Научи меня любить.

На самом деле с того памятного разговора в плане повседневности мало что изменилось. Девушка по-прежнему занималась поручениями в Ли Юэ, каждый день исследуя все новые места, забредала даже туда, куда, казалось, не ступала нога человека и где постоянно оказывались монстры. Синяков и ссадин больше не становилось, но и меньше тоже. Возвращаясь в номер совершенно без сил, Путешественница заваливалась спать, чтобы хоть немного набраться сил. Паймон по-прежнему дулась на подругу за то, что скрыла подробности ее отношений с Чайльдом, однако ежедневно отправлялась с ней, что-то недовольно бурча себе под нос. А когда феечка засыпала крепким сном, периодически появлялся Аякс. Он проникал через окно, чтобы не создавать много шума, и похищал свою сонную принцессу из царства Морфея. Паймон ничего не подозревала, а сонная Люмин просыпалась уже на руках довольного Предвестника, несшего ее в свое убежище. Там она оказывалась на его постели, а он неизменно нависал над ней, целуя до изнеможения, однако не переступая границ приличия. И снова засыпала она уже в крепких и надежных объятиях парня, которому страшно нравилось прижиматься к ней со спины. Поначалу блондинка отчаянно смущалась, но Тарталья быстро отучил ее, и теперь это воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Наоборот – если мечницу не обнимали сзади, создавалось ощущение, что чего-то не хватает. Что она неполноценна. Утром она вставала заранее и, подстегиваемая утренним поцелуем, бежала обратно к себе, чтобы изобразить пробуждение. Подобные ухищрения, может, и подогревали отношения, однако и имели несколько негативных моментов, а именно: оба постоянно не высыпались, хотя и молчаливо соглашались с этими временными трудностями, чтобы дать Паймон привыкнуть к новой компании. И лишь на первый взгляд казалось, что ничего глобального не случилось, на самом же деле в личной жизни произошли крутые перемены, и теперь фея была вынуждена терпеть периодическое вторжение в ее пространство со стороны Чайльда. А ведь он даже старался не подтрунивать над ней… слишком часто. Как бы то ни было, сожительство шло пока не очень хорошо. Девушка могла лишь предполагать, в чем кроется причина затаенной враждебности подруги. Конечно, общий опыт общения с Фатуи не оказался положительным, однако таилось и что-то еще. Ревность? Неужели Паймон ревнует? А потом Чайльд пропал. Просто перестал приходить к Люмин через окно. Она даже просыпалась посреди ночи, чтобы удостовериться: ее никуда не несут, надежно укрытую тенями города. Путешественница не видела его день, два. Три. Даже ходила в Банк, чтобы узнать, нет ли весточки от Предвестника, но Екатерина лишь пожимала плечами, и каждый раз ответ ее был стандартным: господин Тарталья не сообщает обо всех своих передвижениях. Девушка забеспокоилась, в голову начали лезть нехорошие мысли самого разного калибра. С ним что-то случилось? Он понял, что совершил ошибку, сделав решительный шаг в их отношениях? Нашел себе другую? Другие Фатуи выследили его и похитили? И как бы Паймон ни хотела позлорадствовать, чтобы с торжествующим видом выкрикнуть: «Я же говорила!» – она совсем не была злой по своей натуре и не могла не видеть, как ее верная подруга страдает. Теперь она готова терпеть даже присутствие Предвестника рядом, лишь бы Путешественница снова улыбалась и глаза ее сияли на солнце, разгоняя темноту в душе. В один день девушка даже хотела напиться, купив вино из одуванчиков в «Трех чашках в порту», привезенное из далекого Мондштадта, но не смогла себя заставить, и весь алкоголь отправился в руки онемевшей от радости Сян Лин. Девушка пламенно пообещала, что с его помощью придумает еще несколько эксклюзивных рецептов блюд, и умчалась творить – смешивать, пробовать, экспериментировать. А Люмин уныло поплелась в свой номер, вновь ставший ей совершенно чуждым. Как быстро она привязалась к Чайльду и привыкла к изменениям, произошедшим между ними. Так быстро, что это даже пугало. Его присутствие рядом, его теплые объятия воспринимались уже как обыденность, без которой она перестала представлять себя. Как если бы Катерина однажды