Святоша

      — …А для тебя? — ухмыльнулась она.       Огата на это медленно кивнул.       И всё.       Что она, впрочем, от него ожидала — клятв в любви до гроба?       Он уже сказал больше, чем она когда-либо ожидала от него услышать: сравнил её со свободой — в мировосприятии Агнессы ничего более бесценного быть не могло. И с Богом. Огата, очевидно, просто не умел разговаривать о таких нормальных вещах, как человеческие взаимоотношения. Вот оскорбить кого-нибудь — всегда пожалуйста. Или сочинить странные сравнения на грани того, чтобы она лично выписала ему негодность к службе в армии — из-за явной проблемы в области психиатрии.       Агнессу бы вполне устроило что-нибудь ещё точно такое же неадекватное.       Что-нибудь в его стиле.       Проблема была больше в самой Агнессе — в её жадности. В её нетерпеливости. В её голове. Наверное, побочные последствия того, что приходилось никоим образом не демонстрировать привязанности к по-настоящему горячо любимым вещам и людям, иначе можно было лишиться и их.       Как голодающие дети не могут наесться. Сметают всё со стола. Обжираются до рвоты — но чувство сытости не наступает.       Так и ей — надо всё и сразу.       Она сжала в ладонях поводья со всей силы, ссутулилась, рвано пару раз вздохнула. И одновременно цокнула языком и сжала бёдрами бока коня — до этого выяснила методом проб и ошибок, что тот был приучен к такому сочетанию команд. Дымок резво фыркнул, радостно тряхнул на ходу гривой и шустро, в несколько рывков, разогнался до скорости, когда деревья смазываются в одну сплошную круговерть. На опушку около деревни Агнесса вылетела на полном ходу под шумное приветствие детей с другого конца опушки, те тыкали в неё пальцем и что-то лепетали на своём.       Дымок грациозно сделал полукруг, плавно замедлился. Агнесса потрепала его по чёрной гриве.       Конь оказался невероятно послушным и умным, ни в какое сравнение с тем белым поганцем, скинувшим её! Этот не пытался никак её проверить. Только вновь мягко попробовал зашагать с места, по чуть-чуть ускоряясь с каждым шагом, но на бег без команды не переходил. А потом остановился, видимо, около особенно аппетитного куста на краю опушки.       Агнесса помахала Сугимото с Шираиши, высунувшимся из-за дома посмотреть, кто там приехал. Дымок снова фыркнул, оторвался от травы и вальяжно сделал круг уже вокруг них, как настоящий цирковой конь, гарцующий для зрителей. Агнесса спрыгнула из седла и похлопала его по боку.       — Добрый день! — с фальшивой звонкой радостью прокричала она так, чтобы вся деревня слышала о её прибытии. А то вдруг этот идиот вот настолько злопамятный — и прирежет её по-быстрому.       — Только что перестал таким быть, — недовольно проворчал Сугимото. — Что надо?       — Будь добр, собери всех в одном месте. Мне есть что сказать, — демонстративно проигнорировала она его недружелюбное настроение.       Огата догнал её только минут через десять. Хоть и обтёр испарину с лица, но всё равно осталось что-то взвинченное и растрёпанное в его виде — бежал за ней как можно быстрее. В считанные секунды выровнял дыхание и сделал вид, будто всё у него в порядке, пригладил волосы под фуражкой. Собрался что-то у неё спросить, как Агнесса сделала вид, что очень спешит на срочное собрание их недружной команды по штурму Абашири.       Которое организовала она сама вот буквально только что.       Они все сели вокруг очага в доме какой-то очередной дальней родственницы Асирпы. Не хватало только Иенаги и Ушиямы. Впрочем, те были бесполезны при составлении планов, поэтому никто даже вслух не обратил на это внимания.       