Non ducor, duco
Я не ведомый, но ведущий
В этот раз многое было иным: Мирча — сильнее, ему не нужно больше быть на привязи у бояр, эта свадьба — один из шагов к величию. Я — не зашуганная девчонка, незнающая, из какой тени выпрыгнет Дракул, пусть и по-прежнему думаю о нем. Князь плотно засел в моей голове, его не вытравить оттуда даже сильнейшими ядами, таково Его величие. Мне не хватает Темного, и я едва держусь, чтобы не бросить Элиз на поиски. В прошлый раз гадала: упадет ли на меня крест, как на грешницу? Сейчас — плевать я на него хочу! Если начнет падать, извернусь и останусь целой, к тому же, под руку меня держит мужчина, что едва уступает своему отцу. Что мне известно наверняка — ни один из них не даст мне пострадать. В этот раз людей больше, присутствует сторона Молдавского княжества, что отсутствовала в кошмаре, но нет Батори, с ее отвратительными замечаниями в нашу с Мирчей сторону. Пока что не вижу Александра Ван Хельсинга, он тут или не смог явиться? Интересно, у него есть та энциклопедия, про нечисть, которую в детстве я зачитывала до дыр? Есть ли там страница с Дракулом? Песнь священника меня мало заботит, мысли занимает все, кроме него: бояре, которые скопом расселись достаточно близко друг к другу, чтобы наслать на них Орфа и убить разом. Интересно, Бог и на это закроет глаза или накажет меня за такое действие или мысли в стенах его дома? Молодой князь тоже занимает достаточное место в моей голове, сейчас, при таинстве и благочестии особенно ярко различаются картины прошлого, еще до того, как я вернулась сюда, тогда моя месть еще не свершилась, но я уже понимала, что хочу сделать. — Лада, — сдавленный вдох и сжатые зубы, румянец на скулах и рассеянный взгляд — все это Мирча. — Да, князь? — мои пальцы протиснулись за пояс легких штанов мужчины. Почувствовать, как окаменели мышцы живота, не составило никакого труда. Черные пряди, как попытка спрятать от меня взгляд, но мне он и не нужен, я читала язык тела. — Мне прекратить? — губы у кожи чуть выше того самого пояса. Оставляют напоминание о себе — поцелуй. И мужчина закусывает губу, до крови. — Скажите мне, господарь, как мне поступить? Алый почти полностью затмил оранжевый, и на секунду мне показалось, что на меня смотрит Дракул. Пальцы раскрылись, отправив приглашение, но я не могла так быстро отказаться от милой картины со смущенным Мирчей. Слишком сладко моей изодранной душе. Поэтому стянув штаны еще немного вниз, я оставляю засос едва ли не возле самого члена. Мне не дали дальше продолжить свою игру, сильные руки потянули вверх, к дикому взгляду, острым клыкам и нежным губам. Поцелуй был ярким и жарким, меня усадили на бедра, и через тонкую сорочку чувствовалось все в разы ярче. Лямки поползли вниз, пока плечи и грудь ласкали. Твердые пальцы впивались в ребра и бедра, но мне нравилось это. Нравилось понимать, что мужчина безумен из-за меня. — Мир… ча, — тянуть его имя и тянуть его волосы — было смыслом для существования. — Ла-да, — его глаза обжигали, но дарили такое нужное тепло. — Довела… вывела из себя, — шепот ласкал меня не меньше, чем его хозяин. Мне казалось — остановись мы сейчас, и весь мир рухнет нам на головы, а если продолжим, то сможем испытать небывалое счастье. — Агапэ… — Не отпускай… не отталкивай меня… — Ни за что, — прижал сильнее, подтверждая свои слова, закрепляя их. Он устал, это было видно в начале ночи, в том, как потирал затекшую шею, как разминал спину, как тер руками лицо, мне хотелось сделать ему приятно, и… себе. Медленные движения тазом, пусть через одежду, но он чувствовал все. Сам начал помогать мне руками, зарываясь в мои волосы. — Истязаешь, режешь по живому, — сиплый голос лишь давал окрыление, и я уже без зазрения совести положила огромную ладонь себе на грудь, вздрогнув, когда князь сжал ее. Движение становились с каждой минутой резче, быстрее, скрывать как хорошо — не было смысла, поэтому давала в полной мере насладиться Мирче моими стонами. Они захлебнулись, когда длинные пальцы проникли под ткань нижнего белья и надавили на клитор. — Вот так, лучше? Не в силах ответить, лишь кивала, тихо хныча. Хотелось забыться, отомстить Темному и лучшего кандидата для