Я прокричал твое имя по радио

25 января, три часа с момента выхода «Арахабаки» Дазай сильно сожалеет о своем решении никогда не получать собственные водительские права, когда он идет от офиса ADA в направлении Port Mafia Records. Он пытается держать свои эмоции под контролем, но это тяжело, когда его пульс учащается, а мозг работает еще быстрее. Если Чуя сделал это из-за него, из-за того, что Дазай сказал в ярости в августе или октябре, он никогда себе этого не простит. Он не имел этого в виду, ни единого слова. Он просто был так зол и расстроен. Он хотел нанести ответный удар Чуе после того, как тот насмехался над ним идеально поставленными колкостями. Дазай никогда бы не подумал, что Чуя отнесется к его словам достаточно серьезно, чтобы выпустить песню, которая так навредила ему в шестнадцать лет, песню, которую он ругал даже больше, чем «Порчу». Дазай на ходу набирает номер телефона, нетерпеливо барабаня пальцами по футляру, ожидая, пока человек на том конце возьмет трубку. — То, что ты помог мне с Кекой, не означает, что у тебя есть разрешение использовать этот номер, — говорит Кое, когда отвечает. Дазай полностью игнорирует это: — Где Чуя? Следует пауза, прежде чем она отвечает. — Почему ты хочешь знать? — Где он? — повторяет Дазай, едва сохраняя спокойный тон. — Он в своей квартире, — вздыхает Кое. — Он сказал, что хочет побыть утром один. — Где его квартира? — спрашивает Дазай, немного теряя контроль над спокойствием. — В том же здании, где он жил с пятнадцати лет, — раздраженно говорит Кое. — Теперь на верхнем этаже. Тебе нужен код от электронного замка, чтобы войти. — Кое Озаки, если ты не дашь мне код, клянусь, ты пожалеешь об этом, — заявляет Дазай, даже не заботясь о том, чтобы казаться спокойным. Кое дает ему код, хотя кажется, что она очень расстроена. Она начинает говорить что-то еще, но Дазай вешает трубку. Конец марта, почти шесть лет и два месяца с момента релиза «Порчи» Дазай с энтузиазмом распахивает дверь, входя в АDА, и она с приятным стуком ударяется о противоположную стену. У него яркая улыбка на лице, когда он прогулочным шагом заходит внутрь. (Это может быть самое фальшивое выражение, которое он когда-либо носил.) Большинство его коллег находятся в главном офисе, окружая большой стол, который Куникида перетащил в центр комнаты, чтобы он служил их «стратегическим центром» с тех пор, как началось все это фиаско. Ранпо называет это своей военной комнатой и использует ее для хранения своих закусок (к большому гневу Куникиды). Он ест чипсы на стуле в дальнем конце стола и лениво машет рукой, когда Дазай входит в комнату. Кенджи и Танидзаки сидят по одну сторону стола, а Ацуши — напротив них. Все они поворачивают головы к Дазаю, когда слышат стук двери о стену. Куникида стоит во главе стола, явно расхаживая по комнате. Он останавливается и тоже поднимает взгляд вверх, когда входит Дазай, хотя выражение его лица намного мрачнее, чем у других. — И где именно ты был? — требовательно интересуется Куникида (Дазай должен был серьезно следить за тем, сколько раз он спрашивал его об этом, число, должно быть, уже перевалило за сотню) Куникида хмурится и скрещивает руки на груди. — Все мы обычно терпим твои частые отлучки, но вряд ли сейчас время для этого. Особенно, когда ты единственный, кто знает что-то, что потенциально может помочь в отношениях с Port Mafia Records. — Я навестил PMR, чтобы увидеть старого врага, — небрежно бросает Дазай. Он сохраняет свою ухмылку, когда входит в комнату, и прислоняется к спинке пустого стула рядом с Ацуши. — Это было очень ярко. Помимо яркости, было много других вещей, но Дазай не собирался раскрывать ничего из этого прямо сейчас. Его мозг пытался распознать в нем Чую Накахару, исполнительного директора PMR и профессионального соперника. Его сердце просто исчезло (оно и по сей день остается самым бесполезным органом в его теле). Возможно, это была худшая и самая мучительная дихотомия, с которой Дазай когда-либо сталкивался. «Если бы ты хотел переговоров, ты мог бы пойти к Мори. Или Кое. Или буквально к любому другому, » — сказал Чуя, обвиняя Дазая в попытке разозлить его. На самом деле Дазай даже не сделал выбор. В ту секунду, когда он решил, что ситуация обострилась настолько, что ему нужно было отправиться в PMR, он знал, что Чуя будет тем, кого он найдет. Он не может сейчас решить, сожалеет ли он о своем решении или нет. Дазай получил информацию, необходимую ему, чтобы помочь АDА и Ацуши. Он должен думать об этом, как об окончательной победе. Вместо этого ему кажется, что он только что сорвал повязку с раны, которая, как он обманывал себя, зажила и теперь кровоточит повсюду. К счастью, его мысли не настолько беспорядочны, чтобы его коллеги могли видеть, как сильно он не в форме. Помогает то, что Дазай проделал долгий путь обратно в офис, пройдя рядом с океаном, когда покинул PMR (он должен абсолютно ненавидеть это место, не испытывать ностальгии по соленому воздуху и звукам волн). В любом случае, это все недостатки, которые он сможет устранить позже, когда останется один. Дазай будет держать себя в руках до конца дня. Затем, когда он будет один в своей квартире позже, он сможет мучить себя, анализируя и прокручивая встречу снова и снова в уме, — вечер должен быть веселым. Но прямо сейчас он нужен АDА. Итак, Дазай подмигивает Ацуши, когда мальчик смотрит на него широко открытыми глазами, прежде чем повернуться, чтобы ухмыльнуться сбитому с толку Куникиде. Кажется, тот колеблется между шоком и раздражением. — Ты просто зашел прямо туда? — спрашивает Куникида, недоверчиво нахмурив брови. — PMR на самом деле не заинтересованы в подписании контракта с Ацуши, — объявляет Дазай, игнорируя вопрос. Он переходит на более серьезный тон (его версия серьезного ADA намного легче, чем его версия PMR). — Теперь все детали встают на свои места. Непонятно, почему они были так непреклонны в подписании контракта с неизвестным музыкантом, которого это не интересовало. У них куча других музыкантов, один неудачный набор не должен иметь для них значения. Никто из его коллег не прерывает его (что случается редко), но Дазай предполагает, что они все еще могут быть удивлены его готовностью отправиться в PMR, а также тем, что он так открыто говорит о них. Обычно всякий раз, когда в разговоре появляется эта звукозаписывающая компания, Дазай корчит лицо отвращения и ноет, пока они не сменят тему. За последние полторы недели, с тех пор как он встретил Ацуши, ему пришлось говорить о них больше, чем за последние два с половиной года в ADA. — Но PMR попросили заключить контракт от имени Гильдии, — продолжает Дазай, — так что это очень плохо отразится на них, если они потерпят неудачу, — он сохраняет бесстрастное лицо, когда сообщает новости, наблюдая за реакцией своих коллег. Ранпо не выглядит очень удивленным, впрочем, как и всегда. Он просто кивает, задумчиво переваривая новую информацию. У Танидзаки кислое выражение лица, которое он носит всякий раз, когда речь заходит о PMR. Кенджи задумался, чуть более серьезный, чем обычно, но по большей части все еще беззаботный. Выражение лица Ацуши понять труднее. Кажется, у него противоречивые эмоции, но в итоге он смотрит на стол и слегка хмурится. — Почему Гильдия так заинтересована в нем? — спрашивает Куникида. Он, кажется, воспринимает новую информацию спокойно, хотя Дазай может сказать, что ему немного не по себе. — Этого я не знаю, — говорит Дазай, пожимая плечами. — Я встречался со Ф. Скоттом Фицджеральдом всего несколько раз. Не то чтобы мне хотелось больше общаться с ним, его напыщенность и элитарность вызывают тошноту. — И зачем Гильдии обращаться к Port Mafia Records вместо того, чтобы просто пытаться завербовать Ацуши самостоятельно? — спрашивает Танидзаки. Теперь он выглядит менее кислым и более растерянным. — Очень хороший вопрос, Танидзаки, — замечает Ранпо. Он оставляет пустой пакет из-под чипсов и скрещивает руки, откидываясь на спинку стула. — Твой… контакт в PMR сообщил тебе какие—нибудь подробности? — спрашивает Куникида. Он пытается сохранить бесстрастное выражение лица, но не может сдержать хмурый взгляд. — Вытянуть из них даже столько было непросто, — притворно ноет Дазай. — Мы не совсем