Звёзды уровня Би

      В ночном небе летят куски потолка. Плывя в невесомости, четыре стены медленно крошатся по кирпичу, сталкиваясь с кроватями и обломками плитки. Клиника... падала. Ветер дует в трещинах стен, свист перетекает в глухой вой и скрежет железа.       На уцелевшем острове из бетона стоит кровать. Над койкой возвышается исполинская фигура с длинными руками, мордой, ушами и хвостом. Склизкая, пламенная плоть существа пульсирует в воздухе, белые жилы сплетаются и расходятся удерживая вместе сгустки мыщц.       Сидя на краю кровати, одинокий волк беспомощно таращит глаза. Воздух тяжело проходит через влажные ноздри в легкие, и обратно.       — Кхмммм. Мх-кхм...       Сгорбившись, волк пытается что-то сказать, но не может — его пасть держат две огромные, багровые лапы исчадия. Обломок стены медленно пролетает над головой обоих, пока белые глаза демона жадно смотрят на парализованного хищника. Как долго ты будешь ТЕР П Е т ь?       Сова подошел ближе. Не замечая парня, рыжий хищник пытается открыть челюсть, но хватка чудища сильнее. Сжимая матрас подстриженными пальцами, он беспомощно смотрит на сыплющуюся штукатурку этажа.       Вдох, выдох...       Вдох. Лапы твари давят все крепче, острые как бритва когти режут губы и десна, сдирают шерсть на рыжей морде.       В трещинах стен горят круглые бумажные фонари. Угол комнаты сыпется по кусочкам, и перед волком с сипухой простерлась пустынная ночная аллея, витрины магазинов и дома, тонущие в желтом тумане. В мареве скользят силуэты, громыхнула очередь выстрелов, зазвенел град разбитого стекла.       Хрипло скуля, волк вновь вздохнул. у Ка к долго т ы б дешь ст о я ть в т е н и ?       Сипуха шагнул ближе. Мускулистая, аморфная тварь с хрустом согнула позвонки зигзагом, увернувшись от пролетающей арматуры. Высотой в метров десять, демон не отрывал взгляда от волка, продолжая держать рот хищника сомкнутым. Огромные зрачки монстра сверкали как прожекторы, а веки тянулись вниз багровым занавесом. Птица наклонилась к морде волка, видя лишь дрожащие зрачки, устремленные в пустоту.       — Ты знал, чем все кончится, — сказал Суджи. — Знал, и все равно пошел, один...       Сова поднял голову, взирая на пульсирующее среди кроватей и обломков гигантское чудище.       — Так не должно быть.       Грустно посмотрев на рыжего волка, затем на крыло, сипуха потянулся к конечностям алого исчадия. Плотно обволакивая пасть узлами плоти и обрезками кожи, создание увильнуло от касания, ни на секунду не разжимая хватку.       Раздраженно шипя, Суджи резко махнул крылом, пытаясь освободить морду волка. Демон не уходил, а этаж вновь продолжил падать, все ближе и ближе к...       — Что ты делаешь?       Он дрогнул. Все вмиг вернулось назад — старые обои, палата на двадцать кроватей... и коршун Руфус, подозрительно смотрящий на белую птицу, махающей кистью над волком.       — Э-э-эм, — сова быстро задвигал головой. — Здесь... паутина висит. Надо веником пройтись.       Нависло молчание.       — Конечно, веником, — красно-коричневая птица не сводила глаз с сипухи, явно не купившись на глупую отговорку. — Кай набирает зверей в наряд, но желающих нет. Пойдешь?       Суджи вопросительно наклонил голову.       — Никто не хочет выходить? Почему?       — А сам как думаешь? Ребята до сих пор в шоке. Нобу говорит, что ему всю ночь курицы-вампиры снились.       — Ого, — монотонно сказал сипуха. — Дерьмово.       — Дерьмово спать рядом с этим придурком, — Руфус вздернул клювом. — Второй день из-за него уснуть не могу, заёжил уже. А как дела у... ну, у него?       Сова повернулся к рыжему волку, провел крылом мимо глаз хищника. Хвостатый никак не реагировал.       — Ноль по фазе, — ответил белокрылый.       — Понятно. Что Каю передать?       — Пусть отмечает, я пойду.       — Лады, — нервно счесав с шеи несколько пушинок, Руфус развернулся к выходу. Прежде чем уйти, он вновь посмотрел на сутулого рыжего хищника. — Черт, какой же это звиздец.       Заметив падающие вниз перышки, взгляд Суджи постепенно мрачнеет, видя перед глазами смеющуюся, пятнистую морду гепарда...       "Нет. Пожалуйста, только не сейчас," — подумал парень, резко тряхнув головой. — "Сосредоточься, дыши, думай о главном, о хорошем..."       Сова искренне хотел найти положительные стороны во всем происходящем. Но разве такое возможно?       В день своего приезда, когда куница рассказал, что привлекать внимание врачей не желательно, сипуха думал, что тот имел в виду выговор за плохое поведение, поход на урок хороших манер, принудительные работы или, совсем в запущенных случаях, скипидарной клизме.       Реальность оказалась страшнее.       С того дня, как Пачу накачали успокоительным, потеряв способность самостоятельно жевать или ходить в туалет, волка круглосуточно обхаживала бурая квочка и один доброволец из хищников. Все ребята сошлись в едином мнении, что волка могли бы поместить в специальную палату, но не трудно догадаться, что с Пачей так поступили для устрашения остальных, в назидание другим нарушителям. К тому же, теперь врачиха терлась среди пациентов в два раза чаще, отбивая всякое желание общаться с ней в одной комнате. Кто знает, какие бредни донесет до главврача эта поехавшая курица?       Кто точно не чувствовал себя притесненным, так это медоед Захари: едва врачиха покидала блок, барсук сразу шел в разнос. Черно-белый хищник, даже с заштопанной шеей, цеплялся и трепал нервы всем, кто ему не нравится или посмел идти по дороге, когда банда медоеда шла из палаты в комнату отдыха. Хищники постарше держались в стороне от конфликта, и если зверь был в кругу общения Кая или Захари, с ним просто не говорили. Единственным спасением от "барсучьей заразы" была работа, не важно, какая, где и с кем — но даже там Суджи встретил унижение такого уровня, о котором он не мог и помыслить.       Когда блок в явились "шкафчики", на работы с белой сипухой пошли куница Ховрат и ящер Марк. Далее все как обычно — выворачивание карманов, выход к лифту, надевание электрошокера. Суджи не знал имен санитаров и не горел желанием спрашивать, но все же носорог с быком никогда не капали на нервы, другой раз сами ржали над бредовыми порядками клиники.       Златошерстный и красногорлый получили свои браслеты. Держа в руке ремень элетрошокера, носорог припал на колено перед птицей, будто собирался сделать тому предложение руки и сердца.       — Что, даже на свидание не позовете? — манерно спросил Суджи, протянув ему ногу. — Ах, о времена, о нравы...       — Ха-ха-ха!       — Хм-хм-хм, хм, — посмеялся носорог вместе с остальными.       Теперь дело осталось за малым: провести час без лишних приключений и... Дзыньк-дзыньк.       Встав на ногу, юноша услышал под собой металлический звон. Ребята резко притихли, глядя на цевку сипухи. Дзыньк.

...дзыньк.

      Сова опустил лицо, видя на темном ремне шокера блестящий шарик с вырезом.       — Ам... Простите, это что? — замерев на месте, спросил Суджи.       — Колокольчик, — как обычно, мягким голосом ответил носорог. — Ты не серчай, пацан, мне-то фиолетово. Руководство настояло.       Бычок ощерил желтые зубы:       — Да, сказали, мол, ты "слишком тихо ходишь" или типа того. Будто кому-то не насрать.       — Прикольно, — присвистнул Ховрат. — Это, случаем, не медсестра сказала?       — Она самая, — кивнул бык.       — Нашла к чему прикопаться. Ну, горе не беда — зато теперь можешь как танцор на фестивалях отжигать. Круто же, ну! — с улыбкой смотря на бубенчик, куница поднял глаза на сову, которому было совсем не до смеха. — Эй... Приятель? Ты в порядке?       Неспешно подняв клюв, пернатый молча глядел на Ховрата несколько секунд.       — Да, — холодно ответил он. — Все супер.

Дзыньк.

      Трудно поверить, но одну положительную сторону в этой клинике Суджи все таки нашел.       Ею стала ясность. Пожив неделю отрезанным от новостей, информационного шума и привычных посиделок за играми, сова будто приподнял с головы невидимое ведро и начал замечать в мире такие вещи, которые ранее были словно приглушены или казались пустыми, незначительными.       Дзынь, дзыньк.       Первым таким открытием стало сердцебиение соседей по комнате. Это было одинаково жутко и удивительно. Так, в одну из долгих, бессонных ночей, сова заметил, что его биение в груди было очень быстрым, хотя он сам был спокойным. Пульс принадлежал соседу по койке — псу динго.       Фокусируя слух, сипуха прослушал сердцебиение каждого существа в палате. Что еще удивительно, пульс менялся на протяжении ночи с определенным интервалом, как будто по расписанию. Польза в этом сомнительная, но именно тогда Суджи узнал о себе нечто новое.       Внезапная ясность коснулась на только органов восприятия. Размышляя за чтением книги, парень отметил одну закономерность: на работах в пары всегда ставили хищников из разных видов. Правил на этот счет не было, и все же, когда ему, рыси или кому-то еще выпадал шанс сойтись с самкой "из своих", медсестра делала все, чтобы сохранять разнобой...       Дзынь.       ...точь-в-точь как сейчас.       На этот раз работа велась в прачечной. Под чутким руководством светлошерстной гончей Ханако, хищников разбили на три группы: Ховрат и пожилая птица-секретарь сортировали грязное белье по цвету, знакомая генета Теннеси наполняла стиральные машины в паре с Марком, а сипуху поставили на сушилку с пуделем по имени Джесси.       Грустно поджав уши и хвост, похожая на черную овечку, одетая в блестящую рубашку с надписью "SKA!", кудрявая с опаской стояла рядом с птицей. Первые пятнадцать минут Джесси не поднимала взгляда, кажется, вообще не радуясь ни тому, где она очутилась, ни с каким существом ее свела судьба. Пока странная птица вынимала и складывал выжатое белье - хотя этого никто не просил - пудель крутила два широких цилиндра, выжимающих оставшуюся воду.       Когда лапы Джесси устали крутить барабаны, парочка поменялась местами, а сова продолжал шустро вертеть выжималкой с тем же упорством, как и сворачивал постельное и чьи-то трусы. Пудель держала в лапах очередную футболку, судя по размерам, принадлежавшая крупному хищнику.       — Да как так-то? — комкая ткань по диагонали, бурчала Джесси. — Гррр!       Суджи посмотрел на хищницу.       — Что?       — Как ты так быстро складывал?       — Не знаю, само получалось, — сова спокойно пожал плечами.       — Еще и крыльями, — собака рассержено опустила брови. — Я тут пальцами кое-как успеваю.       Парень прервал работу, любуясь то угрюмой мордочкой пуделя, то футболкой в ее лапах. Чуть подумав, сипуха продолжил крутить рукоять.       — У меня в семье с пол десятка птиц — можешь представить, сколько белья к выходным набирается... Пришлось изловчиться.       Услышав это, Джесси удивленно посмотрела на парня. Затем, опустив лицо, она утерла кистью черный нос.       — Хм.       — У тебя есть братья или сестры? — вдруг спросил сова.       — Нет, — собака покачала кудрявой головой. — Но хотелось бы... Может, тогда наловчилась делать так же.       — Никогда не поздно начать. Если хочешь, покажу приемчик, меня еще мама научила. Это как одеяло в пододеяльник заправлять.       — Уф, я терпеть не могу этого! Сейчас, еще раз попробую... Гррррраааагх! Фыр... Ладно, покажи.       Уже через пять минут, когда девушка уловила суть метода, Джесси и Суджи словили рабочий темп и дело пошло по накатанной. На самом деле, пара сработалась так хорошо, что разобравшись с постиранным бельем, им пришлось ждать новую партию. Сипуха не сводил глаз с крутящихся в машинке белых футболок, пока, сидя на гладильном столе. Спустя пару минут, любопытство все-таки взяло вверх над пуделем.       — Эй, — виляя хвостом, Джесси незаметно глядела на ногу птицы. — Можно спросить?       — Угу.       — Почему у тебя колокольчик на ноге?       Опустив лицо на электрошокер, сова тихо вздохнул.       — Это... для танца на воскресное выступление, — спокойно ответил он. — Типа, как на фестивалях. Пока я работаю, решил одновременно репетировать.       — А разве так можно?       — Конечно, смотри. И-и-и, раз-два-три, раз-два-три...       Отбивая бубенчиком простой ритм, сипуха широко развел крылья в стороны, двигаясь то волнообразными движениями, то поворачиваясь корпусом на месте, сохраняя голову левитировать в воздухе. Суджи представлял, что его импровизация выглядела глупо, но реакция Джесси говорила сама за себя.       — Хи-хи! — мотая хвостом и ногами, засмеялась девушка. — Слушай, и вправду классно! Что это за движения такие?       — Попрошу, милочка, это старинный танец моего народа, — с важностью театрального критика произнес сова. — Не знаю, пустят ли меня на конкурс, но даже если нет, главное — найти занятие по душе. Все будет тип-топ.       Заметно повеселев, пудель согласно кивнула.       — Да уж. Я надеюсь.       Сова посмотрел на ее шокер, крепко задумавшись о чем-то своем. Да уж, что ни говори, а во вранье он точно делал успехи.       Объяснить такой прорыв талантов Суджи пытался по разному. Самый очевидный ответ — помешательство. Хорошо зная своих тараканов, сова прикинул, что из всех пережитых симптомов, эти были слишком приятные, а значит мало связаны с болезнью. Тогда возникли другие варианты: последствия стресса, голодания или всего вместе. Это подтверждали и прочие проблемы в организме птицы, на которых Суджи решил не зацикливаться.       Видит небо... от паники становилось только хуже.

