***
Компактно устроившись на диване, сидя на стульях и лавочке, хищники всех мастей коротали вечер после ужина. Двери комнаты были открыты нараспашку, но в воздухе все равно витали не самые аппетитные ароматы. К сожалению, выбирать не приходилось, ведь в коридоре и палатах сейчас велась уборка. Часть зверей, преимущественно псовые, уже куняли носами в пол, скучая подпирали морды лапами и понуро смотрели за настольными играми. Другие же хищники, в основном кошачьи, с наступлением ночи вели себя бодрее, сверкая озорными глазами с желанием чего-то учудить. Оставшиеся пациенты — птицы и рептилии — поровну дремали, коротали время за настольными играми, читали и предавались беспредметным беседам о сладостных тягостях бытия. Откинувшись на спинку дивана, черный барс с зевком так напряг бицепсы и мышцы спины, что продавленная седушка под котом жалобно заскрипела. — Эх, вот бы тяночку... Слышен шлепок падающей на лавку карты. Рыжий волк с довольным видом выкинул последнюю, и теперь наблюдал, как лис с пепельными ушами уделывает сапсана и ретривера. Где-то тихонько стучали шашки-крышки, шелестела страница книги. — Чтобы стройненькая была, — промурчал барс, выставив перед собой лапы. — И чтобы с задницей, вот такой. Нет... Такой. Сидящий рядом пес-динго пробудился из дремы и лениво почесал себе за ухом. — Сходи на работку, там их валом. — Я про нормальную говорю, а не про... Этих. Динго улыбнулся углом пасти: — А что с ними не так-то? — Хм, даже не знаю, с чего начать, — барс поднес коготь к черному подбородку. — Наверное, что они сюда попали? Ты хочешь встречаться с кем-то из первого блока? Фиг его разберет, что у такой в голове творится. А представь, если "эти дни" начнутся? Хо-хоу, нет уж, спасибо! Хищники вмиг оживились, фыркая и усмехаясь над его речью. — Ага, ты Нобу это объясни, — сказал сидящий на подлокотнике дивана, красногорлый ящер. Наблюдая за очередным турниром в шашки против льва, рысь поднял голову и сердито нахмурился. — Да нормальные там девахи! Серьезно, что вы гоните? Услышав это, барс ехидно рассмеялся. — Ха-ха-ха, смотрите, у нас месье нарисовался! Любишь острые ощущения? — Да ну тебя, — махнув пушистой лапищей, рыкнул Нобу, вновь уткнулся в турнир. — Падажжи, давай по существу, — упершись локтем в колено, сказал темный хищник. — Вот представь: ты вышел на волю, все ровно, спокойненько, солнышко светит, бабочки летают, и тут ВНЕЗАПНО, тебе навстречу идет любовь всей твоей жизни. Представил? — И что? — морща нос, спросил рысь. — Ты ей скажешь, что был в дурдоме? Выпрямив спину, кот с кисточками на ушах серьезно задумался. — Ну, не в первую же встречу. Потом, со временем... — Ага, ясно. А за что именно ты сюда попал — тоже скажешь? — видя грузное выражение морды Нобу, барс триумфально устремил палец в его сторону. — То-то же! Что и следовало доказать. И хищницы там, внизу, рассуждают точно так же, зуб даю! Поэтому я себе нормальную искать буду, без прибабахов. Хищники вновь зашушукались, в целом согласившись с такой мыслью. В это время, сидящий на стуле без спинки, коршун Руфус молча смотрел куда-то в плинтус. — Не знаю... я бы сказал, — мечтательно сказала птица с клювом-полумесяцем. — В смысле, если девушка хорошая — зачем скрывать? Раз любовь есть, именно любовь, настоящая, разве это проблема? — Хех! — на морде барса вновь засияли острые клыки. — Обалдеть, какой ты наивный. Не отводя глаз от кота, коршун сверил его холодным взглядом. — Тоже мне, гуру нашелся. — Брррата-а-ан, — гортанно вытянул черный кот, — если б я тебя не знал, то подумал бы, ты там кого-то присмотрел. Закатив глаза, Руфус сложил крылья на груди. — Кто знает, может и присмотрел. От этих слов изумрудные очи барса полезли на лоб. — Йошки-макарошки! — хлопнув себя по колену, воскликнул зверь. — Вот это новость, Руфус втрескался! Ну-ка, колись, кто? — Зачем? — с усмешкой, важно спросил пернатый. — Тебе же хищницы из дурки не по вкусу. — Как зачем? Чтобы отбить! Ха-ха-ха-ха! Поднялась волна смеха и вновь настало затишье. В этой спокойной, тесной хвостато-усатой идиллии, вечер плавно перешел в ночь, а сидеть в душной комнате отдыха становилось все труднее. От волны зевания и нарастающего бурчания было ясно, что ни играть, ни болтать желания у зверей больше не осталось. — Ну, долго еще