друзья, Куникида. — Я собираюсь поговорить с президентом, — Куникида идет к коридору, ведущему в кабинет президента. — Я сообщу ему о ситуации и посмотрю, есть ли у него какие-либо мысли о мотивах Гильдии. Дазай сомневается, что он что-нибудь узнает, но не пытается его остановить. Ему как бы кажется, что весь этот день происходит с кем-то другим, а он просто наблюдает. Он крепче сжимает стул перед собой, чтобы побороть это чувство. — У вас у всех есть работа, которой вы могли бы заняться, — кричит Куникида, выходя из комнаты, бросая на них пристальный взгляд напоследок. Танидзаки и Кенджи следуют его совету, подходя к столу Танидзаки, чтобы посмотреть один из набросков для «Яркого Снега», который в основном отошел на второй план с тех пор, как прибыл Ацуши. Сейчас Танидзаки справляется с этим лучше, чем когда Дазай впервые присоединился к АDА. Он кажется немного разочарованным, но это не мешает ему помогать Ацуши. Ранпо вытаскивает свой телефон и начинает тыкать по экрану. Дазаю всегда трудно понять, играет ли он в игру или работает над песней, оба варианта равновероятны. Дазай резко выдыхает и подходит к кофейнику в зоне отдыха, наливая себе большую чашку. Он не устал физически, но эмоционально истощен. — Хочешь чашку, Ацуши? — спрашивает его Дазай, глядя на него через плечо. Он заметил, что тот все еще смотрит на стол с отчаянным выражением лица. — Чай есть? — спрашивает Ацуши, слегка качая головой. Он встает и подходит к Дазаю за стойкой. — Хотя, кофе вполне подойдет, если его нет. Дазай не может побороть автоматический хмурый взгляд. Он так на взводе, что даже от напитка теряет рассудок. — Ты любитель чая? — ему удается звучать в основном нейтрально, когда он берет чайный пакетик и наполняет кружку водой, чтобы нагреть ее в их древней микроволновке. — Я, э—э, где-то читал, что это полезно для голосовых связок, — застенчиво делится Ацуши. — Никогда не понимал, почему люди хотят пить дурацкую травяную воду, — бормочет себе под нос Дазай. Он протягивает Ацуши кружку с яркой улыбкой, хотя и после того, как она нагреется. — Спасибо, — мягко благодарит Ацуши. Он опускает чайный пакетик в кружку, чтобы рассеянно заварить его. Однако он не двигается, чтобы выпить его, пока он горячий (это еще одно неприятное воспоминание, которое Дазаю приходится с силой отталкивать, этот день кажется чертовым веком). Вместо этого Дазай обращает внимание на очевидное расстройство Ацуши. Он не так давно знаком с Ацуши, но парень не особо скрывает свои эмоции. Он склонен носить свое сердце на рукаве. Дазай может сказать, что он явно чем-то расстроен, но пытается сделать храброе лицо. — Что-то не так? — легко спрашивает Дазай, сохраняя голос достаточно низким, чтобы никто в офисе не мог его услышать. — Что? — Ацуши быстро моргает. — Нет, все в порядке. Дазай находит некоторое развлечение в том, насколько различаются его собственные способности и способности Ацуши, когда дело доходит до лжи. Он борется с улыбкой, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. — Ты уверен? — Просто… — наконец произносит Ацуши, глядя в свой чай вместо того, чтобы смотреть на Дазая. — Вы, ребята, так много сделали для меня, и я чувствую себя ужасно из-за того, что причинил ADA столько проблем. А Port Mafia Records даже не особо хотели подписывать контракт со мной, — его голос становится тише на последней фразе, остаётся только легкая дрожь в словах. Дазай хмурится и барабанит пальцами по кофейной чашке, обдумывая слова Ацуши. Для АДА хорошо, что PMR не инвестируется в Ацуши. Это упростит работу с ними. Для Ацуши это немного сложнее. Он не уверен, делится ли Ацуши с ним своими чувствами из-за собственного опыта Дазая с PMR или потому, что доверяет ему больше всех. Ацуши держался довольно близко к Дазаю с тех пор, как Дазай притащил его сюда после попытки ограбления. В любом случае, Дазай может помочь ему успокоиться. Возможно, он не в состоянии исправить свое ужасное настроение, но он может помочь Ацуши с его. — Огай Мори — это много чего, — говорит Дазай, глядя Ацуши прямо в глаза. — Но я не знаю никого с лучшим чутьем в отношении того, какие музыканты добьются успеха. Честно говоря, немного пугает, как ему всегда удается найти самых талантливых людей, — он слегка улыбается Ацуши. — Я не знаю, почему Гильдия обратилась в PMR, чтобы завербовать тебя, но я знаю, что Мори никогда бы не стал участвовать в бизнес-сделке, которая, по его мнению, выставила бы Port Mafia Records в дурном свете. Он бы никогда не согласился на это, если бы думал, что ты не способен. Глаза Ацуши немного блестят, когда он снова поднимает взгляд на Дазая, его лицо слегка дрожит. Затем он наклоняет голову и тихо говорит: — Спасибо, Дазай. — Я просто говорю правду, — пожимает плечами Дазай. — Дело не в том, что я хотел подписать с ними контракт, — Ацуши откашливается, чтобы снова говорить ровнее. — Я не хотел. Я просто… — Тебе не нужно объясняться со мной, — весело говорит Дазай. Он широко улыбается Ацуши. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы загладить свою вину, — тон Ацуши теперь более серьезный, чем меланхоличный. — Перед всеми вами. Вы рискнули, когда у вас не было для этого причин. — Я бы не сказал, что у нас не было для этого причин, — немного ухмыляясь, бросает Дазай. — Мы действительно получили нового певца. Ацуши улыбается ему, качая головой. Затем он оглядывается по сторонам, и выражение его лица становится более обеспокоенным. Дазай внутренне вздыхает, готовясь к большей неуверенности в себе, поэтому вопрос Ацуши застал его врасплох. — Ты в порядке? Дазай чуть не подавился кофе. Он грубо сглатывает, затем смотрит на Ацуши пустым взглядом, приподняв бровь. — Почему бы мне не быть в порядке? — Ты сказал, что ходил к кому-то из Port Mafia Records, чтобы получить информацию, — говорит Ацуши, в его голосе чувствуется беспокойство. — Судя по тому, что все говорят, похоже, что ты не в очень хороших отношениях с людьми оттуда. Наверное, это было неудобно. — Э, ничего такого, — легкомысленно фыркает Дазай, пытаясь отмахнуться от него, не будучи грубым. Он слегка улыбается. — Бывало, что порезы бумагой беспокоили меня больше. — Хорошо, — Ацуши легко принимает ложь Дазая. — Спасибо за чай, — он улыбается Дазаю в последний раз, прежде чем присоединиться к Танидзаки и Кенджи, предлагая им помощь с песней, над которой они работают. Дазай смотрит, как он уходит, сохраняя веселое выражение лица. Затем он снова поворачивается лицом к прилавку, ставит свой кофе и убирает небольшой беспорядок, который он создал, готовя напитки (что совершенно не в его характере, но сейчас ему нужна минутка для себя). Теперь, когда никто не может его видеть, он позволяет своему выражению опуститься. Закончив уборку, Дазай снова берет свой кофе и безучастно смотрит в него, его горло жалко перехватывает, несмотря на его прежние решения держать свое дерьмо под контролем. Что бы он сказал Ацуши, если бы был честен? «На самом деле это был ад. Мой бывший партнер ясно дал понять, как сильно он меня ненавидит. Несмотря на все, что произошло, я чувствую к нему прямо противоположное». Но хотя Дазай в равной степени тронут и встревожен беспокойством Ацуши, он, конечно же, не собирается сваливать свои проблемы на кого-либо, особенно на робкого ребенка со своими собственными загонами. Дазай полон решимости подавить эти чувства. Он не позволит себе колебаться, не сейчас, когда он действительно нужен АДА. Дазай допивает остатки кофе, затем грубо ставит кружку на стол, оставляя грязную чашку стоять (чтобы компенсировать прежнюю чистоту). Затем он фиксирует улыбку на лице и подходит к Ацуши, Танидзаки и Кенджи, чтобы попытаться дать им несколько советов по песне, над которой они работают. Через три дня после того, как Дазай забрел в офис Чуи и превратил всю его жизнь в гребаное дерьмовое шоу, Мори созывает совещание. Атмосфера в зале невероятно напряженная. Даже Эйс не такой высокомерный, как обычно, — он тихо сидит в кресле с нейтральным выражением лица. При других обстоятельствах Чуя мог бы найти это забавным. В настоящее время Чуя никогда не был так далек от смеха. После того, как он смог нормально дышать после того, как Дазай покинул его кабинет (что длилось гораздо дольше, чем Чуя