Я прокричал твое имя по радио

Начало сентября, четыре месяца и три недели до релиза «Арахабаки» Чуя понимает, что многим людям, вероятно, понравились бы кристально чистая вода и нетронутые пляжи с белым песком на курорте, где они с Тачихарой остановились. Но, честно говоря, Чуя находит это немного жутким и предпочитает пляжи Лос-Анджелеса, где вода выглядит нормальной, а пляж — живым. Он не может поверить, что это действительно чья-то работа — каждое утро разгребать песок, чтобы он выглядел идеально. Однако курорт «все включено» на берегу Мексиканского залива компенсирует любой дефицит уединения на пляже. К нему и Тачихаре относились, как к обычным гостям, никакой суеты не было. Остальные гости тоже держались особняком. Вероятно, это была самая расслабляющая поездка, которую Чуя совершил за всю свою жизнь. Или так бы и было, если бы Чуя мог полностью расслабиться. Но что бы он ни делал, он не может выкинуть слова «Каково это — быть абсолютным неудачником?» из своей головы. Он должен праздновать. После бесконечных месяцев работы на грани банкротства Port Mafia Records с громким успехом вышла на первое место. Приобретя Гильдию, они привлекли множество новых талантливых музыкантов. Похоже, они заключили мир с ADA. Любые сомнения относительно репутации PMR в музыкальной индустрии были развеяны. Чуя должен быть в восторге. Вместо этого он еще больше на грани, чем раньше. Несмотря на профессиональную победу, Чуя чувствует себя… неспокойно. Он, очевидно, злится, но это типично, особенно когда дело касается Дазая. Он ожидал, что Дазай окажется засранцем. Однако гнев даже не затрагивает весь спектр эмоций, которые испытывает Чуя. Совместное выступление было чем-то вроде сна или, скорее, воспоминания. Чуя отыграл много концертов без Дазая, играл со многими другими людьми по всему миру. Ему всегда нравилось играть музыку вживую, это всегда заставляло его чувствовать себя невероятно, несмотря ни на что. Дело не в том, что он забыл, насколько по-другому петь с Дазаем, а скорее в том, что он заставил себя не зацикливаться на этом. Было больно желать чего-то, чего он не мог получить, даже тогда, когда он играл с «Черными Ящерицами» и думал, что их разлука была лишь временной. Затем, после того как Дазай ушел, он попытался оставить все эти моменты на сцене позади, чтобы двигаться в будущее. Затем он снова сыграл «Порчу», впервые за более чем пять лет, и Дазай спел «Что значит быть человеком? Я заставлю тебя быть человеком», глядя ему в глаза, и Чуе жестоко напомнили, почему он ни на капельку не разлюбил его. Быть известным, быть понятым — это опрометчиво. Чуя не мог отвести взгляд. Естественно, вскоре после этого все пошло наперекосяк, как это обычно и происходило с Дазаем. Возможно, Чуе следовало ожидать, что Дазай разозлится после трюка, который Чуя проделал, попросив его спеть дуэтом «Сыграй мне песню», поскольку выбор был слегка мстительным. Но их ссора после сбора средств была другой: Чуя потерял контроль над тем, что он сказал. На самом деле он даже не имел это в виду, или имел, но не совсем так, как сказал. Он действительно думает, что музыка Дазая могла бы быть другой, намного лучше, но это потому, что он считает, что Дазай способен на шедевры, но отказывается прикладывать усилия. Насмешки Дазая ощущались так, словно он нашел ахиллесову пяту Чуи, разорвал ее настежь, а затем радостно плюнул в рану. Чуя помнит свою ярость после их ссоры в марте прошлого года, как он сгорал от гнева. На этот раз не гнев держит его в состоянии беспокойства, а сохраняющееся чувство сомнения. Чуя все время возвращается к вопросу: а что, если Дазай был прав? Он благодарен, что Тачихара здесь, с ним. Мичизо не подверг сомнению просьбу Чуи отправиться в спонтанный отпуск, несмотря на то, что записывал альбом. Он сразу согласился и ни разу не упомянул причину, по которой они были здесь. Тачихара всем сердцем воспринял их отпуск, довольствуясь тем, что расслаблялся на пляже и пил замороженные коктейли, которые предлагали сотрудники. Присутствие Тачихары помогло Чуе не впасть в меланхолию. Его форма поддержки всегда была тонкой, но настойчивой, и Чуя даже не знает, как начать благодарить его за это. Трудно не получать удовольствие, когда он бездельничает на шезлонге с одним из своих лучших друзей, а перед ними солнце и море (несмотря на его цвет). Тачихара в своем шезлонге удовлетворенно вздохнул рядом. За последние две недели он слегка загорел, его кожа стала немного темнее. Чуя того же цвета, что и всегда, его кожа сгорает, только если он не наносит обильное количество солнцезащитного крема. Несмотря на то, что у него тоже рыжие волосы, к Тачихаре это, похоже, не относится. — Мне здесь нравится, — заявляет Тачихара, поворачиваясь к Чуе с ленивой улыбкой. — Если бы Гин не выследила меня и не убила за это, я бы остался здесь навсегда. — Я удивлен, что она тоже не захотела поехать, — говорит Чуя с легким смехом. Гин любит пляж