Помнишь Тьму?

      

      Vive ut vivas.       

Живи, чтобы жить.

      Для меня минула вечность, но я ни на секунду не отпускала Мирчу, как и не переставала молить его о прощении. Мой мир рухнул, когда мужчина в моих руках проиграл в схватке Смерти, бившись до конца из последних сил. И снова мой выбор – чья-то смерть, но теперь эта смерть костлявыми пальцами вырвала у меня того, кого бы я ни за что на свете не отдала! Одно из чертовых правил жизни: первыми страдают добрые и отзывчивые люди; если в твоем сердце есть сострадание для других – ты обречен.       Убивая раньше, линчевала себя лично, заставляла проживать те моменты снова и снова, но смерть мужчины, что стал мне небезразличным… мне хотелось выжечь этот момент из памяти раскаленным железом, через глаза, нос или рот – не важно, может даже полностью утонуть в праведном огне, лишь бы хоть немного уменьшить кипящую боль внутри. Мирча мирно лежит на моих коленях, а я снова и снова, как на повторе вижу его распахнутые глаза и рот, то как мужчина царапает ногтями и так разодранное горло. Булькающие звуки бились о барабанные перепонки, от чего казалось, что Мирча буквально кричит в моей голове, точнее пытается. А мутнеющие серые глаза отпечатались на внутренней стороне моих век, от чего при каждом моргании – на доли секунды – лицо мужчины кривилось в предсмертной гримасе.       — Прости меня, если сможешь, если сможешь.       Вещи, ранее приносившие мне боль, сейчас казались смешными и несуразными, демоны тоже покинули меня, оставляя один на один с самой собой. Тишина глубокая и вязкая, поглощала, забиваясь в каждую пору, она шептала то, что было затравлено глубоко в сознании, я знала, что оно всегда было там:       — Тот, кто хотя бы раз был подвержен безумию, всегда будет его носителем, как бы ты не старался скрыться под вуалью или маской добродетели, даже искренне веря в нее.       Кровь остывала, начинала холодить кожу, попутно въедаясь в нее, заставляя пальцы слипаться между собой. Остывало и тело Мирчи. Его тепло уходило в камень, сменяясь обжигающим холодом, через мужчину, он проникал и в меня, заставляя покрыться ледяной коркой мое сердце. В попытке сохранить тепло, прижималась к Мирче, грела его своим телом, перебирала мягкие, кое-где слипшиеся от крови волосы, изредка отрывая губы от виска мужчины. Мне не хотелось бросать его или хоть как-то перестать прикасаться, я боялась, что стоит мне отвлечься хоть на секунду – его утащат демоны, специально затаившиеся для этого.       Слезы давно перестали литься, вместо них и шока пришли апатия и отрицание, даже видя все своими глазами, убивая своими руками, мне не верилось, что я действительно это сделала. Я будто наблюдала за собой со стороны, просматривая сериал или читая книгу, где главная героиня попала в, казалось бы, безвыходную ситуацию, но вот сейчас кто-то придет, что-то произойдет и ее любовь воскреснет. Но никто не заходил, минуты бежали одна за одной, сбивались в часы, а любимый не воскресал, оставаясь таким же неподвижным и холодным. Каким он никогда не был.       — Лада, прости меня! — горячо шептали его губы, от которых не было сил оторвать взгляд. — Я так сильно виноват перед тобой, все, что тебе пришлось пережить из-за меня… я…       Серые глаза выдавали страх и стыд своего хозяина, потемнев они стали похожи на графит, в отблеске факелов подземелья. Мирча не смел коснуться меня, держался на расстоянии, я видела, как он несколько раз одергивал себя. Сейчас мужчина казался мне изнеможённым и болезненным: щеки впали, появились синяки под глазами, волосы взъерошены, будто в них ни раз зарывались руками, губы сухие и обветренные. Куда делся тот холодный и отчужденный князь, выносивший мне приговор на суде? Мужчина передо мной словно не спал несколько дней, в тревоге и метании не смог найти покой, снедаемый какими-то чувствами. Помня, что сказал Дракул – я понимала почему Мирча так вел себя на суде, понимала самого Мирчу.       — Ты, как и я – его пленник. Не извиняйся, — бледное лицо мужчины скривилось как от боли, темный взгляд уперся в стену за моей спиной.       — Нет, Лада. Я – часть его, которая из-за определенных условий не может его ослушаться!       — Мирча, — я подошла к мужчине и взяла его за руку, за все время, проведенное здесь, руки мужчины впервые были холодными, как у мертвеца, — от твоего отца сложно что-то скрыть, еще сложнее противостоять, будучи человеком.       — А носферату – вообще невозможно, он контролирует каждого из них, — молодой князь посмотрел на меня, но будто бы не видел, хмурился, от чего между бровей залегла складка. Мне тут же захотелось коснуться ее, разгладить. Он не должен хмуриться, хватит грозы в его глазах, пусть хоть на душе будет тепло и солнечно то, что он дарит мне, не задумываясь об этом. Поднимаю руку и провожу полосу от лба до кончика прямого носа, затем пытаюсь разогнать синяки под его глазами, прохожусь по скулам, которые мне так нравятся и решаюсь на маленькую откровенность – мажу легким прикосновением по губам князя. Я засмеялась от представшей передо мной картины: сильный мужчина, на фоне которого была маленькой и слабой, замер под моими пальцами, как лесной зверек, казалось, он даже дышать не смел, лишь глубокий взгляд проникал в мою душу. Мне не хотелось убирать руку, переставать касаться его, даже под страхом смертной казни; именно сейчас мир, с его проблемами и горем, отошел на задний план. Нам редко удавалось побыть наедине, но каждая минута, каждый урванный у вселенной момент, я могла прокручивать в голове снова и снова, наслаждаясь ими. Мужчина передо мной – единственный от кого я не чувствую угрозу, хоть, наверное, и должна была бы, но смотря на него, видела своё отражение, скорее всего именно поэтому мне так хотелось прижаться к нему, крепко обнять и заверить, что все будет хорошо! Ведь именно в этом так нуждалась я сама.       Что-то решив для себя, Мирча расслабляется, позволяет себе на миг забыть обо всем, как минутой ранее сделала я. Он закрыл глаза, наслаждаясь моими прикосновениями, больше не хмурился, от чего лицо сразу стало выглядеть более здоровым, пусть отвратительные тени все еще поглощали часть его лица. А затем произошло то, что заставило мое сердце пропустить удар – Мирча улыбнулся, так счастливо и безмятежно, что я вдруг почувствовала себя лишней, нарушительницей, смотрящей на то, что никто не должен видеть, но отвести взгляд от мужчины – выше моих сил. Я улыбаюсь ему в ответ.       — Тени кличут тебя бедой, но почему тогда с тобой моя душа так спокойна и легка? Почему только с тобой я чувствую эту уверенность и силу, за которой так долго гнался? Мужчина – оберег для женщины, он ее крепость, и он ее страж, но ты… — Мирча запнулся и открыл глаза, они больше не были темными и мрачными, наоборот, словно светились изнутри, стали расплавленным серебром. — Как ты это делаешь, Лада?       Глубокий и манящий голос, окутывал теплым шарфом. Опускаю руку, но ее тут же перехватывают и вновь прислоняют к мужской щеке, Мирча трется об нее, а мне щекотно из-за его щетины. Шальная мысль вспыхивает огромным костром в моем сознании: пожалуй, я бы смогла полюбить Мирчу, довериться ему, рассказать о детстве и о родителях, о жизни взаперти и о побегах. Один из таковых привел меня к нему. Однако именно сейчас я бегу из темницы, где-то вдалеке меня ждет Андрей, а я на страх и риск не могу оторваться от другого мужчины.       — Ты бежишь, — это не звучало упреком, скорее очень и очень печальной констатацией факта. Я не могла заставить себя соврать или сказать праву – все ведёт к еще большей печали, но этого и не нужно было, князь прочел все в моих глазах.       — Ты выбрала его? — он не уточнил, но я прекрасно поняла о ком шла речь. Замотала головой. — От этого еще больнее, — знаю, но ничего сейчас не сможет облегчить нашу общую боль.       Я – приговоренная к казни, Мирча – тот, чьими руками приговор будет приведен в исполнение, мы оба – не в состоянии хоть как-то повлиять на это. Я не могу перестать быть Ладой, а он – Мирчей. Сейчас мы нашли друг друга, но расстаемся, вероятно навсегда, снова погрязая во тьме и холоде, в которых жили столько лет; он в замке, а я в чулане.       Мирча вздыхает и поднимает голову к потолку, поросшему плесенью и паутиной, губы шепчут что-то, словно молитву, понятную мне лишь обрывками:       — … силу… сбежать… и… от нас… — а позже уже в разы четче. — И почему единственную душу, что так дорога, я не в силах защитить?       Не успеваю понять смысл сказанных слов, как меня сгребают в охапку, прижимая к сильному телу. Утыкаюсь лицом в грудь Мирчи, чувствую, как он зарывается рукой в мои волосы, а я и не против знаю, что уже пора, но мне никак не хотелось покидать эти уютные объятия. Губы Мирчи находят мои, и я больше ни о чем не хочу думать. Мы прощаемся, вкладываем в этот поцелуй все, что только начали чувствовать друг к другу: нежность, потребность в любви и объятиях, надежду на лучшее, теплящееся где-то глубоко внутри тепло, голод. Мы оба голодны до простых человеческий объятий, эмоциям, что испытываешь, не находясь в опасности или в окружении врагов.       — Я еще никогда не встречал такого теплого и светлого человека, Лада, — короткий поцелуй в лоб. — Будь аккуратна и беги со всех ног. Слышишь? Со всех ног! Не дай ему поймать себя, только не тебя. Я не смо…       — Князь! — по коридору разносится гул шагов и голос стражников. Страх оплетает тело, но я даже не успеваю этого понять – Мирча толкает меня в один из темных проемов в стенах.       — Я здесь.       — Князь? Мы думали, вы отправились к заключенной, вас провести?       — Я передумал, — короткий и емкий ответ. Мирча уходил и забирал свет факела, который снял со стены, чтобы стража не заметила меня.       Тогда было больно, но почему больно сейчас?       Веки налились свинцом, мне еле удается их открыть, слабость в теле заставляет облокотиться на мужчину. Да, так легче. По телу разливалась нега, становилось спокойно и легко, и я блаженно улыбнулась. Ощущение было таким, будто я засыпаю, но еще не сплю или утекаю куда-то, просачиваясь в мельчайшие трещины пола или стен. А затем шея отозвалась такой болью, что невозможно было сдержать вскрик. Эта вспышка заставляет опомниться, вспомнить, что в мире Дракула просто так ничего не бывает! Глаза распахиваются, от боли хочется выть, а руки сжимают ткань дублета, пытаюсь оттолкнуть кого-то, кто до хруста костей сжимает меня в тисках. Мир переворачивается с ног на голову, а я уже придавлена к полу, обездвижена, а кто-то лишь глубже впивается зубами мне в артерию.              «Носферату? Здесь? Пришел на кровь Мирчи?»              Пытаюсь взглянуть на тело князя, но не могу – голову фиксируют немного запрокинутой назад, когти на сильных пальцах вспарывают кожу на лице, а широкая ладонь полностью закрыла рот. Пытаюсь закричать, но лишь стону в чужую руку, но один писк все же удается громким, от чего монстр, напавший на меня замирает. Отстраняется от моей шеи, горящей огнем. Черный силуэт останавливается на против раскуроченного окна – через него пробрался? Жадность, с которой монстр поглощал мою кровь, не оставляем мне и шанса на то, что я переживу эту встречу, поэтому в голове слишком легко возникает мысль:              «Надеюсь в следующей жизни, у нас будет больше времени, Мирча…»              Я готова была к смерти, вот только она не хотела меня видеть, вот и сейчас, вместо того, чтобы покончить со всем, носферату остановился, вперив в меня свои ярко-оранжевые глаза с… красными всполохами? Что?! В этих глазах читалась растерянность наравне с неверием, словно их хозяин только сейчас очнулся ото сна и понял, что творит. А дальше, с меня исчезает тяжесть чужого тела, носферату как ошпаренный отшатывается от меня и заходится кашлем, глубоким и сильным, как при попытке достать то, что застряло в горле. Тело сотрясали спазмы, человека словно выворачивало наизнанку, разъедало изнутри, только когда мужчину стошнило моей кровью, я поняла, что это именно от нее он пытался избавиться.       — Н-ет! — мужчина выдавливал из себя звуки, а хрипота делала голос каркающим и страшным. Хрип перерастал в рычание. — Нет! — взревел носферату, от чего мне тут же захотелось отползти как можно дальше от него, кем бы он ни был.       Кулак с невероятной быстротой и силой врезался в пол, от чего камень вздыбился, пойдя трещинами, мелкая крошка разлетелась по сторонам, доставая и до меня. Гнев волнами исходил от носферату, а пол все продолжал содрогаться от ударов.       — Челов… — кашель смешивался с рычанием, — человечность.       Мужчина продолжал крушить пол, не обращая на меня внимания, он словно забыл обо мне. Носферату взревел, но это слышалось так глухо, будто что-то застряло у него поперек горла, что-то мешало или же наоборот, мешал сам мужчина, подавляя в себе что-то или кого-то.       — Единственное что было у меня! Что он не сумел забрать… у меня! До этого момента!       Я словно превратилась в статую, окаменев, но уже не из-за страха быть убитой, нет, просто поняла, что носферату рычит не от гнева, а от боли и обиды. Тогда пришло и осознание кто сейчас передо мной.       — Мирча? — голос сорвался в конце, меня обжег звериный взгляд, больше подходящий Дракулу.       Князь было дернулся ко мне, но сам себя остановил.       — Твое горло, — я услышала, как громко он сглотнул слюну. Резко вскидываю руку, прижимая ее к шее, морщусь от боли, кожа разодрана, но я будто не замечаю потерю крови. — Прости меня, — шепчет князь. С огромными усилиями, он отводит взгляд от меня и отползает к противоположной стене, полностью скрываясь во тьме. Туда даже свет звезд не доходит.       — Мирча.       — Не надо, Лада! — на меня зарычали. — Боюсь я уже не тот, кого ты знала, — открываю рот, чтобы возразить, но меня перебивают. — Тот Мирча не посмел бы даже подумать о том, чтобы причинить тебе вред, а я…       — Все нормально, все хорошо, Мирча, — мысль, что мужчина не лежит хладным трупом на земле – подняла во мне горячую волну облегчения и радости, но она тут же схлынула.       — Не нормально! — князь никогда не кричал на кого-то, он всегда был спокойным и рассудительным, а его голос – тихим, но низким, а сейчас, я действительно не узнаю Мирчу, хотя так отчаянно пытаюсь… Сейчас же он срывается на крик, слова искажаются от клыков, что лишь добавляло чувство страха. Я не боялась Мирчу, до этого момента, а дальнейшие слова заставили задрожать: — Прошлый Мирча… не хотел бы… оторвать тебе голову, чтобы искупаться в твоей крови.       Мне стало страшно, очень страшно, даже двинуться боялась. То, с каким упоением мужчина произносил каждое слово, а его силуэт не двигался, почти растворившись во тьме… Сын превзошел отца, по силе страха, вызываемого во мне. Это заставляет идти на отчаянный шаг, пищу:       — Мирча…       — Не произноси мое имя! — став мутным пятном для моих глаз, мужчина исчез из поля зрения, а секундой позже уже прижимал меня к полу, вдавливая ребра в камень. Я в ужасе смотрела в бешеные глаза, с остервенением меняющие форму зрачка, то вытягивая его в едва уловимую черту, то возвращая привычную форму на причиняющем боль оранжевом фоне.       Грудь мужчины завибрировала от гортанного рыка, заставив меня покрыться мурашками, а волосы встать дыбом. Мирча… Его теплый и заботливый образ никак не вязался со зверем, что сейчас навис надо мной.              «Он стал таким из-за меня! Это я во всем виновата!»              — Прости. Если сможешь прости меня, я отдала бы свою жизнь, если бы можно было вернуть твою. — Мужчина замирает, словно задумался. — Если… если моя смерть хоть немного уменьшит твою боль и злость, то не останавливайся. Вырви мое сердце, разорви горло, я не против. Жизнь за жизнь, хоть твоя и стоила дороже…       Именно этот мужчина возвращал мне желание жить, а сейчас я хочу верну его ему, даже ценой собственной жизни. Мне нечего было терять, а то, что я сотворила с Мирчей не заслуживает прощения, только искупления. Да будет так. Откидываю голову чуть назад и убираю руку, обнажая шеи и уже имеющуюся рану на ней, кровь медленно стекает по шее. Продолжаю смотреть в чужие глаза, в надежде рассмотреть там родные, с грозовыми облаками и бурей, но их там нет. Чувствую боль в груди от входящих в тело когтей, легкое движение, но я ощущаю их скрежет о свои ребра – костяную клетку для моего сердца.       — Давай, — шепчу, накрывая его холодную руку. Давление на ребро усиливается, зарождающаяся боль заставляет впиться зубами во внутреннюю сторону щеки. Любой звук, изданный мною, может вызвать сомнения в Мирче, а они уничтожают даже самых сильных. Нет, он не должен сомневаться, только не сейчас, иначе позже будет клясть себя за это! Мирча сильный, он сможет, а я для него выдержу все.       Вырывая сердце – вырывай с корнем.       Мужчина склоняется ко мне, касается губами моего подбородка, скулы, проводит носом по щеке и шепчет:       — Я злюсь не на тебя, а на него, за то, что сделал тебя такой. Ты больше не та, какой попала сюда, девушка из другого времени. Смотрю на тебя, но не вижу Ладу, только тьму, холод и… жестокость, даже к самой себе. Ты убила меня не чтобы выжить, а чтобы умереть, — ледяные губы застывают на моих. — Так скажи мне, жива ли ты сейчас или умерла вместе со мной?       Лучше бы он вырвал мне сердце, наверное, тогда было бы не так больно. Задумываюсь над словами Мирчи, прислушиваюсь к своему телу и вдруг понимаю, что боли – нет, но я отчетливо чувствую когти в своем теле. Не больно, не холодно и страха больше нет. Все, что пожирало меня минутою ранее – пропало, а было ли оно на самом деле? Или это память, как в детстве меняет мои эмоции и ощущения? Снова заставляет испытывать чувства отголосками былых воспоминаний? Просто подсказывает каким должно быть мое поведение в той или иной ситуации. Убила – скорби, вини себя в их смерти. Причинила боль – не находи себе покоя, пока не пройдет достаточно времени, и ты не сможешь прийти к мысли, что достаточно изводила себя. Обидели? Злись и не соглашайся ни на что, пока не попросят прощения. А если что-то предлагают или склоняют к чему-то – упирайся, иди наперекор, но ни в коем случае не соглашайся! А что если все мои эмоции – это то, что должно быть, но чего на самом деле не было, и мне пришлось сделать вид настолько, что поверила сама? Что, если я сама никогда не существовала? Жила ли?       — Нет, — выдыхаю в мужские губы, только с ним я поняла это, — я умерла намного раньше, чем забрала твою жизнь.       — Тогда кто ты?       Когда принимаешь реалии, когда начинаешь понимать правила гребанной игры – становится чуточку легче. Ты начинаешь осознавать, кто ты, почему ты, где твое место в этом мире и что нужно сделать, чтобы занять чье-то более высокое место. Благодаря Мирче я осознала простую суть: нельзя отнять что-то у того, у кого даже жизни не было.       