Помнишь Тьму?

      Manet omnes una nox       

Всех нас ждет одна и та же ночь

      

      — Иди по следу зверя, и зверь станет твоей тенью, — Дракул стоял, облокотившись о дверной проем.       — А если этот зверь даже в комнату твою не входит?       — Значит так надо, — разочарованно хмыкаю в ответ, но мужчина вдруг добавляет, — или ты его не прикормила.       — Хм… Хорошее предположение, — откладываю свой набросок и подхожу к мужчине. Встаю на носочки и целую его долго и нежно. Он не двигается, руки сложены на груди. Тьма, как всегда, скрывает от меня его лицо, как верная соратница. Но сейчас я увлечена не внешностью. Холодность мужчины отталкивает, поэтому следую ее наставлению и отступаю.       — Вижу, ты сегодня не в духе, — отворачиваюсь, спеша уйти, но меня кольнуло то, как Дракул обошелся сейчас со мной, поэтому с тихим вызовом бросаю, — видимо придется искать другого зверя, что будет более ласков.       Меня резко дергают назад, прижимая к сильному телу. Стоит признаться, мне чертовски нравится, как Дракул стальными цепями обвивает мое горло, мешая сделать полный вдох.       — Повтори, что ты собралась делать? — угроза в голосе заводит меня, от чего трусь бедрами о пах мужчины, а сама, как ни в чем не бывало, произношу:       — Я сказала, что давно тебя не видела, — запрокидываю голову, откидываясь на грудь Дракула.       — А по-моему, ты сказала нечто иное…       — Тебе пятьдесят, видно показалось.       — Вот как? — Дракул кусает мочку моего уха, а его руки сжимают грудь, играясь с ней через ткань легкого платья.       Хлопок поднимается по моим ногам, и длинные пальцы мужчины проникают между ними, я стону от новых ощущений. Но меня затыкает широкая ладонь.       — Чш, лучше будет если нас не услышат, — тело дрожит от хриплого шёпота.       Пальцы двигаются внутри меня, заставляя жмуриться и мычать, царапать обе руки, что сдерживают и оберегают от падения.       — Как же ты пахнешь! — мужчина втягивает воздух, уткнувшись мне в волосы. Он сзади и даже не разделся, только руки без перчаток. Мне не нравится его закрытость! Я всегда перед ним обнажена, а он укутан в броню, словно я не… не его любовница, а враг.       Наседаю на его руку, пытаясь оторвать ладонь от своего лица, медленно, но он убирает ее.       — Разденься, — прошу я. Мне дико не хватало его в пещере, в которой очнулась, хотела его присутствия и всю эту неделю, которую он почти не появлялся.       — Ты знаешь, что это невозможно.       — Я не прошу тебя… ох… снимать чертов капюшон. Призови тьму, но дай почувствовать тебя, — в довесок к словам обвиваю его запястье, такое большое, что мне необходимы обе руки.       Он молчит, раздумывая, но продолжает ласки, от которых подкашиваются ноги. Внутри все горит, но я знаю, что сам Дракул может принести больше эмоций, и пылать они будут ярче и сильней!       — Ты хочешь меня или эмоций? — вопрос задан грубо, таким становится и сам мужчина, что мгновенно отрезвляет.       — Разве это не одно и тоже? — меня бросают, отступая, от чего хватаюсь за стену, чтобы не упасть.       Алые глаза горят, но в них больше нет тепла. Поза скована, пальцы сжались в кулак. Сейчас Влад напоминал того Дракула, который запер меня в башне, который приходил и пользовался моим телом.       — Влад? — мужчина дергается, но едва ли это было заметно, если бы я не всматривалась.       Когда Дракул заговорил, его голос был холодным, не имеющим ничего общего с тем, что демонстрировал этот мужчина несколькими секундами раньше. Игривость исчезла, заставляя меня напрячься:       — Я допустил ошибку, когда позволил тебе верховодить тогда, а себе поддаться тебе, но исправлю ее сейчас. Если хочешь меня — пожалуйста, секс для меня обыденность, если хочешь эмоций — говори, и я вновь отведу нас в ту комнату. Ты получишь эмоции, но не меня. Разграничивай, я не позволю думать тебе, что через постель со мной, будешь получать все и сразу. Либо эмоции, мир без серости, переполнение чувств, но в одиночку, либо со мной, но в черно-белых тоннах. Эмоции и чувства — разные, то какие хочешь ты, иногда идут вразрез с тем, что хочу я. Выбирай: меня или эмоции? — его слова дают смачную пощечину. Эта тупая боль мне не нравится, хочется вернуть ее Дракулу! Поэтому выпаливаю грубо и холодно, в надежде, что мой ответ ударит его под дых так же, как и он меня!       — Эмоции!       — Я так и думал.       Он хватает меня за руку, и тьма выдыхает мне в лицо, а после — мы снова в той комнате.       — Раздевайся, — бросает он мне один из своих излюбленных приказов.       Возбуждение смыло волна злости на него. Хотя, о чем это я, это ведь Дракул! Как он там любит говорить:       «Мы не друзья!»       В обычной жизни — ладно, но я думала, что хотя бы в постели будет хоть какая-то определенность! Сбрасываю с себя платье, держа голову высоко. Нельзя показывать ему, что меня задели его слова. Пусть потихоньку мир снова выцветал, но эта эмоция еще сохранилась.       — Забыла кто главный? — опускаю голову вниз. Даже если бы захотела, ты никогда не даешь забыть о наших ролях. — Волосы забери наверх, — собираю волосы в дулю, — хорошо. Теперь повернись лицом к стене и выбери то, чем я буду причинять боль, которая так полюбилась тебе.       Делаю, что велено и брови сами медленно ползут вверх.       — Плети?       — О, прости, я разве сразу не сказал, что буду сечь тебя, если выберешь эмоции?       Хочу развернуться и высказать ему все, но вместо этого присматриваюсь к плетям. Разные по форме рукоятей, длине и цвету — они должны были навести на меня ужас, заставить сжаться в комок и воспротивиться Дракулу, но я не могу отвести от них взгляда. В голове кружится лишь одна мысль: что я почувствую, когда их кожа соприкоснется с моей? Вниз по позвоночнику проходит разряд, когда прикасаюсь к одной плетке темно-вишневого цвета. Другие не интересуют, а вот она — да.       — Эта.       — Сними и принеси мне.       Она прохладная на ощупь, но пальцы от чего-то жжет. Предвкушение заставляет ощутить сухость во рту. Если раньше я подумала бы, что плеть — это чересчур, то сейчас, прикасаясь к ней, я лишь могла вообразить, что почувствую, когда Дракул применит ее. Протягиваю плеть мужчине, но он не двигается. Мгновение тратится на понимание как он хочет. Тогда я встаю на колени перед ним и протягиваю орудие моей свободы, при этом раболепно склонив голову. В этом всем заключается треклятый парадокс: я ощущаю себя свободной лишь пресмыкаясь перед Дракулом. Чувствую себя собой, переживая тоже, что и в детстве.              «Это не нормально, это требует лечения. Лучше будет, если вы полежите в больнице некоторое время…»              Именно так говорил мой психиатр, но нашелся другой способ лечения, я принимаю эту порочную часть себя, принимаю Дракула с плетью в руках, как лекарство. Мне становится лучше.       — Умница, — отличие в том, что сейчас меня хвалят за подчинение, вознаграждают и причиняют боль лишь когда мне это необходимо. Но Дракул щедр на хвальбу из-за моего смирения к боли, исходившей от его рук.       Дракул подходит ко мне, поднимая подбородок кончиками пальцев.       — Твоя память — твой дар и проклятие. Память — работа сознания и мышления. Я уберу это, — пальцы движутся к глазам, накрывая их, заставляя окунуться во тьму. Ощущения тут же обостряются в несколько раз, и он знает об этом. — Я сыграю с тобой в игру, излюбленную у одного Темного. — Другой ладонью Дракул скользит по моей шее вверх, зарываясь в конечном счете в густоту волос. Я сглатываю, представляя, как мы выглядим со стороны. — Он заставлял своих жертв считать вслух, чтобы они не сошли с ума раньше, чем он наиграется с ними. Каждый новых раз, когда Темный отрывал кусочек от бедолаги, последний обязан был прибавить к исходному числу семь. Однако я поступлю иначе, — слышу шелест одежды и нежный шепот на ушко. Меня бьет дрожью, от понимания того, что Дракул сейчас сам возможно пал на колени рядом со мной. — Ты будешь повторять одну и ту же фразу. «Боль — смысл моей жизни». Повтори.       — Боль — смысл моей жизни.       — Ты же знаешь, что если повторять одно и тоже слово или фразу, оно потеряет всякий смысл? Твоему сознанию понадобится передышка и тогда ты перестанешь кое-что чувствовать, — киваю. — Ты сама выбрала это, здесь ты добровольно, но придется вытерпеть все. Повторяй эту фразу, когда я скажу тебе, вдумывайся в ее смысл. И потеряй его.       Меня подводят к другой стене. С потолка свешиваются цепи с кандалами, в которые минутой позже, заключаются мои запястья. Тело вытянуто в струну. Легкий страх и любопытство заставляют дышать чаше.       — Расслабься, — пытаюсь, но ничего не выходит. Думаю только о том, что прислушиваюсь ко всему, что происходит за моей спиной. Я ничего не вижу, уперевшись взглядом в стену. — Я сказал — расслабься.       Дергаюсь, и кандалы звякают друг об друга.       — Что такое? Я лишь прикоснулся к тебе, пока что рукоятью.       Чувствую ее между лопаток, а теперь на позвоночнике, пояснице, ягодицах. Зажимаюсь, отчего-то именно сейчас вспомнились слова Жаклин, о том, какая я неказистая и костлявая.       — Неказистая и костлявая, — кандалы звякают вновь, но теперь уже от того, что Дракул озвучил мои давние страхи. — Некрасивая, глупая и ненужная, — продолжает мужчина, отрывая от меня кусок за куском. Глаза защипало от слез, но я тряхнула головой, как лошадь отмахивается от мух. — Что ты думаешь об этом? Я прав?       Мужская рука растирает кожу на ягодице.       — Не заставляй меня ждать, Змейка. Отвечай, я прав?       — Да.       Громкий шлепок раздается по комнате, и только потом чувствую обжигающую боль на ягодице. Даже пискнуть не успела, как получила еще один. Мышцы сокращаются, а спина выгибается, но я не смею сделать шаг, уходя из-под удара.       — Мне повторить вопрос? Может ты его не расслышала?       — Нет, я все услышала, только… я правда так считаю.       