сказала ей, что гильдия искателей приключений более не нуждается в услугах Путешественницы и исключает ее из своих доблестных рядов. Она жила этим. В душе снова поселилась страшная пустота, разбавляемая глубоким отчаянием. Почему парень не предупредил ее? Почему вот так исчез, ничего не сказав на прощание? Неужели и правда осознал, что поторопился, и решил уйти, пока еще не поздно? Целых четыре дня без единого напоминания о себе, обернувшихся для девушки настоящим кошмаром. И даже извечно шумная консерва, всегда открыто выражавшая свои эмоции, сейчас притихла, понимая: она ничем не может помочь. На следующий день после семейных откровений и последовавших за ними вечерних посиделок и вечерней прогулки Тьюсер отправился домой, но уже не в Снежную, а в Иназуму. Ему предстояло привыкать к новому климату, к новому образу жизни. Каждый понимал: это необходимые изменения, сделанные ради его безопасности. И не только его. Тоня, Антон, родители. Чайльд даже приплатил нескольким людям на корабле, чтобы как следует позаботились о его брате вплоть до прибытия в Иназуму и лично проследили, чтобы он сошел на берег живой и здоровый. Естественно – щедро сдобрив свою просьбу недвусмысленными угрозами. А бравые мужчины, зная дурную репутацию Фатуи, лишь нервно переглянулись, пообещав все сделать в лучшем виде, и даже деньги поначалу не хотели брать. Люмин же, наблюдая за этой сценой, одновременно и ужасалась, и восхищалась. Как Аякс, проявляя такую трогательную заботу о Тьюсере, умудряется быть таким устрашающим, как и подобает истинному Предвестнику. Собственно, по этой причине девушке было не к кому обратиться за помощью в розысках Чайльда. Как и в случае с его путешествием в Снежную, только тогда мечница хотя бы знала примерные ориентиры, когда, куда и зачем. Сейчас же – пустота. Напиться не получилось, но по крайней мере чашку бодрящего чая Путешественница смогла в себя влить, тщетно стараясь разбавить теплой жидкостью смятение, образовавшееся в груди. Про поручения она, конечно, не забывала и исправно их выполняла изо дня в день, однако снова их делала больше на автомате, не особо вдаваясь в подробности. Все ее мысли занимал коварный Предвестник, ушедший от нее и забравший с собой ее сердце. И глубоко в душе Люмин могла объяснить причины своего поведения. Сколько себя помнит в этом мире, она всегда была одна. Без друзей, без родных. Вокруг нее всегда крутилось множество людей, воспринимая ее как свою путеводную звезду, но по-настоящему близкого и дорогого человека, способного разделить с ней все невзгоды, не имелось. А единственного, кого считала своим смыслом жизни, потеряла. Их насильно разлучили, и девушка своей целью поставила во что бы то ни стало найти и вернуть брата. Даже если придется спуститься в самые глубины Бездны и близко познакомиться с властвующими там монстрами. А иначе ради чего ей еще жить? И очень непросто Путешественница открывалась Чайльду, понимая, что питает к нему какие-то чувства, но не смея надеяться, что этот человек способен принять и понять ее. Поддержать во всем и просто утешить, когда это необходимо. В конце концов – подставить свое крепкое плечо, показывая: ты не одна. Я рядом. Та ситуация под крышей Золотой палаты оказалась переломной. Разрываемая переживаниями за брата и новыми, доселе не изведанными эмоциями, девушка решилась открыться Аяксу, доверить ему самое сокровенное – себя и свое сердце. Боясь совершить ошибку и в то же время – надеясь. И Предвестник принял ее, во всяком случае, так казалось. И, уже раз доверившись, найдя человека, который, конечно, не заменит ей брата, но станет для нее путеводной звездой и новой целью в жизни, Люмин снова внезапно осталась одна. Словно ничего и не было и все произошедшее ей только причудилось. И вовсе не было никакого Тартальи в ее одинокой жизни. В такие моменты хотелось выть от отчаяния и рвать на себе волосы, вопрошая, за что. И оставалось только полными слез глазами смотреть на Паймон, молчаливо спрашивая: ну ведь не привиделось же? Феечка не знала, что ответить. И правда, и ложь в данной ситуации казались одинаково горькими. На пятый день