***

      Сияя чистой чешуей, ящер Марк вышел из уборной, с довольным видом шагая по коридору блока. После честной работы на прачке и божественного, горячего душа, волей-неволей морда рептилии расслабленно улыбнулась. Янтарные глаза хищника устремились к идущей мимо белой сипухе с полотенцем на плече.       — С легким паром, — монотонно пожелал сова.       — Хм? — Марк оглянулся. — А, спасибо!       Улыбнувшись еще шире, рептилия пошла дальше. Ранее наслышанный о птице разных сплетен, Марк приятно удивился, когда в столовой белокрылый не побоялся поставить на место вконец оборзевшего Захари. Хоть ящер не мог назвать сову своим другом, за последние дни обстановка в блоке так накалилась, что простая доброжелательность стала большой редкостью, а большинство млекопитающих, которые игнорили парня, теперь вели себя как мудаки. Нет, Марка не удивляли предрассудки, но и без того не сладкая жизнь единственной рептилии в блоке стала еще сложнее — только лис Кай с его приятелями оказались единственными нормальными животными, не боящихся хладнокровных.       Что касалось медоеда, сегодня он со остальной кодлой вел себя подозрительно тихо — возможно, Захари настиг нагоняй от врачихи. Оставалось надеяться, что в ближайшее время Пача придет в себя... правда, никто не знал, когда это случится. До этих пор в жизни красногорлой рептилии осталось только две радости: душ и любимые лакомства — личинки бражника в карамели.       Завернув в палату, рептилия подошла к кровати у стены. Свесив полотенце высыхать, Марк украдкой хищно зыркнул на подушку в предвкушении трапезы. Он поднял перину и увидел...       Ничего.       Улыбка испарилась. Глаза Марка забегали по койке, растерянно уставились на одеяло. Он глянул под матрас. Обнаружив, что там тоже пусто, на лице ящера проступило волнение.       — Извини, — парень повернулся к сапсану, который лежал у стены напротив. — Ты видел, тут кто-нибудь рылся?       Сапсан с занятым видом продолжал смотреть в книгу, будто бы вопрос был адресован кому угодно, но только не ему. Наконец, пятнистая птица тяжело вздохнула.       — Нет, не видел, — с гримасой сказал тот. Чуть подумав, крылатый добавил, — спроси у лиса, он из палаты с обеда не выходит.       На фоне обычных подъебок, такой ответ был для Марка просто эталоном вежливости.       — Благодарю, — кивнул он и быстро направился во вторую палату.       Едва приблизившись к порогу, красногорлый услышал летящий по коридору знакомый смех барсука.       Тем временем, в комнате цвета огуречной грядки шла репетиция. Сотый раз прогоняя сцены из "Барона Нуажа", барса, гиену и ретривера настиг непробиваемый ступор: недавно отлетавшие от зубов реплики сплетались в голове, а образы просто не получались, выглядели блекло и скучно. Не помогал ситуации и основательно засевший за ноутом Захари, с кучкой кривляющихся дружков.       — Ну, заебало! — воскликнул какой-то пес, громко чавкая личинками. — Каждый раз одно и то же... Давайте, шота новенькое покажите!       — Они других сцен не знают. Пластинку заело.       — Ха, в точку!       Медоед с перевязанной шеей, ухмыляясь, покосился на актеров.       — Вообще не вдупляю, нахуя корячиться? Все равно хищницы выиграют. Им победу за отсос дадут, а они червя лысого получат.       — Это выступление не для вас, — холодно отрезал чей-то голос, — Актеры стараются для инвесторов и гостей. А вы чем заняты?       Резко оглянувшись, медоед, псы и прочие хищники увидели при входе лиса и ящера. Барс, гиена и ретривер притихли, и чувствуя надвигающуюся разборку, потихоньку вышли из комнаты. Посмотрев друг на друга с тупыми улыбками, хулиганы продолжили что-то жевать, втыкая в экран, пока Захари ковырнул мизинцем в ухе.       — Принесла нелегкая, — барсук вытер сгусток серы об стену. — Те' че надо?       Кай нахмурился, глядя на чавкающие морды.       — Знаешь, что в клинике делают за воровство? Куда вы дели пакет?       — А-а-а-а, понятно, — подперев голову лапой, Захари посмотрел на ящера и обнажил клыки. — Что, раззява, хавку посеял? А это не твое — наш друган поделился, у него посылка из дома пришла.       Ни на секунду не смыкнув глаз с черно-белого зверя, Марк заметил лежащий под ногами пузыристый кусочек, похожий на стекло.       Подобрал, принюхался. Знакомый аромат сахара переливался с нотками мякоти насекомого. От напирающей из груди злости рептилия глухо зашипела, как закипающий чайник:       — Кто его взял?!?       Ватага оторвалась от ноутбука, а пес, который чавкал громче всех, сверил рептилию прищуренными глазами.       — Слушай, дружок, — кусочек личинки выпал из его пасти. — А не пойти ли тебе на хуй?       — Сссукин сссын, — двинувшись в сторону наглеца, ящер хлестнул хвостом об пол, растопырил когти. — Да я тебя...       Шайка напряглась, как вдруг пепельный лис остановил шипящий поезд ненависти, взяв того за плечо.       — Марк, — видя, что озлобленная рептилия не реагировала, хищник встряхнул его. — Марк! Эй, спокойно. Не видишь, они специально провоцируют? Остынь.       — Да, остынь-на! — заржали в ответ забияки. — А то тебя пришпорят, как рыжего блоховоза.       — Бва-ха-ха!       — Дам бесплатный совет, на будущее, — с наглой усмешкой произнес Захари. — В следующий раз внимательнее смотри за своим шмотьем. Еще тупые вопросы будут? Нет? Тогда валите.       Дверь душевой открылась. Стоя в паровой завесе мокрый сипуха, с полотенцем на плече, хотел было выйти, как вдруг видит стремительно пролетевших мимо лиса и ящера.       — Хм? — парень вытянул шею из-за порога, — Ребята, что-то случилось?       — Захари, — прорычал красногорлый негодующий ящер. — Вот что случилось.       Сероухий лис неутешительно кивнул и посмотрел на птицу:       — Проверь, не рылись ли в твоих в вещах.       Не до конца понимая, о чем идет речь, пернатый повернул лицо к комнате отдыха, где от сидящих и рыгочущих быдланов слышалось громкое чавканье. В зубах одного из них хрустело что-то вязкое, по запаху отдаленно похожее на бражника.

***

      Курица и рысь вели под руку рыжего волка. Остановившись в дверном проеме, они осторожно проходят боком, пока длиннохвостый хищник кое-как передвигал лапы. В углу комнаты, у свободной, застеленной койки тихо сидела пара зверей, одна рептилия и две птицы. В стороне от собрания, ретривер и гиена играли в карточного пьяницу. Темный барс лежал на своей кровати, закинув руки за голову, зияя густыми, волосатыми подмышками. В это время, у окна, водя хвостом по воздуху, читал книгу старый косматый лев.       Наконец, доковыляв до кровати, врачиха и Нобу усадили волка на койку.       — Вот так, постелим подушечку, чтобы было мягко и хорошо, — тихо кудахкая, сказала хлопочущая бурая квочка. — Видишь, тут все твои товарищи. Ну, что, удобно? Кай, миленький, если что случится — позовешь, ладно? Я скоро вернусь.       Сероухий лис любезно улыбнулся:       — Конечно.       Глядя куда-то сторону, все хищники молчали, ожидая, когда курица покинет комнату и выйдет из блока.       — Ушла? — шепотом спросил Кай.       Развернув белую голову к выходу, сипуха с секунду слушал окружающие звуки, после чего молча кивнул. Окинув всех присутствующих безрадостным взором, лис пепельного окраса встал на ноги, замкнув разношерстный круг хищников.       — Итак, уважаемые, — подняв морду, начал он. — Уверен, я скажу за всех, что так продолжаться не может. Позавчера многим наступали на хвосты, других поливали говном за глаза. Сегодня же украли у одного из наших.       — Охереть просто, — сказал красно-коричневый коршун.       Сложив руки на груди, чешуйчатый хищник прошипел в ноздри:       — Ага, — он прищурился. — Скоро совсем на голову сядут...       — Отвечать им в отместку нельзя, и Захари об это знает. Врачиха на беспредел не реагирует, хотя слепому понятно, что происходит.       — Так и есть, — твердил лису кот с кисточками на ушах.       — И что делать? — спросил златошерстный куница.       Руфус устремил изогнутый клюв в сторону погруженного в мысли хищника:       — Да, Кай, скажи — что нам делать?       — Фм-рхе! Кхм! Ничего вы с ним не сделаете...       Голос принадлежал мистеру Комацу. Плавно двигая густыми бровями, лев не отрывал взгляда от книги.       — Медоеды живучее племя, — продолжил он. — Наглость у них в крови течет. Знал я одного такого... в него дробью стреляли, мечами пронзали, грузовик сбивал. Ничего не брало. Тем и харахорился, зазнался... Что сорванец себе горло вспорол, ясное дело, показуха — от такого они даже сознание не теряют. Кхе-хек! Живучий akutō был, яд гадюки хлестал как водку, — внезапно, мистер Комацу слабо усмехнулся. — Пока червовый галстук не примерял. Hajime areba owari ari.       — Э-э-э, какой галстук? — спросил ретривер.       — Червовый, — ответил ему гиена. — Бандитская тема, когда язык сквозь горло продевают. Жуткая вещь.       От таких подробностей пес сглотнул и прижал к себе дрожащий хвост. Тем временем, сидящие возле Пачи хищники вновь повернулись в круг.       — Это, конечно, очень познавательно, — не унимался коршун. — Но я еще раз спрашиваю — что делать с Захари?       — ...в гирлянду...превратить, — сонным голосом прошептал сипуха.       — Чего?       — ...а? — будто проснувшись, белокрылый встрепенулся, глядя по сторонам. — Что?       — Ха-ха-ха! — разразился смехом черный барс. — Правильно сказал, прижать сучару надо и спросить за все. Пока вы сиськи мнете, полосатый со своей компашкой срывает наши репетиции! Не знаю как вам, а мне хочется выйти на свежий воздух и на небо посмотреть, нормально, не через решетку...       Куница цвета лимонной цедры громко хмыкнул:       — Можешь сам их приструнить, если такой смелый.       — Пытался, они только рыгочут. У дебилов хлебушек вместо мозгов. Кай, ты же любитель схемы проворачивать, сообрази что-то.       — За этим мы и собрались, — ответил терпеливо слушавший лис. — Предлагаю их поссорить.       — О! По старинке, "разделяй и властвуй"?       Сохраняя спокойствие на морде, пепельный хищник кивнул.       — Окей-окей, — повеселев, сказал рысь. — Но как?       — Подкинем еду Захари кому-то из его окружения.       Звери задумались. Ховрат скептично скуксил лицо. Бегая когтем большого пальца по остальным четырем, барс оценивающе осмотрел свою ладонь.       — Хм, круто. Только ты забыл, что они вообще на работы не выходят и из блока не высовываются. А барсук тем более.       — Да, и еще... — Ховрат почесал затылок. — Без обид, но я в чужие посылки лезть не хочу.       — И я тоже, — согласился Марк.       — Тогда чего вы хотите? — разведя лапами, недоуменно спросил Кай. — Чтобы я настучал? К главному пошел?       — ДА! — почти единогласно крикнули хищники.       — И что тогда будет? Я пожалуюсь, из них кто-то пожалуется... Ладно, положим, медоеду влепят месяц. Что это решит? Если не хотите все усложнить, проблему надо решать с умом.       С раздражением рыкнув, барс поднялся с койки.       — Серьезно?! Ситуация уже сложнее некуда, глянь на Пачу! У нас под боком сидит поехавшая мразота, у которой горизонты с берегами попутались.       — И что, по-твоему, нужно делать? — устало спросил лис.       — Мы ночью соберемся вместе, — вымеряя шагом каждое слово, говорил барс. — Дождемся, когда уйдет медсестра. И прессанем их всех.       Кай с сарказмом, медленно захлопав в ладони.       — Гениально, — сказал он. — И как я не додумался? Интересно, что может пойти не так?       — По другому их не остановить, — спокойным тоном сказал Суджи, повернув клюв на безмолвно смотрящего в пол рыжего волка. — Пача говорил, что нельзя давать слабину. Нужно поставить Захари на место, но так, чтобы об этом никто не узнал.       Пестрое собрание дружно зашуршало. Все оглядывались друг на друга, некоторые кивали, на мордах возникли обнадеживающие улыбки. Широко ощерив пасть, черный кот сложил руки на боках       — Вот это разговор! Значит, план таков: ты — добудь веревку, ящер наберет чашку яда, а ты....       — У меня нет желез, — сухим тоном прервал его Марк.       — И зря, очень зря!       Смотря на черного кота, лис Кай держал пальцы сложенные вместе. Их глаза встретились.       — Мордобой ничего не решит.       — Тогда продолжай терпеть, — весело сверкнув клыками, сказал кот, отсалютовав всем сидящим в комнате. — Чао, лопухи.       Лис долго молчал, оглядывая своих соседей. Понурое лицо хищника было неподвижно. Судя по исчезнувшему задору и грустным лицам присутствующих, слова Кая хоть и звучали правильно, но в их ситуации порядочность скорее была огромным, бесполезным грузом, чем достоинством.       У одной голодной рыси заурчал живот.       — Если хотите набить Захари морду, дерзайте, — отчужденно сказал Кай. — Я никого не сдам. Но вы знаете, чем это кончится.       Звери молчали. Вновь раздалось урчание, теперь больше походя на тихое бздение. Все хищники глянули на льва, потом на кота с кисточками на ушах.       — Нобу, чувак, — с укором сказал гиена. — Серьезно?       Лапистый кот недоуменно нахмурился.       — Чо?       — Лучше места подобрать не мог? — так же возмущенно спросил коршун.       — Вы вообще о чем? — скуксив морду, Нобу окинул всех непонимающей гримасой.       — О том, что ты пердишь, как трактор.       — Эй, это не я!       — Это не он, — монотонно подтвердил сова. — Задержите дыхание. Вот, слышите?       — Да, шум есть. Откуда?       — Металлический звук, неподалеку, — быстро вертя головой, сипуха наклонил шею. — И выстрелы... в стене?       Недоуменное молчание внезапно оборвал истошный, звериный крик:       — А-А-А-А-А-А!!!       — Драка!!! — выкрикнул гиена.       Первым с кровати подскочил Кай. Вслед за ним все хищники выбежали в коридор, и тут же заметили валящую из уборной стену пара, вместе с душераздирающим ором терзаемого болью существа.       — Помог...ги... А-а-а-а-а-а!!!!       За криком следовал пронзительный свист с хлопками, похожие на выстрелы. Прибежав к душевой в считанные секунды, толпа увидела застывшего от ужаса барса. В ушах смешались стоны и плеск бьющих струй кипятка. В тумане, на полу душевой лежало сжавшееся, ошпаренное тело бульдога — припав к стене, пес еще двигался, но было ясно, что долго ему не протянуть.       — Охуеть! — крикнул пятнистый сапсан. — Это Томар?!?       — Чего уставились? — надрывно крикнул Кай. — Помогите ему!!!       — Туда не пройти... Горячо!       Лис подскочил к душевой:       — Слушайте меня. Вы двое, зовите медсестру. Кричите, чтобы перекрыли воду! Мистер Комацу, поможете? — шустро кивнув, старый лев выступил вперед. — Остальные, несите полотенца и простыни, как можно больше, СЕЙЧАС!!!       Сказав это, лис cо львом вбежали в затопляемую кипятком комнату. Сплоченные невидимой силой, хищники заметались в палаты, стучались, звали на помощь, несли все тряпки и ткани, дабы выручить зверя в беде.       Застелив пол коридора, хищники видели, как мокрые, источавшие паром два зверя тащили на руках голого, покрасневшего питбуля. Кожа собаки на плечах и спине сморщилась и местами слезла напрочь, обнажив чистую плоть       — Расступись, в сторону.       — А-А-А-а-а-а-агха-хааа-гхаа! — зажмурив глаза, пес закрутился по полу, роняя лоскуты кожи. — Как же... больнааааааа!       — НЕ СТОЙТЕ, ДЕРЖИ ЕГО!       — Держи, крепче! Не давайте ему двигаться!       Встав напротив барса, Суджи схватил кисть пса лапами, стараясь не ранить когтями размякшую, покрытую волдырями кожу собаки. Томар вырывался, ослепленный агонией, сползающие щеки пса болтались на скулах, как уродливая старая маска. Хруст костей, миг тишины пронзил испуганный детский крик. — Что ты делаешь? Отпусти ее! Лапа не слушается. Пальцы сжимаются все сильнее, под силой хватки кости котенка хрустят как хлебная корка. Хрык-крррруУУСССССЬ! — А-а-а-ай! Мамочка! Рука, больно!       — Держись, братан, помощь идет.       — Не отпускай!       — Он вырывается... Блять, это что, ухо?! — Ваш урод искалечил моего ребенка! — Поймите, он не специально... Это рефлекс. — Моя дочь стала инвалидом! Почему, ПОЧЕМУ МЫ ДОлЖНЫ из-ЗА теБЯ СТРАДАТЬ? — Я не хотел делать ей больно. Мои лапы... Это рефлекс. Почему так случилось? Рефлекс.       — Черт-черт-черт-черт!!! — А вы слышали? Суджи ее пытался съесть! — Конечно! Он же хищник! Они все одинаковые. — Псих, не подходи к нам больше!!! — Ха-ха-ха! Псих! — Псих! Псих! Урод...