почти так же, как и Чуя. Он был слегка удивлен, когда Тачихара появился в аэропорту один. Он также не видел, чтобы Тачихара часто пользовался телефоном, пока они были здесь. Телефон Чуи оставался выключенным на протяжении всей поездки, он имел в виду то, что сказал о настоящем перерыве. Он полагает, что если бы у Мори были проблемы с этим, он бы нашел способ связаться с ним. — Я не спрашивал ее об этом, — бросает Тачихара, и беззаботный тон разговора ускользает. За последние годы было немало мест, где Тачихара побывал, и куда Гин не получила бы приглашения. Его улыбка немного тускнеет, и он смотрит на Чую более серьезным взглядом. — Знаешь, я дал тебе достаточно времени, чтобы поднять этот вопрос, но сегодня наш последний день здесь. — Какой вопрос? — коротко интересуется Чуя. Он ценил отсутствие необходимости говорить о некоторых вещах, он не хотел, чтобы это закончилось так скоро. Хотя ему, вероятно, следовало этого ожидать — Тачихара не из тех, кто избегает конфронтации, по крайней мере, на неопределенный срок. — Я не собираюсь заставлять тебя ни о чем говорить, — вздыхает Тачихара. В его голосе звучит скорее разочарование, чем злость, из-за чего Чуя чувствует себя виноватым. — Но закупоривание дерьма никогда ничему не помогает. Чуя хмурится, скрещивает руки на груди и смотрит на слишком синий океан. Тачихара прав, и Чуя знает, что он тот человек, которому он может доверять и который даст ему честный ответ. — Когда ты думаешь обо мне, ты думаешь обо мне, как о музыканте или как о руководителе? — Чуя устремляет взгляд прямо перед собой. — Слушай, разве ты не оба? — спрашивает Тачихара в замешательстве. Это явно не то направление, в котором, по его мнению, должен был развиваться разговор. — Что больше? — раздражение просачивается в голос Чуи вне его контроля. Он поворачивается и видит выражение лица Тачихары. — Ни то, ни другое, правда, — говорит Тачихара, кажется, понимая, насколько Чуя заинтересован в его ответе. Он делает паузу, обдумывая свой ответ. — Но я думаю, что в последнее время ты был очень занят делами руководителя. Однако ты всегда работаешь над музыкой. Чуя мычит в знак подтверждения ответа, кусая губу и снова отводя взгляд. Это не помогло облегчить его неуверенность. Во всяком случае, это только усугубило ситуацию, несмотря на благие намерения Тачихары. — Почему это имеет значение? — интересуется Тачихара любопытным и немного неодобрительным голосом. Чуя смеется безо всякого юмора. — Иногда мне кажется, что если бы я, семнадцатилетний, увидел меня сейчас, ему было бы противно, — произносит он со вздохом. — Когда мне было семнадцать, я все еще жил с родителями, и они убедили меня, что стать барабанщиком — это несбыточная мечта, и что мне следует сосредоточиться на поступлении в колледж, чтобы я мог добиться успеха, как мой брат, — Тачихара использует этот странный тон, которым он говорит всякий раз, когда речь заходит о его родителях, — расстроенный, но не решающийся сказать что-либо против них. — Я не придаю особого значения мнению себя прошлого. Тебе тоже не следует этого делать. — Я хочу оставить прошлое позади, — Чуя в отчаянии проводит рукой по волосам. — Однако оно продолжает возвращаться и трахать меня. Тачихара на мгновение замолкает, и Чуя думает, что они уже забыли эту тему. Затем он удивляет Чую, произнося: — Знаешь, я тебя очень уважаю. — Что? — переспрашивает Чуя, более чем сбитый с толку. — Я уважаю тебя, — просто повторяет Тачихара. — Я имею в виду, что мы работаем на Port Mafia Records, нас окружают лучшие из лучших. Но музыка, которую ты создаешь, играешь, пишешь или продюсируешь, — это нечто иное, — он пожимает плечами, улыбаясь Чуе. — Вот почему я не разозлился, когда ты покинул «Черных Ящериц». Вместе с нами ты бы потерялся на заднем плане. Чуя принимает неожиданную похвалу, абсурдно тронутый. Тачихара не относился к комплиментам легкомысленно, и он не стал бы делать комплименты только для того, чтобы ему стало лучше. Чуя чувствует себя таким довольным, как никогда с тех пор, как сошел со сцены на том дурацком сборе средств. Огромная улыбка пересекает его лицо. — Фуууу, — тянет он насмешливым тоном. — Заткнись, — Тачихара скрещивает руки на груди и смотрит в сторону. Хотя он тоже улыбается. — Спасибо, — серьезно говорит Чуя. — Если бы я был более эгоистичен, я бы заставил тебя быть барабанщиком каждой песни, над которой я работаю. — Это намного грубее, чем то, что я только что сказал, — самодовольно фыркает Тачихара, ухмыляясь ему. Чуя закатывает глаза, но улыбка не сходит с его лица. Он снова смотрит на океан, цвет которого по-прежнему такой же отвратительный, но Чуя пытается быть менее снобистским в этом отношении. — Спасибо, что приехал со мной сюда, — благодарит он. — Я знаю, что это произошло неожиданно, а ты сейчас на середине альбома. — Э, всё в порядке, — мягко произносит Тачихара. — Я же говорил тебе, что друзья должны быть рядом с тобой, когда ты