хотел бы признать), он сразу же отправился к Мори, чтобы все ему рассказать. Или, скорее, он рассказал ему подробности, имеющие отношение к PMR, и оставил при себе неприятные личные дела. Мори, похоже, не удивился появлению Дазая после четырех лет радиомолчания. Во всяком случае, он выглядел менее напряженным, чем когда Чуя говорил с ним в самолете. Но Мори просто поблагодарил Чую за сообщение, а затем перешел к обсуждению их следующего шага. Мори попросил Чую временно взять на себя часть его работы, чтобы Мори мог сосредоточиться на текущей ситуации. Лица людей были довольно сбиты с толку, когда Чуя был тем, кто ходил на встречи, которые устраивал Мори. Однако Чуя сразу же приступил к делу, никогда не объясняя, почему босса нет. Его пока никто не спрашивал об этом. Хорошо, что загруженность Мори чертовски астрономическая (Чуя понятия не имеет, как этот человек делает все это регулярно), потому что у Чуи не остается времени подумать о Дазае. Он никогда не обманывал себя, веря, что пережил то, что случилось с Дазаем. Но он смог оттолкнуть его, он не позволил ему удержать его. Но, увидев Дазая лично, услышав его голос и увидев смехотворно фальшивое выражение его лица, Чуя был вынужден признать все чувства, которые так долго пытался похоронить. Он все еще зол — на самом деле он еще больше разозлен тем, что Дазай ворвался прямо в его жизнь и так небрежно выведал у Чуи информацию. Но самым сильным чувством, которое он испытал в этой встрече, был не гнев. Во всяком случае, он больше всего зол на себя. Он уже не тот человек, что был четыре года назад, он изменился. Но его чувства к Дазаю совсем не поменялись. Если уж на то пошло, то, что он снова увидел его, заставило его отсутствие гореть сильнее, чем за последние годы. Однако сейчас Чуя не позволит своему контролю ускользнуть. Он скучал по Дазаю в течение многих лет, и только потому, что теперь это сильнее, не означает, что он должен позволять этому влиять на себя. Чуя полон решимости уничтожить этих ублюдков из АDА, включая Дазая. Он постоянно напоминает себе, что нельзя позволять личным чувствам мешать ему. Это не о нем, это о PMR. — Спасибо всем за изменение вашего расписания, — говорит Мори, начиная встречу. Выражение его лица трудно разобрать. Это не его фальшивая веселость, но и не расчетливость. — Я ценю вашу самоотверженность за последние пару недель. PMR повезло со всеми вами. Чуя едва может сопротивляться недоверчивому взгляду на босса. Мори не из тех, кто тратит время на комплименты, если только ему чего-то не хочется. И обычно, если он начинает раздавать комплименты, они направлены на человека, от которого ему что-то нужно. Для него непривычно хвалить их всех сразу. Чуя быстро бросает взгляд на Кое, чтобы оценить ее реакцию, и видит, что она тоже насторожена. Однако он быстро поворачивается на Мори, продолжающего говорить. — Сделка с Гильдией расторгнута, — объявляет Мори, сохраняя свой тон лишенным всех эмоций. — Мы больше не заинтересованы в Ацуши Накаджиме. Я сообщил об этом Рюноске и поручил ему сейчас сосредоточиться исключительно на своем предстоящем турне. Чуе снова приходится работать над тем, чтобы выражение его лица оставалось пустым. Они сдаются? Это так непохоже на Мори, что это безумие. Он также, вероятно, должен проверить Акутагаву позже, если у него будет шанс, — тот, вероятно, в ярости. — Фитцджеральд не согласился бы на это без последствий, — говорит Эйс. Эйс не скрывает собственного шока и недовольства. Чуя почти впечатлен тем, что он готов открыто спросить об этом Мори, когда этот человек излучает такую опасную энергию. — Я могу справиться с Фрэнсисом, — Мори впервые улыбается. Хотя улыбка скорее резкая, чем веселая. — Вам не о чем беспокоиться. На этот раз никто не произносит ни слова. Все только уважительно кивают. — Сейчас мы сосредоточены на успехе Port Mafia Records, — тон Мори, наконец, становится расчетливым, что безумно успокаивает. — Акутагава и его предстоящий тур являются приоритетом. Я также принял решение, что Кека должна начать работу над альбомом. — Я не верю, что она готова к этому, — вмешивается Кое. Выражение ее лица нейтрально, но глаза холодны, когда она смотрит на Мори. — Я не знал, что просил твоего мнения, Озаки, — прямо говорит Мори. Он отвечает взглядом Кое, призывая ее попробовать не согласиться с ним дальше. Все тело Кое напрягается, но она кивает и устремляет взгляд на стол, а не на Мори. — Отлично, — Мори переходит на более яркий тон. — Поскольку вы так близки с ней, ты можешь помочь ей в этом. Я уверен, вы добьетесь быстрого прогресса, — слова полны ожидания. — Конечно, — кивает Кое. Большинству она кажется совершенно спокойной и приятной. Но Чуя знает ее достаточно хорошо, чтобы видеть, как она абсолютно возмущена внутри. Мори, наверное, тоже знает, но он либо игнорирует это, либо ему все равно. — Я с нетерпением жду, когда увижу конечный результат, — легко произносит Мори. — Это были основные объявления, которые я хотел осветить. Я не хочу отвлекать вас от вашей работы. Это критическое время для Port Mafia Records. Мы не можем позволить себе никаких ошибок. Это увольнение и приказ. Кое почти сразу встает, чтобы уйти. Она в идеальном состоянии, когда выходит из комнаты, и Чуя вздрагивает, глядя, как она уходит. Ему придется поговорить и с ней позже. Она яростно защищает Кеку, даже больше, чем самого Чую, когда он был подростком. Если бы кто-то, кроме Мори, сделал это, Кое выпотрошила бы их. На самом деле, Чуя немного беспокоится, что она все равно сделает какую-нибудь глупость, чтобы бросить вызов боссу. Он не ждет этого разговора. Эйс тоже выходит из комнаты, а вот Чуя — нет. Он остается в своем кресле и ждет, пока дверь за Эйсом не закроется, и они с Мори останутся одни. — Тебе что-то нужно? — спрашивает Мори. Он скрещивает руки и откидывается на спинку стула. — Просто пытаюсь кое-что понять, — мягко говорит Чуя. — Потому что мне кажется, что ты счастлив, что Гильдия отменила сделку. Чуе требуется мгновение, чтобы понять, что звук, исходящий изо рта Мори, — это смех. Он никогда раньше не слышал, как смеется босс. Мори широко улыбается и посмеивается. — Это облегчение, что больше не нужно притворяться, что они мне нравятся, — Мори все еще ухмыляется. — Но теперь мы можем просто уничтожить людей, которые пытаются бросить нам вызов. — Как мы собираемся это сделать? — спрашивает Чуя, еще более смущенный, чем когда-либо. Они только что разозлили одного из самых влиятельных людей в музыкальной индустрии. Обязательно будут последствия. Не говоря уже о том, что есть еще ADA, с которой нужно иметь дело. — Ты можешь оставить эту часть мне, — уверенно говорит Мори. — Мне нужно, чтобы ты какое-то время оставался в Лос-Анджелесе и занимался музыкальными проектами, над которыми я работал. Нам не победить без помощи всех. Мне также не помешала бы твоя помощь, чтобы держать Кое в узде. — Я уверен, что она сделает все возможное, чтобы помочь Кеке, — Чуя Заставляет себя звучать небрежно с чрезвычайным усилием. Он никогда не сказал бы ничего плохого о Кое, даже Мори. — В этом я не сомневаюсь, — соглашается босс. — Но это не то, что нам сейчас нужно. — Я могу предложить ей помочь с Кекой, — говорит Чуя, едва сдерживая вздох. Теперь он боится разговаривать с Кое даже больше, чем раньше. Последнее, чего он хочет сейчас, это оказаться в центре какой-то войны между Мори и Кое. Он надеется, что сможет как-то увести их от конфликта. — В обычных обстоятельствах я бы позволил Кое медлить, пока она самостоятельно не решит, что девушка готова, но сейчас мы не можем позволить себе такую отсрочку, — Мори немного хмурится, прислоняя голову к одной из своих рук. — Девушка готова вокально, и скоро все станет очень сложно. Нам нужна сильная демонстрация силы прямо сейчас. Показать, что Port Mafia Records более стабильна, чем когда-либо, и способна выпускать успешных музыкантов. — Гильдия уже сделала ход? — спрашивает Чуя, не в силах скрыть беспокойство в голосе. Он никогда раньше так не беспокоился о PMR. Они всегда казались непогрешимыми с тех пор, как он подписал здесь контракт, когда ему было пятнадцать. Он никогда не сомневался, что они смогут пройти через что угодно невредимыми. Он крайне обеспокоен возможностью