И Агнесса озвучила свой новый, донельзя простой план: «если два глаза видят одно и то же, то ты им доверяешь». И сама Агнесса, и Инкармат просто назовут дату штурма Абашири на две недели позже намеченного. Как оказалось, Хиджиката и остальные ждали сезона ловли лосося, чтобы копать тоннель под стеной.       Таким образом, они успеют войти и выйти по нему без необходимости прорываться сквозь охрану и смогут избежать столкновения с Цуруми.       Господин Хиджиката ужасно удивился, когда Агнесса буквально указала пальцем на Инкармат. А потом только улыбнулся своей лисьей улыбкой — больно много уж лис развелось, — оказалось, никто Хиджикате не передал, что Инкармат вообще-то тоже шпионит в пользу Цуруми.       Никто из тех, кто был на том пляже, когда Огата наставил на Инкармат винтовку.       Агнесса изобразила ужасное негодование, мол, как же так можно, вы чего все! Она-то думала, что с этим — сдать Инкармат — справится кто-нибудь другой. А она была ранена. У неё веская причина.       Инкармат тут же… С лёгкостью согласилась на такой вариант.       Агнесса почему-то удивилась этой лёгкости, будто не может всё быть настолько просто. Но всё должно было проходить согласно сценарию, в котором она знает, что делает.       Поэтому тут же уверенно расправила плечи:       — Мы — два «сокровища правителя», — Агнесса смотрела в глаза господину Хиджикате. — Мудрый правитель знает, как правильно этим сокровищем воспользоваться. И как его оценить по достоинству.       Сугимото недовольно цокнул языком и уставился на неё, явно не одобряя стремление к такому открытому хвастовству и грубой лести. Хиджиката прищурился, погладил седую бороду неторопливым движением, как если бы было что тут вообще взвешивать.       — Думаю, это будет лучшим вариантом для нас, — он не повышал голос, но тот заполнял домишко, в который набилось и так слишком много народу.       Агнесса вздохнула с облегчением: Хиджиката ей одновременно и нравился, и при этом она боялась ляпнуть что-нибудь не то перед ним больше, чем перед кем-либо другим. Но когда заспешила уезжать обратно, то встретила его снова. Хиджиката гладил по морде её Дымка, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу.       — Не всех шпионов награждают в конце войны, некоторые до него не доживают, — без какой-либо угрозы заметил он и как ни в чём не бывало потрепал коня по гриве.       — Невозвратных шпионов делать из нас поздно, — Агнесса ухмыльнулась: господин Хиджиката просто проверял, прочитала она трактат наискосок или всё-таки понимает суть. К тому же, он подождал, когда они останутся одни, так что это не было попыткой унизить.       — Никоим образом. Я просто хочу предупредить, что зверя можно без последствий сотню раз дёрнуть за хвост, поэтому он покажется ручным. Но на сто первый он за это всё-таки укусит, — с очевидным намёком обронил Хиджиката и развернулся наконец-то к ней. — Жалко будет. Мало, кто из молодёжи в наше время способен так развлечь старика.       Агнесса удивлённо подняла обе брови. А потом хмыкнула и даже улыбнулась, подбочениваясь, — что же, она не особо пыталась скрыть, что дразнит зверя.       Может быть, только за это она его и любила. «И без татуированных кож — я всё равно люблю тебя», как любят подобранного уличного кота, потому что у неё не было именно такого. Может быть, если бы отец разрешил забрать одного с помойки, то вскоре бы тот наскучил. Сослала бы его потом на кухню. Не назад на улицу, но и с глаз долой — пусть бы там ловил мышей под присмотром кухарок.       Она никогда не любила дорогие украшения, меха и породистых животных хотя бы в одну десятую долю так же сильно, как что-нибудь с заметным изъяном. Порода в псах и лошадях ценилась за предсказуемость характера. Русские борзые — отличные гончие, а не дружелюбные компаньоны. Орловские рысаки — скачут резвой рысью и выглядят красиво, но в тяжёлую телегу их нет смысла запрягать.       