сходишь с рельсов. Плюс, я получил пляжный отдых благодаря твоей мелодраме. Хотя Гин продолжает писать мне и жаловаться, что я бросил ее с Каджи и Хигучи. Чуя смеется. Хигучи и Каджи, вероятно, ладили даже хуже, чем он с Лимонным Ублюдком раньше. — Ты мог бы попросить ее приехать. — Некоторые поездки предназначены только для братанов, — возмущенно бросает Тачихара, прежде чем добавить более серьезно: — И я знаю, насколько ты скрытен, когда дело касается твоего дерьма. — Перестань быть со мной таким добрым, — Чуя смотрит на Тачихару и пытается сдержать улыбку. — Ты меня пугаешь. — Нет, — раздраженно говорит Тачихара, после чего широко ухмыляется. — Отвали, — Чуя теперь тоже не может сдержать смех. Тачихара садится на шезлонге, указывая на что-то. — Ооо, выпивка, чувак! Таинственный замороженный коктейль? Чуя смотрит туда, куда он указывает, и видит одного из работников курорта, который держит поднос с замороженными напитками, ходя вокруг и предлагая их гостям. — Да, черт возьми, — легко соглашается он. Тачихара показывает ему поднятый вверх большой палец и подбегает к мужчине. Чуя смотрит, как он уходит, и его улыбка немного исчезает. Он заслужил уважение Тачихары, которое он очень ценит. Чуя не так уверен, что заслужил свое. Дазай лежит на диване в зоне отдыха офиса ADA и смотрит в потолок — в последнее время он все чаще оказывается в такой позе. Раньше он находил пустые белые плитки успокаивающими. Кажется, это уже не работает так хорошо, как раньше. Опять же, раньше Дазай не был так обеспокоен. Его беспокоили в основном АDA и Ацуши, а также поиск способа сохранить их вместе. И они это сделали. Будущее Ацуши с ADA безопасно, они уладили ситуацию с PMR и даже каким-то образом забрали Кёку Изуми. Они победили, но Дазай не нашел в этой победе никаких трофеев. Он, конечно, доволен тем, как все обернулось для ADA. Дазай не предполагал, насколько успешно они выйдут из конфликта последних месяцев с Гильдией и PMR. Все его коллеги в восторге. Дазай тоже, на каком-то уровне. Наблюдать за тем, как в течение последних недель напряжение в офисе ускользает, было освежающе. Куникида наконец-то забрал совещательный стол из центра офиса, хотя Ранпо дулся из-за того, что потерял любимое место, где можно перекусить. Ацуши, в частности, переполняется счастьем, частично из-за себя, но, вероятно, также из-за присоединения Кёки. Дазай мало времени проводил с девушкой. Она в офисе только после школы. Кенджи был разочарован, узнав, что они не будут ходить в одно и то же место. Кёка учится в частной школе в Лос-Анджелесе, к выбору которой, по мнению Дазая, приложила руку Коё. Изуми всегда приходит в ADA в форме. Кёка тиха, хотя все к ней быстро прониклись симпатией. Ну, все, кроме него самого. Дазай не то чтобы решил избегать ее, но он и не искал ее по-настоящему. Избегание кажется взаимным. Дазай считает, что схожая история заставляет их обоих опасаться друг друга. Ситуация постепенно вернулась к тому состоянию, которое было до того, как Фрэнсис зашел в офис в тот апрельский день. Ранпо вернулся к написанию песен с поистине тревожной скоростью, и теперь они более востребованы, чем раньше, после победы на сцене над Эдгаром Алланом По. Хотя они с По остались после встречи своего рода друзьями. Он и его енот неоднократно посещали ADA. Хотя технически По сейчас работает на PMR, а не на Гильдию. Дазай был очень удивлен, впечатлен и раздражен, когда узнал, что Мори купил Гильдию. Дазай почему-то продолжает его недооценивать. Ему действительно хотелось бы иметь возможность спокойно ненавидеть его, не уважая его. Йосано вернулась к своей истинной любви — к редактуре, хотя она все еще следила за тем, чтобы Ацуши следовал ее указаниям по правильному звездному поведению (иногда она немного напоминает Дазаю Графа, но он никогда ей этого не говорил), и пыталась взять Кёку под опеку, будучи рада тому, что среди них есть еще одна девушка-исполнительница. Танизаки, к своему большому облегчению, отказался от роли мальчика на побегушках и вернулся к работе над «Ярким снегом». Куникида посвятил большую часть своего времени работе с ним. Они скоро приступят к записи и планируют выпустить альбом немного позже в этом году. Одним из преимуществ этого конфликта является то, что ADA теперь знает, как выпускать музыку гораздо быстрее, хотя темпы гораздо менее бешеные. Дазай помогает Ацуши начать работу над его собственным альбомом. Ацуши был очень нетерпелив. Несмотря на то, что у него не было острой необходимости выпускать музыку, как раньше, его энтузиазм, похоже, возрос. Дазай задается вопросом, имеет ли это какое-либо отношение к встрече Ацуши с Рюноске Акутагавой, хотя он не спросил. Ацуши очень нервничает, когда упоминают другого мальчика. Но в то время как напряжение у его коллег улеглось после сбора средств, у Дазая оно только возросло. Чуя Накахара имел на него такое влияние. Было достаточно тяжело исполнять с ним «Порчу», но