того, что Гильдия может бросить вызов компании, которую он считает своим домом. — Пока нет, — Мори улыбается, скорее зло, чем весело. — Это превентивный шаг. Часто говорят, что кто нанесет удар первым, тот и победит в войне. Дикий энтузиазм Мори помогает Чуе чувствовать себя непринужденно. Нет никого другого, кого бы он предпочел в качестве руководителя PMR. Босс никогда раньше не проигрывал. Чуя сделает все возможное, чтобы поддержать его, чтобы они прошли через это. — Тогда нам лучше обязательно нанести сильный удар, — говорит Чуя с собственной мрачной улыбкой. Начало апреля, шесть лет, два месяца, и одна неделя с момента релиза «Порчи» Уже почти две недели все идет очень гладко. Сразу после того, как Дазай прошел через тяжелое испытание, связанное с походом в PMR за информацией (опыт, который до сих пор беспокоит его больше, чем ему хотелось бы), PMR, похоже, решила отступить. С тех пор никаких контактов с ними не было. Акутагава и близко не подходил к делу со своими оскорбительными и неэффективными стратегиями вербовки. Коллеги Дазая считают, что это хорошо. Они были в хорошем настроении с новым положением вещей. Ацуши начинает приспосабливаться к АDА, хотя он по-прежнему склонен больше всего слоняться с Дазаем. Все делают все возможное, чтобы поприветствовать его и ввести в курс дела в ADA. Все думают, что их дела с PMR остались позади. Все, кроме Дазая. Потому что Мори никогда ни от чего не отказывался за всю свою жизнь, и Дазай очень сомневается, что он начал бы сейчас. Чем больше времени проходит без новостей от PMR, тем более беспокойным становится Дазай. Однако он держит свои опасения при себе. Он не хочет портить жизнь всем, если у него паранойя. У него нет ничего конкретного в поддержку своей теории, кроме личного опыта с PMR, и это все еще то, что он может легко поднять в разговоре (хотя он был натренирован на информации о них за предыдущие пару недель). Дазай сейчас сидит за своим столом, постукивая ручкой по дереву, чтобы помочь себе справиться с припевом, который доставляет ему некоторые проблемы, и чтобы разозлить Куникиду (двойной удар). Ранпо и Ацуши сидят за столом Ранпо, пока Ранпо дает Ацуши урок для начинающих по написанию песен (это гораздо больше хвастовство, чем настоящие инструкции). Дазай улыбается, когда чувствует, как Куникида вырывает у него из рук ручку, которой он выбивает замысловатый ритм. — Прекрати, — командует Куникида. — Это никогда не поможет тебе, когда ты борешься с чем-то. Это просто шум. — Я нахожу это терапевтическим, — возражает Дазай, скрестив руки на груди. — Шум мешает мне слишком много думать. — Я не думаю, что кто-то из нас когда-либо беспокоился о том, что ты слишком много думаешь, — язвительно говорит Куникида. Это вызывает смех у Дазая. Он всегда может положиться на Куникиду, даже когда Дазай нервничает и пытается это скрыть. Он позволяет Куникиде украсть его ручку и драматично вздыхает. — Тогда ты посмотри на это, — скулит Дазай, швыряя ноты в Куникиду так, что те чуть не попадают ему в лицо. Однако Куникида выхватывает их из воздуха, прежде чем они успевают это сделать. Он смотрит на Дазая и открывает рот, чтобы начать излагать то, что наверняка будет длинной и запутанной серией жалоб, когда звук распахивающейся двери офиса прерывает его. Дазай серьезно задается вопросом, стоит ли им начинать запирать эту штуку. В комнату входит очень высокий мужчина с короткими светлыми волосами. Его коричневый костюм высокого класса, как и все остальное, что он носит. Он оглядывает комнату, когда идет к ним, его нос сморщивается от отвращения. — Господи Иисусе, это место — свалка, — говорит Фрэнсис Ки Скотт Фицджеральд. Его слова пропитаны снисходительностью. Он смотрит на окружающее пространство со смесью веселья и жалости. Он не ухмыляется никому конкретно. — Я имею в виду, я слышал, что офис был маленьким, но это намного хуже, чем я мог себе представить, — он продолжает оглядываться, прежде чем щелкнуть пальцами и направить сложенный из них пистолет на Ацуши, двигаясь к нему с широкой улыбкой. — Вот ты где! Ацуши Накаджима, верно? Я Фрэнсис Ки Скотт Фицджеральд, — он достигает Ацуши и уверенно протягивает ему руку. — Генеральный директор Гильдии. — Эм, мистер Фицджеральд, — неловко приветствует Ацуши. — Что вы… — Я так ждал встречи с тобой, малыш, — говорит Фрэнсис, перебивая его еще одной широкой улыбкой. Он забирает протянутую руку и плавно опускает ее себе на бедро. — Ты настоящий вокалист. — Что ты здесь делаешь, Фрэнсис? — спрашивает Фукудзава, появляясь в дверях, ведущих в его кабинет. Его тон жесткий, но не невежливый, и он сурово смотрит на Фрэнсиса. — Юкичи! — кричит Фрэнсис, поворачиваясь, чтобы подмигнуть ему. — Все еще не отказываешься от традиционной одежды, как я вижу. Это было слишком давно, старина. Ты стареешь и седеешь! — его голос легкий и веселый, с примесью насмешки, которую может услышать каждый. Выражение лица Фукудзавы не меняется: — Кажется, я задал тебе вопрос. — Все еще такой забавный, — говорит Фрэнсис, качая головой. — Конечно, я здесь, чтобы встретиться с Ацуши. Я совершил ошибку, попросив Мори организовать первую встречу, что было недальновидностью с моей стороны, — он драматично вздыхает. — Никогда не посылай бешеную собаку на мужскую работу, а, Юкичи? — Ацуши подписал контракт с Audio Detective Agency, — сообщает Фукудзава. Его голос и лицо остаются спокойными, когда он направляется к Фрэнсису. — Я думаю, будет лучше, если ты уйдешь. — Ах, понимаешь, — Фрэнсис поднимает палец и склоняет голову набок, — я не думаю, что этот контракт выдержит. Потому что Ацуши, милому мальчику, всего семнадцать. И я не верю, что у тебя было согласие родителей. — Я сирота, — говорит Ацуши, хмуро глядя на Фрэнсиса. — У меня нет родителей, чтобы дать согласие. Фрэнсис поворачивается к Ацуши и смотрит на него с надутыми губами. — А что бы подумал бедняга Ник Каррауэй, если бы услышал, как ты это сказал? — спрашивает он с легкой ухмылкой на лице. Ацуши замирает на месте. — Он ужасно беспокоился о тебе, когда ты сбежал из дома. Но не волнуйся! — теперь Фрэнсис широко ухмыляется. — Я сказал ему, что нашел тебя. Он так обрадовался, узнав, что с тобой все в порядке. — Он выгнал меня, — сердито бросает Ацуши, — его сторона, которую Дазай никогда раньше не видел. Он практически выплевывает эти слова Фрэнсису. — Он не мой родитель. — Это интересная история, — пожимает плечами Фрэнсис. Он вытаскивает из пиджака документ и держит его, указывая на подпись на нем, где отчетливо видно имя Ника Каррауэя. — Но у меня есть ощущение, что мой документ будет иметь дело в суде. — Я просил тебя уйти, — повторяет Фукудзава. Он больше не выглядит спокойным. Он бросает на Фрэнсиса один из самых холодных взглядов, которые Дазай когда—либо видел у него. — Я больше не буду просить. — Фу, почему это вообще проблема? — интересуется Фрэнсис, поворачиваясь к Ацуши. — Я предлагаю тебе золотую ложку, малыш. Ты должен прыгать вверх и вниз от радости принять ее. — Я подписал контракт с ADA, — говорит Ацуши. Он холодно смотрит на Фрэнсиса. Фрэнсис снова вздыхает, проводя рукой по волосам: — Ты хочешь быть певцом, не так ли? Я могу сделать это возможным, сделать тебя богатым сверх твоих самых смелых мечтаний. — Я могу быть певцом здесь, — Ацуши ничуть не отступает. Дазай впечатлен взглядом, который тот бросает. Это сюрприз от робкого мальчика, которого Дазай знал последние несколько недель. Фрэнсис смеется. — Думаешь, ты добьешься успеха здесь? — он с пренебрежением обводит рукой комнату. — Ты хоть что-нибудь знаешь об этих людях, с которыми работаешь? — Юкичи Фукудзава, — говорит Фрэнсис, указывая на президента. — Который играет роль благородного человека в наши дни, когда ему откровенно повезло, что он не попал в тюрьму за то, что он сделал в прошлом. — Ранпо Эдогава, — продолжает Фрэнсис, указывая рукой на Ранпо, который наблюдал за всем этим разговором из-за своего стола, нахмурив брови, которые сейчас хмурятся еще сильнее. Ранпо на самом деле в кои-то веки уделяет все внимание ситуации. — Единственное, что больше, чем список песен, которые он написал, — это его эго. Тем не менее, никто никогда не будет заботиться о нем, потому что у него самого нет абсолютно