Звёзды уровня Би

Город дышал — на закате и на рассвете, звоном проезжающих велосипедов, шелестом срываемых объявлений и болтающимся на веревках бельем. Город пел гулким ревом машин за окном, голосом прохожих, скрипом дверей открывающихся магазинов. Мегаполис взывал к сове, речью неразборчивой, чужой, пока на чердаке стоял запах табака и гнилых овощей. Суджи слушал, отбивая в такт когтями по полу. Свет уличных вывесок пульсацией отражался в черноте совиных глаз. Бросив взгляд на проезжающий фургон, сипуха вздохнул, слабо, поверхностно, насколько позволяли стягивающие туловище бинты. В руках парень держал кофту с капюшоном и ремонтировал дыры на спине и плечах — хватал и всаживал иглу с помощью клюва, что было весьма хлопотно, но со временем приноровился, благо, спешить было некуда. Согласно порядкам доктора Гоухина, птица молчком сидела на чердаке, пока черно-белый силач проводил очередной сеанс с хищником. Хорошо зная особенности сов, медведь сразу заявил парню, что все услышанное в стенах дома останется "строгой тайной", и Суджи запрещено говорить с пациентами ни под каким предлогом, даже за чертой города. Сначала сипуха удивился такому раскладу — видать, у панды гостили сплошные бандюки и проходимцы. Ведь так? Что ж... И да, и нет. Откусив нитку, Суджи оценивающе смотрел на шов: в полумраке узор скакал зигзагами как паутина обдолбанного паука. Без маховых перьев ремонт шел бы лучше, но парень был слишком верен своим крыльям — и доверял им несравненно больше, чем визитеру этажом ниже. Пациентом этого вечера был землеройка. Пискливым голосом, мужчина со скоростью пулемета рассказывал о своей жизни, жалуясь на неконтролируемые приступы гнева. Что характерно, за пятнадцать минут грызун успел чихнуть раз двести и подозрительно часто шмыгал носом, будто был простужен, хотя обмолвился, что ничем не болен. На жизнь землеройка зарабатывал, по мнению Суджи, самой пустой и бесполезной профессией во Вселенной — фондовым брокером. Под душеизливанием пациента, Гоухин хмыкал, писал что-то в блокнот, изредка обрывая нетерпеливого гостя короткими вопросами. Пока панда выводил одно слово, землеройка уже скакал на четвертую и шестую тему, уносясь в такую даль рассуждений, что даже Суджи не поспевал за мыслями маленького дельца. Когда сеанс закончился, панда спокойно порекомендовал мужчине чаще выходить на природу и выдал рецепт каких-то таблеток, пока сипуха сидел на комоде с квадратной головой, как после трехчасовой лекции. Дверь захлопнулась. Проводив клиента к выходу, панда с минуту помолчал, щупая себя по карманам. Чиркнуло. Хищник затянулся, набрал полные легкие дыма, после чего медленно пошел на кухню. — Щегол, спускайся. В темноте щелкнул рычаг — спрятанный механизм спустил лестницу в прихожую комнату, по которой птица зашагала на звук звенящих склянок. Со шприцом в руке, доктор набрал какую-то жижу из пузырька , после чего размешал вещество с водой. На пороге кухни Суджи вдруг скукошился от удара едкой, тошнотворной вони. Когда Гоухин выставил на стол полный стакан с жидкостью, Суджи прикрыл ноздри: — Что это? — Антибиотик-стимулятор, — объяснил великан, подвинув коктейль ближе к сове, — укрепляет иммунитет. Пей. Юноша хмуро глянул на варево, собираясь пошутить, что доктор из доброты душевной