ждать? — сердито спросил пес-динго. — Внатуре, сколько времени прошло? — согласился сидящий рядом бульдог. — Он потолки моет что ли? — Скорее бы закончил. Удавиться можно... Каскад жалоб нарастал. Слыша всеобщий глас недовольства, волк Пача встал со скамьи, с хрустом поворачивая шею влево и вправо. — Сейчас гляну, — сказал рыжий, кинув свои карты в колоду. — Сыграйте без меня пока. Хищники разом затихли, но тише всех сидел на корточках белый сипуха, листающий том рассказов. Рядом с ним сидел златошерстный куница. Двигая носом и дожидаясь, пока Пача покинет комнату, Ховрат оглянулся по сторонам. — Кому-то сейчас влетииит, — драматично прошептал он. — Знаете, кто на уборке? — Э-э-э... вчера был Вилья, — ответил кто-то из толпы. — А сегодня Захари, кажись. — Он же убирался на днях, не? Чую, будет махач. — Ничего не будет, — сероухий лис дернул ухом, тасуя колоду. — Все как обычно, потяфкает и приберется. С этими словами Кай раздал карты себе и другим двум хищникам. Звери вернулись к своему ничегонеделанью, когда вдруг белоснежная птица оторвалась от книги. Похожий на сердце, лик сипухи обратился к выходу комнаты. Шаги. Спокойным темпом Пача идет по коридору, остановился возле палаты. Переступил порог. Вновь шаги.Скрип кровати.
Глухой удар по одеялу.
— ...кхык! Рычание, резкая возня. Кровать прогинается под весом волка и медоеда. — Все сидят, ждут, а ты спать улегся?!? Совсем оборзел?!? — Рр-р-рых!...от...пусти!... Отложив книгу в угол, Суджи поднялся. Куница сонливо глянул на сову: — Ты куда? — В туалет. Выйдя из комнаты отдыха, пернатый ускорил шаг, почти пролетев по столовой. Дыхание Пачи и Захари стало громче, отчетливее. Сипуха затаился у входа палаты. — Ыхг! — барсук бил ногами по койке. — Нихера... ты мне... не сделаешь... Тяжело дыша, из груди Пачи раздался кипящий гневом рокот. — Объясни, почему все животные понимают с первого раза, и только ты ведешь себя как сволота? — Сука! Кхы-ррр! Я тебя не боюсь... ур-ррод блядский... Скрип кровати. Злое сдавленное рычание, удары по матрасу. — Пасть закрой, — низко прорычал волк. — Теперь слушай меня. С этого момента ты будешь убирать в блоке каждый день. Каждый день ты будешь драить толчки, выходить на все работы, делать всё, пока тебя не выпишут. Месяц, два, хоть год — мне похуй. Если не понимаешь по-нормальному, я буду тебя мурыжить до посинения. Ты понял? — Фрр...Псина сраная! — скаля зубы, процедил барсук. — Рррр! Нависая над ним, волк силой пригвоздил Захари в кровать. Раза в два крупнее барсука, Пача крепко держал того правой лапой за горло. Коренастый, плотно слаженный медоед силился вырваться из хватки, яростно рычал и брыкался, но было ясно, что против хвостатого у него шансов не было. — Падаль! Уебок, тварь... урррою, блять! Судя по ругательствам, успокаиваться он тоже не собирался. Но тут краем глаза волк заметил на пороге белую сипуху. Пользуясь секундой замешательства, медоед пихнул Пачу ногами в грудь, откинув его на шаг назад. Потирая черно-белую шею, хищник рванул в коридор, по дороге толкнув сову локтем. — Эй, полегче! — расправив крылья, воскликнул Суджи. — С дороги, блять, — клацнул клыками барсук, быстро ковыляя по коридору. — Я тебе покажу, "мурыжить"... мудень помойный... С этими словами медоед пошаркал прочь, оставив белую птицу наедине с хвостатым, жилистым хищником. Очень быстро Суджи заметил на себе раздраженный оскал волка. — Что смотришь? Понравилось представление? — спросил Пача, разминая большую когтистую лапу. Парень резко отвел лицо вниз. — Не особо. Они молчали. Дыхание волка стихало, обретая прежнюю плавность и спокойствие. — И мне тоже. Только по другому с такими ублюдками общаться нельзя. Дашь слабину — они тебе руку по локоть откусят. Приходится дрессировать... Он в душевую умотал? Сипуха посмотрел в самый конец прохода, когда медоед прошмыгнул в уборную. — Да. — Если смоет за собой, будем считать прогрессом. Сволочь такая, даже не подмел, — с хрустом сжав кулаки, Пача опустил руки. — Потом разберусь, а то народ заждался. Зови всех, пусть выходят. — Хорошо, — кротко кивнул Суджи и шустро зашагал вперед. Следуя обратно в комнату отдыха, внезапно раздался глухой хлопок с хлюпаньем. В носу скользнул знакомый аромат... Теплый запах металлического вкуса.Кислые нотки ржавчины на языке.