Изверг.

— Мне жаль, пожалуйста. Пожалуйста, простите…

Я не хотел.

      На простынях стекали розовые лужи крови.       Только когда санитары поставили носилки у воющего в агонии бульдога, Суджи разнял лапы. Вместе с остальными хищниками, он наблюдал, как Томара несли прочь из блока. Оглядываясь друг на друга, мокрые, вымотанные, они вслушивались в мгновение тишины, в которой доносилось сопение носов и текущих в слив остатков воды.       Бок о бок стояли куница, коршун, гиена, сипуха и барс, лев, десяток псов разных мастей, рысь, ящер, один ужасно напуганный ретривер, сапсан и остальные хищники. В коридоре собрались все.       Все, кроме одного.       Кай бросил взгляд в комнату отдыха, где на продавленном, порванном диване сидел ошарашенный медоед. Кинув на труса безразличный взор, пепельный лис обратился к присутствующим:       — Молодцы, ребзи, четко сработали. Что там с водой? Перекрыли? Хорошо...       — Что с парнем-то будет? — спросил пес-динго. — Вы это видели? Он как картофелина сварился!       — Мы сделали все самое важное, — успокаивающим тоном заверил лис. — Остальное зависит от врачей.       Худой динго покачал головой.       — Врачей... Как же. Скорее "палачей".       — Б-бр-братцы, — промолвил ретривер, весь дрожа от страха. — А я ведь п-перед ним мыться собирался, а... а он подрезал...       Хищники сочувствующе закивали, а гиена рядом похлопал пса по плечу.       — Ну да, Томар такой, любитель попариться... Жесть, конечно. Не тушуйся, чел, все будет нормально.       — Э-э-эм, — поглядывая на душевую, коршун Руфус тер одно крыло о другое. — А вдруг, это, ну...       — Чего?       Птица сглотнула.       — Что если там реально живут призраки?       — Тхех! Скажешь еще.       — После такого я ничему не удивлюсь, если честно.       Сняв с себя намокшую майку, черный барс показательно выжал ее на пол:       — Короче, девчата, — деловито сказал он. — Я пойду отсыхать, а то намок как...       — Как кто? — вдруг спросил рысь.       — ...проехали.       Крутя когтем в воздухе, Нобу шагнул за ним следом.       — Нет-нет-нет! Ну же, скажи, кто?       Барс оглянулся, сверкнув изумрудным глазом на кота.       — Как мамка твоя.       — Хе-хех, придурок!       — Ха-ха-ха!       Близился вечер, когда санитары внесли вожделенный ужин. Тревога хищников слегка поутихла, но уже через час начала всплывать одна проблема. Всплывала она у каждого по очереди, буквально, ведь без воды нельзя было ни смыть за собой, ни даже всполоснуть руки. Поскольку в клинике самцам строго запрещалось покидать блок, то в качестве временного варианта им предложили мыться...       Из бадьи с водой. Небольшой, глубиной в полметра. Дружно засмеявшись, хищники понимали, что такой "жест щедрости" был временной мерой, и трубы если не завтра, то послезавтра точно починят.       За чередой шуток и предложениями "потереть спинку" скрывался витающий в воздухе вопрос о судьбе Томара. Что с ним? Жив ли он? Продолжая ухаживать за рыжим волком, медсестра ничего внятно не отвечала, хохоча бросая общие фразы, мол, с бульдогом все хорошо. Сами того не заметив, вытирая полы и заметая весь блок целиком, в тот день хищники забыли о ссорах, проникнувшись племенным чувством братства и солидарности. К счастью, оно не было НАСТОЛЬКО сильным, поэтому светить срамными местами перед товарищами многие все таки брезговали.       Итак, прошло два дня.       Мерзкая мускусная вонь от пота заполонила все пространства и углы. Из туалета несло дерьмом и мочой трехдневной выдержки. Пытаясь спастись от запаха испражнений и подмышек, многие совали салфетки в нос, и даже тогда ощущали дурные привкусы на языке. Достаточно сказать, что тем, кто был не из псовых или кошачьих, приходилось чуть-чуть легче. Но не особо.        В то время, как волка Пачу уводили куда-то мыться, остальным хищникам приходилось довольствоваться все той же бадьей. При всех стараниях, к третьему дню пушистая и покладистая шерсть вскоре слиплась, перья замызгались, чешуя помутнела, а стоящая в комнатах вонь была такой нестерпимой, будто хищники сидели не в психиатрической клинике Гоухина, а в столичном вытрезвителе. Понятное дело, что выходить на работы в таком виде многим самцам было просто стыдно.       Все просьбы к персоналу решить проблему встречали с ответами в духе: "да, конечно", "потерпите", "скоро все починят". Очевидно, что проблема с водой была чрезвычайной, но лишь для зверей второй блока. Пусть медоед Захари поумерил свой пыл и почти никого не трогал, настроение у зверей было крайне скверным.       Вечер. По новой традиции, самцы собрались у кровати рыжего волка. К всеобщей радости, многие видели, что Пача начал моргать, вяло реагировав на громкие звуки, а порой из глаз хвостатого даже шли слезы. Был ли это отходняк от наркотика или реакция на режущую вонь — рыжий пока сказать не мог.       — Ну, что? — сложив руки на груди, сказал Кай. — Все явились?       — Мда... Те, кому нечего делать.       — Заседание вонючек объявляется открытым, — быстро почесывая ляхи, сказал гиена. — Сегодня на повестке дня: бочка вместо бадьи!       Из круга раздался возмущенный возглаc:       — Шутки шутками, а с этим реально надо что-то делать. Едрен-батон, среди нас есть мастер, дали бы инструменты и все починили бы в два счета.       — Размечтался.       — Медсестра сказала, что вопрос отправлен наверх, — со вздохом, объяснил Кай.       — Сказала, ага. Три дня назад. Ей кто-нибудь здесь вообще верит? После всего, что она сделала? После того, как поступили с Пачей?       — Канешн, курице на нас поебать, — кивнул пес смешанной породы с висящими на глазах, закучерявившимися космами. — У нее смена кончается, она идет домой, со всеми удобствам — и в гробу видела все наши жалобы.       — Кстати, к слову, о гробах... — сказал коршун Руфус.       — Чувак, не начинай, — перебил его рысь.       — Нет уж, позволь! Я знаю, про это неприятно говорить, но вы об этом думаете, и я тоже! Можете относиться к Томару как угодно, но никто не поспорит, что он один из нас. Мы имеем право знать, жив он или нет!       — Меня до сих пор мурашки пробирают... Ыххх.       — Ну, это как сказать, — сказал куница с золотой шерстью, осторожно выдирая из хвоста катышки. — Вообще-то не имеем. Мы ему не родня, поэтому...       — Ой, вот только не надо умничать! — красно-коричневая птица сердито напыжилась. — Ты понял, о чем я.       — Понял, — кивнул Ховрат. — Курица и тут молчит. Шкафчики тоже ничего не знают, им-то какая разница? Заперли нас тут, как дикарей...       Нависло молчание. Худой пес динго, подперев пасть лапой, тихонько вздохнул.       — Да уж, хорошо сидим! — воскликнул он. — Паренька жалко, конечно, но мы делать-то что будем?       И вновь нависло молчание. Хищники о чем-то бубнели, поворачивали друг на друга морды, в ожидании хоть какого-то ответа.       — Может, к главному обратимся?       Предложение было услышано не сразу, но в манере речи многие узнали голос белой птицы, по обыкновению сидевшей где-то у стены.       — Как? — резко спросил коршун. — Лично?       — Почему нет? — пожав плечами, переспросил сипуха.       Несколько из недавно присоединившихся псов громко рассмеялись:       — Огого! Расступись, народ, царь во дворцах!       — Бва-га-ха! Точняк! Решил все таки понты врубить?       — На самом деле, — лис пепельного окраса сверил их строгим взором. — Такое право есть у всех. Но мне кажется, этого лучше не делать, особенно, ну... тебе.       Раздался смешок. Сова нахмурился.       — Как это понимать? — спросил белокрылый.       — Он намекает, что ты немного фьить-фью, того, — присвистнул гиена.       С серьезной миной, Кай покачал головой:       — Поверь мне, главврач та еще банка с червями. Я имею в виду, что ты — птица, и в случае чего, приговор дадут сразу. Лучше всего дождаться комиссии, понимаешь?       — Вполне, — сухо ответил Суджи, показав замызганные, чуть пожелтевшие локти. — Если так продолжится, мне по-любому придется попрощаться с крыльями. Я знаю, что здоров, поэтому не боюсь.       Хищники всех мастей переглядывались, с интересом ожидая вердикт Кая. Из круга поднялась лапа в длинном, сине-зеленом рукаве.       — И я тоже хочу пойти, — сказал куница Ховрат. — У меня перьев нет, поэтому терять нечего. Ну... Скорее всего.       Выпрямив спину, сероухий лис притих, оценивающе смотрел то на куницу, то на сову. Парень чуть улыбнулся уголком пасти.       — Значит, вызвались самый тихий и самый правильный, — спокойным голосом подытожил Кай. — Я бы с вами пошел, ребзи, но кто-то должен следить за порядком. Еще добровольцы будут? Они за вас впрягаться идут, могли бы и поддержать.       Один из хищников в возрасте, дряблого вида доберман, скривил морду.       — Брось, Кай, к чему этот цирк? — он развел лапами в сторону. — Идти на ковер, позориться... Раз сказали, что починят — значит, скоро будет. Нечего тут!       — Ну, это личное дело каждого, — лис пожал плечами. — Замолвлю за вас двоих словечко, потом позову. У кого есть вопросы к важной шишке — обращайтесь к Суджи и Ховрату, они все распросят.       От такого предложения народ быстро оживился.       — Да, у меня есть один: когда нормальную жратву дадут? — возмущенно спросил краногорлый ящер.       — Во, точняк! Я бичпакеты вкуснее ел, чем эта баланда.       — Что верно, то верно, — тихо согласился сипуха.       — Спокуха, братва, — встав на ноги, Ховрат драматично ударил кулаком в ладонь. — Как доберемся до главного, он у нас за все ответит.       — О, а давайте принесем ему бадью? Пущай сам в ней поплескается!       — Да, — радостно вторили другие. — Надерите ему жопу!       Череда предложений продолжалась. Искрометные идеи сыпались больше минуты, и было понятно, что за эти дни у хищников накипело много лестных слов к руководству клиники.       — Хм-хм, добро, — поднявшись, с улыбкой произнес пепельный лис. — Ладно, народ, если нечего добавить, собрание объявляю закрытым.       Будто подтверждая его слова, волк Пача медленно моргнул.