Новая пара шлепков, но затем горящую кожу накрывает его рука.       — Терпеть не могу костлявых, — мужчина щипает за ягодицу, вырывая из меня шипение. — А теперь ответь, я бы смог сделать так, если бы ты была таковой?       — Нет.       — Нет кто?       — Нет, Хозяин.       — А так бы я смог сделать? — Дракул сжимает мою грудь, она отлично помещается в его ладони.       — Нет, Хозяин.       — Тогда, получается, ты солгала мне? — теперь растиралась кожа на спине. Тепло разносится по всему телу, контактируя с прохладой комнаты, вставшие соски ноют. Боли от шлепков недостаточно, я не чувствую той канонады эмоций, что в прошлый раз.       — Да. Прошу простить меня, Хозяин.       — Сообразительная, — кожа под его пальцами горела, но я упорно не могла понять зачем Дракул это делает. — Что ты должна делать?       — Повторять фразу, Хозяин.       — Какую?       — Боль — смысл моей жизни.       Свист и боль пришли одновременно. Кожа на спине отдалась такой резкой болью, что я подавилась воздухом. Будто упала в прорубь.       — Черт! — пальцы впиваются в металл, зубы бьются друг о друга, ноги почти поджимаются, но это длится буквально мгновение. После которого я задыхаюсь уже от цунами эмоций. Пытаясь проанализировать каждое — теряюсь в их водовороте, но окончательно уйти под «воду» мне не дает грозный оклик.       — Ты нарушаешь мой приказ?       — Боль — смысл моей жизни, — хриплый и надрывающийся голос не имеет ничего общего с моим настоящим, но сказанная фраза сообщает мне, что это все же говорю я.       — Умница, — передышки нет, и новый удар опускается на ягодицы.       — Боль — смысл моей жизни.       Дракулу больше не требовалось напоминать мне о моей роли и обязанности. Я, как заведенная, повторяла ее вновь и вновь, раз за разом, стоило мне отойти от яркостей испытанных чувств.       — Боль — смысл моей жизни.       Удар!       — Боль — смысл моей…       Удар!       — Боль — смысл…       Удар!       — Боль…       Удар!       — Боль… Боль… Боль…       — Повтори эту фразу еще тысячу раз, и она потеряет всякий смысл. Без смысла — нет существования. Следовательно, ты не испытываешь боль, но испытываешь эмоции!       «Ты — маленькая дрянь!»       Да. Я такая, Жаклин.       «Она — грязное пятно на моем роду! Гнилое яблоко!»       Да. Я такая, отец.       «Да кому ты сдалась, фригидная?!»       Да. Я такая, Конрад.       «Ты — беда, овечка…»       Да… Я такая, Андрей.       Да. Я такая.       — А мне ты нравишься такой! — распахиваю широко глаза и тут же жмурюсь от яркого солнца.       — Что? — я лежу на земле, легкий ветерок колышет траву над головой.       — Я говорю: ты мне нравишься такой, — поворачиваю голову и утыкаюсь в яркие серо-голубые глаза. Широкая улыбка заставляет проявиться ямочки на щеках, уже давно не пухлых, как в детстве. Светлый блонд сильно контрастирует на фоне буйной зелени, но его это мало интересует. Всегда собранный и сдержанный по обстоятельствам, сейчас расслабленно закинул руки за голову и улыбается мне, как делал это всегда. — Ты чего загрустила так?       — Абель?       — Привет, сестричка, ты снова плакала? — только он может сказать эти слова так, чтобы мне не было обидно. — Ну-ну, хватит. А то никто тебя замуж не возьмет, придется мне тебя с собой везде таскать, я не железный, а ты тяжелая.       Слезы застилают глаза, смазывая картинку, но я смеюсь сквозь них.       — Я не тяжелая!       — Ой, кто тебе это сказал? Я таскал тебя! Мне видней! Ауч!       Пихаю брата в плечо, от чего он притворно ахает.       — Ты ударила меня? Ты только что ударила меня? — пихаю его вновь. — Ты… Ты ударила меня еще раз?! И тебе не стыдно, хулиганка?       Брат щелкает меня по носу, как в детстве, из-за чего поддаюсь странному для себя порыву — обвиваю талию брата, утыкаясь ему в грудь. Он высокий и большой, он всегда меня защищал.       — Божечки-кошечки, в России тайга вымрет?       — Нет, — бурчу я в его одежду.       — В Антарктике льды растают?       — Нет, — ткань заглушает меня, но брат все равно все слышит.       — Тогда там вымрут медведи?       — Абель, в Антарктике нет медведей.       — Вот видишь! Несвойственной тебе любвеобильностью, ты уничтожила бедных медведей на севере!       — Антарктика — это юг!       Абель поджимает губы, постоянно так делает, когда не может переспорить меня — то есть всегда.       — Ладно, они просто сбежали из-за тебя с юга на север, — выражение лица брата, понимающего всю безнадежность своих попыток выиграть, заставляет меня злобно захихикать.       — Хихикаешь, как маленький гоблин!       — Если я — гоблин, а ты мой брат, то кто ты?       — Обаятельный, красивый, молодой…       — Как умно с твоей стороны, что ты не упомянул свою глупость.       — Вот видишь, я еще и умный! — секундная заминка. — Эй!       Я снова смеюсь, а Абель обнимает меня, прижимая к себе сильней.       — А вообще, я понятия не имею, как ты это все держишь в голове.       — Это легко, помнишь, ты учил меня искать Малую медведицу, чтобы найти Полярную звезду? Арктика имеет греческое происхождение из слова «Арктос». Переводится, как «медведица», там же и живут медведи, то есть на севере. А Антарктика имеет что-то типа…       — Приставки «анти» к слову «арктика». То есть противоположность медведям.       Я насупилась:       — Так ты знал это с самого начала?       Абель мягко улыбается и заправляет мои волосы за ухо.       — Ну я же должен был дать тебе выиграть, ты ведь моя младшая сестренка. К тому же, у тебя повышается настроение, когда ты кого-нибудь растопчешь своим научным багажом и кошёлкой фактов!       — Да ну тебя! — звонкий смех брата заразителен, вот уже и я улыбаюсь широко.       — Злюка, знай, где бы я не был, я всегда с тобой. Чтобы ты не сделала или кем бы ни стала — я всегда буду на твоей стороне. Любой, кто говорит иначе — не заслуживает, чтобы ты его слушала.       — К чему это, Абель?       — Просто знай, если тебе говорят, что ты плохая, значит тебя хотят видеть такой, а если говорят, что слабая — докажи им обратное, — меня настораживают слова брата, но я впитываю, как губка. — Присядешь?       Брат говорит кому-то за моей спиной. Повернувшись, вижу Мирчу.       — К сожалению, не могу, — он печально посмотрел на меня.       — Уже забираешь ее? — я переводила непонимающий взгляд с одного мужчины на другого и обратно.       — Да, ей пора вернуться.       Резко вскакиваю:       — Я никуда не пойду! Я хочу остаться здесь, с братом!       — Тебе не нужно его бояться, Лада, — брат встает следом.       — А я и не б… — запинаюсь. Здесь собрались те, кого я не хотела бы обманывать. По сути, Мирча не виноват, что Намтар использовал именно его облик, чтобы свести меня с ума. Я бросила того, кто был добр ко мне с самого первого дня. Да, он — князь, у него полно подданных, но не друзей. Было заметно, что он хорошо ладит с Лукой и Андреем, но сейчас последнего нет, отгородилась и я. Лука — Тень, у него есть обязанности, в итоге Мирча снова один, как и я когда-то…       — Прости, — мужчину очень удивляют мои слова.       — За что? — искренне и спокойно.       — За то, что бросила тебя. Оставила и думала, что это мне одной плохо. Ты ведь тоже один остался, — снова эти слезы, но не стираю их, даю им волю.       — Лада, я большой мальчик, — качает головой князь.       Хочу броситься к нему, но вспоминаю, что Абель тоже здесь. Означает ли это, что мы больше не увидимся? Бросаю взгляд на брата, а тот смотрит на меня с теплой улыбкой и кивает мне.       — Я всегда с тобой, — говорит он мне, и я точно знаю, что это правда. Бросаюсь к брату обнимая того, что есть мочи.       «Я тебя тоже»               В будущем обязательно вернусь к тебе, братец, но пока нужно стать сильней, чтобы выжить самой и помочь это сделать Мирче! Влетаю в объятья князя и понимаю, как скучала по нему все это время, как его не хватало мне.       — Просто, прости, прости! — мужчина обнимает меня, кажется, я завалила нас обоих. Он гладит меня по волосам, успокаивает и шепчет, что все в порядке.       — Змейка? — поднимаю голову и вижу, что больше не скованна цепями. Мы с Дракулом на полу, он обнимает меня, как до этого Мирча. — Успокоилась?       Заторможено сажусь, продолжаясь пялиться на Дракула. На руку что-то капает — слезы. Быстро вытираю лицо, помня, что мужчина презирает их. Прислушиваюсь к своим эмоциям, веду плечами.       — Ты вылечил меня?       — Нет, — Дракул проводит по плечу рукой и показывает мне окровавленные пальцы. Не веря в то, что вижу, сама касаюсь плеча и отдергиваю руку, когда нащупываю свежую рану. Глаза Дракула — алые, значит я могу видеть цвета и испытывать эмоции, но почему-то…       Сглатываю вязкую слюну:       — Я не чувствую боли…       — Это временно, чувствительность скоро вернется.       — Ты про это говорил? Сказал, что я перестану чувствовать кое-что.       — Ты потеряла сознание от переизбытка чувств и эмоций, по крайней мере я так думал, но все же была в сознании, просто стала не восприимчивой к боли, ушла в себя.       — Спасибо.       — За что? — тихо и спокойно.       — Я увидела брата. Это многого стоит, — на меня наваливается дикая усталость, настолько сильная, что я просто утыкаюсь макушкой в подбородок Дракула и больше не могу пошевелиться.        Как я оказалась в своей комнате, а порезы затянулись коркой — понятия не имею, но на утро, а точнее дело шло уже ближе к вечеру, проснулась с ноющей болью во всем теле. Но это была приятная боль. А ближе к ночи, меня ждал тот еще сюрприз.       Все, что мне известно — меня нарядили на Литу. Праздник колеса года, языческий и неотвратимый. День солнечного солнцестояния — самого долгого дня в году, после которого ночь будет отбирать свои права, отрывая клыкастыми челюстями куски от светлой части суток.       Чувствую себя странно, будто не я сейчас стою на опушке леса. Сюда меня привел Лука, здесь же и оставил, забрав плащ, под которым скрывалась.       — Он вам больше не нужен, госпожа, — голова Луки опущена, он не смотрит на меня, лишь руку протягивает, забирает ткань и уходит, перед тем поклонившись.       — Что мне здесь делать?       Носферату останавливается, но не поворачивается, всячески избегает меня взглядом.       — Иди по следу зверя, и зверь твоей тенью станет, госпожа.       По следу зверя, какого только? Ладно, вряд ли бы Дракул спасал меня от Батори, чтобы просто бросить на съедение каким-то зверям в лесу. А может зверь — сам князь? Внутри леса захрустели сухие ветви, заставив меня насторожиться. Кто-то приближался, а у меня нет ни оружия, ни подходящих веток поблизости. Как в чертовом лесу нет веток?! Тем временем на опушку вышел темный силуэт с черной шерстью и костяной мордой.       — Орф? — пес Дракула дергает ухом, вальяжно направляясь ко мне. Его шерсть отливает синим цветом, что не было заметно раньше, хотя ничего удивительного, если с тебя не сводит пытливого взгляда существо, которое и глаз-то не имеет! — Где твой хозяин, дружок?              Волк рычит, а инстинкты просто вопят, чтобы я бежала, но Орф догонит меня в два счета! Он уже обходит меня, обнюхивает, а затем и вовсе пробует мои пальцы на вкус. Хорошо, что пока только лижет их.       — Ладно. Это знак, что я вкусная или что мы подружимся? — пес фыркает, демонстрируя мне, какую, по его мнению, я сморозила глупость. — Понятно, дружбу ты не водишь, как и твой хозяин. Запомню.       Вдруг на траве вспыхивают синенькие огоньки под лунным светом, подсвечивая следы Орфа. Их хозяин как раз направился в глубь леса, но остановился, ожидая, решусь ли я пойти за ним по следу.       — По следу зверя…       Так вот, что имелось в виду. Стоило мне приблизится к огоньку, как он тут же пропадал, возникая под лапой Орфа. Опасливо я следовала в тёмную чащу, ведомая еще более темным существом, к его Темному хозяину. Вся эта ситуация настолько «темная», что я невольно вспоминаю дурацкую детскую страшилку про темный-темный город, где есть темная при темная улица и так далее. Это становится настолько комичным, что я хихикаю, тут же получая внимание волка.       — Прости, вспомнила кое-что смешное.       Орф снова фыркает и дергает ушами. Интересно, как они крепятся к черепу? Мне известно, что помощник Влада — не совсем живое существо, но то каким он выглядел — было весьма любопытно и по-своему красиво. Словно в одном сосуде смешались жизнь и смерть. Сильное тело, огромный рост, но при этом вместо головы — обнаженный череп. Мне хочется его зарисовать, но под рукой нет ничего, поэтому обречённо вздыхаю, стараясь переложить «зарисовки» на свою память. Когда вернусь в замок, обязательно сделаю наброски! Мой интерес к зверю настолько затмевает страх, что опомнилась я лишь тогда, когда Орф замирает, почувствовав мою руку на своем боке.       — Мягкий…       Орф медленно поворачивает свою морду ко мне с тихим рычанием.       — Прости, прости! Больше не буду!       Еще несколько секунд он не отворачивался, от чего по позвоночнику пробежался холодок, заставивший меня отступить от зверя на шаг. Лишь после этого Орф продолжил движение.              «Лада, какая же ты иногда бываешь тупая! То к Дракулу полезешь с обнимашками, то к Орфу и…»              Я запнулась от того, что кто-то держит меня сзади. Чертыхаясь на чем свет стоит, снимаю свой шлейф с корявого корня. Ну конечно, теперь-то палок хоть жопой жуй! Все в моем платье! Его швы цепляются за запекшуюся корку на высеченной коже, сдирают ее, освобождая кровь. Черт! Ночная прохлада ласкает тело, платье, если его вообще можно таковым назвать — совсем не спасает. Еще менее закрытое чем то, в которое меня наряжали Невесты. Что-то среднее между пеньюаром и платьем из кружева и предка органзы. Наряд, подошедший бы для оргии, а не посиделок у костра или что там еще устроит Дракул? Волосы убрали в прическу и накрасили глаза, да только зачем, если все это закрыла собой маска? Она — единственное, что действительно прикрывало часть моего тела, а «платье» было просто для вида.              Ужасным было то, что я совершенно не чувствовала себя неловко в нем или вульгарно. Мое тело буквально прикрыто прозрачной тканью, а мне это даже… нравится? Покрутившись перед зеркалом, осталась в диком восторге, более того, моя шаткая, но бурная фантазия понесла меня дальше, в красках описав, как на меня будет смотреть Дракул!       Мысли об ожившем смертном грехе выливаются румянцем на щеках и гулом в груди. Девушка в зеркале глупо и даже наивно улыбается, ее глаза горят, пальцы переплетаются в нервном танце.       — Так, а ну прекратить! — ладошки больно приземляются на и без того алые щеки, но это отрезвляет, однако зеркальный двойник все еще сводит мышцы лица в улыбке. Мысли в голове ураганом метаются из стороны в сторону: зачем же Влад послал мне это платье? Что он хотел этим сделать? Может я что-то упустила, и Владу просто нужна компания, как тогда на ужине?       — Влад, — произношу его имя, как нечто запретное, и тут же расплата настигает меня — губы горят, как от перца. Холодные пальцы касаются пылающей плоти. — Не-ет. Я же… Я же не могла. Или могла?.. — по ту сторону серебряного напыления, глупо хлопая глазками смотрела я сама. — Нет. Ты просто трахаешься с ним. Занимаешься сексом… наверное.       Плюхаюсь на пуфик около зеркала и как ужаленная быстро вскакиваю, чтобы не помять подарок Влада.       — Черт! — ругаюсь сама на себя. — Черт! Это явно стокгольмский синдром, до того, как о нем вообще что-либо узнают! С чего я начала думать, что нахожусь в сказке?              Жизнь с Дракулом на детские истории не похожа. Он не принц, скорее — чудовище. Но это еще хуже! Не хватало чувствовать себя в повести о Красавице и Чудовище! Утыкаюсь в зеркало, рассматривая себя: черные волосы, такие же глаза, бледная кожа… Сейчас я красивее, чем раньше, но это дело рук Дракула, я не родилась такой! Но такой бы смогла сойти за Красавицу, если бы не шрамы, которыми меня пометили. Сквозь прозрачную ткань видна буква «V» на коже.       — В той сказке меняется Чудовище, превращаясь в прекрасного принца Адама, а в этой… от укусов и ран — я превратилась в него.       Мне должно быть больно — это ведь обычная реакция на нечто разрушающее. Но ее нет. Бель любили, да, у нее не было матери, но любящий отец всеми стараниями заменял обоих родителей. У меня мать была, только есть кое-что похуже смерти родителя — его полное отсутствие в жизни чада. Ты становишься сиротой при живых родителях, когда им нет до тебя дела, и все, о чем они думают — как бы ты не вылез из чулана во время очередного гребанного званного ужина! Равнодушие убивает, именно этим занималась моя мать. Если отец ненавидел меня, то мама ничего не делала, чтобы защитить. Мы разные, Бель.       — Ты испытала боль — найдя Чудовище, а я испытывала боль, чтобы найти его.       Пальцы накрывают «V», словно таким образом могу прикоснуться к своему Чудовищу и снова наполниться его силой. Вижу слезы у той — зеркальной. Она выглядит слабой, с синяками под глазами и нервно теребящими ткань руками. Совсем не та сила, что я чувствую внутри себя. Она все еще лелеет надежду, что ее полюбят родители, что другие дети не будут измываться над ней, что жених не изменил — все просто показалось! Всхлипывает беззвучно, бесполезная влага катится по фарфору, но мои щеки — сухи.       — Понимаю, за что тебя все презирали! — теперь к обширному списку добавилось и мое имя.              Плевать на прошлое! Плевать на Ладу! Плевать на слабость и сожаление! На ожидания и надежду! Плевать! Не проси — бери!       Подсвечник тяжел, но летит метко и быстро, вдребезги разбивая прошлую меня, только по краям еще осталась серебряная паутинка. Причудливые линии складываются в узор прутьев клетки, навечно запирая за собой моего двойника.       В ларце поменьше было кое-что еще.       — Маска? — подушечки пальцев аккуратно касаются застывших в золоте змей. В этом произведении искусства были совмещены странные формы и пропорции, но в первую очередь в глаза бросались стили исполнения: Древняя Греция в построении самой маски, как у актеров античного театра и Древнего Египта — змеи, как капюшон кобры, стекали вниз, путаясь в волосах, придавая им золотистый блеск. — Медуза Горгона.       Золото было потертым, а кое-где и вовсе потемнело, но это не уменьшало красоту маски, наоборот, вызывало ощущение, что ты держишь в руках нечто настолько ценное и древнее, что само время оставило на нем свой отпечаток. Не буду удивлена, если у Дракула действительно она из прошлой эры. Чем дольше я смотрела в темные прорези маски, тем больше убеждала сама себя, что кто-то или что-то смотрит на меня в ответ. Кожу лица закололо, будто бы металл уже впился в нее, что же будет, когда я ее надену? Нетерпение и интерес заставляют поддаться вперед. Я буквально слышу ее шепот, голос тихий, едва различимый, больше похожий на шипение змеи, нежели на женский. Странно, почему подумала, что он должен быть женский? Медуза Горгона была сначала осквернена, затем проклята и в конце убита Персеем, и все из-за того, что девушку возжелал Бог, по чьей земле она была грешна ступать. Знакомый сюжет.              Отринув страх, мы наконец-то видим свои мечты и цели, маячившие где-то в далеке, но маска близко, с ней чувствуется некое родство, точно я когда-то давно ее потеряла и забыла об этом. Потребность в ней возрастает с каждой секундой. Холодный металл обжигает, он и кожа смешиваются, сцепляются в единое целое, и даруют мне новое лицо. Золото закрывает верхнюю часть лица, змеи обвивают виски, вьются на шее и груди, по спине, тонкие нити тут же теряются в черной копне волос, изредка мелькая и, стыдясь, тут же прячутся.       