таки решил его травануть. Но сдержался. — Чем так воняет? — Лекарством, чем же еще? Если хочешь выздороветь — пей, а нет — дуй в клинику, я с тобой сюсюкаться не буду. — Да ладно вам, док, — юноша пожал плечами, отмахиваясь от табачного дыма. — Мне просто интересно, фу, что вы туда намешали. Гоухин замолк. Кажется, что чудик в перьях действительно не вредничал. Фыркнув ноздрями, панда достал из шухлядки коричневую колбу с препаратом: даже плотно закрытая, жидкость воняла так убойно, будто сотня скунсов разом скончалась в летний солнцепек.       На помойке.       После чего ее подожгли. — Мой препарат — экстракт бамбука с карбоновой кислотой и органической вытяжкой. Еще вопросы есть? Суджи напрягся. Хоть он не имел врачебной корки, зато понимал, что "органикой" в медицине зовут все что угодно — чего стоили передачи по телеку, где зверям всерьез рекомендовали пить собственную мочу. — Простите, какой вытяжкой? — осторожно спросила птица. Нависло молчание. Великан нахмурился, постучал когтями по столу. Лицо медведя сделалось серьезнее обычного, но не из-за злости. Выдохнув завесу дыма, покрытое шрамами лицо сверкнуло жуткой улыбкой, которая быстро сменилось привычной томительно-мрачной гримасой. — Вот что, щегол: я отвечу, но тогда ты должен выпить всё, до дна. Договорились? Сова молча зыркнул на лекарство. Раньше сипуха без раздумий отказался бы от таких условий, но до этого времени мускулист не делал ему ничего плохого. На самом деле, даже угрозы и обидные прозвища Гоухина звучали, скорее, на эмоциях, которые здоровяк неуклюже прятал под брутальным фасадом. Доктор не собирался его отравлять — впрочем, это не убавляло ужасный, режущий глаза смрад. — Договорились, — сморщившись, ответил парень. — Когда живая клетка оказывается на краю гибели, — начал панда, — внутри нее образуется стимулирующее вещество. Оно дает последний шанс клетке выжить. Этот же стимулятор можно добыть при обработке звериной биомассы, поэтому он так воняет. Сначала сузившись черными полосками, глаза Суджи расширились. — В смысле, это сделано из... трупов? Гоухин спокойно кивнул. — Мясокостной муки, — уточнил он. — Теперь пей. Постарайся залпом, так легче. — А! Ну да, это нормально, — нервно усмехнулся Суджи. — Хе-хе-хе, с-супер... ваще влегкую. Вонь трупной вытяжки выворачивало нутро, а отвращение мурашками взъерошило перья от затылка то спины. — ДАВАЙ! — рявкнул Гоухин. Выдохнув, птица резко приложилась к стакану, осушив его тремя мощными глотками. Нос и глотку наполнила спертая вонь гнили и падали. Со стуком поставив посуду, Суджи начал истошно кашлять, плеваться, в мыслях спрашивая себя и Небо, как он докатился до трупоедства. От вида скукоженного парня, панда громко засмеялся. — ПХАХ! Не выблевал? Молодец, щегол. Будешь пить это следующие пять дней натощак, а там посмотрим, что твой организм выкинет. — Бхы-кахых... гхыа-А-А! — глаза Суджи слезились, пока сова чувствовал, как пищевод плавился от душка мертвечины. — Может быть...пфэх... промотаем к той части, где вы даете мне супер-пилюлю, и я научусь ломать стены с вертушки? — Чего? — великан удивленно поднял бровь, затушил окурок в раковине. — Ты что, фильмов насмотрелся? Раздув оперение, белокрылый замотал головой: — Н-неважно. Бррры-блыэх... Это так, мысли вслух.

