Помнишь Тьму?

             

      Corruptio optimi pessima       

Совращение доброго — наибольший грех.

      

      — У тебя нет инстинкта самосохранения, Графиня? — Батори отворачивается от Темных, с кем до этого разговаривала. Так мило улыбается, словно ничего не сделала.       — Князь, — все, кто был в ее шайке, склоняют предо мной головы.       — Или ты забыла, что отныне Падшая? — золотые цепочки свешиваются с украшения в ярких волосах. Шпили, как лучи Солнца, расходятся в разные стороны, и я невольно вспоминаю черные морды змей на Венце Мрака Владиславы. И пусть я зову ее «Золото», но сейчас этот металл слепит меня и злит. Чувствую стойкое желание сделать с Батори что-то.              «Давай расплавим это золото прямо на ее голове? Или вольем его в ее глубокую глотку!»              Предложение Девкалиона слишком заманчиво, но я не могу сделать это. К несчастью, однажды дал обещание, поклявшись Тьмой, что не убью ее.              «Я не скован обещаниями…»              «А убивать ты ее, чьими руками думаешь?»              «Есть парочка на примете…»              — Даже корону напялила? — собеседники чуют угрозу от меня, но они не могут уйти — выкажут мне неуважение. Поднятие и взмах руки позволяет им удалиться, а мне услышать облегченные вдохи.              «Пф! Крысы, боящиеся даже голову поднять рядом с сильнейшим!»              — Я не забыла свое место, Князь, кое-кто напоминает мне это снова и снова, — Графиня усмехается и продолжает:       — А ты не забыл, что сейчас Вальпургиева ночь, Белтейн? Тебе нужно провести ритуал, — красные губы растягиваются в кровавую улыбку. — А без княжны это не возможно. Все задаются одним и тем же вопросом, Дракул: сколько еще нам получать крохи силы, после столь… яркого финала прошлогодней Литы? Ты не проводил ритуалы уже почти год. Где княжна? Скоро ее срок будет окончен, а она не соизволила явиться ни на один другой праздник Колеса года.       Приближаю свое лицо к ее, склоняюсь и, не сдерживаясь, низко рычу:       — Ты не княжна, это не должно больше заботить тебя!       Ее рука ложится мне на грудь. Прожигаю ее взглядом, затем перевожу его на Батори, медленно произношу:       — Убери.       — Дракул, — вместо исполнения приказа она лишь придвинулась ближе, — тебе нужна княжна, а я…       — Убери.       — Брось… я лучшая кандидатка.       — Еще слово об этом и я…       — Ты не можешь убить меня.       — …сломаю тебе руку, — то, как это было сказано, заставляет Элизабет одернуться.       — Тебе не найти лучше меня никого!       — А я ищу кого-то?       — Вряд ли вернется твоя княжна. Видно, она испугалась твоего мира или, — пожимает плечами, — твоей сути. Убежала из-за того, что не смогла принять тебя. Ты ведь даже лицо ей свое не показывал? Другое дело я, Дракул. Я всегда на твоей стороне.              «На моей стороне, значит?..»              — Моя суть? Ты даже не представляешь, какая у меня суть!       Она снова подходит слишком близко, это не мне не нравится.       — Я могу обойтись и молодым князем. Люблю сладких мальчиков.       Смех сам собой вырывается из меня:       — Подавишься. Глупая шлюха, раз ты так хочешь, я покажу тебе свою сущность! — пальцы впиваются в щеки Батори, и в дело входит Девкалион. Внутри сознания, на его территории главный мой демон предстает перед Падшей огромным чудовищем. Когти вспарывают «землю», пар идет из пасти каждой из множества голов. Слюна шипит, срываясь с клыков, глаза горят темным заревом.       Раболепный страх и ужас пробирают гостью, она пятиться назад, но я блокирую ей путь к отступлению.       — Куда-то собралась, кандидатка в княжны? Уже уходишь? — расширенные глаза не сдвигаются с морды, что главарем возвышается над другими. — Хочешь погладить его, а, Элизабет?       Глумиться над Батори, прекрасно зная, что она сделала с Владиславой, — новый вид блаженства, но все же несравнимый с тем, что может подарить мне моя истинная княжна. Графиню начинает трясти, когда Девкалион приближает к ней одну из своих морд.       Прижимаюсь к ней со спины, шепчу на ухо:       — Ну, же. Поздоровайся с ним, моей сутью. С Драконом, сидящем во мне и отдай всю себя! Ты же так этого хотела!       Она качает головой, не в силах вымолвить и слова, парализованная властью существа, что превосходит ее силой и мощью в сотню, а то и тысячу раз! Она буквально столкнулась лицом к лицу со смертью, что несет Тьма. Сейчас та, что жаждала статус княжны — властительницы — ведет себя ниже зверья, что является едой для хищников, ведь даже кролик, чувствуя опасность — спасается бегством, а не ждет, когда его сожрут!              «А она замерла, что приравнивается к слабости и смерти!»              Смех пробирает меня:       — А ее он принял. Ту, что как ты думала, тебе в подметки не годится! Он принял ее! И склонился... А перед тобой? Спроси его!       — НИКОГДА! — множество пастей ревут, сотрясая мое сознание громом. В любой другой раз мне было бы адски больно. Мы оба бились бы за право быть главным на этой территории, но не сейчас. В этот раз мы все едины, как никогда — сокрушая врагов и оберегая ту, кто наша.       Я и мои демоны. Вместе.       Толкаю некогда гордую княжну на колени, прямо к Девкалиону.       — Ее имя — Владислава! Она носит мою корону, имя моего рода и мое имя! Мою кровь! Энергию и запах! Она моя! Моя! И никто не смеет к ней прикасаться!       Девкалион ревет, заставляя Батори взвизгнуть, он рвется к ней, а графиня лишь выбрасывает перед собой ладони. Клыки смыкаются, кровь брызжет в разные стороны, а те руки, которыми только что прикрывались, скрываются в глотке монстра.       Визг сменяется заливистым криком, а я растягиваю в кровожадной улыбке губы, с каким-то странным ликованием рассматривая болтающиеся в воздухе обрубки.       — Ты!.. — ей больно. Очень. Эта территория концентрирует и увеличивает все эмоции и чувства, а Девкалион перенаправил это все на нашу гостью. Она хрипит от ужаса и боли, но все равно умудряется играть в гордость. Ненадолго. — Ты... не смеешь! Не можешь... так поступать со мной! Клятва!       — Ты еще не поняла? Я и есть Тьма! Она выбрала меня вместилищем. Он выбрал! — Дев одобрительно сокрушает стены сознания во второй раз, Батори с обреченностью бросается ко мне, но моя Тьма щелкает челюстями еще раз, отгрызая ей ногу. Графиня заваливается, как деревянный солдатик, которым играют дети на улице, и тянет ко мне обрубки, из которых еще хлещет кровь.       Равнодушие. Это все, что я чувствую к ней. Как-то мне сказали, что нет ничего ужаснее, чем равнодушие. Даже ненависть — эмоция, а это — пустота.       — Д... Дракул! — ее лицо в кровавых подтеках, лужи крови расползаются под ней, из-за чего Батори похожа на выпотрошенную рыбу.       — Я предупреждал тебя. Не смей трогать ее...       Графиня вдруг замечает кого-то во тьме моего сознания. В ее зеленых — слишком мутных, некрасивых, не ее — глазах мелькает надежда.       — Ты! Пожалуйста! Останови их! Взываю к твоей человечности! Ты не такой, как они! Прошу, спаси!       Является еще один демон, его лицо спокойно: не злорадствует, как я, не разозлен, как Девкалион, не чувствует страха, как Батори. Он — то равнодушие, которого мне так не хватало в последние годы, трезвый разум и ледяная стойкость.       