Хочу взглянуть на себя в зеркало, но ткань печально шелестит, когда рама встречает меня черной дырой, а осколки зеркала возле нее — кристальным отблеском от свеч. Вполне возможно, что именно из-за этих огненных зайчиков или уродливых трещин на остатках зеркала, но мое отражение больше не было хлипкой и ноющей девчонкой. Могу поклясться, у той меня глаза светятся, а на губах играет злорадная ухмылка! Женщина в отражении была ожившим огнем, но глаза — крупинки льда, этот контраст давал странные ощущения, тебя будто бы медленно, но верно окутывали цепью, которую ты не замечаешь, по ногам, по рукам, шею. Тебе нечем дышать, но ты не отводишь взгляда, не смеешь, это кощунство, это смертельно опасно, да ты никогда бы и не посмел. Змеи шевелятся на ее груди, смешиваясь в ожившие ожерелье, несущее смерть всем, кто посмеет ни то, чтобы надеть, но просто коснуться. Всем, но не ей, их хозяйки и их Матери.              Треск веток заставляет вновь вернуться в лес. Орф низко рычит, его уши нервно дергаются в разные стороны, он ловит какие-то звуки, чуть позже их слышу и я. Волк пятится, но поравнявшись со мной, останавливается. Шерсть встает дыбом на загривке, когти вспарывают землю. Мне не нужно больше знаков опасности, хватаю корягу, на вид хлипкую, но руках она держится крепко и решимости придает.       Тишина. Мы с Орфом замерли, рыская глазами между стволами дерева, пытаясь высмотреть того, о ком я не имею ни малейшего понятия. Ветер не колышет кроны, сверчки смолкли в траве, кажется, даже луна стала светить тускней. Что-то надвигалось на нас, но что?       Щелканье. Кто-то игрался, щелкая языком? Что за черт? С ближайшего дерева падают листья, а щелканье разносится прямо над головой! Щелк! Щелк! Нечто невообразимое и гадкое падает на меня с дерева, от чего захожусь криком и попытками сбросить что-то с себя. Щелк! Над ухом. Щелк! Возле шеи. Щелк!       — Орф!       Щелк! Но в этот раз щелчок сопровождается глухим хрустом. Волк Дракула держит в пасти нечто маленького роста. Конечности выгнуты, как у паука, кожа сморщена, собрана складками на лице, но большей жути на меня нагнал рот, утыканный зубами, расположенный на… макушке. Черные глазки-кнопки поблескивали.       — Что за черт?! — Орф откидывает мертвую тушку, а до меня доходит, что именно это плюхнулось мне на голову! Дрожь отвращения прерывает щелканье. — Он здесь не один?       Орда таких мелких уродцев вываливает из леса, скалясь своими ртами и злобно, как крысы, поблескивая мокрыми глазами. Первый было ринулся, но Орф был быстрее, хруст костей и тушка растоптана и вдавлена в землю. Ко мне бросились с другой стороны.       — Пошли нахрен! — сухая ветка разлетается от первого же удара, но с ней разлетается и череп засранца. Взамен первой палки быстро нахожу другую и пускаю ее в ход! Чем-то напоминает бейсбол или русскую лапту, только мячики крупней, но так даже легче попадать. — Иди сюда, уродец!       Но он вдруг останавливается, отвратительно щелкая, отвечая своим, а потом вдруг разворачивается и бросается наутек. В таких случаях на родине мамы говорят: пятки сверкают. Поляна стремительно пустела.       — Пф. Обиделись, что я вас уродцами назвала? Ну подумаешь! — разгоряченная кожа на плечах вдруг ловит тепло чьего-то дыхания, заставляя напрячься все тело и теперь подумать головой. Уродцы убегали так, как если бы испугались кого-то… точно не меня и Орфа, тогда?..       Мне не нужно прокручивать это в голове дважды, поэтому с разворота бью палкой наотмашь, но ее ловят без особых усилий. Легкое движение и еще несколько секунд назад крепкое дерево обращается в труху на глазах. Пячусь назад.              Пушистые ресницы открывают глаза, подобные моим, настолько чёрные, что кажутся провалами в глазницах. В них что-то шевелится, что-то поистине древнее и непостижимое даже за несколько жизней. Тонкие губы изгибаются в кривой ухмылке, но это совсем не портит его красоту, напротив, это дает шанс избавиться от участи быть поглощенными его глазами. Черные волосы короткие, челка откинута назад, но стоит мужчине слегка наклонить голову, как несколько косичек мелькают за его спиной. Они бы слились с мраком вокруг и личным, принадлежащим только этому мужчине, если бы не различные украшения в волосах. Неестественно бледная кожа резко контрастировала с черными одеждами: удлиненной жилеткой и легкими штанами, больше похожими на шаровары. Как и я — босой. Единственным ярким акцентом являлись золотые браслеты на предплечьях и несколько цепочек на запястьях. Этот мужчина представлял собой смесь мрака и золота. Странно, но от него ничем не веяло, словно он ничего не представлял собой или был и вовсе обделен энергией.       Громко втягивая воздух, прищуривается. Обводя меня заинтересованным взглядом, он тихо произносит:       — Каков дух...       Его голос был мягким и тягучим, таким невольно заслушаешься. Я настороженно смотрела на незнакомца.       — Разве тебе не молвили, что смотреть таким как я в очи опасно?       — Каким таким как ты?       Меня игнорируют. Вместо ответа незнакомец протягивает руку к морде Орфа       — Не совет…       Волк утыкается мордой в мужскую руку и поворачивается, подставляя спинку.       — Сторожишь нашу госпожу, егоза? — зверь издает что-то среднее между фырканьем и обреченным вздохом. — Ну-ну, считай ее младенцем по нашу сторону, а ежели так, то с младенцами возиться приходится.       — Извините, но кто вы такой? — ноль внимания. — Извините, — мужчина откровенно плевал на мой интерес, на меня и на вопрос. Что, черт возьми здесь происходит?! — Я сказала, кто ты такой?! — меня пронзает взгляд, которым можно убить, просто посмотрев на кого-то.       — Коли начала раздавать приказы, то иди до конца, госпожа, не отступись, а ежели оступишься — тут же схоронят, да костей не сыщешь. Так и будешь блукать да выться по среди леса, с лешим да мавками хороводить. Надобно тебе эту ночь до зарницы перебить, глядишь побратимами станем.       Слова мужчины лишь сильней запутывают.       — А что будет этой ночью?       — Лита, горемычная. Святки, пляски да песни… у людей.       — А не у людей?       Мужчина снова усмехается.       — Под масками лики свои хороним.       — Почему тогда ты без маски?       Мужчина наконец-то отрывается от Орфа.       — Я в ней.       — Разве? Слова «маска» подразумевает что-то вроде этого, — указываю на свою маску, незнакомец осматривает ее долгим взглядом.       — Все мы носим маски, у каждого она своя… Твоя однако особенная, нет у других таковой, мастер постарался на славу, думается мне — это венец его творения.       — Не вижу на тебе маску.       — Смотришь ты на нее, — слова слетают с его губ, и последние чернеют и гниют, обнажая верхнюю и нижнюю челюсти, глаза покрываются бельмом. А все остальное остается неизменным, подобно восковой маске. Мановение руки и передо мной снова красивый мужчина. — Каждый свою носит, Змейка, не смея чужую напялить.       — Как ты меня назвал? — произносится грубо, но сейчас не до церемоний. Кто он такой, чтобы так меня называть?!       — Как взъелась однако. Любо поди, когда один тебя так кличет? — взгляд не отвожу, продолжая буравить. — Полно. Странно не звать Змейкой, коли выглядишь таковой.              «Так меня вырядил Дракул. Неужели снова его игры в переодевания с Невестами?»              — Каковы очи злые.       Отмахиваюсь толи от комплимента, толи от замечания:       — Ты не представился.       — Ты тоже.       — Ты знаешь меня, а я тебя — нет.       — Досадно.       — Издеваешься?       — Разве я могу?       Хочется вмазать по этой раздражающей ухмылке и стереть это расслабленное выражение лица! Делаю глубокий вдох.       — Не нападаешь, к тому же нормально общаешься с Орфом, значит уже не враг.       — Уверена? — это было сказано таким тоном, что захотелось тут же сжаться, а еще лучше — сбежать. Но я прекрасно помню слова, сказанные ранее, этим незнакомцем.       — Да, — делаю вид, что говорю уверено и громко, на что получаю одну поднятую бровь.       — Жалкое зрелище из всех, что выпадали на мою долю, но попытку, так уж и быть, засчитаю. В любом случает, дух твой не из робкого десятка. Может это и вскружило голову мальчишке?       — Мальчишке?       — Князю нашему, — на мой непонимающий взгляд, мужчина громко цокает. — Ты кличешь его Дракулом.              «Дракул — мальчишка? Ничего глупее не слышала! Кому в голову придет такое?»              Теперь уже я присматриваюсь к мужчине. Не похоже, что он боится или храбрится, так отзываясь о Владе.       — Ты его недолюбливаешь?       — О не-ет, по моим речам не смекнешь, но я — его побратим. Друг. Близкий.       — У него нет друзей.       — Так можно молвить и про сынов, но в какой-то мере все нофсерату его чада, — мужчина вальяжно подходит ко мне. — Почему упорно он не хочет взять тебя в семью?       — А вы в его семье?       — Относительно, — уклончиво и быстро, даже как-то машинально, значит не правда или что-то не совсем так. Вдруг вспоминаю Симеона и его разговоры про маски. Мне нужно снять эту наигранность, так ведь? Сделать так, чтобы незнакомец забылся, перестал думать о том, чтобы держаться определённой роли. Но как? Злость? С Батори прокатило, но что-то мне подсказывает, что с ним такой трюк не проканает. Шрам на груди отзывается тупой болью. Да и новых не хотелось бы.       — Относительно — значит нет.       Мужчина хмурится:       — Уверена?       — Угу. Будь ты семьей, как выразился, то назвал бы нашего князя отнюдь не Дракулом.       Незнакомец вдруг широко улыбается, удивляя меня ровными зубами. Видимо я уже подсознательно рисую всем клыки и рога.       — Так-так, — протянул он, — неужто решила в игры со мной играть? Остерегись, горемычная, не ходи в воду, не зная брода. Выдать секреты много легче, чем схоронить. А уж чужие выведать и тем паче.       — О чем ты?       — О том, как томно да с придыханьем Дракула своим князем назвала. Уже отдала ему свое сердце? Чувствуешь же влечение к князю. Глупое сердце, идущее наперекор горделивому уму. Ты ведь видишь его в себе? Видишь и себя в нем, лучшую себя, лишенную изъянов да грехов, а главное — способной вершить самой свою судьбу. Без указаний из вне, хотя… с другой стороны — мораль, которая оплетает тебя висельной удавкой, диктуя направления, куда ступать. Ведь любой, шаг в сторону, означает задохнуться в собственных угрызениях совести. Стать своего рода жертвой личных демонов. Слабые живут с удавкой, а сильные мрут, дабы обрести свободу, обращаясь для других в монстра. Тогда возникает дельный вопрос, люди винят монстров за их грехи или потому что им самим не хватило сил на изменение?              Мужчина умолкает, а потом вдруг смеется, от чего проступают ямочки на щеках.       — Прошу меня простить, просто Влад предостерег, что любо поиграть тебе в игры с масками да посовать свой нос куда не просят, потому-то и был готов к этому ходу.       — Так вот оно что, а я уж было подумала, что наконец, нашла того, кто мастерски орудует магией слова. То, что было принято за дарование — не деле оказалось лишь заученным текстом.       Лицо действительно остается восковой маской, но мужчина хватается за грудь в области сердца и притворно канючит:       — Вы раните мое ссохшееся сердце, миледи.       — Вы правы, сложно ничего не чувствовать к столь мощной загадке. Темной, сильной, которую даже полностью увидеть нельзя, лишь созерцать издалека. Вы ведь понимаете, о чем я?       Кивающий до этого мужчина, шел прямо в расставленную сеть:       — Верно им сложно не…       Запинается, понимая, что выдал себя. Глаза опасно блеснули, но тонкие губы ухмыляются. Нужно идти до конца.       — Так может быть весь твой монолог был вовсе и не обо мне? Кажется, в этой мини-истории есть герой помимо меня, восхищающийся Дракулом.       — Опасна, подобно гадюке, — хитрый прищур. — И да, и нет, горемычная, мне действительно повезло лицезреть легенду воочию, но я не падок на чары князя. Это оставляю тебе. Но позволь кольнуть еще немного, ты ведь сначала действительно подумала, что я — это он, — дергаю плечом, но для незнакомца это тоже ответ. — Человек, приблизившийся к Богу среди людей, и его посланником среди Темных. Кто может похвастаться таким стальным характером? Такими людьми трудно не восхищаться или не проклинать, однако я всего лишь летописец, и мне жутко интересно, чем окончится ваша история.       — Стоит ли надеяться на счастливый конец?       Незнакомец долго смотрит мне в глаза, словно там написан финал, а после произносит печально:       — Надежда — единственное, что нам остается. Однако, мне ведома одна былина, сказывающая, что даже великая лада двоих, что являются целым, может обратиться в яд, убивший по прошествии обоих.       — Что за история?       — Легшая в основу почти всех празднеств Колеса года. Слыхивала ли ты про Балаура?       Киваю:       — Миф о древнем правителе и его княжне. Сказка про древних Богов.       — Верно, Ворон-князь предал друга, почти загубил и забрал, как трофей, его жену.       — Но тот восстал, перевоплотившись в Балаура. Он отомстил Ворону и вернул жену, после ее смерти.       — А ведомо ли тебе, что было далее?       — Далее? Миф заканчивается на том, что они вдвоем «пожрали мир», — в голове рождается странная, но такая правдивая мысль, находящая подтверждения в параллелях. — Влад — отражение Балаура? Стало быть, я княжна-Змея? Он только и делает, что зовет меня Змейкой!       Мой собеседник гипнотизирует меня взглядом.       — Нет, княжна предала своего супруга. И впредь наш князь, подобен Балауру — имеет только Невест и одну княжну на оборот года.       — Как предала? В легенде сказано, что она стала подобной ему.       — Всегда тянутся противоположности, а коли вы одинаковы, то рано или поздно один захочет быть главней. Их видели отражением друг друга, и тогда каждый из них возжелал быть единственным, кто отбрасывает тень.       — Если они оба хотели стать главными, тогда Змея не предала Балаура, а лишь нанесла удар первой.       — Нет, горемычная, княжна-Змея выбрала сына, а не отца, — это не было похоже на ответ, скорее намек, но на что? — Былины — это то, что происходило давным-давно, но сказ мира ходит по цепи кругом. Что было, наступить может вновь.       Так много вопросов, хочется узнать абсолютно все, но понятия не имею с чего начать.       — Так вот вы где, — со стороны леса доносится нежный голос, а из тьмы к нам выходит его хозяйка. Подходит к мужчине и кладет руку на его плечо, но незнакомец перехватывает тонкую кисть и целует. — Я уже заскучала там.       — Преклоняюсь пред твоей красотой, Госпожа Леса.       Действительно, женщина выглядела великолепно, начиная от длиннющих черных волос, падающих на голую грудь и заканчивая раскрашенными темными узорами пальцами ног. Грация и фурия. Она держалась великолепно, совершенно не стесняясь своей наготы, наоборот, будто специально демонстрировала мужчине все свои лучше стороны. Множество золотых украшений на шее и руках, перекликались с заколкой в волосах в виде черепа ворона с иглой, пущенной через пустые глазницы. Почему-то только сейчас мною была замечена такая же голова на жилетке мужчины.       — А ты все такой же подхалим, Хранитель древних знаний.       Из леса метнулась еще одна тень поменьше, юрко она бросилась к женщине, и вдруг обратилась в кота прямо на плече незнакомки.       — Ну конечно, как же без тебя плешивый.       Женщина провела острым ноготком по щеке мужчины.       — Верно милый, именно он согревает мою душу холодными ночами, пока мой муж плетет чужие нити судеб.       — Сегодня я весь твой, госпожа, на всю ночь.       Женщина разочарованно вздыхает:       — На самую короткую ночь в году.       — Зато каку-ую, — они ворковали, как возлюбленные.       — Вы — пара? — они переглянулись между собой.       — Мы женаты, — усмехнулась женщина, — но довольно долго находились далеко друг от друга, — ее глаза округлились, и она резко повернулась к мужчине, будто что-то вспомнив. — Наша дочь? Как она? Она здесь?       — Иголка? Да, уж должна была явиться, — мужчина улыбается мне, а я понять не могу, реально ли они назвали свою дочь «Иголкой» или это шутка и такое прозвище.       — А я смотрю, ты внемлила моему предостережению, молодец, Змея.       Внутри груди становится холодно.       — О чем вы?       Медные глаза смотрят цепко, выискивая слабые места. Ее взгляд отличается от того, как смотрит на меня мужчина. Она — хищник, так и ждет, что я оступлюсь или совершу что-то непоправимое, а незнакомцу интересно, он весело наблюдает за театром действий. Но одинаковым было одно — они знают обо мне что-то, о чем я даже не догадываюсь.       — О предсказании.       Сначала не понимаю, о чем она, а после присматриваюсь к ней. Не может быть!       — Не может быть! — повторяю уже вслух, — ты ведьма из шатра! Но… как? Там ведь была старуха…       — О, так ты все же узнала меня, поразительно.       — Человек может менять маски, но повадки остаются прежними.       — Ну-ну, хорошенько запомни эти слова, когда-нибудь они ударят тебя наотмашь.              «… не быть тебе больше Ладой…»              — Ты знала, что он даст мне другое имя! — почти рычу, гнев подобно чуме расползается по телу!       — Ты сама спросила, что я могу поведать тебе. К тому же это произошло бы, даже без предсказаний — ты его по праву рождения. Да и родилась только для того, чтоб его стать.       — Так вот зачем провели ритуал? — тихий голос мужчины отвлекает нас обеих от перепалки. Заметив это, он лишь помахал рукой, — о, молю, продолжайте.       — О каком ритуале идет речь, милый?       — Коли поведаю тебе, придется и ей, — мужчина кивает на меня, — а ей этого ведать не надобно.       Женщина делает резкий выпад вперед, пихая мужчину в плечо.       — Во-первых, она уже услышала «а», значит говори и «б». А во-вторых, я тебя просила не говорить так, меня это жутко злит и напоминает о Руси! Ты столько знаешь языков!       — Уверен, что люб тебе лишь один, которым я владею просто превосходно, — плавное движение языка, и женщина не отводила глаз от губ мужчины.       — Так! Я на этот трюк больше не куплюсь! — женщина разворачивается к мужчине спиной, длинные волосы, повинуясь хозяйке, хлещут неугодного по лицу. — А я вижу, ты приняла дары нашего князя. Нашла Смерть на коне и пала перед ним на колени.       Я оцепенела. Она права, все ее слова оказались правдой: на Дракуле был доспех в том лесу, когда мне пришлось встать на колени, чтобы спасти Андрея. А возле убежища с Дамиром, он и вовсе был на коне, возвращая меня в замок, где вынесли смертный приговор.              «… земля и небо, Змея, трава и тучи…»              И снова выбрала Дракула, когда обратила Мирчу в носферату. Можно ли сказать, что я сохранила им обоим жизни? Мирча теперь не человек, больше всего боявшись потерять человечность, он стал тем, кто по своей природе является монстром. И Андрей, у которого было все, кто хотел вернуться домой, теперь лишен всего и изгнан отовсюду. Жив ли русский княжич? Они оба пожертвовали многим, если не всем в обмен на знакомство со мной.              «Должна была выбрать одного: Андрей или Мирча… Я не выбрала никого, поэтому оба сейчас… мертвы?»              — Кто вы такие? — снова их переглядки!       — Мое имя — Агата, но ты можешь знать меня немного по другим приметам.       — По каким?       — Ну, я живу в избушке на курьих ножках…       Кажется, у меня отвисла челюсть.       — Этого же не может быть! Хочешь сказать, что ты — Баба Яга костен… — бросаю взгляд на одну ногу Агаты, ту самую, что от колена имела вязь татуировок, они расположены так, что издалека действительно может показаться, что вместо ноги — кость.       Женщина ухмыляется, ее забавляет моя реакция, а я уже накидываю варианты, кем является ее муж. У Бабы Яги разве был муж?       — А ты? — карканье ворона гасит мой голос. Подобно коту на плече Агаты, на плечо мужчины садится ворон.       — Вы ведь уже виделись с ним, ты вела речи с Мором в темнице. Все спорила на тему, наденет ли Дракул лучший доспех на твою казнь или нет?       — Не надел.       — Лишь потому, что не отправлял тебя на казнь, — пожимает плечами мужчина. — Но раз пошло такое действо, то мое имя — Коссей, но со временем люди предали ему иную форму, и теперь ты знаешь меня как Кощея.       — Детские сказки? Стой, все детские сказки — реальны? — я была готова поверить в носферату, магию, энергию, ведьм, но в ожившие сказки?!       Киваю в сторону кота на плече Агаты:       — Это кот-Баюн?       — Собственной персоной.       — А Андрей ваш сын?       Женщина медленно кивает, хмурясь.       — Он мой, общая у нас только дочь.       — Иголка, — ухмыляется Кощей.       — Знаешь, если взять во внимание, что твоя смерть находится в иголке, то называть так свою дочь крайне глупо, — мои слова вызвали смех у мужчины.       — Она колкая на язык, прям как ты. К тому же, попробуй еще найди эту иглу.       — На море, на океане, есть остров, на том острове дуб стоит, под дубом сундук зарыт, в сундуке — заяц, в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — игла, — смерть Кощеева, — рассказываю старую сказку с родины матери.       Кощей улыбается спокойно и открыто:       — Коли найдешь хотя бы море-океан — поведай мне, я укажу на дуб, — слова произносятся легко и уверена, от чего понимаю: мужчина сказал правду.       — Хочешь умереть?       — Да не хотелось бы, — пожимает плечами Кощей. — Я же сказал, за вами слишком интересно наблюдать, поэтому у меня в планах не умереть до конца вашей истории. Думается мне, былина выйдет увлекательной.       Теперь уже усмехаюсь я, поражаясь этому моменту. Кощей, бессмертный колдун-некромант из детских сказок — ожил и сейчас сообщает мне, что любит мыльные драмы. Напряжение уходит из тела, от чего-то я доверяю этим двоим.       — Так вы друзья?       Улыбки покидают их лица, Агата и Коссей буквально хором ответили:       — Мы не друзья.       — Почему-то я так и думала, что услышу сегодня эту фразу.       — В отличие от других, княжна, не хотим тебе зла. Мы на стороне князя, служим ему, так как признали в нем сильнейшего из Темных и друга. Но впервые его любовницей станет…       — Человек?       — Да, — было видно, что им неловко разговаривать на эту тему, словно не хотели обидеть меня.       — Туда, куда мы все так разоделись, Лита, там будут носферату?       — Не только, там все дети Отца, начиная высшими носферату и заканчивая низшей нечистью.       — Высшими носферату? Морои, да? Сколько лет Дракул является Темным?       — Около шести лет.       — За шесть лет носферату разбрелись по свету?       — Нет, горемычная, Дракул не единственный, кто заключил сделку с Тьмой, но он сильнейший. От Тьмы ему досталось колоссальное количество энергии, и остальным ничего не оставалось, как признать его главенство.       — Да, одного из семи, — кивнула Агата, ее кот зашипел, и женщине пришлось взять его на руки.       — Ладно, давайте честно, Дракул принесет меня в жертву?              Удивление сменяется приступом веселья, плечи мужчины так сильно тряслись, что его ворон переметнулся ко мне.       — Нет, убивать — не убьет, но понадкусывает.       — А другие?       — Все зависит от того, как ты будешь вести себя.       — И как же?       — По-королевски, представь, что в тебе течет кровь королей и…       — Вот уж не надо! — перебиваю Агату, но, спохватившись, извиняюсь. — Прости, продолжай, пожалуйста.       — Не знаю как, но ты сейчас абсолютно не пахнешь человеком, — медные глаза женщины прожигают дыру в Кощее, но тот упорно делает вид, что не замечает этого.       — И чем же я пахну?       — В том-то и дело, что ничем. Тебя будто бы не существует, ты как чистый пергамент, который только и ждет, когда его чем-то заполнят. Это хорошо, но странно. В любом случае — держи голову высоко, Дракула называй лишь «князь», никто не должен знать, его настоящего.       — А Намтар? Или вы? Вы же знаете его.       — Это разное, те, кто знает о Дракуле — принесли клятву молчания об этом. Князь оберегает свою семью и замок, поэтому прибрежная нечисть либо молчит, либо выгнана из насиженных мест.       — А его лицо? Он что и там будет в капюшоне? — возможность увидеть Дракула без скрытия лица — разливается жаром в груди.       — Он будет без него, — улавливается стойкое и горькое ощущение «но».       — Но лик его будет скрывать маска, — продолжает кощей.       — Конечно, куда же без этого, — от злости пинаю злостную ветку, абсолютно забывая, что ноги босые. Постойте, табу Дракула не дает мне права снять капюшон или как-то узнавать информацию о лице Дракула, но никто не говорил о маске… Я сорву ее сегодня! — Почему маска только на мне и на Дракуле?       — Потому что вы — аватары самых древних Богов, первых, кто родился из Хаоса, а возможно и бывшие им. У них много имен, некоторые даже утверждают, будто они перерождались в людей. Точно никто не знает, кроме них самих, ведомо лишь то, что Балаур и его княжна — не миф, они действительно существовали, настолько далеко в прошлом, что сейчас обратились в быль.       — Что это за Боги, Коссей?              Мужчина переглядывается с Агатой, они решают между собой, как сильно можно открыться?       — Раз уж начал — продолжай, но он явно убьет нас.       — И кто тогда будет выслушивать его сумасшедшие планы и высказывания? — мужчина фыркает, скрещивая руки на груди.       — И все же ты тоже его опасаешься, — мужчина приподнимает бровь. — При упоминании его, ты скрестил руки — это страх или опасение. Значит опасаешься его.       — Княжна, его боятся даже мертвые. Тот, кто не трепещет перед ним в скором времени перестает дышать — в лучшем случае, в худшем же — обрекают себя на столетия страданий. Пятеро уже попытались ему противиться, подняли восстание, однако он до сих пор наш князь.       — Он задастся вопросом откуда ей это известно. А если она влезет куда-то?       — Я влезу, — отвечаю Агате. — Но я влезу и без этой информации с еще большей вероятностью.       Кощей усмехается:       — И ты мне еще про глупые поступки говорила?       — Глупо — давать обещания и нарушать их. Особенно с моим везением, — за нарушение приказов и обещаний Дракул уже столько раз наказывал меня, что скоро это войдет у него в привычку. Проснулся, умылся, почистил зубы, позавтракал, наказал Змейку.       — Хаос — это отсутствие порядка. Свет — это упорядочное явление, но в те времена его еще не было, он появился многим позже. Из Хаоса поднялись Тьма и Мрак — Боги союзники, — мужчина поиграл бровями, — любовники, затем супруги и так далее. Однако, коли живешь с начала… всего, трудно не разругаться из-за чего-то. А поссорились они очень даже скверно, и силою Тьмы Мрак низвергли. И поныне главенствует Тьма.       — А свет? Разве он не должен был появиться со всеми?       — Нет. Свет — отсутствие Тьмы или Мрака. После заключения одного из супругов, второй тоже ушел. Тогда энергия преобразовалась в нечто другое, противоположное, ибо мирозданью нужно равенство. Мрак и Тьма уравнивали чаши весов, удивительно, но каждый из них по-своему отражал в себе и зло, в привычном вашем понимании, и добро. Когда этого не стало свет явил собой добро к тем, кто приспособился жить под ним, и зло для тех, кто еще помнил Древних.       — Разве Тьма и Мрак — ни одно и тоже?       — Нет, княжна, Одно может перетечь в другое, но лишь потому, что супруги были очень близки. Однако живая энергия Тьмы могла создавать существ, а вот Мрак порождал лишь чудовищ, гонимых отовсюду. Из сотен тысяч попыток выходили лишь монстры, которые раздражали Тьму. Поэтому, когда энергия Мрака скрылась за печатями, Дети Мрака лишились источника и ожесточились, стали нападать на Темных, а впоследствии и на людей. Тогда Тьмою было принято решение изгнать Мрачных в недра земли и лишить их права ходить под Солнцем. Уверен, тебе известно о стригоях. Или о тех, кто пожирает чужую энергию в огромных количествах.       — Намтар был из Детей Мрака?       — Да, но он признал Дракула и служил ему.       — Но разве он не вытягивал энергию у людей, что они умирали?       — Дракул тоже вытягивает.       — Тогда в чем разница? — информации много, но вопросов меньше не становится.       — Это сложно, — начала Агата, молчавшая до этого момента.       — По сути — ни в чем.       — Коссей!       Мужчина скривился, но продолжил:       — Разница в том, чей покровитель победил, княжна. Ежели вернуть Мрак, то вернется и энергия. Ну а пока Темные пользуясь положением, истребляют Мрачных.       — Коссей! Мрачные не могут сдерживать свой голод!       — Не все, Агата.       — Но многие! Ты и сам это знаешь!       Кощей зло дергает плечом, не позволяя супруге тронуть его.       — Вы же сейчас не поссоритесь прямо здесь?       — На твоем месте, я бы беспокоился, как бы мы не сварили тебя и не съели, — буркнул Кошей.       Пожимаю плечами:       — Я костлявая. А змеи вообще не особо вкусные.       На губах мужчины рассветает улыбка:       — Смотря как приготовить…       По спине проходится холодок, но ухожу от пронзительного взгляда, смотря на лес.       — Вы знаете, что там будет?       — Хочешь совет? — пока мужчина говорит со мной, Агата времени не теряет, подныривая под руку только что колючему мужу.       — Буду рада.       — Не показывай никому, что ты не знаешь его лица. Пусть все думают, что он настолько тебе доверяет. Ведь лишь Ближний круг знает его в лицо. Незнание этого, ровняет тебя со всеми остальными, а это не так. Он уже возвысил тебя, — Коссей фыркает, но обнимает ведьму за талию. Кот шипит на мужчину и пытается укусить за палец.       — Странное возвышение, — бормочу я, наблюдая за четными попытками кота.       — Ты просто пока не поняла этого. Не ведаешь, чем пришлось ему пожертвовать. Другой вопрос: стоит ли его жертва твоего доверия? Ты доверяешь ему?       — У меня нет выбора.       — Ересь, выбор есть всегда, помнишь разговор про удавку, так каков твой?       