Шествую среди огня
Это было чертовски развратно. Это было сексуально. Это было красиво. Ее тело изгибалось под ласками собственных пальцев, но вместо них она представляла мои. Осознание этого заводит еще сильней, чем видеть, как она доводит себя до края на этом гребанном кресле. Хочу быть этим гребанным креслом! Черные волосы разметались по плечам, они как любовники приникли к обивке кресла и не хотели его отпускать. Их черный цвет мерцал и звал меня прикоснуться к нему, у меня тут же зачесались руки от дикого желания быть опутанными ими. Никогда не позволю ей их обстричь. Я готов поставить что угодно на то, что на ощупь они — шелк. Ее запах смешивается с запахом возбуждения, кружа мне голову. Я еле держусь, чтобы не застонать. Нет, я решаю понаблюдать, как далеко моя Змейка сможет зайти в своих фантазиях. Ее ножка закинута на подлокотник, и от меня у нее нет секретов, я вижу, как она движется внутри себя, как большим пальцем давит на клитор. Черт побери! Новый ее стон, и я сглатываю слюну, вся эта картина — пир для меня. Я соскучился по ней, пусть и мог наблюдать лишь со стороны. Аккуратно переставляю ноги, член давит на ткань, мне жутко неудобно, но малейшее движение — это все, что я сейчас себе позволяю. Лишь бы не спугнуть ее. Тьма, как же она красива сейчас! Бледные щеки покрылись румянцем, черные глаза плотно сомкнуты, и отбрасывают длинные тени ресницы, губы же наоборот раскрыты, через них вырывалось неспокойное дыхание и несвязный шепот. Меня манит ее открытая шея, голова запрокинута, и я вижу каждую вену, спрятанную под бледную кожу. Клыки удлиняются. Забавно, но та, что бежала от меня, как от огня в церкви — чувствует себя спокойно под моим взглядом в покоях, где царит тьма. Змейка сама в темном. Черная ткань волнами сложилась на ее талии, ничего не скрывая, но мне кажется, что даже так, она не смеет красть и крошечный участок девичьей кожи! Почти выдаю свое присутствие рычанием, но глушу его, сдавливая самому себе горло. Хочу забраться к ней в голову, узнать, как именно она представляет меня? Нежным любовником или бесчувственным чудовищем? «Девкалион, сделай так, чтобы она не поняла, что ее покой нарушили». «Хорошо…» Я вижу себя перед ней, вижу нашу борьбу со стороны, она пререкается, кусается словами и пытается выглядеть грозно, что лишь вызывает у меня улыбку. Я словно наблюдаю за волчонком, который возомнил себя грозным волком, она едва отрастила клыки, но уже мечтает перекусить ими мое горло. Это забавно. — На колени, — я из ее фантазии задумываюсь над этим приказом, а настоящий я не может отвести от нее взгляда. Она сидит на кресле, как истинная Темная княжна на одном из праздников Колеса года. Развратная, опасная и чарующая. Такой хочется повиноваться, что никоим образом не удивляет меня, наоборот, я начинаю примирение с тем, что эта маленькая девчонка… влезла мне под кожу. И давно. Это можно отрицать, на это можно злиться, но этого не избежать. Мне понадобилось много времени и… ошибок, чтобы понять это. Глядя на то, как отчаянно сейчас Владислава пытается влиять на свою судьбу — я злюсь, что не могу оказать ей в этом помощь, ведь самым главным врагом она считает именно меня. Знаю, заслужил своими поступками и обращением с ней, но… сейчас я жажду защищать ее. К сожалению, для меня — время упущено и теперь я теряю его еще больше на попытки вернуть беглянку, только ей уже это не нужно. — Пока что тебе хватает сил поставить меня только на одно, Змейка, — вижу себя перед ней и задаюсь вопросом: «А смог бы я сделать тоже самое?» Мой двойник целует княжну, а я закипаю, меня бесит, что на моем месте чертов болванчик! Что