) думал о нем, как о друге, чем к Чарли. Немного забавно, иронично, что это именно то, чего, как он думал, он хотел, – кто–то, кто будет бороться за него, кто–то, кто достаточно заботится, чтобы остаться. Вместо этого это было подавляющим и немного сковывающим. Может быть, Чуя не так готов к отношениям, как он думал, если все будет так. Может, ему вообще стоит держаться подальше от музыкантов, если они все такие. Весь этот опыт оставил его немного опустошенным. Он как никогда готов съебать в Канаду. – Бедный Чак, – Тачихара качает головой. – Можно сказать, что его ожидания были слишком... велики. Чуя пинает его ногой под столом, и тот взвизгивает.  – Заткнись, – резко говорит Чуя. – Ты должен быть со мной повежливее, – Тачихара указывает на него пальцем. – Ты снова покидаешь нас. – Это всего лишь несколько месяцев, – Чуя закатывает глаза. – Может быть, к тому времени, как я вернусь, ты приблизишься к завершению своего альбома. Веселье Тачихары омрачается. Отсутствие прогресса у Черных Ящериц хорошо известно по всей PMR, и люди начинают терять терпение по отношению к группе. Прошло уже больше года с тех пор, как к ним присоединился Рюноске, но они до сих пор ничего не выпустили. Хироцу имеет самый несчастный вид, который Чуя когда–либо видел на нем (а Чуя видел его очень, очень несчастным). Следующей заговаривает Гин, холодно глядя на него:  – Так что, я думаю, твоя история любви не будет историей о двух городах. Это снова заставляет Тачихару рассмеяться, и он стукается с ней кулаками. Она ухмыляется в ответ. – Я ненавижу вас обоих, – мрачно произносит Чуя. Он делает еще один большой глоток вина. – Нам очень жаль, что тебе пришлось бросить своего приставучего парня, – категорично заявляет Гин. Тачихара фыркает рядом с ней. Затем она переходит на менее агрессивный тон. – Давайте обратимся к более важным вещам. Где мы будем отмечать твой день рождения в этом году? Я ни за что на свете не поеду в Канаду. У Дазая действительно нет мнения о решении Чуи встречаться с легкомысленным красавчиком Чарльзом Диккенсом. Ему было все равно. У Чуи всегда был ужасный вкус, очевидно, это распространялось и на людей. Он слишком занят своей собственной жизнью, пишет песни, читает книги, играет в шахматы с Сантокой, время от времени переписывается с Одасаку. Дазаю на самом деле жаль Чарльза Диккенса, он заражен микробами Слизняка.  Он также ничего не чувствует, когда они расстаются. (Дазай действительно прекращает работу над подробным анализом и разбивкой всего, что не так с «Большими Надеждами», но это тот раздел его компьютера, который никто никогда не увидит, пока он еще жив.) Май, три года, три месяца и одна неделя с момента релиза «Порчи» – Давайте все поприветствуем Чую в Лос–Анджелес после его пребывания в Канаде, – говорит Мори со своего места во главе стола в конференц–зале для руководителей. – Канадскому филиалу было почти жаль видеть возвращение Дэвиса. – Рад вернуться, – легко отвечает Чуя. Он широко улыбается Мори.  Чуя полностью наслаждался своим пребыванием на севере (даже если было чертовски холодно). Люди в канадском филиале были немного странно милыми, но ему это стало нравиться. Ему также нравилось командовать, принимать решения о том, на каких группах и исполнителях сосредоточиться. Его музыкальные предложения осуществлялись без вопросов. Чуе потребовалось некоторое время, чтобы добиться такого же отклика в Японии и Марселе, но теперь у него достаточно высокая репутация, чтобы люди доверяли ему (или знали, что это плохая идея – перечить ему). (Единственным по–настоящему плохим опытом, которым он обзавелся, пока пребывал в Канаде, был неприятный инцидент в определенный февральский день, когда он слишком сильно напился в караоке–баре и закончил тем, что сам исполнил очень странную версию «Порчи», которая закончилось тем, что он разбил свой телефон во время перехода. Чуя никогда никому об этом не рассказывал, и не было никаких доказательств, что это произошло, поэтому он притворяется, что этого не было.) Хотя на самом деле Чуя только что вернулся из поездки на Фиджи, а не из Торонто. Он и Черные Ящерицы отправились туда на его день рождения, включая их нового участника Ичие Хигучи.  