Что же тогда остается?       Забирать жизни других, в надежде найти среди них свою?       Или стать тем, кто управляет другими, тогда жизнь каждого из них будет принадлежать тебе?! У меня есть только я, больше нет никого.       Хочу ли я выжить? Понятия не имею. А вот хотела бы я жить, так, чтобы самой решать и принимать решения – определенно. А для этого нужно выжить, даже будучи в когтях Дракула. Сейчас он единственный, кто стоит между мной и невидимой смертью, таящейся впереди, выжидающей момент. Тот, кто хочет уничтожить меня – хочет стереть мое существование полностью, а вот Дракулу нужно лишь сломать меня… что уже в принципе и произошло.       Прохладный ветерок ерошит солому на полу и мои волосы, прислушиваюсь к шелесту, к чувствам, что пока что еще чувствую! Я не кукла, пусть и сломана, местами надломлена, с трещинами по телу. Я не стираю свою личность, а лишь привыкаю, приспосабливаюсь к месту и действию. Делаю то, что не делала раньше – становлюсь иной. Раньше меня наказывали и били за то, что я не такая, какой должна быть, но никто не объяснял какой такой нужно быть, никто кроме Дракула.       Ладно. Я выживу. Чего бы мне ни стоило, я отвоюю у всех свою спокойную жизнь. Или как в жалком подобии жизни, так и в смерти, мне не найти покоя.       Подаюсь вперед, в нежном, но прохладном поцелуе, соприкасаются мои губы с губами мертвого князя. Он не двигается, глаза прикрыты, он будто бы дает насладиться последними мгновениями собой, перед тем как покинет меня навсегда.       — Запомни эти мысли, запомни эту клятву, будь верной лишь себе, — тяжесть его тела испарилась, он ушел.       На его месте я бы сожгла замок в пылающей ярости и гневе, лиши меня кто-либо жизни, но только не он. Даже в облике монстра, он остается верным себе, а мысли… страшные мысли не приходят только мертвецу. Столько раз могла сдаться, столько раз могла опустить руки и позволить османам убить меня, наемникам, что напали на замок, Батори или даже самой себе перерезать горло, но нет, лишь делала обратное – пыталась спастись. Теперь я должна выжить любой ценой, даже если это означает…       Он ворвался в башню излучая лютую ненависть, настолько осязаемую, что стены под ее силой застонали, пошли трещинами, а дверь слетела с петель. Неотвратимый, как природная катастрофа, как смерть, которую ты можешь увидеть лишь вскользь за секунду до точки невозврата.       — Ты! — его рев закладывал уши, а вид заставил бы неверующего уверовать, грешника – молиться, а меня лишь подстегнул к тому, что я уже и так решила. — Убила Мирчу!       Наши лица разделяют лишь несколько сантиметров, смотрю в пол, не говорю, не двигаюсь. Это злит его еще больше, и он буквально врезается своими пальцами в мои щеки, дергает мою голову вверх, заставляет смотреть на него – подчиняюсь.       — Я уже устал повторять, что ты кого-то убила или предала, но ты заставляешь меня делать это снова и снова, и снова! — клокочет, срываясь на рычания. — Ты осознаешь, что наделала, чертова дрянь? Осознаешь кого убила?! Кого обратила в носферату? — Дракул трясет мое тело, как куклу, еще чуть-чуть и он не сдержится и переломает мне все кости.       — Мирчу.       Рев вновь сотрясает комнатушку, а во мне не происходит ничего. Дракул пытается напугать меня? Довести до ручки? Истерики? Поздно, после того, что сделал Мирча простыми словами, меня уже никто не освежует так, как это сделал молодой князь. Мертвый князь.       — Ты даже не представляешь, как сильно я сейчас хочу свернуть тебе твою никчемную шею! Но еще лучше насадить тебя на кол и смотреть, как под своим собственным весом ты будешь опускаться на него все ниже и ниже, пока кол не выйдет из твоей глотки. Не умеешь ценить, то что у тебя есть – я заберу все! — мужчина отшвыривает меня от себя. Падаю на доски, напарываясь на ржавый гвоздь. Железо с хрустом прокалывает кожу, выходя острием из тыльной стороны ладони. С каким-то детским любопытством поднимаю руку, с ней поднимается и часть доски. Смотрю на это, словно за посторонним человеком наблюдаю. Однако быстро теряю интерес, куда более заманчиво медленно вытащить гвоздь, миллиметр за миллиметром. Только когда тишину разрезал звон упавшей железяки, понимаю, что никто больше не рычит и не крушит все на своем пути.       