Все недостатки и достоинства были известны заранее.       И это навевало скуку.       Хиджиката тем временем достал из кармана брюк небольшую продолговатую коробочку, обитую кожей, и вложил ей в раскрытые ладони.       — Для большей прозорливости, — самодовольно улыбнулся он, и морщинки на лице сложились в по-стариковски ехидное выражение лица.       — А-а? — выдохнула она, скорее открывая коробочку. — Это же!..       Это были очки.       Нет, конечно, она сама написала ему от руки рецепт, какие именно ей нужны диоптрии, но Хиджиката предупредил её: не было никакой гарантии, что в городе вообще будет мастер. Агнесса знала и так. Её предыдущие очки, которые она случайно разбила в ходе своего «освобождения от бандитов» для вливания в компанию Сугимото и Асирпы, изготавливались в Токио, когда Агнесса там останавливалась проездом из Мацуямы в Асахикаву.       Агнесса радостно взвизгнула. С недоверием взяла за дужки, посмотрела на Хиджикату сквозь преломление света в линзах. А потом всё-таки надела. С непривычки резко затошнило, так что она зажмурилась, проморгалась и усилием воли заставила себя пытаться вглядеться то в деревья вдалеке, то в господина Хиджикату прямо перед ней. Морщин у него оказалось ещё больше, чем видела до этого.       Она ещё немного походила вокруг, разглядывая всё подряд и глупо улыбаясь. Потом они с господином Хиджикатой прогулялись по окраине деревни, пока он объяснял, что, по всей видимости, Дымку не хватает движения, тот слишком много времени проводит в стойле. Агнесса слушала его вполуха. Травинки оказались с тонкими прожилками, у айнских домов появилась интересная фактура, люди вблизи стали иметь более чёткие контуры, и как будто даже все цвета стали ярче. Агнесса ещё раз радостно вскрикнула, сжимая коробочку в обеих ладонях.       И кинулась обнимать господина Хиджикату.       Тот гулко усмехнулся, отвёл рукоять катаны, чтобы та не ударила её по животу, и поднял вверх ладони, будто сдаётся под её натиском. Даже похлопал по плечу, но в ответ обнимать не стал. Агнессе было совершенно всё равно. Как и то, что она уголком очков прижалась к его виску, из-за чего неприятное ощущение отдалось в переносицу.       Эмоции били через край.       Возможность — наконец-то! — нормально видеть стала будто финальным штрихом в её выздоровлении. Агнесса стиснула господина Хиджикату со всей силы, её напору он не поддался, жилистый и крепкий, даже сквозь слои одежды чувствовались стать и сила.       — Большое спасибо! — громко промурлыкала она и всё-таки его отпустила. Запоздало поправила на плече ремень сумки с самым необходимым и, не удержавшись, коротко обняла Хиджикату ещё раз.       Они ещё немного прошлись по деревне, Агнесса поглазела на медвежонка в клетке, попыталась как-то аккуратно выспросить, как Хиджиката нашёл их, если Огата не передавал никакой информации, — конечно же, потерпела в этом полный крах.       И едва она с ним попрощалась и снова попыталась дойти до Дымка, как её выловила Инкармат с предложением погадать.       На что Агнесса открыто усмехнулась:       — Не думала, что все по мне так сильно соскучились. Прямо-таки прохода не даёте. Ну, давай, — она расслабленно пожала плечами.       Инкармат её поведение вежливо проигнорировала. Со странным движением в воздухе медленно протянула к Агнессе раскрытую ладонь, примерно на уровне глаз, и посмотрела прямо поверх своей руки, как если бы создавала дополнительную точку опоры для чего-то незримого, протекающего между ними. Глаза у Инкармат были красивые. Не такой гипнотической красотой, как у Огаты. Просто объективно красивые.       