***

      Не зная, сколько придется ждать санитаров, два хищника засели в комнате отдыха. Пока Ховрат листал старый роман, Суджи неспешно разминал плечи и приседал, делая расстяжку. Еще недавно стеснявшийся сцены, худощавый парень предложил свою кандидатуру на воскресный конкурс, чтобы исполнить танец.       Когда актеры не репетировали и бродили по своим делам, в распоряжении птицы оставался ноутбук с подборкой ритмичной музыки, под которую сипуха махал нога, отжимался и всячески вытанцовывал, готовя, как он говорил, "танец своего народа". Немногочисленные зрители описывали репетиции Суджи как "брейкданс под бутиратом".       Пока птица подметала за собой летящие по сторонам перышки, никто этому не возражал.       После очередной группы движений с прыжками, запыхавшийся парень ушел остывать, бродя взад-вперед перед читающим куницей.       — Фух...Ховрат...эх...вот ты столько времени тут пробыл...       — Пробыл, мда, — со вздохом, кивнул пушистый. — Ну-ну?       — Здесь всегда такой трешак творился?       — Куда там. Драки были, не без этого. Руки кусали, угрожали, шерсть клочьями летела. Помню, один кадр специально бумаги из книжек наелся. Он думал, что там чернила ядовитые и его в нормальную больницу положат.       — Блин, так вот почему страниц не хватает... И как, получилось?       — Не-а. Сделали клизму и он потом ходил неделю как ковбой. Всякое бывало, но чтобы двое за неделю слегли... Это что-то новенькое.       Суджи хотел было спросить, что куница думал о состоянии Томара, но быстро осекся. Сохранять позитивный настрой сейчас был куда важнее.       — Слушай, — отложив книгу в сторону, Ховрат посмотрел на сову зоркими глазками, — а правду говорят, что у вашего брата такой страшный крик, что можно рехнуться?       Сова замолк, наклоняя голову влево-вправо с широко открытым клювом.       — Вряд ли, сомневаюсь, — наконец ответил он. — Сильный, может быть. Когда мои домашние скандал поднимали, тогда да — шум стоял как в аэропорте. А почему ты спрашиваешь?       — Да так... Думал, если ты на главного хорошенько гаркнешь, то эту лавочку прикроют, — хищник обвел носом комнату. — Было бы здорово.       — Согласен. Как его зовут, кстати?       — Главнюка? Зунуши, доктор Зунуши-и-и...чего-то-тама. А твои вообще пытались с тобой связаться? Две недели прошло, вроде как.       Пернатый опустил взгляд вниз, разминая правое плечо.       — Нет. А у тебя?       Ховрат пару секунд безмолвно пожамкал рукав, после чего покачал головой.       — Фигово, — прошептал сова. — Сочувствую.       — Мэх, ерунда... Спасибо, — пушистый вдруг резко поднял на парня глаза. — Да, и если что — на счет крика я пошутил. Не вздумай!       Суджи усмехнулся.       — Знаю. Знаю.

***

      Лифт. В тесноте железной коробки, четыре зверя стояли каждый по своим по углам. Ждали. Дзынь. Дзыньк-дзеленьк.       Два небольших хищника с шоковыми браслетами, на руке и ноге, смотрели в двери, пока за их спинами крепыши в белом невозмутимо смотрели куда-то вперед. Дзынь, дзинь.       — Я смотрю, ты втянулся? — с улыбкой глянув на сову, спросил Ховрат.       — Возможно. Нет, будь у меня выбор, я бы его снял, но раз такие порядки, то буду получать удовольствие. Правильно говорю, парни?       Качаясь с ноги на ногу, Суджи исполнил подобие чечетки. Дзынь. Дзинь, дзеленьк. Дзеньк.       — Капец, — с ухмылкой сказал носорог. — Ну, точно на фестиваль метишь.       Коротко стриженый бычок кивнул:       — Сейчас прямиком туда и отправят, ха-ха.       — Знаете, я и не против. Всяко лучше, чем тухнуть здесь, — оставаясь на месте, сипуха развернул к ним лицо. — У вас, наверное, своя душевая есть, да?       Посмотрев на птицу, санитары переглянулись.       — Есть, конечно, — ответил бык.       — А то, — сказал носорог       — Кто бы сомневался, — сказал куница с тенью раздражения. — Эх...       Наконец, лифт остановился и звери двинулись вперед. Выйдя первым, носорог повел за собой парочку хищников. Минуя череду дверей бухгалтеров, начальников и заместителей, пройдя лабиринт поворотов административного блока, очень скоро конвой вышел к неприметному входу, обитым чем-то мягким, на котором висела табличка:

ЗУНУШИ ОИЯМА главный врач

      — Стойте здесь, — скомандовал носорог. Он постучался в дверь, после чего зашел внутрь.       Пока остальные животные рассматривали желтовато-белые стены, сова пристально смотрел на двери, но ничего за ней не слышал: ни звуков, ни шорохов. Ничего. Похоже, что кабинет главврача был звукоизолирован. Припоминая слова Кая о "банке с червями", юноша невольно напрягся.       Дверь снова открылась. Вышедший носорог посмотрел на куницу и сову.       — Ну, кто будет идти?       Парни переглянулись.       — Мы, как бы... — растерянно начал Суджи.       — ...вместе собирались? — удивленно закончил Ховрат.       — Нет, не положено, — строго отрезал бугай в белом.       — Опа-на, — воскликнул златошерстный. — Вот это новости.       Не ожидав такого хода событий, птица повернулась к напарнику, затем, чуть подумав, спросил:       — Как выберем? Камень-ножницы-бумага?       Широко открыв глазки, куница вдруг нахмурился.       — Уууффф, — Ховрат почесал затылок. — Нет, не выйдет. У меня пальцы кое-как разгибаются.       С этими словами, он вытянул две ладони: сжав пальцы в кулаки, на левой выпрямилось только три, а на правой — четыре, и те, с заметным усилием.       — Блин, хреново, — мрачно произнес сипуха.       — Я то же самое хирургу сказал, который мне сшивал сухожилия. Рукожопом долбанный, чтоб ему до конца жизни икалось.       — Это исправимо?       Спустив рукава вниз, хищник окраса лимонной цедры развел руками.       — Да, но... Не с моими пожитками, увы.       — Ну так? — фыркнув ноздрищами, спросил носорог. — Кто идет?       Взглянув на сипуху задумчивым взглядом, Ховрат обратился к санитару:       — Ладно, давайте...       — Я пойду, — твердо сказал пернатый, шагнув тому навстречу.       — О-о-окей, — от неожиданности Ховрат чуть вздрогнул. — Давай, дерзай тогда.       Кивнув в ответ, Суджи развернулся к открытым дверям, после чего дзынькнул за порог.       На подступах в кабинет, сова увидел большой витражной шкаф, уставленный книгами и грамотами. На всех полках и стенах рядом со шкафом, в аккуратных, начищенных фоторамках виднелись групповые снимки зверей в белых халатах. Бросив взгляд на одну из полок, сова заметил, что некоторые снимки двигались. Не понимая, что это такое, лишь через секунду Суджи понял, что смотрел в собственное отражение. Впервые, за долгие две недели, птица наконец смогла рассмотреть себя со стороны. Взъерошенный, потрепанный... Даже в маленьком кусочке зеркала стало ясно, что вид у сипухи был удручающий.       Дзынь.       Под потолком тихо двигались створки кондиционера. На место смрада от пота и спирта явился чистый, приятный воздух, с ароматами парфюм и тонкими нотками цветов. Разумеется, запах в подметки не годился настоящим растениям, и все же, после стольких дней сидения в смраде, парень был рад смене ароматного букета.       Среди прочих фотографий, сипуха приметил кадр с лисом: в окружении гостей на торжественной встрече, он жал лапу льву в дорогом, темно-синем костюме. Неестественно добрая, милая морда крупного кошачьего застыла в улыбке без клыков, пока во второй лапе лев держал чек с десятизначной суммой.

...дзень.

      Шагнув дальше, птица встретила на пути огромный стол из красного дерева, с точно такими же стульями по бокам. От нагромождений мебели было некуда ступить. Суджи замер, глядя во главу стола. Там, между настольным маятников и чернильным пером на подставке, виднелось кожанное кресло, с пытливо взирающим лисом в белом халате.       Пытаясь пробиться сквозь занавески, лучи солнца за спиной хищника окрасили потолок и очки на морде лиса в медно-красные тона. Раздался скрип, Зунуши выпрямил спину.       — З-здра... — голос Суджи некстати решил сломаться. — Кхем. Здравствуйте, доктор Оияма.       — Здравствуй, — хищник в годах мягко улыбнулся. — Я слышал, ты пришел сюда с группой поддержки. Полагаю, случилось что-то серьезное?       Сова кивнул.       — Да. Я пришел к вам с важной проблемой, от имени всего второго блока. Если не возражаете...       — Конечно, продолжай, — доктор покружил в воздухе лапой.       — На днях у нас прорвало трубу, — спокойно начал сипуха. — Воду отключили, а на все нужды нам дали бадью. Вы видите мое состояние, и уверяю, другие хищники выглядят не лучше. Проще говоря, блок похож на помойку. Мы говорили с медсестрами, с санитарами, и они...       — Да-да-да, они все передали, — перебив доклад, Зунуши прищурил глаза, — К слову о состоянии: ты ведь кушаешь, как и все остальные?       Суджи молчал, думая, правильно ли он расслышал странный вопрос.       — Конечно, — робко ответил он. — Три раза в день.       — Но, кхм, позволь узнать — от чего ж ты такой худой?       — Наследственное. По линии матери в моем роду водились аисты.       Взгляд лиса, без всякого стеснения, замер на длинных ногах птицы.       — Надо же! — восторженно сказал доктор. — Как любопытно.       От взгляда Оиямы сове почему-то становилось дурно. Лис впился в Суджи красно-карими глазами. Пытаясь откинуть нарастающий дискомфорт, будто его щупают прямо по коже, птица вздернула клювом.       — Простите, что меняю тему, но на счет воды...       — Об этом не волнуйся, — воспрянув от мыслей, лис покачал мордой. — Пока мы говорим, сантехники уже заняты починкой.       — Славно.       — Славно, согласен, — хищник вновь мягко улыбнулся. — Еще что-то интересует?       — Да. Вы знаете, что с псом Томаром? Народ за него переживает.       — Ах да, бульдог, — доктор снял очки, потер линзы о замшевый платочек. — Несчастный молодой зверь, такое горе... Как профессионал, раскрыть врачебную тайну я не имею права, но если говорить вкратце, его состояние стабильное. Томар молод, силен и показывает все признаки выздоровления. Возможно, через год пес сможет снова принимать ванную. Передай его друзьям, что с ним все в порядке.       — Рад слышать, — спокойно вздохнул Суджи.       — Конечно, — так же монотонно сказал лис, с горящими красным цветом зрачками. — Позволь узнать, как твое самочувствие?       — Спасибо, не жалуюсь.       Зунуши Оияма пару секунд молча рассматривал сову.       — Не жалуешься, — без улыбки сказал хищник. — В этом и проблема, Суджи. Пойми меня правильно: ты славный малый, все медсестры от тебя в восторге, говорят о тебе только хорошее, но тем не менее... Мне кажется, тебя что-то беспокоит.       — Почему вы так решили?       — Давай объясню. Ты знаешь, что все хищники по своей природе склонны к жестокости. Есть исключения, но сейчас я говорю о здоровом выплеске стресса: через крики, рычание, ссоры, драки...       — У птиц такой роскоши нет, — возразил Суджи, храня невозмутимый тон. — Наши кости слабее, легче ломаются, поэтому из всех вариантов уход от конфликта — самый разумный.       — Разумный, — в голосе лиса читалась насмешка, — но не единственный. На подсознательном уровне все мы — дикие животные, поэтому стремление бороться, доминировать, размножаться, защищать потомство или, например, охотиться — это естественно. Это наши инкстинкты. Проблема возникает, когда желания уходят в крайность или когда их нет вовсе. Понимаешь, к чему я клоню?       Суджи слегка сщурил глаза.       — Пока не очень.       — Твоя сдержанность, рвение помогать и анализировать похвально, здесь я с тобой солидарен. Проблемой является отсутствие у тебя признаков агрессии. Явной, во всяком случае. Мне сообщили о твоих "подвигах" в участке полиции. И об амнезии тоже. Согласись, такие приступы жестокости не возникают без причины. Кажется, в физике есть такой закон: ничто не берется из неоткуда и... Как там дальше?       — И не уходит в никуда, — мрачно продолжил сипуха. — Первый закон термодинамики.       — Все верно, — медленно подняв шарик настольяного маятника, с жуткой улыбкой кивнул Зунуши. — Теперь понимаешь? Таким образом, мы с тобой приходим к выводу: ты что-то скрываешь. С умыслом, а может и нет. Я говорю о патологии.       Тик...

...так

      Шарик стукнул по цепи, запустив ответный процесс. От накатившей волны страха по затылку и плечам птицы внезапно прошел жар.       Тик...

...так

      Тик...

...так

      — "Драки и любые проявления агрессии запрещены", это правило клиники, и я его соблюдаю. Не понимаю ваших претензий.       — Не претензии, а опасение за других пациентов. Правило, о котором ты говоришь, было написано доктором Гоухином, основателем нашей клиники...       Сказав это, лис указал ладонью слева от Суджи, где висел старый, выцветший снимок двух зверей. На входе клиники, Зунуши Оияма стоял рядом с пандой — высоким черно-белым медведем. Вдвое выше хвостатого доктора, он держал товарища за плечо могучей лапой. Хищники жизнерадостно улыбались, и выглядели как лучшие друзья или партнеры в начале карьеры. Так можно было подумать, однако, на остальных фотографиях панда почему-то не попадался.       — Это правило важно, — доктор посмотрел вниз, начав искать что-то в ящиках стола. — Оно учитывает одну сторону крайности — дикость, когда инстинкты зверя берут вверх над разумом. Другая сторона крайности... Она касается тебя, Суджи.       Тик...