***

      В гостиной веяло запахом лаванды и меда. Медленно тлея на деревянной подставке, ароматная палочка прогоняла все неприятные запахи и посторонние мысли — то что нужно для вдумчивой беседы. По опыту панды, крепкая оплеуха работала в сто крат быстрее, правда, мало какие хищники соглашались платить, чтобы их лупили ради лечения.       Иногда встречались и такие. Гоухин их очень не любил, особенно из-за стонов "сильнее, папочка" или "затяни потуже". С появлением интернета, все извращуги заперлись по домам, но количество пациентов не убавлялось, а тараканы в их черепушке становились толще, злее и хитрожопее. К счастью, эта встреча обещала быть приличной. Сидя напротив панды, в кресле расположилась самка гиены. Одетая в синий свитер и мешковитые штаны, хищница глядела на доктора большими, печальными глазами. Половину ее морды закрывали длинные, черные волосы, под которыми виднелся безрадостный, но спокойный взгляд — заметно спокойнее, чем в первый день их встречи. Однажды вечером, студенты решили отметить выпускной в клубе гетто, и по такому поводу заказали бараний гуляш. Некоторые отказались от угощения, пока другие шли на поводу мнения окружающих или своих желаний. Уже не дети, но пока не взрослые, разрываемые любопытством пополам со страхом, истекающие слюнями ребята отведали плоть травоядного. В их числе оказалась и гиена Сико. Все случилось быстро. При виде жаренного плоти, страх девушки быстро сменил странный кураж. Подбадриваемая друзьями и одноклассниками, хищница доела свою порцию, хотя не была голодной. Ей даже не понравилось. Затем Сико с облегчением ушла с вечеринки, мечтая забыть об этом случае и жить дальше. На следующее утро, гиена заметила, что ее любимые соевые отбивные потеряли вкус. Родители девушки списали это на простуду. Фасолевые тефтели, молоко и блюда из яиц тоже стали невероятно пресными. Далеко не сразу, растерянная хищница поняла, в чем была настоящая причина, и тогда ее охватил ужас, затем стыд: перед соседями, перед лучшими друзьями, среди которых были лошади, кролики и другие травоядные. Сико больше не могла смотреть им в глаза, она не могла простить себе это преступление, но увы, было слишком поздно — мозг гиены изнывал от жажды и мясных кошмаров, которые могла унять лишь свежая порция плоти. Не зная, как ей быть, гиена вернулась в гетто, дабы утолить голод, где случилась роковая встреча с пандой. Пусть Гоухин называл это простым совпадением, но Сико верила — сама судьба свела ее с доктором Темной аллеи. — ...значит, устроилась кондитером? — медведь почесал мохнатую щеку. Рассматривая бумажный красный фонарик, гиена слабо улыбнулась. — Да. — Нравится? Сико сморщила мордочку. — Да, наверное. Приходится стоять на ногах целый день, отдыхать некогда: то взбивать, то носить и выгружать, — девушка опустила взор на панду. — Вот бы мне такие же руки, как у вас. Мускулист оценивающе глянул на тонкие светлые кисти гиены. — Есть упражнения для предплечий, покажу, если захочешь. А как работается в коллективе? — Нас там немного: я, миссис и мистер Джуничи, — Сико притихла, опустив нос. — Это семья жирафов. — Понятно. Начальник нормальный? — Бывает, крикнет во время запары, пустяк... з-зато мы делаем самые вкусные пирожные в округе! Ам, Гоухин-сан? Я могу попросить их испечь печенье с бамбуком, специально для вас. — Не думаю, что у хозяев будет на это время, — с улыбкой в голосе ответил доктор. — Но все равно, спасибо. Лучше расскажи, как обстоят дела с твоими кошмарами. Сико притихла, робким движением поправила челку. — Пока я работаю, все полном порядке. А во время перерыва, бывает, "накатывает". Особенно ближе к вечеру, когда... ну, когда рынок открывают. Я и не замечала, что у меня такой острый нюх. Представляете, вчера весь вечер слюной истекала, потому что какой-то идиот вез в машине жареный окорок или... я не знаю что!... На последних словах возмущенная гиена почти кричала, однако, ее порыв унял строгий тембр Гоухина. — Это обычная реакция организма, Сико. Не нервничай. — Извините, — она опустила глаза, смотря на желтоватый ковер с рисунком бамбука. — Можно узнать, как долго так будет продолжаться? Панда повел ладонью в воздухе. — Зависит от тебя. Хорошая новость — ты идешь на поправку. Продолжай пить препараты, со временем приступы