Поворачиваю голову, чтобы встретиться с темнотой капюшона и алыми глазами. Он как демон, что приходил ранее, затаился рядом, выжидающе наблюдая за мной. Прищур делает глаза Дракула очень похожими на глаза драконов из древних сказок и мифов, как тот, что я прочла в библиотеке. Он смотрит зло, но интерес, яркими всполохами разбавляет красную дымку. Дракул не сводит с меня взгляда, от которого кости плавятся, но холод не проходит, он плотно укоренился в моих костях, а пустота – в груди. Им далеко до оранжевых глаз княжича, ой как далеко.       Мужчина до скрипа сжимает челюсти, как сжимает пальцами мою ладонь до хруста. Глубоко дышит, часто вбирая в грудь воздух. Страх ищет? Так нет его, но вижу, и сам уже это понял, руку отпускает, встает и отходит. Дракула больше не пожирает вездесущий гнев, теперь он укутан в холод, точно крыльями отгородился, огромными, с когтями и перепонками, как у летучей мыши. Молчит, но взгляда не сводит, что-то решает? Убить меня сразу или все же на кол посадить, чтобы наблюдать, как я корчусь в муках? Чтобы ты ни выбрал, Дракул, мне плевать! Я буду делать то, что умею лучше всего – быть не бедой, но катастрофой! Отнимая жизни других, буду искать свою, мстить за то, что отобрали ее, буду идти к самому верху, чтобы править жизнями других. Чтобы найти спокойствие и уют, найти нечто свое!       — Платье, — выдавливает из себя Дракул.       Тянусь к пуговицам, развязываю завязки на пояснице, ослабляю стяжки и шнуровку. Руки двигаются медленно, но мужчина более неподвижен, чем камень, статуей замер напротив меня, даже его грудная клетка не шевелилась. Пробитая ладонь отдается пощипыванием, но вот рукава стягиваются, плечи оголяются, ткань платья черной лужицей растекается около моих ног. Знаю, что выгляжу не очень, побитая, в синяках и подтеках крови, в грязи, но сейчас мне стыдно лишь за то, что показывала ему свои слезы.              «Больше никогда…»              — На колени.       Покорно выполняю приказ, но вместо того, чтобы подойти ко мне, мужчина скрывается в тени, оставляя мне лишь силуэт и голос, вместо возгласов победы, я слышу тишину, всепоглощающую и бездонную.       — Кто ты?       Грубый голос разрывает кокон тишины, давя на меня, но я знаю ответ: тот, что заставит Дракула благосклонно кивнуть, слово, что вытащит меня от сюда, правильный ответ.       — Элизабет.       Дракул скалится в победной усмешке. Он подходит ко мне, почти вплотную, от чего его тьма соприкасается с моей кожей. Завитки тьмы лижут мое тело, точно успокаивают, в отличии от своего хозяина, они приветствуют части себя во мне, рады, что обе половинки теперь на одной стороне. Что не нужно более противостоять друг другу, восставать против себя же.       — Кто я?       Пальцы мужчины обводят контур моих губ. Раскрываю их, легко прикасаясь к ледяной коже.       — Мой Хозяин.       Чувствую, как рушится его последнее сомнение, как осыпаются мосты, сгорая в пламени, принятого мной решения.       — В моей голове столько мыслей и желаний, которые я бы с огромным удовольствием воплотил с тобою в жизнь, и которые ты бы не пережила. Но Мирча, умолял меня сохранить твою жалкую жизнь, даже сейчас я слышу его мольбу, а ведь ты столького его лишила.       Молча стою, в ожидании наказания, смиренная, но не смерившаяся с тем, что выпало на мою долю.       — Открой рот, Элизабет, — не думая ни секунды – повинуюсь, от чего мужские губы растягиваются в оскале. Быстрый надрез запястья, и на мое лицо капает темная кровь, а после заполняет рот. Глотаю вязкую жидкость, терпкую с медным вкусом, она обжигает губы, язык, небо, заставляет вновь гореть мое тело изнутри. А я продолжаю пить ее, неотрывно смотря в звериные глаза, пока они не потеряли четкость. Фигура мужчины задвоилась, тьма шептала мне колыбельную на задворках моего разума, и я внимала ей, отдавая контроль. Вены под моей бумажной кожей начали виться черными лентами, каждой клеточкой тела чувствую силу, что перетекает из Дракула в меня, приветствую ее, радуюсь ей, принимаю. Сейчас нет никакой боли, вероятно она бывает только в первый раз, когда кровь носферату меняет тебя, но не обращает.       Я окунаюсь в жар, он всюду, под кожей и на ней, стекает капельками воды по лицу и волосам. Кто-то мылит мои волосы, трет кожу, а мне едва хватает сил чтобы моргать. Перед глазами все плывет, а те, кто находятся рядом со мной – обезличены, темные силуэты, снующие туда-сюда. Вода все еще капает с моих волос, когда сильная рука вьет из пальцев ошейник. Вздрагиваю, но тьма расслабляет, заставляя отдаться на милость самому темному из силуэтов и облокотиться на борт ванны. Чьи-то губы впиваются в мои, а я поощряю, отвечая на вызов, за что тут же была наказана укусом. Грубая рука сжимает грудь, а моя – бортик ванны. Меня тянут за волосы, заставляя откинуть голову, открыв шею. Зубы обхватывают трахею, сжимая, перекрывая мне воздух, в то время как ногти царапают