Чуя познакомился с Хигучи после того, как пробыл в Канаде несколько недель. Она играла на гитаре в одной из канадских поп–групп. Но Чуе сразу стало ясно, что она там пропадает. Он подошел к ней и предложил ей работу в другой группе. Она сказала «да» еще до того, как он объяснил, что это будет за группа. Он поделился своей идеей с Мори, и тот легко согласился. На следующей неделе Хигучи уже была в Лос–Анджелесе и встречалась с остальными участниками группы. Не то чтобы встреча прошла очень гладко. Что за хуйня, Чуя, было сообщением, которое он получил от Тачихары. Тому не очень нравилась Хигучи, он считал, что у нее огромная палка в заднице. Гин она тоже не понравилась, но по совсем другим причинам. – Она влюблена в моего брата, – гневно сказала Гин напополам с ужасом, когда Чуя заговорил с ней об этом. – Ты преувеличиваешь, – Чуя попытался ее успокоить. – Она, наверное, просто восхищается им, как музыкантом.  В основном ему просто было трудно смириться с тем, что кто–то встречает Рюноске и влюбляется в него. Он такой же злобный и вспыльчивый, каким был всегда. – Нет, она серьезно влюблена в него, – настаивала Гин. Несмотря на то, что Хигучи не ладила с остальными, она была хороша для группы. Они, наконец, начали находить свое звучание (и слава богу за это, ради его друзей и Хироцу). Они на самом деле сейчас записывают альбом, хотя они взяли перерыв, чтобы похитить Чую и отправить его на Фиджи на его двадцатый день рождения. Было очень весело, хотя Каджи и надулся, что не смог приехать, потому что все еще был в турне. Хигучи все же пришла (что, как подозревал Чуя, было делом рук Хироцу). Акутагаву тоже снова потащили за собой, и он оставался угрюмым на протяжении всей поездки. Он жаловался на слишком жаркую погоду, вместо того чтобы наслаждаться солнцем. Чуя был вынужден признать, что Хигучи действительно неравнодушна к Акутагаве, после того, как стал свидетелем того, как она вела себя рядом с ним. Это было очень тревожно. Но, тем не менее, именно он завербовал ее. Значит, он попытался ей помочь. Он сел рядом с ней (и Акутагавой, который читал под зонтиком неподалеку), в то время как Тачихара и Гин были заняты плаванием (больше похожим на то, что оба были в воде и по очереди пытались утопить другого, но неважно). – Тебе нужен мой совет? – поинтересовался Чуя, подняв брови. – Если хочешь, чтобы тебя уважали, сделай татуировку.   Он указал на свою собственную татуировку на нижней части правой тазовой кости. У Гин на задней части левого плеча, а у Тачихары на верхней части левой ноги (Каджи, этот ублюдок, набил на правой ягодице). – У меня нет татуировки, – вмешался Акутагава скучающим голосом. Он не поднял глаз от своей книги. – Это идиотизм. Чуя закатил глаза и показал ему средний палец, прежде чем снова повернуться к Хигучи.  – Послушай, ты им не нравишься, потому что ты этого не заслужила, – произнес Чуя, решив, что жестокая честность – лучший выход. – Они начнут приходить в себя, если ты докажешь, что серьезно относишься к группе. Татуировка помогла бы в этом. – Кто сказал, что меня волнует, нравлюсь я им или нет? – голос Хигучи был немного высокомерным (хотя из–за ее канадского акцента было труднее казаться злой). – Хорошо, – усмехнулся Чуя. – Тогда будь несчастным изгоем.  