мне она не позволяет так касаться себя! — Выше, — от того, что задумала эта бестия — пальцы сами сжимаются в кулак, меня колотит от понимания того, что стоит только обозначить свое присутствие, и она тут же обрастет шипами! — Выше, — уже мягче просит она, и второй Я зарываюсь лицом между ее бедер. Сука! Я хочу, чтобы она так просила меня! Хочу, чтобы желала моих прикосновений! Я должен быть на месте этой гребанной иллюзии! Громкий стон заставляет вернуться в комнату Змейки, я чувствую, как ей хорошо, как она ходит на грани оргазма, и ничего не могу сделать, кроме как слушать ее, без возможности прикоснуться. — Вла-ад, — клянусь, это самое сладкое, что я слышал! Тьма, она может свести меня с ума одним произношением моего имени! «Ведьма…» Слово вырывается быстрей, чем я могу засунуть его обратно в глотку: — Слушаю… Сначала она останавливается, но продолжает держать глаза закрытыми, затем через долгую секунду, раскрывает их и видит меня, и лишь потом понимает, что фантазия закончилась. Я вижу это отчетливо, когда на ее лице проявляется шок и неверие. Змейка резким вдохом втягивает воздух, а сердце заходится в убийственном ритме. Кровь отходит от лица, чтобы вернуться еще большим румянцем. В этот раз я смакую абсолютно все ее эмоции. Они сменяют друг друга и свое направление, как буря, как вихрь потока ветра, как огонь. Но некоторые особенно четко оставляли свой привкус на моем языке. Отрицание. Я чувствую ее неуверенность в происходящем, в ее зеркальных глазах читается вопрос: это происходит взаправду или все еще продолжается ее фантазия? Я ухмыляюсь и склоняю голову, дразня княжну. Ее темные брови поднимаются вверх, когда Владислава полностью понимает, что я реален… Гнев. Брат идет за сестрой, первая полноценно раскрывает второго. Мысли Змейки громкие, они шипением раздаются в моей голове. Уверен, это буйство услышал бы даже глухой: «Он все видел?!»«Как долго он здесь находится?!»
«Почему не обозначил свое присутствие?!»
«Я даже не заметила его!»«Погрязла в фантазиях, даже не заметив его появления!»
«Дура! Дура! Дура!»
Торг. В ее голове тут же начали крутиться шестеренки, пытаясь найти кучу ответов на гору вопросов: как ей выкрутиться из этой ситуации, что сказать, как вести себя со мной. Чем обернется ей этот просчет, эта ситуация, вышедшая из-под ее контроля? И вдруг она с замиранием спрашивает саму себя: а есть ли сейчас контроль в ее руках? Ведь… в эту минуту именно она обнаженная и раскрытая предо мной, в то время как я закрыт со всех сторон. «Ты даже не представляешь, Змейка, как бы я хотел снять с себя все эти ограничения и дать тебе насладиться не мимолетной фантазией, что рассыпалась пеплом быстрее надежд, а настоящим прикосновением ко мне. Ко мне, которого уже давно никто не видел…» Принятие. Поняв, что нет смысла даже блефовать, расслабляется, зажимы тела уходят, страх отпускает ее, и в меня врезается хмурый и острый взгляд. Это больно. Знать, что ты так хочешь меня и так ненавидишь. Моя броня становится плотней, не из-за моих усилий или мыслей, нет, ты сама возводишь стену между нами. Твоя ненависть оплетает мое горло и пытается всадить шипы в кожу, — если не убить, то хотя бы причинить страдания. Я понимаю это. Я принимаю это. И прошу прощение. «Жаль ты не слышишь его…» У меня было пара секунд, но их хватает, если владеешь тьмой. Я копирую ее фантазию: доспехи сменились на обычные штаны и легкую белую рубашку, капюшон сменила упрощенная версия маски, которую я надевал на Литу, сапоги сейчас мне не нужны, поэтому пальцы зарываются в ворс ковра на полу. По их наличию в покоях сразу видно, что хозяйке очень нравится