* * *
-- Сидеть! Руки за головой! Микала вздрогнул, хоть окрик и не относился к нему. Сколько прошло времени, он не знал. Ещё ночью его, Пеке и других мужчин отделили от женщин; тех вместе с детьми, у кого были, увели куда-то прочь. Мужчин же погнали к бывшему полицейскому участку на привокзальной площади. Верхние его этажи – дом был трёхэтажный – сгорели в войну, когда ополченцы Куадавида, уже разошедшиеся по бандам, громили эспинозовскую полицию, но подвал уцелел. А в подвале были камеры для задержанных. Маленькие оконца с решётками, железные двери – за здорово живёшь не выломать. Кое-где получилось, но большинство камер было готово к использованию. Людей набивали битком, по полтора-два десятка человек в камеру два на три метра. Пытавшихся сопротивляться били прикладами, сапогами и невральным бичом – дубинкой, слабые электрические разряды которой воздействовали на болевые рецепторы, вызывая адскую боль. Микала держался молча и побоев сумел избежать. Канализация не работала, из расколотого унитаза шёл густой смрад, перебивавший даже запахи пота, нестираной одежды и немытых мужских тел. Микала нашёл себе место у стены, между Пеке и незнакомым толстяком в шортах, панаме и драной майке; прислонился и провалился в сон, слишком быстро – как ему показалось – прерванный лязгом открывающейся двери и окриками: «Подъём! Живо на выход!» Ещё несколько слов, закругляющих фразу, были матерными. «По одному! Руки за голову!» продолжали орать солдаты. Снаружи уже рассвело, и солнце начало припекать. Их вывели на замусоренный задний двор бывшего участка, где человек уже с полсотни таких же пленников сидели на корточках, держа руки за головой. Несколько солдат с автоматами и невральными бичами прохаживались вокруг и между рядов сидящих. -- Руки за головой! Смотреть прямо! Микалу и остальных рассадили в ещё один ряд, и потянулось томительное ожидание. Ставшее вскоре мучительным, когда затекли и начали болеть ноги, а следом и руки, сцепленные в замок на затылке. -- Не двигаться! Сидеть! Руки за головой, сука! Где-то слева, вне поля зрения, послышался звук удара твёрдым о мягкое и сдавленный крик. Микала облизнул пересохшие губы. Ни пить, ни есть никому не дали; не позволили и справить нужду, когда поднимали и гнали во двор. Спросонок он не почувствовал, зато сейчас переполненный мочевой пузырь не переставал о себе напоминать. Микала был не единственный, кто испытывал такие позывы. -- Поссать бы, начальник, – проговорил бритоголовый татуированный парень, сидящий через одного справа от Микалы. Человек с лычкой капрала остановился перед ним, качнулся с носков на пятки и, приметясь, поддел бритого носком сапога между ног. Бритый дёрнулся, вскрикнул и попытался, было, вскочить, но проходящий сзади солдат резко огрел его по хребту прикладом. Бритоголовый растянулся на земле, начал вставать, и капрал ткнул его невральным бичом. Парень истошно взвыл, руки и ноги его задёргались в конвульсиях, по выщербленному бетону разлилась вонючая лужа. -- Поссал? – поинтересовался капрал. – Теперь сядь! Кряхтя и постанывая от не отпускающей боли, бритоголовый подчинился. Во двор пригнали ещё две или три группы пленников и тоже рассадили в ряды. Терпеть становилось невмоготу, а припекающее с неба солнце, как в издёвку, пробудило жажду. Ног он почти уже не чувствовал – так затекли, но шевелиться, привлекая к себе внимание солдат, было страшно. С ещё бóльшим страхом Микала думал о матери, Лине, сестрёнках-близняшках и маленьком Кимо, об эллиных малышах. Где теперь Элли? Он видел мельком, как её «феникс-хок» уходит от преследующих бэттлмехов в серо-оранжевых цветах Декимовских фузилёров, но чем кончилась эта погоня, не знал. За Элли ему тоже было страшно. Микала вспомнил прикосновения её горячих ладоней, горячие мокрые губы, обхватывающие его член. Тот сразу зашевелился под лава-лава. Вспоминать это было приятно, даже чуть-чуть приглушило тупую боль. Вот он лежит на спине, Элли над ним и на нём, груди её резко и неритмично подпрыгивают в такт прочим движениям тела. Микала их ловит ладонями, пальцем царапает набухший сосок. Как им тогда