низ живота. Развожу колени в стороны, подталкивая любовника к более развязным ласкам, и меня не заставляют долго ждать. Пальцы чертовски близко, дразнят, но не проникают, издеваются и надсмехаются. Горячая вода заставляет кровь с дикой скоростью бежать по венам, от чего я слышу ее в ушах и чувствую пульс, стучавший в висках. Что уж говорить про небольшой клочок кожи, что распален до предела, заставляющий начисто отключить здравый смысл, и ты уже можешь думать только о мужских пальцах, а не о том, кому они принадлежат и перед кем ты раздвигаешь ноги. Нет, все это пало так глубоко, что до туда не дотянуться и свету, а этим мыслям только и остается – ждать, когда вслед за ними падешь и ты.       Ты так жаждешь лишнего движения, еще одной точки соприкосновения, но получив, понимаешь – мало, чертовски мало, и требуешь еще, снова и снова. Жаждешь, чтобы его руки были тут и там, везде и нигде одновременно, а затем тебя прошибаешь яркая и точно сформулированная мысль:              «Мне не нужны его руки! Мне так необходим…»              И тянешься, хочешь сама к нему прикасаться, пока он находиться так глубоко в тебе, как это только возможно и еще чуть больше. Столько времени, проведенного без контакта с кем-то? Хочется простых прикосновений: ласковых, нежных, словно перышком провели вдоль позвоночника, или ветер разворошил копну волос, и они медленно стекают с твоего плеча – вот чего так сильно желаешь, но в чем так трудно признаться. Ловишь моменты ласк его губами, для тебя они кажутся выше гор, глубже океана, тяжелей тревог и ярче солнца, лишь в такие моменты, становишься открытой, податливой и маска сама собой сползает с твоего лица, обнажая раскаленные слезы в уголках зажмуренных глаз.       Острые зубы сдавливают трахею сильней, заставляя меня скулить, а из вспоротой кожи начинает струиться кровь, смешиваясь с водой в ванне. Любовник слизывает кровь, а мне нравится, от чего жмурюсь, и сама подставляю горло под язык. В подарок за хорошее поведение, пальцы продвигаются еще ниже, но застывают едва коснувшись. Подаюсь вперед, но меня тут же наказывают – ногти впиваются в кожу бедра, фиксируя. Хочу воспротивиться, хнычу, на что получаю дробящее кости рычание. Замолкаю, позволяя мужчине делать все, что он захочет, и снова за кнутом следует пряник – палец проникает внутрь, наполняя, но этого быстро становится мало. Как проклятому Мидасу – мне все время мало!       Перед глазами алый туман, губы терзают клыками, совершенно позабыв, что мне может быть неприятно, а стоит чуть дернуться – прикосновения мужчины становятся еще более грубыми. Ощущаю кожей его оскал, а сама сосредотачиваюсь на ощущении внизу живота. Мало, но что делать? Попросить? Умолять? Подсознательно понимаю – мольбы не помогут, всякое в этой жизни имеет цену, даже человеческая жизнь чего-то да стоит, а значит, если хочешь что-то получить – заслужи. Но что я могу сделать? Что понравилось бы мужчине, что итак имел мое тело в распоряжении? Наверное, лишь то, что находится внутри этого тела, отданное добровольно.              «Кровь!»              Отрываюсь от губ и теперь уже сама подставляю горло для него. Слышу тихое урчание. Ощущаю, как медленно погружающиеся в плоть клыки, так же медленно, как и два пальца проникают внутрь меня. Мышцы тут же сжимаются, меня всю коротит от странного коктейля чувств и ощущений, из груди вырывается громкий выдох. Кожа настолько распалена и чувствительна, что любое прикосновение чревато ожогом. Но вот мужчина меняет положение руки, и соски трутся о его грубую кожу. Вода в ванной уже не кажется такой горячей, в сравнении с ним она – ледяная. Слышу, как мужчина глотает мою кровь, от чего завожусь еще больше, не думала, что во мне есть настолько извращенная натура. Защитные механизмы и моральные запреты давно сброшены с Олимпа, сейчас надо мною властвовали лишь похоть и желание. А мысли вились только о том, что чужие губы прижаты к моей артерии, о клыках в ней, и пальцах, доставляющих мне удовольствие. Не сдерживаю громкого стона, впиваюсь рукой в смоляные волосы, темное желание, как и ее хозяин проникает в каждую гребанную клеточку моего тела. Еще чуть-чуть и удовольствию не будет конца, еще немно…       Но именно в этот момент длинные пальцы выходят из меня, оставляя с рвущей пустотой внутри.              «НЕТ! Черт, нет!»              