...так

      Сипуха молчал. Зунуши положил на стол сшитую нитками серую картонную папку. Приглаженная морда главврача сияла хладнокровием. Дзыньк.       — Какая? — увидев на обложке свое имя, спросила птица.       — Психопатия. Но чтобЫ ты не думал, будто я хочу тебя запугать или оболгать, давай кое-что покажу.       С этими словами, он раскрыл файл. Раздался шелест бумаги, скрип заклепок. Вскоре лис в халате достал белый квадратик размером с ладонь, после чего показал фотографию Суджи. На снимке виднелся фрагмент туловища и руки. Покрытую волдырями, облезшую с мышечных жил кожу прикрывали пропитанные кровью бинты.       — Раны на его руке. Узнаешь? — доктор указал пальцем на запястье бульдога, где по обе стороны облезшей плоти виднелись четыре глубоких разрыва. — Я знаю, что в последнее дни вы с Томаром не ладили, ругались, цапались. Самцам в вашем возрасте это простительно, но творить такое с беззащитным зверем? Ай-яй-яй, как некрасиво.       Взгляд совы окаменел. В клюве пересохло.       — Я его удерживал. Его все держали, пока он бился от боли.       — Так это выглядело со стороны, — неприятно ухмыльнулся Зунуши. — А что было на самом деле? Отличный шанс помучить гада. Тихо, под шумок, и Томар ничего не скажет, и никто даже не заметит... Еще бы, с такими ожогами.       Черные глаза с секунду глядели на лиса, затем на фотографию. К горлу совы подступил тяжелый ком.       — Допустим, я занервничал и не рассчитал силу, — закрыв глаза, процедил парень. — В том моя вина, но клянусь, никакого умысла не было.       — Да-да, конечно. Помнится, недавно один волк тоже "не рассчитал силу", — сказав это, Зунуши спрятал папку, тихо закрыл ящик. — И это наводит меня на мысль, что ты сделал это нарочно, чтобы отомстить. Либо выместить злость, насладиться чужой болью. А может все вместе. Пойми, мальчик, сейчас все зависит от тебя, и от того, начнешь ли ты говорить правду.       — Я не психопат, — чувствуя подступающие слезы, сказал Суджи.       — Или не хочешь им казаться, — с издевкой проговорил доктор Оияма. — К твоему сведению, то, что случилось с Пачей, было его собственным, добровольным решением. Я лишь дал ему выбор — признать вину или упираться.       В памяти поднялся взор пускающего слюну волка. Птица стиснула клюв, крылья задрожали.       — Это случайность. Я говорю правду.       — Случайности не случайны. Знаешь, почему вода была перекрыта на целых три дня? Почему трубы не чинили? Думаешь, никто знал, что у вас происходит? Все очень просто — я ждал, когда ты сам придешь ко мне. Явившись сюда, ты показал все признаки психопатии: хочешь быть в центре внимания, не думая о последствиях. Каешься и имитируешь сочувствие, когда внутри абсолютная пустота. Или я не прав? Тогда поведай, как было на самом деле. Пожалуйста, я весь внимание.       Суджи молчал, глядя на тикающий маятник. Пусть лицо парня выглядело безразличным и усталым, его тело было вытянуто как струна, пытаясь сдержать нарастающую дрожь.       — Ты об этом не знаешь, но я и твой папа очень хорошие друзья, поэтому за свою шалость даю тебе предупреждение, — Зунуши Оиями сверкнул острыми клыками. — Но учти, если такое повторится, наш разговор пойдет в соооовсем другой плоскости.       — Я могу его увидеть?       Доктор резко покачал головой.       — Нет. Нет, нет, исключено. После выходки с Томаром, твое право на встречу будет рассмотрено, скажем... через неделю. Или две. Время покажет.       Сипуха молчал, прикрыв слезящиеся глаза. Не обращая на это внимания, лис принялся смотреть по краям стола, затем по бокам, проверяя каждую шухлядку:       — Ах, где же мои записи? Память подводит, не могу вспомнить. Куда же я их дел? — взор главврача вдруг устремился на Суджи. — Может быть, ты знаешь, где они? Хм-хм... Разумеется, нет. Откуда тебе знать?       Сова затаил дыхание от ужаса, больше не чувствуя своих ног. Стены красно-медной комнаты давили на него. Спустя пару минут поиска, доктор прекратил копошиться, и, облокотившись в кресле, посмотрел на парня скучающим взглядом.       — Ты наверняка сейчас думаешь, что я деспот или монстр. Тебе страшно, не так ли? Но все что я делаю, это учу простой истине: жизнь в цивилизованном обществе — привилегия. Это право, которое надо заслужить. Многие хищники воспринимают свободу как должное, пока не попадают сюда. Доктор Гоухин всегда говорил, что быть хищником — это ответственность, и он ошибся, за что чуть не расплатился жизнью. Поэтому запомни, Суджи: то, что ты родился хищником — привилегия. Твой клюв и твои когти — это привилегия, твои крылья — привилегия. Содержание во втором блоке — тоже привилегия... Я оставляю ее тебе, но могу забрать, если захочу. Считай, что это залог моего доверия. Мы друг друга поняли?       — Да, доктор Оияма... — опустив лицо, почти шепотом сказал Суджи. — Спасибо вам. Обещаю, этого не повторится.       Лис сладко улыбнулся. Легким движением руки, он прервал ход маятника.       — Чудесно. Ну, если больше нет вопросов, то можешь идти. Надеюсь, эта беседа пойдет тебе впрок.       Словно погруженный в вязкую, черную нефть, парень медленно развернулся к выходу, чувствуя, что его сердце вот-вот выскочит из горла.

***

      Когда трубы починили, в тот день хищники второго блока ликовали. Каждый зверь занял очередь в душ, многие мылись быстро, с опаской, дабы лишний раз не испытывать судьбу. Над блоком не утихали радостные возгласы и полные облегчения, глубокие вздохи. Пройдут дни, прежде чем вся вонь выветриться полностью, но даже этого было достаточно для полного счастья.        Умытые и свежие, хищники делились своими впечатлениями, пока в стороне ото всех, где-то на скамье столовой, сидела белая птица. Кровать под солнцем была занята, поэтому, опустив голову, сипуха в зеленой кофте смотрел в пол, наблюдая, как в тесных зазорах плитки прытко бежал маленький муравей: козявка металась от стенки к стенке, когда внезапно путь преградила огромная, когтистая лапа великана. Пошевелив усиками, муравей вновь уперся в край плитки, но в этот раз забрался наверх, полностью обходя таинственное препятствие.       Раздалось шарканье шагов. Подняв голову, Суджи увидел распушистого, златошерстного Ховрата, кое-как вмещающегося в футболку с рукавами морского цвета.       — Не против, если я тут приземлюсь?       Ничего не сказав, сова покачал головой.       — Благодарю-с, — куница сел рядом, взъерошивая волосы на голове и шее. — Ох, хорошо! С меня столько шерсти спало, по ходу, где-то кило сбросил. Ну прооооосто офигеть... А у тебя как?       — Как обычно, — сова равнодушно пожал плечами.       Закончив прихорашиваться, хищник посмотрел на соседа, резко сменив выражение мордочки на серьезный. Наклонившись, Ховрат пытался поймать пустой взгляд совы       — Чел, что случилось? Ты как вышел из кабинета, я тебя вообще не узнаю. Серьезно, из тебя будто всю душу вышкребли.       — ...можно и так сказать.       С этими словами, чуть погодя, сипуха полез рукой за пазуху и достал несколько длинных, белых перьев, каждое длинной с локоть.       — Ого, — широко открыв глаза, сказал Ховрат. — Я думал, ты тогда шутил... Погоди, ты же упражняешься и на солнце загораешь! Разве это не помогает?       — Все бесполезно, — Суджи спрятал перья назад под кофту. — Дальше будет хуже.       Хищники замолчали. В коридоре неподалеку шел утирающийся полотенцем рысь, передавая эстафету щуплому псу-динго. Наблюдая за улыбающимися зверями, куница лимонного окраса закашлял в кулак.       — Кхм-кхм, ам... Раз такое дело, ты не обидишься, если скажу, что... я был рад, когда ты вызвался к главнюку?       Суджи посмотрел на Ховрата с грустным, задумчивым выражением.       — Не обижусь, — буркнула птица, покачав головой.       — Честно? — удивился пушистый.       — Такое врагу не пожелаешь.       Дрогнув хвостом, Ховрат с поникшим видом утер мокрый нос.       — Мда, представляю себе,— чуть помолчав, блестящие глаза куницы зажмурились, и вновь вспыхнули радостным огоньком. — О, я придумал! Раз ты подставился, может, я тебе настроение подниму? Спою что-нибудь? Давай, проси, чего хочешь. Что угодно сделаю!       Мраморная маска сипухи едва дрогнула, сменив опустошенное выражение на хмуро-вопросительное.       — Что угодно?       Ховрат озорливо подмигнул.       — Да, милый. Что угодно~       Погрузившись в мысли, сова пригладил оперение над клювом. Черные глаза парня стали немного яснее. Встряхнувшись, он обратился к пытливо зыркающему юноше.       — Тогда расскажешь, как ты попал сюда? То есть, в первый раз.       От неожиданности, куница скривил лицо. Брови Ховрата задергались, то поднимаясь в удивлении, то возмущенно хмурясь:       — И всё? В смысле, только это? Серьезно? Тю! Я уж думал, что-то пооригинальнее выдашь. Тебе правда это интересно? — увидев, что Суджи моргнул в ответ, пушистый хищник тяжело вздохнул. — Ладно, так и быть, приготовься... В это сложно поверить, но перед тобой сидит бывшая гордость величайшей академии Черритона! Та-дааа, какой нежданчик!       Пока Ховрат размахивал руками, белая птица молча слушала, застыв в ожидании. Поняв, что этим не отделается, куница закатил глаза.       — Эх, короче... Я учился как все — жил в общаге, следовал правилам, мотал курс за курсом, от звонка до звонка. Был лучшим в группе, лучшим в кружке, никаких косяков и хвостов... Ну, ты понял, тоска зеленая. До сдачи дипломной остался месяц, ничто не предвещало беды и тут... что-то поменялось. Во мне что-то поменялось. Я не сразу допетрил, что именно, но в какой-то момент заметил, как обманываю себя, и делаю это во всем — просыпаясь, засыпая, в учебе, в общении, на каждом шагу. Я помнил, ради чего поступал, но тогда для меня все стало просто бессмысленным, совсем, даже вставать из кровати не хотел. Думал тогда: "Вот, я умру и никто даже не заметит".       Тогда я понял, что лучше не доводить дело до ручки и обратился за помощью к специалисту. Хех-хе, хе-хе... Знал бы я, чем все кончится. Направили меня сюда, в клинику для хищников. Обещали, что недельку понаблюдают и отпустят... И-и-и-и так я просидел свой выпускной.       — Ублюдки, — фыркнул сипуха.       — Ага, это еще что. Когда я отстрелялся, в комиссии сказали, дескать, у меня ничего такого не нашли. Ну, устал, ну перегорел, со всеми бывает.       — Знакомая песня.       — Я пошел в деканат Черритона, и оказалось, что за день до моего прихода какой-то спятивший хищник сожрал альпаку... Как сейчас помню, Тэм его звали. Сказали, что время для пересдачи не подходящее, нужно подождать. Я вернулся в общагу, но уже тогда заподозрил, чем все кончится. Пока готовился, решение врачей пересмотрели, и "ничего такого" превратилось в "склонный к насилию". Деканат со мной связался и сказал, что я отчислен — "за несоответствие психологическим нормам". Хе-хех, ха-ха-ха! Прикинь, вот такая шляпа! Соседи, друзья, все бывшие одногруппники про меня забыли или шарахались, как от прокаженного. Так я остался один — без диплома и без жилья. Что случилось потом, думаю, ты сам знаешь...       — Разве так можно? — поникнув, Суджи взглянул на руки куницы. — За что они так? Какой-то беспредел.       — А это никого не волновало, — на удивление радостно сказал Ховрат. — Как сейчас говорят, я стал "хищником в вечер пятницы", оказался не в том месте, не в то время. Это может прозвучать странно, я знаю, но сейчас мне не о чем жалеть. После такого, я узнал о себе больше, чем за все время учебы.       — Например?       — Ну-у-у, — куница почухал себя за ухом, — например, что у меня где-то в теле спрятан танкер крови… и что я очень живучий, не как Захари, конечно, но все же. А если серьезно, то я понял, что хочу жить. И знаю, что хочу делать дальше — помогать другим. Я хочу поддерживать таких же хищников, как я, но не методами этих мудил в халатах, а по-настоящему. Ради такого я готов учиться где угодно, а этот ваш Черритон пусть... курит бамбук. Такие дела.       Заметно приободрившись, птица выпрямил спину.       — Хм... А можно узнать, в каком кружке ты тусовался?       Ховрат вдруг нахмурился, резко отсел от совы, сверив его подозрительным прищуром.       — Э-ты какой любопытный... — он хлопнул хвостом по скамье. — Зачем тебе это знать? Ага-а-а, я понял! Тебя главврач завербовал и ты теперь ходишь, разнюхиваешь вокруг. Угадал?       — Да, ты меня раскрыл, — с усмешкой ответил Суджи. — Если не хочешь говорить, так и скажи, мне просто интересно.       — Хм-м-м-м... Ладно, шпик, поверю, — голос Ховрата стал непривычно тихим и застенчивым. Он смущенно отвел лицо в сторону. — Я был в...су-ду...ду...шу...бубу-ва.       — Прости, что ты сказал? Не расслышал.       — Черт, ладно. Я был... в кружке садоводства. Вот! Доволен? Теперь мы с тобой в расчете.       — Не вижу ничего зазорного, — пернатый пожал плечами. — Главное, чтобы занятие нравилось. Я вообще ножи коллекционировал, вот это действительно сомнительное увлечение.       Ховрат приподнял одну бровь, с опаской глянув по сторонам.       — Надеюсь, ты главнюку этого не сказал, не?       — Мне кажется, Зунуши знает об этом, и даже больше, — голос Суджи вновь стал грубым и монотонным, как наждачная бумага. — Его не волнует, кто мы, и чем увлекаемся. Ему нужен полный контроль, и он не успокоится, пока не засядет тебе в голову, выпотрошит, вывернет наизнанку, и набьет каждого ватой с таблетками. В этот раз меня пронесло, но... Надолго ли?       — Так, — хлопнув себя по коленям, Ховрат поднялся со скамьи. — Все с тобой ясно.       — Что? — растеряно спросил Суджи.       Возложив руки на плечи сове, Ховрат посмотрел тому в глаза со всей серьезностью.       — Хватит. Себя. Грузить. Я знаю, чем это кончается, поэтому возьми ноги в крылья, и займись своим танцем, чтением или чем ты там убиваешь время. Блин, выпотрошит, набьет... Будешь слушать местных врачей — они тебе и не такое сочинят. Все хорошо, чел, расслабься!       С этими словами куница шагнул назад, продолжая сверлить Суджи с таким осуждающим взглядом, будто сова обматерил всю его семью до пятого колена.       — Ладно, ладно, — не ожидая такой мотивационной речи, закивал сипуха. — Я понял. Мне как раз пообещали место в наряде, завтра буду разносить белье в третьем блоке. Погляжу, что там происходит.       — Решил себе все нервы высушить? — скрестив руки на груди, спросил пушистый.       — Просто интересно, — Суджи смущенно отвел клюв в сторону, чувствуя, будто его заставляют оправдываться.       — Ну-ну, дело твое. Но будь готов, потому что там нет ничего веселого.       — Ты туда ходил?       — Угу, однажды, — Ховрат вздохнул. — Хватило на всю жизнь.       В голосе Ховрата скользнуло нечто такое, от чего сердце сипухи сжалось от тревоги. Через мговение мордочка куницы вновь обрела дружелюбное выражение, но этой одной секунды, мгновения искренного страха было достаточно. Следуя совету друга, Суджи вернулся к тренировке, но сердце, разум и тело молодого парня вместе твердили лишь одно...