этого найти не возможно. Так я думала, когда иногда смотрела на Мирчу, но тогда лишь наслаждалась ласками. Он был первым мужчиной за долгий срок, от которого меня не воротило, кому хотелось отдаться и забыться. — Мирча! — заглушив оргазм укусом в плечо, переводила дыхание в крепких объятиях. Меня гладили по голове и спине, но стоило мне поднять глаза на виновника моего ватного тела, как тот облизал пальцы, которые еще минуту назад были во мне… — Ты… не кончил. — Переживу, главное, что ты стала лучше себя чувствовать, помогло? — Нет, — брови нависли над, все еще красными, глазами. — Я сделал что-то не так? — Да, ты все еще тверд, — стащив штаны ниже, села на колени князя и обхватила стоящий колом член. — Мне хочется помочь тебе расслабиться, Мирча, откинься назад. Сначала водила рукой, аккуратно сдавливая головку, но когда этого стало мало, пересела так, чтобы она терлась об меня, но проникнуть мешала ткань серых трусиков, в цвет его глаз. Мужчина подо мной стонал, наблюдая, как я извивалась на нем, как трогала себя и имитировала секс с ним. — Лада! — не успев понять, что происходит, уже лежала на спине, а надо мной возвышался молодой князь. На бедре растекалось что-то горячее, и когда я попыталась посмотреть, Мирча лишь смущенно произнес: — Прости… Мою руку сжимают, вырывая из воспоминаний. Кидаю взгляд на виновника моих фантазий — его глаза горят, хоть и темны, как всепоглощающая буря. Его лицо будто говорит: «Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Владислава!» Но в нем ни капли упрека, лишь соблазнительная трогательность. Тогда не могу удержаться и посылаю ему невидимые касания чуть выше щиколотки, веду вверх, к колену, затем еще выше, к паху. Руку сжимают сильней, и уже сама чувствую его прикосновения ниже груди. Священник распинается, говоря о чести, супружеской верности и благодетели, а мы с Мирчей едва не трахаемся на алтаре, невидимые для других. — Согласны ли вы, Мирча Басараб, взять эту женщину в жены? — Согласен, — хрипоту можно списать на волнение, но на самом деле моя «третья» рука уже давно прокралась в его штаны. — А вы, Елизавета Молдавская, согласны взять в мужья этого мужчину? — Согласна, — мою грудь сдавливают чужие пальцы, но я принимаю их на своем теле, как родные и даю полную свободу. — Ego conjimgo vos in mat-rimoiiium in nomine Patris, et Filii, et Spirit! Sancti. Священник подносит нам первую чашу. — Делите горе поровну, как одно целое, — наставляет «святой». Помню, что в кошмаре Мирча отпил больше горя и меньше счастья. Первый глоток всегда делает мужчина, поэтому мне никак не остановить князя, но могу вернуть ему сладость жизни. Красивые губы приподнимаются, являя кончики клыков, почему-то ком в горле трудно проглотить от этого явления. Мой будущий муж делает все отточено и превосходно, но есть в нем что-то странно новое или даже несвойственное ему. Будто мягкость, которой он был обременен — исчезла, явив броню и шипы. Длинные пальцы крепко сжимают края чаши, еще чуть-чуть и они вдавят металл подобно глине. Князь отпивает и морщится, но не от вкуса, соприкасаясь с ним связью, чувствую его боль в висках. Выражение лица суровое, но стоит ему взглянуть на меня, увидеть опасение, как черты разглаживаются. Мужчина сжимает мои пальцы и передает священный предмет, который пуст на три четверти. «А как же делить все поровну?» Улыбка заставляет вскипеть кровь в венах. «Пей, Лада, если бы не ритуал, ты бы вообще не коснулась этой чаши…» — Теперь заглушите горе счастьем, — нам подносят вторую чашу, и Мирча вновь отпивает первым, оставляя три четверти напитка. И вот опять он думает в первую очередь не о себе. Выпиваю все, но последнюю часть не глотаю. — Теперь, князь, можете поцеловать свою княгиню. Окончание ритуала — поцелуй, как печать на нашей жизни и клятве, что мы дали Господу, и над которой надругались, учитывая, что у меня уже есть муж. Каждый из супругов должен показать кротость, сдержанность и целомудрие даже в поцелуе. Чем больше, тем лучше. И тем ярче Мирча посылает их всех к черту! Дернув меня на себя, откидывает полностью фату и зарывается рукой в волосы, пока сам целует жарко и яростно. Он осекается лишь раз, когда в начале