никакого музыкального таланта. — Несостоявшийся ребенок —звезда Акико Йосано, — Фрэнсис поворачивается к ней лицом. Дазай даже не заметил, как она и остальные вошли в комнату, он был слишком увлечен зрелищем. Она выглядит так, будто хочет разорвать Фрэнсиса на части, ее глаза впиваются в него, а руки скрещены. — Думаю, она может гордиться тем, что не стала работать на улице или не пристрастилась к наркотикам, как закончили некоторые другие ее коллеги, — пожимает плечами Фрэнсис. Танидзаки хватает Йосано за руку, чтобы удержать ее на месте. — Доппо Куникида, — Фрэнсис произносит это имя с чистым презрением, пренебрежительно глядя на Куникиду. — Музыкальный эквивалент наблюдения за тем, как сохнет краска. Он никогда не будет ничем иным, как материалом для разогрева. Фрэнсис снова оборачивается, но затем хмурится. — И я буквально никогда не слышал об остальных из вас. — Ты услышишь, — коротко отвечает Танидзаки. Он смотрит так же яростно, как и Йосано. — Сомневаюсь, — фыркнул Фрэнсис. Он поднимает палец, как будто что-то вспомнил. — О, кроме тебя, Осаму, — он смотрит на Дазая и улыбается ему одной из своих самых широких улыбок. — Ты знаешь, я видел твоих родителей несколько месяцев назад в Марокко. Хотя о тебе они вообще не упоминали, — он пожимает плечами. — Ах, ну, тебя немного забыли. Ты не сделал ничего стоящего с тех пор, как тебе исполнилось семнадцать. Никто больше не вышел из себя от насмешек Фрэнсиса, и это единственное, что удерживает Дазая от того, чтобы забрать ручку у Куникиды и воткнуть ее в глаз этой скользкой заднице. Вместо этого он просто широко улыбается Фрэнсису в ответ. — Хотя то, что ты бросил этого уличного мальчишку Накахару, — это своего рода апгрейд, — продолжает Фрэнсис, качая головой. — Какая неотесанная скотина. Я стараюсь не осуждать, но новые деньги могут быть такими безвкусными в руках тех, кто к ним не готов. — Передай от меня привет своей дочери, Фрэнсис, — бросает Дазай, не думая, прежде чем произнести эти слова. Он улыбается во все зубы. Фрэнсис впервые теряет самодовольный вид и принимает разъяренное выражение. Он открывает рот, чтобы ответить, но Фукудзава перебивает его. — Я считаю, что мы все достаточно ясно выразились, — говорит Фукудзава, чуть-чуть повышая голос. Это так необычно, что слушает все помещение. — У тебя может быть подпись бывшего опекуна Ацуши, но у тебя нет самой важной подписи — Ацуши. Покинь этот офис. — Хорошо, — коротко соглашается Фрэнсис. — Сделай все возможное, чтобы Ацуши стал звездой. Я хотел бы увидеть, что ты придумаешь. Будет забавно посмотреть, как ты терпишь неудачу. Это далеко не конец. Фрэнсис надменно поправляет пиджак и выходит из кабинета с тем же высокомерием, с которым вошел. Он оставляет дверь широко открытой, когда уходит (что, возможно, является одним из самых забавных проявлений неуважения, которые Дазай когда-либо видел, но он слишком разъярен, чтобы оценить это). После его ухода на мгновение наступает тишина. Все они смотрят в сторону открытого дверного проема, большинство из них сверкают взглядом или выражают недоверие. — Он врет, — произносит Ацуши, чтобы нарушить молчание. Он больше не звучит решительно, он звучит огорченно. Его руки немного дрожат. — Я не убегал. Они выгнали меня. — Мы верим тебе, Ацуши, — говорит Дазай, удивляясь самому себе, когда озвучивает это вслух. Но Фрэнсис пробудил огонь, которого Дазай не чувствовал уже много лет (забавно, он не заметил, как ему недоставало мотивации, если его ненависть к Мори подстегивала его.) — Мы не позволим ему ходить по нам. — Действительно, — Фукудзава одаривает Ацуши одной из своих редких улыбок. Затем он поворачивается к Дазаю с менее добрым выражением лица. — Хотя мы не должны опускаться до его уровня с жестоким напоминаем о личных делах. — Извините, — легко врет Дазай. Ранпо фыркает на заднем фоне. Дазаю приходится сопротивляться тому, чтобы показать ему средний палец. — О чем вы говорите? — спрашивает Танидзаки, бросая на них растерянный взгляд. — Дочь Фрэнсиса много лет назад попала в ужасную аварию, — рассказывает Куникида, бросая на Дазая разочарованный взгляд. — С тех пор она в коме. Дазай мог бы указать, что это начал Фрэнсис, но держит язык за зубами. Он просто делает отсутствующее выражение лица и смотрит на президента, ожидая дальнейших указаний. — Когда у тебя день рождения, Ацуши? — интересуется Фукудзава. — Пятого мая, — отвечает Ацуши, удивленный сменой темы. — Хорошо, — говорит Фукудзава. — До него не так уж и долго. Когда тебе исполнится восемнадцать, ты подпишешь новый контракт. Я сомневаюсь, что Фрэнсис до этого продвинется далеко. — Он сильный человек, — Куникида хмурится и поправляет очки. — Я не уверен, что было бы разумно — не воспринимать его угрозы всерьез. — Он силен с определенной точки зрения, — Фукудзава скрещивает руки на груди. — Я не рассматриваю наличие денег как силу. Я сужу о человеке по его талантам, его достоинствам, его достижениям. По этим меркам Фрэнсис не представляет для нас угрозы. — Как говорится, — резко кивает Фукудзава. — Это не значит, что я позволю ему проявлять неуважение к нам или нашей компании, — его глаза полны решимости. — Возможно, мы не такие большие и не располагаем такими ресурсами, как Гильдия или Port Mafia Records, но мы разбираемся в музыке. Вот что важно, — он поворачивается, чтобы посмотреть на Ацуши. — Наш новый главный приоритет — начать работу над дебютным синглом Ацуши. — Сингл? — спрашивает Йосано, тоже скрещивая руки. — Не полный альбом? — В конце концов, мы соберем полноценный альбом, — говорит Фукудзава. — Но нам нужно как можно скорее проявить мощную демонстрацию силы. В конфликте важна скорость, и побеждает тот, кто нанесет удар первым. Дазай чуть не падает со стула от неожиданных слов, вспоминая, как Мори говорил то же самое практически дословно. Ему никогда не удавалось выяснить, какие именно отношения были у Фукудзавы и Мори в прошлом (не то чтобы он хотел все это тщательно изучить, — все, что связано с Мори, лучше держать на расстоянии). Он смотрит на директора, пока поднимается шум, пристально глядя ему в глаза. — Ацуши — талантливый певец, но ему потребуется довольно интенсивная вокальная подготовка, чтобы выйти на профессиональный уровень, — сообщает Дазай, частично озвучивая свое мнение, чтобы скрыть свое удивление, и потому что это правда. — Он не готов что-либо выпускать в том состоянии, в котором сейчас находится его голос. Обычно Дазай приукрашивал свое мнение, чтобы оно звучало менее резко, но прямо сейчас прямота кажется лучшим способом действий, когда они противостоят кому-то вроде Фрэнсиса. И Мори, который, Дазай уверен больше, чем когда-либо, не собирается принимать увольнение Фрэнсиса без каких-либо контрмер. Фукудзава не выглядит удивленным, он согласно кивает: — Вот почему мне нужно, чтобы ты обучил его, Дазай. Ты знаком с эффективными методами обучения, которые использует Port Mafia Records, и у тебя есть слух к неточностям в тоне и высоте звука. Я уверен, что ты сможешь помочь ему быстро привести свой голос в форму для записи. Дазай принимает свое новое задание со смесью шока и гордости. Президент не так легко доверяет другим. Он придает большое значение способностям Дазая. Он никогда не просил его поработать с Танидзаки или Кенджи над их пением (хотя, честно говоря, им обоим это действительно пригодилось бы). Фукудзава также молча просит его о чем-то еще, — чтобы он стал наставником Ацуши. Понятно, что мальчику нужна помощь помимо вокала. Дазай пытался обойти свои очевидные застарелые проблемы из-за старой семейной жизни и жалкого уровня самооценки, но теперь ему придется столкнуться с ними лицом к лицу. Почти невозможно создать стоящую музыку, пока вы находитесь в состоянии внутреннего смятения, Дазай был свидетелем этого (это не тот момент в его жизни, который он хотел бы вспоминать сейчас или когда-либо вообще, в идеале). Это большое давление по множеству причин. Если он потерпит неудачу, Ацуши может потерять второй шанс, который ему дали в ADA. Гильдия не такая мерзкая, как PMR, но Дазай действительно хочет, чтобы он остался здесь. Он удивлен, насколько он заинтересован в будущем этого случайного ребенка, которого он подобрал на пляже почти