Далеко впереди гиена, с испугом на лице, медленно крадется в ванную. В тот же миг из душевой раздался пронзительный вой. — А-а-а-а!!! Топот, грохот. Следом за хищником вбежал кто-то еще. Когда сипуха подлетел к душевой, коридор был забит толпой хищников. Выскочивший из комнаты ретривер закрыл пасть дрожащими руками, сдерживая позыв рвоты. — Угх...охереть... — Твою мать! — Ебануться. — Что там? Что случилось? — спросил пернатый. Не дождавшись ответа от шокированной толпы, сова юрко проскользнул боком, посмотрел в туалет... И обомлел. В черно-багряной луже лежал барсук. Весь облитый алой грязью, под обрызганной кровью раковиной, Захари слабо двигал пальцами. С горла зверя свисали рваные клочья шерсти и кожи. Бьющая из шеи хищника кармитовая струя медленно стекала в сливную дыру душевой. Встряхнув головой, Суджи ошарашенно смотрел на барсука, пока зверей вокруг растолкал вбежавший лис с волком. Поднялась суета, крики, на полу тянулись кровавые разводы от лап. — Тут зверь умирает, зовите помощь!!! — Пульс есть? — Какой нахуй пульс? Рану перевяжи! — Ч-чем? — Рви рукав, блять! Быстрее! Хули вы стоите?!? ЗОВИТЕ ЛАЗАРЕТ, ЖИВО! Когда прибыли санитары с носилками, всех хищников согнали по койкам. Шокированные увиденным, не веря собственным глазам, звери в смятении обсуждали вид кровавой бойни, пока Суджи, неподвижно, будто гипсовая статуя, сидел на своей кровати. Вслушивался. Лежащий на носилках, хрипло дыша, Захари промелькнул в дверном проеме обоих палат. Следом за санитарами шла бурая квочка и волк огненно-рыжего окраса. Остановившись возле палаты, Пача подозвал к себе лиса. — Пока уборщики не придут, следи, чтобы там никто не шлялся. Ты остаешься за главного. — Стой, а ты куда? Что с Захари? — Не знаю, Кай, — впервые в голосе волка возникла нота волнения. — Я... Мне надо идти. В последний момент Пача бросил взгляд на сипуху. Вытянутая морда хищника была словно высечена из камня. Ожидая команду, Суджи хотел было подняться, как вдруг заметил суетящуюся у ног волка квочку в халате: — Пача, ну же, голубчик, — махая крылышками, тараторила курица. — Ты уверен, что вас больше никто не видел? Только ты и Захари? — Уверен, — опустив морду, ответил волк и живо проследовал на выход. Опешив, сова прыгнул с койки к порогу, но тут его остановила серая рука Кая. — Стой, — хмуро скомандовал лис. — Ты что, не слышал? Выходить нельзя. Суджи ничего не сказал — лишь смотрел на высокого, рыжего волка, шедшего в сопровождении суетливой врачихи. Свет погас. За окном горели городские фонари, но во втором блоке было не спокойно. В воздухе запахло хлоркой и страхом. Животным страхом и болью. Те немногие, кто нашел в себе желание спать, ворочались до утра, слушая скулеж ретривера и разговоры соседей. С момента ухода Пачи, сипуха не сомкнул глаз. Суджи сидел на месте, судорожно собирая в уме все случившееся, пытаясь понять, откуда у Захари появились рваные раны? Лапы волка были чисты, он это видел — но по какой причине Пача решил не втягивать сову в этот кошмар? Быть может, волк хотел его уберечь? Но от чего? Словно лезвие гильотины, с каждым часом в сознании парня прояснялся ответ, какой исход его ждал в клинике. Первый тревожный звоночек прозвенел с рассветом, когда квочка с плечистой свитой не пришли будить хищников и созывать всех на зарядку. При обычных обстоятельствах это можно было бы назвать праздником, только причина ее отсутствия была ясна — и от этого не менее пугающей. Уже не спящие, но и не выспавшиеся хищники начали выглядывать в сторону душевой. Первый, самый невозмутимый из всех, вышел мистер Комацу. Вернувшись назад, расчесанный и умытый, выглядя на фоне остальных пациентов как герой, от льва веяло непоколебимостью и запахом душистого мыла. — Ну, как там? — спрашивали