Дазай, по крайней мере, предвидел это. Затем Чуя заставил его спеть дуэтом «Сыграй мне песню», песню, которую Дазай писал… Это было хуже, чем пощечина. Это было иронично, как насмешка над песней и ее значением. Когда Дазай увидел его за кулисами, он не смог удержаться от того, чтобы не наброситься на него, попытаться заставить Чую почувствовать себя хоть немного также ужасно, как Дазай. Это имело ужасающие последствия. Вместо того, чтобы залезть под кожу Чуи, Чуя залез под кожу ему. Мало того, что Чуя принижал его музыку, он еще и упомянул Мори, поставившего его творчески ответственным за их альбом. Дазай до сих пор ясно помнит тот момент, когда Чуя заявил, что слова Мори не имеют значения, что они равны, партнеры. Тот момент… Это что-то значило для Дазая. Очевидно, то же самое нельзя было сказать о Чуе, по крайней мере, сейчас. Это вызвало в нем гнев, которого он никогда раньше не чувствовал. В отместку Дазай выставил напоказ отсутствие музыки у Чуи. Судя по выражению лица Чуи, его комментарии попали в цель. Они всегда умели точно знать, как сделать другого несчастным. «Собираешься ли ты когда-нибудь перестать быть скучным и предсказуемым?» — звучит голос Чуи в его голове. Дазай никогда не сомневался в своих музыкальных талантах. Его прославляли как гения с десяти лет. Несмотря на ненависть Дазая, Мори вселил в него непоколебимую уверенность. Сейчас он чувствует себя потрясенным. Музыка, которая могла бы помочь людям, — вот что он намеревался создать. Слова Одасаку долгие годы были его пробным камнем, его целью. Дазай не подвергает сомнению это, скорее, он подвергает сомнению свои методы. Он не сожалеет об «Еще раз с чувством». Это был альбом, который ему нужно было написать. Он намеревался создавать музыку, которая заставляла бы людей чувствовать себя легче, и он сделал это. Люди, которых Дазай очень уважает, поздравили его с альбомом: Фукудзава, Сантока, Одасаку. Потом Чуя посмеялся над этим, и теперь Дазай смотрит на потолочную плитку. Дазай одержимо прокручивал в голове песни из «Еще раз с чувством», разбирая их по частям, пытаясь доказать себе, что ничего не упустил. «Сыграй мне песню» — это буквально песня о любви, она не может быть бесчувственной. Но теперь, когда он слушает это, все, что он слышит, — это легкость, к которой он стремился в то время, а не те глубокие эмоции, которые он чувствовал, когда писал это. «Музыка, к которой люди прикасаются, которая заставляет их что-то чувствовать», — шепчет в голове младший Чуя. Дазай неоднократно бился бы головой о стену, если бы думал, что это избавит его от этих мыслей (но, основываясь на многолетнем опыте, он знает, что лекарства нет). Дазай утверждал, что Чуя боялся музыки, но теперь мысль о том, чтобы попытаться написать что-нибудь для себя, повергла его в ужас. Он больше не знает, каков его стиль и каковы его намерения. Это все просто пустое место. До смешного иронично, что человек, которого Дазай хотел бы больше всего расспросить об этом, — это Чуя. Даже после всего это никогда не изменится. Он сомневается, что это когда-либо произойдет. — Хватит размышлять, — говорит Куникида, появляясь над ним и хмурясь. — Я не размышляю, — легко лжет Дазай. — Я сочиняю. Ты только что заставил меня потерять мелодию, Куникида. Куникида поджимает губы, но больше ничего не говорит. Затем он вздыхает, выглядя нерешительным. — Могу я спросить тебя кое о чем, чтобы ты не оторвал мне голову? Дазай хмурится и садится. — Я постараюсь контролировать себя, — легкомысленно произносит он. — Ты не рассматривал возможность выпустить «Сыграй мне песню» как сингл? — спрашивает Куникида серьезным тоном. Дазаю вообще хотелось бы оторвать ему голову (ему действительно нужно взять в руки новообретенный нрав, это для него противоестественно). — Это было бы ошибкой, — бросает Дазай, которому приходится постараться, чтобы его голос не звучал резко. В основном ему это удается. — Почему это? — интересуется Куникида, скрещивая руки на груди. — Песня привлекла много внимания после сбора средств. Это может быть полезно для тебя и ADA. Дазай драматично вздыхает. — Люди бы купили ее и послушали, если бы я выпустил ее как сингл, конечно. Но они будут разочарованы, что это не та версия, которая им действительно нужна. — Версия с Накахарой? — Куникида еще сильнее хмурится. Кажется, он не осознает эмоциональное минное поле, которое топчет. — Как продвигаются дела с «Ярким снегом»? — спрашивает Дазай, не заинтересованный в продолжении этой темы. — Дела идут хорошо, — говорит Куникида, выглядя немного удивленным вопросом. — Мы как раз заканчиваем последние работы перед тем, как начать запись. — Возможно, я мог бы взглянуть, — произносит Дазай, вставая и направляясь к главному офису. Выражение лица Куникиды слегка растерянное, когда он проходит мимо него. — Танизаки, — кричит Дазай. Танизаки поднимает голову, его лицо явно ошеломлено. — Давай вместе пробежимся по «Яркому снегу». Могу