Звёзды уровня Би

      Дверь скрипнула.       Облепленный комками чего-то вязкого, коротышка шаркнул через порог, оставляя на полу зашарпанной прихожей отпечатки когтей. Пернатые крылья резко потянулись к щеколде, второпях провернув механизм. Делая это, путник в мыслях усмехнулся: можно подумать, будто дверь защитит его от напастей темных улиц. Без сомнений, будь их воля, мордовороты проломят и стены, и его голову, но сейчас хищная птица хотела покоя, хотя бы на миг.       Внезапный щелчок озарил квартиру светом блеклой лампочки. Путник, весь укрытый серой кашей, не поднял головы: шея и бока горели от боли, ноги косились под весом застывающей смеси. Замерев, он только услышал испуганный женский вскрик.       — КИАН?! Ох, боже! Что с тобой?       — Выру... выруби свет, — сипуха с низким шипением ткнулся плечом в стену. — Сейчас же.       Щелчок, стены вновь охватил мрак. Ткнувшись клювом в пол, Киан увидел голые, тонкие, изящные красные ноги, шустро подбежавшие к нему.       — Небо, как же ты... — дрожащим голосом прошептала длинноногая. — Это что, цемент?!?       Большая рука коснулась спины, затем хвоста и затылка. На ковер посыпалась пыль, перья и бетонная крошка, в комнате запахло строительной площадкой, сыростью, отчаяньем.       — Прошу, только не суетись, — дыхание совы было сбитым и тяжелым. — Дай присесть.       Он съехал на пол, взглянул наверх. В тусклом свете луны над ним возвышалась аист: белая утонченная птица с долгой шеей, в смятой ночнушке, испуганно замерла, взирая на сову.       — Они забрали всё, Юна, — процедил сипуха, — деньги, цистерны... Всё.       Длинноногая подошла ближе.       — Кто?       — Докугуми, — он щелкнул клювом. — Гады блядские, они ждали меня на входе в лавку, потом уволокли на стройку. Думал, они точно меня прикончат. С-сука...       Юна услышала, как сова всхлипнул. Горько, с натугой. Киан зажмурился, стараясь не зарыдать — сделал вид, будто кашляет. Он опустил клюв, и по русому лицу пустились слезы, от горечи, страха, невыносимой боли. Аист подошла к избитому хищнику, боясь прикоснуться или как-то навредить.       — Ну, ч-что дальше? — пытаясь изобразить возмущение, спросила большая птица. — Будешь сидеть у входа, к-как фараон какой-то?       Киан утер лицо, чувствуя, как глаза сильно жгло от извести.       — Я не знаю.       — Понятно. Значит, сначала обмоем тебя. Ну же, вставай!       Киан надулся, покачал головой.       — Не могу. Кажется, у меня сломана-а-А-А-А!!! Аа-а-а!       — Честное слово, ты ведешь себя как ребенок! Так, открытых ран не вижу, значит, не рассыпишься.        С шипением и бранью, птица понесла его в тазик, ведь ванной в затхлой квартирке не было. Аист начала щедро полоскать сову водой — вдвое, почти втрое больше и выше бедолаги, шея Юны согнулась в вопросительный знак. Аист журила его, поливая взрослого хищника из черпака как годовалого детеныша.       Очень скоро шипение прекратилось.       Расплывшись в тазике как белая тряпочка, могло показаться, будто сова потерял сознание, затем вновь пришел в себя, взирая черными глазами на вытянутую шею, и прекрасный, алый, блестящий клюв самки. Юна, поддерживая голову Киана над водой, о чем спрашивала его, но оглушенный болью самец никак не реагировал.       Наконец, убрав из перьев крупные комья цемента и закутав коротышку в полотенце, изящная птица бережно уложила того на диван. Хоть самка аиста вела себя спокойно, разум ее сковал немыслимый, цепенеющий ужас от произошедшего. Кто знает — может через секунду в квартиру ввалятся головорезы, чтобы закончить начатое? Звонить законникам было бесполезно, ведь копы не лезли в дела банд, а все знакомые птиц сейчас могли оказаться предателями.       В это время сипуха подозрительно притих. Изредка моргая на нее черными, как агат, глазами, Киан едва слышно сопел.       Может, и вправду перелом? Или кровоизлияние в мозг?       От мысли, что сова прямо сейчас умрет и она никак не может помочь, Юна опустила голову, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. Внезапно, послышался тихий голос Киана.       — Ты красивая, — прокряхтел он.       Аист удивленно взглянула на него, утерла мокрые глаза.       — Дурак, — фыркнула она.       Настало молчание. Пернатые смотрели друг на друга: в воздухе навис единственный вопрос, на который, увы, не было ответа. Киан все так же любовался аистом, зная, что ничуть не преувеличивал — сидящая напротив него птица высоких и грациозных очертаний была необычайно прекрасна, точь-в-точь как в день их первой встречи. Тогда она играла в каком-то глупом фильме-караоке, пока он сбывал говядину под видом бидонов с молоком. Дела шли хорошо, но все это было мелковато, да и риск себя не окупал. Впрочем, знакомство с молодой актрисой внесли в эту схему огромные перемены.       