***

      Он был готов. До тошноты, до омерзения, до выворачивающей внутренности злости.       Закрытый в четырех стенах с врачом-психопатом, для которого жизнь пациентов ничего не стоила, а судьба парня висела в чужой милости, Суджи наконец узрел виновника своих несчастий. Да, сипуха был готов к самой главной глупости в своей жизни. Он не видел иного выбора.       До воскресного выступления оставалось два дня, и парень готовился к нему из всех сил, прокручивая в уме все возможные движения и сценарии событий. Отскок влево, прыжок назад и выпад. Силы провидения дали ему шанс выбраться в третий блок, и это означало лишь одно — представление начнется на один день раньше. Последнюю репетицию Суджи упражнялся до самой ночи, пока не мог поднять крылья.       Утро. Зарядка, рукомойник, скудный завтрак. Проторенный распорядок, знакомые лица. Назойливая квочка в халате все так же хлопочет над рыжим волком, морда которого начинает подавать признаки эмоций — спонтанные спазмы бровей и губ, обнажающих острые клыки.

В проломах потолка над волком нависла пульсирующая, чахлая фигура демона.

Хватка багрового, длиннорукого исчадия ослабла.

Пальцы тщетно скользят по деснам хищника.

Они не в силах сдерживать сверкающую улыбку сильного, счастливого, полного жизни волка.       Наблюдая за оскалом Пачи, сипуха чувствовал согревающее спокойствие. Но этого было недостаточно. Сова был все так же полон решимости, как никогда раньше.       Покончив с блеклым, пресным омлетом и жаренной лапшой, хищники понесли свои тарелки в мойку. Стоящий возле закрытой кассы, лис Кай держал в лапах планшет, называя имена хищников на очередные процедуры. Не дожидаясь, когда речь зайдет о работах, Суджи приблизился к пепельного окраса зверю, помечающего крестики в списке.       — Далее, что касается нарядов, — скучающим тоном произнес Кай. — Надо собрать белье для прачки, из третьего блока. Так... Тут уже есть пометка.       — Когда шкафы придут? — осторожно спросила белая птица.       — О, Суджи, — лис сверил спокойным взглядом сову, глянул в список. — Смотрю, ты метишь в работяги месяца, ни одного наряда не пропустил.       — А что, такое звание есть?       — Щас... с премией и отпускными. Честно, я в душе не понимаю, откуда у тебя силы берутся, но, эй — кто везет, того и грузят. Зато мне медсестра мозги за недоработку не трахает. Кто знает, может тебя и выпишут пораньше.       — Очень надеюсь, — вдумчиво произнес сипуха. — Ты тоже хорошо держишься, то есть, как дежурный.       — Хе-хе, будто меня кто-то спрашивал... В общем, сказали, санитары придут вечером. Хищницы еще не решили, кого прислать, может никто и не придет. Сам понимаешь, третий блок — место не для слабонервных.       — Главное, чтобы санитары нормальные были.       — Да-а-а, — Кай кисло улыбнулся. — Ключевое слово "нормальные".       — А что с ними? — спросил Суджи.       — Увидишь. Не хочу наговаривать, но я с ними за одним столом есть не стал бы.       — Ого.       — Ага, — невесело ответил лис, после чего обратился к присутствующим. — Больше задач нет, народ. Сегодня оттопыриваемся.       Хищники довольно закивали.       — Как скажешь, начальник.       — Сэр! Есть, сэр! — встав по стойке смирно кривлялся рысь Нобу.       Суджи поднял голову к круглым часам на стене. С каждым движением секундной стрелки, он все яснее слыша ход маятника.             Тик...

...так

      Бесформенная плоть устилает гладь из красного дерева.       Обрубки чужих рук тянутся к стенам...

...чешуйчатые и пернатые, мускулистые и слабые, большие и малые. Маятник идет...

            Тик...

...так

Каждый палец обмотан тонкой нитью.

В центре склизкого, кишащего червями нарыва плоти, улыбаясь, восседал...

Он.

      Наконец, на улицу спустилась ночь. Время настало.       Шум лифта.       Шаги идущего к дверям зверя.       Походка тихая и легкая, легче, чем носорога и быка.        Загремела связка ключей.       — Так, где же он? Сука-а-а, ну же... Во, нашел.       Сова узнал знакомый голос. Войдя в скважину, ключ со скрежетом повернулся. Дверь отворилась, и в коридор вошел крепкого телосложения зверь, с темно-серыми, остриженными перьями. Наблюдая с другого конца коридора, Суджи увидел желтоватый клюв, подчеркивающий вытянутую в форме клина голову. Из под белой футболки мужчины выглядывало полосатое, серебристо-белое оперение.       Это был ястреб. Ну, разумеется, ястреб... Чуть усмехнувшись своему везению, сипуха встал на ноги.       — Суджи! — заглядывая то в одну, то другую палату, кричала хищная птица. — Кто из вас Суджи, а? Ему что, особое приглашение надо?       — Я здесь.       Мужчина посмотрел на идущего парня с выражением непонимающим, резко сменившись глумливой насмешкой.       — Какого... Цык, шикарно. Птенчик, ты себя-то видел? — спросил ястреб. — Там тележку катить надо, что ты со своими макаронинами делать будешь?       — Кхм... Я справлюсь, не волнуйтесь, — с хрипотцой ответил парень.       — А что у тебя с голосом? Простудился что ли?       Белокрылый покачал головой.       — Сорвал, на репетиции.       — Смотри мне, блять, еще заразиться не хватало, — сказал полосатый санитар, с отвращением смотрящий на сову. — Идем, дел полно.       Остановившись у лифта, ястреб проверил карманы Суджи, достал шоковый браслет. Хорошо знакомый с процедурой, сова по обыкновению подошел ближе и вытянул ногу вперед. Санитар фыркнул, припал на колено, и затянул ремень на цевке сипухи, когда вдруг зубцы шокера впились в кожу до самого упора. Суджи шикнул от боли.       — Шааашш-кхм!... Нельзя ли... полегче?       — Нельзя, — резко ответила птица в белом.       — Я не смогу ходить, пальцы онемеют.       — Ай... неженка. Будешь ныть — назад отправлю, понял?

Дзеньк.

      Сипуха молчал, глядя на ослабляющего ремень ястреба. На шокере висел металлический колокольчик.       Ястреб исподлобья глянул на парня.       — Ты что, оглох?       — Извините. Я понял.       Когда лифт поднялся на этаж третьего блока, сипуха был готов поспорить, что ястреб прожег взглядом на его затылке небольшую дырку. Вспоминая истории дедушки Симу о "крюкоклювых сволочах", сова мысленно смеялся такому стечению обстоятельств. Оставалось надеяться, что второй санитар был хотя бы наполовину спокойнее, чем этот полосатик в белом.       Двери открылись. Птицы вышли из кабины, и Суджи увидел прихожую с голыми бетонными стенами, с одной усаженной в решетку маленькой лампочкой. Похоже, тут никого не заботило внешнее убранство комнаты, странно похожую на изоляторную.       Они остановились. Лифт вновь заработал и поехал вниз.       — Стой смирно и держи руки при себе, — ястреб показал в угол бетонной комнаты, где висел объектив камеры. — Видишь?       — Вижу, — кивнул Суджи.       — Молодец, — наклонившись, он шагнул в упор к белокрылому. — Я за тобой слежу.       Парень не шелохнулся. Ястреб достал связку ключей, приблизился к железным, укрепленным дверям и скрылся в устеленном потемками коридоре. Глядя на захлопнувшуюся дверь, Суджи мысленно прикинул расстояние к ближайшей стене с окном...       Время шло. Стоя в одиночестве на холодном бетоне, парень услышал включенный механизм лифта, едущий c первого блока. Тросы натянулись, поднимая кабину вверх по шахте. Спустя пару секунд, лифт остановился, дверцы открылись и Суджи увидел двух зверей: плечистого мандрила в белой форме и пятнистую, черно-оранжевую ящерку с маской на носу.       Их глаза встретились.       — Проходи, проходи, не тормози, — раздраженно приговаривал санитар с цветастой, красной мордой. — Встань тут, руки по швам.       Остановившись напротив сипухи, ядозуб пристально следила за идущим приматом, изредка поглядывая хмурыми глазами на птицу. Суджи молча моргнул в ответ, приметив шоковый браслет на руке девушки. Ком в горле совы першил, давил, мешал дышать. Но он не обращал на это внимания.       Он был готов.

***

      Вечером во втором блоке царило затишье. Преданно следуя приказу Кая, хищники всех видов оттопыривались кто во что горазд. Кто-то дружно смотрел сериал по ноутбуку, пока в комнате отдыха пара псов тщетно пыталась обыграть в шашки старого льва с расчесанной, седой гривой. Прыгая крышкой по клеткам доски, крупный кошачий устремил ее в дамки, как вдруг крышка выскользнула из лап, и, подпрыгнув, закатилась под диван.       — Kono yar-r-ro, — сжав кулак, сердито рыкнул мистер Комацу.       — Ха! Че-то они сегодня скачут? — спросил его оппонент, пес-динго.       Ретривер подобрал фишку с пола.       — И вправду, легче стали, — подбрасывая ее в воздух, сказал песель, отдав крышку льву. Мистер Комацу поставил дамку на место, провел пальцем без когтя по окружности фишки.       — Да какой-то baka весь пластилин выковырял. Найти бы его и шею намылить...       Переглянувшись, псовые пожали плечами и вернулись к игре. В это время, по коридору мирно шагал куница окраса лимонной цедры. Со скучающим видом, он хотел было зайти в палату, но вдруг остановился. Нахмурившись, взгляд хищника медленно устремился на потолок. Глаза Ховрата расширились.       — Эй, — не поворачивая головы, воскликнул куница. — Пацаны?       Из палаты высунулась голова красногорлого ящера.       — Чего?       — Шо случилось? — чуть ниже выглянула морда гиены.       — Глядите.       Сказав это Ховрат показал пальцем наверх: на покрытой пятнами, белой глади шпаклевки, возник четырехпалый след птичьей лапы. Совиной лапы.       Глядя на ровный отпечаток, разношерстный народ собирался, переглядываясь спрашивали, чего все столпились. А тем временем, несколько хищников, включая лиса Кая и куницу Ховрата, взглянули на дверь блока. За деревянными ставнями, из недр лифтовой шахты раздался крик и нарастающее эхо сирены...

***

      Крупный, плечистый мандрил в белом оценивающе смотрел на сову. Зная повадки приматов, Суджи избегал зрительного контакта, от чего санитар, кажется, лишь улыбался. Вслушиваясь в череду указов, нагоняи и перечни правил, в памяти пернатого всплыла беседа, когда-то подслушанная им окна. Все догадки отлетели прочь, когда от примата повеяло спертым запахом табака. Сомнений не было — он и ястреб были теми самыми собеседниками.       — ...Мора здесь уже не в первый раз, поэтому слушай внимательно, чувачок, — сложив руки на поясе, мандрил демонстративно выпятил грудь. — Говорю специально для тебя, повторять не буду. За этой дверью я — твой царь и бог, ты слушаешь меня и делаешь всё, точно как я скажу. Если скажу "стоять", то ты замираешь, скажу "иди вприсяди" — ты приседаешь и топаешь вперед. Будешь канючить или действовать мне на нервы, тогда отправлю обратно, а если ослушаешься или выкинешь че-нибудь...       Он полез в карман белых брюк. Подкинув в воздух пульт, примат словил дейвайс и повел пальцем над единственной, красной кнопкой.       — ...я пропишу тебе пару вольт, вместе с девицей. Чисто за компанию. Ну, не будем о плохом. Работы хватает, поэтому делаем все быстро, не копошимся, и мирно разойдемся, — подмигнув Море, санитар глянул на руки ядозуба, у которой до локтя были натянуты резиновые перчатки. — Раз ты при параде, то будешь снимать белье, а белоснежка пусть толкает корзину. Всем всё понятно?       — Понятно, — быстро ответила ящерица.       — Понятно, — хрипло повторил сипуха.       — Тогда вперед.       И они пошли вперед       Дзынь. Скрип.

      Дзынь. Скрип.

      Дзынь.       Убранство третьего блока нисколько не удивило Суджи. Напротив, оно идеально подходило к внешнему виду клиники, с ее треснутой облицовкой, жуткого вида недостроенных первых этажей, и окнами, похожих на ходы старого, покореженного улья. Так и здесь не было белых потолков, ни плитки, ни белых выцветших дверей — лишь грубая кирпичная кладка, скрытая мраком редких, мигающих лампочек. Юноша не знал, каково в настоящих тюрьмах, но что-то ему подсказывало, что даже там не было настолько мрачно и холодно.       Толкая перед собой огромную корзину, сипуха то и дело поглядывал на пятнистую ящерку с приплюснутой мордой, и на ее браслет, затянутый над локтем. Тех нескольких секунд, пока санитар открывает решетку, могло хватить, чтобы предупредить девушку, но поставленные на каждом шагу камеры вселяли в Суджи сомнения: слишком много помех, слишком мало времени, и он все еще не знал, в какой стороне выход. А тем временем, прошло первые пять клеток, в которых сидели живые звери.       Сидящие за решетками хищники, истощенные, чахлые, с голодными несчастными глазами бросали Суджи в нестерпимую дрожь. Одни звери не замечали проходящую группу, другие же взирали на птицу и остальных с лютой, неописуемой яростью.       Животной яростью и страданием.       Одетые в оранжевые пижамы, с намордниками на голове, звери сидели на койках. Руки и ноги некоторых из них обрублены в короткие культи. Назвать сидящих в клетках "худыми" было бы преуменьшением: их кости буквально обтягивала кожа, с шрамами, следами свежих язв и незаживших швов. В шерсти и чешуйчатом покрове пациентов виднелись голые, розовые участки плоти, словно недавно вырванных из их тела. У каждого без исключения были срезаны когти — не просто сострижены, но стерты до самой мякоти пальцев.