отдаю ему сладкий настой, что не проглотила. Но самое главное, что в этот самый момент, я совершенно не чувствую Дракула, словно его нет в замке совсем. Зала сотрясается в рукоплескании и громких словах поздравлений. Мужская часть гостей гудит, одобряя поступок своего князя, а женская напущено сокрушается, в тайне желая о подобном. Яркое солнце просвечивается сквозь витражные окна, раскрашивая наши с Мирчей лица разными цветами, и мне кажется, что я вижу алый в глазах напротив, но это быстро проходит, стоит уже мужу отвернуться к гостям, улыбаясь. Главное пиршество проходит в Бране, но князь еще приказал украсить сад, примыкающий к нему, Зимний никто не трогал, туда мы решили не вести гостей, чтобы не досаждать Семиону с Иолой. Многие дамы высыпали на улицу, пощебетать между собой. Душой компании является обладательница крови Басарабов — Мирела. Мое сердце тоскует по ней, но пока не знаю, могу ли подойти к подруге и все рассказать. Лука поделился со мной секретом: он каждую неделю сопровождает ее на могилу, в которой она похоронила «меня». Когда тело убийцы начало разлагаться, его вынули из петли и сбросили в яму подальше от Брана, чтобы оно не стало очагом чумной хвори, но княжна нашла и захоронила в лесу. С тех пор и ходит, какая бы погода не была. Вместо того, чтобы вновь сдружиться с ней, унять наши общие горести, я замкнулась в себе, потом наслаждалась болью с Дракулом, спала с ним на Лите и абсолютно не думала о подруге, когда она топилась в горе по мне. — Я ужасная подруга… Застолье продолжается, не замечая тоски двух людей, через открытые окна и двери легко можно увидеть, что происходит внутри, но большинство людей просто бродят по территории замка, общаются и пьют вино. Туда-сюда снуют слуги с подносами, полными еды и алкоголя. Многие подходят к нам с Мирчей, чтобы поздравить. — У меня есть для тебя несколько подарков, дорогая жена, — муж склоняется ко мне, чтобы поцеловать в щеку, его пальцы в кожаных перчатках касаются моей обнаженной шеи. — Несколько? — Да, — кивает и целует уже шею. — Начнем с малого. Когда ты… покинула Бран, то оставила здесь кое-кого. Дракул забрал их, но я возвращаю. Князь щелкает пальцами, и я заинтересованно смотрю в ту сторону, куда показывает он. К нам идут двое мужчин в темно-зеленых кафтанах с орнаментом чешуи на кожаных накладках. Шеи иногда сверкают украшением, но большая часть его скрыта воротниками. Они напоминают мне… ошейники. Мужчины идут, гордо подняв голову, глаз не отводят, смотрят только на меня. Светлые, немного вьющиеся волосы спадают на лоб. Длинные ресницы обрамляют ярко-голубые глаза, в меру пухлые губы. В сравнении с князем они меньше и худощавее, но по-своему красивые и элегантные. Чем-то напоминают мне Абеля, поэтому и спасла их на Лите, обставив все так, словно они заинтересовали меня как игрушки. Ну, и чтобы позлить Дракула. — Близнецы, — произношу тихо, — еще одни. — Волей Дракула они бы кормили червей, — пожимает плечами Мирча. — Он говорил, что убьет их. Посадит на колья. — Однако я предвидел это и отправил на службу к Агате. У нее не так просто что-то забрать. Пусть она не носферату, но зубы ее из Ведьминого железа — опасно протягивать руку. Весь год они прислуживали Хозяйке леса, набрались много новых знаний, так что для тебя не будут обузой. Способные, схватывающие налету. — Госпожа, — братья кланяются, приветствуя меня. — Мы рады вновь видеть нашу спасительницу. — Здравствуйте… — мне не известны их имена, поэтому заминку замечают. — Вы можете называть нас, как вам хочется. Королева ведьм называла нас «Левым» и «Правым», в зависимости от того кто где стоял. Наши жизни — ваши, так что мы можем жить и без имен. — Это верно, но мне не хочется делать из вас мебель, поэтому назовитесь, раз посмели предстать предо мной в моих знаках, — лишь сейчас, когда они подошли достаточно близко, могу рассмотреть, что это действительно ошейники, а там, где должен быть замок — головы змей. «Это приказал сделать Мирча или Агата?» — Вижу, ты заметила, — раздается голос князя, — они твои слуги, так все остальные: Темные и просто люди могут понять, что их трогать нельзя. Это твое клеймо. Отмечай всех, кто верен тебе. Это