исключительно инстинктивно. Он хочет помочь ему стать успешным певцом. Еще одна причина, по которой это большая ответственность, которая заключается в том, что Фукудзава ставит на кон репутацию всей ADA. Если Дазай облажается, это может стать катастрофой для всей компании. Это сильно контрастирует с холодным тоном, с которым мужчина заявил, что не доверяет ему, когда Дазай впервые присоединился к АДА. Теперь ясно, что Фукудзава доверяет ему. И последняя причина, по которой Дазай испытывает опасения по поводу этой новой задачи, заключается в том, что это будет первый раз, когда он попытается стать наставником для кого—то после Рюноске Акутагавы, одного из величайших неудач Дазая. Тогда он проделал ужасную работу, как в профессиональном, так и в личном плане. Он выместил свое недовольство своей карьерой и отношениями на Акутагаве. и постоянный отказ мальчика прогрессировать приводил его в ярость. В конце концов, он и Акутагава были ничем иным, как взаимно разрушительными по отношению друг к другу. Вот почему он никогда не предлагал существенную помощь молодым музыкантам в ADA. Этот опыт был темной частью его жизни, которую Дазай не собирается повторять. Это еще одно противостояние прежнего «я» Дазая и того, кем он пытается быть сейчас. В последнее время это проявляется повсюду. Сначала Акутагава буквально ворвался в его жизнь, затем у него была мучительная конфронтация с Чуей, над которой он до сих пор стыдливо размышляет. и теперь ему предлагают второй шанс попробовать себя в деле, которое уничтожило его карьеру, когда ему было восемнадцать. — Я не подведу вас, сэр, — легкомысленно говорит Дазай. Он широко улыбается президенту, затем поворачивается и так же улыбается Ацуши. В последнее время Дазай слишком часто позволял своему прошлому управлять своим настоящим. Возможно, он не сможет решить все свои проблемы с PMR и всем остальным, но он может помочь Ацуши справиться с его собственными проблемами. Он сделает из него настоящего певца, поможет ему стать лучшим музыкантом, каким он только может быть. Детские перчатки снимаются. — Я знаю, что ты этого не сделаешь, — просто бросает Фукудзава. Затем он поворачивается к Танидзаки, который пытается выглядеть так, будто он не раздавлен текущей ситуацией. — Мы не собираемся отказываться от «Яркого снега», Танидзаки. Я все еще хочу, чтобы ты продолжал работать над ним, он обещает быть очень впечатляющим. Я поручаю Куникиде помочь тебе. Танидзаки выглядит таким облегченным, что это почти комично: — Спасибо, сэр. — Мы справимся, — уверенно обещает Куникида и кивает Танидзаки в знак поддержки. — Ранпо, нам нужно, чтобы ты продолжал поддерживать хорошую репутацию ADA своим профессиональным сочинением песен, — говорит Фукудзава, глядя на мальчика, который был нехарактерно тихим с тех пор, как Фрэнсис ушел. Фукудзава серьезно смотрит на него. — Ты — один из величайших активов этой компании, а кто этого не понимает, тот дурак. — Вы не обязаны мне это говорить, господин президент, — Ранпо широко улыбается. Хотя ясно, как много для него значат слова, его язык тела в тысячу раз более непринужденный. — Я величайший автор песен в мире! — Конечно, — отвечает Фукудзава с легким намеком на веселье. Затем он обращается к присутствующим в целом. — Я ненавижу ссоры между звукозаписывающими компаниями. Это неприятным образом отвлекает от музыки. Но это не значит, что я не буду сопротивляться, когда кто-то бросает мне вызов. Мне жаль, что возникла такая ситуация, но я уверен, что мы справимся с этой задачей. Я очень верю во всех вас. Дазай мог видеть, как все тронуты словами этого человека. Президент достаточно серьезный человек, но он глубоко переживает за людей. Он также не говорит того, чего не имеет в виду. Дазай позволяет себе легкую искреннюю улыбку на лице. Их противники не вызывают насмешек, но он рад, что у руля есть кто-то вроде Юкичи Фукудзавы, который направляет их. Дазай может не соглашаться с ним во всем (Дазай все еще думает в глубине души, что правила созданы для того, чтобы их нарушать), но президент — не тот человек, против которого он хотел бы выступать. — Приступим к работе, — торжественно диктует Фукудзава. Все приходят в движение от его слов. Дазай манит Ацуши, чтобы он присоединился к нему. Он удивлен, когда Фукудзава тоже подходит к его столу. — Дазай, ты не мог бы позвонить Танеде? — спрашивает Фукудзава, когда приближается. — Я хотел бы узнать его мнение о законности этих контрактов. — На самом деле это не его область знаний, — отмечает Дазай. Несмотря на то, что он никогда не проявлял активного интереса к работе Сантоки, он непреднамеренно впитывал ее детали на протяжении многих лет — точно так же, как он усвоил странный вкус Сантоки к книгам и склонность к консервированному томатному супу. — Но он, вероятно, знает кого-то, у кого была бы идея получше, — добавляет Дазай, подумав об этом. Сантоку любят многие полицейские Лос-Анджелеса. К тому же Дазай не против позвонить ему, даже если он ничего не знает. Он один из немногих людей, которым удается успокоить Дазая, даже когда они ни о чем не говорят. — Спасибо, — кивает Фукудзава. — Должны ли мы воспользоваться моментом, чтобы обдумать наши варианты, прежде чем действовать поспешно? — спрашивает Куникида у президента перед уходом. — ADA уже находится в шатком положении, когда дело доходит до конкуренции с другими звукозаписывающими компаниями за стадионы и площадки. Не повредит ли нашей репутации, если возникнет такой юридический вопрос? — Бывают случаи, когда делание того, что технически правильно, и делание на самом деле правильных вещей не совпадают, — говорит Фукудзава серьезным, но не грубым тоном. — Это как раз тот случай. Куникида не выглядит полностью убежденным, но протестов больше не вызывает. Он немного хмурится, когда президент уходит, чтобы вернуться в свой кабинет. — Кто такой Танеда? — спрашивает Дазая Ацуши. Выражение его лица сложное, сотни разных эмоций воюют друг с другом. Страх, беда и рвение являются одними из лидеров. — Мой старый сосед по комнате, — с улыбкой отвечает Дазай. — Пойдем в музыкальную комнату, Ацуши. Мне нужна комната с хорошим звуком. Позже в тот же день он и Куникида — единственные, кто остался в офисе. Дазай отослал Ацуши после того, как целый день слушал, как он исполняет несколько гамм и несколько более простых песен. Ацуши старался изо всех сил, а Дазай изо всех сил старался указать на многочисленные недостатки, не обескураживая его. К счастью, Ацуши считал свои недостатки мотивирующими, а не деморализующими. Дазай задержался здесь под предлогом того, что составляет график обучения вокалу для Ацуши (на самом деле, он мог бы делать это во сне). На самом деле он хочет поговорить с Куникидой, когда они останутся наедине. Весь день он излучал тихое недовольство. Однако Дазай ничего не поднимает. Лучший способ приблизиться к недовольному Куникиде — позволить ему подойти к вам. Дазаю может доставлять удовольствие возиться с Куникидой, но это все беззаботное развлечение. Серьезные разговоры с ним вести намного сложнее. Куникида, наконец, ломается через полчаса после того, как все остальные ушли, и у Дазая начинает заканчиваться фальшивый набор текста. — Что ты здесь делаешь так поздно? — спрашивает Куникида со своего места за столом рядом с Дазаем. Он бросает на него подозрительный взгляд. — Что ты задумал? — Кто сказал, что я что-то замышляю? — легкомысленно интересуется Дазай, полностью поворачиваясь лицом к Куникиде. Он поднимает бровь. — Когда ты чем-то не занят? — спрашивает Куникида, скрестив руки на груди. — Тебя все еще беспокоят угрозы Фрэнсиса? — Дазай сохраняет свой тон настолько нейтральным, насколько это возможно. Он также держит свое выражение лица свободным от суждений. — Не задавай вопросов, на которые уже знаешь ответ, — коротко говорит Куникида. Он слегка хмурится. — Есть много вещей, на которые ты мог бы дуться, — Дазай полуухмыляется. — Возможно, в твоем любимом магазине канцтоваров перестали продавать ручки твоей марки. — Эти люди до сих пор бросают на меня грязные взгляды, когда я туда захожу, — произносит Куникида, его хмурый взгляд становится все более явным. — Я понятия не имею, как ты их так глубоко обидел, когда просто купил подарочную