А потом та склонила голову на бок и задумчиво прищурилась, массируя один висок. Агнесса скептично приподняла одну бровь всё с той же ухмылкой, абсолютно уверенная, что ничего интересного она придумать не сможет.       — Тот солдат не мёртв, — совершенно серьёзно сказала Инкармат.       Агнесса резко ухмыляться перестала.       — С чего это? — и наспех попыталась восстановить уверенный вид, дёрганым движением поправляя зачем-то косичку на плече.       Уже больше двух лет должен гнить в земле среди бескрайних холмов Маньчжурии.       Настоящих гадалок не существовало. Как и ясновидящих, духов и жизни после смерти. Все спиритические сеансы — просто самовнушение. Сбывшиеся предсказания — совпадение. Так точно угадывать мысли — невозможно.       А потом Агнесса опомнилась:       — И какой вообще солдат? — попыталась прикинуться дурочкой — самая простая роль, но голос внезапно начал проседать. Она не слышала ничего, кроме этого противного дрожащего испуганного голоса, выходившего из собственной глотки. — Ты о чём?..       — Мужчина из кошмара, — мягкий голос Инкармат тёк ей в уши вместо окружающей внезапной тишины. — Мужчина без лица.       Огата не мог ей рассказать. Нет, Агнесса слегка подковыривала его в последнее время всеми этими милыми беседами с господином Хиджикатой, и ей показалось, что он захотел таким образом отомстить. На мгновение вера в него у Агнессы и вправду дрогнула. Но потом она серьёзно нахмурилась, — он бы не рассказал про её Порт-Артур Инкармат.       Огата не трепло. Вот в чём Агнесса и была уверена больше, чем в самой себе, так как раз в этом.       — «Мужчина без лица»? Ноппера-Бо, который это всё дерьмо затеял? — нервно засмеялась Агнесса. — Разве не все здесь спят и видят, чтобы с ним встретиться и вытрясти местонахождение золота безо всей этой беготни за преступниками?       — Нет, не он, — отрезала Инкармат, ещё более задумчиво прищурилась…       И достала из-за пазухи нечто настолько маленькое, что оно целиком вмещалось в её ладонь, взяла Агнессу за руку и вложила этот предмет — простенький серебряный крестик на верёвочке.       Вдруг Инкармат резко вскинула голову, уставившись Агнессе в глаза:       — Более того, тот солдат прямо позади вас.       Агнесса сразу же обернулась.       И вздрогнула.       Среди толпы людей стоял Огата. Она и так безошибочно всегда узнавала его где угодно лишь по обрывистым очертаниям, но в очках теперь видела всё ещё чётче. Деревенские сновали туда и обратно, кто-то нёс мимо свёрток полотна, женщины вдвоём тащили какой-то чан из одного дома в другой, между ними сновали ребятишки.       Огата с самого начала смотрел прямо на Агнессу. Не моргая, будто сквозь людей. Будто в мире больше ничего не существовало.       И это не было чем-то хорошим.       Как долго он там стоял? Оставалось надеяться, что не слонялся за ней прямо с самого собрания.       Агнесса рефлекторно сделала шаг назад. Дёрнула головой обратно в сторону Инкармат — той на месте уже не было. Агнесса так сильно разозлилась на себя, что хотелось топать на месте, как маленькая девочка в истерике, и громко-громко кричать.       Её развели как наивную дурочку — на «ой, там у тебя за спиной та-а-акое!» ведутся только такие.       Сначала Агнесса хотела догнать Инкармат и вытрясти из неё все подробности. Да и просто отыграться от обиды — то есть ей, которая на него два года круглосуточно честно работала, старший лейтенант Цуруми ни сказал никакой лишней информации. Да даже про того же Огату, о происхождении которого, как оказалось, знал весь дивизион.       А вот Инкармат, которая вообще непонятно откуда взялась в поисках Вилка, — на блюдечке с голубой каёмочкой без труда получила все самые интересные секреты!       