Задумавшись, вспоминаю, как лично откидывала голову на плечо Дракула, как резала себе шею его клинком, как просила большего и млела от того, что он делал со мной. Я уже давно ему доверяю, порой опасаюсь, но…       — Доверяю.       — Это уже хорошо, тогда нам пора.              Колдун подает мне локоть, который я принимаю, другой обвивает Агата.       — Да я сегодня счастливчик, окружен такими дамами…       Мы все дружно смеемся, как раньше, но смех Агаты напоминает мне о том, кто до сих пор терзает часть моего сердца.       — Агата, последний вопрос, Андрей жив?       По красивому лицу скользит тень, набрасывая скорбную вуаль, но взгляд медных глаз ясен и горяч, она говорит тихо:       — Я оплакала своего человеческого сына.       Ком в горле не дает произнести слова «мне жаль» или это моя совесть не дает мне этого сделать? Ведь причина смерти сына Агаты сейчас стоит перед ней лично.       — Не кори себя, княжна, после смерти, какой бы она ни была, мы все перерождаемся в нечто новое. Отпусти его сейчас, и кто знает, может когда-нибудь в небе над нашими головами воспарит молодой орел, полный сил. А сейчас нужно сбросить Змейке шкуру, чтобы обратиться в Змею, — Агата мельком посмотрела на мужа. — Мы скрыты в тени, потому что Тьма — наш приют.       Мужчина кривится и молчит, но вдруг ухмыляется:       — Поговорки на то и поговорки, чтобы ходить парами. Поэтому держи вот еще одну! Мы изгнаны из тени, чтобы найти свой Мрак.       Коссей лыбится, как озорной мальчишка, на что Агата лишь закатила глаза.       — Промолчать не мог, да?       — Увы, душа моя, при виде тебя теряю голову.       — Пф! Я лично ее тебе снесла однажды, так что это не показатель, ты просто прирастил обратно!       — А если сердце замирает и пропускает удар?       — Какое, Коссей? Его я вырвала его лет восемьсот назад.       — Вот видишь, княжна, всего по кусочкам разобрала, — мужчина чмокает жену в висок. — Уж понять не могу, чем любить тебя продолжаю.       Агата ехидно замечает:       — Как же? Известно чем, — самым невинным выражением лица, Агата гордо подмигивает мне, от чего я еле сдерживаюсь. Наблюдать за их перепалкой было чем-то обычным и таким спокойным, что я даже перестала думать о Лите или о том, что происходит между мной и Дракулом, кем он делает меня. Мне этого не хватало, с того момента, как я стала Элизабет, меня лишили всех возможных радостей общения с обычными людьми, я уже молчу про друзей, таких как Мира, Мирча, Лука. Даже он сегодня держался холоднее чем обычно. В этой странной компашке я почувствовала себя лучше, конечно, ночь еще не окончена, и она может преподнести кучу всего, но как сказала Коссей: «надежда — единственное, что нам остается».       — Может вам сходить на свидание? — мне в голову приходит спонтанная идея, ее и выпаливаю, окрыленная романтичной атмосферой этих двоих.       — Свидание? Мы женаты лет… — Кошей запинается, а после поворачивается к Агате и изумленно спрашивает шепотом, — дорогая, а сколько мы женаты?       Я заливаюсь смехом.       — Вот поэтому я и говорю — сходите на свидание. Только вы и пляж, полянка или простая прогулка по лесу, пикник.       — Милый…       Коссей обреченно вздыхает:       — Королева ведьм хочет пойти со мной не свидание?       — Угу.       — Ну что же, ваше слово — закон для меня, хозяйка моего сердца, — мужчина чмокает жену в губы. — Может после Литы или чуть позже.       — Ура! Ура! — Агата захлопала в ладоши и захихикала. В ее глазах читались огонь и буря.       Кощей немного нагнулся в мою сторону и прошептал:       — Иногда я до чертиков боюсь, когда она так делает.       — Ой, цыц, тут! Княжна, мой вам совет: расслабитесь и позвольте Дракулу принести вам массу удовольствия. Странно будет первое время, а потом все входят во вкус.       — Советы раздает, потому что самой кое-что не по нраву было, зато потом за уши не оттащишь, с меня уж точно слезать не намерена.       — Ой, а ты как будто бы против!       — Века вечные только с тобой, Хозяйка Леса.       За разговорами мы прошли большую часть леса, уперевшись прямо в глухой каменный бок горы.       — Мы заблудились?       — Совсем наоборот, горемычная, мы почти на месте, любовь моя?       Агата вышла вперед и положила руку на камень. Громкий треск, огласил о том, что каменная стена не такая уж и стена. Едва вдавившись внутрь, ее часть ушла в землю, вскрыв ход внутри каменной породы.       — Я пойду первой, княжна, ты ступай за мной, а Коссей будет сторожить нас сзади.       — Хорошо.       За Агатой прошмыгнул тенью Орф, я уже было потеряла его из виду, но он не отставал от нас. Время тянулось здесь иначе, коридор петлял из стороны в сторону, но упорно вел вглубь земли, уводя нас от лунного света. Стоило подумать, что мы идем уже вечность, как до нас начали доноситься шум, гам и… песни?       — Что это? — стены пещеры светились неоном, но зная, как это работает, спросила я про звуки.       — Лита, княжна.       Мы не успели завернуть за угол, как под ноги Агате упал голый мужчина.       — Пр… прошу-у про… пра… прощения. Да-а, прощения, но вы… не две древние Боги… ни?       — Нет, — фыркнула Агата на пьяницу.       — Т… т-огда почему я пал п-перед вами на колени?       Красивое лицо ведьмы кривится, а я подмечаю, что отвратные пикаперы имелись и в пятнадцатом веке.       — А хо… хотите, я упа-аду, — он постарался встать, но снова рухнул на землю, — упаду прямо лицом… между ваших прелестных б-едер?!       Сзади послышался ледяной голос, заставший покрыться мурашками даже меня:       — Еще одно слово, Ужлах, и я сдеру с твоего лица кожу и прибью ее на стул, чтобы никто не был обделен твоей любвеобильностью, лизоблюд.       Я не оборачивалась, чтобы посмотреть на Коссея. У меня сложилось впечатление, нет, я была уверена, что сейчас за мной стоял не красивый мужчина, а мертвец с полусгнившей кожей и голосовыми связками. Потому что иначе я не могу объяснить этот страх, что вызвал низкий и скрипучий голос!       Видимо на Ужлаха это подействовало отрезвляюще. Из пьяной неги мужчина быстро перешел в дикий ужас. Он затрясся, как осиновый лист, тут же собрался и чуть голову об камень не разбил — лбом уткнувшись в пол.       — П…прости, Владыка Костей! — теперь бедолага заикался по другой причине. — Я прошу прощения! Смиренно и трепетно! Молю простить меня!       — Может мне превратить тебя в одну из трясущихся голов-привратников в моем Подземном Мире? Или отдать тебя псу своему? Надкусит трижды и кишков не останется.       Бедолага взвыл от предложенных участей, не знай я, как умеет вести себя Коссей — так же испугалась бы.       — Прошу! Прошу, замените смерть служением!       — Милая? — голос мужчины тут же переменился, стал более похож на обычный, хоть в нем все еще проскальзывали нотки ярости.       — Даже не знаю, любовь моя, —было видно, что они специально растягивали удовольствие, хотя с другой стороны — нечего было так вести себя! — Ладно уж, я сегодня в хорошем настроении.       — Век служения Королеве ведьм, Ужлах, с этого момента, я забираю твое имя.       — Хорошо-хорошо, спасибо-спасибо! — мужик вновь начал кланяться, ползя к Агате.       — Прочь, — зарычала ведьма, — но не смей покидать Литу, будешь подставкой для ног, когда я заскучаю.       — А сейчас сгинь с глаз моих, — рычание Коссея отдавалось от стен, увеличиваясь и множась, что производило огромное впечатление и на меня.       Бедолага скрылся за поворотом, посветив напоследок своей голой задницей. Агата подошла к мужу и прижалась к нему.       — Я уже почти и забыла, что ты умеешь быть таким грозным, милый. Как услышала это рычание, так сразу же захотела от тебя еще одного ребенка.       — Очень заманчиво, душа моя, — рука мужчины путешествовала по телу его жены, совершенно не стесняясь. У меня защемило сердце, стало грустно и как-то одиноко, возможно, мне просто захотелось такого же, как у них. Этой любовной атмосферы и принятия друг друга, вряд ли я смогу рассчитывать на такое с Дракулом, он даже лица мне своего не показывает. Меня вдруг удивляет то, что я хочу такого же с Дракулом! Не с Мирчей, не с Андреем или другим человеком, а с… Владом.       — Просим прощения, княжна.       — Нет-нет, все в порядке. Мы идем?       Из пещеры мы вышли в очень свободное пространство. Здесь всюду была зелень, а над головой сияло черное полотно, унизанное тысячами звезд и царицей-луной. Лишь в отдалении я заметила каменные стены и колонны.       — Как это? Разве мы не должны были оказаться в пещере или в каком-нибудь подземелье?       — Все просто, у горы нет верха, хоть со стороны это и не заметно. Мы находимся внутри горы, в Саду Евы, расположенном около Темного двора нашего князя, спрятанного прямо в Карпатских горах.       — Получается замок вырезан прямо в горе? — в голове отчетливо проносится та комната, в которой мы с Владом почти занялись сексом. Щеки тут же обдало жаром.       — Интересно, о чем таком она задумалась, что так засмущалась?       Отмахиваюсь от Кощея:       — Много будешь знать скоро состаришься.       Агата заливается смехом под возмущения Кощея про возраст, и что я гожусь ему даже не в пра-пра-пра и еще кучу пра-правнучки.       — Идем, мне уже не терпится! — хватаю Коссея под руку и тащу парочку вперед.       — Ты гляди какая прыть.       Выйдя на поляну, первым делом отмечаю античность постройки, словно попала на руины Древней Греции! Колонны и нечто похожее на остатки крытого храма, тут и там из земли «вырастали» каменные статуи или их части. Это место по его красоте можно запросто перепутать с каким-то контактным музеем или реставрацией! Под каменным навесом вдали находился широкий алтарь, а позади него возвышались два трона — один поменьше, явно женский, а другой просто огромный. Воображение рисует Дракула сидящего на нем с раскинутыми ногами, руками на подлокотниках, и со свойственной только ему мрачной ухмылкой. В животе что-то екнуло, и я постаралась отвести взгляд от каменных престолов.       