разгуливать босой, но она не приветствует холод. Удивительным образом наша одежда контрастирует между собой. Владислава в черной сорочке, в то время как на мне — белый верх. Змейка ощетинивается, как звереныш, оставшийся без опеки. Маленький, но зубастый и дикий. Я не хотел приходить, тревожить и злить тебя, но твой стоны были слышны даже в темницах замка Бран, даже сквозь лихорадку… я слышал, как ты звала меня. Оголенные участки кожи плавятся под твоим взором, но не позволяю себе двигаться, наслаждаясь этой болью. Не следовало поддаваться на твой сладкий голос, но я поддался, я здесь и этого не изменить, а значит, придется и дальше играть роль… — На колени значит? — мой голос хриплый, он выдает меня с потрохами. То, чему я стал здесь свидетелем — прошлось по мне градом и огненным дождем. Женщина, которую я жажду, представляла себя со мной, но не представляет и малейшего контакта нашей кожи. Меня все еще лихорадит. Мысли путаются, зачем я вообще сюда явился? Это чревато, все и без того летит в тартарары, а если оступлюсь снова — потеряю ее в конец. Нужно идти дальше. Нужно не подать вида. Нужно… — И как тебе, понравилось видеть меня на коленях? — тот Дракул, к которому привыкла Змейка ни за что бы не смягчился, он бы нашел эту ситуацию интересной и забавной, ударил бы в уязвимое место, вывел бы на эмоции! И мне приходится быть таким, чтобы она не догадалась… В попытке смутить ее, медленно прохожусь взглядом по ее бедрам и руке, что все еще находилась между ними. Странным образом она даже не думает прикрыться. Что за вздорная девчонка?.. Мне казалось, что вызвать большее возбуждение у Змейки нельзя, но когда до меня доносится новый сладковатый запах, я удивляюсь. «Она что, возбуждается от моего взгляда?» Ожидалось иное: крики, злость, проклятия и обвинения, но не желание. Оно не укладывалось в моей голове, словно этого не могло быть, чтобы настоящий я вновь смог зажечь в ней огонь, но это так. Словно почувствовав мою слабину, княжна изменяется: искусанные ею же губы изгибаются в порочной улыбке, уголки глаз заостряются и вытягиваются не то в лисий взгляд, не то в змеиный. Ловлю себя на мысли, что ожидаю увидеть раздвоенный кончик языка между клыками, но Владислава не двигается. Она пытливо следит за мной, словно пытается взломать отмычкой мое сознание. В ней за считанные секунды что-то безвозвратно меняется. Только я в не силах понять что… — Необычно, — ее голос тягуч, он манит собой и своим соблазном, заставляет меня желать его хозяйку, и я уже хочу было что-то сказать, как вижу то, что буквально выбивает у меня почву из-под ног: Владислава ухмыляется, будто ей открыты мои мысли и… облизывает свои пальцы, которыми до этого… «Гребаная мать! Удовлетворяла себя…» Выколите мне глаза, режьте, обезглавьте или пригрозите стереть с лица земли Валахию, но даже тогда я не смогу отвести взгляда от сего действия! Ее длинный язык скользит по тонким пальцам, мелькая среди них, а после алые губы поглощают указательный и средний имитируя… долбанные фрикции! Эта блудница знает, что делает, знает, как влияет на меня! Владислава оставляет влажный след на своем подбородке и ласково произносит: — Такой податливый и нежный… мне нравится. Хочу быть податливым и нежным вашу мать! Лишь бы ей нравилось! Хочу, до одури, до красных пятен перед глазами, но вместо этого вынужден сказать иное: — О, в таком случае, продолжай, Змейка. И вновь она ведет себя абсолютно не так, как я того предполагал! Вместо взметнувшейся вверх брови получаю хитрый прищур. «Она что-то знает! О чем-то догадывается!» Если княжна так влияет на меня, то я точно так же влияю на нее, иначе