Он встал и пошел помогать Гин в ее попытках погрузить Тачихару под воду. Чуя думал, что не убедил Хигучи, но потом той же ночью она потащила их всех в тату–салон с видом полной решимости. Теперь у нее есть своя черная ящерица на внутренней стороне правого запястья. Это не все исправило, но Чуя видел одобрение на лицах Гин и Тачихары, надеясь, что они скоро поладят, особенно если в будущем все вместе отправятся в турне. Приятно снова вернуться в Лос–Анджелес. Ему никогда не нравилось оставаться вдали от города (или его океана) слишком долго. Он не знает наверняка, над чем он будет работать дальше. Мори предложил ему стать сопродюсером альбома Черных Ящериц вместе с Хироцу, но Чуя отказался. Он сказал Мори, что у него ноль процентов интереса к сотрудничеству с Рюноске Акутагавой. Мори принял его решение, улыбаясь в своей версии смеха. – Все идет своим чередом для альбома Черных Ящериц «Разные Пути», – Мори возвращает Чую в настоящее. – И альбом Каджи продолжает преуспевать. Он, вероятно, мог бы добавить Азию в свое турне, если захочет. – Продажи в этом квартале были хорошими, – говорит Эйс (тот, по кому Чуя не скучал, пока отсутствовал). – Популярность Каджи также привела к тому, что число прослушиваний «Падающей Камелии» снова увеличилось. – Как удачно, – произносит Мори, как будто он этого не знал. Затем он поворачивается к Коё. – До меня дошли слухи о каком–то слиянии. Что тебе удалось выяснить? – Глава Драконьей Головы, Тацухико Шибусава, пытается выкупить Gelhert Sound Services, – Коё кивает. – Хотя из того, что я слышала, Шибусава больше интересуется ресурсами и контактами GSS, чем кем–либо из музыкантов, и это не удивительно. У них не так много реальных активов на руках, – теперь Коё слегка качает головой. – Насколько я знаю, он собирается от всех избавиться после того, как вступит во владение, и начнет с нуля.   Чуя обрабатывает полученную информацию, борясь с желанием нахмуриться. Это действительно не его, черт возьми, дело. Ему должно быть все равно. – Прекрасно, – Мори пренебрежительно машет рукой. – GSS никогда не были реальной угрозой, как и Драконья Голова. Они перейдут от двух маленьких игроков к одному чуть менее маленькому игроку. Тем не менее, Чуя не может перестать думать об этом до конца встречи. Одна из вещей, которую Чуя освоил с тех пор, как стал работать на PMR, – это уверенно входить в любую комнату, будь то сцена или полицейское управление Лос–Анджелеса. Проходя по зданию, он встречает множество странных взглядов, но держит голову высоко и ни разу не колеблется. Когда–нибудь, когда он будет ненавидеть его меньше, он мог бы поблагодарить Исаму Ёшии. Чуя направляется прямо в отдел по борьбе с бандитизмом и наркотиками и останавливается, когда доходит до стола женщины, на табличке которой написано «Мизуки Цудзимура». Девушка, которую он принимает за Цудзимуру, смотрит на него широко раскрытыми глазами. У нее сине–зеленые волосы, которые она собрала в пучок на макушке. Чуя был бы больше удивлен этим, если бы не был так сосредоточен прямо сейчас. – Четырехглазый там? – спрашивает Чуя, наклоняясь вперед и опуская руки на ее стол. – Эм, сержант Сакагучи на месте, – осторожно отвечает Цудзимура. – Но его дверь закрыта, а это значит, что он не хочет, чтобы его беспокоили. Чуя начинает идти к закрытой двери, как только она произносит, что этот придурок здесь. Он подходит прямо к кабинету и без колебаний открывает дверь, распахивая ее с такой силой, что она врезается в противоположную стену. Удивленный взгляд на лице Анго Сакагучи, когда он входит, вызывает глубокое удовлетворение.  – Давай проясним одну вещь, – начинает Чуя, входя. Он становится перед столом Сакагучи и смотрит на него, скрестив руки на груди. – Я думаю, что ты подонок. И лжец. И я ненавижу тебя. Но я хочу уничтожить Тацухико Шибусаву, и ты тоже. Сакагучи требуется всего секунда, чтобы прийти в себя, вероятно, потому, что он профессиональный лжец и обманщик.  – Почему ты хочешь уничтожить Шибусаву? – хладнокровно спрашивает Анго. – В наши обязанности не входит уничтожать конкурентов Port Mafia Records, независимо от того, как вы, ребята, пытаетесь использовать нас в своих интересах. Чуя почти тянется через стол, чтобы задушить его (потому что кто он такой, чтобы говорить о том, чтобы воспользоваться ситуацией?), Но Чуя нуждается в нем прямо сейчас. Так что он не должен срываться на него. – Это имеет значение? – интересуется Чуя. Он вытаскивает флешку из кармана пиджака и демонстрирует ее (на нее он поместил данные, которые собрал, используя ресурсы PMR). – Здесь есть все, что вам нужно, чтобы уничтожить его. Ты должен умолять меня о помощи. – А не маловата ли «Голова Дракона» для PMR, чтобы тратить на нее свое время? – спрашивает Анго, хотя и протягивает руку за флешкой. – Просто делай свою работу, – сердито говорит Чуя, передавая предмет. Он уходит сразу после этого, не желая задерживаться рядом с этим ублюдком. – Ты когда–нибудь разговаривал с Дазаем? – подает голос Анго, прежде чем он достигает двери. Чуя останавливается. Он поворачивает только голову, чтобы посмотреть назад. – Я ни разу не думал о нем с того дня, как он ушел, – легко отвечает Чуя, слегка пожимая плечами. – Я ненавижу его больше, чем тебя. Анго удивляет его, нахмурившись на эти слова.  – Я не ожидал этого после того, как он так говорил о тебе, – голос Анго странно кажется грустным. Любой шанс на то, что Чуя сможет сдержать свой гнев, вылетает в окно. Он разворачивается и топает обратно к столу Анго. – Тебе это понравилось? – Чуя спрашивает яростно, практически крича. – Притворяться его гребаным другом, когда ты видел, как мало у него на самом деле их было? – он смотрит на Сакагучи с чистой ненавистью, голос дрожит от ярости. – Меня от тебя тошнит. Он не дает Анго шанса ответить, поворачивается и выбегает из офиса, хлопнув за собой дверью.  Чуя все еще кипит, когда выходит из здания, его руки сжаты в кулаки по бокам. Он пытается сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться.  На самом деле это не работает, поэтому вместо этого он решает пойти и объяснить Мори, почему GSS, оказав им услугу, пойдут на пользу PMR. Он все еще на взводе, даже преодолев весь путь от центра города до офиса PMR. Чуе требуется некоторое время, чтобы понять, где он видел эту девушку раньше, несмотря на ее уникальные волосы, когда он видит ее, стоя в баре, чтобы выпить пару недель спустя после его конфронтации с Сакагучи. Но в конце концов он узнает в ней девушку, с которой он разговаривал, Цудзимуру. Чуя решает держаться от нее подальше. Он пришел сюда с Джейн Остин и сестрами Бронте, чтобы снять стресс, а не думать о том, как он все еще чертовски зол на этого предателя. Но его решение не работает, когда она сама подходит к нему. – Ты недостаточно взрослый, чтобы пить, – это ее первые слова. Она неодобрительно смотрит на его пиво. Это вызывает у него приступ смеха.  – Собираешься меня арестовать? – саркастически интересуется Чуя, приподнимая бровь. – Сержант Сакагучи рассказал мне, что ты сделал, – Цудзимура понижает голос. – Он не поблагодарит тебя за это, но я поблагодарю. Хорошо, что ты арестовал такого человека, как Шибусава, за его преступления. – Я сделал это не для того, чтобы быть хорошим человеком, – пренебрежительно бросает Чуя.  Он не собирается принимать похвалу за то, чего он не заслуживает. Все получилось так, как он хотел. Шибусава находится под стражей, и сделка с GSS провалилась. Он продал его Мори, чтобы принести пользу PMR, и Мори не подталкивал его к этому решению. Во всяком случае, Мори это развлекло. – Сержант сказал мне, что ты играл в одной из групп под управлением Gelhert Sound Services, когда тебе было пятнадцать, – голос Цудзимуры мягче, чем раньше, – что ты поссорился с ними, прежде чем подписал контракт с Port Mafia Records. – Долбаный очкарик, – горько говорит Чуя. – Всегда сует свой нос в дела, которые его совершенно не касаются, – он делает глоток из своей кружки с пивом и качает головой. – Я подумала, что это замечательно, что ты помогаешь своим старым друзьям, – произносит Цудзимура, удивляя его. Она слегка улыбается ему. – Скорее глупо, что я бросился под автобус из–за людей, которые бросили меня много лет назад, – Чуя закатывает глаза, а после пожимает плечами. – Я всегда был дураком. – Я бы назвала это смелостью, – утверждает Цудзимура, глядя ему прямо в глаза. – Ты не держишь зла и поступаешь правильно по отношению к людям, даже если они причинили тебе боль. Не многие люди достаточно сильны, чтобы вот так ставить других выше собственной боли. Чуя не думает, прежде чем спросить: – Ты хочешь выбраться отсюда? Глаза Цудзимуры расширяются, и ее лицо краснеет. Но она прочищает горло и выпрямляется.  – Я детектив, – говорит она. – Ты руководитель Port Mafia Records, – ясно, что у нее есть представление обо всем, что это повлечет за собой. – Я знаю, – Чуя наклоняется ближе и немного понижает голос. Он смотрит ей в глаза, губы приподнимаются в крошечной ухмылке. – Ты хочешь выбраться отсюда? – Да, – отвечает она с придыханием. Июнь, три года, четыре месяца и одна неделя с момента релиза «Порчи» Обычно Дазай был бы в восторге от встречи с Одасаку. Тот не очень часто приезжает в город, а Дазай не очень часто куда–то выбирается. Ода сейчас немного другой, немного более отстраненный. Он все еще добрый, но он намного более тихий, чем раньше. В разговоре возникали долгие паузы, когда они с Дазаем действительно видели друг друга. И обычно, когда Дазай видит Оду, Анго Сакагучи там нет. Но это особый случай. На следующей неделе Одасаку переезжает в Вашингтон, получив там работу на гидроэлектростанции. Друг его семьи помог ему получить эту должность.  Дазаю грустно, что он уезжает так далеко, но он знает, что это сделает Оду счастливее. Ода никогда не чувствовал себя в своей тарелке в Лос–Анджелесе, как будто он видит все плохие воспоминания об этом месте вокруг него.  У Дазая тоже смешанные чувства по поводу города, но он больше нигде не хочет быть. Он очень близок к тому, чтобы подписать контракт с ADA. Чем ближе он к этому подбирается, тем больше он нетерпелив. Такое чувство, что он в своем собственном личном чистилище. Дазай очень хочет выбраться из него. Но на праздновании своего отъезда Ода попросил, чтобы Дазай и Анго оба были там, и Дазай не смог сказать «нет» (даже если один только вид Анго заставляет его чувствовать себя так, будто он глотает кислоту). Дазай ведет себя наилучшим образом для Оды, что означает, что он вообще не разговаривает с Анго и игнорирует его всякий раз, когда он с ним разговаривает. Это самое большее, что он может предложить лживой змее. Понятно, что Ода пытался воссоздать старые чувства из «Люпина», но различия совершенно очевидны. Во–первых, они находятся в парке, а не в баре. Во–вторых, никто из них не пьет (потому что Анго, по–видимому, непреднамеренно выиграл тот старый спор, и Ода больше не пьет). И в–третьих, между ними тремя так много напряженности, что ее трудно игнорировать. Ода действительно старается.  – Эй, – радостно начинает он. – Там тележка с мороженым. Я пойду принесу нам что–нибудь, – он встает и уходит, прежде чем Дазай или Анго успевают возразить. Совершенно очевидно, что Ода сделал это, пытаясь заставить их поговорить друг с другом. Дазай закатывает глаза, Одасаку все еще пытается играть в миротворца. – Я недавно видел Накахару, – говорит Анго, что бросает вызов планам Дазая игнорировать все, что он говорит. – Он пришел в офис. – Какого черта Чуя это сделал? – Дазай не может не спросить. В этом нет никакого смысла. – Он действительно помог нам в одном деле, – Анго слегка хмурится (Дазай пытается игнорировать, насколько это знакомое выражение). – Он предоставил доказательства против Тацухико Шибусавы, генерального директора лейбла «Драконья Голова». Это ничего не проясняет. Чуя, идущий прямо за Головой Дракона, – странный деловой ход. Дазай не видит логики в этом. В наши дни он совершенно не в курсе, когда дело касается музыкальной индустрии. Анго глубоко вздыхает.  – Драконья Голова пыталась выкупить Gelhert Sound Services, – произносит он, как будто его раздражает необходимость объяснять это Дазаю. – Они собирались захватить власть и уволить всех их нынешних музыкантов. Gelhert Sound Services – относительно небольшой лейбл. Мори не стал бы стараться изо всех сил, чтобы помочь им, это не принесло бы никакой реальной пользы. Что означает... о, Чуя.  