Конечно же, ей это рассказал старший лейтенант Цуруми. Больше некому.       Найти Инкармат не составило никакого труда. Та была слишком приметной, даже со скудным словарным запасом айнских слов, достаточно изобразить все эти её пассы руками или похлопать себя по одежде, имитируя красивый красный халат. Агнесса на это усмехнулась: должно быть, именно так Огата легко находил её саму.       Инкармат около одного из домишек что-то втолковывала Шираиши и точно так же водила у него перед носом ладонью. Агнесса даже близко подходить к ним не стала.       Шираиши внезапно ужался и украдкой озирался, видимо, ища пути отступления. После того как выпил отравленного чая, все его восторги по отношению к Агнессе сошли на нет. Она находила его поведение ужасно забавным: что, красавицей внезапно быть перестала?       — Почему не отдала раньше? — Агнесса слегка покачала крестик на верёвочке.       Инкармат изобразила удивление, а потом смущённо слегка улыбнулась:       — Я так переволновалась из-за случившегося на пляже, что забыла.       Агнесса недовольно фыркнула — ни в жизнь бы в такую глупую ложь не поверила. Но других идей, как подковырнуть Инкармат у неё не было. Поэтому просто решила, как всегда, сбежать. На этот раз хотя бы верхом на коне и не босиком по снегу.       Огата теперь ей был не нужен. Она уже здорова, у неё есть деньги. И больше не одна единственная, никому больше не нужная предательница, план манипуляций которой с треском провалился. Хиджиката вроде бы действительно не воспринимает её в штыки. Огата был прав — она не особенная для старого самурая.       Но ей и не требовалось.       Агнесса слышала всё вокруг, как сквозь завывание метели, и видела всё точно так же — сквозь пелену и рябь. Ноги еле двигались, как если бы вязли в снегу. Теперь она понимала: правильно Инкармат сделала, что сразу сбежала, а то попалась бы под горячую руку, хотя всего лишь служила гонцом, принёсшим плохую весть. Или скорее симптомом болезни, бороться против которого бессмысленно.       Разбираться следовало с самой болезнью. Цуруми — для чего-то же ему нужно было, чтобы Агнесса узнала о его лжи?       Агнесса готова была поклясться, что сейчас её голова наверняка взорвётся от избыточного давления суматошных мыслей. Просто зажмурилась и рванула прочь. Она не помнила, как добежала до Дымка. Хоть и могла дышать полной грудью, без боли, одышка раздирала горло. Кто-то окликнул её в спину — кажется, Шираиши, — она неслась, как от пожара.       Но в лёгких оседала только изморозь.       Ничего важнее не было, чем поскорее сбежать отсюда. Вокруг не было ни зелени, ни конца жаркого японского лета. Только бесконечный белоснежный саван из метели посреди маньчжурских холмов и курганов братских могил.              Агнесса ни за что не поверила ни Цуруми, ни Инкармат. Вот только неотвратимая необходимость признать правду пришла к ней вместе с Инкармат и её лжегаданием. Она последние пару недель догадывалась и так — слишком уж много несостыковок было в том представлении.       Всё до обидного просто, старший лейтенант ненавязчиво показал: абстрактные «они» — плохие-злые солдаты, а он и его люди — хорошие солдаты. Цуруми специально довёл её до окончательного морального истощения, когда нет сил уже ни о чём думать, только идти следом за ним, как ягнёнок на жертвенный алтарь его амбиций. Даже поводка не нужно — ягнёнок идёт сам. Удобно.       Потому что сам ягнёнок верит, что если остановится — замёрзнет насмерть или будет ещё заживо растерзан и сожран другими.       