утихнут и станет легче. Твои родители знают, что ты ходишь сюда? — Еще нет. Но они спалили, когда я пила таблетки: пришлось соврать, что они для похудения. Вроде бы купились. — Лучше объясни им все как есть, а то подумают лишнего. Сико глянула на мускулиста с испугом, будто ей предложили сделать что-то пошлое, но потом насупилась, прикидывая, как долго сможет скрывать походы в гетто. В этом случае доктор был прав — впрочем, как и во многих других. — Хорошо, Гоухин-сан. Я попробую. — Здесь нечего стыдиться, дитя. Ты молодая и сильная, а твоя семья обязательно тебя поддержит. — Ага, конечно! — фыркнула она, начав копаться в карманах кофты. — Вы просто их не знаете. — Не знаю, — кивнул доктор, — но я вижу, кого они воспитали. Этого достаточно. Что там у тебя? Шелестя пакетом, гиена достала из кармана круглые блестящие пластины. — Ваши диски: я нашла те же курсы в электронном виде, поэтому отдаю назад. Спасибо. — Пока не за что, — доктор встал с кресла, выпрямившись в полный, могуче-широкоплечий рост. — Если видения не усилятся, снизь дозу лекарства наполовину. Ну, пожалуй, на это закончим. Тебя есть кому проводить? — Да, подруга на машине заберет, минут через пять, — следом за Гоухином, она направилась к выходу. — Славно. Езжайте отсюда по объездной, так быстрее. Великан открыл дверь, готовясь выпустить хищницу, как вдруг увидел вопросительный взгляд девушки. — Волнуетесь из-за беглецов, Гоухин-сан? Думаете, они еще в городе? — Хм-м-м... вряд ли, — не пошевелив и мускулом на лице, ответил доктор. — Тут без них маньяков хватает. До встречи, Сико. Береги себя. Дверь захлопнулась. Большие темные пальцы вновь потянулись в карманы джинсов, нащупывая корпус зажигалки. — ...это правда? Гоухин замер. Над головой тихо скрипнули доски. — Ты про что, щегол? — вернувшись в прихожую, панда свернул в рабочий кабинет. — Тяга к мясу, — ответил молодой голос сверху, — она проходит со временем? В тишине раздалось чирканье огонька. — Я этого не говорил, — панда затянулся, окинув взглядом желтые заметки на стеллаже, зачеркнул одну из записей. Через миг, краем глаза Гоухин заметил белый силуэт птицы, одетую в криво зашитую кофту. Храня молчание, худой паренек сверлил доктора недоумевающим взглядом. Сквозь завесу дыма Гоухин вновь посмотрел на заметку.

Сико Касаи - 18:30

— Пока она верит, что справится, то быстрее научится с этим жить, — произнес черно-белый медведь. — Значит, лечение поможет. Мясные кошмары частое явление у хищников, даже тех, кто не касался мяса. А что? Звучит знакомо? Сипуха поправил капюшон за спиной. — Типа того. Но я вижу не только плоть... и не только травоядных. Знаете, всякое. Суджи резко замолк, завидев, как здоровяк достал из шкафа бамбуковый арбалет. — Ну-ну, продолжай, — не поднимая взгляда от оружия, сказал врач-охотник. — В клинике мне встретилась пудель, ее звали Джесси. Нас на прачечной поставили парой. Милая девушка, ничего плохого о ней сказать не могу. Она была напугана, поэтому я решил разрядить обстановку, и мы разговорились. В какой-то момент она начала улыбаться, даже смеяться и на секунду я... представил как ее голова лопается в моих лапах. Стараясь не встречаться глазами с пандой, Суджи слышал лишь глухой стук тростника и щелканье бамбуковых деталей. — Давно у тебя такие мыслишки? — чуть погодя, спросил Гоухин. — С восьми лет, кажется. Родные считали, что это нормально, психолог в школе говорил, что пройдет с возрастом. Не прошло. Гоухин хмыкнул. — Тем не менее, это не помешало тебе жить, учиться и вырасти здоровым лбом. С инстинктами все то же самое, щегол. При поддержке близких и силой воли, хищник может подавлять внутренние импульсы, но они останутся с ним навсегда. Это цена рождения плотоядным: либо ты учишься с этим жить, либо сдашься, и тогда голод, злость и чувство вины сожрут тебя изнутри. Сипуха молчал, чутко внимая словам силача, но вдруг усмехнулся на последней фразе. — Угу, — качнув головой, сипуха вызывающе зыкрнул на силача. — Прямо таки "сожрут" ? Будто на свете нет бессовестных выродков. Вместо предсказуемого рявканья, медведь одарил Суджи раздраженным, безгранично уставшим взглядом, как обычно смотрят родители на своего неразумного оболтуса. Пройдя мимо совы, силач достал высоко с полки фиолетовую папку. — Эти, как ты выразился "выродки" нуждаются в помощи не меньше остальных... все заканчивают одинаково, — толстый переплет с хлопком упал на кофейный столик. — Вот, полюбуйся. А я пойду на обход. Не маяч у окон и сиди тихо, скоро вернусь. Слова панды канули в безмолвную тишину, и прежде чем сипуха успел что-то сказать, Гоухин вышел из дома. Думая о мотивах охотника-психотерапевта, Суджи пришел к версии, что некоторые вопросы лучше оставить при себе. Видит Небо, у парня было полно своих проблем, чтобы лезть в душу одинокому медведю, который, фактически, спас ему жизнь. Это, впрочем, не избавляло сипуху от ноющего чувства, что хищник был не таким альтруистом, коим казался. Именно поэтому Суджи битый час рылся по дому доктора в поисках тайников или погребов, куда Гоухин бросает неугодных пациентов. Ни под ковром, ни в стенах сова не нашел пустот схронов — убежище доктора являло собой скромное жилье без роскоши и излишеств, в котором птица ощущала себя на удивление уютно. Тростниковые перегородки, скромные ростки бамбука на окне — даже простой бумажный фонарь навевал на парня чувство покоя и собранности. Без преувеличения, в этом доме все было правильно. Слишком правильно. Наконец, устав шастать в потемках чердака и комнат, белокрылый плюхнулся на диван, достаточно большом, что сова мог запросто в нем утонуть. Огорченный таким ходом дел, парень глянул на кофейный столик, где лежал одинокий фотоальбом, толщиной с кулак панды. "...злость и чувство вины сожрут тебя изнутри." Суджи догадывался, что он увидит в альбоме: фотографии больных хищников, снимки вскрытия, вивисекции или тех громоздких железяк на голове, которые вкручивают шуруп в мозг. Как это могло доказать наличие совести у сотен тысяч извергов, спокойно живущих в обществе — сипуха в душе не понимал. И вообще, кто кроме кучки хипстеров и выпускников школы, пользовался фотоальбомами? Тем временем, близилась полночь, а медведь так и не возвращался. После тяжелого вздоха, от нечего делать, парень потянулся к переплету. С первой же страницы сову встретили понурые морды кошачьих и псовых. В отличие от хищников третьего блока, пациенты на фото носили обычную одежду, хотя чаще стояли почти голышом, и вид у зверей был, мягко говоря, плачевный. На фоне бетонной стены, с фотографий смотрели покрасневшие, испуганные, тревожные глаза. У тощих, истерзанных зверей торчали ребра, позвонки, культи в бинтах, свежие шрамы, содранная чешуя, пораженные лишаем лысые тела и конечности. Что характерно, в "каталоге" доктора не было ни одной птицы. Можно подумать, будто Гоухин не мог их поймать, но Суджи знал настоящую причину: стресс и увечья давались птицам тяжелее, чем другим видам. Стереотип о cлабости и манерности пернатых — вечная тема для насмешек — отчасти имел реальную почву. Не сосчитать, сколько раз сипуха слышал сплетни, как после поедания мяса птицы лысели за один день или изводились до полусмерти. Ровно столько же было историй о пернатых хищниках, однажды отведав травоядного, превращались в супер-героев и пулей взлетали вверх по карьерной лестнице. Без сомнения, такие бредовые басни могли придумать только продавцы мясом. Пролистав до половины альбома, сипуха остановился. Взор птицы привлек ряд снимков, краски которых были заметно контрастнее и детальнее предыдущих. Среди облезлых хвостов, вздутых вен, отметин клыков, когтей на коже и другого великолепия была вклеена фотография молодого волка. Черный нос, стоящие торчком большие серые уши — в футболке цвета залежалой морковки, молодой волк зорко глядел куда-то в сторону. Чистая шерсть на морде и скулах волка была чуть взлохмачена, впрочем, это не мешало разглядеть правильные очертания вытянутой морды, с присущим для волков сосредоточенным, неприветливым выражением. Шею серого парня украшал тяжелый ошейник, но плотоядный совсем не походил на остальных "гостей" Гоухина, и даже близко не выглядел замученным или напуганным. Максимум, на морде волчика читалось возмущение, будто он узнал, что отменили сезон любимого сериала. Так и не скажешь, что он как-то провинился... В провалах стен замерли немые фигуры. Мрак коридора распирает от немого бессилия.       Кирпичные стены в мигающем свете. Стальные прутья сжимают худые, обессиленные руки. Когти стерты до мяса, кончики пальцев покрыты бурой коркой.