поспорить, что мы сможем разобраться с этими последними изъянами. — Ты хочешь работать со мной? — переспрашивает Танизаки, выглядя еще более ошарашенным. Он быстро пытается придать своему выражению лица что-то менее шокированное, но у него это не очень хорошо получается. — Я имею в виду, да. Конечно. Он и Танизаки мало работали вместе над музыкой. Дазай никогда не предлагал ему помощь, как в случае с Ацуши. Но потолочная плитка не помогла ему выйти из плохого настроения, а поиск и исправление ошибок в музыке всегда приносил ему облегчение. Он не мог решить свои собственные музыкальные затруднения, но, возможно, смог бы помочь Танизаки. — Давай начнем, — весело говорит Дазай. Чуя листает свои входящие, поднимаясь на лифте на верхний этаж офиса PMR. Его почтовый ящик практически полон новостей, которые он игнорировал в течение двух недель. Чуя отмечает те, которые могут быть важными, и удаляет остальные. Он полагает, что если что-то действительно важно, Мори расскажет ему во время их встречи. Чуя первым делом проверил сообщения от него и обнаружил просьбу о встрече сегодня утром. Возвращение в Лос-Анджелес обычно приносит облегчение, но настроение Чуи остается таким же, каким оно было в Мексике, а точнее, до Мексики. Однако он действительно ценит возможность снова увидеть Тихий океан, от этого ему становится немного легче. Чуя выходит из лифта, как только достигает нужного этажа, и стучит в дверь кабинета Мори, кладя телефон в карман. Его шляпа ощущается по-другому, не как обычно, после пары недель, в которые он не носил ее на пляже. Его мысли обращаются к Артуру, гадая, что он подумал бы о его нынешнем состоянии. Он отгоняет эту мысль, когда Мори приглашает его войти. — Чуя, — бодро говорит Мори, пока Чуя идет к его столу, как всегда наслаждаясь раскинувшимся Лос-Анджелесом и океаном за окном. Мори, кажется, искренне рад его видеть. — Надеюсь, твой отпуск прошел спокойно. «Спокойный» — не первое слово, которое Чуя использовал бы, чтобы описать это. — Было здорово, — вместо этого говорит Чуя, и это не совсем ложь. — Хотя приятно вернуться. Я что-нибудь пропустил? — В основном — это просто логистика того, как справиться с приобретением Гильдии, — Мори слегка пожимает плечами. — Ничего интересного. Чуя кивает в знак признания, не жалея, что пропустил это. Хотя Коё, наверное, понравилось. — Все идет гладко? — По большей части, — говорит Мори. — Некоторые музыканты более неохотно отнеслись к своему новому лейблу, чем другие. Чуя слегка смеется, вспоминая себя в пятнадцать лет. — Они акклиматизируются. — Большинство справляется со временем, — Мори немного улыбается. Затем он снова переключается на деловой тон. — У меня есть офис на Лонг-Айленде, удобно иметь офис на востоке. Я послал туда несколько человек, чтобы они наблюдали за происходящим. Некоторые музыканты, те, кто не нуждается в особом присмотре, остаются. Другие находятся в процессе переезда в Лос-Анджелес. — Звучит как разумный план, — говорит Чуя, впервые за несколько недель вновь скатываясь к роли руководителя звукозаписывающей компании, хотя сейчас его образ мышления кажется слегка испорченным. — Что ты собираешься делать с Люси Мод Монтгомери? — Да, я тоже об этом думал, — Мори постукивает пальцами по столу одной руки и подпирая подбородок другой. — Кажется, она одна из самых недовольных. Однако я работаю над тем, чтобы сделать переход более плавным. Чуя не может ответить, когда в дверь стучат. Он оборачивается на звук, удивляясь, что кто-то прервал встречу двух руководителей. Но затем Мори приглашает войти, явно ожидая этого человека. — У тебя еще одна встреча? — спрашивает Чуя, поднимая бровь. Он скорее любопытен, чем обижен. — Я думал, ты захочешь поучаствовать в этом, — легкомысленно отвечает Мори с едва заметной улыбкой. Любопытство Чуи возрастает, затем его другая бровь поднимается вверх при виде того, кто входит в дверь. Из всех людей, которых он мог ожидать, Фрэнсис Скотт Ки Фицджеральд оказался бы в конце списка. — Огай, — уверенно кричит Фрэнсис, входя в комнату (Чуя не уверен, что когда-либо слышал, чтобы кто-нибудь называл босса Огаем). Он не выглядит ни в малейшей степени обеспокоенным, когда входит в офис человека, с которым он был в ссоре в течение нескольких месяцев и который недавно выкупил свою компанию у него. — Как дела, старина? — Я в порядке, — Мори улыбается улыбкой со слишком большим количеством зубов. — Спасибо, что согласился встретиться с нами. — Недавно в моем графике появилось свободное время, — легкомысленно отвечает Фрэнсис. Он подходит и садится рядом с Чуей, поворачиваясь и кивая ему в знак приветствия. — Накахара, — после чего быстро поворачивается обратно к Мори. — Ты уже решил, что будешь делать дальше? — спрашивает Мори совершенно невинным тоном. Чуя понятия не имеет, что происходит, но ему это безумно нравится. Он поворачивается, чтобы увидеть ответ Фрэнсиса, сдерживая ухмылку. — Я предприниматель, — Фрэнсис