удобно, Дракул пометил Ближний круг, назвав их Тенями и обрядив в черное. Мои будут зелеными, как большинство змей. — Наши имена Астарион и Вессарион, Госпожа. — Оставлю вам их, — мужчины склоняются вновь, но в этот раз в благодарности. — Дай название своим слугам, как воинов Драукла зовут Тенями, так и твоих следует как-то называть. Может… Змеи? Гадюки, Кобры? Давлюсь смехом и качаю головой: — Не-ет! Только не так. Боги, это ужасно! — Ну, а что? Тебе что-то не понравилось? — Ты их еще «Ползучими гадами» назови. — Странные у тебя вкусы, жена моя. Не осуждаю, — он подмигивает. — Подумай об этом. Кстати, ты назвала свой кинжал? — Пока нет, хочу, но не нашла должного имени. Раз он оружие Клинка, мое оружие, а я — Змея, то он должен отражать в своем названии это. — Хм, Укус? Яд? Клык? — Искушение? — один из мальчишек-близнецов подает голос, но поняв, что начал разговор без моего дозволения, утыкает взор в землю. — Прошу прощения, мне не следовало го… — Почему «Искушение»? — перебиваю его, мне становится интересно, как искушение связано со мной в его глазах. — Мы много слышали о Дьяволе-Драконе от других Подарков, которых вы принесли в… жертву. Раз вы жена Господина, то… — Нет, — мужчины умолкают. — Простите? — У вас нет Господина, лишь Госпожа, что спасла вас. Только я, и мне решать вашу судьбу, — они должны видеть лишь мою власть над собой и ничью больше! Понимаю, скорей всего это выглядит как ребячество, но с этого начинается преданность. Распыление на несколько господ — неслужение никому. По этому примеру можно сказать, что Лука никому не служит, раз согласился «дружить» со мной, но это немного разные случаи. Близнецы только начинают устанавливать связь слуга-господин, а Лука сколько служит Дракулу? Лет десять? Расшатать его преданность не так-то легко. — Просим прощения, — два голоса сливаются в один. — Жестокая ты, Владислава, — странно улыбается Мирча, произнося мое имя шепотом. — Нет, меня просто научили не делиться тем, что принадлежит мне. Продолжай. — Как нам тогда называть ваших… мужей, Госпожа? — Согласно их статусу «князь». — Слушаемся. Раз вы жена Дьявола-Дракона, то вы — Змея искушения. Змеям в библии отнесено большое значение, ведь Еву искусил змей, что говорил о знаниях мироздания. Его олицетворяют с Темной стороной, не будет удивлением, если Княжну-Змею из мифа сопоставляют с Люцифером. Поэтому «Искушение» одно из самых подходящих названий. Оно присутствует во всем: воспользоваться Темной даром этого клинка, своей силой, мощью, знаниями, этот кинжал уже возвышает вас над остальными. Так пусть другие захотят стать обладателями этого оружия, ибо это означает взобраться выше всего мира и править оставшимися внизу. Для вас это оружие, для других один из символов власти. — Откуда тебе известно это все? — Мы с братом из Византии. Наш отец учил нас правому пути. Путь покаяния, сдержанности, строгости, но Леди Агата показала и иной. Путь Теней и Тьмы, — отвечает за брата Вессарион. — Вы образованы? — Нам ведомо много языков, валашский в их числе. Иногда приходилось переводить слова Бога на разные языки. — Что же, это даже лучше, празднуйте, но не отходите от меня далеко, будьте в поле зрения. — Слушаемся, — их голоса похожи так же, как и лица, поэтому не стоит удивляться, что слышу одного, когда говорят оба. — Ты сейчас как истинная княгиня, опасная и дерзкая. Мне нравится, — муж целует мою руку, которую все это время грел в своей. — Даже у меня вызвала желание повиноваться, — дерзкая улыбка, как у отца. — Вот как? Я учту ваше желание встать на колени предо мной, князь. — Жду не дождусь, — ожидание-вызов, что может быть слаще? — Перейдем к следующему подарку? — выражение лица Мирчи заставляет сжаться что-то внутри. Что он задумал? Выглядит так, словно решил бросить вызов всему миру. Плечи не сжаты, расправлены, голова высоко поднята, а губы искривлены едва ли не в оскале. Он знает, что делает, и это ему безумно нравится. Упивается силой? — Дорогие гости! — голос заставляет всех обернуться к нам, даже тех, кто стоит в удаленных уголках сада. Многоглазая тишина рассматривает нас с интересом, а властный голос затягивает цепи контроля на шеях присутствующих. «Мне