Путешественница не сдержалась и позорно сдалась, уйдя в свой номер и крепко заперев дверь, а затем просто грустно улыбнувшись. Грустно и совершенно пусто. Не было истерических воплей, топота ногами, битья посуды (которой не имелось) и прочего. Просто. Пустая. Улыбка. И это перепугало Паймон даже больше, чем если бы подруга ударилась в слезы. А весь Ли Юэ был погружен в активную подготовку к празднику. Нин Гуан, возглавлявшая Цисин и служившая столпом поддержки и защиты для всего города, приняла решение как-то воодушевить жителей, ведь в последнее время им тяжело пришлось. Мнимое убийство Властелина Камня, сражение с Архонтом Вихрей, падение Нефритового дворца. Все старые устои буквально трещали по швам. Тогда Цисин объявили о наступлении праздника фонарей, прекрасно зная: каждый горожанин, переживший трагедию лишь со стороны, будет счастлив, а для людей сведущих это станет отличным поводом расслабиться и забыть обо всех неприятностях. Торговля стремительно поползла вверх, заказы шли полным ходом, в пристани каждый день останавливались торговые корабли, привозившие красивую одежду, изысканные сувениры и богатые украшения из других королевств. Город готовился к празднику как мог, и бабуле Шань даже пришлось нанять помощниц в свое нелегкое ремесло – радовать людей, потому что одна она уже не справлялась. От заказов на бумажные фонарики не было отбоя, а лучшие шеф-повары денно и нощно трудились во благо довольных желудков горожан. И как бы Паймон ни хотелось стать дегустатором всех вкусностей – она осталась рядом с Люмин. Все эти шумные приготовления успешно обходили Путешественницу стороной. Ей не хотелось вливаться в атмосферу праздника одной. Нет, не так. Брошенной. Одной она оставалась до начала отношений с Чайльдом и кое-как научилась жить с постоянной тупой болью в груди, стараясь не обращать на нее внимания. А когда ей показали мир, в котором она казалась хоть кому-то нужной, буквально махнули мечтой перед глазами, девушка чувствовала себя именно брошенной. И бесконечно одинокой. Еще немало времени пройдет, прежде чем она хотя бы сможет сделать вид, что оправилась. И засыпать каждую ночь без ощущения теплых ладоней на талии. Вот как сейчас… стоп, что?! Блондинка подскочила на месте, резко разворачиваясь. Паймон раскрыла рот в немом удивлении, и Путешественница едва не сделала то же самое. Перед ней стоял Чайльд. Счастливо улыбающийся, черт его побери, Чайльд! Абсолютно живой и без единой царапины! Кстати, последний пункт легко поправим. Блондинка сжала руки в кулаки, так что ногти до боли впились в кожу, и уставилась на парня так, как наверняка даже Предвестники не умели. Столько ярости было в том взгляде, столько неприкрытой ненависти, что Тарталья восхищенно улыбнулся. - Ты неподражаема, принцесса. Мечница зажмурилась, призывая себя к спокойствию, боясь, что еще немного, и она просто взорвется, как лопнувший шарик анемо-слайма. И Аякс, чувствуя надвигающуюся бурю, неловко почесал затылок, умоляюще глядя на феечку словно в ожидании помощи. Но Паймон, уперев руки в бока, смешно притопнула в воздухе ногой и уже хотела разразиться гневной тирадой, однако ее внезапно прервало совершенно ледяное: - Паймон, исчезни. Консерва, мгновенно поняв, что сейчас с Люмин лучше не спорить, послушно кивнула и вылетела через приоткрытое окно, наверняка поспешив к пристани. Ведь где еще можно переждать бурю, как не в ресторанах, где всегда вкусно накормят? - Ты!.. – без предупреждения выкрикнула Путешественница, призывая силу Анемо. Ее не волновало, что сейчас она могла что-то разрушить или повредить. В ней клокотала первобытная ярость, глаза ярко сверкали, словно нагретый на солнце янтарь, а губы кривились. Стремительный вихрь оттолкнул беззащитного Аякса к стене, а она налетела следом подобно разрушительному торнадо. От ее ноги разошлись мощные гео-волны, сотрясающие всю комнату, но парень успел призвать парные водные клинки и окружить себя частицами гидро, закутавшись в них словно в плащ. Вокруг него появился голубоватый щит. Люмин зарычала, материализуя в руках меч и вслепую бросаясь на невозможного Фатуи. Убьет! – Ты!.. Но