ID работы: 10383806

Я прокричал твое имя по радио

Слэш
Перевод
R
В процессе
997
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 593 страницы, 26 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
997 Нравится 299 Отзывы 314 В сборник Скачать

Троекратное ура за четыре года 4

Настройки текста
Сентябрь, четыре года, семь месяцев и одна неделя с момента релиза «Порчи» Еще раз с чувством, Осаму Дазай 1. Ложная Весна 2. Зимний фейерверк 3. Я услышал это так 4. Ящик Пандоры 5. Сказки 6. У луны есть напиток, который ждет тебя 7. Будь правильным и улыбайся 8. Срочное обращение 9. Трио Бурайха 10. Сыграй мне песню Чуя держит альбом в руке, с трепетом глядя на трек– лист. Он никогда так не боялся слушать пластинку. Это день релиза, и Чуя сегодня держался подальше от других. Он подождал, пока не окажется в безопасности и в своей квартире, чтобы внимательно изучить альбом. Его первая критика заключается в том, что это даже не тринадцать песен. Однако он откладывает альбом, чтобы ответить на стук в дверь. Он жестом приглашает своего гостя войти:  –  Спасибо, что пришел. –  Нет проблем, чувак, –  беспечно говорит Тачихара. Войдя внутрь, он колеблется, топчась возле двери. Чуя ведет его в гостиную и жестом приглашает сесть в одно из кресел. Он протягивает ему бокал вина с кофейного столика, забирая другой себе. Его бокал наполнен до краев. –  Мне нужно, чтобы ты сидел здесь, ничего не говоря, пил свое вино и держался за мой телефон, чтобы я его не разбил, –  инструктирует Чуя, передавая ему свой телефон. –  Почему? –  спрашивает Тачихара, беря телефон и неловко поднимая его. –  Я поспорил с Гин, что не разобью еще один в течение целого года, –  объясняет Чуя, устраиваясь на диване в более удобной позе. –  Хорошо, –  соглашается Тачихара, пожимая плечами, делая глоток вина. Чуя слегка улыбается, но затем хмурится, нажимая кнопку воспроизведения на пульте своей акустической системы. Звук голоса Дазая наполняет комнату, когда начинает играть его альбом. Они сидят и молчат, пока не прозвучит весь альбом целиком. Единственные звуки, которые они издают, –  это когда они пьют вино. Чуя сжимает свой стакан все крепче и крепче, пока песни продолжают играть. Как только они доходят до конца, все начинается сначала и снова начинает играть «Ложная весна». Чуя нажимает паузу на пульте, отключая звук. Он распрямляется из своего обмякшего положения, допивая остатки вина. Он видит, что Тачихара смотрит на него с озабоченным выражением лица. Чуя встает и тоже хватает пустой бокал Тачихары. Затем он бросает оба стакана на пол и разбивает их вдребезги. Потому что, черт возьми, что он только что послушал? Одно дело, если Дазай хочет свалить и присоединиться к другому лейблу. Совсем другое дело, если это та музыка, которую он собирается там исполнять. Это было достойно –  ничто из того, что создал Дазай, никогда не могло быть плохим. Но это не было по– настоящему замечательным, как думал Чуя. Чуя не был поражен музыкой, которую, как Чуя знает, Дазай способен создать. Это приводит в бешенство. Конечно, это было красиво. Но все песни были легкими и веселыми. Там была гребаная песня о любви.  Тачихара переводит взгляд с него на разбитое стекло и обратно. Затем он ухмыляется Чуе. –  Это было жалко, –  говорит Тачихара. –  Ты называешь это броском? Ты стал мягким, –  обвиняет он его насмешливо. Чуя хмуро смотрит на него.  –  Отъебись, –  резко произносит он.  –  Посмотрим, как у тебя получится лучше, –  Тачихара встает со стула и направляется на кухню. Так Чуя заканчивает тем, что проводит ночь, когда альбом Дазая выходит, разбивая посуду с Тачихарой. Это невероятно целебно. Они хихикают, разбивая тарелки и стаканы, создавая вокруг себя огромный беспорядок. –  Ты голоден? –  интересуется Чуя после того, как они уничтожили практически всю его посуду, которая не была пластиковой. Пятнадцать минут спустя они делят замороженную пиццу, сидя, скрестив ноги, на кухонном столе Чуи, чтобы избежать битого стекла. –  По– настоящему чертовски дерьмово то, что он мог бы сделать намного лучше, –  говорит Чуя, дуя на кусок пиццы, чтобы остудить его. Он хмуро смотрит на свою еду. –  Он ушел, и он делает это дерьмо. –  Мне никогда не нравился Дазай, –  Тачихара пожимает плечами. –  Ты это знаешь. Но это определенно не то, чего я ожидал от него, хотя я едва знал его. –  У меня будут спрашивать мое мнение об этом чертовом альбоме столько гребаных раз, –  вздыхает Чуя. –  Скажи им, что ты думаешь, что это отстой, –  предлагает Тачихара –  Это не отстой, –  признается Чуя, хотя слова немного обжигают. –  Это хорошо. Он найдет отклик. Но для такого гения, как он, это нечестно по сравнению с тем, насколько он талантлив, –  Чуя в отчаянии откусывает большой кусок пиццы. –  Ты ведь тоже не сможешь этого сказать, не так ли? –  спрашивает Тачихара, бросая на него сочувственный взгляд. –  Нет, –  Чуя качает головой. –  Я собираюсь дать какой– то нейтральный ответ, который не будет одобрением или не одобрением. Я уверен, что Мори отправит мне по электронной почте точную формулировку. –  Это отстой, –  просто бросает Тачихара.  Они заканчивают есть и выходят из квартиры. Чуя не хочет разбираться с беспорядком прямо сейчас. К тому же он слишком полон энергии, а в его квартире душно. –  Спасибо, Мич, –  благодарит Чуя, когда они выходят. –  Если ты когда– нибудь кому– нибудь расскажешь об этом, я разобью тебе лицо, как я разбил посуду. –  И он вернулся к своей обычной личности, –  Тачихара дерьмово ухмыляется. Чуя толкает его за это. –  О, отвали, –  говорит Чуя, но смеется. –  Нам нужно потусоваться. В каком– то дерьмовом техно– клубе, где нет ничего, кроме громких басов, и ни одному человеку не будет дела до того, кто мы. Ухмылка Тачихары становится еще шире: –  Позволь мне написать Гин.   Мори просит Чую навестить его через пару недель после выхода альбома «Еще раз с чувством». Он не сообщает Чуе никаких подробностей, кроме того, что у него есть идея для проекта для него. Чуя до абсурда благодарен за эту встречу. Прямо сейчас ему не помешало бы отвлечься. Выражение лица Мори трудно прочесть, когда Чуя садится напротив него. В их отношениях появилась новая сторона с тех пор, как Чуя поссорился с ним из– за Элизы, которая сейчас учится на втором курсе самой дорогой частной средней школы в Лос– Анджелесе и в восторге от этого. Она не перестает писать Чуе об этом. С тех пор Мори стал относиться к нему немного по– другому. Он не просит Чую о большем, но как будто наблюдает за ним более внимательно, оценивая его более глубоко. Чуя старается быть на высоте и не дрогнуть под пристальным вниманием.  Он также чувствует, что Мори меньше играет, когда они теперь только вдвоем. Он все еще улыбается и сохраняет свой голос легким, но не таким, как обычно. Он более откровенно холоден и расчетлив. –  Я много думал о том, что делать с альбомом Осаму, –  Мори подпирает подбородок одной из ладоней. Он все еще называет его Осаму, даже когда его нет рядом, чтобы разозлиться. –  И у меня появилась идея, –  он бросает на Чую испытующий взгляд. –  Хотя тебе это не понравится. Мори никогда раньше не задумывался о его личных чувствах, прежде чем давать ему задание. Чуя поднимает брови. Единственное, о чем он может думать –  это о своем собственном сольном альбоме, но он кристально ясно выразил свои чувства по этому поводу. Мори больше не стал бы поднимать этот вопрос с ним. –  В январе этого года исполнится пятая годовщина с момента выхода «Двойного Черного», –  Мори проводит пальцами руки, на которую он не опирается головой, по своему столу. – И «Порчи». Дуэт «Золотого Демона» имел огромный успех, но я думаю, что с этим мы могли бы сделать что– то еще более масштабное. –  Что вы имеете в виду? –  спрашивает Чуя. Он сохраняет свой голос равнодушным, но что– то, что заставляет его возвращаться к Двойному Черному или «Порче», определенно ему неприятно. –  Одна из причин, по которой «Порча» настолько уникальна, заключается в том, что соло получается спонтанным, –  Мори полностью выпрямляется. Но не улыбается. –  Люди до сих пор смотрят видео, где