GSS по–прежнему остается звукозаписывающей компанией, с которой подписали контракт Овцы. За последние несколько лет они выпустили пару альбомов. Ни один из них не вышел достаточно хорошо, но они были достаточно успешны, чтобы сохранить контракт с лейблом. Чуя все еще защищает группу предателей, которые мгновенно бросили его из–за мелкой ревности много лет назад.  От этого что–то сжимается в груди Дазая. Он, как правило, пытается сосредоточиться на недостатках Чуи, когда он думает о нем, – это облегчает ситуацию. Но Чуя все такой же добрый и бескорыстный, как был всегда, независимо от того, заслуживают ли эти люди такой доброты. (Дазай надеялся, что со временем он перестанет скучать по Чуе, что расстояние начнет ослаблять боль всякий раз, когда он действительно думает о нем. Надежды Дазая не оправдались.) Но вместо того, чтобы заставить его потеплеть к Анго, информация заставляет Дазая чувствовать обратное. – Держись подальше от Чуи, – предупреждает Дазай, свирепо глядя на другого мужчину. Это почти угроза. Чуя может быть лакеем PMR, но Дазай скорее умрет, чем позволит Анго прикоснуться к нему. Однако Анго не проникается этим. Он криво улыбается: – Вы двое действительно похожи друг на друга. У Дазая нет возможности спросить его, что, черт возьми, это должно означать, потому что Ода возвращается, протягивая каждому из них по мороженому. – Спасибо, Одасаку, – весело благодарит Дазай, ведя себя так, будто они с Анго не вцеплялись друг другу в глотку все это время. Анго также благодарит его, но гораздо более сдержанно. – Спасибо, что сделали это, ребята, – Ода держит свое мороженое, но не делает движения, чтобы начать есть его. – Вы двое действительно одни из лучших друзей, которые у меня когда–либо были. Я благодарен, что встретил вас обоих. – Мы чувствуем то же самое, – просто отвечает Анго. На этот раз Дазай вынужден согласиться с ним. – Мы всегда будем друзьями, – говорит Дазай Оде, повторяя то, что тот сказал ему в худшую ночь в его жизни. – Конечно, Дазай, – соглашается Одасаку, широко улыбаясь ему. Чуя стучит в дверь Коё и ждет, когда она разрешит ему войти. После того, как она делает это, он заходит, немного удивленный, что его пригласили сюда в такую рань. Он и Коё проводят время вместе, но редко вот так. Коё прислала ему приглашение прийти именно в это время, что очень необычно. На этот раз Коё не работает над чем–то другим, когда он идет к ней. Она жестом приглашает его сесть напротив нее. Чуя так и делает, еще больше удивленный тем, что чая нет и в помине. Очевидно, – это на самом деле рабочая встреча. Несмотря на равные должности, они с Коё редко напрямую пересекаются в деле. Коё овладела искусством заключения деловых сделок, а с тех пор, как ушел Дазай, она также стала чрезвычайно искусной в маркетинге. Чую, с другой стороны, высылают из страны, чтобы попытаться начать что–то новое или заняться музыкой, чем Коё почти не занималась с тех пор, как стала исполнительным директором. Вот почему еще более удивительно, что листы на столе Коё – ноты. Чуя моргает, когда замечает это. – У меня есть к тебе предложение, – начинает Коё своим деловым тоном. – Какое? – спрашивает Чуя. Все это очень странно. – В следующем месяце исполнится пять лет с того момента, как я выпустила «Золотого демона», – по выражению лица Коё и нейтральному тону трудно понять, о чем она думает. – Не хотел бы ты выпустить дуэт, в котором мы оба будем исполнять песню? – Это то, чего ты хочешь? – интересуется Чуя, немного смеясь над всей этой формальностью. – Почему ты просто не попросила? – Я знаю, что у тебя есть сомнения по поводу записи музыки, – Коё тщательно подбирает слова. Чуя вздыхает, качая головой: – Да, но это совсем другое дело. Я бы хотел спеть с тобой «Золотого демона». Я люблю эту песню, всегда любил. Я больше удивлен, что ты хочешь это сделать. Я не думал, что ты когда–нибудь снова будешь выпускать музыку. – Мори предложил сделать что–нибудь, чтобы признать юбилей песни, – Коё откидывается