улыбается, даже не пытаясь скрыть свою враждебность. — Я всегда могу построить все заново, с нуля. — Я уверен, что есть и другие варианты, — произносит Мори слегка покровительственным тоном. — Ты привел меня сюда, чтобы позлорадствовать? — спрашивает Фрэнсис, теряя юмор и скрещивая руки на груди. Мори прижимает руку к груди, словно обижаясь. — Разве мы не старые друзья? Фрэнсис резко смеется: — У тебя нет друзей, Мори. — Это правда, — Мори пожимает плечами. — В любом случае, нет, это собеседование. Лицо Фрэнсиса меняется с раздраженного на ошеломленное. Его голос немного срывается. — Что? Чуя даже не скрывает своего шока, глядя на Мори, подняв брови. Мори одаривает его быстрой улыбкой, прежде чем снова повернуться к Фрэнсису. — Да, есть открытая позиция для руководителя Port Mafia Records, — легкомысленно говорит Мори, его глаза полны веселья. — Я собирался заполнить ее уже много лет, но руки до этого не доходили. Но теперь, когда ты безработный, я думаю, ты подойдешь. Фрэнсис какое-то время просто смотрит на него, затем смотрит на Чую, как будто проверяя, что это не какая-то шутка, а затем снова на Мори. У самого Чуи возникли небольшие проблемы с тем, чтобы удержать челюсть от отвисания от шока. — Или тебе это неинтересно? — интересуется Мори, слегка нахмурившись. — Ты хочешь сделать меня руководителем своего лейбла после того, как ты только что украл мой? — переспрашивает Фрэнсис недоверчивым голосом. — Недавно мы приобрели ряд музыкантов, с которыми ты знаком, у тебя много семейных связей, у тебя есть опыт управления, — просто перечисляет Мори. Он снова пожимает плечами. — Как я уже сказал, я думаю, ты бы хорошо подошел. — Последние шесть месяцев я пытался саботировать вашу компанию, — отмечает Фрэнсис, явно все еще озадаченный. Чуя его не винит, он тоже все еще в полном шоке. — Я заметил, — говорит Мори уже менее веселым тоном. — Это был бизнес, ничего личного. И это тоже. — У меня сложилось впечатление, что я тебе не особенно нравлюсь, — Фрэнсис приподнимает бровь. — Мне не особо нравятся многие люди, с которыми я работаю, — мягко замечает Мори. Чуе приходится прикрывать фырканье. Тогда Фрэнсис начинает смеяться, слегка расстроенный. — Я всегда забываю, что у тебя нет чувства гордости. Вот почему люди всегда тебя недооценивают. — Это завело меня так далеко, — легкомысленно произносит Мори. — Итак, тебя интересует эта должность? — Ты знаешь, что да, — говорит Фрэнсис раздраженно. — Да, но у тебя есть чувство гордости, — возражает Мори. Он бросает на Фрэнсиса плоский взгляд. — Посмотри, как далеко это меня завело, — Фрэнсис качает головой. — Когда мне начать? — спрашивает он с ухмылкой. — Я мог бы использовать тебя на Лонг-Айленде, чтобы успокоить некоторых людей, которые не в восторге от того, что стали частью Port Mafia Records, — Мори переходит на более серьезный тон. — Хотя скоро тебе придется переехать в Лос-Анджелес навсегда. Здесь работают одни из самых известных неврологов в мире, я уверен, что мы сможем найти того, кто хорошо позаботится о Дейзи. Все тело Фрэнсиса напрягается: — Прошу прощения? Мори скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула. Он смотрит в сторону. — Я не знаю, как бы я отреагировал, если бы оказался в такой же ситуации, как твоя. Если бы я потерял Элизу, не уверен, что смог бы быть логичным, — он поворачивается и смотрит на Фрэнсиса, выражение его лица становится холоднее. — При этом я не позволю тебе проделывать те же трюки, что и с Гильдией. Если возьмешь у Port Mafia Records хоть один пенни, который тебе не принадлежит, тебе придется об этом пожалеть. — Я понимаю, — серьезно соглашается Фрэнсис. Он грубо сглатывает, затем протягивает руку вперед. — Спасибо вам за возможность. Босс. — Добро пожаловать в Port Mafia Records, — Мори снова широко улыбается и пожимает ему руку. — Я уверен, что у тебя есть кое-какие дела, которые нужно уладить. Это очевидное увольнение. Фрэнсис слегка фыркает. — Конечно, — он поворачивается, чтобы посмотреть на Чую в последний раз, ухмыляясь ему. — С нетерпением жду возможности поработать с тобой, Накахара. — То же самое, Скотти, — говорит Чуя, ухмыляясь в ответ. Фрэнсис с явным усилием сохраняет улыбку и отпускает ее, как только поворачивается, чтобы выйти из комнаты. Мори и Чуя молча смотрят, как он уходит. Как только дверь захлопывается, Чуя снова поворачивается к Мори, улыбаясь и качая головой. — Полагаю, это то, что ты планировал, — Чуя не в силах сдержать очередной смех. — Это ты всегда говоришь, что я не должен придерживать должность Дазая, — говорит Мори, улыбаясь своей версией смеха. — Я решил, что после того, как мы достигли относительного перемирия с ADA, пришло время внести некоторые изменения, перестать держаться за прошлое. Это представляло собой оптимальное решение. — Босс, я так благодарен, что мне никогда не приходилось выступать против тебя, — произносит Чуя с широкой ухмылкой. Затем ему что-то