вы двое исполняете песню вживую в турне Двойного Черного, и есть видео с более чем миллионом просмотров в других городах. Чуя ничего не сказал, он знал об этом. Он ждет, пока Мори приступит к осуществлению своего плана. –  Я выбрал то, что, по моему мнению, является тринадцатью лучшими версиями соло, –  прямо говорит Мори. –  Мне нужно, чтобы ты записал, как ты их играешь, а затем мы сможем выпустить EP со всеми ними в январе под названием «Поврежденные файлы». Это объективно блестящая идея. Люди всегда говорят, какая версия соло является их любимой. Он знает, что люди скачивают mp3– файлы с их видео в Интернете. Чуя не сомневается, что это будет невероятно успешным, если они это сделают. Он уже может представить себе, какое безумие возникнет из– за этого. Но для того, чтобы добиться этого, Чуе придется тратить все свое время, слушая «Порчу» снова и снова. Ему придется внимательно слушать каждое соло, чтобы узнать ноты, а затем освоить их. Песня будет бесконечно повторяться, пока он не закончит ее. Никто другой не может сделать это за него, стиль фортепиано уникален для него. Он также не доверит эту задачу никому другому. Ему приходится бороться с рефлекторным отказом сделать это. Чуя пытается напомнить себе, что не нужно быть эгоистом. Это не о нем, это о PMR. Это также заставит всех заткнуться о Дазае, чего он отчаянно хотел. Конечно, в последний раз, когда ему приходилось регулярно проигрывать эту песню, его почти каждую ночь мучили кошмары. Но с тех пор он вырос, говорит он себе. К тому же, могло быть и хуже. Это не похоже на Арахабаки (как будто это чертовски успокаивает). Чуя тяжело сглатывает.  –  Я сделаю это. –  Отлично, –  Мори впервые улыбается.   25 января, пять лет с момента релиза «Порчи» –  Если вы похожи на меня, вы часами смотрели онлайн видео с «Порчей», –  говорит Мэри Стюарт по телевизору в офисе ADA. –  Вы смотрели мастер– плейлист всех разных версий не один раз. Но Port Mafia Records наконец– то бросила нам кость с поврежденными файлами. В новый EP включены тринадцать версий легендарного сингла. Здесь, чтобы поговорить об этом, со мной Чуя Накахара. –  Спасибо, что пригласили меня, Мэри, –  Чуя улыбается своей улыбкой для интервью в полную силу. –  Что вдохновило тебя на это? –  спрашивает Мэри. –  Ты, наконец, прислушался ко всем онлайн– комментариям, требующим этого? Чуя смеется: –  Это действительно просто подарок всем фанатам, которые все еще любят песню, хотя прошло так много времени. Это для них. Дазай приглушает звук, хмуро глядя на экран. Что за чушь собачья. От идеи так и сквозило душком Мори. Дазай пытался больше не заботиться о том, что делает Port Mafia Records, но это сложно, когда они выкидывают такие трюки. Он не может заставить свой взгляд прекращать возвращаться к Чуе, задаваясь вопросом, как он собирал композиции для этого. Дазай не может уловить никаких видимых признаков беспокойства, исходящих от него, но это мало, что значит. Чуя –  мастер скрывать свою боль. (Он также отмечает, что более длинные волосы Чуи ему до глупости идут, и он выглядит несправедливо привлекательным.) –  Им разрешено это делать? –  спрашивает Танидзаки рядом с ним. Он тоже хмуро смотрит на экран. –  Не совсем, –  возражает Дазай. Они не получили его разрешения использовать его голос в записи. Ему пришлось бы заняться всеми юридическими делами, которых он избегал с PMR, чтобы бороться с ними. –  Но соблюдение правил никогда не было одним из приоритетов PMR. –  Я не понимаю шумихи, –  произносит Танидзаки. –  Он даже не настолько хороший певец. Дазай чувствует, как его тело замирает. Он поворачивается и бросает на Танидзаки долгий взгляд. –  Ты прав, –  насмешливо бросает Дазай. –  Человек, который выиграл пять Грэмми за свою музыку в шестнадцать лет, явно бездарен. Именно поэтому PMR завербовала его в возрасте всего пятнадцати и отдала на обучение к известной вокалистке Кое Озаки. Он, очевидно, просто проложил себе путь к успеху своим плохим характером и ужасным чувством стиля, –  он закатывает глаза. – Зависть тебе не идет, Танидзаки, –  пренебрежительно добавляет Дазай. –  Я думал, ты ненавидишь этого парня, –  горячо говорит Танидзаки, глядя на него. –  Есть достаточно вещей, чтобы высмеять его, не прибегая к придумыванию лжи о нем, –  Дазай слегка ухмыляется. –  Но этот коротышка умеет петь. –  Неважно, –  фыркает Танидзаки. –  Это дешевый трюк –  выпустить кучу версий одной и той же песни, чтобы получить еще один альбом номер один. Классическая PMR. –  Очень хитро, –  соглашается Дазай, наполовину для того, чтобы вернуться на хорошую сторону Танидзаки. Он не очень хорошо себя чувствует из– за своей вспышки гнева. Но Чуя в очередной раз выбил его из колеи. Его поведение по– прежнему невозможно предсказать. (Также, если бы Дазай все еще был с PMR, он бы подумал, что это исключительная идея.) Дазай изо всех сил старается не очень злиться на этот новый ход, даже несмотря на то, что они используют его голос для продажи альбомов. Он старается не позволять этому овладеть им.  Теперь у него есть своя музыка, и он доволен ею. Альбом «Еще раз с чувством» стал самым продаваемым альбомом, который когда– либо был у ADA. Множество рецензий назвали это отличным новым листом для Осаму Дазая. И Одасаку, и Сантока оба сказали ему, что это то, чем можно гордиться. Их мнение значило для него больше, чем массы. Поврежденные файлы все равно жалят. Чуя использует песню, которая частично о них, против него. Это приводит Дазая в ярость.  Но в дополнение к его ярости, он также глубоко, глубоко обеспокоен тем, как его бывший партнер справляется с таким большим воздействием песни. Дазай не видит никаких темных кругов под глазами, но макияж сейчас очень хорош. Дазай пытается напомнить себе, что прошло почти три года с тех пор, как он ушел и говорил с Чуей. Дазай –  последний человек, от которого Чуя хочет сочувствия. Возможно, он преодолел свои трудности с песней. Это, конечно, возможно. (Однако Дазай на самом деле в это не верит и проводит остаток дня с ужасной болью в животе из– за того, как он переживает по этому поводу.) Середина мая, пять лет и три с половиной месяца с момента релиза «Порчи» Чуя немного не в себе, когда просыпается этим утром. Ему требуется секунда, чтобы осознать, что его окружение –  это его съемная в Лондоне. Он вздыхает, ерзая на кровати. Он в значительной степени потребовал, чтобы Мори дал ему работу где– нибудь, кроме Лос– Анджелеса, после публикации поврежденных файлов. Мори легко согласился, сказав, что Чуя заслужил это. Чуя уже несколько раз в своей жизни думал, что он достиг худшей ее части. Первая была после смерти его мамы. Потом он подумал об этом снова, когда умер Артур. И снова после ухода Дазая. Те месяцы, когда он практически жил и дышал «Порчей», были четвертым разом, когда он подумал об этом. Все это время он практически жил в своей квартире один. Он знал, что был слишком взрывоопасен, чтобы подвергать других своему дурному настроению. Он проводил почти весь день за пианино, пытаясь разобраться в сложных соло, которые он был тем, кто придумал на месте в семнадцать лет. Единственным положительным моментом было то, что его навыки игры на фортепиано снова вернулись на тот же уровень после такого количества игр. Это была бы изнурительная работа, даже если бы не песня, которая напоминает Чуе о его сомнениях в своей человечности. Его борьба с этим никогда не прекращалась, но он уже целую вечность не был так расстроен. С тех пор, как Артур умер, и он нырнул в Арахабаки, на самом деле. Но поврежденные файлы были ускоренным курсом напоминания обо всех этих чувствах. Он почти забросил свою кровать и спал на диване в гостиной, когда все– таки спал. Чуя забыл, каково это, когда так часто снятся кошмары. Он не избавился от них полностью нормально, но снова спать так мало было отстойно. Он был впечатлен своим молодым «я» за то, что тот справился с этим в середине гребаного турне. Когда он не терзал себя мыслями о том, что он на самом деле не человек и провел жизнь, притворяясь им, у него также была куча прекрасных мыслей о Дазае. Он