В саду перед ними сновали туда-сюда столько разношерстных существ! Здесь были и совершенно не похожие на людей: черти, мавки, Игоши. У некоторых были дополнительные конечности, у других отсутствовала нижняя часть тела, кто-то уже лакомился менее проворным собратом, а кто-то уже устраивал пьяные драки. Была и нежить, которую почти ничем не отличишь от людей. И конечно же носферату, их взгляды чувствовались острее всего.       — Здесь все виды нежити, присягнувшие князю.       — И высшие тоже, — Агата скривилась, а я проследила за ее взглядом. Меня тут же поймали на подсматривании ярко-золотистые глаза, таких я еще не видела. Они не вселяли надежду на то, что их хозяин будет таким же дружелюбным, как и Коссей с Агатой, в этом желтом пламени могли бы гореть твои надежды и мечты, а ты давился бы пеплом в горле, пробуя их на вкус. Первое, что захотелось сделать — отвернутся, но я не могла позволить себе слабость! Не здесь, не перед теми, кто приклоняется Дракулу, особенно если он сделает меня княжной на целый год. Пора показать свой характер!       Я не отвожу взгляд, наоборот, начинаю нагло рассматривать мужчину, как какую-то диковинку. На волосах цвета живого Солнца был такого же цвета лавровый венок. Впервые вижу… половинчатую греческую тогу, к плечам которой крепился красный плащ. В мужчине все указывало, на античную Грецию, но браслеты в виде закрученной на предплечьях кобры — на Египет. Если моя маска была неживым сосредоточеньем этих культур, то он — живым. С ним рядом стоял мужчина в кимоно, они разговаривали, но «золотой» никак не реагировал на рассказ друга, сосредоточившись лишь на мне. Это не осталось незамеченным и в скором времени на меня смотрел и самурай.       Их двоих загородил Коссей, встав передо мной, с несколькими бокалами. Когда колдун отходит, тех двоих уже нет.       — Коссей, Агата, вы решили разбавить свой двойничок в кое-то веке?       — Мужское семя забрызгало тебе глаза, Мессалина? Ты не видишь не ней маску госпожи? — опешив от такого тона, молча смотрю, как Агата преспокойно отпивает из своего кубка.       Мессалина была красивой женщиной, про такую бы сказали «кровь с молоком». Пышная грудь, округлые бедра, слегка полноватый животик, и конечно же, прекрасное лицо. Из одежды на ней были украшения и прозрачная ткань на сгибе локтей — больше ничего, даже волосы убраны назад. У нее не было секретов.       — Коссей, ты не удовлетворяешь ее? Почему она такая злая? — слышу, как Агата скрипит ногтем по кубку. — Ну-ну, милая, может я и вижу маску на ней, но это далеко не аргумент. Вы только взгляните на нее, она не в его вкусе. Худая, ни груди, ни бедер… хотя, может она неплохо сосет?       Давлюсь воздухом от этих слов, но Мессалина продолжает:       — Не понимаю, и с чего вы так уверены, что он выберет ее? Наслышана, что каждый мечтает подложить свою шлюшку под Князя. Ведь всем известно, что Батори пала в немилость. Вот дурнушка! — засмеялась женщина.       — У меня много других скрытых талантов.       — О, так зверушка разговаривает? — Мессалина зачем-то повела бедрами и коснулась своих грудей. — Ну до меня тебе еще ой как далеко в ублажении мужчин.       — Действительно, куда нам до тебя, Мессалина. Ты ведь как лягушка, по всем членам попрыгала? Ведь абсолютно не важно кто он, главное, что у него стоит, не так ли? — Агата подходит ко мне ближе, я кожей ощущаю ее поддержку.       — Зависть плохое чувство, Агата, хотя я не прочь поскакать на этом жеребце, — вальяжно пройдя мимо нас, Мессалина ткнула своим пальцем в оголенный участок груди Коссея, прочертив дорожку вниз. — Ты ведь первая ему изменила, да? Хочешь отомстить ей, Кос-сей?       Женщина отчеканила мужское имя по слогам, прижимаясь к Кощею уже всем телом. Но вдруг колдун сбрасывает руки озабоченной сучки, наклоняется к ней близко-близко и произносит даже слишком дружелюбным тоном:       — К несчастью для тебя, Мессалина, у меня имеется вкус, и увы, ты не попадаешь в культ моих богинь, которым я готов поклоняться, — мужчина пожимает плечами, подходя к нам. — Не имею привычку иметь мокрые кадки. Так что прошу меня простить, Любительница лупанаров.       — Кадки? — Мессалина стояла и глупо хлопала глазами.       — Перевожу со слишком умного для тебя языка: кадка — это ведро.       Покраснев, как рак от гнева, гетера нападает на самого, как ей кажется, уязвимого в нашей компании:       — Она все равно его не заинтересует! — тычет в меня пальцем. — А сегодня он будет избирать новую княжну!       — Поаккуратней с пальцами, понятия не имею, где они у тебя были, — неудачливая любовница Кощея хочет еще что-то сказать, но я не даю ей себя перебить. — И ты тут же решила, что у тебя есть хоть мизерный шанс? Уверена, мужчины в тебе не задерживаются надолго, как и мысли в твоей голове.       — Ах ты!       — Мессалина, — угрожающе цедит Кощей.       — Еще посмотрим, кто кого! — все втроем мы наблюдали, как бедные Темные отскакивали с пути этой разъяренной женщины.       — Еще посмотрим кто кого, — перекривляет Мессалину Агата, а потом тихо, но достаточно, чтобы мы услышала выдает. — Блядина…       Повернувшись к нам, видит наши удивленные лица.       — Что? Скажите еще, что вы сами так про нее не подумали!       — Я — нет, я культурный мужчина.       — А я — да, — поднимаю вверх руку, после чего получаю злорадную усмешку Агаты и упрек во взгляде Коссея.       — Милый, перед кульминацией Литы, тебе стоит помыться, она тебя трогала. Фу, гадость!        — Я ведь правильно поняла, что это та самая Мессалина, племянница Римского императора Калигулы?       — И которая устроила соревнование в лупанарии с гетерой Сциллой? Она, собственной, мать ее за ногу, персоной.       — Ого, ей две тысячи лет, — понимаю, насколько древние существа обитают рядом с людьми.       — Вообще-то ей полтора с хвостиком, — поправляет Агата.       — Милая, может у нее свое собственное летоисчисление, — только хочу об этом спросить, как меня затыкают. — Пей, княжна. Это поможет легче перенести сегодняшнюю ночь.       — А если не хочу пить?       — Это приказ князя.       Принюхиваюсь.       — Это что зелье?       — Нет. Это его кровь.       Коссей тут же ухмыляется, завидев интерес в моих глазах.       — Как очи-то заблестели…       — А он уже здесь? — пытаюсь найти своего мужчину взглядом, но каждый раз натыкалась на разношерстную массу, но не на черный капюшон.       — Вот же два сапога — пара.       — О чем ты?       — Да так, — уходит от ответа, но затем становится серьезным. — Вот и он.       Все замирают, а затем почти синхронно опускаются на колени, склонив головы, лишь тогда я вижу его — высокую фигуру, замершую у тронов.       Еще никогда я не видела его таким: вместо штанов его бедра обвивала длинная ткань, открывая косые мышцы живота, на плечах была накидка, зафиксированная бляшкой в виде головы дракона с оскаленной пастью. Широкая грудь и отлично выделяющийся пресс были выставлены на показ, разрисованные темной краской. Я уже завидую тем, кто выводил эти узоры на его теле. Перчатки были заменены наручами, обхватывающими крепкие предплечья. Но самым главным отличаем было отсутствие капюшона. Его место заняла маска из золота, отдаленно походящая на череп, только закрывала она, как и капюшон, лишь верхнюю часть лица, переходя к верху в корону из зубьев.       Он ничего не делал. Просто стоял, но я чувствовала его превосходство, его власть и огромную силу. Ни словом, ни действием, просто одним своим появлением, он заставил шум и гам смолкнуть. Даже не смотрел на них. Алый взгляд обжигал мое лицо, и я запоздало понимаю, что осталась единственной, кто стоит. Стоит и глаз отвести не может от князя. Даже Коссей и Агата преклонили колено и уперли взгляд в землю.       Нужно последовать их примеру, опустить глаза, выразить свое подчинение, склониться, нужно… Приподнимаю ткань, обнажая ноги, затем медленно опускаюсь сначала на одно колено, затем на другое и при этом ни на одну гребанную секунду не отвожу взгляд от Дракула! Я слышу в голове его приказ, его голос:       «Разве я разрешил тебе отвести взгляд, Змейка?»       Взгляд Влада становится ярче, словно в этот костер плеснули горючей жидкости. Дракул видит мою прозрачную игру, видит мое подчинение и в то же время маленький бунт, видит мое желание, как я вижу его. Его губы изгибаются в ленивой улыбке, а у меня в груди разрастается буря. Сердце стучит так бешено, что это видно даже через ребра.       — Встать! — голос разносится по всему саду так, словно Дракул стоит около каждого из нас одновременно. — Мы собрались все здесь, чтобы отпраздновать Литу, праздник Древних и мудрых. Сегодня каждый из нас пройдет свое собственное перерождение. Кто-то едва заметное и хрупкое, а кто-то уйдет отсюда совершенно иным. Поднимите кубки, ибо сегодня я делюсь с вами своей энергией во имя тени, во имя Тьмы.       — Во имя тени, во имя Тьмы! — хор голосов оглушителен, но ему на замену приходит звон кубков. Гости залпом осушают свои, а мне так и не суждено попробовать налитое в них.       — Мой трон занят, но престол княжны пустеет. Дабы соблюсти традиции, я назову новую княжну на оборот Колеса года.       Мое сердце забилось с удвоенной скоростью. Было до жути интересно, как он представит меня двору? Под каким именем будут здесь знать меня? Под старым или новым, а может быть я так и останусь Змейкой?       Мы не разрываем зрительного контакта всю его речь, я жду оглашение, как и все Темные здесь, но вот Дракул моргнул. И вдруг его взгляд обрел такой холод и отчужденность, будто меня наотмашь ударили по лицу. Ни огня, ни желания, будто Дракул был под действием какого-то заклинания! Я была уверена в этом, ведь Влад не мог произнести в трезвом уме то, что он произнес, смотря злым взглядом на меня:       — Моя княжна — Элизабет Батори.