бы она удовлетворяла себя мыслями о другом. Ее нужно отвлечь, нужно чтобы она проиграла в этой битве! Неспешно под ее властным взором, я одну за другой расстегиваю пуговицы своей рубашки. Она ловит каждое мое движение, каждый новый клочок моей кожи, мы поменялись местами, теперь она пожирает меня глазами. — Ни в чем себе не отказывай, — раскрываю полы рубашки, но не сбрасываю ее полностью, она все еще слегка прикрывает мои плечи, но открывает достаточно для… игр. Владислава принимает мой вызов: — В таком случае, мне это не нужно, она стягивает через верх свою сорочку, и я становлюсь невольником, разглядывая ее медленно вздымающуюся грудь. «Чертовски красива…» Ее стройное тело больше не было худым, оно приобрело мышцы и формы, Владислава будто бы набралась сил здесь, наполнилась энергией и жизнью. Длинные ноги плавно переходили в узкие бедра, а те в свою очередь, в тонкую талию. Грудь подтянута, а соски вздернуты и тверды. Хрупкие ключицы выдаются вперед, очерчиваясь ямками на бледной коже, тонкие плечи и длинная, такая беззащитная шея… Прекрасный вид. — Я знаю, — что? Я позволил себе сказать это вслух? В ее фразе нет скрытой насмешки или иронии, она говорит по факту: Владислава красива, и она знает это. Моя княжна не моргает, не отводит взгляда, она с необычной легкостью занимает прежнее место в своем кресле. Моя Змейка не закрывает от меня свое сознание, наоборот, в пригласительном жесте приоткрывает двери. Чего мне ожидать в этот раз? Что будет, если я ступлю на ее территорию? Девчонка еще слаба в силе, что получила от меня, но ее желание велико. Тело натренировано, да и не дает мне покоя то, как она ловко управляется со своими эмоциями… — Что такое, князь, трусишь? Она только что решила укусить меня словом? Это настолько по-детски, что я злюсь от того, как реагирую на этот выпад, нет, я злюсь, что вообще реагирую! «Вот ведь маленькая зас…» Спокойно. Нужно быть аккуратным сейчас. В этот раз, на своей территории и с полным запасом энергии — она с легкостью может выйти победителем. Мне же было сложно даже прийти сюда. Прислушиваясь к шелесту своей крови, я все еще слышу ее жалобный стон и отраву, что змеится по моим артериям. Занятно, что все, что делает меня слабым, так или иначе, отсылает к чему-нибудь змеиному… «Ты не должен тратить силу попросту, дурень, иначе снова свалишься! Коли свалишься — поднимать снова не буду!» Да-да, Старик, я понял, что ты очень дорожишь мной. В груди горело не только из-за желания взять свою княжну, но и от клинка, который мне всадили на последней вылазке. А после добили письмом… Быстрым взглядом осматриваю девчонку на порезы или новые шрамы, однако не нахожу ни одних, не других. «Тогда как у них оказалась ее кровь?» Касание, легкое и невесомое, но оно заставляет отвлечься от тяжких мыслей. Точно, оставлю это на потом, раз уж Змейка сама изъявила желание увидеть меня, то я не смею сейчас отвлекаться на что-то постороннее, пусть и касающееся ее самой. Мы неподвижны, но сознание княжны рисует совершенно иную картину. Мне нравится ощущать ее рядом, упругую грудь, прижимаемую к моему телу, когда она ведет руками по моим плечам, когда сидит на моих бедрах, иногда потираясь о меня будто специально провоцируя, чтобы узнать: прижму к себе или лишь сильней вожму в нее свой стояк? Она обжигает своим дыханием, когда я слишком близко к ее лицу. Не знаю чего мне хочется больше: чтобы она укусила или поцеловала, или сделала все одновременно, но вместо исполнения моих грез — кусает меня за плечо. Сильно. Специально царапая тупыми клыками, оставляя кровоподтеки. Оставляя метки. Но этой демонице все мало, она начинает