замерла, увидев, что достает из-за пазухи Чайльд. Клинок безвольно опустился. Это была она, только в миниатюрной версии. В плюшевой миниатюрной версии. То же белое платьице, те же белые сапоги на смешных ножках, и даже белый цветок в светлых волосах. А сам Тарталья улыбался так лучезарно и так обезоруживающе, что возникло сразу два желания: двинуть ему побольнее и расплакаться. Что, в общем-то, мечница и сделала в идеальной последовательности. Клинок бесполезно растворился в воздухе, гидро-щит вокруг парня растаял, и Путешественница тут же воспользовалась этим, больно ткнув охнувшего Предвестника кулаком в бок. Впрочем, он тут же выпрямился и сграбастал принцессу в приветственные объятия, мягко поглаживая ее по голове. И вот тут уже блондинка позорно расплакалась, не стыдясь. Неловко удерживая игрушку одной рукой, рыжеволосый мягко толкнул девушку в сторону кровати, бросая мини-версию Люмин на мягкое покрывало и теперь уже крепко обнимая настоящую, плачущую. Его губы в беспорядке целовали ее лицо, забирая с собой всю боль и молчаливо извиняясь, и даже по очереди коснулись уголков глаз, словно прося перестать плакать. Ведь все хорошо, он здесь, целый, невредимый и все такой же невозможный. Путешественница снова стукнула его кулаком, на этот раз по груди, подозревая, что парень намеренно стонет от боли, на самом деле ее не испытывая и даже не чувствуя. - Ненавижу тебя! – искренне всхлипнула она, разражаясь новым потоком бесконтрольных слез. – Как ты мог оставить меня одну и даже не предупредить! Ты хоть представляешь, что я подумала?! Идиот! Бесчувственный, эгоистичный Фатуи! Ненавижу! Но то, как сильно и крепко она к нему прижималась и как отчаянно хваталась за его пиджак дрожащими пальцами, говорило об обратном. Парень улыбнулся, снова восхищенно глядя на бесстрашную воительницу. С ним она не боялась показаться и слабой. И он хотел, чтобы такой она была только для него. Нежной, трепетной, хрупкой и бесконечно любимой. Чайльд склонился к ней, пальцами мягко приподнимая ее подбородок и заставляя посмотреть в его лучащиеся любовью глаза. - И я буду всю жизнь извиняться за это, принцесса. Но больше никогда не брошу тебя и не уйду без предупреждения. Я придурок. Но, хочу надеяться, твой придурок. Девушка замерла, лишь изредка всхлипывая и будто обдумывая его слова. А потом до боли вцепилась пальцами в волосы Предвестника и с неожиданной силой потянула на себя, вовлекая в сметающий все на своем пути поцелуй. Жаркий, горячий и обжигающий, такой же, как сама Люмин. Без раздумий отвечая, Аякс подхватил блондинку под бедра, чтобы она обвила ногами его талию, и со страстью прижал ее к стене, нависая сверху и заслоняя собой весь остальной мир. Он не осознавал, какую боль причинил своей принцессе, пока не увидел. Не подозревал, как дорог ей стал за это короткое время. И, конечно, не собирался бросать Путешественницу в таком бедственном положении. Он лишь хотел сделать ей приятное своим неожиданным сюрпризом. Порадовать маленькую принцессу, чтобы увидеть ее искреннюю, чуть смущенную улыбку, услышать ее робкие слова благодарности и крепко-крепко обнять. С ней он и сам становился лучше, а отравляющая душу тьма рассеивалась под действием ее взгляда. О, эти прекрасные янтарные глаза давно его сводили с ума и доводили до исступления во снах, преследуя даже в ночи. Чайльд буквально грезил о них, прикладывая все силы, чтобы защитить его Люмин от самого себя. От себя и своей заражающей гнили, глубоко проникающей в самую суть. Но внезапно обнаружил, что без этих чудесных глаз рядом он не чувствует себя собой. Как она смотрит на него, то нежно, то грозно, то злобно, то трепетно, как произносит на выдохе его имя. Его имя, а не глупые прозвища Фатуи. Это простое слово так интимно звучало в ее устах, что парень готов был весь мир положить к ее ногам, лишь бы снова услышать трепетное Аякс. И он сделает все от него зависящее, чтобы помочь Путешественнице найти своего брата и наконец-то воссоединиться с семьей. Если понадобится – выступит против всех Архонтов разом, лишь бы его принцесса была счастлива. И больше никогда, никогда не причинит ей боль.