приходит в голову, и ему приходится сдерживать еще больше смеха. — Ты уже сказал Эйсу? Улыбка Мори становится шире: — Алану придется сообщить довольно деликатно. Лучше я сделаю это один. — Вероятно, — не спорит Чуя, хотя ему хотелось бы оказаться рядом и увидеть выражение его лица. — Ты доверяешь Фрэнсису? — В его интересах работать с нами, а не против нас, — Мори пожимает плечами. — Если он перейдет черту, я с этим разберусь. Чуя кивает. Он знает, что Мори определенно сделает это. — Что-нибудь еще, что я пропустил, когда меня не было? — Это почти все, — говорит Мори. — Очевидно, что в некоторых аспектах ситуация урегулировалась. Твой график будет намного легче. Есть ли какие-то конкретные проекты, которые тебе интересно реализовать? Все, что есть в Гильдии, открыто. Вопрос Мори, над чем он хочет работать, явно отличается от того, как все было в течение долгого времени. Это застает Чую врасплох во многих отношениях. Конечно, Мори предполагал, что он захочет вернуться к продюсированию, чем он и занимался уже много лет. Вспышка раздражения Чуи не имеет смысла. — Конечно, — легко соглашается Чуя, пытаясь сдержать хмурый взгляд. («Каково это — быть абсолютным неудачником?» — мысленно насмехается Дазай.) — Я могу работать с теми, кто приедет в Лос-Анджелес, как только это произойдет. — Отлично, — кивает Мори. По изменению его тона Чуя понял, что встреча окончена. — Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Чуя встает, чтобы уйти. — Конечно, босс. — Ох, — вспоминает Мори, прежде чем Чуя полностью отворачивается. — Можешь ли ты оказать мне услугу? Интернет-журнал отчаянно нуждался в интервью с тобой. После сбора средств ты снова пользуешься большим спросом. Это будет коротко, всего несколько вопросов о том, что будет дальше с Чуей Накахарой. Чуя вздыхает: — Отлично. Я добавлю это в свое расписание. Он надеется, что они не зададут ему никаких вопросов о чертовом Дазае. Дазай всегда знал, что Танизаки талантлив в каком-то абстрактном смысле. Они никогда не были особенно близки, и Дазай не пытался это изменить. Когда он впервые присоединился к ADA, он нашел Танизаки лишь немного раздражающим из-за его юношеского высокомерия, но с годами оно по большей части исчезло. Танизаки полностью отказался от этого за последние месяцы, продемонстрировав зрелость и преданность делу, которые удивили Дазая. Совместная работа над «Ярким снегом» дала Дазаю еще больше поводов уважать Джуничиро. Он ожидал, что это будет хорошо, а не примечательно. Стили Танизаки и Дазая очень сильно различались. Танизаки пишет о вещах без стыда, будь то секс, идентичность или самоуничтожение. (Дазай не мог не отметить с горечью, что у него, похоже, нет никаких проблем с тем, что его музыка является сентиментальной чепухой.) Однако песни Танизаки нуждались в некоторой доработке, и именно в этом Дазай помогал ему последние пару недель. Были песни, которые требовали лишь пары корректировок нот, например «Татуировщик» и «Некоторые предпочитают крапиву». В настоящее время они немного застряли в «Сестры Макиока», главным образом потому, что Дазай считает, что это может быть лучшая песня, и хочет сделать ее безупречной. Танизаки был по большей части благодарен и безропотно соглашался на большинство предложений Дазая. Он занял некоторую оборонительную позицию из-за некоторых текстов, которые вначале не хотел менять. После того, как Дазаю надоело спорить, и он сказал, что у большинства музыкантов в альбомах есть хотя бы некоторые некачественные разделы, Танизаки с большей готовностью принялся что-то менять. Дазай никогда не пытался изменить ощущение какой-либо песни (что-то, что он перенес из подросткового возраста и на чем не хотел останавливаться), он просто пытается сделать музыку как можно лучше. Большинство предложений по реальным изменениям исходило от самого Танизаки. Обычно Дазаю достаточно было указать на недостатки, а Джуничиро находил способ их исправить. — Я не думаю, что нам следует менять текст, — говорит Дазай, глядя на ноты на столе перед ними. Они заняли музыкальный зал в ADA, работая по большей части в одиночку. Куникида время от времени заглядывал, чтобы проверить, как идут дела, а Наоми часто приходила проведать Танизаки. — Именно эта последовательность аккордов все портит. — Да, я это слышу, — кивает Танизаки с задумчивым выражением лица. Он проводит рукой по лицу. Затем он хватает ноты и подтягивает их к себе, записывая новые заметки (его почерк почти такой же плохой, как у другого рыжеволосого, с которым Дазай писал песни, и он заставляет себя не думать о нем. Ему это почти удается.) — Хммм, — тянет Дазай, обдумывая это. Возможно, это сработает. Он постукивает по ручке и прокручивает записи в голове. — Так лучше, но пока не совсем правильно, — он пишет поверх каракулей Танизаки (гораздо более аккуратно) и передает обратно тому. Танизаки кивает, глядя на него. — Нет, но да, мне это нравится. — Тогда я думаю, что