его остальные. — Никак, — флегматично сказал лев. — Все чисто. Следующими в экспедицию пошли смельчаки: движимые не столько личными нуждами, сколько крутящим нутро любопытством, они отправились в ту же комнату. Действительно, от лужи крови не осталось и следа: каждая плитка, каждый сантиметр душевой сиял невиданной чистотой, будто бы ночью ничего и не произошло. Похоже, команда экстренных уборщиков провела такую работу, что в ближайшие недели чистка туалетов никому не грозит. Однако, приятного в этом было мало. Сонные и вялые, все звери — кошачьи, псовые, птицы и рептилии, давно подготовили места в столовой, как вдруг с ужасом поняли, что без дурацкой квочки давать команду санитарам нести завтрак было некому. Сероухий лис Кай заверил хищников, что все в порядке, Захари жив-здоров, а контейнеры с едой скоро подадут. Дабы отвлечься от голода, звери болтали о всякой ерунде, не желая или не имея сил обсуждать всякие сложные материи. Обычно сидящий рядом с Суджи, на удивление спокойный куница Ховрат видел, что сипуха был не в настроении для бесед, поэтому решил оставить парня наедине со своими мыслями. И видит небо, думал он много о чем. Наряду с многими запретами, включая демонстрацию клыков, ношение длинных когтей и рычание, в блоке хищников было одно правило, которое сова при всем желании понять не мог. Касался он поста медсестры — смехотворного вида столик с табуретом и лампочкой, стоящий в центре коридора. Кроме шуток, это было главное сакральное место врачебного персонала, где хранились дощечки, крохотный карандаш, список пациентов, отнятая мелочевка, какие-то пружины и самое главное — журнал медсестры. В ярком красном переплете, подобно священному писанию на алтаре, он лежал у всех на виду, скромно укрытый газеткой или бульварным романом. Упаси тебя Тирекс не то что прикоснуться к журналу — даже за взгляд в присутствии квочки провинившегося ждала жестокая кара, вплоть до лишения ужина или обеда. Самое странное было то, что их никто никогда не открывал, и за время пребывания здесь, Суджи ни разу не видел и не слышал, чтобы врач туда что-то записывал. Тем не менее, изо дня в день закладка медленно дрейфовала по страницам, с прошлой ночи скакнув на миллиметр вниз. Была ли это уловка для любопытных, эксперимент, садистская прихоть руководства клиники Гоухина или что-то еще — сипуха не знал. По какой-то причине его это очень-очень сильно злило. Когда двери лифта открылись, хищники встрепенулись, поглядывая и переспрашивая друг-другу, а не померещилось ли это с голодухи? Действительно, спустя пару секунд замок от главного входа провернулся, и в столовую веселой походкой вошел черно-белый зверь. — Пок-пок-пок-пок! — сложив лапы на куриный манер, Захари со смехом вошел в столовку. — Чего грустные сидим, пацаны? От удивления у зверей отвисла челюсть, пучились глаза, но это был не мираж. Выставив грудь колесом, медоед окинул всех сидящим лихим оскалом. Шею зверя тщательно закрывали бинты, из под матерчатой ткани виднелись торчащие, как иглы ежа, нити швов. — Глядите, живой! — бульдог встал на ноги. — Охуеть не встать! — А-то, конечно живой. Меня так просто не свалить. Я и сплясать могу, только потом, жрать охота... Некоторые звери посматривали за спину Захари, будто ожидали кого-то увидеть, но в коридоре стоял лишь нахально кривляющийся медоед. — Где Пача? — перебив беседу Захари с бульдогом, спросил лис пепельного окраса. Нависла тишина. Барсук с прищуром сверкнул клыком. — Не знаю. Наверное, там, где ему и место. Упершись костяшками в стол, Кай поднялся. Грива хищника распушилась, дыхание пресеклось. — Что ты наделал? — Я наделал? Ебать, вы такое слышали? Хорошенькое дельце! Мне чуть голову не оторвали, а теперь предъявы кидают. — Неправда, — монотонно