Действительно, зачем человеку, который всё равно собирался убить после того, как изнасилует, сначала стягивать с лица шарф, чтобы облизать её загривок, а потом снова натягивать? Почему Цуруми расспрашивал её о том, «сможет ли она узнать того солдата», а не «вы видели лица кого-нибудь из них»?       Только потому, что было бы неловко, если бы она потом встретила его в расположении части в Асахикаве или Отару.       И дальше всё представление ради одной зрительницы — она же его главная героиня — сыпалось. Сюжетные несостыковки накапливались и накапливались, как только Агнесса заставила себя почти на грани окончательного помешательства от того, как же её снова тошнило, оценить эту историю со стороны: всё происходящее на самом деле было какое-то беззубое и нелепое.       То есть он действительно просто перенёс её в другую времянку, развёл там печь в буржуйке и просто сидел рядом несколько часов?       Да плевать ему на неё должно было быть!       А ждал он, когда старший лейтенант, по своему же сценарию, сможет героически спасти её, — зачем они вообще издалека стреляли, причём, когда она очнулась?.. Помешала, видимо, слишком сильно разыгравшаяся метель. Наверное, именно отсюда взялись эти совершенно непонятные несколько часов, за которые не произошло совершенно ни-че-го.       Агнесса до Дымка добежала вся взмокшая насквозь и растрёпанная. Кое-как, на ощупь, отвязала коня, не видя перед собой ничего, кроме чёрных пятен, перемежающихся со слишком ярким солнцем. Выпустила поводья и всё-таки попыталась скорее отдышаться, сгорбившись, оперлась ладонями о колени — ещё, чего доброго, при попытке запрыгнуть в седло просто свалится в обморок от недостатка воздуха.       На неё упала тень.       — Что случилось?       Агнесса с усилием сжала зубы, хотелось крикнуть: «Ты случился!» — потрясти его за воротник. Однако, когда распрямилась, под уздцы Дымка уже держал Огата. И тут-то Агнесса вспомнила, что послушно терпит все её обвинения он только тогда, когда этого сам хочет, а теперь ей ещё и не сбежать. Она ещё какое-то время собиралась с силами, будто пытаясь отдышаться, и не поднимала глаз от земли, пока Огата свободной рукой не потрогал её за плечо. Агнесса вздрогнула, выпрямилась и нервно поправила сумку на плече.       — Ты же помнишь, как я его потеряла? — она показала ему крестик, слегка покачивая на верёвочке. Собственный голос проседал и слышался угасшим. — Я рассказывала. Ты же меня внимательно слушал?       Огата кивнул и одновременно пригладил волосы:       — Вы случайно срезали его осколком разбитых очков в Порт-Артуре, когда пытались вскрыть себе горло. Полагаю, старший лейтенант нашёл его, но не отдал вам?       — Да, именно. Так и было, — медленно кивнула Агнесса.       Вложила крестик ему в руку. Огата почему-то взял с неловкой осторожностью, как будто тот был то ли ядовитым, то ли драгоценным. Хотя дешёвый серебряный сплав давно почернел, а засаленную верёвочку следовало сменить, ещё когда она его носила.       Агнесса слабо улыбнулась со всей усталостью этого мира:       — Только я никогда не говорила тебе об этом. Не упоминала крестик в своём рассказе. И даже старший лейтенант Цуруми не мог знать таких подробностей о произошедшем. Единственный человек, кто мог это знать…       Тот, из-за кого она этот крестик и срезала.       Агнесса воспользовалась моментом — и резко дёрнула поводья из его второй руки. Каким-то чудом сразу же попала ботинком в стремя. На ходу, не успев перекинуть ногу через седло, одновременно щёлкнула языком и коротко хлопнула по боку Дымка, сразу же этой рукой вцепляясь в переднюю луку седла.       Конь откликнулся на понукание. Но только неуверенно сделал первые пару шагов, видимо, чувствуя, что она не села.       Слишком уж умный конь, когда не нужно!       