"Ты туда ходил?"

"...однажды. Хватило на всю жизнь."       Дзынь. Скрип.       

Дзынь.

      Мандрил встал у решетки. Достал ключ, провернул замок. При виде троицы, сидящий на койке тощий питбуль вцепился руками в матрац. Сова слышал, как сердце пса бешенно заколотилось.       — Встать! — скомандовал примат. — К стенке!       В ту же секунду, хищник подскочил с места, прижавшись всем телом в кирпичную кладку рядом с унитазом, опустив покрытую отметинами морду в пол.       — Давай, — санитар глянул на Мору.       Ядозуб быстро подошла к кровати, принявшись снимать наволочки и пододеяльники. Пока пятнистая ящерица была занята, встав в паре шагов от питбуля, санитар смотрел на него с полным презрением. Скомкав белье, Мора понесла его в корзину, мельком обменявшись с Суджи угрюмым взглядом. Хоть в потемках за решетками было сложно что-то разглядеть, сипуха видел и слышал всё.       Больше, чем ему хотелось.       Решетка с грохотом захлопнулась. Тележка со скрипом покатилась дальше, и троица подошла к следующей камере. Процесс повторился.       — Встать! К стенке!       Одетый в намордник тигр ощерил на мандрила расколотые клыки. Спустя минуту колебаний, полосатый хищник смирно шагнул в сторону.       Суджи бросил мимолетный взгляд на объектив под потолком. Далеко, впереди перед ним коридор оканчивался развилкой. Погруженная в размышления, птица вновь встретилась взглядом с ядозубом, на этот раз дольше и пристальнее. В глазах девушки возник немой вопрос.       — Чего встал? — мандрил сверкнул на Суджи длинными клыками. — Потом налюбуешься, кати дальше.       Сова сжал стальную рукоять тележки.       Дзынь. Скрип.       

Дзынь.

      Клюв юноши устремился на карманы примата. Дождавшись, пока санитар начнет открывать замок, Суджи наклонился к ящерке.       — Псс... Мора?       — Хм? — вздрогнула она. — Чего тебе?       — Хочешь выбраться отсюда?       Она нахмурилась. В это время примат зашел в камеру, где зверь в наморднике тихо спал в кровати.       — Что? — ядозуб удивленно скривила морду.       — Я собираюсь сбежать. Ты со мной?       — Отбой не объявляли! Встать к стенке! Живо!       Примат замахнулся. Раздались удары и жалобный вскрик боли. Оглянувшись на объектив в потолке, Мора повернулась к сипухе спиной.       — Как? — тихо спросила она.       — В южной стороне есть курилка, — прошептал парень. — Даже если там прутья, мы можем протиснуться...       — А дальше?       Не услышав ответа, девушка посмотрела назад — Суджи лаконично поднял крылья. В ответ ящерица кисло усмехнулась.       — Не выйдет, — повернувшись назад, она покачала головой. — Нас поджарят.       — Я все продумал. Ты со мной?       — Мора, заходи.       Девушка тут же отправилась в камеру, где у стены держась за руку, дрожал небольшой кот. Слушая хныканье хищника, она сняла все постельное, и скинула все в корзину. Санитар закрыл решетку и группа двинулась дальше.       — Да или нет? — едва слышно пробубнил парень.       — ...да.       Мандрил резко остановился, глянув на парочку строгим взглядом.       — Что вы там шепчетесь? А? Может, мне расскажете?       — Простите.       — Кхых... простите.       — Смотрите мне. Ни звука больше.       Очередная камера, очередная остановка. Санитар вставляет замок в скважину, когда вдруг белокрылый закашлялся.       — Кхэхк! Кха-кха! Харык...хых... Хыыых-кхыыыэх...       Поначалу тихий и приглушенный кашель птицы становился громким, задыхающимся. Мора отступила в сторону. Глядя на сипуху, примат и ящерица увидели, как тот отрыгнул большой, покрытый слизью и перьями, синий ком. Ни теряя ни секунды, Суджи бросил шарик недоумевающей ящерице. Санитар шагнул к парочке.       — Эй! А ну прекра-ЫЯЯА-А-А-А-А!!!       Слова примата исчезли в диком крике боли, когда сова вцепился тому когтями в ногу. Штанина брюк окрасилась красным. Суджи резко оттолкнулся второй лапой от пола, метя когтями в колено зверя. Скачок, захват. Лапы водрузились в хрящи и плоть кричащего мандрила, упавшего на левое колено.       В пальцах отдало хрустом пронзенного сустава.       Из камер рядом послышались возбужденные возгласы. Пятнистая ящерица в ступоре следила за происходящим, напрочь опешив от страха. Коридор наполнили звуки борьбы, стоны, сбитое дыхание. Схватившись за разодранное колено, примат позвал помощь, когда сова схватил того за шиворот и принялся вбивать головой об пол.       — Ррагх! Заткнись, заткнись! — повторял дрожащий от ярости сова. Еще секунду назад выглядя зажатым и безобидным, Суджи вцепился клювом в мохнатое ухо примата, пытаясь вырвать шмат плоти. Коридор взорвался воплями и радостными овациями.       Чувствуя, как во рту растекся теплый сок жизни, сипуха сплюнул ухо и кровь. Распираемый куражем, широко раскрыв глаза, Суджи посмотрел на Мору.       При виде окровавленный морды птицы, девушка вздрогнула. Шагнула назад. Санитар все еще стонал, в этот раз держась за голову. Перескочив через него, Суджи встряхнул головой и резко направился к ящерке.       — Плас... пластилин, — будто в лихорадке, запыхавшись сказала птица. — Бери пластилин и... толкай под контакты, сколько можешь...       Сова подобрал с пола склизкий шарик, и скрупулезно принялся совать синюю массу под шокер. Черно-оранжевая ящерка в шоке таращила на него глаза.       — Чего ты ждешь? — возмущенно спросил сипуха. — Шевелись, быстрее!       — Ла-ладно, — приняв остаток шарика, она собрала пропитанную слюной горстку, и размазала под самым ремнем, обволакивая железные зубья. В это время, схватив одну из простыней, парень навесил белье на объективы под стеной. Только сейчас сова обратил внимание на сидящих за решетками хищников: глядя на ползущего по полу мандрила, морды зверей вытянулись в немом ужасе.       Раздался вой сирен. От пронзающего перепонки звука Суджи вжал голову в тело, но пересилив раздражение, подобрал связку ключей. Покончив с шокером, Мора обратила закрытый маской нос на сову.       — И что дальше? — взволновано спросила она.       — Дальше, — повторил парень, обратив сердцевидное лицо в сторону развилки, — дальше...       Звон сирены. Смех бьющихся об решетки зверей. Клацанье пластика... Кнопки?

Шаги.

Много шагов. Бегущая свора из четырех...

Четырех? Пяти. Нет, больше. Намного больше.

Что дальше?