Обводит графиню взглядом, прохладным и в какой-то мере скучающим, она чувствует это и сжимается, ожидая его слов как приговора.       — Кто с мечом к нам придет — от меча и погибнет. Кто возьмет наше — отдаст втрое больше. Ты отняла ее почти на год. Мы заберем у тебя три, и за это время страдания станут твоими верными спутниками, графиня.       — Нет, прошу...       — Ко всему этому, — продолжает уверенный голос, к которому прислушиваются все, — мы лишаем тебя статуса второго ранга. Лишаем...       — Нет! Вы не посмеете! Я — Князь суток! Такая же, как и ты! — злость окрашивает глаза Батори в пока что оранжевый цвет.       — Больше нет, — она вновь поворачивается к нему, прятавшемуся все это время в тени. — Мы так же лишаем тебя и третьего ранга. Отныне ниже тебя только дампиры.       — Ты слабак! Не имеешь никакого права! Гаденыш! — слюна пенится у рта, но та, что была когда-то Князем сейчас уподобляется бешеной собаке.       — Девкалион, — произносит демон, — сожри уже эту свинью, слишком громко она визжит за наказание. Не стоило трогать нашу княжну.       Огромная лапа дробит кости оставшейся ноги и нижней части туловища, врезается когтями в плоть и подбрасывает вверх.       — Нет! Не-ет! Не смейте, умол...       Ее тело разрываю между собой гидра, в которую обернулась моя Тьма.       — Как жаль, — говорит третий.       — Что нам плевать, — договариваю фразу. Мы пересекаемся с ним глазами, он кивает мне и растворяется во тьме.       Единение, всех своих частей. Чувствую и прикрываю глаза, наслаждаясь внутренним спокойствием, без вспышек агрессии, без навязчивых кровожадных мыслей, без сожаления о содеянном. Под захлебывающиеся крики я наконец-то нахожу свой мир, благодаря одной женщине, которую считаю своей: другом, соратником, женой.       — Вся жизнь, Мирча…              «Когда-нибудь я скажу ей, как сильно... люблю ее. Когда-нибудь. Обещаю, брат…»              Падшая отшатывается. Широко распахнутые глаза смотрят на меня так, как еще никогда не смотрели. Такую смесь эмоций я видел у нее на лице лишь, когда она впервые пришла в Сумеречную гробницу и встретилась со статуей Отца. Интересно, сейчас она видит во мне его? Сердце колотится, тело одеревенело настолько, что дальнейший шаг заставляет ее упасть на землю. Это видят все, кто находится в Саду Евы, если раньше она и смогла набрать хоть какое-то уважение после Низвержения, то теперь оно снова утеряно. Ведь страх и слабость — не прощают даже низшие Темные, а высшие... Те, кто с ней разговаривали еще минуту назад теперь с отвращением смотрят в нашу сторону, они уже приняли определенное решение: ей не подадут даже руки.       — Поднимись, — она вздрагивает, но исполняет приказ. На негнущихся ногах встает. — Подойди, — зрачки расширяются, как у оленя, когда он видит опасность. Слишком ярким воспоминанием Девкалион засел в ее голове. — Ты лишилась статуса княжны, но тебе этого было мало, ты пошла против меня и новой княжны, через сообщников напала на нее и посмела явиться сюда, словно ничего не произошло. Я бы мог изгнать тебя, лишить права быть высшей Темной или Темной вообще. Но я проявлю последнюю каплю снисхождения в память о Габриэле и твоих прежних заслугах. Ты получаешь в наказание Разложение, — по всему Саду проходится волна шепотков и ахов. Лишь один из Темных получал такое наказание — Ксилла, правая рука Габриэля, породивший огромное количество стрыг в свое время. Охочий до крови и страданий других. А теперь и сама Батори понесет этот приговор. Правда ей это уже не впервой, когда-то ее глаза горели красным огнем, а сила лишь немногим уступала моей, но теперь, даже новообращенные с третьим рангом будут выше. Что скажешь в свое оправдание?       — Пусть эта шлюха горит в аду!       Пальцы кольцом сжимаются под ее подбородком, склоняюсь к ней и вгрызаюсь в шею, начиная пить энергию, что была подарена самим Древним. Графиня корчится, пытается отбиться, но силы тают, она затихает. Огонь в глазах сменяется синевой неба, а после приобретает фиолетовые сумерки. Женское тело оседает, и я отбрасываю ее, когда заканчиваю вытягивать энергию через кровь. Подзываю Луку:       — Увести ее!       Не договариваю куда, но моя правая рука все понимает. К этому моменту уже приготовлено место в одном замке, комната метр на метр, в которой, после осушения, Батори замуруют.       Сейчас нужно провести ритуал жертвенности и...       Меня хватают за руку.              «Кто посмел?!»              Развернувшись, вижу лишь взволнованное лицо Коссея. Его губы не двигаются, но я слышу:       «На замок напали. Невест кто-то выпустил», — с каждым произнесенным словом во мне разгорается злость, все сильнее и сильнее. — «Еще кое-что...»              «Что?!»              «У ворот Владислава... с армией».              Мне нужно пару секунд на осмысление.       — Агата! — Королева ведьм спускается ко мне по ступеням. Склоняет голову.       — Да, Господин?       — Как истинная Темная и глава всех ведьм, прими бразды правления в праздник Колеса года, посвященный вам. Вальпургиева ночь — ночь ведьм. Уверен, ты знаешь, как развлечь гостей.       Темная склоняет голову еще раз, прикладывая руку к сердцу:       — Конечно, Князь.              «Армия! Целая, пусть и малочисленная гребаная армия у моих ворот! Как ее можно было не заметить?!»              «Успокойся, малец, у вас с ней уговор! Она не пойдет против тебя. Щенок у нас...»              — Она считает этого щенка своим.              «Пусть так. Это лишь еще одно преимущество на нашей стороне...»              Звериное рычание вырывается из горла.              «В этот раз я с ним согласен, Влад, она нужна нам и уже далеко не из-за знаний будущего. Хотя, не уверен, что ты вообще хотел ее так использовать», — кулак врезается в стену. — «Она нужна каждому из нас...»              — И ты туда же?              «Сосредоточься. Придерживайся плана, мальчишка, мы подсобим...»              Сердце рвется из грудной клетки, оно не перестает так яростно стучать с того самого момента, как я узнал о Владе.              «Ему даже притворяться не нужно. Со стороны он и без этого выглядит взбешенным...»              «Верно, пусть все думают, что дело в злости, а не в кое-чем другом...»              — Они сделали выпад. Глупцы, теперь шаг за нами.       Бросив взгляд в окно, вижу, как те, кто напал на замок, бьются с теми, кого привела Змейка, но сама она почему-то не участвует. Кидаю на ее поиск энергию, но не чувствую ее.              «Это настораживает...»              Слышу некое копошение на верхних этажах. Кое в чем Батори была права: в моем доме полно крыс. Иронично, что они забегали именно тогда, когда в замок вернулась Змейка.       — Господин! — навстречу выбегает женщина, она вся растрепана, в окровавленном и разорванном платье. Лицо в ссадинах и слезах. — Господин, помогите! — она падает на колени у моих ног, а за ней из-за угла выходит группа нападавших в таких же одеждах, как и те, кто пытался задушить Владу в ванне.       Злость вспенивает кровь в венах, и я грозно бросаю:       — На пол, живо!       Служанка утыкается лицом в холодный камень, сжимаясь так, словно буду ее бить.       — Погляди! Вот шлюха выдрессированная! Убьем его и продолжим с ней развлекаться.       — А после я отрежу ей руки, за то, что она воткнула мне вилку в ногу!       Но они не успевают сделать, что задумали. Не успевают сделать и шага, как я сжимаю пальцами тьму и высвобождаю ее серпом. Он проходится быстрой горизонтальной полосой, оставляя борозду на стенах. Двоих разрезает сразу, в районе пояса, третий, стоявший поодаль, смекает и падает на землю, но не слишком быстро, тьма задевает его: наемнику отрезает половину ладони, оставляя не задетым лишь большой палец. Теперь орет он.       — Ты!.. тот демон... который на побегушках... здешнего князя! — меня коробит от его венгерского языка. Языка моих врагов, некогда бывших друзей, в последнее время слишком часто мелькает в моей жизни. Это нужно менять.       Наступаю на него:       — Я и есть князь этих мест! А кто ты? Из Черной армии? Солдат Матьяша Корвина? Отвечай!       Наемник сплевывает:       — Да пошел ты! Меня защитит мой Бог, демон!       Оскаливаюсь, являя ему ряд огромных клыков, наклоняю голову вбок, от чего воину предо мной страх железной проволокой сдавливает горло. Будь Намтар жив — ему было бы чем поживиться здесь..       — Тогда беги.       Жертва рвется прочь от меня, спотыкается, но тут же встает, сжимая окровавленную руку.       — Уворачивайся, — кидаю ему вслед и, как ищейку, спускаю с цепи новый виток тьмы. Солдат оборачивается и собирается присесть, но энергия меняет траекторию движения и спускается ближе к полу, тогда он подпрыгивает, и ему отрезает лишь ступни, а не по колено. Они так и сваливаются, зажатые в сапогах, а их хозяин с криком завалился на пол, марая его. Безрукий и безногий ползет, цепляясь за камень уцелевшей рукой. Обхожу его, не выказывая интереса.       — Девчонка.       — Д-да, господин.       Щелчком пальцев призываю кинжал и втыкаю его возле ее ног. Она дергается, но не сильно.       — Добей его, если хочешь, — направляюсь дальше по коридору. — Отомсти за себя.       — А если я... не хочу?       — Тогда оставь медленно умирать. Он сдохнет в любом случае.       Она не двигается ровно до того момента, пока я не скрываюсь за углом. Спускаюсь по лестнице уже под хриплые крики и булькающие стоны. Надсмехаюсь над словами солдата:       — Здесь нет Бога уже давно.              «Вижу, ты вошел во вкус. Одобряю...»              — М?              «За сегодня уже дважды мы отрубаем руки и ноги. Пусть Батори и повезло, ей всего лишь в иллюзии, но боль была настоящая! А девчонку жаль, ну, хоть отомстила...»              — Тебе кого-то жаль? Что это, слабость?              «Пусть я и зверь, мальчишка, но у меня есть свои принципы, как и у тебя, иначе бы ты и ее прирезал, так что это, слабость?»              — Похоже...              «Хорошо, что мы перестраховались и устроили празднования Бельтейна в поселении, что дальше отсюда, памятуя прошлый раз. Жертв будет в разы меньше...»              — Но именно из-за этого они и прорвались, потому что некому было предупредить!              «Брось, малец. Бран станет их гробницей. К тому же, столько языков, что могут поведать нам горы информации...»              Их было немерено, особенно на нижних этажах.       — Лука, Никлаус, используйте тьму, — когда на меня напали и проткнули Оскверненным железом — Никлаус едва не умер от ран, спасая меня, пришлось действовать быстро: обратить и помочь с Эволюцией — противоположность Разложению, — чтобы Тень быстро повысил ранг. — Но аккуратно, не раньте своих же. Возьмите парочку языков, остальных убейте.       — Хорошо, — кивает Ник. Он складывает ладони вместе, и от них начинает клубиться тьма, словно воин хочет удержать дым в руках. Энергия сгущается на кончиках его пальцев, застывает в виде когтей. В это же время по полу тянутся другие сгустки поэтому, когда в зал врываются еще одна группа противников, Никлаус взмахивает рукой, рассекая огромными когтями тьмы пространство и людей.       Тень выписывает пируэты, будто борется или танцует с кем-то, подключая к обузданию тьмы все тело. Каждое его движение отражается на солдатах. Мои остаются нетронутыми, как я и сказал, а вражеские падали, как скошенная пшеница в поле.       — Неплохо, Никлаус, — с боку доносится грохот, и обваливается часть стены. Лука с глупой улыбкой стоит около солдат, которых убило не его тьмой, как он хотел, а каменной кладкой, — в любом случае, у тебя выходит явно лучше некоторых.       — Спасибо, Князь, зато Лука лучший шпион, — словно в подтверждение, этот дурень становится невидимым, скрыв себя в тенях. Мы лишь видим, как наемники, подкошенные, валятся наземь. Выпотрошенные, обезглавленные, с вспоротыми глотками, они отлетают с того места, где стояли секунду назад. Кровь взметается к потолку, окрашивая всех, кто стоит рядом. Но когда Лука сбрасывает с себя объятия тьмы, не нем нет ни капли крови. Глаза горят едва ли не желтым цветом — его отличительная особенность, еще ни у кого не было такого явного перевеса. Даже у Никлауса оранжевые. Тень резким движением рук стряхивает кровь с клинков, что подобно змеям изгибаются, напоминая фламберг. И снова Лука невидим, неслышен, даже почуять его трудно, словно он призрак, Тень отправляет на тот свет всех, кто встанет на его пути.       Еще недавно Никлаус был человеком, сейчас — второй ранг, но он тот, кому это суждено было сделать. То, как он держится, двигается и управляет кровью, говорит о многом, но чаще о жестоком самоконтроле. Именно этот Тень оттаскивал меня, пока другие отбивались от детей Матери. Даже не знаю, не повезло ему, когда хвост одной из стрыг пробил ему грудь или наоборот, сделало неоценимую услугу. Сейчас он выглядит так, будто для свободы ему не хватало лишь этого. Словно тело человека душило его. Мне видна в нем жажда погони и азарт.              «Охотник по натуре стал охотником в жизни».              «Он не предатель, если ты об этом. Я ничего не увидел в его мыслях, да и предатели не закрывают собой того, кого хотят убить. Так что это очевидно...»              Киваю Девкалиону, взрывая головы паре солдат. Почему-то нынешний набег навивает мне воспоминания о прошлом: о времени, когда с желанием разорвать все и вся, бросался в гущу солдат, ведя за собой воинов, верных мне, готовых отдать за меня и княжество жизнь! Тем страшнее будет смерть того, кто предал меня, будучи Тенью…              «Чем яростней он выказывал мне свою преданность, тем страшнее будет его наказание!»              Враг дергается в мою сторону, Никлаус направляется ко мне, но останавливаю его движением руки:       — Пусть.       На меня нападают так, будто я обычный человек: медленно, неточно, условно надеясь на победу, поэтому, когда легким движением руки ломаю лезвие, враг понимает, кто перед ним. Они явно наслышаны о демоне этих земель, хоть и считали это байками. За это невежество он платит жизнью: вспарываю когтями ему живот, позволяя кишкам вывалиться прямо на его сапоги. Еще двое видят это, один пятится назад, другой в гневе бросается на меня. Он быстрее первого, но махает мечом, как мельница лопастями, особо не целясь. Мне хватило пары секунд, чтобы схватить руку и сломать обе кости так, чтобы они прорвали кожу, а оставшаяся масса повисла на лоскутах. Солдат вопит, привлекая слишком много внимания, заставляю замолчать, обхватив пальцами его голову и сжав… Фонтан кровавых брызг и ошметков мозга разлетается по залу, накрывая почти всех, кроме Луки, что был в тенях.       — От… отступаем!       С ужасом в глазах, наемники рвутся к выходу, но я никого не отпускал. Тьма стеной преграждает путь. Как затравленные овцы, они сбиваются в одно стадо, пытаясь удержать меня и Теней в поле зрения. Мои солдаты знают, что сейчас будет, поэтому покидают зал, распределяясь по другим этажам. Остаюсь лишь я, Лука и Никлаус.       Тьма сгущается, ветвиться возле каждого из своих сынов, нагоняя ледяной жути на врагов. Наши глаза горят ярче, предвкушая бойню, каждый из нас скалиться. Наемники предпринимают последнюю известную им попытку выжить — молитва. Смех Луки перебивает все слабые шептания.       — Это вам не поможет. Вы пришли на нашу землю, проклятую для вас…       — Но священную для таких как мы! — продолжает Никлаус, отращивая когти из энергии.       — Никлаус, давай, кто больше? — под глазами Тени вены окрашиваются черным цветом, он рычит, скаля клыки.       — Принимаю вызов.       — Не буду вам мешать, правила знаете.       — Да, Князь.       — Нужно бежать! Пока его отвлекли! Он не заметит, что нас нет! Зачем возвращаться сюда?       — Замолчи, Маришка! Нам нужно вернуть копье и клинки Вероны. Так что захлопнись, пока можешь!       — К тому же, у меня появилось неотложное дело… Людей княжны не трогать, если сами первые не набросятся.       — Понял.       — Принял.       Кто-то воспользовался тем же тайными ходами, что и Змейка, когда убегала после смерти боярина.       — Если они вошли в мой дом, как крысы, как крысы и сдохнут.       Пока иду по коридорам, взываю к сущности Брана, сливаюсь с ним, напоминаю, кто я, чья тьма кроется в каждом уголке и трещине. И замок мне отвечает. Стены дрожат в недвижимом танце, холод камня уходит, впитывая мое тепло. Темные закоулки становятся прибежищем самых потаенных ужасов человеческой души.       Ямы, обрушенные стропила или каменные лестницы — все они перестают быть простыми препятствиями. Вместо этого они несут смерть: сломанные шеи, пробитые черепа, пронзенные насквозь тела. Но самое главное — входы и выходы перекрыты, их невозможно больше открыть, пока я этого не захочу и не отдам приказ.       Бран живет, он дышит, и мой замок является моим самым верным солдатом. Выжившие сорвут глотки, когда будут орать, столкнувшись лицом с такими как Орф, вышедшими на охоту. Темные твари наводнили катакомбы под и в замке. В отличие от людей, для них нет преград в виде стен или запертых дверей, их ведет вперед лишь жажда крови и запах ужаса.       Растягиваю удовольствие от загона жертвы, пусть эта троица пока и не догадывается от этом. Пинаю дверь ногой, шепот резко смолкает, а страх заводит свою песнь.       — Куда-то собрались, дамы? Не помню, чтобы куда-то разрешал вам уходить.       Невесты сначала замирают, застанные врасплох, но спустя секунду уже жмутся друг к другу.              «Жалкое зрелище, побитые, словно собаки».              Ничего удивительного, каждую я держал в камере и кандалах из Ведьминого железа, сдобренного моей кровью. Вся их энергия впитывалась в железо.       — Мы больше не вернемся в камеру! — шипит Алира.       — Хм, — откидываю полы накидки за спину, заправляю руки в карманы. — Да не собираюсь я снова вас туда упекать. Перевод ресурсов только…              «Мальчишка, ты тоже это чувствуешь? Кто-то здесь есть помимо вас четверых. Темный. Сильный. Точно второй ранг, может даже сильнее…»              «Исключено, таким максимум может быть Мирча!»              «Не могу сказать точно, он нематериален, как и ты, когда приходишь к нашей княжне… Но мне это не нравится!»              «Он видит нас…»              «Но не мы его. Только можем чувствовать…»              «Блять!»              «Согласен, дело паршиво…»              «Дев…»              «М?»              «Иди к Владиславе, предупреди ее о том, как вести себя. Для всех остальных она ненавидит меня, но вынуждена играть по моим правилам!»              «Я не мальчик на побегушках!» — рычание, но затем секундная пауза. — «Только ради нее…»              Девкалион покидает меня, но не его сила и мощь.       — Верона, милая, — Невеста, если бы могла, явно бы содрала с меня взглядом кожу. Гнев в черных глазах забавляет. Разозлись Владислава — окатила бы холодом, а не показала бы эмоций, — я принес тебе подарочек.       Выуживаю из кармана золотой браслет с белыми, голубыми и розовыми бабочками. Громкий вдох оповещает, что она еще не забыла о сестре и об одинаковых украшениях, что подарила им обеим мать перед смертью. Именно такой же браслет носит Верона сейчас на ноге.       — Тебе привет от сестры, — моройка застывает, прекрасно зная, что последует дальше. — Хочешь увидеть ее живой? С ней один из моих Теней. Думаю, им сейчас весело вдвоем, — молчит, язык еще не отрос. — Молчание — знак согласия?       Ухмыляюсь, когда Алира и Маришка оскаливаются, но не Верона, она выглядит так, словно стоит на оглашении приговора.       — Я всегда выделял тебя из всех них, выделяю и сейчас. Убей Алиру и Маришку, докажи, что ты единственная, у кого есть семья, и кто должен остаться в живых.       — Что? — младшая из них сжимает руки в кулаки.       — Да пошел ты! — средняя шипит, но мое рычание заставляет всех их проглотить язык, даже если его нет.       — Ну, так что, Верона? Невена имеет право на жизнь?       Моройка переводит взгляд полный боли на сестер.       — Нет, Верона… — хнычет Маришка.       — Катись все к черту! — Алира хватает со стены факел и направляет его на Невесту, но та быстрее. Даже не смотря на заточение, Верона сильна и с разворота бьет ногой, но попадает лишь в стену.       Присаживаюсь в кресло, наблюдая за боем, аплодирую, как самый преданный зритель. Шаг за шагом, они приближаются ко мне, и вдруг Маришка обливает все маслом, а Алира кидает факел. Он едва касается пола, как тот вспыхивает, а с ним я и все вокруг. Ликование озаряет лица, но оно покидает их так же быстро, как и появилось, когда я щелкаю пальцами, и пламя гаснет. Нет ни дыма, ни запаха, лишь мой злой взгляд, под которым три тела тут же сжимаются.       — Пора мне сделать выбор…       Тьма скрадывает свет, обнимая со спины. Ничего не чувствую.       Кап…       Лишь то, что по моему лицу что-то скатывается.       Кап…       Лишь то, что сжимаю в руке нечто влажное.       Кап…       Кто так громко дышит?       Кап…       Слышу тихие шаги. Медленные, но уверенные.       Кап…       Возле шеи что-то стягивается. Тянет жилы, выворачивает сухожилия и дробит кости.       Кап…       Чувствую свободу простора и тяжесть потолка со стенами.       Кап…       Кто-то приближается. Энергия встает на дыбы, по телу бегут мурашки, но я не дрожу.       Кап…       Тот, кто взбаламутил весь мой замок сейчас находится у входа в Башню Невест, за дверью.       Кап…       Со скрипом дверь отворяется, и я задыхаюсь от любимого запаха, что приносит ветерок. Дышу часто — пытаясь запечатать в легких запах грозы и мяты.              «Это она!» — ревут демоны.              Да. На пороге стоит Владислава, не мираж, не иллюзия. Настоящая.              «Моя княжна вернулась домой…»