уже стоит волноваться?». «Нет, мы всего лишь возьмем то, что принадлежит нам, Лада». — Рад видеть всех вас на нашей с княгиней… годовщине свадьбы. Что?! Какая годовщина? Лишь саркофаг не дает мне воскликнуть это с другими гостями. Все приходят в замешательство, начинают перешептываться, обсуждать с удивлением, не ударился ли князь головой или не перебрал ли чего? — Мы муж и жена уже два года, — новую волну шепотков поднимают и следующие слова Мирчи. — Елизавета стала моей женой на своей родине — Молдавском княжестве, а его князь был нашим личным свидетелем и почетным гостем, — мой муж салютует бокалом в сторону спокойного князя Штефана, который в свою очередь утвердительно кивает на его слова. — Решение о тайной женитьбе было предопределено, так как я все детство прожил в Молдавии, под протекцией дяди, тогда и познакомился с ней, — серые глаза останавливаются на мне. — Самой красивой, образованной и обаятельной женщиной. Не в силах представить жизнь без нее, стало одним из столпов моего решения. А ее отлучка из Брана, произошедшая больше года назад — вынужденная необходимость, иначе мы бы еще тогда рассказали о нашей свадьбе. Некоторые секреты должны быть скрыты, чтобы взрасти и окрепнуть, но время пришло, и я, друзья, готов представить вам причину отъезда моей дорогой жены. За два года я обрел счастье в своей жене и в своем наследнике Маркусе! Мое тело не слушается, ноги немеют, руки начинают мелко трястись, трудно вдохнуть, но еще труднее держать улыбку на лице, маску, что и дрогнуть не должна, пока в душе я кричу и кидаюсь на стены своей защиты. «Мирча при всех раскрыл Маркуса! Назвал его сыном, наследником!» Кажется, я ослепла и оглохла. Мир поглотила белая пелена, но теплые пальцы князя вырывают меня из омута. И первое, что я вижу — искаженные лица бояр, что теперь зверьем смотрят на меня и будут так же, если не хуже, скалиться на моего сына! «Убьем их всех! Пусть только посмеют…» Голос Элиз хрипит от злости, придает мне сил, дает толчок к тому, чтобы уничтожить их всех одним взглядом. Нужно собраться! Хотела иметь законную власть? Получай. Наследник — всегда дополнительный страх матери, но он так же и ее помощь, сила на игровой доске политики и интриг. Двери, ведущие в другую часть замка, открываются, и незнакомый мне мужчина несет Маркуса на руках. На малыше точная копия одежды «отца». Маленький черный кафтанчик с золотыми узорами и головами драконов, даже плащик висит на хрупкой спинке. Сын крутит головой, пытаясь найти кого-то в толпе, смотрит широко раскрытыми глазками, но без страха, ему будто не интересны все эти люди, лишь, когда меня находит взглядом, улыбается и тянет ладошки. Человеку, несшему его, явно становится удобнее, Волчонок перестает крутиться как юла. А я хочу вырвать глаза незнакомцу. «Что это за человек? Как он посмел вынести ко всем моего сына?! Что происходит? И какую игру ведет Мирча?!» Мне, наконец, отдают сына, и я прижимаю его к груди, он же обнимает меня своими лапками. Сейчас, держа его рядом с Мирчей, невольно сравниваю их и понимаю, что сжимаю в объятиях меньшую копию князя. Теперь понятно, как он решил объяснить всем мою «болезнь» сразу после приезда, а дальше и разные исчезновения из светской жизни. Беременность. Ну, конечно. А это значит, что по времени и внешнему возрасту сына, все сходится. Я вполне могла забеременеть от него раньше приезда в Бран и рассказать ему об этом лично. Меня пугает первый окрик: — Он копия князя! — Кровь Басарабов! — Здоровья княгине и наследнику! —Долгих лет правления! — Спасибо, — благодарит муж. — Приятно, что вы так хорошо приняли эти новости. Время не легкое, и я защищаю семью любыми способами, — князь подходит к нам, и Маркус тихо шипит на него, утыкаясь в мою шею. Это не может не удивлять, но Мирча лишь усмехается и обнимает нас. — Теперь его можно не прятать, и никто не посмеет что-то про него сказать. Улыбаюсь, потому, что от меня это требуется, а глазами ищу Тень. Лука находится быстро, но то, что я вижу, мне не нравится: на его лице удивление, он не отводит хмурого взгляда от мужчины, обнимающего меня. Означает ли это, что Мирча действовал втайне от Дракула? А теперь всем придется