на спинку стула. – Он имел в виду скорее пиар. Но потом мне пришла в голову идея, и она никуда не делась. – Это потрясающе, Коё, – Чуя тепло улыбается ей. Он всегда ненавидел то, как чувства Коё к музыке были разрушены из–за того, что у нее не было другого выбора, кроме как заниматься ею, когда она была моложе. – Я польщен, что ты попросила, правда. – Нам придется немного переделать песню, – Коё возвращается к более деловому тону. Но ее глаза стали ярче. – Наши голоса немного изменились, и нам нужно будет найти гармонию. И прошла целая вечность с тех пор, как я делала надлежащие вокальные упражнения. – Тогда я лучше заварю нам чаю, – говорит Чуя. Он встает и подходит к чайнику. – Мой старый тренер по вокалу сказал мне, что это полезно для голосовых связок. Это совсем другое – снова работать с Коё. Так много изменилось с тех пор, как они вместе работали над песнями, когда ему было пятнадцать. Чуя больше не воспринимает все, что она говорит, как Евангелие, и не нервничает, делясь своим мнением, когда оно отличается от ее. И он забыл, каково это было, когда Коё безжалостно отбраковывала его идеи. Это, мягко говоря, унизительно. Тем не менее, ему очень весело снова работать с ней. Это самое большое количество времени, которое они провели вместе за многие годы. Это своего рода ностальгия – сначала заходить к ней в кабинет, когда он утром приезжает в PMR. Это наполовину воспоминание, наполовину новый опыт. Они в значительной степени разобрались с песней, они просто пытаются усовершенствовать ее, прежде чем начать запись. Чуя также почти забыл, как весело и тяжело петь профессионально. Последние пару лет он пел для себя и с друзьями, но на самом деле он уже давно не выкладывался полностью. Первые пару дней немного тяжело, и он смущен. Жизнь Чуи на работе невероятно приятна. Сложнее его жизнь, когда он не на работе. Чуя честно хотел, чтобы встреча с Цудзимурой была на один раз. Они проснулись на следующее утро, он приготовил ей кофе и подумал, что больше никогда ее не увидит. Затем, пару дней спустя, он нашел номер ее телефона и написал ей сообщение, и с этого момента все вышло из–под контроля. Они не совсем встречаются, но они не совсем не встречаются. Они просто проводят много времени вместе по ночам. И утром.  Чуя знает, что это так чертовски глупо, что ему даже не смешно встречаться с детективом. Вот почему он не сказал ни одной живой душе. Он держит это в секрете. К счастью, большинство его друзей слишком заняты своими делами, чтобы заметить, что что–то происходит. Он пытался уговорить себя прекратить это, но на самом деле не хочет. Ему очень нравится Мизуки. Гораздо больше, чем когда–либо нравился ему Чарли (хотя это немного подло признавать). Но в то время как с Чарли они все время говорили о музыке, он и Мизуки говорят о чем угодно, но только не о музыке. Они оба склонны принципиально избегать обсуждение работы. Вместо этого они говорят обо всем остальном. Один из ее самых первых вопросов был о его семье и о том, где он вырос. Чуя уклонился от полной истории, но рассказал ей о том, что был в приемной семье до встречи с Овцами. Мизуки хороший слушатель. Ему просто чертовски нравится с ней разговаривать. Вот почему он так раздражен, что это накладывается на так много мыслей о Дазае. Многое из этого связано с новой работой с Коё и работой над «Золотым Демоном» Хотя это была первая песня Коё, Дазай – тот, с кем он пел эту песню на стольких концертах. Он тот, с кем он изначально аранжировал композицию для дуэтной версии песни.  Чуя думает о нем, лежа на полу в своем кабинете, – сегодня они работают здесь, потому что у него есть пианино. Коё сидит на скамейке и играет по нотам, в то время как Чуя слушает со своего места на полу рядом с ней. Он схватил подушку со своего дивана, чтобы подложить под голову. – Эй, Коё, – начинает Чуя, пока она пробегает пару гамм во время затишья. – Сколько времени тебе потребовалось, чтобы забыть парня, с которым ты уехала из PMR, когда тебе было шестнадцать? – этот вопрос пришел ему в голову, когда он размышлял над песней, которая, как он знает, связана с некоторыми из этих ее чувств. Коё неэлегантно стучит по клавишам, издавая громкий и неприятный звук. Она поворачивается, чтобы пронзить его очень холодным взглядом, который он видел раньше, но не часто направленным именно на него.  – Если бы кто–нибудь другой спросил меня об этом, я бы вышла из комнаты и начала строить планы, как я могу разрушить его карьеру, – натянуто отвечает она. – Извини, – быстро говорит Чуя, слегка морщась от своей необдуманности. Он приподнимается на локтях и бросает на нее извиняющийся взгляд. – Я не подумал. – Нет, все в порядке, – голос Коё все еще немного резче, чем обычно. – Ты явно спрашиваешь не для того, чтобы просто совать нос в мои болезненные личные дела, как все остальные. – Мы можем притвориться, что поэтому? – Чуя улыбается без всякой радости. – Конечно, – тон Коё становится гораздо нежнее. Она вздыхает. – Я была такой наивной тогда. Я действительно думала, что любовь может победить все, – она качает головой, более открыто расстроенная, чем обычно позволяет себе быть. Она отвечает Чуе безрадостной улыбкой. – Кто–то однажды сказал мне, что я забуду о нем, как только перестану злиться на него. – Когда ты перестала злиться? – интересуется Чуя. Его собственный гнев, кажется, не имеет границ. Если это правда, то она обескураживает. – Я не перестала, – тихо произносит Коё. Она смотрит на пианино, а не на него. Так легко думать о Коё, как о сильной, холодной, как камень. И так мало людей видят, как глубоко она заботится о вещах. Он также склонен забывать, что в свои двадцать четыре года она не намного старше его. Это потому, что она всегда такая спокойная, мудрая и понимающая с ним. У Чуи никогда не было братьев и сестер, но он думает, что именно таково иметь старшую сестру. Кто–то, на кого можно равняться и кто прикроет твою спину, кто–то, кто подтолкнет тебя и будет в твоей команде. Он так благодарен, что Мори назначил ее его наставником много лет назад. Но Чуя также знает Коё достаточно хорошо, чтобы понять, что она не захочет, чтобы он проявлял к ней сочувствие или нянчился с ней. Это не в ее стиле. Это признак доверия, что она так много открывает Чуе, Чуя не разрушит это, обращаясь с ней так, как будто она слабая или поврежденная.  Поэтому он снова ложится, меняя тему разговора на что–то другое. Это еще одна вещь, которая часто занимала его мысли в последнее время. Коё – единственная, с кем он чувствует себя достаточно комфортно, чтобы спросить. – Ты думаешь, я неудачник, если никогда не запишу сольный альбом? – Чуя уставляется в потолок своего кабинета. – Что, черт возьми, натолкнуло тебя на эту идею? – спрашивает Коё, звуча почти раздраженно. Чуя все еще не смотрит на нее: – Это то, чего все хотят от меня. Это то, чего все ждут от меня. Мори хочет этого. Ты этого хочешь. Хироцу, Тачихара, Каджи, я вижу это по вашим лицам, ребята. Я не идиот. – Ты идиот, если мог когда–либо подумать, что я назову тебя неудачником, – говорит Коё, возможно, самым неодобрительным тоном, который Чуя только слышал от нее. Она встает из–за пианино и подходит, чтобы взглянуть на него сверху вниз. – Ты думаешь, я неудачница, потому что перестала записывать музыку? – Конечно, нет, – немедленно возмущается Чуя. – Ты потрясающе справляешься со своей работой. Все это знают. – И ты так же хорош в своей, – Коё скрещивает руки на груди. – Я не думала, что ты один из тех людей, которые нуждаются в похвале, но я очень горжусь тобой. То, чего ты достиг в своем возрасте, просто выдающееся достижение. Каждый проект, за который ты когда–либо брался, процветал. Ты – самое далекое от провала, что только может быть. Чуя чувствует, как его лицо заливается краской, и отворачивается уже по другой причине.  – Спасибо, – тихо благодарит он. – Перестань быть таким ребенком и встань с пола, – приказывает Коё. Она пихает его ногой. – Нам нужно закончить песню.