тереться о мой пах, в паре с этим царапая грудь, которую я так любезно предоставил ей. Это горячо. Хочу ее здесь и сейчас, но в этой иллюзии главная она, я сам позволил ей это. Змейка пользуется этим правом сполна: оттягивает волосы, зарывается в них пальцами и оставляет красные полосы уже на спине. Я податлив: склоняю голову вбок, подпускаю ее ближе, откидываюсь на кресло и стойко переношу все ее капризы, абсолютно точно зная, что ждет нас обоих впереди. Я терплю, не двигаюсь и не притрагиваюсь, запрещаю себе даже малейшее касание. Пусть играется, пусть попробует власть на вкус. Я позволю ей это, дам сам, а после, когда моей княжне станет и этого мало — захлопну ловушку, и Владислава больше не сможет иначе. Уже сейчас это чувство берет верх над девчонкой. Она нетерпелива, от того ее движения рваны и спешны — она не знает на что накинуться в первую очередь, пытается быть одновременно везде, рассеивая мое внимание. Хотя мне хватает и этого, чтобы сбилось дыхание. Она принимает это за поражение, и тут же ее прохладная на ощупь ладонь проскальзывает за пояс брюк, обхватывая мой член. «Это лишь иллюзия…» Нужно помнить об этом. Но ощущения слишком реальны! Моя княжна все еще сидит в кресле напротив, недвижимая и такая холодная… а что если? Одно движение ее прекрасных ресниц, и я уже сжимаю тасками свои пальцы, обхватывая подлокотники ее кресла. Наши лица напротив, мы так близко, но так далеко. Моим пальцам нужно продвинуться на жалкий сантиметр, ей — оступиться на то же расстояние, и я смогу обхватить эту бледную шею. Давно на ней не было моей руки. Ее реакция на мой выпад — расширение зрачков. Она не дернулась, не вскрикнула, не изменила себе. «Умница…» — Я ожидал большего, — мой голос дружелюбен, но она знает, к чему это может привести. — Скучно. Хочу вывести ее на эмоции. Они сладки, они живые и они — то единственное, чем она может наградить меня сейчас, но эта женщина лишает оголодавшего последнего куска хлеба: — Ну, так и не ты здесь веселишься, Дракул, — холодом в ее голосе можно заморозить мое сердце, а ведь многие скажут, что оно и без того кусок льда. Это меня веселит. Смех жутким звуком проскальзывает в каждый уголок ее покоев. «Черт. И эта женщина за год смогла уничтожить все, что я выстраивал шесть лет. Из-за этой женщины я теряю голову…» — Брось, разве это веселье? Мы оба прекрасно знаем, что ни одни пальцы, даже твои, не доставят тебе такого удовольствия, какое может доставить мой член. Он может быть гора-аздо глубже, — от моих слов по ее коже бегут мурашки, и я не могу не акцентировать на этом внимание. — Уже представила, как он снова наполняет тебя? Она собирается что-то сказать, но я не позволяю ей этого, выпрямившись, обхожу кресло, не отрывая от его спинки пальцев. — Признаться, я ожидал, что ты поставишь меня на колени, а не влезешь на мои, как раньше. Все же привычки дают о себе знать, Змейка? А ведь я думал, что тебе хватит наглости посадить меня на цепь, — я склоняюсь теперь к ее уху и лениво произношу, чтобы она прочувствовала и представила все в деталях, — надеть ошейник… связать, чтобы я полностью был в твоей власти, княжна. Или чтобы звал своей госпожой… Будучи все еще в ее сознании, вижу мысли заполонившие ее темную макушку. Она представила и наделила новыми деталями все, что я произнес вслух: меня на коленях перед ней, полностью обнаженного, не считая ошейника и золотых цепочек, крепящимся к таким же браслетам поменьше на моих плечах. Или вот мои руки уже привязали к изголовью кровати, а сама виновница смело двигается на мне верхом. Но больше всего мне понравилось то, где она представила, как тянет меня