с этим покончено, — весело говорит Дазай. Он хватает телефон и набирает несколько заметок. — Мы добиваемся хороших успехов, скоро должны закончить. Затем ты сможешь начать запись, а Йосано сможет начать свое новое царство террора. — Это хорошо, — соглашается Танизаки. Что-то в его голосе заставляет Дазая оторваться от телефона, видя явно встревоженное выражение лица Танизаки. Это отличается от типичного испуганного выражения лица, которое он испытывает, редактируя с Йосано, и ерзает руками под столом. — Что-то не так? — спрашивает Дазай, стараясь говорить светлым тоном. То, что они не особенно близки, не означает, что он может игнорировать Танизаки, когда тот явно расстроен. — Я немного озадачен, почему ты мне так помогаешь, — произносит Танизаки почти застенчивым голосом. Он пожимает плечами. — Я не думал, что тебя так уж интересует моя музыка, — он смотрит на стол вместо Дазая. Дазай слегка хмурится. Не то чтобы он когда-либо выделял Танизаки. Единственным человеком, с которым он регулярно работал до Ацуши, был Куникида, и даже это то увеличивалось, то уменьшалось в зависимости от того, как часто им требовалась помощь друг друга. Дазай изредка помогал Йосано, Ранпо или даже Кенджи. Он не хотел, чтобы это выглядело, как оскорбление. На самом деле он думал, что это расстояние было в некоторой степени взаимным. У Дазая сложилось впечатление, что он не нравился Танизаки, и что он не был его самым большим поклонником. — Я не знал, что тебе нужна моя помощь, — произносит Дазай, стараясь говорить неконфронтационно. — Нет, — быстро отрицает Танизаки, а затем делает недовольное выражение лица. — Я имею в виду, да. Я просто… Не пойми меня неправильно, я думаю много чего об Ацуши. Он заслуживает всего того успеха, которого добился, и даже большего, — он опускает взгляд на свои руки. — Но все, включая меня, бросили все свои дела, чтобы помочь ему, — Танизаки ковыряется в краешке стола. — Я не ожидал, что все сделают это за меня, и Куникида был великолепен. Но это заставляет задуматься, знаешь ли, что у него есть такого, чего мне не хватает. Дазай теперь не может сдержать хмурого взгляда. — Ничего, — возражает он. — Ну, на самом деле у него есть то, чего нет у тебя, — это много багажа и проблемы с самооценкой, — Дазай скрещивает руки на груди. — Хотя он становится лучше. Я имею в виду, что причина, по которой я не уделял много времени тебе и твоей музыке, заключается в том, что тебе не нужна моя помощь. Танизаки не выглядит убежденным, поэтому Дазай вздыхает и продолжает. — Этими песнями, которые ты написал, ты должен гордиться. Я не трачу время на посредственную музыку. Ацуши не смог бы написать такое сам, — Дазай улыбается ему. — С тех пор, как я тебя узнал, ты сильно вырос как музыкант. Признаюсь, когда я встретил тебя, я подумал, что ты немного сопляк, но сопляк не мог бы писать такие впечатляющие песни. — Я всегда равнялся на тебя, — тихо говорит Танизаки, но это не тот ответ, которого ожидал Дазай. — Я смотрю на всех вас. Ты, Куникида, Ранпо, Йосано. К тому времени, когда ты был в моем возрасте, ты уже выиграл миллион Грэмми. — Я выиграл пять, — поправляет Дазай, качая головой и закатывая глаза. — Два с половиной, правда. И я уже даже не знаю, где эти вещи, они для меня не важны, — Дазай пристально смотрит на Танизаки. — Эта музыка, это то, что ты хочешь сделать? Ты удовлетворен? — Да, — кивает Танизаки, более уверенный в себе. — Мне очень хотелось выпустить этот альбом, кажется, будто я мечтал об этом всю жизнь. — Вот что важно, — серьезно говорит Дазай. — Некоторые музыканты проводят всю свою жизнь в погоне, пытаясь этого добиться. «Яркий снег» необыкновенен, и я никогда не вру, когда дело касается музыки, — Дазай улыбается Танизаки. — Сравнивать себя с другими — это просто пустая трата времени. Музыка — одна из поистине уникальнейших вещей в этом мире, прими это. — Я, ну, спасибо, — Танизаки почесывает затылок. — Это много значит, особенно от тебя, — он улыбается Дазаю, и ему становится намного легче. — Спасибо за все это, правда. — Ты сделал большую часть работы, — пренебрежительно бросает Дазай. — Я просто смягчил края. — Тебе следует поработать над тем, чтобы лучше принимать комплименты, — говорит Танизаки, приподнимая бровь. Хотя это скорее забавляет, чем раздражает. Дверь в музыкальную комнату открывается, и внутрь просовывается Наоми. Ее глаза ищут Танизаки, полностью игнорируя Дазая. — Тебе что-нибудь нужно, Джуничиро? Воды, перекуса, растирания ног? — ее голос тошнотворно сладкий. — Нет, я в порядке, — Танизаки выглядит слегка смущенным. Наоми дуется: — Как скажешь. Однако она медленно отступает. Дазаю вспоминается еще одна причина, по которой он всегда немного опасался Танизаки. Он пристально смотрит на него. — Если ты собираешься вступить в общественную жизнь, возможно, тебе стоит с этим разобраться, — он указывает на дверь. Танизаки озадаченно смотрит на него. — С чем разобраться?