      Его сердце колотилось. В поисках ответа, парень взглянул на корзину с бельем...       Быстро выбежав из-за поворота, вооруженная шокерами и дубинками, группа в белых одеждах узрела лежащего в луже крови мандрила. Держась за порванное ухо и колено, примат еле шевелил конечностями, а в потемках вокруг все было устелено кучей грязного белья.       — Черт, у нас раненный! Скорее, остановите кровь!       — Я за аптечкой!       Прибежавший ястреб живо стянул наволочку с объективов, бросил взгляд на корзину с бельем, и сильным пинком обронил корзину. В камерах поблизости сидели лишь испуганно вжавшиеся в углы хищники. Тогда полосатая птица достала пульт, и начала лихорадочно жать по кнопке.       Ничего.       На фоне воющей сирены слышались только стоны раненного примата.       — Еб твою... Где они? — ястреб посмотрел в тюремную камеру. — ГДЕ ОНИ?       Заключенный ящер молчал, сверля санитара ничего не выражавшим взглядом.       — Куда они смылись?       — БЛЯ-Я-ЯТЬ! Они не могли далеко уйти...       — Вот... аптечка.       — Хорошо. Идите вперед и ищите в каждом углу, в каждом унитазе! Я помогу пострадавшему. Вырубите эту сраную сирену!       — Есть.       Группа двинулась вперед, оставив ястреба затягивать жгут раненному. В это время одна из покрытых кровью простыней открыла черные глаза. Сова посмотрел на одну из скомканных наволочек, откуда торчал пятнистый хвост.       — Не... высовывайся, — полушепотом сказал парень. — Тихо и быстро... за... мной.       — Поняла. Веди.       Пока полосатая птица набирал в шприц морфин, в потемках коридора, на потеху и страх остальных хищников, вдоль решеток незаметно скользили две простыни.       — Ха-ха-ха! Классно ты его порвал!       — Давайте, ребятки. У вас получится.       — Пиздец, нам пиздец, вам пиздец! Всем пиздец...       Суджи резво полз вперед, но тут почувствовал, что ткань за что-то прицепилась. Он посмотрел назад и увидел, что это была покрытая шрамами рука волка... вернее, то, что от него оставило время и сильное истощение.       — Пожалуйста... моя жена, — сжав в лапе грязное белье, на морде зверя побежали слезы. — Передай ей, что я здесь. Меня зовут Рохан, Рохан Ицкевич! Пожалуйста...       Глядя на измученного волка, Суджи растерянно замер.       — Хорошо, — кивнула птица. — Обязательно, я запомню.       —...прошу, пожалуйста, — слезясь, бормотал хищник с облезжей шерстью. — Рохан Ицкевчич, скажите ей...       — Нам надо идти, — выбравшись из простыни, тихо сказала Мора.       Суджи оглянулся на ящерку. Встал на ноги. Сигнализация стихла, но расслабляться было рано — за ними все еще следили вездесущие глаза клиники.       Когда в лицо парня скользнул порыв сквозняка, сова испытал непередаваемую эйфорию. Такое состояние можно было объяснить сходящим мандражом и коктейлем адреналина в крови, но Суджи ясно чувствовал, что выход совсем рядом, пока позади все еще бесновались санитары. Вооруженные связкой ключей, миновав несколько дверей и поворотов, ядозуб и сипуха обнаружили, что решетки закончились, сменившись белыми металлическими дверьми с застекленными окнами.       — Ты здесь была когда-нибудь? — сова посмотрел на ящерку с перчатками и маской. — Знаешь, в какой стороне окна?       Она покачала головой.       — Нет, это красная зона, посторонних сюда не пускают. Зараза... Ой, смотри, вот план эвакуации!       Над ящиком с пожарным рукавом висела схема помещения. В чехарде стен, проходов и стрелок движения, Суджи высматривал путь к выходу, но его взгляд привлекла одна комната со знакомой цифрой. Мора же вела пальцем перчатки по воздуху, оживленно двигая темно-перламутровыми зрачками.       — Да, нашла! Если идти по левую сторону, мы попадем к крайней стене... Там и окно! Видишь?       Нависло молчание. Сипуха не реагировал.       — Пятьдесят четыре, — из клюва парня раздалось неразборчивое бормотание. — Она рядом... да, я могу ее найти.       — Ты о чем? — ядозуб вновь нахмурила брови.       — Я знаю... знаю, куда надо идти, — словно в бреду, тараторил потрепанный парень. — Знаю, да... Мора, прошу, доверься мне.       Зажмурив глаза, Мора окончательно и бесповоротно растерялась.       — Хватит, остановись! Сам посмотри, выход в другой... — лишь на миг рептилия посмотрела на карту, как сипуха упетлял на десять метров вперед, — ...стороне. Аггггххх! О, боги, во что я вляпалась?       Побежав за птицей, очень скоро ящерка в маске услышала бряцанье ключей, а вскоре и увидела дерганного парня, шурудящего у какой-то двери.       — Суджи, — держась на расстоянии, Мора искоса посмотрела на него. — Земля вызывает Суджи, прием? Может, потрудишься объяснить?       — А? Что?       — Например, даже не знаю... что ты сейчас делаешь?       — Я хочу ее выпустить, — дрожащий голосом ответил сипуха. — Пойми, так не должно быть... Это надо остановить.       Не решаясь подходить к парню слишком близко, Мора осторожно глянула в окно двери: при виде связанной медведицы глаза ядозуба стремительно полезли на лоб. Дверь палаты отворилась, и сипуха бесстрашно зашел внутрь.       — КАКОГО ХУЯ ТЫ ТВОРИШЬ?!?       Он остановился перед, кажется, спящей хищницей. Не разворачивая тела, Суджи посмотрел на девушку.       — Ты не понимаешь, — голос парня разил горечью. — Я слышал, что говорили санитары, что они тут делают. Мора, посмотри вокруг. Ты видела того волка за решеткой, ты слышала сама. Все хищники здесь... они не сумасшедшие. Нас держат в заложниках поехавшие упыри, мучают, изводят и используют, пока не забудем, кто мы есть... Или пока не сдохнем. Так не должно быть, это судьба хуже смерти.       Дослушав сову, Мора лишилась дара речи. Ядозуб обратила взгляд на белую медведицу в оранжевом комбезе, плотно привязанную к вертикальной плоскости: желтоватая шерсть гигантской хищницы смотрелась потрепанной, неухоженной, а по ее руками и ногам были стянуты толстые ремни.       На левом ухе медведицы, рядом с лямкой намордника, Мора увидела ярлык с номером — 54. Рептилия оглянулась на объектив под потолком и неуверенно замялась:       — Я... но ведь... Чел, послушай: допустим это правда. Да, дело дрянь и все такое, но тебе не кажется, что это чуточку перебор? Ты действительно готов так рисковать?       Схватившись лапой за лямку ремней, Суджи один за другим освобождал дремлющую       — Готов, — без сомнения сказал он. — Помоги мне, либо следи за коридором.       Мора еще раз оценила габариты медведицы, достигавшей двух метров, а может и того больше .       — Пресвятые рапторы, — сокрушенно буркнула ядозуб, вскарабкавшись по колену зверя. — Нам точно всем пиздец.       Спустя минуту совместной возни, когда ноги великанши были освобождены, Суджи внезапно осекся. Парень приложил ухо к запястью медведицы.       — В чем дело?       — Ее пульс... участился. И дыхание тоже. Кажется, она просыпается.       — Ой, да неужели? — не скрывая паники, воскликнула Мора. — Етить-колотить, как же я рада! Черт тебя дери, давай сматываться отсюда!       Сипуха продолжал снимать ремни.       — Нет, мы не закончили.       — Мужик, да ты видишь размеры этой дуры? — в полный голос крикнула девушка. — Если она плюхнется на меня, клянусь, я тебя с того света достану и в порошок сотру. Слышишь?       — Всему свое время, — странным тоном произнес Суджи. — Шкафы скоро придут, мы успеем.       — Чувак, я не... — вне себя от злости, Мора громко шикнула. — Нет, с меня хватит! Наш выход в паре метрах по коридору, а мы занимаемся тут хрен пойми чем. Что ты с ней сделаешь? За шкирку подхватишь? Я начинаю думать, что, может быть, тебя не зря сюда посадили.       — Мора...       Спустившись на пол, она топнула ногой.       — Заткнись, теперь я говорю! Да, может план с шокерами и камерами сработал, но подобного дерьма я не понимаю. Хочешь, чтобы тебя порвали на куски? Да хоть усрись с этой медведицей, но я в этом больше участвую. Мне своя жизнь дороже!       — Мора.       — Что?!? — ядозуб сверкнула глазами на птицу.       — Я закончил, — отбросив последний ремешок, сказал Суджи. — И-и-и... кажется, она проснулась.       — Мне фиолетово, — устремив средние пальцы в потолок, Мора вышла из комнаты. — Делай что хочешь, я съябываю.       Глядя ей вслед, Суджи тихо вздохнул. Медведица же, тем временем, действительно просыпалась. Относительное маленькие, черные глаза хищницы c биркой "54" начали неспешно раскрываться.       — Прошу прощения, мадам, — неуверенно начал парень. — Мисс... Леди? Эм... Вам нечего боятся, я с подругой пришел вас освободить. Как себя чувствуете?       Хищница сонливо повела огромной мордой, глядя по сторонам, в поисках источника голоса.       — А я внизу! Эм... Да, здрасте. Мы вас развязали, осторожнее, не упадите.       Неуклюже съехав на задницу, 54-ая уперлась мощными ногами в пол. Затем, не спеша, так же спустила передние лапы на землю. Огромный влажный, похожий на губку, нос хищницы начал жадно вдыхать воздух сквозь намордник. Не проронив ни слова, женщина посмотрела на крохотную сову, ростом едва ли достигающего половину ее руки.       — Представляю, какая у вас в голове каша, — сочувствующе сказал парень. — Последствия препаратов, полагаю... Не торопитесь. Спокойно дышите, вас никто не обидит.       Между делом, сипуха посмотрел в сторону коридора, где доносился далекий топот десятка бегущих ног. Времени было в обрез.       — Грррх-хмрррх...       — Да, да, понимаю, — Суджи шагнул назад. — Было бы крайне здорово, если бы мы ушли отсюда куда-то еще. Вы можете встать на ноги? Ам-м-м... Мисс?       Белая медведица теперь дышала полной грудью и уверенно шагала на четвереньках к Суджи. Нет, она явно не собиралась подниматься. В ответ на все слова из ее широченной груди раздалось нарастающее рычание.       Именно в этот самый момент сипуха понял — он жестко облажался.       — Спокойно! — сова попятился назад, расправив крылья в стороны. — Тихо, тихо, я вам не враг. Смотрите, я безоружный. Хотите уйти? Вот, дверь открыта... В чем дело? Чего тебе надо?       Глядя на падающий изо рта громадины слюнявый водопад, ответ напрашивался сам собой, ответ до смешного простой.       — Хе-хе-хех! Сссссука...       Быстрым рывком, медведица набросилась на птицу, навалившись вперед всем весом тела. Отскочив в сторону, сипуха взмыл в воздух, перескочил на другую сторону комнаты, но быстро пожалел об этом, потому как оказался в углу. Развернувшись, хищница с ревом кинулась на него, замахнувшись могучей лапой перед лицом парня. Суджи влетел в потолок, где висела коробочка с объективом, и схватился крыльями за корпус камеры. Одичавшая громадина не успокаивалась.       — Это твоя благодарность, да? — с укором спросил испуганный парень. — Просто слопать? Ни спасибо, ни пожалуйста... Ай... Да чтоб тебе пусто было!       Встав на задние лапы, 54-ая почти сравнялась с совой, и решительно, неуклюже подбиралась к дрожащей под потолком сове. Влажный от слюней намордник замаячил перед сипухой, осознающего всю глубину своего провала. Но он и не думал сдаваться.       — Хочешь меня съесть? — он схватился лапами за намордник. — Шшшшшыхх! Давай, блять, попробуй! Рвввввиииияяях! Я тебе костью в горле стану, тварь такая, кишками рыгать будешь! Агххх...РВИ-И-И-И-И-Я-Я-Я-Я-Я!!!       Болтаясь на искрящих, рвущихся проводах, Суджи бился спиной об стену, из всех сил держась за решетку намордника. Кажется, еще чуть-чуть, и хищница размажет его по потолку, как вдруг их глаза встретились.       — Гррррххх! Фых! Грррр... — медведица пыхнула на птицу горячим воздухом.       — Пхаааааах, шишшшашш!       Она остепенилась.       Взгляд 54-ой устремился на лапы птицы, затем на шокер, где битый час гремел проклятый колокольчик. Всматриваясь на ремень, оскал на огромной, белой морде исчез. В зрачках медведицы что-то сверкнуло, нечто странное, похожее на проблеск ясности.       — Отпусти его! — раздался грозный крик Моры.       Медведица вновь взревела от боли, когда оранжево-черная девушка впилась зубами ей в ухо. Мотая головой, она расшвыряла сову и ящерку по сторонам, ткнулась щекой в стену, ревя от охватившей голову сжигающей, мучительной боли. Но яда хватило не на долго. Придя в себя, рассвирепевшая великанша направилась к лежащей на полу Море. До ящерицы оставалось меньше двух шагов, но вдруг между ней и 54-ой приземлилась белая птица.       Раздался звонкий щелчок.       — Не подходи, — вне себя от гнева и ужаса, сипуха выгнул шею, шатаясь с ноги на ногу. — Небом клянусь, не то пожалеешь!       — Грараррр! Рррррр!       — Щёлк! Шиииашш!       — Ргр-выггрр...       Мора очнулась и увидела перед собой столь безумное зрелище, которое не забудет никогда в своей короткой, стремящейся к концу жизни.       — Они здесь! Почему пульт не работает?       — Плевать! Смотреть в оба, не дайте им уйти!       В это же время из коридора донеслись голоса бегущих санитаров. Выхода нет и бежать им было некуда.       "Действительно," подумала про себя ящерка, "это полный пиздец."       То, что развернулось в следующие секунды можно было списать на божественное провидение или космических масштабов удачу. В своем доселе незнакомом состоянии, Суджи будто проникся всей яростью, всей болью гигантского хищника, сохраняя ту малую частичку здравого смысла, чтобы не броситься в самоубийственную атаку. Его тело больше не принадлежало ему, повинуясь каким-то скрытым, примитивным механизмам. Расправив крылья и шатаясь с ноги на ногу, в голове парня возник только один вопрос — так вот что чувствуют животные перед смертью?       Белокрылый больше не знал, что он делал. Все, что он чувствовал, это колотящееся сердце и неописуемую, распирающую грудь, бегущую по телу жажду. Жажду жить.       Гортанно рыча и фыркая, 54-ая не нападала, но и не отступала, смотря на парня с нечитаемым, диким выражением растерянности или злости. Едва ли в дверном проходе мелькнули фигуры в белом, медведица резко повернула голову. В этот момент из открытой двери выглянул клюв ястреба в белом.       Никогда раньше Суджи и Мора не видели, чтобы существо таких размеров бежало с такой скоростью... Белый локомотив влетел в коридор, и тут же раздались крики, рев и треск выстреливаемых таззеров. Пытаясь подняться на ноги, ядозуб увидела протянутое крыло совы. Воспользовавшись помощью, она посмотрела на парня и чуть не закричала: из мраморной, покрытой кровью маски на нее смотрели две черные, бездонные пропасти. Взгляд Суджи источал нечто дикое, жуткое, будто он сам в любую секунду был готов ее разорвать.       — Ты как? — сиплым голосом произнес он. — Все порядке?       — Д-да... На-наверное.       В коридоре слышался вой сирены, крики, рычания, звуки борьбы. После череды гулких сотрясающих землю ударов, над ребятами разразился истошный плач.       — А-А-А-А-А-А!!! МОЯ РУКА!       Без лишних слов, ядозуб и сипуха побежали из камеры в сторону южной стены, не обращая внимания ни на лужи крови, ни на тела, ни на медведицу, ни лежащую посреди коридора, оторванную конечность... Все что они чувствовали, это манящий порыв ветра.       Они знали — свобода была близко.       Пробежав метров двадцать, беглецы все так же слышали вопли медперсонала. Серые бетонные стены вели их дальше, видя в окошках дверей других заточенных хищников. Ни Суджи, ни тем более ядозубку больше не заботили крики сидящих в камерах зверей, лишь изредка поглядывая назад на случай погони. Хвост был чист, а сама парочка ощущала нарастающий порыв сквозняка.       Вот оно: полуоткрытое окно, алюминиевый стул и кофейная банка, набитая окурками под седушкой. Подскочив к подоконнику, парень хлопнул ставнем, полностью открыв их проход на волю — город в ночных огнях, беззаботно спящий под гул проезжающих машин. В это было сложно поверить, и все таки, у них получилось.       Глядя на городской пейзаж, морда ящерки загорелась огнем вожделенной радости. Не веря собственным глазам, Мора громко захохотала. Без повязки, пятнистая рептилия со счастливой улыбкой открывала сине-фиолетовую пасть. Суджи еще не разделил ее радостного потрясение — видимо, сам до конца не понимал, что произошло за последние пять минут. Но это было неважно, ведь впереди них была воля, и оставалось только...       Смех ядозубки постепенно стих, когда она полностью высунулась из окна. Находясь на самых верхних этажах, перед девушкой открылся не только вид на город, но и шестьдесят с лишним метров свободного падения. На приплюснутой морде девицы выступили нотки серьезного опасения.       Сова спустился с подоконника, настороженно глядя за тылами, где, судя по звукам, творился настоящий ад. Он встал рядом с Морой.       — Итак, — чувствуя напряжение в воздухе, парень болтал руками взад-вперед. — Не хочу портить момент, но нам, как бы, пора того-этого... улепетывать.       — Да, я п-понимаю, — сжатым голосом ответила ящерица. — Просто... Я не знала что будет так высоко...       Заметив ее дрожащий голос и хвост, Суджи зажмурился, резко встрепенулся, по свойски пожав плечами.       — Выше только с крыши! Но мне сказали, там нельзя летать, так что... Ты в порядке?       Мора неуверенно шагнула назад.       — Я... я не знаю...       — Послушай, все хорошо. План таков: я вылечу из окна, спланирую сюда, схвачу тебя и мы спустимся вниз. Изи-пизи. Легчайший маневр, сто раз так делал.       Стараясь звучать убедительным, парень сделал голос пониже, в то же время чувствуя в боках и спине неприятное покалывание. Мора окинула парня с окровавленным клювом и лапами не внушающим доверия взгдядом.       — Мне кажется, твоих крыльев на двоих не хватит, — подумав, заявила рептилия.       — Что ты будешь делать! — напыжившись, Суджи сложил руки на поясе. — Ох уж эти девушки, вечно вы на размер смотрите! То вам мало, то слишком много, то низенький, то высокий... Определитесь уже! Все в порядке, я тебя подниму. Очень сомневаюсь, что ты тяжелее медвежьей головы... Я подхвачу тебя, и мы спланируем, ну, например... Во-о-о-он к тем крышам. У нас получится, доверься мне.       Мора усмехнулась, но радости и уверенности в ее глазах совсем не было.       — Дело не в высоте... Не только в этом. Там, на улицах, намного опаснее.       Услышав это, парень замолк, пристально щурясь на нее. Комичность в его голосе резко пропала.       — То есть, ты хочешь сказать, что там хуже, чем здесь? Т... пфух, что?.. Это розыгрыш... Ты шутишь, да?       — Я не уверена, что ты понимаешь, о чем говоришь, — ядозуб сложила руки на груди. — Мы сможем выбраться отсюда, допустим, но дальше... В столице нам не выжить.       — Тогда зачем ты за мной шла? Зачем согласилась помочь? Нас чуть не сожрали, а теперь ты...       Взгляд девушки сверкал возмущением:       — Суджи, ты меня не слышишь!       — Поверь, я услышал достаточно, — с каменным лицо сказал сипуха. — Из тюремных камер я услышал такие вещи, о которых даже вслух говорить страшно. Мне тошно от вкуса обезьяньей крови во рту, но я кусал, рвал и бился, потому что верил — я смогу. Мы прошли вместе весь путь, но теперь ты говоришь мне, что нам не выжить. Почему? — он шагнул вперед. — Скажи, почему?       Девушка молчала. Отведя взгляд, она с опаской поглядывала на парня краем глаза. Видя, как Мора нервно потирает когтями локти, сжавшись от чувства дискомфорта и страха, Суджи шагнул назад. Он опустил плечи.       — Ясно, — тихо прыснул он. — Ты думаешь, что я псих.       — Чел, я не это имела...       Подняв одно крыло перед Морой, он покачал головой.       — Не надо, все нормально. Правда. Ты не первая, кто так думает. Хе-хе-хе, кхе-кхагх! Кхех-кхык!.. Черт... Забавно, я начинаю к этому привыкать.       Нависло молчание. Взирая на сову со смесью сожаления и крупинкой сочувствия, ящерка все так же не решалась сойти с места.       — Думай что хочешь, чувак, — вдруг бросила она. — Но вместе нам отсюда не выбраться.       Взгляд Суджи помрачнел. Он зашагал прямо на Мору, сжав крыло в кулак. Девушка напряглась. Замерев, она не знала, кусать или бежать прочь, как вдруг услышала звон метала.       — В таком случае, — птица грубо всучила ей в руку связку ключей. — Спасибо за то, что выручила. Желаю тебе найти свой выход.       Сказав это, Суджи вновь запрыгнул на подоконник. Любуясь огнями ночных фонарей, его глаза сощурились от резкого порыва ветра, маняще скользя в его потрепанных, жадных и изголодавшихся крыльях...       — Удачи, — тихо сказала ядозуб позади.       Мора крепко стиснула бряцающую связку. Мгновение тянулось вечность, и вот, белая сова молча шагнул вперед, беззвучно канув в ночную мглу.