смириться с его ходом. — Маркус родился в Валахии в монастыре Козия, так что это его родина и дом, — по саду проходится ледяное предупреждение, Мирча открыто говорит, что не потерпит возражений, и если с людьми все более-менее понятно, то, что на это скажет Дракул? Пожалуй, этого я опасаюсь больше всего. — Если всем все ясно, то преклоните колено перед моей семьей. Не все начинают выполнять приказ, а «желание» так и читается на лицах многих. Что и говорить? Не всем я понравилась в качестве невесты князя, а тут он обрушивает на их головы новость, что мы женаты, у нас уже есть сын, а их он ни во что не ставил все это время. Но надо отдать должное, этот поступок показывает, что князь ведет свою собственную игру, он имеет власть, а не просто болванчик, как многие думали, у него есть союзники даже вне территории Валахии. Есть вероятность, что и при мне он разыгрывал спектакль о мальчике, который лишь пешка на троне, а сам уже какое время плетет интриги. На колена встали все, дамы присели насколько позволяли их наряды. Это выглядит как тлеющий костер, в которой Мирча с размаху бросает канистру с бензином. Она летит долго, но когда достигнет цели — все полыхнет. И мне нужно быть готовой к этому. — Прости, что не рассказал все, мне действительно хотелось сделать тебе подарок, подарить то, что не может Дракул. Так вот в чем дело? Мирча соревнуется с Владом? Когда-то горячая рука вдруг становится чужой и холодной на спине. Может ли быть, что она всегда была такой, а я просто не замечала этого? «Не доверяй Мирче!» — предупреждал меня Андрей во время нашего побега. «Считай это дружеским советом: держись от Мирчи как можно дальше. Дольше проживешь», — говорила мне Мира до кошмара Намтара. — «Мой брат сам того нехотя становится Хароном, для таких заблудших овечек, как ты…» Даже Дракул множество раз предупреждал меня о сыне: «Он повинен во всем едва ли не меньше меня, Золото». В чем он повинен? Что такого они знают о нем, что скрывает сам молодой князь? — Какой красивый мальчик! — нам подходит женщина, что может чуть старше меня. Ее черные волосы заплетены в косу, но легкую, несколько прядей обрамляют лицо, а масса украшений завершает образ пышности и аристократичности. Салатовое платье так же объемное с разного рода оборками. Единственное, что мне о ней известно, она — младшая сестра Александру Ротарь, который выступал обвинителем у меня на суде. Именно он был главным из тех, кто вынес приговор. — Он будто маленькая копия князя. Это так мило, — громко вздыхает. — Дети наш венец, я бы тоже хотела ребенка, но вряд ли это возможно. У меня много дел, но я все же спрашиваю: — Почему же? — Неудачная беременность в прошлом. Теперь я не смогу познать то, что вы сейчас чувствуете, — на лице проскальзывает застоялая грусть, но внутри чувствуется огромная боль. — Княгиня, позволите взять Маркуса на руки? Если нет, то я пойму. — Ох, я не знаю, к другим он идет с большой неохотой, — боль от отказа становится настолько сильной, что у меня сводит скулы. Женщина буквально сочится ею, каждая пора вырабатывает этот яд. Испаряясь, она витает вокруг, отравляя в первую очередь свою хозяйку. — Мы можем попробовать, но если он не захочет, то я сразу же заберу его обратно. Малыш, я рядом, все хорошо иди к миледи Лале. Маркус тут же хмуро глядит на меня, прямо исподлобья, как иногда смотрит Дракул. И хоть я знаю, что они не родственники, но не могу не сравнивать их. Мне приятно думать, что это наш сын. Когда его обнимают чужие руки, он дуется и протестующе смотрит на меня. Не понимает, зачем отдала его кому-то другому, поэтому успокаиваю своими прикосновениями. — Какой ты сладенький, так бы и украла тебя, а красивый какой, ну, вы только посмотрите! Красавец, весь в папу, — сначала мне не нравятся слова про «украла бы», а после понимаю, что она возрастом как Мирча и смогла бы стать его потенциальной женой, это мне нравится еще меньше! Лала тискает Маркуса, и мне становится тревожно, поэтому хочу уже забрать его. — Ладно, малыш, иди к маме, — Волчонок тянется ко мне, но женщина делает шаг назад, и я каменею, едва сдерживая себя, чтобы не воззвать к Элис или не вытащить Искушение. — Лала, — первое и