за ошейник, чтобы я быстрее работал… языком между ее бедер. — Какие милые фантазии, но скорее это я крепко сожму в руке твой ошейник, когда буду вдавливать твое лицо и грудь в свою постель. В бешеном ритме буду брать тебя, пока не почувствую, как сильно ты сжимаешься вокруг моего члена, а затем резко выйду, чтобы твоё тело ощутило пустоту без меня, и вернусь только из-за твоих молебных просьб. Как думаешь, сколько минут мне потребуется, чтобы заставить тебя кричать, учитывая, что ты уже столько времени не была с мужчиной, мечтая обо мне? Она стала сильней, это доказывает ее попытка тягаться со мной: — Раз ты не хочешь надевать ошейник, то это захочет кто-нибудь другой. Например, Лев, и он с радостью сделает это без одежды. Из воспоминаний выскальзывает усмехающееся лицо того ублюдка. Злость вскипает, за ней следует и моя кровь, тьма отзывается и в комнате резко холодает. — К тому же, однажды мне удалось оценить его тело, как в одной, так и без другой части одежды. Дерево громко хрустит под моими пальцами, но Владислава лишь мельком бросает взгляд на мои руки. Девчонка смелеет, она твердо решила сыграть ноктюрн на моих нервах: — Только не говори, что тебя это задело, Дракон. Я словно проваливаюсь в пропасть. Одно слово. Одно гребанное слово, но я не могу двинуться, не могу дышать, не могу… — Как… ты меня… назвала? — хриплое карканье и то больше смахивало бы на людскую речь, но не мой нынешний голос. Она пожимает плечами: — Я читала миф о Князе Драконе и его княжне. Ты меня из-за него так называешь? — Раз ты читала миф, то знаешь, кем приходилась Княжна-Змея Дракону. — Да, женой. Она никак не реагирует на мои слова, а я чувствую себя канатоходцем над площадью, утыканной кольями — одно неверное движение, заторможенный ход, и меня ждет до абсурдности нелепая смерть… в ее когтях. Однако я солгу, если скажу, что эта игра на выживание мне претит, более того, мне дико нравится балансировать. От моего шепота ее волосы шевелятся: — Как думаешь, я сделал тебя своей женой? — Ты бы не сделал такую глупость. — Глупость… глупо думать, что ты не толкаешь меня на них. Она оборачивается, и меня согревает жар в ее глазах, она все еще возбуждена, терять эту возможность я не намерен. — Молчишь, потому что знаешь ответ, и тебе он не нравится. Ты бы хотела сказать обратное, ведь тогда это подтвердило бы твою точку зрения, о том, что я монстр, но монстры не хотят вернуть кого-то так сильно, как я хочу вернуть тебя, моя княжна. Это в твоем мировоззрении никак не вяжется со мной, — неспособность прикоснуться к ней сводит с ума, я злюсь, но эта эмоция мешает мне. С Владиславой нужно иначе. Мирче достаточно лишь улыбнуться ей, и она уже верит ему, так почему мне так тяжело сделать то же самое? Единственное, что сейчас под силу — касаться ее тьмой. Моя княжна реагирует стремительно на тьму. Щупальца обвивают ее талию под самой грудью, сжимают, но несильно, лишь ласкают кожу. Другое — скользит от колена вверх, третье — окантовывает запястье той руки, которой она доставляла себе удовольствие. Ты противишься, но мы связаны, и никому из нас не разорвать эту связь. Врознь — мы страдаем: чувствуем пустоту, неполноценность или даже боль, мысли вертятся только о другом, во снах мы приходим друг к другу, но противимся и там. Это же переносим и на мимолетные встречи: ты огрызаешься, как щенок, а я наказываю тебя за неповиновение, за то, что посмела дерзить, за то, что… недостаточно сильно сдерзила, за то, что можешь большее, но сковываешь себя. Задай себе вопрос: о ком ты думаешь, когда чувствуешь настоящую силу в своих руках? — тьма передает все мои чувства, которые