карту. — Эти люди еще более напряжены, чем ты, — Дазай пренебрежительно машет рукой. Затем он переключается на более серьезный тон. — Фрэнсиса нельзя воспринимать легкомысленно, но и Фукудзаву тоже. Куникида вздыхает и немного ерзает на стуле. — Я не говорю, что не думаю, что мы должны помогать Ацуши, — начинает он с противоречивым выражением лица. — Он кажется хорошим ребенком, у него есть проблемы с самооценкой, но он добрый. Я просто не хочу, чтобы остальные из нас погибли вместе с ним, если это тот, к кому они стремятся. — Я не думаю, что кто-то не согласится с вашим желанием защитить АDА, — говорит Дазай гораздо добрее, чем обычно. Хотя «но» очень четко подразумевается. — Мне кажется, что я единственный, кто видит ситуацию логически, — у Куникиды явное разочарование в голосе. — Организация совместного турне «Весенних птиц» и «Еще раз с чувством» заняла месяцы напряженной работы и настойчивости, и одна из причин, по которой мы смогли это сделать, заключалась в том, что ADA считается надежной. Без этого я не уверен, что мы смогли бы заключить нужные нам контракты, даже несмотря на то признание, которое мы получили благодаря успеху обоих этих альбомов. Куникида поправляет очки, продолжая: — Что, если в следующий раз, когда мы попытаемся организовать турне, мы потеряем этот образ? Что, если у Танидзаки никогда не будет шанса выступить перед живой публикой? Что, если мы потеряем все из-за нашей небрежности? — Это справедливые опасения, — Дазай кивает. — И я не собираюсь отрицать, что есть вероятность того, что такие вещи могут произойти, — он смотрит Куникиде прямо в глаза. — Но я думаю, что мир немного менее жесткий, чем это. Не все черно-белое. Лично я делал предосудительные вещи, чтобы добиться успеха, и с гораздо менее благородными мотивами. Глаза Куникиды расширяются. Редко когда Дазай открыто говорит о том, что он делал в PMR. Не то чтобы он их стыдился. У него нет такого строгого морального кодекса. Его проблемы со сделкой с Mimic Industries в основном связаны с теми, кто попал под перекрестный огонь. Если бы не Одасаку, есть вероятность, что Дазай до сих пор работал бы на PMR. Не то чтобы он расстроен тем, как все обернулось. Он доволен выбранным путем. — Наши действия имеют значение, — неуклонно продолжает Дазай, — и наши плохие решения не стираются нашими хорошими. Но люди сложны, и они больше, чем одно единственное решение. Подписание одного семнадцатилетнего без согласия родителей не меняет сути ADA. Фрэнсис, возможно, сможет вызвать некоторые споры из-за своего имени и своих финансов, но я думаю, что другие смогут признать, кто здесь прав, независимо от закона. На этот раз Куникида вздыхает еще глубже. — Это тоже справедливые доводы, — ровным голосом говорит он. — И в глубине души я верю, что помогать Ацуши — правильно. Я просто не хочу, чтобы эта компания страдала из-за негативной реакции. — Твоя преданность АDА достойна восхищения, — честно сообщает Дазай. В его голосе нет насмешки. Куникида выглядит еще более удивленным, чем когда он говорил о своей прежней неосмотрительности. Дазай не очень расточителен в своих комплиментах, но в этом он искренен. Куникида, кажется, тронут похвалой. — Я хочу, чтобы эта компания преуспела, — выражение его лица меняется с разочарованного на решительное. — Но я полагаю, что лучший способ действий — это поверить в это и моим коллегам, а не сомневаться. Это было бы полезнее для всех. — Теперь он понял, — с досадой говорит Дазай, широко ухмыляясь и радостно разводя руками. — Ты точно не торопился, Куникида. — Знаешь, с тобой намного легче иметь дело, когда ты не устраиваешь шоу, — Куникида закатывает глаза. — Надеюсь, у тебя есть люди, с которыми ты можешь отказаться от всех этих выступлений. Улыбка Дазая немного сползает. У него есть люди, рядом с которыми он может быть самим собой. Сантока, Одасаку, иногда даже сам Куникида. Но он потерял единственного человека, с которым когда-либо был в состоянии быть полностью честным. Дазай проделал замечательную работу, не думая о Чуе сегодня, после своей насмешки над Фрэнсисом, из-за гнева на него и его оскорблений в адрес Чуи. Но слова Куникиды поразили его, как неожиданный нож в сердце. Нелепо, как он был расстроен из-за Чуи за последний месяц больше, чем за все годы. Не то чтобы он не был расстроен в последние годы, но теперь это кажется неизбежным, независимо от того, что он делает, чтобы отвлечься. («Это потому, что ты его видел, — предательски шепчет его разум. — Ты подвергся всему, к чему стремился, и теперь ты не можешь отрицать, что тоска не уменьшилась со временем.) Дазай предпочитает сменить направление разговора, чтобы больше не затрагивать эту невыносимую тему. — Тебе не нужно, чтобы я подбадривал тебя обо всем музыкальном эквиваленте наблюдения за тем, как сохнет краска, не так ли? — легкомысленно спрашивает он. — Я должен дать Фрэнсису баллы за креативность, но его вычеты за неточность значительно перевешивают их. Куникида усмехается: — Как будто меня волнует, что какой-нибудь богатый мальчик думает о моей музыке. По крайней мере, я не купился на контракт со звукозаписывающей компанией. Дазай на самом деле разражается смехом. Нечасто Куникида открыто оскорбляет кого-то, кроме Дазая. Куникида не может сдержать ответной улыбки. — Злобно, Куникида, — одобрительно хмыкает Дазай, все еще немного посмеиваясь. — Так что давай поработаем над тем, чтобы сбить его вместе, ладно? — Я в деле, — кивает Куникида. Он опускает улыбку, принимая более серьезное выражение. — Гильдия не узнает, что их поразило. Для Куникиды это действительно так просто. Как только он решился на что-то, он не колеблется в своем обязательстве. Дазай чувствует облегчение, что он больше не конфликтует по этому поводу. У ADA будет больше шансов на победу, если все их игроки будут в отличной форме. — Они действительно не узнают, — с ухмылкой соглашается Дазай. — Есть люди, о которых недостаточно сказать, что они незабываемы, — искренне поет Ацуши. Песня звучит заметно иначе в его более высоком голосе, чем в более низком у Куникиды, хотя и не в плохом смысле. — Люди, которые оказали тебе существенную помощь. Те, кто не клялся тебе, кто не обязан тебе. Для них ты чужой, но в этом мире есть люди, которых ты просто никогда не забудешь. Ацуши стоит у одного из микрофонов в музыкальной комнате ADA, а Дазай слушает со своего места, сидя за столом и делая заметки. Страница также заполнена каракулями, которые он чертит, в то время как Ацуши должен повторять строчки, чтобы петь их правильно. Песня, которой он сейчас занимается, не так уж и сложна для вокала, и Ацуши неплохо с ней справляется. Они делают это уже несколько недель, и Дазай доволен прогрессом, которого он добился за это время. Голос Ацуши имеет довольно впечатляющий диапазон, ему просто нужно меньше бояться брать более высокие ноты. Невозможно взять их, если вы даже не приближаетесь к ним, и нужно верить, что вы способны это сделать. Дазай считает, что лучшее, что он может сделать для Ацуши, — это честно рассказать ему о его способностях. У него нет опыта решения подобных вопросов. У Дазая никогда не было проблем с уверенностью в собственном пении, и смешно думать, что Чуя сомневается в его певческом мастерстве. Но Дазай знает, что ему мало сказать Ацуши, что он достаточно хорош. Что действительно важно, так это то, что сам Ацуши так считает. Так что Дазай открыто рассказывает ему о его успехах и неудачах. В первый раз, когда он попытался спеть «Ад зеркал», популярную песню, написанную Ранпо, Дазай сразу сказал, что тогда эта песня была не под силу Ацуши, и им следует попробовать что-то еще. Но он также позаботился о том, чтобы он познакомил его со своей версией «Дьявол с двадцатью лицами», еще одной песни Ранпо, которую он продал Артуру Конан Дойлю, и получилось даже лучше оригинала. В целом, Ацуши, кажется, медленно приходит в себя. Это не просто — столкнуться с теми частями себя, которых тебе не хватает, и Дазай признает это. Он пытается уменьшить нагрузку на Ацуши, но в основном действует инстинктивно. Ацуши вообще не жаловался. Он посвятил себя тому, чтобы как можно скорее привести свой голос в форму для записи. Однако выбор песни Куникиды «Туман на реке», возможно, не