слышал, как его голос начинает петь бридж*, когда соло заканчивалось, прежде чем Чуя получал шанс прерывать его раз за разом. * –  раздел музыкального произведения, контрастный по своему содержанию окружающим разделам и подготавливающий переход к основной музыкальной теме Иногда Чуя даже не прерывал его, он просто позволял остальной части песни проигрываться. Одной из проблем использования Чуей видеозаписей было то, что ему не повезло увидеть себя и Дазая, когда они пели. Он стал свидетелем того, как он выглядел так откровенно влюбленно, что его затошнило. Если бы ему все еще было восемнадцать, это, вероятно, сломило бы его, –  те долгие месяцы в одиночестве. Чуя не совсем прошел через это невредимым, но теперь он знал себя достаточно хорошо, чтобы продолжать идти. У него была музыка и воспоминания, чтобы компенсировать темные мысли. Однажды он даже посмотрел их старое представление «Жизнь лучше с небольшой вечеринкой», когда оно появилось во вкладке «Рекомендуемые видео». Это вернуло Чую в то время, когда он был на сцене и был жив. Обычно воспоминания о старых днях с Дазаем вызывали у него горечь и ярость. Но на этот раз этого не произошло. Он смотрел, как их молодые «я» поют эту нелепую песню и исполняют свою ужасную хореографию, и смеялся.  Но больше всего ему помогло другое воспоминание, о котором он долгое время не позволял себе по– настоящему думать. «Я когда– то читал, что музыка –  это язык человеческой души», –  вспомнил он слова Дазая в тот прохладный день на берегу озера Мичиган. «Я не сказал этого, потому что думал, что совершенно ясно изложил свои мысли по этому поводу. Но если ты не уложил это в своем крошечном черепе, то музыка, которую ты пишешь, –  самая болезненно человеческая вещь, которую я когда– либо слышал.» Это было своего рода спасательным кругом. Чуя проигнорировал все, что было до и после, и просто сосредоточился на словах, чувстве, с которым они были сказаны. Независимо от всего остального, что Дазай заставил его почувствовать, ощущение своей человечности было одним из самых сильных чувств. Затем, когда он закончил с поврежденными файлами, ему пришлось дать кучу интервью по этому поводу, и это сильно напомнило ему о других чувствах. Он выплевывал ложь за ложью с улыбкой на лице. Быть в Лондоне было приятно. Чуя не отвечал непосредственно за какие– либо альбомы здесь, просто наблюдал за вещами в основном. Он не возражает против немного меньшей нагрузки прямо сейчас. Недавно он подвергся испытанию, так что перерыв –  не самое худшее. Чуя встает с кровати и идет на кухню, чтобы заварить себе чаю. Он планирует свой день, когда из гостиной доносится голос, пугающий его до чертиков. Чуя поворачивается на голос так быстро, что у него немного болит шея. –  Доброе утро, –  говорит Мори, сидя на диване Чуи, и слегка машет рукой. –  Босс? –  недоверчиво переспрашивает Чуя. Он редко видел Мори за пределами Лос– Анджелеса за всю его карьеру в PMR, и его отсутствие в главном офисе обычно планировалось заранее. –  Привет, Чуя, –  Мори улыбается, жестом приглашая Чую сесть рядом с ним. Чуя слушается, хотя и чувствует себя немного странно, когда ему приказывают сидеть в его собственной квартире. –  Недавно произошло одно событие, которое, я посчитал, было бы лучше обсудить лично, –  начинает Мори, сбрасывая улыбку. Он выглядит слегка раздраженным, что мгновенно вызывает тревогу. –  Что происходит? –  спрашивает Чуя. –  Дело не в Port Mafia Records, –  Мори бросает на Чую нейтральный взгляд. –  Или не напрямую. На самом деле, это о тебе. –  Обо мне? –  Чуя прищуривается. –  Кашимура, родители твоей матери, обнаружили, что ты их родственник, –  прямо сообщает ему Мори. –  Они просят о встрече с тобой. Из всего, что мог бы сказать Мори, это было последнее, чего Чуя ожидал. Он много лет даже не думал о семье своей матери. Он отказался от надежды когда– либо даже поговорить с ними. –  И если ты не хочешь встречаться с ними, –  продолжает Мори, слегка нахмурившись, –  тогда они угрожают раскрыть подробности того, как умерла твоя мать. Как будто кто– то высосал весь воздух из комнаты. Чуя моргает, пытаясь прояснить зрение. Его даже не волнует, что он вот так срывается перед Мори, –  это слишком, чтобы пытаться сохранить какой– то дерьмовый фасад. Чуя может справиться со многим, он справлялся со многим. Но мир, узнающий, что с ним случилось? Он не может этого сделать. Он просто не может.  У него также нет абсолютно никакого желания встречаться с Кашимурами. Он и до этого не хотел, а сейчас –  еще меньше. Похоже, они просто пытаются воспользоваться кем– то известным, с кем, как они узнали, у них есть связь. –  Ты можешь поступать так, как хочешь, –  говорит Мори. Он не выражает Чуе сочувствия, но слова звучат намного добрее, чем он их обычно произносит. Затем его голос становится жестче. –  И если эти жадные до денег стервятники придут за тобой, у тебя будет вся мощь Port Mafia Records, чтобы дать отпор. –  Я не хочу с ними встречаться, –  тихо говорит Чуя. Он смотрит в сторону, когда признается. –  Тогда тебе не нужно, –  просто отвечает Мори. –  Я могу справиться с остальным. Если эти люди знают, что для них хорошо, они будут держать рот на замке. Чуя всегда был благодарен Мори за то, что тот дал ему карьеру, но он никогда не был так благодарен, как сейчас.  –  Вы проделали весь этот путь, чтобы сообщить мне эту новость? –  спрашивает Чуя, удивленный тем, что они просто не обсудили все по телефону. –  Прошло много времени с тех пор, как я выбирался из Лос– Анджелеса, –  беспечно бросает Мори. – Плюс, Элиза продолжает ныть о том, что все ее школьные друзья были в Европе, в отличие от нее. Я привез ее с собой, чтобы заставить успокоиться. Чуя смеется, полный любви к Элизе и ее опекуну. Люди, которые видят в Мори только интригана и манипулятора, обычно упускают из виду эту его сторону. Чуя –  один из немногих людей, которые становятся свидетелями этого. –  Я могу показать ей все, если хотите, –  предлагает Чуя. –  Это дало бы мне возможность навестить наших знакомых здесь, в Лондоне, –  Мори кивает, после чего бросает на Чую более испытующий взгляд. –  У меня также есть другое задание для тебя, когда ты вернешься в Лос– Анджелес. –  Какое? – интересуется Чуя. –  Сначала мы наняли Рюноске Акутагаву в качестве сольного исполнителя, но затем, после того, как ты правильно определил, что он не совсем готов к этому, мы отправили его в Черные Ящерицы, чтобы дать ему шанс немного подрасти, –  Мори слегка ухмыляется. –  Теперь он полностью вырос, и ему пора начать свой первый сольный альбом. Чуя знает, какими будут его следующие слова, еще до того, как он их произносит.  –  Я хочу, чтобы ты продюсировал этот альбом. –  Это предложение или приказ? – Чуя издает что– то вроде фырканья. Он не потеплел к Акутагаве, хотя он очень близок со всеми другими его товарищами по группе.  –  Ты можешь думать об этом как о выборе, если так будет легче, –  Мори ухмыляется еще шире. –  Хорошо, я поработаю с этим парнем, –  соглашается Чуя, качая головой. Он не ждет этого с нетерпением. Чуя встает и идет к себе на кухню: –  Хотите чаю, босс? Июль, пять лет и шесть месяцев с момента релиза «Порчи» Чуя и раньше работал над некоторыми сложными альбомами. Он столкнулся с писательским блоком и необходимостью вырезать огромные партии песен в середине проекта. Он набросился на участников группы, которые ненавидели друг друга до глубины души и угрожали уйти. Ничто из этого не подготовило его к ужасу, который происходит один на один с Рюноске Акутагавой. Прошел месяц, и это был самый длинный месяц в жизни Чуи (а у Чуи было много, много долгих месяцев). Чуя гордится тем, что ладит практически со всеми в PMR. Акутагава всегда был исключением. Они проводили время вместе в группе, и Акутагава каждый год добросовестно посещал поездку на его день рождения с другими Черными ящерицами. Но Чуя никогда не преодолевал его грубые внешние границы ни в одном из этих случаев. Все было бы по– другому, если бы Чуя сделал что– то, что вывело его из себя. Тогда он понял бы. Но он серьезно никогда ничего не делал этому парню. Он пытался быть чертовски милым с ним, даже когда говнюк этого не заслуживал. Все это дело с самого начала было сплошным бардаком. Когда он впервые вернулся домой, он был удивлен тем, что Тачихара неожиданно взорвался на него. Он кричал и ругался на Чую за то, что тот оставил Черных Ящериц без певца. –  Мы что, просто гребаная остановка на пути к тому сольному артисту, которого вы с Мори хотите тренировать дальше? – яростно потребовал Тачихара. –  Теперь мы, блять, остались в подвешенном состоянии, –  он впился взглядом в Чую. –  Дай мне знать, когда найдешь нам следующего вокалиста. Тогда мы сможем повторить это снова, когда ты решишь похитить и их тоже. Чуя был слишком застигнут врасплох и зол, чтобы ответить, и Тачихара вылетел из его кабинета, хлопнув дверью. Прошла неделя, прежде чем Гин пришла навестить его. Он приготовился к еще одному спору, но это было не то, чего она добивалась. –  Ты должен извиниться перед Тачихарой, –  холодно сказала она, бросив на него равнодушный взгляд. –  Я не собираюсь извиняться за то, что даже не было моим гребаным решением, –  огрызнулся Чуя.  –  Вы, певцы, понятия не имеете, на что это похоже, –  Гин покачала головой. –  Ты можешь просто выпускать музыку, когда захочешь. Тебе не нужны другие люди, чтобы делать это. –  Это не так, когда ты играешь на инструменте, –  продолжила она, устремив на него холодный взгляд. –  Мы застряли, если у нас нет вокалиста. Никто не хочет слушать музыку без вокала. И ты получаешь еще меньше уважения как ритм– музыкант, играющий на барабанах или басу. Люди видят в тебе просто фоновый шум, ты погружаешься в любую музыку, которая попадается тебе под руку. –  Раньше я играл на гитаре в группе, –  коротко напомнил ей Чуя. –  Посмотри мне в глаза и скажи прямо сейчас, что если бы ты хотел записать альбом в эту самую секунду, ты не смог бы сделать это легко, –  просто сказала Гин. Она скрестила руки на груди и ждала ответа. –  Да, я мог бы, –  признал Чуя, немного смягчаясь. –  Я знаю, что это было не твое решение, –  произнесла Гин, звуча менее сердито. –  Но ты должен попытаться понять, с чем имеет дело Тачихара. Для меня все по– другому, потому что Рю –  мой брат, и я всегда знала, что он в конечном итоге пойдет в соло. Но даже для меня перемены дались нелегко. –  Я поговорю с ним, –  пообещал ей Чуя. Она кивнула, улыбнулась ему и повернулась, чтобы уйти. Чуя искал Тачихару той ночью в его квартире, зная, что он должен быть тем, кто пойдет за ним. Он колотил в дверь, пока Тачихара не впустил его. –  Что? –  коротко потребовал он, когда открыл дверь. –  Я был мудаком, –  прямо сказал Чуя. –  Ты был прав, что разозлился на меня. Мне действительно чертовски жаль. –  Я не думаю, что я когда– либо слышал, чтобы ты извинялся перед кем– то раньше, –  ответил Тачихара, поднимая брови. –  Я пытаюсь быть милым здесь, –  Чуя боролся с тем, чтобы не закатить глаза. –  Я буду петь для вас, ребята. Это не то предложение, которое далось ему легко. Чуя не делал ничего такого громкого вокально со времен Двойного Черного. Но он пошел бы на это ради Тачихары, Гин и Хигучи. Однако Тачихара посмеялся над его предложением, ухмыляясь Чуе: –  У тебя нет голоса для рока, Малышка Рэд. Чуя нахмурился и отмахнулся от него. Тачихара пригласил его внутрь, и они помирились, как обычно.  С тех пор Чуя искал вокалиста для Черных Ящериц. Он полон решимости найти кого– то, кто на этот раз будет постоянным. Он отверг некоторые предложения людей, которые, как он знал, просто искали способ скоротать время. Акутагава, похоже, не очень расстроен из– за ухода из группы, с которой он играл годами. Это не тот аспект записи его альбома, с которым у него проблемы. Его угрюмый темперамент всегда раздражал Чую, но стало еще хуже, когда он постоянно подвергался его воздействию. Акутагава спорит с ним почти по каждому предложению, которое делает Чуя. Похоже, он решил сделать все, что противоречит тому, что думает Чуя. Чуя вроде как хочет придушить его к этому моменту. Прямо сейчас они одни в кабинете Чуи. Акутагава наотрез отказался от предложенного ему чая и сидит в одном из кресел Чуи у окна с нотами в руках. Они даже не закончили ни одной песни за то время, что они работают вместе. –  Это не сработает, –  пренебрежительно говорит Акутагава о музыке, которую предложил ему Чуя. Он один из немногих, кто показывает такое неуважение Чуе в лицо. –  Я не собираюсь петь тяжелые баллады. Ты путаешь наши стили. –  Ну, извини меня за то, что я, блять, внес свой вклад, –  говорит Чуя со стула рядом с ним. Он сердито отставляет свой чай. –  Может быть, ты хотел бы предложить что– нибудь для разнообразия. –  Я не автор песен, –  повторяет Акутагава, наверное, в сотый раз. –  Ты никогда не писал песен, –  указывает Чуя на различие. –  Ты мог бы написать песню. Ты просто отказываешься по какой– то причине. –  Я никогда не утверждал, что хочу писать музыку, –  Акутагава бросает на него взгляд, полный презрения. –  Тогда ты должен принять то, что пишет кто– то другой, –  огрызается Чуя. Он свирепо смотрит на этого упрямого ублюдка. –  У тебя не может быть и того, и другого. –  И этим автором должен быть ты? –  спрашивает Акутагава с явным отвращением в голосе. Чуя попытался дать парню передышку. Он был более чем терпелив со его мелкими комментариями и оскорблениями. Он держал язык за зубами столько, сколько мог. Но Чуя больше не может мириться с этим дерьмом. –  В чем твоя гребаная проблема? –  требует Чуя, повышая голос. –  Серьезно? Ты не хочешь записать сольный альбом? Потому что, если ты этого не сделаешь, мы можем закончить прямо сейчас. Я бы хотел избавиться от тебя. –  Я не говорил, что не хочу записывать сольный альбом, –  отвечает Акутагава, сохраняя ровный голос. Это просто еще больше бесит Чую. –  Тогда что? –  он вскидывает руки в воздух. –  В чем, черт возьми, проблема? Почему ты ведешь себя, как маленькая сучка? –  Может быть, я просто не хочу с тобой работать, –  хладнокровно бросает Акутагава. Чуя должен взять паузу, чтобы не нанести удар. Но он уже не такой вспыльчивый, каким был в семнадцать. Кроме того, он не думает, что насилие дойдет до Рюноске, как это произошло с Каджи. –  Почему? –  прямо интересуется Чуя. –  Ты буквально даже не знаешь меня. Мы даже никогда не работали вместе. Акутагава усмехается: –  Ты хоть представляешь, сколько времени я потратил на каждую вещь, которую я делал, по сравнению с тобой? Насколько я никогда не мог сравниться с идеальным вокалистом Чуей Накахарой? –  Что? –  переспрашивает Чуя, ошеломленный информацией. –  Я работал с Дадзаем почти год, –  категорично говорит Акутагава. –  Ничто из того, что я когда– либо делал, не оправдывало его ожиданий. Ты был его любимым примером того, чего я не мог достичь. Миллион взаимодействий, которые у него были с Акутагавой, внезапно обретают гораздо больше смысла. То, как другой мальчик всегда относился к нему холоднее, чем другие. То, как он ощетинивался всякий раз, когда Чуя рассказывал ему об успехах Черных Ящериц. Чуя действительно думал, что ему надоело находить новые причины злиться на Дазая. Но серьезно, о чем, черт возьми, он думал? Он знал, что Дазай был строг с Акутагавой, и он не обязательно одобрял это, но он не знал, до какой степени. Теперь совершенно очевидно, что настоящие проблемы Акутагавы проистекают из извращенной комбинации низкой самооценки и высокомерия, которые были вбиты в пятнадцать лет.  Черт бы побрал эту Макрель, думает про себя Чуя. Какого хрена я все еще разгребаю твой бардак? И во что, черт возьми, Дазай играл, называя его идеальным вокалистом за его спиной? Он никогда не делал таких комплиментов в лицо Чуе. Чуя хотел бы, чтобы это не заставляло его чувствовать себя таким противоречивым. Одобрение Дазая в музыке нелегко получить, и Чуя всегда втайне хотел этого. Осознание того, что у него все это было, сильно задевает его голову.   Но Чуя пока откладывает это в сторону. Они здесь не для того, чтобы обсуждать его нерешенные проблемы с Дазаем прямо сейчас, –  они здесь, чтобы начать исправлять проблемы Акутагавы.  –  Дазай называл меня фальшивящим практически каждый день, когда я работал с ним, –  говорит Чуя, слова даются с трудом. –  Его стандарты были абсурдными. И с тех пор ты прошел долгий путь. Я бы не согласился записать этот альбом, если бы не думал, что это будет что– то стоящее. Я не трачу свое время на посредственную музыку. –  У меня даже не было шанса проявить себя перед ним, –  с горечью произносит Акутагава. –  Он ушел до того, как у меня появился шанс. –  Пошел он нахуй, –  яростно бросает Чуя. –  Осаму Дазай –  это не конец всего музыкального мира. Скажи мне честно, что ты думаешь о «Еще раз с чувством»? Акутагава сглатывает, выглядя смущенным.  –  Странно сентиментальный и не полностью раскрывающий свой потенциал, –  неловко отвечает он, как будто ожидая наказания за свое мнение. –  Так почему ты тратишь свое время, пытаясь произвести впечатление на какого– то мудака, музыка которого сама по себе не идеальна? –  спрашивает Чуя, одаривая его долгим взглядом. –  Он был моим наставником, –  Акутагава пожимает плечами. –  Я узнал от него практически все, что знаю о музыке. Чуя вздыхает: –  И я работал с ним более тесно, чем практически с кем– либо. Я знаю, что делаю. И это не моя вина, что он использовал меня, чтобы попытаться заставить тебя исправиться. –  Значит, ты избавился от своей привязанности к нему? –  спрашивает Акутагава с явным вызовом в голосе. Чуя решительно этого не сделал. С его стороны немного лицемерно ожидать, что Акутагава сделает то, чего он не может. Но если Чуя не может избавиться от своей собственной связи с Дазаем, он может, по крайней мере, помочь Акутагаве отодвинуть ее достаточно, чтобы это не сдерживало его. –  Я не говорю, что ты должен преодолеть все, что ты чувствуешь к нему, –  Чуя сохраняет спокойный тон. –  Но ты позволяешь этому управлять тобой. Акутагава не выглядит убежденным, он просто смотрит на Чую, слегка нахмурившись. –  Один человек, которого я очень уважаю, однажды научил меня не позволять моему прошлому определять мое будущее, –  продолжает Чуя, его голос становится немного мягче, когда он думает об Артуре. Его потеря все еще немного доставляет боль. –  Они посоветовали мне делать со своей жизнью то, что я хочу, не позволять моему прошлому опыту принимать это решение за меня, –  он одаривает Акутагаву испытующим взглядом. –  Чего ты хочешь, Рюноске? Акутагава встречает его взгляд на долгий момент. Затем он вздыхает и отводит глаза. –  Была песня, –  натянуто начинает Акутагава, –  над которой мы с Дазаем работали вместе. Она называется «Расемон». Чуе приходится очень, очень постараться, чтобы сдержать победную ухмылку. Он сохраняет нейтральное выражение лица.  –  Это звучит, как отличное место для начала.   Декабрь, пять лет, десять с половиной месяцев с момента релиза «Порчи» –  Дебютный альбом Рюноске Акутагавы «В Роще» –  самый продаваемый альбом PMR за последние годы, –  объявляет Эйс, самодовольно тряхнув волосами. –  А лид– сингл «Расемон» был на вершине всех чартов с момента его выхода. На этот раз Чую даже не раздражает отношение Эйса. Он слишком откровенно самодоволен. После того, как Акутагава показал ему незаконченный «Расемон», все пошло не идеально, но в конце концов они поняли, как работать вместе. Как только они высказали свои обиды, Акутагава не совсем был добр и дружелюбен по отношению к нему, но он перестал не соглашаться с ним просто из принципа. Он серьезно относился к идеям Чуи, хотя многие из них он все еще отвергал. Получается, что кто– то, кого наставлял Дазай, оказался таким же придирчивым. После нескольких месяцев долгих часов совместной работы над песнями и проверки того, что музыка соответствует их обоим стандартам, получилось «В Роще». Чуя гордится этим так, как не гордился со времен «Литературного Города» Это первый альбом с тех пор, над которым он так тесно работал с музыкантом, в котором так много вклада Чуи. Несмотря на заявления Акутагавы о том, что стили его и Чуи были совершенно разными, на самом деле это было не так. Рюноске, может, и не поет баллады, но его музыка мрачная, как многое и у Чуи. Им обоим нравится копать глубоко, выжимать из песни все возможные эмоции. Они не довольствуются чем– то простым, им нравится создавать что– то тяжелое для прослушивания, что оставляет впечатление. Где– то по ходу дела Чуя решил, что они друзья. Ты не можешь так хорошо общаться с кем– то по музыке и не начать любить его. Чуя, возможно, единственный друг Акутагавы в PMR, кроме Черных Ящериц. Хотя он нравится Гин, потому что она его сестра, Хигучи все еще немного увлечена им, а Тачихара в основном терпит его, потому что он брат Гин. Чуя улыбается, когда видит этого угрюмого придурка сейчас. Акутагава не очень восприимчив к его дружбе, но и не отвергает его напрямую. За время, проведенное вместе, он стал больше уважать Чую, если не много. –  Мы очень гордимся маленьким Акутагавой, –  Мори широко улыбается (хотя Акутагава, вероятно, был бы в ярости, если бы его назвали маленьким в двадцать лет). –  И его постоянным продюсером, Чуей Накахарой, –  он обращает свою улыбку к Чуе, делая ее немного более искренней. –  Он заслуживает большей части похвалы, –  легко говорит Чуя, слегка ухмыляясь Мори. Они оба знают, как много сделал Чуя. Вероятно, это и было намерением Мори, когда он спросил его в мае, этот хитрый ублюдок. –  Вы оба заслуживаете похвалы, –  добавляет Кое, сама слегка ухмыляясь. Она тоже все знает. Она почти улыбается Чуе. –  Я собираю тур для продвижения альбома, –  говорит Мори, возвращаясь к делу. –  Я предварительно назначаю апрель в качестве даты начала. Акутагава начинает активно работать с Йоши, но ему еще предстоит пройти долгий путь. Образ Акутагавы, застрявшего на месяцах сценических тренировок с Графом, настолько забавен, что Чуя вынужден подавить фырканье. Возможно, Акутагава выпустил один из лучших альбомов за последние годы, но он не готов к выступлениям. Хмуро смотреть на своих фанатов, пока он играет для них, не помогло бы его растущей славе. –  Другое важное объявление заключается в том, что мы сейчас ведем переговоры с Фрэнсисом Скоттом Ки Фицджеральдом о заключении взаимовыгодного соглашения, –  сообщает Мори. Ф. Скотт Фицджеральд –  генеральный директор The Guild, одной из немногих крупных звукозаписывающих компаний в США, которая не находится в Лос– Анджелесе. Вместо этого главный офис Гильдии находится на Лонг– Айленде. Хотя PMR более успешна, чем Гильдия, с точки зрения наличия более успешных и популярных музыкантов, Гильдия гораздо более финансово могущественна. Помогает то, что их генеральный директор происходит из одной из самых богатых семей в Америке и имеет сеть богатых инвесторов. Они никогда не были враждебно настроены по отношению к Гильдии, но они, конечно, никогда не объединялись с ними раньше. Гильдия всегда была их главным конкурентом. Но было ясно, что если кто– то из них когда– нибудь сделает ход против другого, они оба потеряют слишком много в последующей битве. –  Зачем нам работать с этим придурком Фитцджеральдом? –  спрашивает Чуя. Кое неодобрительно смотрит на него из– за языка, но это единственное подходящее описание. Все, кого он когда– либо встречал в Гильдии, поглощены собой и смотрят свысока на музыкантов с других лейблов. Они кучка высокомерных придурков. И Фицджеральд –  худший из них всех. Однажды он намекнул, что Чуя занимается благотворительностью из– за его прошлого, и с тех пор Чуя его ненавидит. –  Я доверяю им не больше, чем ты, –  Мори улыбается вспышке Чуи. –  Но Гильдия хочет добавить в свой список немного молодой крови, и они, по– видимому, не нашли никого среди своих контактов. Они знают, что набор и развитие музыкантов –  одна из самых сильных сторон PMR, и они готовы соответствующим образом компенсировать, если мы согласимся помочь им в этом. –  Мы собираемся помочь Гильдии нанять кого– то? –  переспрашивает Чуя, не видя логики. Зачем им отказываться от одного из своих потенциальных музыкантов и всех денег, которые они могли бы заработать в долгосрочной перспективе? –  Это была и моя первая реакция, –  вмешивается Кое. –  