Помнишь Тьму?

Qui nisi sunt veri, ratio quoque falsa sit omnis

Если чувства не будут истинны, то и весь наш разум окажется ложным

      Тьма выплевывает меня в моей комнате, как какие-то непереваренные отходы. Сил почти нет — противостояние с НИМ выбило из меня все, что хоть что-то осталось за эти месяцы.       — Отличное приземление, мальчишка.       От голоса обреченно вздыхаю:       — Блять. Знаешь, только тебя сегодня до полного хе́рова дня и не хватало, Коссей.       — Рад, что смог раскрасить твой смурно́й досуг, — секундная заминка и новая реплика. — Так ты и будешь валяться на полу. Я не против смены антуража, но выглядит жалко. Мне хочется тебя добить, чтобы не мучился.       — С каких пор ты стал таким великодушным, скелет? — подняв голову, обнаруживаю, что этот старикан еще и в кресле моем сидит. — Не беспокойся, костлявый, чувствуй себя как дома. Коссей слишком умиротворенно улыбается, поднимает кубок с вином и зачем-то оттопыривает мизинец. Сделав пару глотков — жмурится и мычит.       — А мальчишка сегодня в духе, даже огрызаться начал. Идешь на поправку? — голова Кощея заваливается на бок, почти касаясь плеча.       — Тебе-то что? Кому вообще какое дело до моего настроения? — пальцы путаются в завязках одежды, что не ускользает от ведьмака.       — Твои руки трусятся? — от удивления Коссей даже наклоняется ближе, чтобы разглядеть мои ладони. Мы оба пялимся на дрожь мышц, ведьмак заинтересовано, а я безэмоционально. — За то время, что ее нет, такое уже было?       — Нет, — резко сжимаю кулаки, усмиряя дрожь. — Впервые.       — Хм, интересно, очень интересно. Это от бесконечной вереницы мыслей о ней? Ты чаще думаешь о ней, как о предательнице? Или может быть, как о любовнице, что потерял? Или жертве, которую придется принести Отцу? — Коссей смолкает, и теперь мы прожигаем друг друга глазами.       — Откуда ты это знаешь? — никто не знал об этом, я лично варился в кипящем масле своего решения. Но если знает он, тогда знают и они.       — Печати ослабевают. Каждый из нас слышит ее зов. Лишь определенная жертва может все исправить, вернуть силу сигилам, а странная девчушка слишком хорошо для этого подходит. О ней уже знают и по ту сторону, будь аккуратен… нам легче убить, чем прятать ее от тебя.       — На чьей ты стороне, Коссей?       — Я там, где моя семья. Агата на твоей стороне. Ты — на его. Иголка тоже верна вам. Вы все — моя семья, но если меня призовут… я не смогу остаться в стороне. Поэтому в независимости от того предательница она или нет, найди ее, — его метания мне понятны, сам не знаю, как бы поступил, окажись на его месте.       — Я не могу. Скоро минет сезон, как она ушла. Моя связь, сила Агаты, твоя магия — ничто не помогло. Только этот перевертыш объявился!       — Перевертыш?       — Да, — громко выдыхаю, в висках вновь начинается пульсация. Массирую их, но они класть на меня хотели. — Как оказалось, ее подставили, и сделали это слишком хорошо. Голову сдавливает, кровь снова начинает капать из носа, стоит только вспомнить ее лицо, пусть это и был перевертыш. Осознание того, что она не предавала меня, еще не полностью улеглось в голове. Так и кажется — стоит закрыть глаза, и я снова окажусь на той поляне, где вновь и вновь вбиваю колья в наши с Ладой тела.       — Кто? — ведьмак странно на меня смотрит, будто не верит, что я вот так просто могу истекать собственной кровью.       — Подручные Цезариона, но это не отменяет того, что он откуда-то узнал о морое, о стрыгах и девчонке. Ты прав, нужно найти ее как можно скорее, но как?       — Я бы обиделся на счет того, что моя магия не помогла в поиске, если бы дальше ты не обмолвился про перевертыша, — ведьмак завозился, что-то ища в своей одежде, меня же больше волновало то же ощущение, что и в борделе. Слизываю кровь с губ, я еще не питался собственной кровью. — Вот.       — М? — на слова нет сил, кое-как разлепляю глаза и вижу, что Коссей держит за цепочку кулон. Красная жидкость плещется в стеклянной колбе, а ее в лапах держит дракон. Мне не нужно спрашивать, что внутри, связь, словно натянутая нить, тянет меня, и я понимаю — кровь. — Это моя?       Кощей кивает. С осторожностью создателя, он кладет кулон к себе на ладонь, позволяя мне разглядеть поистине великую работу.       — Я не сидел, сложа руки все это время, Влад, а пытался найти то, что свяжет тебя и Ладу через расстояния и даже года. Но такого артефакта найти не удалось — его попросту не существует, но я нашел кое-что другое. Кольцо, кое было с ней во время попадания сюда, оно действительно может хоронить в себе энергию извне. Затем отголоски того ритуала от самой девчонки и в конце концов — Элиз. У меня есть одна теория, Влад.       Коссей очень странно посмотрел на меня, мне и раньше доводилось чувствовать этот взгляд: суровый и непреклонный, но тогда я едва ли начал свой самостоятельный путь в Турции.       — Вполне возможно, что девчонку сюда призвали, потянули за связующие нити и протащили сквозь грань времени.       — Кто? — ведьмак сейчас представлял собой каменную глыбу: не двигался, не моргал, а вот всегда тихая энергия наоборот, взревела бушующим потоком. Потому то, что он произносит дальше, производит пущий эффект:       — А ты не догадываешься? — короткая пауза. — Ты.       — Я этого не делал…       — Не специально, но думы перебери, перед ее появлением ты задумывался о чем-то таком? Об оружии, что смогло бы победить твоих врагов или силу, чтобы что-то изменило тебя, сделав сильней?       И тут я кое-что вспоминаю:       — Прямо перед встречей с девчонкой я…       «Иногда миру не нужен герой, иногда ему нужен монстр.        Мне нужно стать еще более жестоким. Еще кровожадней. Еще…       Ожившим кошмаром       Мертвым монстром       Сыном Дьявола       Дракулом!»       — … я желал стать еще более кровожадным. Тем, кем был в первые годы — монстром, лишь от имени которого дрожат.       — И ты им становишься. Тогда на Лите — обезглавил Цезариона.       Качаю головой, вспоминая тихую бездонную пропасть в которую падал, когда ОН завладел телом.       — То был не я…       — Но твоя сила, которая раньше лишь вредила. К тому же, — Кощей злорадно усмехается, — это не он исцелил рану Лады.       — А гробница, Коссей!              Ведьмак кривится на мои слова:       — А кто держал девчонку на стороне Яви, пока не дотащил до гробницы? Ты сам молвил, что становишься сильнее рядом с ней, — старик утыкает свой палец мне в грудь, туда, где находится сердце. — Оно есть, и оно бьется, сколько бы обратного ты не сказывал. Этого не отнять у тебя по праву Первенца Тьмы, слишком силен. А с девчонкой… раз так или иначе уже связана с тобой, то надобно лишь снова потянуть за нить.       — Если бы это было так легко, Коссей. Как, по-твоему, это должно происходить?       — А как произошло в первый раз? Думы думай.       — Я думал о ней на протяжении двух чертовых месяцев, старик — и ничего! — меня бесит то, что Коссей предлагал такую пустышку. Столько утекло времени, а я топчусь на месте! Вырываю цепочку с кулоном из рук ведьмака, но уже готовый запустить украшение в ближайшую стену — понимаю, что… злюсь. Рука сама опускается, и я уже иначе смотрю на кулон.       — Действует, — гордо утверждает Кощей, а я перевожу взгляд с него на дракона в моей руке.       — Что это? Чья кровь?       — Твоя, — пожимает плечами мертвец. Он откидывается на спинку кресла, закидывает ногу на ногу, а рукой подпирает подбородок, продолжая при этом жутко улыбаться.       — Моя так на меня не действует, — зло бросаю в ответ, на что Коссей загадочно пожимает плечами.       — Возможно к ней примешана и другая, например девушки, брюнетки… или шатенки? Хм, но я точно помню, что у нее черные глаза, — ведьмак наигранно прищуривается, — или зеленые?       — Но во мне была ее кровь, когда эмоции затихли.       — Верно, однако, сейчас уже почти нет, так? Столько питаться во время охоты, будь ты человеком с бутылкой — заспиртовался бы изнутри. Повезло, что кровь не алкоголь. Но если серьезно, Влад, на каждого из вас влияет кровь другого. То, как внешность Лады изменилась так сильно — ненормально. Она же тоже теряла эмоции, и только пускание крови ей помогало, так? Особенно, если пускал ее ты. Раньше тебе помогала охота, а теперь литры крови бессильны, но несколько капель в стекляшке, и ты чувствуешь отголоски давних эмоций. У вас зависимость друг от друга. И эту зависимость можно использовать. Надень этот кулон и подумай о ней. Не так, как думал раньше, не о предательнице, а о той, из-за которой ты прибежал ко мне в испуге недавиче от Литы. О той, что заставила тебя почувствовать новый веток силы, что оживила тебя, разбудила от шестилетнего сна. Вот о такой и думай, — Коссей поднимается с кресла и протягивает мне руку. — Сделай то, о чем раньше и думать не мог: прими помощь.       — Это нелегко, — хочется отказаться, но понимание буквально заставляет сжать руку ведьмака. — Я доверяю тебе, Коссей, в Турции ты был единственным, кто поддерживал меня, но она…       — Уверен, что она тоже бы поддержала маленького мальчишку, загнанного своими сверстниками в яму. Более того, что-то мне подсказывает, что она бы сделала все, чтобы помочь тебе вылезти из нее и оторвать уши тем, кто это сделал. Вспомни турнир, — Кощей бросает взгляд на огонь. — Не беснуйся. Увидев тебя, она будет огрызаться, кусаться и брыкаться, но храни терпение. Виноват здесь ты.       На бледном лице растягивается улыбка, а после уход ведьмака сопровождался его смехом. Еще долго я вертел в руках медальон, но устало вздыхаю, сбрасываю с себя рубашку и ложусь, крепко сжимая в руке дракона.       Она приходит, как и каждую ночь до этого. Медленно водит пальцами по моей груди, целует шею, я слышу ее эфемерное дыхание. Она целует меня, слизывает нечто невидимое с моих губ, кусает их, чтобы я обратил на нее внимание, но я не двигаюсь. Молча лежу с закрытыми глазами, и ей это не нравится — царапает мои плечи, сжимает мои бедра своими, сопит, как зверек, но сдается и приникает к груди, затихает. Просто лежит, не двигается, как тогда после нападения Намтара. И только сейчас я обнимаю ее, зарываюсь рукой в волосы, массируя кожу.       — Змейка, — тело в моих объятиях каменеет. Она отталкивает мои руки. Пытается встать, освободиться, но не в этот раз! Держу ее всей своей силой, открываю глаза и заглядывают в глаза напротив. — В этот раз ты от меня не уйдешь.       — Хш-ш! — она шипит, и вырывается. В ней появляется сила, равная моей, когти впиваются мне в шею, в руки и лицо, но мне плевать. Не отпущу! Хватаю девчонку за волосы и резко сажусь с ней, целую ее. По подбородку стекает кровь от прокусанных губ и языка, но мне даже нравится, напоминает то, что она делала в башне, так же елозя на мне. Комната вокруг теряет очертания, и я куда-то падаю, но стою, нет, сижу… лежу?       Ведение размывается, и в поиске я оборачиваюсь назад, натыкаясь на постель. Чужую. А на ней лежит девчонка.       «Неужели?!»       В свете догорающих свечей она выглядела призраком. Стройные женские пальцы сжимают сквозь сон золотистое покрывало, сминая и без того мятую ткань. Кривлюсь, припоминая, что девчонка отдает предпочтение серебряному. Вздрагиваю от этой мысли и снова осматриваю комнату, не веря своим глазам!       «Цвета?»       