процедил чей-то голос. — У тебя не было царапин. Все посмотрели на край стола, где стояла худая белая птица. — Чо ты сказал? — спросил медоед. — У тебя их не было, — тяжело повторил Суджи, будто вбивая гвоздь в древо. — Ран не было. Глаза барсука испустили искры. — Да ладно? А это откуда взялось? — он махнул левой ладонью по забинтованной гортани. — Твой дружок мне едва сонную артерию не вспорол! Еще миллиметр и я бы склеил ласты. — Сонная артерия находится справа, болван, — сердито произнес Ховрат. — Слева, справа... Ах, да, точно, ты же в этом мастер! Небось по всем у себя прошелся? Куница уставился на барсука, лишившись дара речи от изумления и гнева. Рядом подал голос другой пес: — Что, хочешь сказать, он сам себе горло разорвал? Нехуй всех по себе мерить, ебанько. — Если Захари был ранен, — насупившись, сказал Суджи. — То почему кровь была только в туалете? — Потому что, — с издевкой кривляясь, сказал барсук. — Я сжимал рану, пока ты молча стоял в стороне, как последняя гнида. Глянув исподлобья на медоеда, сова громко щелкнул клювом. — Врешь. — Что, внатуре, просто стоял? — Блябуду, если совру. Я за свой базар отвечаю, в отличие от него. Ишь, понтовая цаца, прилетела сюда и командует! Пацаны, вы знали, что у него папаша в совете сидит? Думаешь, если богатый, можешь всем мозги пудрить? На, блять, выкуси! Захари ткнул кулаком в локоть, показав сове средний палец. Пепельного окраса лис усмехнулся с гортанным рыком. — Хм, даже если так... Для зверя лежавшего при смерти ты больно голосистый, не находишь? Завязывай, Захари, это не смешно. Хищники зашумели. С вызовом в ошалелых глазах, медоед шагнул вперед. — Шавку на подсосе забыли спросить... Я тебе вот что скажу, Кай — расслабься и помалкивай. Теперь, когда волчару заперли, все будет честно, по справедливости, без произвола. Правильно говорю? — Что? — Ребята, хватит, успокойтесь... — Да!!! — Правильно, гони погань! — Пача никогда бы такого не сделал! — возразил ящер Марк. — А ты за него свечку держал? — возмущенно спросил Томар. — Кто последним выходил из комнаты, а? — Ты ошибаешься, — прошипел рысь. — Все с вами ясно. Что-то тут падалью завоняло! А ну свалил нахуй, мне с тобой рядом сидеть мерзко. — Сам иди, понял? — Нарываешься? Поднялась волна криков, угроз, шипение, стук хвостов и рычание. Еще немного, и в столовой разразится драка, но гомон оборвал громогласный крик врачихи. — Прекратите грызться! — сердито воскликнула бурая курица. — Еще слово и останетесь без завтрака. Садитесь, все. Давайте, давайте, успокаивайтесь. Захари, тебя это тоже касается. У меня для вас важное объявление... Захари, садись. Распустивший пальцы веером, барсук вдруг притих и остепенился. — Простите, — сев на скамью, буркнул медоед. Дождавшись, пока все притихнут, квочка обвела всех хищников серьезным взглядом неистовой, суровой птицы. — Закончили? Молодцы, — кивнула врач. — Итак, вы все знаете, что вчера произошло. Это возмутительное, гнусное, недопустимое проявление силы. К счастью, все обошлось, но я хочу, чтобы каждый сидящий здесь уяснил: в клинике Гоухина нет места дракам и кровопролитию. Любой, кто поднимет лапу на своего соседа, будет отвечать за это сполна... — Что с Пачей? — беспокойно спросил черный барс. — Терпение, я объясню. Мы с вашим другом и главврачом провели изъяснительную беседу. Волк признался, что действительно перешел черту и раскаялся в содеянном. Медоед торжественно раскинул лапы. — Вот так, все поняли? А я говорил!.. — Тем не менее, — сердито продолжила курица. — Учитывая репутацию Пачи и его помощь персоналу клиники, директор согласился пойти на уступку. Поэтому мы обошлись превентивными мерами. Животные переглянулись. — ...