По облезлой морде стекают слезы, капая на холодный, бетонный пол.

Пожалуйста... моя жена...

      Скажите ей, что я здесь! Суджи вздрогнул, резко закрыл альбом. В ста метрах от дома, с улицы раздалось знакомое сопение ноздрей и громкие, тяжелые шаги уставшего с дороги следопыта.       Когда дверь дома распахнулась, прихожую наполнил сильная вонь пота. Мускулистая фигура заперла дверь, бросила ключи на тумбочку с зеркалом, потянулся рукой к стене. Раздался щелчок, свет лампы озарил косматое лицо панды, с непроглядными черными кругами на глазах. Сняв со спины арбалет, Гоухин сразу же направился в ванную. На деревянных досках за ним тянулись отпечатки ног, пока в воздухе поднялся едва ощутимый, сладковато-металлический аромат. Под напором воды, багрянец на костяшках неохотно стекал в раковину. Тщательно намылив руки до самого локтя, доктор принялся смывать грязь вместе с остатками слюны, пота и крови. Душ подождет — сперва он хотел проверить, как обстояли дела у чуда в перьях. Хоть медведю не привыкать исполнять роль наседки, сипуха Суджи был не простым косипошей, а сказочным, уделывая даже буйных пациентов — от них хотя бы знаешь, чего ожидать. С другой стороны, паренек не трепал ему нервы и обычно вел себя смирно — до того момента, пока не раскрывал клюв. Так и сейчас, идя из ванной на кухню, панда слышал лишь собственные шаги и гул кондиционеров за окном. Взяв в холодильнике бутылку чая, он смочил горло маленькими глотками, наслаждаясь освежающей прохладой после ночной погони. — Как дела, док? — тихо спросил голос сзади. Повернув голову, панда увидел бледную, вытянутую тень, застывшую на пороге комнаты. Гоухин утер рот локтем. — Нормально, — ответил он. — Чем занимался? Все в доме перерыл? Птица неловко замялся, резко отвел лицо в поисках ответа, как будто он написан где-то на стене. — Слушал фильм у соседей. У вас есть свободная минута? — Ну, до рассвета еще часа три, таки и быть, минутка найдется. Чего тебе? — Что вы делаете с извергами? В смысле, которые "нормальных слов не понимают". — Cдаю на органы, — мрачно пошутил доктор. — Щегол, слышал поговорку? Меньше знаешь — крепче засыпаешь. Парень ничего не ответил, молча сверля доктора взглядом белой маски. Низко рыгнув под нос, панда взял из шухлядки пачку сигарет. В нависшем безмолвии чиркнул огонек зажигалки, и одним пыхом кухня наполнилась дымом. — Ты фотографии смотрел? — вдруг спросил медведь. — Угу. — Какие впечатления? — Будто их маньяк-насильник делал. Скучноватые, если честно. — Пф... Молодежь, вам расчлененку подавай, и чтоб кровь фонтаном хлестала, верно? Я спрашиваю, у тебя хоть какие-то эмоции возникли? Сова покачал головой. — Только вспомнил одного волка из клиники — Рохана Ицкевича. Может, вы его знаете? — Впервые слышу. — Уверены? Он из третьего блока, док. Может, где-то в записях проверите? — Нет нужды, я своих пациентов помню. — Всех? — удивленно спросил белокрылый. Гоухин достал сигарету из пасти, с секунду наблюдал за слабо тлеющим огоньком. Сел за кухонный стол. — Всех. Действительно, за все четыре дня доктор не брал в руки никаких медицинских карт или анкет, ведя только короткие заметки. Но Суджи не отставал: — Тогда для чего вы ведете фотоальбом? — Для мотивации. Стараюсь, чтобы папка не заполнилась до конца. Что касается Ицкевича... Ты ведь