После долгого отсутствия, они причиняют боль, но я продолжаю метаться от одного цвета к другому. Почему они вернулись сейчас? Это действие амулета или ее? Темные волосы растрепаны, пряди закрывают половину лица, но мне видно, как под веками дергаются глаза. Что ей сниться? Что она чувствовала все это время? Замечаю порезы и ушиби на ее коже. Ее кто-то бьет?! Не знаю почему, но это задевает меня, и я вспыхиваю, как сухая листва: сжимаю руки в кулаки, клыки режут губы, кажется, даже рычу. Почему это так задело меня?       «Может потому, что теперь она принимает боль от кого-то другого? Помнишь, как она извивалась, когда кожу рассекала твоя плеть? Как думаешь, она так же громко стонала с другим?»       — Заткнись, — шипение вырывается сквозь зубы. Но это не отменяет ЕГО правоту.       «Ты собственной рукой оттолкнул ее, так с чего бы ей не сделать того же с тобой, мальчишка? Не смеет? Ведь ты — Дракул, грозный носферату, и это только тебе разрешено так делать? Вздор! Но меня веселит то, что, увидев синяки, первым делом подумал про побои, а не наслаждения. Будто без тебя она — никто».       Гнев вскипает; из-за долгой тишины, он сбивает меня с ног своей силой, выплескиваясь из меня волнами. Задыхаюсь, но уже от слишком сильного всплеска эмоций. Плотину прорывает, и огромный поток несется на меня, а мне только и под силу, что смотреть на него, на все это со стороны — зритель, а не участник. Поэтому, когда стихия настигает, для меня это становится неожиданностью. Я чувствую резкую боль, во всем теле, какую не испытывал даже в гробнице с Отцом. Не каменел от лютого страха даже в яме, которую засыпали вместе со мной. И не чувствовал такую ярость от глупости последних поступков.       «Что я наделал?!»       Ненависть к самому себе колом проходится через все тело, разрывая кишки, протыкая желудок и сминая легкие. Древко идет параллельно гортани и вырывается из раскрытого, но уже немого рта. Вместо вопля — окровавленное острие кола. Вместо слез — кровавые разводы. Я многих казнил этим способом, но себя — впервые. И она это чувствует.       Заворочавшись, просыпается, а я заковываюсь в броню, как и всегда. Лишь наедине с демонами можно позволить слабость, но с Ладой я всегда должен быть Дракулом. Вокруг темнота, но я не прячусь, не хочу. Она вскакивает и мотает головой, пытаясь отыскать угрозу, в темноте это сложно, но ей удается.       В ответ на мой гнев, она обдает меня волнами страха, лютого и яростного. Замерла и молчит, сердцебиение — единственная трель в комнате. Красивые глаза широко раскрыты, мечутся, пытаясь что-то выискать во тьме моего капюшона. Нечто подсказывает мне, что в голове уже просчитана масса вариантов нового побега, и каждый из них обрывается на первом ее движении, потому что в тот же момент обрывается и ее жизнь.       «Ты должен будешь найди девчонку и принести ее в жертву собственными руками, сложив ее голову и сердце на алтарь. В скором времени нужно обновить печати, омыв их ее кровью».       Слышу приказ Отца.       «В ней есть часть тебя, а значит и меня. Я не разбрасываюсь силой и тебе не советую. Это раз. Два — она мне нравится, девчонка. То, как она влияет на… нас… Разве с ней ты не чувствуешь себя сильнее?»       ОН молчит, но я до меня доносятся ЕГО слова.       «Не беснуйся. Увидев тебя, она будет огрызаться, кусаться и брыкаться, но храни терпение. Виноват здесь ты»       Напутствие Коссея отражается от стен, но слышно лишь мне.       Каждый указывает, что мне сделать с ней, каждый думает, что знает нас! Это выводит из себя, и я рычу, запоздало понимаю, что могу напугать девчонку. Поэтому делаю шаг вперед, но останавливаюсь. В голове отчетливо пульсирует:        «Даже если подойду — коснуться не смогу,» — не знаю, откуда пришло осознание, но я верил этому так же, как верю, что являюсь Дракулом!       