был лучшим выбором Дазая. Текст слишком близко подталкивает к мыслям, которых Дазай предпочел бы избегать, пока работает над музыкой. Раздражает, как кто-то может испортить песню просто по ассоциации. Ацуши заканчивает куплет и не продолжает остальную часть песни. — Извини, — говорит он немного неловко. — Думаю, мне нужен перерыв на воду. — Нет проблем, — легко произносит Дазай. Он встает и достает бутылку с водой из тайника, который они держат в музыкальной комнате, бросая ее Ацуши, который ловит бутылку с благодарной улыбкой. Дазай улыбается в ответ и снова садится. Дазай старается не быть грубым с Ацуши, но он был непреклонен в том, что он откровенно говорил об ограничениях его голоса. Он сказал ему, что если он будет игнорировать и злоупотреблять своим инструментом, они никогда ничего не добьются, и что он никогда не должен колебаться просить перерыв или признавать, когда что-то не так. Он сказал, что пение — это то же самое, что тренировать любой другой навык: если вы заставите свое тело делать больше, чем оно может, это на самом деле будет препятствовать вашему прогрессу. Ацуши следует его приказам, хотя он все еще выглядит извиняющимся каждый раз, когда говорит о чем-то. Дазай считает это победой. Даже если Ацуши немного неудобно, по крайней мере, он не слишком напрягает себя. Дазай действительно не думает, что Ацуши нужна другая личность, чтобы добиться успеха, как музыкант. За свою карьеру он встречал самых разных музыкантов, и нет единственного способа действовать. Доброта и внимание Ацуши к другим — не слабость. Единственное, что нужно изменить, это его нежелание признавать, насколько он талантлив. Дазай не хочет заставлять его быть тем, кем он не является. Ацуши делает большой глоток воды, удовлетворенно вздыхая и закрывая бутылку крышкой. Он подходит и садится рядом с Дазаем за столом: — Как это было? — Только малейший намек на второй припев, — прямо говорит Дазай. — Но хороший тон и подача во всей остальной части песни. — Приятно знать, — Ацуши кивает в раздумьях. — Было бы хорошо, если бы мы попробовали что-то другое? Не то чтобы у меня были проблемы с музыкой Куникиды, — быстро добавляет Ацуши. — Все очень хорошо! Но его голос намного глубже моего, и я не так знаком с его песнями. Дазай мог бы указать, что пение чего-то, что выходит за рамки его диапазона, — это своего рода смысл, но он слишком заинтригован и взволнован тем, что Ацуши на самом деле просит то, что он хочет, чтобы дать ему шанс. — Что у тебя было на уме? — Вы не возражаете, если мы воспользуемся вашей музыкой? — спрашивает Ацуши, руки двигаются немного нервно. Дазаю приходится сдерживать победоносную ухмылку. Он собирается начать разговор с Куникидой позже о том, что Ацуши предпочел петь его музыку, а не музыку Куникиды. Он немного подкорректировал свою соревновательную полосу, когда был подростком, но это слишком хорошая возможность, чтобы ее упустить. — Я польщен, Ацуши, — мягко говорит Дазай. Он вытаскивает свой телефон, чтобы открыть ноты. — О какой песне из «Еще раз с чувством» ты подумал? — Вообще-то, я, эм, имел в виду твои старые вещи, — начинает Ацуши, краснея и нервничая еще больше. — Песни «Двойного Черного». Дазаю приходится прикусить язык, чтобы не расхохотаться. Однажды он хотел бы просто провести один чертов день, когда ему не нужно думать о своем старом партнере. Дазай ничего не видел и не слышал о нем с тех пор, как разговаривал с ним в марте, и все же тот всегда ждет в тайниках своего разума. Ацуши, кажется, уловил его менее чем восторженный ответ, несмотря на его попытки сохранить невозмутимое выражение лица. — Нам не обязательно, — обеспокоенно говорит он. — Забудьте, что я что-то сказал. — Это не имеет большого значения, — ровным голосом лжет Дазай. — Просто здесь все остальные стремятся избегать музыки из PMR, как чумы. Люди не часто просят спеть что-либо из этого. — Я действительно этого не понимаю, — Ацуши слегка хмурится. — Они выпустили несколько моих любимых песен. Я знаю, что они наши соперники, но мне кажется странным полностью игнорировать всю их музыку. — Я бы сказал, что это больше связано с личными причинами, чем с профессиональными, — говорит Дазай, немного пожимая плечами. — Я согласен, что музыка PMR — одна из лучших. Но я стараюсь держать это мнение при себе. — Теперь все также ненавидят Гильдию? — спрашивает Ацуши. Дазай удивлен тем, как раздраженно он звучит. — Потому что мне очень нравятся некоторые из их музыкантов. «Моби Дик» — это классика. Дазай также не ожидал, что Ацуши станет фанатом Германа Мелвилла. «Моби Дик» появился задолго до рождения Ацуши, до того, как родился Дазай. Дазай полагает, что никогда раньше не спрашивал Ацуши о его музыкальных вкусах. Это никогда не приходило в голову. Возможно, это была оплошность с его стороны. — Я бы никогда не сказал тебе, какую музыку ты должен любить, — говорит Дазай, сохраняя свой тон легким. — Это полностью зависит от тебя. Но часть работы в музыкальном бизнесе связана со всеми дополнительными вещами, помимо музыки, даже если это идет вразрез с твоим личным мнением. — Я думаю, это имеет смысл, — соглашается Ацуши, все еще выглядя обескураженным. — Однако будет странно, что придется к этому привыкать. — Я открыт для работы с музыкой из PMR, — спокойно произносит Дазай. — Очевидно, я тоже с ней знаком. Есть из чего выбрать, но я думаю, нам следует держаться подальше от песен «Двойного Черного», — он скрещивает руки на груди и старается, чтобы в его голосе не было эмоций. — Мне было бы трудно объективно относиться к ним после того, как я столько раз слышал их в стиле Чуи, и я не думаю, что ты готов открыто выступать против него. Дазай совершил эту ошибку, когда работал с Акутагавой. Это не сработало хорошо. Акутагава талантлив, но он никогда не мог сравниться с пением Чуи. Дазай продолжал подталкивать его, чтобы попытаться заставить, но это никогда не срабатывало. Вместо этого Дазай просто расстроился, что человек, который пел, был не Чуей, а Акутагава был угрюм, что не смог оправдать ожиданий Дазая. Дазай не хочет снова проходить через это с Ацуши. Он уже сейчас думает о Чуе гораздо чаще, чем ему хотелось бы. Он не собирается подливать масла в этот огонь. Ацуши не выглядит расстроенным его отказом. Он кивает и делает еще один глоток из своей бутылки с водой. Дазай начинает думать о том, с какой из песен PMR Ацуши лучше всего попрактиковаться, когда Ацуши снова заговаривает. — Можно вопрос? — спрашивает он немного нерешительно. Однако он смотрит Дазаю прямо в глаза. — Почему «Двойной Черный» распался? Я слышал, что это произошло до того, как ты ушел из Port Mafia Records. Мне всегда было интересно, что случилось. Честно говоря, это очень хороший вопрос, на который Дазай не совсем уверен в ответе. Так много всего произошло одновременно. Трудно выделить что-то одно, чтобы объяснить. Это были Мори, Артур, Одасаку и Дазай, который не сел на этот чертов самолет в Японию. Но это также и то, что Чуя ушел и никогда не оглядывался назад, пока не провел тест на Дазае, который он провалил, потому что даже не осознавал, что это происходит. Однако Дазай не собирается пытаться пробираться сквозь эту неразбериху с Ацуши. На удивление, его не так раздражает вопрос, как он ожидал. Ацуши, вероятно, больше расспрашивал его о личной жизни за время знакомства, чем его коллеги за последние пару лет. Его интерес скорее личный, чем профессиональный. Это озадачивающий феномен, как Дазай, кажется, привлекает всех этих добрых людей, будучи сам не очень добрым. Часть его не понимает, что он сделал, чтобы заслужить это. — Это немного сложно, — в конце концов отвечает Дазай. Он сохраняет свой голос нейтральным. — Думаю, можно сказать, что все сводилось к творческим разногласиям. Ацуши принимает его ответ с задумчивым взглядом. Затем он, к счастью, меняет тему; — Как вы относитесь к тому, чтобы попробовать что-то от Мотоджиро Каджи? На этот раз Дазай не может сдержать фырканье. У него довольно много мнений об этом человеке. Однако он сосредотачивается на своих музыкальных. — Хороший выбор, — соглашается Дазай, пытаясь подавить свое удовольствие от того, что Ацуши неосознанно все еще выбирает музыку Чуи. — Как насчет «Под вишневыми деревьями»?