знаешь, кого держат в третьем блоке? Любопытство в глазах Суджи резко сменила холодная серьезность. — Я знаю, что в клинику бросают невинных хищников. — Невинных, говоришь? — оскалился доктор. — А не ты часом мне рассказывал про пуделя и взрывающуюся голову? Поверь, с такими тараканами ты бы очутился в дурке в любом случае. — Сказал медведь, который делает микстуру из трупов, — монотонно парировал юноша. — Есть травоядные, которые кровожаднее всех хищников клиники — а вы упрекаете меня за мысли? — Не съезжай с темы, Суджи. Признай, что это твои мысли, твои желания. По твоему нормально — хотеть убивать? Суджи оторопел, глядя на суровый лик великана. Птица нахмурилась, засопела, чувствуя распираемую нутро и голову возмущение и ярость. Спустя миг, так же быстро разозлившись, пернатый резко поник. Его черные глаза растерянно смотрели сквозь Гоухина. — Я не... я не знаю, — прошептал юноша. — Я не выбирал рождаться с этой болезнью. С этими мыслями, с этими... рефлексами. Мне просто хочется быть счастливым. Чувствуя всю искренность и честность ответа, кудлатый великан ощерил клыки, выдохнув клуб дыма в лампу под потолком. — Фу-у-ух... Тогда тебе точно не место в столице. Были здесь раньше ребята, звали себя натуралистами: толпами голяком по лесу бегали, пели, танцевали во славу счастья и вселенской любви. Хиппи недорезанные. — Как будто это что-то плохое. — Конечно нет, если не считать наркоту и оргии с пожиранием, — саркастично произнес панда, смотря на вытянувшиееся лицо Суджи. — Да, да, щегол. А как ты хотел? У хищников голод и похоть рука об руку идут, от инстинктов не убежишь. — Допустим, вы правы. А как же дружба? — раскинув крыльями, спросил сова. — По вашему, травоядные и плотоядные не могут дружить? Встав со стула, Гоухин улыбнулся, кажется, забавленный проблесками юной наивности. — Когда есть взаимная выгода, то могут. Иначе жди беды, — силач принялся искать что-то в столешницах. — Хищник, переступивший черту дружбы с травоядным, рано или поздно съедает объект обожания. За редкими исключениями. Грусть на лице Суджи озарилась искрой надежды. — Получается, инстинкты можно остановить! Но... как? С помощью гормонов? — Нет, главное вовремя дать по мордасам, — пробурчал доктор. — Скажи-ка, Суджи, ты читать местность на карте умеешь? Внезапный и довольно странный вопрос уже не вызывал у сипухи удивления, то ли из-за того, что он уже привык к странностям панды, то ли парню банально хотелось спать. В руках у Гоухина возник сложенный сверток. — Ну, такое, немного разбираюсь. Вернувшись к столу, медведь раскрыл сверток, представив Суджи цветастую, огромную карту города. Сова запрыгнул на стул, чтобы получше ее рассмотреть: покрытая отметинами, кружками и крестиками, она походила на карту матерого выживальщика в пост-апоклипсисе. Или мирного и абсолютно адекватного доктора-охотника. — Тогда проверим, как у тебя дела с памятью, — встав возле сипухи, сказал здоровяк. — Я дам тебе двадцать секунд, ты смотришь улицы, и назовешь по памяти, сколько сможешь. Понятно? — Ладушки, — подумав, ответила птица. — Звучит не сложно. — Прекрасно, — с сигаретой во рту, Гоухин непринужденно коснулся часов на запястье. — И-и-и, время пошло. — Стоп-стоп... Cе-сейчас?! Не поздновато ли? — Если есть время на глупые распросы, то и на тест хватит. Пять секунд!...