Влада задерживает дыхание, ее ужас становится плотной пеленой между нами, и в этом я вижу определенный плюс. Если она так меня боится, тогда не стоит ей знать, что я не могу коснуться ее — иначе попробует сбежать. Поляна, на которой мы виделись последний раз, была недалеко от границы с Валахией, а сейчас девчонка слишком далеко, чтобы я смог касаться ее, будучи бестелесным.       Запах страха испаряется, что не может не удивить меня. Только что он буквально пропитывал каждый сантиметр комнаты, а теперь — ничего. Сначала думаю, что мне кажется, что эмоции снова ушли, но нет, покрывало на постели все такое же приторно золотистое. Тогда что поменялось? Новая защита?       — Долго. Я думала, тебе понадобиться меньше времени, чем месяц, чтобы найти меня, князь, — лишь видя, как двигаются ее губы, и, понимая смысл сказанных слов, делаю вывод, что этот безразличный тон принадлежит девчонке.       Для той, кто трясся, как осиновый лист передо мной, она выглядит слишком спокойно, даже заторможено. Меняется даже ее поза: она вытягивает ноги, перекрещивая их, откидывается назад, опираясь на руки, ее взгляд бесстрастный, а лицо безучастно. Она будто не заинтересована тем, что ее нашли! Резкая перемена ее эмоций настораживает.       — Ты же хотела свободы, — сейчас блеф — единственное, что приходит в голову, но он явно неудачный. Мой голос искажается, и девчонка замечает это, прищуривается и даже слегка наклоняет голову.       — Брось, Дракул, мы оба знаем, что это ложь. Даже смерть не подарит мне свободу от тебя. Может это из-за того, что ты не так уж и всемогущ? — она легко встает и уверено подходит почти вплотную. Что это: безрассудство или отвага? Ее голос становится издевательски соблазнительным и насмешливым:       — Давай, убей меня. Забери сердце, которое однажды спас.       Знаю, что это — ее попытка отомстить, ударить больней, чем смог я. Помню слова Кощея об этом; она имеет право злиться, но это не значит, что мои чувства будут и дальше тихо разлагаться, не проявляя себя. И пока что рычание единственное, что могу себе позволить сейчас. Но с ней я теряюсь, поэтому делаю шаг следом за ней и хочу дотронуться, но вовремя одергиваю себя.       Бледные губы растягиваются сначала в широкой улыбке, а затем комнату сотрясает женский смех. И в нем нет ничего хорошего, это ненастоящий, покрытый облезлой коркой безумия и злорадства. В подтверждение этого — он резко смолкает, а Влада вонзает в меня свой взгляд, переполненный ненавистью и гневом. Она выплевывает:       — Ты не можешь коснуться меня.       Заминка с моей стороны слишком затягивается, от такой перемены настроения, хватаюсь за первое, что приходит в голову:       — С чего ты так решила? — тьма скручивается в щупальца за моей спиной, некоторые ползут в сторону девчонки, другие оплетают постель и стены. Она в капкане, она взаперти, но поверит ли в это или снова рассмеются в лицо?       — Уходи, Дракул, — цедит девчонка, смотря исподлобья.       Ее поведение заставляет меня злорадно усмехнуться. Никто еще из смертных не смел так со мной разговаривать. Все это похоже на игру, где каждый пытается показать важность и силу бо́льшую, чем у оппонента. Кто сможет повысить блеф и не погореть на нем?       Съедаю тьмой пространство, размывая расстояние, имитирую шаг и произношу, отрывисто и четко:       — Ко Льву? — изменения почти невесомые и едва заметные, но заметные! Легкое движение бровей, мельчайшая заминка дыхания, и вздрагивание уголка губ — страх… Он в ней присутствует, зарыт глубоко и не чувствуется рядом, но он есть! Его нельзя учуять и увидеть, но заметить отпечаток можно всегда.       Ей не ведомо то, что я знаю о перевертыше, даю голову на отсечение, — все еще думает о том, что я пришел убить ее. В подтверждение этому, слышу шипение:       — Если бы ты мог дотронуться до меня, то я бы проснулась не от твоего взгляда, а от твоей руки на своей шее!       — Заманчивое предложение, Змейка, — ее прозвище срывается с губ неожиданно для нас обоих. Для девчонки оно пуще плети. Как лишь одно неосторожное слово может ввергнуть воина в смуту. Она сейчас действительно была воином, отчаянно борясь с эмоциями, что раньше разрывали ее изнутри, что командовали ею, вынуждая потакать слабостям. А сейчас даже в воздухе чувствуется тот холод, которым она скрывается, как саваном, хороня бывшую маленькую девочку. Это достойно уважения, если бы мы не воевали сейчас, я бы даже поаплодировал.       — Мне плевать. Я не боюсь тебя. У меня нет того страха, которым ты кормишься. Если я захочу, то ничего к тебе не буду чувствовать, — она поддерживает нашу маленькую игру: разводит руками в стороны и усмехается, и каждое слово истекает желчью, но мне есть за что зацепиться и что вспороть нечто острым.       — Так значит, ты что-то чувствуешь ко мне? Как мило, предательница, как мило.       Пусть каким-то неведомым образом ей и удается скрывать большую часть своих эмоций, ее защита не исключительная, я вижу бреши, целюсь в них. И попадаю:       — Я чувствую к тебе жалось, князь!— вспыхивает, как древний идол, облитый маслом, и горит, горит. — Потому, что ты уничтожаешь всех, кто находится вокруг тебя. Всех, кто на твоей стороне. Предательница? Ты хоть знаешь, как я оказалась у них? Знаешь?!       — Ты вышла к ним ночью, требуя золото и называя меня чудовищем, а после решила бежать, — уже зная, что это не так, говорить намного легче. Пусть она и невиновна, но это не отвечает на вопрос: какого хрена она целовалась с мальчишкой и позволяла зажимать себя в коридоре!       — Идиот. И я идиотка! Знаешь почему?! Потому, что стоило тебе прислать мне чертово письмо. Одно чертово письмо! И я готова была кинуться тебе на шею, не важно, куда бы ты позвал меня!       — О чем ты? — письмо? Я не посылал ей никаких писем. Она отшатывается, в темных глазах вижу боль, но сейчас меня интересует лишь письмо. — Что за письмо, Владислава?       Она что-то решает для себя, вижу это в выпрямившейся спине, разжатых, свободных пальцах рук, которые даже не дрожат, и в отсутствующем взгляде.       — Уходи.       — Нет.       — Уходи или убей.       — Я сказал — нет!       — Это ведь все из-за медальона, да? — поражённый ее догадкой, выдыхаю:       — Откуда ты знаешь про медальон Коссея?       — Медальон Коссея? — она что-то замечает у меня на груди. Прослеживаю за ней и вижу дракона со стеклянной колбой, лежащего поверх моей брони. — Так значит вот как ты меня нашел? Я не знала этого, спасибо.       Прикусываю язык. Сам только что выдал ей тайну. Но если она упомянула медальон и не этот, тогда какой?       — Если это из-за него ты нашел меня, то…       Бледная рука взметается к моей груди. Я же действую на инстинктах и перекрываю своей. Не знаю, чего я опасаюсь, ведь мы не можем прикасаться друг к другу во время ведений. Но когда ее рука так отчетливо касается моей, а пальцы хватают цепочку единственной вещи, что помогла мне увидеть Ладу, — теряюсь. Она тянет металл в свою сторону, я — в свою…       И вот уже вскакиваю с кровати, крепко сжимая в руке один лишь медальон, в то время как цепочка осталась у нее…       Все снова серо и тихо, никаких импульсивных вспышек или боли в висках. И я облегченно выдыхаю. Тишина — то, что как раз мне сейчас и необходимо, только так смогу обдумать дальнейшие свои действия, не отвлекаясь на боль в груди. Сделку с Отцом не разорвать, доверие хрупко и легко ломается, врагами становятся быстро, а вчерашние любовники сегодня уже ненавидят тебя, но я исправлю это. Нужно время. И оно пока у меня есть теперь, с возможностью приходить к ней, когда захочу.       — Я найду тебя, где бы ты ни была, Змейка!