что? — Что за херь? — Превен-чего? — Все что вам нужно знать — Пача понес наказание. Повторюсь, это огромная уступка, — в мягком тоне квочки прорезался циничный холод. — Не надейтесь, что с вами обойдутся лучше, отнюдь. Сказав это, она повернулась к выходу. — Ведите его в палату, — из коридора послышались шаги. Поступь одного из зверей звучала как волочащийся по полу мешок, тяжелая и крайне неспешная. — Я рассчитываю, что каждый из вас сделает вывод и подумает, прежде чем сделать глупость. Те хищники, которые сидели ближе к коридору, увидели санитаров. Видели они и волочущего ноги, ведомого под руки рыжего волка. Свисая на плечах быка и носорога, хвостатый понуро смотрел в пол. Зоркий, собранный взгляд Пачи сменила мутная, стеклянная пелена. В блоке нависло гробовое молчание. Все без исключения, даже Захари, сидели в немом ужасе, вслушиваясь в шорох волочащихся ног...***
Розовые стены. В воздухе воняет спиртом и поношенными бахилами. Над головой мигает люминесцентная лампа. Подняв взгляд от красного переплета, Суджи посмотрел на плечо газели. Она волнительно нахмурилась. — Пожалуйста, скажи что-нибудь. С секунду рассматривая шов на халате травоядной, сова вдруг поднял лицо. — Что вам сказать? — сухо произнес сипуха. — Мой друг сейчас сидит в углу, смотрит в одну точку и пускает слюни. Мы можем говорить целый день, но никому от этого легче не станет. Хотя... Уверен, вам об этом тоже известно, так ведь? Выдержав паузу, пернатый вновь отвел клюв в сторону. Не зная, что ответить, газель с отрешенным видом взяла какой-то бланк и начала на нем что-то писать. — Кхм, итак... Думаю, на сегодня достаточно, — сказала травоядная, выводя на бумаге пустые закорючки. — Если хочешь, то можешь идти. — Спасибо. Парень встал и вышел к двери. На пороге его ждал коротко стриженный бык в белом. После душа, смыв с тела мерзкий запах больницы, Суджи вновь высыхал на кровати коршуна. Пока сова листал найденный в книгах буклет клиники, за окном, откуда-то сверху, вновь пролетели кусочки пепла. Если раньше это можно было объяснить подхваченным воздушными потоками мусором, то теперь сипуха знал — вопреки уставу клиники, где-то наверху находилась курилка. Подойдя к прутьям решетки, сова слышал свист ветра и приглушенный бубнеж. Он приложил ухо к стеклу, и говор стал яснее, достаточно, чтобы разобрать звериную речь. — ...и я ей говорю: хочешь эту тачилу? Поцелуй мои яички! — произнес первый голос. Второй голос мерзко засмеялся. — Ха-ха-ха! Хех, хорош... Эх, бля-я-ять. — Ты чего? — Только сейчас вспомнил. Сегодня 54-ую мыть надо. — Нахуя? — Так ведь неделя прошла. — И чо? Посидит еще недельку, ничего с ней не станет. — Ага, потом вонь такая будет... — Хех, от кого — нее или начальника? — От обоих. И заебешься катышки срывать. Ты когда-нибудь чистил шерсть у медведя? — Чистил, ваще в легкую. Бахаешь транквилизатор, ножничками, "чик-чик-чик" и пиздец. — Только его хватит минут на пять, а волос там дохрена и больше. Хочешь рискнуть? С-с-с-ука, опять до ночи возиться. — Ты не шаришь. Здесь нужно с умом подойти, нежненько... — Хе-хех, это как? — Есть один способ. Могу за тебя ее помыть. — Нет, серьезно — как? — Элементарно. Со жменей смазки и капелькой ласки... Собеседники притихли. — Чел, ты меня пугаешь. — Ха-ха! Видел бы свою морду! Да я прикалываюсь, чего ты? — Не знаю, не знаю... Фиг тебя знает, шутняра. — Короче, 54-ую мыть хочешь? Нет? Вот и договорились. Потом сочтемся... Суджи шагнул от стекла. Через секунду за решеткой пролетел окурок. Сова подошел к кровати, взял буклет, где на ярких, светлых страницах улыбались звери в белых халатах. Дрожащим крылом, парень резко сжал лист. Взгляд совы вновь устремился к окну: подхваченные ветром, частички пепла крутились в вихре и быстро взмывали ввысь, исчезая в бескрайней небесной глади.