последнее предупреждение, дальше я сверну ей шею! — Что вы делаете? — Ой, простите, — теперь уже она подходит ко мне и протягивает обеспокоенного Маркуса. — Я… не хотела, мне очень жаль. У меня и в планах не было пугать вас или, — ее взгляды на моего сына настораживают, — малыша. Давайте, я заглажу вину приглашением на чаепитие на следующей неделе, хорошо? Вы придете? — Подумаю, спасибо за приглашение, а сейчас нам пора, нужно подойти к тете, верно милый? — Волчонок кивает, будто понял, что мне нужна помощь. — Попрощайся с леди Лалой. Маркус показательно отворачивается, и все дорогу до Миры сверлит меня недобрым взглядом. — Ну, прости меня, милый, прости, я буду позволять прикасаться к тебе только тем, кого ты сам выберешь, хорошо? — трусь щекой об его щечку, делясь запахом, а затем чмокаю в нос. Яркая улыбка является мне прощением. Мы оба направляемся к той, кому уже давно пора скинуть траур. Если раньше я колебалась, то после хода Мирчи, мне нужен еще один союзник. — Добрый день, — почти давлюсь последним словом, когда меня обривает ледяной взгляд синих глаз. Холод проходится по позвоночнику, Мира с легкостью держит края бокала, но я вижу, как напряжены пальцы, будто она сдерживается, чтобы не бросить его кому-то в голову. И почему-то, уверена, что «кто-то» — это я. — А вы не внемли моим предупреждениям. Хотя тогда уже было поздно, мой брат так влюбился, что решил сразу сделать вам ребенка, связать по рукам и ногам. Вы муж и жена уже столько лет, а нам он только и делал, что морочил голову, древняя ящерица, — она злым обводит темные углы сада, — содрать бы с него шкуру и сделать сапоги, только вот… — медленно подходит ближе, наклоняется и цедит. — Только вот мне известно, что все это фарс, а ребенок не его. Не подаю пока никакого вида: — Вы про Дракула? — Случить вас его идея, верно? И у него получилось, даже ребенок появился. Истинная кровь Басарабов, — она фыркает, — даже жаль, что у него будет сломанная судьба, как у всех нас. — У него будет хор… — замолкаю от детского смеха. Маркус смеется глядя на Миру, его щеки покрывает румянец, он застенчиво, но с интересом наблюдает за ней, прикрывая лицо ладошками, когда она смотрит на него в упор, а после вообще тянется к ней. Немного стушевавшись, девушка все же берет его на руки. Сын обнимает ее за шею, фырчит и трется, как это делал со мной. — Что он делает? — Метит, — усмехаюсь я. — Метит? Как собаки или другие животные? — Или как носферату, — тихо произношу, но она слышит. Синие глаза расширяются. — Как? Это все же, — она смотрит в сторону Мирчи, — его? — она меняется в мгновение ока. — Тогда он еще хуже, чем я думала… — А знаешь, что малыш еще делает? — Удивите, княгиня. — Видит добрую душу, даже если ты будешь так холодно ко мне относиться, Мира. — Я для тебя Мирела, — острый взгляд вспарывает мое лицо, мне даже в голову не приходило, что она может такой быть. Для меня она всегда была Солнцем, ярким, жизнерадостным и теплым, но сейчас небо подернулось свинцовыми тучами, готовыми извергнуть из себя молнию, что поразит любого. — Мне ты разрешила так себя называть. А после мне очень нравилось сидеть едва ли не до рассвета, рассказывая тебе о куче разной косметики, после того, как выбросила белладонну с твоего туалетного столика. Выбирать наряд и белье под него, а утром красить друг друга, размышляя, отреагирует ли Мирча на это или то платье. Гнев захлестывает глубокую синеву. Вижу протест. Злость. Ярость. Для нее я сделала кощунство, но с моей стороны спокойное ожидание. — Мы никогда не… — жди и будешь вознагражден. Годовалый лед трескается, из-под него изливаются водопады воспоминаний, неверие и тепла. — Так я проводила время лишь… Улыбаюсь, и сжимаю ее руку, которой она держит Маркуса. — Здравствуй, возмутительница спокойствия французского двора, — растерянность топится в боли, но и радости. Она будто боится поверить мне. — Мой французский у кареты был отвратителен, да? Все это время княжна стояла, окаменев, как одна из статуй. Лишь глаза бегают от меня к Мирче и обратно, сравнивают, рассматривают, находят во мне что-то радное, за что готова зацепиться тоскующая душа. Вдруг Мира начинает смеяться, и слезы заставляют