Сильные руки подхватывают, вытаскивая из ванны, как слепой котенок, утыкаюсь в оголенную мужскую грудь. Долгие мгновения и меня бросают на кровать, простыни мокнут от воды, пачкаются от кровавых разводов. Ласка из его прикосновений исчезла по мановению волшебной палочки. И вот я уже на коленях, между широко разведенных мужских ног. Мужчина рычит под моими губами, хочу коснуться его, но мне это не дозволено. Лишь сильнее насаживают рот на член, от чего я почти давлюсь. Головка члена упирается в горло, пытаюсь расслабить мышцы, но рука, давящая на голову, не оставляет мне шанса управлять процессом. Кулак наматывает волосы, увеличивая темп, дышать нечем, от чего захожусь кашлем, но это не волнует его. Слюна стекает с подбородка, капает на грудь, а из глаз текут слезы. Мужчина неожиданно выходит, а я пытаюсь отдышаться, но меня хватают за горло, будто бы намекая, что не давали разрешения даже на вдох! Цежу воздух, как через соломинку, перед глазами пляшут черные пятна, сознание плавится от переизбытка чувств и асфиксии. Но меня милуют и отпускают, позволяя сделать долгожданный вдох полной грудью, от чего горло сводит спазмом. Теперь уже голова кружится от переизбытка кислорода. А я понимаю, что сейчас о моем удовольствии речи и не идет. Тот, кто еще несколько минут назад был любовником превращается в монстра, жаждущего удовлетворить лишь свои потребности!       Грубые пальцы впиваются в бедра и ребра, переворачивают на живот, заставляя уткнуться в шелк простыни. Рука в волосах фиксирует положение всего тела, а поцелуи маскируют укусы на моей коже, пролегшие вереницей от поясницы до плеч. Мужчина занимает место позади меня, тянет волосы, чтобы я поддалась ему на встречу, но не входит. Нет, вместо этого он решает поиграть в крестики-нолики, взяв в качестве игрального полотна – мою кожу. Когти вспарывают старые шрамы, создают и вырисовывают новые, в этот раз сложнее и витиеватей, проходя несколько раз по порезу, чтобы уж наверняка. Давлюсь комом в горле, почему-то именно сейчас, а не тогда, когда меня трахали в рот, я чувствую безапелляционную власть мужчины над собой. Я дергаюсь, вздрагиваю и дрожу под его когтями, но не плачу, как раньше, нет, принимаю это наказание, уяснив:              «Я не беда. Я бедствие. Все, кто хоть как-то контактируют со мной - обречены»              Имя – это власть. Если ты знаешь чье-то имя, ты уже можешь контролировать человека, но монстр пошел куда дальше. Он отобрал мое, данное при загадочном рождении, отобрал ту власть, что давало другим это слово. И подарил мне другое, а с ним и свою, несокрушимую, абсолютную власть надо мной. А я – приняла. И теперь только он вправе владеть мной. Я лично подписала контракт с Дьяволом. Сейчас его когти рвали мое тело, а он наслаждался этим. Добрался до низа живота, выводя там метку, клеймя меня. Метит, как метит все, что ему принадлежит.       Теней – тьмой.       Семью – гербом.       Жертв – кольями.       А меня – кровью.       Когда он закончил, моя кожа липнет от крови, а я не могу пошевелиться. Но стоит это понять ему, как он снова поит меня своей кровью. Она как наркотик, как афродизиак, спускает меня с моих же цепей, на которых я сижу уже очень давно. В жизни бывают моменты, в которых ты ни на что не в силах повлиять, именно тогда приходит осознание, что стоит отдаться течению, и тебя вынесет именно к тому берегу, на который тебе нужно было попасть. Устав бороться, ты согласен на все, что преподнесет тебе судьба, порой это еще большие мучения, а порой - удовольствие, доселе неиспытанное, но так давно желанное.       Туман вновь скрывает от меня реальность, заволакивает разум, делая меня послушной. Но даже ему не скрыть резкое проникновение и ожесточенный звериный темп. Мужчина не щадит. Его резкие толчки заставляют биться мышцы в припадке, от чего я срываю горло от криков, утыкаясь в подушку, сжимая ее край зубами. Когтистая рука давит на спину, заставляя выгнуться под мужчиной. Звуки в спальне: мои стоны, его рычание и шлепки наших тел - начинали нравится мне. Медленно я приходила в восторг от всего этого. Он груб, но мне хотелось лишь больше и сильней. По неведомой причине, чем яростней становился его напор, тем сильней мне хотелось прогнуться под мужчиной. Чувствовала, что это моя покорность сводила его с ума, буквально видела, как его внутренние демоны берут вверх над ним, как он подчиняется им. Слетает с катушек из-за меня.       Тугая пружина? Раскаленный шар? Все это хрень в сравнении с настоящими эмоциями в преддверии оргазма, единственное, о чем ты можешь думать – о нем, входящим в тебя, о его руках, дыхании, только о нем в тебе! Уловив мой настрой, мужчина лишь сильней вдавил мое тело в матрас, меняя угол, не сбавляя темп. Утыкается мне в шею и стонет, кончая, затем выходит, оставляя меня ни с чем. Буквально отпихивает, как использованный кусок мяса. И лишь тихий шепот на ушко:       — И так будет каждый раз.       Дракул уходит, а я дрожу, сжимая ноги, чувствуя влагу между ними.