Затем я увидела их вступительное предложение, и очень маловероятно, что один музыкант может внести больший вклад за всю свою карьеру, чем то, что они готовы заплатить. Чуя на это поднимает брови. О какой долбаной сумме они говорили? –  Ничто еще не высечено на камне, –  говорит Мори. –  Но похоже, что мы заключим сделку. –  Я был бы счастлив обескровить Фитцджеральдов, –  Эйс ухмыляется. Несмотря на то, что оба были из богатых семей, их семьи не были дружелюбны друг с другом. –  Это и есть цель, –  весело отвечает Мори. –  Говоря о наборе, мы недавно подобрали певицу, Кеку Изуми. –  Я возьму девушку себе, –  добавляет Кое, шокируя Чую. Она никого по– настоящему не наставляла со времен него самого. –  В четырнадцать лет ей все еще нужна большая помощь. Тогда это имеет больше смысла. Четырнадцать лет –  это молодой рекрут, даже для них. Они усвоили урок о том, какой катастрофой могут быть дети– музыканты с Юмено Кюсаку, с которыми им пришлось расстаться после того, как они не смогли показать их публике, какими бы талантливыми они ни были. Чуя делает мысленную пометку поговорить о девушке с Кое позже. Он заинтересован в человеке, который заставил Кое вернуться к роли наставницы. Он хочет помочь убедиться, что у девушки будет плавный переход в PMR. –  Конечно, –  легко соглашается Мори. –  С тобой она окажется в хороших руках. Вскоре после этого встреча завершается. Чуя пытается поймать Кое, чтобы поговорить с ней, но она бросает, что ей нужно на другую встречу. Она обещает прийти и найти его позже. Итак, Чуя направляется к своему собственному офису, удивленный тем, что кто– то уже там, когда он заходит внутрь. –  Малышка Рэд, –  здоровается Каджи, вскакивая со своего места на столе Чуи (Чуя не в восторге от того, что он там сидел). –  Ты никогда в это не поверишь. –  Поверю во что? –  интересуется Чуя, подходя к нему. –  Ты слышал об этой новой девушке, Изуко или как ее там? –  спрашивает Каджи, широко ухмыляясь. –  Угадай, кто, блять, ее завербовал. –  Кека Изуми, –  решительно поправляет Чуя. Тем не менее, он заинтригован весельем Каджи. –  Кто? –  Чертов маленький геккон, –  Каджи резко хихикает. –  Ты издеваешься надо мной, –  автоматически произносит Чуя. Каджи только смеется еще громче. –  Ты уверен, что это была не Гин? Или, например, кто– нибудь еще? –  Нет, –  радуется Каджи. –  Это был наш постоянный солнечный шар, Рюноске Акутагава. У Чуи отвисает челюсть: –  Что за хрень на самом деле? –  Я. Знаю, –  говорит Каджи, все еще хихикая. –  Давай, нам нужно созвать собрание Черных Ящериц, чтобы узнать всю историю. Март, шесть лет и полтора месяца с момента релиза «Порчи» Дазай не проводит много времени на пляже, но сегодня ему захотелось и он решил прогуляться там. Его коллеги не будут беспокоиться о том, что он пропал (кроме Куникиды, который разозлится и будет неустанно названивать ему, поэтому Дазай переводит свой телефон в режим «не беспокоить»). Сегодня прохладный день, поэтому здесь не так много других людей. Дазай может ходить по волнам с ботинками в руках, и никто его не остановит. Это были корректировки после «Еще раз с чувством», поскольку его снова легко узнать. Но люди в Лос– Анджелесе, как правило, были наименее безумными, вероятно, из– за того, как часто они видят известных людей. Он и Куникида отправились в небольшой трехмесячный совместный тур в поддержку «Весенних птиц» и «Еще раз с чувством». Толпы были меньше, чем в прошлом опыте Дазая, но они были такими же оживленными и полными энтузиазма. Это было очень весело. Дазай никогда не был так одержим выступлениями, как некоторые его знакомые, но он забыл, как сильно ему это нравилось. Также было здорово, что с ним был Куникида, который мог развлечь его и прикрыть спину. Их партнерство крепко, как никогда, несмотря на то, что Куникида настаивает на том, что они коллеги и не более того.  Теперь, когда Танидзаки закончил университет, ADA работает над тем, чтобы помочь ему выпустить его первый альбом «Легкий снег». Он сильно повзрослел с тех пор, как Дазай впервые встретил его, вокально и эмоционально. Он уверен, что «Легкий снег» в конечном итоге будет чем– то впечатляющим. Они также наняли нового сотрудника на неполный рабочий день, Кенджи Миядзаву. Он, возможно, самый жизнерадостный человек, которого Дазай когда– либо встречал. У него тоже был прекрасный певческий голос, хотя он очень скромно говорит об этом. Он родом из какого– то маленького фермерского городка по имени Ихатов, о котором Дазай никогда не слышал, и переехал в Лос– Анджелес со своим дядей, чтобы попробовать себя в профессиональном пении. Дазай думал, что Ранпо был тем, за кем они должны были пристально следить, но наивность Кенджи постоянно ставит его в затруднительное положение. Он, кажется, понятия не имеет о людях, пытающихся воспользоваться им, или унции уличной смекалки. Дазай благодарен, что он с ADA, он немного нервничает, что бы с ним случилось в таком месте, как PMR. Дазаю действительно не из– за чего быть недовольным. Его работа приносит больше удовлетворения, чем когда– либо. Он окружен людьми, о которых он заботится, и которые заботятся о нем. Чего еще он мог желать? Но, несмотря на его настойчивость в том, что это никак на него не повлияло, он был в прострации с тех пор, как Рюноске Акутагава выпустил «Расемон» и «В Роще». Честно говоря, Дазай никогда не думал, что снова услышит эту песню. Он больше не думал об этом после той встречи в октябре, когда был закрыт сольный альбом Акутагавы. Это было странное чувство, когда все, к чему он стремился, и чего у него отняли, было брошено ему в лицо. И это была комбинация действий Акутагавы и Чуи, что сделало все еще хуже. Чем успешнее становится «В Роще», тем более недовольным становится Дазай. Он работает в ADA уже два с половиной года. Тем не менее, PMR продолжает каким– то образом насмехаться над ним. Дазай задается вопросом, сможет ли он когда– нибудь по– настоящему освободиться от них.    Не похоже на то. Такое чувство, что независимо от того, как далеко он уехал или как давно это было, Port Mafia Records будут постоянно звучать, как сирена, в его голове. Дазай использует океанский воздух, чтобы попытаться избавиться от своего страха, случайно подцепив привычку. Эти волны хором накатывают на берег, он напевает себе под нос, пока идет (если PMR собирается жить в его голове, он должен, по крайней мере, играть их лучшую музыку.) Он почти не чувствует, как человек лезет в карман его плаща. Дазай резко оборачивается и видит мальчика с белыми волосами, который поднимает руку, выражение его лица отчасти виноватое, отчасти опустошенное.  –  Ты пытаешься ограбить меня? –  спрашивает Дазай, улыбаясь парню. Это, пожалуй, самое забавное, что случилось с ним за последние недели. –  Ты Осаму Дазай, –  произносит мальчик в ужасе, глаза расширяются, когда он осознает. –  Я только что пытался ограбить Осаму Дазая. –  Вежливо представляться, когда пытаешься у кого– то украсть, –  говорит Дазай, его улыбка становится еще шире. –  Ты собираешься звонить в полицию? – интересуется мальчик. Он выглядит на грани слез. –  Нет, если ты скажешь мне свое имя, –  Дазай меняет свой жизнерадостный тон на более добрый. –  Ацуши Накаджима, –  тихо отвечает мальчик, со стыдом склоняя голову. –  Мне так жаль, мистер Дазай. Я понятия не имел, что это ты. Не то чтобы я гордился бы тем, что ограбил кого– то, кто не был тобой , –  продолжает Ацуши. –  Честно говоря, я никогда не делал ничего подобного раньше. Но я не знал, что еще можно было сделать. –  Ты знаешь, Ацуши, –  тянет Дазай. –  Я очень голоден. Хочешь чего– нибудь поесть? Ацуши на мгновение заикается от удивления: –  Ты не сердишься на меня? –  Не– а, –  пренебрежительно бросает Дазай. Он указывает на грязную одежду Ацуши. –  Ты не представляешь особой угрозы, малыш. Дазай игнорирует недоумение и протесты Ацуши и тащит его за чазуке после того, как он уговаривает мальчика рассказать ему, какая у него любимая еда. Дазай ищет ближайшее место, где подают блюдо, и приводит туда Ацуши. Ему нравится место, куда они в конечном итоге попадают, он все еще любит такие места, которые можно охарактеризовать, как «дыра в стене» Несмотря на заявление Ацуши о том, что он не мог воспользоваться Дазаем, в итоге он съедает три миски чазуке, энергично проглатывая еду.  –  Так как же тебе в итоге понадобилось кого– то ограбить, Ацуши? –  спрашивает Дазай, раскладывая свой рис по формам. На самом деле он только что пообедал перед тем, как прийти на пляж. –  Меня выгнали из моего приюта на прошлой неделе, –  глаза Ацуши сосредоточены на столе, а не на Дазае. Он ковыряется в столешнице одной рукой. –  У меня нет с собой денег, и мне больше некуда идти. –  Почему они выгнали тебя? –  Дазай борется с хмурым взглядом. Что это, черт возьми, за место, где детей просто выбрасывают на улицу?  –  Директор сказал, что у них не хватает места для всех, –  скромно говорит Ацуши. –  И я был самым старшим, поэтому они сказали, что я должен уйти. Дазай планировал накормить ребенка и покончить с ним, но он не может не думать об Одасаку, когда тот рассказывает свою историю. Дазай пытался создавать музыку, которая помогает людям, но игнорирование ребенка, который так явно отчаянно нуждается в помощи, похоже, сведет на нет все его усилия стать лучше. –  Я, наверное, смогу найти тебе работу, –  беспечно произносит Дазай. –  Ты когда– нибудь слышал об Audio Detective Agency? –  Конечно, слышал, –  глаза Ацуши расширяются от этих слов. –  Вы действительно наняли бы кого– то вроде меня? Дазай вытаскивает несколько купюр из бумажника Куникиды, которые он стащил у него в офисе этим утром, и бросает их на стол.  –  Ну, в конечном счете, это зависит от Фукудзавы. Но у меня такое чувство, что он согласится. Фукудзава вел себя довольно отчужденно, но этот парень никогда бы не отвернулся от ребенка, которому больше некуда было идти. Даже если они не смогут дать ему работу в ADA, они могли бы попытаться найти что– нибудь для него. Дазай также может позвонить Сантоке, у него могут быть какие– то идеи. Дазай забирает Ацуши с собой в ADA, поддерживая постоянный поток бессмысленной болтовни, чтобы избежать вопросов Ацуши. Он не хочет давать ребенку ложную надежду, но Дазай полон решимости не оставлять мальчика на улице, неспособного ограбить кого– то еще. –  Всем привет, –  кричит Дазай, входя в офис. Он тянет Ацуши за собой. –  У меня есть кое– кто, с кем вы все должны встретиться. Это Ацуши Накаджима. –  Где ты был? –  требует Куникида, топая к ним. Он свирепо смотрит на Дазая. –  У тебя мой бумажник? –  Я думал, что мы партнеры, Куникида, –  беспечно говорит Дазай, доставая чужой бумажник. –  То, что принадлежит мне, принадлежит тебе и все такое. Куникида хмурится и практически вырывает бумажник у него из рук: –  И кто этот ребенок? У нас здесь не детский сад. –  Я Кенджи, –  здоровается младший мальчик, подходя к Ацуши. Он широко улыбается ему и протягивает руку. –  Приятно познакомиться. Ацуши пожимает ее с нервной улыбкой на лице.  –  Да, мне тоже. –  Президент у себя? – интересуется Дазай у Куникиды, ухмыляясь ему. –  Не приставай к Фукудзаве со своими глупостями, –  коротко бросает Куникида. –  И ответь на вопрос. –  Я тебя откуда– то знаю? –  спрашивает Ранпо у Ацуши. В одной руке он держит очки для чтения и, прищурившись, смотрит на мальчика. –  Хм, я так не думаю, –  с вопросительными интонациями отрицает Ацуши. –  Кто этот милашка? –  спрашивает Йосано. Она вышла из своего кабинета, чтобы посмотреть, из– за чего весь этот переполох, и теперь идет к ним с широкой улыбкой. –  Он выглядит так, будто сражался с енотами, –  замечает Наоми. Теперь она начала работать здесь вместе со своим братом. Она поворачивается, чтобы надуться на него. –  Джуничиро, ты должен принести ему какую– нибудь одежду! –  У меня с собой ничего нет, –  Танидзаки поднимает руки вверх. Она продолжает спорить с ним об этом, говоря, что это не оправдание. Тем временем Йосано теперь сжимает ладонь Ацуши, пожимая ее. Куникида все еще скрещивает руки на груди и сверлит Дазая взглядом: –  Я все еще жду объяснений. Дазай испытывает искушение сказать, что Ацуши пытался ограбить его, просто чтобы увидеть лицо Куникиды, но он хочет, чтобы тот помог ему. Куникида может быть немного жестким в отношении правил, и раскрытие попытки воровства Ацуши может его взбесить. Но прежде чем Дазай успевает ответить, дверь в офис распахивается. Из всех людей, которые могли бы пройти через нее, Рюноске Акутагава –  последний человек, которого Дазай ожидал бы увидеть.  Акутагава едва смотрит на него, вместо этого впиваясь взглядом в Ацуши. –  Ацуши Накаджима, –  надменно заявляет Акутагава. –  Я искал тебя.   Вербовка Ацуши Накаджимы –  это катастрофа с самого начала. Прежде всего, Мори поручает это Акутагаве из всех людей. Он утверждал, что тот был подходящим человеком для этой работы из– за их близости по возрасту и успеха Акутагавы с подписанием Кеки. Было бы достаточно плохо, если бы это была просто неудачная вербовка для PMR. Но Ацуши –  певец, которого они предложили нанять в Гильдию. Они ждали их одобрения, прежде чем искать его. Гильдия согласилась на сделку. Чуя до сих пор понятия не имеет, как Мори вообще выследил певца, но сейчас это не важно. Что важно, так это буря дерьма, которая последовала после того, как Акутагава ворвался в ADA в одиночку и попытался предложить Ацуши контракт на запись, но вместо этого оскорбил его. С этого момента все стало только хуже. В ADA даже не знали, что Ацуши может как– то петь, но потом они сами попытались подписать с ним контракт. Если бы не глупая Гильдия, PMR могла бы отступить и покончить с этим. Но было бы ужасным шагом нарушить их слово, данное Фицджеральду, тот мог бы нанести большой ущерб, если бы они разозлили его. Так они вступили в войну за территорию с ADA из– за мальчика, которого они даже не хотели для себя. Но ADA непреклонна в том, что Ацуши должен подписать с ними контракт, а ребенок –  доверчивый дурак и верит им.  Акутагава пытался исправить свою ошибку, изменив свое отношение, но безуспешно. Он много раз бывал в ADA, но это не помогло, а наоборот сделало хуже. Он также втянул Хигучи, и это превратилось в неприятный спор между ADA и PMR. Но самым худшим было недавнее заявление Дазая о том, что, если ПМР не смирится со своим поражением, он пойдет в полицию со всем, что у него есть на ПМР. Чуя был проинформирован обо всем этом, когда он был в самолете, Мори, который буквально кипел от ярости. Чуя был в Японии, когда все началось, но сейчас его вызвали домой, чтобы помочь с устранением ущерба. Чуя находится в абсолютно ужасном настроении, когда прибывает в PMR после возвращения в Лос– Анджелес. Он понятия не имеет, как, черт возьми, все дошло до этого. Он действительно думал, что ему никогда больше не придется общаться с Дазаем после того, как прошло столько времени. Но теперь тот появляется снова, просто чтобы насыпать еще один галлон соли на рану. Телефон Чуи звонит, когда он идет в свой офис, и имя Кое высвечивается на экране. –  Привет, –  коротко здоровается Чуя, отвечая на звонок. –  Я думаю, что ты в курсе всего, что происходит? –  спрашивает Koе, на этот раз ее жесткий контроль ослабевает и позволяет ее разочарованию стать очевидным –  Да, я в курсе ситуации, –  грубо соглашается Чуя. –  Мори позвонил и проинформировал меня о рейсе. Чуя открывает дверь в свой кабинет, слушая ответ Кое, когда замечает человека, совершенно непринужденно развалившегося на диване в его кабинете.  –  Ты, должно быть, издеваешься надо мной, черт возьми, –  ругается Чуя, застывая в дверях.  –  Привет, Чиби, –  беспечно произносит Дазай. Он весело улыбается ему и машет рукой. –  Мне нужно идти, –  мрачно говорит Чуя в свой телефон, вешая трубку, прежде чем Кое успевает что– то сказать. На протяжении многих лет Чуя много думал о том, что он скажет Дазаю, когда увидит его в следующий раз. Теперь все это вылетает в окно, когда он видит его перед собой. Это как смотреть на зеркальную версию Дазая, которого он когда– то знал. Основные детали те же, но суть не та. Очевидно, он выглядит старше. Но Чуя знал это, увидев его фотографии в Интернете. При личной встрече это выделяется еще ярче. До сих пор странно видеть его без костюма. Хотя некоторые вещи остались прежними, его темные глаза не изменились. Его глаза смотрят на Чую слишком понимающе. –  Какого хрена ты... –  сердито начинает Чуя, прежде чем сменить тактику. –  Чего ты хочешь? –  Я здесь по делу, конечно, –  фальшивая улыбка и голос Дазая все еще знакомы, несмотря на то, сколько времени прошло. Он садится на диване, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. –  Ты здесь по делу? –  переспрашивает Чуя, произнося что– то, что могло бы вызвать смех, если бы не было таким резким и уродливым. –  Ты, который делал все, что в твоих силах, чтобы избежать встречи с кем– либо из Port Mafia Records в течение последних четырех лет, несмотря на многие, многие попытки увидеть тебя? –  Я знаю, –  Дазай по– детски надувая губы. –  Но я не мог этого избежать. –  Чего ты хочешь? – повторяет Чуя, на этот раз резче, не желая потакать играм Дазая или что бы это ни было, черт возьми. –  Ты сейчас такой серьезный, –  говорит Дазай. Чуя яростно хочет стереть эту ухмылку с его лица. –  Настоящий руководитель. Мори хорошо обучил свою собаку. Это шутка с собакой становится тем, что ломает его. Собаки верны, вы можете оставить их– , вспоминает Чуя, прежде чем насильно отрезать эти мысли. Чуя пересекает комнату, наклоняясь, чтобы оказаться лицом к лицу с Дазаем.  –  Прекрати это дерьмо, –  шипит он. –  О, ты не изменился, не так ли? –  спрашивает Дазай, ничуть не сбитый с толку их близостью или угрозами Чуи. Он выглядит еще более довольным, если это вообще возможно. –  В душе все еще уличный хулиган. –  Ты тот, кто не изменился, –  Чуя усмехается и отступает. –  Если ты не собираешься сказать мне, чего ты хочешь, я просто уйду. Это, наконец, заставляет Дазая потерять часть своей бравады, выражение его лица становится кислым: –  Я же сказал тебе, я здесь по делу. –  Фу, я и забыл, как это утомительно –  разговаривать с тобой, –  бросает Чуя, раздраженно потирая лоб. –  Это из– за ребенка? –  Его зовут Ацуши, –  говорит Дазай так, словно он разочарован в Чуе за то, что он этого не знал. –  Мне насрать, как его зовут, –  Чуя свирепо смотрит на Дазая, как будто его глаза могут как– то навредить ему. –  Я узнал о его существовании только пару часов назад. Когда меня вытащили обратно из Японии. Из– за тебя. –  Я ничего не делал, –  утверждает Дазай – его голос, звучащий притворно невинно, похож для Чуи на гвозди, скрипящие по доске. –  Мори –  тот, кто должен быть распят на Голгофе. Я просто предупредил его. –  Ты угрожал обратиться в полицию со всей грязью, которую ты когда– либо нарыл в Port Mafia Records, –  категорически возражает Чуя. Дазай просто пожимает плечами. Черт возьми, Чуя его просто ненавидит. –  Ладно, парень. Ацуши, –  Чуя произносит это имя с насмешкой. –  Что с ним? –  Он подписал контракт с ADA, –  сообщает Дазай. –  Так что, если бы PMR смогли вбить это в свои толстые черепа и перестала совать нос в дела, которые их не касаются, мы не могли бы разговаривать еще четыре года. –  Я ничего не знаю о деталях, –  Чуя закатывает глаза. –  Ты это знаешь. Если ты хотел переговоров, тебе следовало обратиться к Мори. Или Кое. Или буквально любой другой человек. –  Я нахожу очень маловероятным, что Чуя ничего не знает, –  Дазай одаривает Чую еще одним понимающим взглядом, от которого Чуе хочется что– нибудь ударить. Он глубоко вздыхает. Садится на пианино рядом с диваном. –  Я знаю, что на самом деле мы не заинтересованы в том, чтобы завербовать его для себя. Мы были наняты кое– кем другим, чтобы заключить сделку, –  Гильдией, –  он не обязательно хочет давать Дазаю информацию, но у него такое чувство, что его угроза обратиться в полицию не пустая. –  Видишь? –  радостно интересуется Дазай. –  Я знал, что могу на тебя рассчитывать. –  Заткнись, –  резко бросает Чуя, –  пошел нахуй. Ты мог бы узнать это от кого угодно. Ты, наверное, просто выбрал меня, потому что знал, что меня это разозлит. –  Столько лет, а Чиби все еще так хорошо меня знает, –  Дазай ухмыляется ему, как будто они все еще на одной стороне шутки. –  Назови мне хоть одну вескую причину, почему я не должен держать тебя привязанным к стулу, пока ты, блять, не разберешься со всем этим юридическим дерьмом, которое ты откладывал, –  горячо говорит Чуя. –  Интересно, что ты затронул юридические вопросы, учитывая, что я не просил о кредите на написание песен, который мне причитается за «Расемон», –  легкомысленно прозносит Дазай. –  Или что– нибудь, что мне причитается за поврежденные файлы. –  Мы ни хрена тебе не должны, –  заявляет Чуя, издеваясь. –  Я всегда хотел иметь возможность сказать тебе в лицо, насколько «Беги, Мелос!» отстой. Аллегория слишком запутанная, а припев недостаточно эффектный. Восторг Дазая наконец угасает. Он бросает на Чую непонимающий взгляд: –  Но ты никогда не говорил Мори, что я был тем, кто это написал.  –  Насколько я могу судить, все твои выходки уже не моя ответственность с тех пор, как ты покинул это место, –  Чуя качает головой. В разговоре пауза. Они оба просто смотрят друг на друга. Напряжение невыносимо велико. Чуя почти чувствует, что он во сне, видит Дазая лицом к лицу после всех этих лет. (Он ненавидит себя за то, что заметил легкость в позе Дазая, которой раньше не было, и ненавидит себя еще больше за то, что рад этому.) –  Как, черт возьми, ты вообще сюда забрался? –  в конце концов спрашивает Чуя. –  Тебя кто– нибудь впустил? –  Мори никогда не удалял доступ с моей карточки– ключа, –  отвечает Дазай. Он вытаскивает карточку из кармана пальто и поднимает ее в доказательство. –  Мори все еще думает, что ты когда– нибудь вернешься, –  Чуя снова закатывает глаза. Он сказал боссу, что это произойдет не более одного раза, но тот так и не смог изменить своего мнения. –  Похоже, ты с ним не согласен, –  отмечает Дазай, поднимая бровь. –  Я знаю, что ты не вернешься, –  Чуя слегка усмехается. –  Спасибо, черт возьми. –  Это звучит не очень по– деловому, –  Дазай возвращается к своему глупому оптимистичному голосу. –  Разве ты не должен хотеть того, что лучше для PMR? –  Для PMR лучше не иметь с тобой ничего общего, –  говорит Чуя, одаривая его самым холодным взглядом, на который только способен. –  Твоя враждебность, кажется, немного глубже, чем просто профессиональное соперничество, Чуя, –  улыбка Дазая становится шире. –  К чему это все? –  Ты ушел, –  говорит Чуя, прежде чем успевает сдержаться, слово тяжело повисает в воздухе. В нем есть гнев, накопленный за четыре года, но в нем есть скрытая боль, которую, он надеется, Дазай не почувствует. Дазай смеется, и Чуя собирается убить его когда– нибудь, серьезно, но потом он делает все еще хуже, когда говорит:   –  Ты ушел первым. Какие у тебя были слова? Что ты должен был знать, что все это пустая трата гребаного времени? Чуя в ярости спрыгивает с пианино. Он не может поверить, что Дазай так искажает его гребаные слова, чтобы создать впечатление, что он неправ, особенно о том времени, когда Чуя обратился к нему, чтобы все исправить, а Дазай вообще не был заинтересован. Однако он заставляет себя сделать глубокий вдох. Чуя не собирается доставлять Дазаю удовольствие, видя, как сильно его уход причинил ему боль, и как это все еще причиняет. Он унесет это с собой в могилу. –  Ты получил то, за чем пришел? –  спрашивает Чуя холодным голосом вместо этого. Он бросает на Дазая непонимающий взгляд, которому научился у него. –  Конечно, –  соглашается Дазай. Он встает и направляется к двери, почти вприпрыжку. Чуя наблюдает за ним, чувствуя, как его гнев снова закипает, несмотря на его попытки сдержать его. Он с огромным усилием сохраняет нейтральное выражение лица. –  Спасибо за помощь, Слизняк, –  кричит Дазай, уходя. Он одаривает его еще одной широкой улыбкой, когда выходит за дверь. Чуя ждет пять секунд. Затем он бросает телефон, который –  он даже не осознавал –  все еще был в его руке все это время, в дверь, за которой только что скрылся Дазай. Тот разлетается на куски.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.