Агнесса коротко цокнула языком, уже недовольно. Огата успел схватить её за лямку сумки и дёрнуть назад. Она чуть не свалилась обратно, лямка больно впилась ей в шею с другой стороны, Агнесса подцепила её и скинула. Одновременно с этим перекинула ногу. Её довольно тяжёлая сумка плюхнулась плашмя Огате на лицо. Агнесса поджала губы — там были новенькие стеклянные колбы, которые наверняка разбились.       Но Огата тут же вцепился ей в хаори, быстрее и крепче перехватывая за ремень на поясе, и следом почти сомкнул обе руки на талии. Агнесса изо всех сил упёрлась ногой с той стороны в стремя, но в борьбе явно проигрывала.       — Тихо вы! — Огата шикнул ей куда-то в бедро и дёрнул на себя ещё сильнее.       Она пихнула его то ли в плечо, то ли в грудь, кое-как дёрнула за поводья, заставляя Дымка развернуться. Вот конь-то смог отпихнуть его боком.       — Ты — лжец! — рявкнула Агнесса. — Проваливай!       — Хорошо, — казалось, будто холод от его сдержанности можно было вдохнуть. — Если вы спуститесь и поговорите со мной.       Агнесса для устрашения развернула коня мордой к Огате, натянула поводья, перемещая вес и заставляя встать на дыбы. Дымок перемялся на передних ногах. И на дыбы не встал.       Только тряхнул гривой. Агнесса потянула ещё раз, резко. Со злостью.       Дымок сделал полукруг, отходя подальше от Огаты, и только тогда со звонким ржанием вытянулся вверх, отчего Агнесса снова чуть не свалилась, но на этот раз вовремя правильно сгруппировалась. А потом клюнула носом вперёд, в чёрную гриву, когда конь грузно опустился обратно.       Огата понял, что Дымок его топтать не хочет, а потому поманил к себе с обманчиво ласковым: «Оборо-Оборо, иди сюда». Конь перемялся на месте, то делая полшага вперёд, то обратно, в нерешительности, кого же из хозяев слушать. Огата медленно подходил к нему, явно собираясь перехватить поводья. Ведь если Агнесса не сможет уехать верхом, то бегает она значительно медленнее него.       Они оба это понимали.       А ещё она понимала, что Дымок позволит себя увести, вопреки понуканиям. Всё это время Огата за ним ухаживал: кормил, вычёсывал, убирал конюшню, не говоря уже о том, что ездил верхом, и Дымок знал его как одного из своих всадников. Потому, скорее всего, даже не взбрыкнулся бы. Чёртов слишком умный конь!       Агнесса заставила Дымка зашагать по ещё более широкой дуге вокруг Огаты. И не сводила с него глаз.       — Вы сами вспомнили или вам подсказала та гадалка? — негромко начал он.       — У тебя нет права задавать вопросы! Потому что это ты, — зло выплюнула Агнесса, даже бросила одной рукой удерживать поводья, лишь бы экспрессивно потыкать в него пальцем. — Тогда, в Порт-Артуре, чёрт возьми, тем солдатом, — она натянула воротник рубашки до носа, имитируя белый шарф. — Был ты! И не пытайся солгать, будто я сумасшедшая, которой что-то там просто привиделось.       — Я не собирался этого говорить, — осторожно ответил Огата только на последнюю фразу.       — Слишком поздно, — прищурилась Агнесса и покачала головой. — У тебя было так много времени. Так много! — её била крупная дрожь. — Чтобы признаться. Оправдаться.       Он собирался что-то сказать, но Агнесса цокнула языком и сжала ногами бока коня — вот тогда-то Дымок всё-таки выполнил нужную команду — рванул с места изо всех сил.       Только услышала, как Огата крикнул ей в спину:       — Агнес!..       Странным сдавленным голосом. Она знала: он может крикнуть громче. Гораздо громче и злее. Как тогда, в горящем лесу. От того, как он произнёс её имя, на краткий миг выбило воздух из груди. Агнесса чувствовала это свербящее чувство физически — как невозможность снова вздохнуть. Как остановившееся сердце и переломанные в том месте рёбра.