Мимолетный, пытливый взгляд, пара фраз, и вот, спустя месяц образ Юны раскрылся в новых красках — перед сипухой предстала цепкая и чрезвычайно проницательная красавица, лишь для виду прикидывающейся милой дурнушкой. Слово за слово, и птицы вместе открыли на отшибе мелкую молочную лавку: днем арендованный молоковоз возил по домам бутылки со свежей, белоснежной жидкостью, а под покровом ночи тихо объезжал темные закоулки. Прибыль от этих поездок с трудом вмещалась в мусорных пакетах, которые быстро заполнили все тайники в квартире.       Разумеется, желающих урвать свой кусок стоило ждать. Юна и Киан даже подсуетились задружиться с начальником полиции в обмен на свежую партию вырезки, но теперь было ясно — их защита ничего не стоила, а ведь сипуха только поверил, что урвал фортуну за вертлявую задницу.       Все так же при свете луны, свесив ноги с дивана, Киан старался не шевелиться. Пусть тело совы изнывало от травм, в голове афериста возникла потрясающая ясность. Причин для этого было полно, главным образом, слова ублюдков из Докугуми:       — Гребанные ящеры сказали собрать до конца недели миллион, иначе они укатают меня в фундамент.       Не поднимая глаз на аиста, Киан услышал, как Юна вся дрогнула, а ее сердце заколотилось пуще прежнего.       — Миллион? Миллион, миллион — как в полусне повторяла она. — Что ж это... кхм! Это возможно. Я одолжу денег у сестры, и у брата точно что-то найдется...       — Исключено, — сипуха осторожно махнул рукой. — Сначала гады припрутся, потом лисицы, за ними кошаки, чтоб они все подохли. Не для того я шеей рисковал, чтобы кормить всяких трупоедов.       Долгоногая тревожно уставилась на сову, лицо которого смотрело куда-то в угол. Похоже, не в себе от потрясения, Киан не совсем понимал, что речь идет о крайне серьезной угрозе. Препираться с бандами черного рынка было сравнимо со смертным приговором, и если животного угораздило перейти им дорогу — добра не жди. Нет, уж лучше бежать куда подальше или сразу закопаться под землю.       Пытаясь вразумить сову, Юна продолжила:       — Хорошо, поступим иначе. Мой отец работает инженером в большом городе, за океаном — я давно с ним не общалась, но если объяснить нашу ситуацию, уверена, он нам поможет.       До этого смотревший на укрытую одеялом коробку, пернатый поднял клюв, затем еле наклонил шею влево-вправо, думая над ее словами. Вопреки мнению аиста, Киан отлично понимал всю тяжесть ситуации, как и опасность, нависшую над его головой. Побег из Удавки был самым простым вариантом, но по сути ничего не менял.       — Без разницы, куда переезжать, подонков хватает всюду, — с усмешкой объяснил пернатый делец. — Здесь мой дом, Юна: друзья, сослуживцы, родители. Я не могу всё бросить, понимаешь?       Лик Юны стал мрачным.       — Нет, не понимаю, — она категорично махнула красным клювом словно раскаленной саблей. — Держаться друзей важно, но сам подумай, где они были последние месяцы? Как деньги просить, мы всем друзья, а когда беда на пороге — червя лысого с них вытрясешь! Твоя родня так вообще готова заклевать меня, едва завидев, а теперь будут считать, что я тебя в могилу свожу, хотя сами-то...!       Сжимая кулаки, разгорячившаяся аист чуть ли не кричала, однако, сдержалась. Остановившись, она закрыла глаза и, с дрожащим дыханием, наполнила широкую грудь.       Секунду спустя, Юна медленно выдохнула. Киан видел, как глаза аиста воссияли сдержанной, холодной, разящей ярость.       — Тебя могли убить.       Слова рассекли тишину острой бритвой, оставив в комнате излитый правдой страх — страх потери. Подумав, хищник кротко кивнул головой:       — Могли, возможно. Но не убили, — охнув, сипуха спустился на пол, захромал к прикрытой одеялом коробке поодаль, — и пожалеют об этом. А семье об этом знать не обязательно. Мне есть ради чего жить, за кого бороться. Ради тебя. И ради нас.       Догнав сову тремя шагами, они встали у коробочки. Киан осторожно приподнял покрывало. Там, в окружении четырех грелок, в самодельной люльке из фанеры виднелась идеально белая, гладкая поверхность скорлупы.       — Давай, расти-расти, боец, — погладив яйцо крылом, произнес сипуха. — Да-а-а, мы им всем покажем.       — Или наконец улетим отсюда, — с укором в голосе, вздохнула длинноногая. — Уверена, у него ума будет больше, чем у тебя.       Киан с секунду помолчал, как вдруг рассмеялся, шикнул от боли в теле, но вновь улыбнулся.       — Ха-ха, кхахшшшш! Ну, естественно... Больше ума, чем у нас с тобой разом, даже не сомневайся.

***

      Светало. Где-то далеко в глубинах трущоб, среди вечного смрада и угрюмых лабиринтов улиц, в залитой утренним солнцем комнате лежали две птицы. Совершенно непохожие, ни размерами, ни внешностью, ни образом жизни, их объединяла одна нерушимая цель.       Они не знали, что принесет новый день, но их это вовсе не пугало, ведь птицы верили всем сердцем, что непременно что-то придумают, и вместе пройдут любые трудности. Они обязательно выживут — ради себя, ради друг друга.       И ради своего будущего.