я испытываю к этой взбалмошной девчонке, к этой женщине, которой удается сводить меня с ума одним своим присутствием. Она чувствует через мою силу меня: это я прикасаюсь пальцами к ее груди, я прокладываю дорожку поцелуев от ключицы вверх, до ее приоткрытых губ. Это мой поцелуй накрывает их, и мои пальцы входят в нее без боли и нетерпения, доставляют удовольствие и ласку, стараются передать нежность, на которую только способен я сам. И моей наградой становится ее стон, он окрыляет меня, заводит с новой силой, дает мизерную надежду на открытость или хотя бы на ответную реакцию Владиславы. «Я так сильно жажду этого. Мне необходимо…» — Я коснусь тебя, — женский шепот — иллюзия для моих ушей, но даже он заставляет замереть, прислушиваясь. Показалось ли мне? — Слышишь, князь? Твоя взяла… — дыхание вырывается новым резким выдохом, когда я тяну силу и отпускаю незримые темные нити. — Но ты должен сделать кое-что для меня, мой князь… Мой князь. Я впервые теряюсь, не знаю, что ответить, что сказать, да и стоит ли сейчас что-то говорить? Я сделаю все, что бы она не попрос… — Встань на колени предо мной, — ну конечно. Она попросила именно то, что я не смел разрешать себе делать никогда в жизни, после Османской империи. Меня снова захлестывает злость и возмущение, но я лишь сжимаю зубы сильно, до скрипа. — Не можешь? Или не хочешь, Дракон? В таком случае, все твои слова — пустыш… Решение принято… давно? Насколько давно? И почему эта мысль так ярко вспыхнула в моей голове? Четыре шага. Раз Два Три Четыре… Громкий стук совпадает с удивлением на ее лице, когда она видит меня… сразу на обоих коленях перед ней. Перед моей княжной. Перед моей женой. Перед той, кому я позволяю видеть себя таким слабым. «Переживу это. Перетерплю. Верну.» — На обоих… Она не верит тому, что видит, но это так. — Продолжай, моя княжна, и знай, что это лишь для тебя одной. Гибкое тело выгибается, Владислава стонет и закусывает губы, она дрожит, расслабляется и напрягается. Под своими ласками, под моими ласками, но ни на миг не отводит взгляда от моих глаз. Этот оргазм для нее, это представление для меня. — Лишь со мной ты сможешь получить это, Змейка, — мои слова, как приговор, как приказ ее телу, который разрешает ему получить удовольствие, спустя столько времени воздержания. Она не позволяет себе крик, закусывает нижнюю губу до крови и зажмуривается, откидывая назад голову. Мне хочется прикоснуться к ней, прикоснуться к себе, сбросить напряжение, последовать за Владиславой, но меня спускает с небес на землю ее голос и насмешка в нем: — Уходи, Дракул, сейчас ты мне больше не нужен. Она нетвердо встает на дрожащие ноги, еще больше увеличивая разницу между нами. Я не понимаю, не… — Я сказала, что коснусь тебя, да, но я не говорила, что сделаю это тут же, — она разворачивается, обходя кресло, словно смеясь надо мной, касается его руками, будто любовника. Бездонный взгляд хуже кола, которым я протыкал врагов, но нет, больнее ее слов нет ничего: — Надеюсь, что тебе так же больно сейчас, как когда-то мне, князь. А теперь возвращайся туда, откуда прибыл, Темный! Улыбка сама собой растягивается на моих губах. Я должен в гневе разносить все в этой комнате, но вместо этого, я смеюсь и аплодирую этой бессердечной женщине: — Ты великолепна в своем гневе, княжна моя. Я прощу тебе эту шалость и закрою глаза на следующую, заслужил, но помни, — встаю, не просто сокращая разницу в нашем росте, но и возвышаясь над Змейкой, — что ты уже моя, пусть и не знаешь этого. Я терпелив, а ты сама явишься ко мне… жена. Тьма отделяет меня от нее, как меч отделает голову от тела. Больно. Адски больно…