глаза блестеть новым блеском: — Просто ужасен! — резким движением она обнимает меня, зажимая между нами Маркуса, но Волчонок и не против, уютно устроившись на руках у тети. — Лада? Это правда, ты? — В другом месте, с другой внешностью, но я все еще помню, как ты встала одна, против целой толпы на моем суде, — аккуратно распускаю один на́руч и демонстрирую ей татуировку. — Прости… за все, что наговорила тебе. — Это ты прости, что не рассказала раньше, я не могла, правда. Тогда потерянная, мертвая, я… — меня снова обнимают. — Мне безумно одиноко без тебя. Просто знай это. — Мне тоже, подруга, мне тоже, я каждую неделю… ходила… — Знаю. Знаю, что через многое заставила пройти тебя одну. Если это возможно, Мира, я бы хотела вновь обрести в твоем лице подругу. — Ты меня еще спрашиваешь?! Глупая! Боже, как я могла не понять, что это ты? — она теперь другим взглядом рассматривает меня, находя схожие черты. — Это он сделал? — киваю. — Поверить не могу! И Тени ничего не сказали. Вот же засранцы! Яйца им всем откручу! Я обещала! Сукины дети! Ой, прости, малыш, твоя тетя просто очень любит твою маму, вот и все. А он улыбается глядя на нее. — Мелочь, не забывай, что мама у тебя — я, — Мира смеется, качая племянника. — Это действительно его? — Я все расскажу позже, хорошо? Обещаю, что запремся в комнате и будем до рассвета все друг другу рассказывать. — Хор… — Княжна Елизавета! То есть, прошу прощения, княгиня! — этот голос я узнаю из тысячи… Разворачиваюсь и вижу его хитрые прищуренные глаза. Как всегда плюющий на состоявшуюся моду, как всегда выделяющийся и чудной на вид, но дамы уже с жадностью рассматривают возмутителя спокойствия. Белая рубашка, воротник-стоечка облепляет загорелую кожу, однако за ним следует довольно глубокий вырез, демонстрирующий несколько золотых цепочек разной длины на подкаченной груди, ярко-алая накидка держится лишь на плечах и развевается при каждом шаге гостя. Такие же золотые цепочки, бо́льшей длины, чем те, что на теле, держат лацканы яркого одеяния. Начищенные до блеска сапоги завышены почти до колен, а песочные штаны рассказывают желающим взглянуть на них, что их хозяин подтянут и хорошо сложен. — Делегация из самой Флоренции явилась на празднество, как только добралась до Валахии, — на косе висел кулон, а в ухе сверкала серьга с оскаленным львом. — Что за греческий бог? — шепчет Мира. — Ты знаешь его? — Иногда мне кажется, что лучше бы не знала, — отвечаю так, чтобы он услышал, на что Лев лишь куксится. — Леонардо да Винчи, вот кого не ожидала увидеть. — Это сам Леонардо? Тот самый? — удивленно восхищается княжна, и кривлюсь уже я. — Собственной персоной, миледи, — ухмыляется разбойник. — А вы — та самая Мирела, так? Скрытый Дракон Валахии. Говорят, во Франции из-за вас едва ли не сгорел замок и престол с королем на нем же, — девушка смущенно отводит лицо в сторону. — Я на вашем месте сделал бы то же самое, но с королевой. Эх, даже печально, что меня там не было, но двор Франции столь уныл и жалок, — Лев подмигивает Мире, и я вижу, как загораются ее глаза. «А как же Дамир? Что между ними сейчас?» — Спасибо, уверена, вы бы тоже там начали шалить. — Шалость — мое второе имя, а первое — соблазн, миледи. — Не ведись, Мира, он тот еще разбойник. — Мира, — он буквально перекатывает ее имя на языке. — Какое чудесное сокращение. Мир, — он смотрит на княжну, а после на меня, — и Лад. Вам обеим подходит. Девушка странно косится на меня, а я поясняю: — Он знает, она тоже теперь знает. — О, тогда нас связывает еще больше… темных секретов. — Зачем ты здесь, Лев? — Меня пригласили написать портрет княгини Елизаветы, чтобы увековечить ее в истории. «Ну, да. Будто не знаешь, что никому не известно про первую жену Дракула, только то, что она сбросилась с башни…» Маркус, который все это время вел себя тихо, вдруг начал играться с кулоном Миры, и Лев только сейчас замечает его. Веселое выражение лица меняется на настороженное. Затем мелькают осознание, пустота и злость. Почему он так отреагировал? Узнал в нем своего отца? — Дан?.. — настолько тих голос, что я едва расслышала. Дан? Второй мужчина, что показали мне карты? Но ведь это Маркус… Или я ошиблась?