было хорошо… что даже подыхать сейчас стало нестрашно. Солдаты вновь ходили между рядов, но теперь сзади послышались и странно знакомые шаркающие шаги. -- Не этот… и не этот… – не резкий, как раньше, а жалобно блеющий голос Варана. – Пока я не вижу, начальник! И ни одного бранного слова. Варан оправдывался и Варан боялся. Микала смотрел прямо перед собой, не решаясь поднять или повернуть голову, поэтому Варан приметил его издали: -- Вот он! – шаркая заношенными до дыр кроссовками, старик подбежал к сидящему на кортах Микале, ткнул пальцем. – Он, он, ваш-блгродие, точно он! В спину Микалы ткнули ствол автомата. -- Встать! Он попытался. Затёкшие ноги не слушались, в них словно вонзились разом тысячи мелких холодных иголок. Микала шлёпнулся лицом в бетон, не успевая даже выставить перед собой руки; солдат перехватил его за плечо и бесцеремонно рванул вверх. С этой помощью парню удалось худо-бедно выпрямиться. Человек с полукруглым знаком отличия пехотного корнета в петлице подошёл к Микале и смерил его презрительным взглядом. -- Ты уверен? – спросил он Варана. – Не обознался? -- Да он это, ваш-блгородие, он! Этот парень мне помогал, сынок Анакони Калавайя, царствий ему небесное, этот! -- Ладно, – корнет подкрутил без того лихо закрученный вверх чёрный ус и махнул солдатам. – Забираем его и пошли.* * *
В этот раз Чака приехал на КШМ. То, что все мехи его оставались на ходу, значило, что у него есть запасные мехвоины. Что и немудрено, мрачно подумал капитан Пеллетье: мехвоинов в Ауриге сейчас в разы больше, чем бэттлмехов. Лишенцев-мехвоинов. Война за реставрацию дома Арано сожрала бóльшую часть парка мехов, копившегося поколениями. Пеллетье был в числе немногих счастливчиков, избежавших горькой участи лишенца: его «Дюрандаль», унаследованный от отца и деда, остался цел и почти невредим. По меркам Периферии, мех был довольно новым, сборочный цех нанкинского завода «Каллон Индастриз» он покинул лет, где-то, восемьдесят тому назад. Дед захватил его в бою с домом Ляо, удачным попаданием в кабину убив капелланского командира лэнса. Сейчас капитан остановил его и плавно опустил на колено, склонил корпус, чтобы приблизить кабину к земле, заблокировал управление и спустился навстречу Чаке. Тот, как и при первой встрече, одетый в камуфляж с полковничьими петлицами, сидел на подножке машины на обращённом в тень борту. Тень была недлинной: солнце недавно миновало зенит. Пеллетье оставался в шортах и пластальных ботинках мехвоина, только сверху натянул форменную грифельно-серую куртку с противопульными вставками, защищающими только торс – рукава оставались мягкими, полотняными. По царящей снаружи жаре, капитан закатал их до локтя. Они обменялись рукопожатием, и Чака сказал: -- Помнится, ты хорошо проявил себя на Гангтоке. Гангток был недавно колонизированным миром в одном прыжке через гиперпространство от Гулдры. Дальше лежала цепочка ничейных планет, на некоторых из которых гнездились пираты, что стало поводом разместить там мобилизованный по приказу директора батальон мехов Декимисов. Они действительно несколько раз формировали рейдовые отряды и отправляли их зачищать пиратские малины на Таррагоне, Тайвертоне и Ахлате, но настоящей причиной – как поговаривали в казармах и офицерском клубе вполголоса – была близость к метрополии дома Мадейра. Не только один гиперпрыжок, но и неглубокий гравитационный колодец, подняться из которого в прыжковую точку можно было за три с половиною дня. Что давало возможность Декимовским фузилёрам в две недели достичь Гулдры, буде директор отдаст такой приказ. Благо, и расстояние от стольного Коромодира укладывалось в радиус передачи стоящего на нём ГИГ Ком-Стара. Противопиратские операции держали фузилёров в неплохом тонусе, так что Мадейра было, чего бояться. Поэтому они подготовили и сразу, как началась война, нанесли упреждающий удар. Не только перебросили с Панциря ударный отряд своих гренадёров, пополненный по дороге мобилизованными на Гулдре бойцами, но и подтянули наёмников капитана Сильбера Зобеля с таурианского фронтира. Очевидная нелояльность Декимисов, чей второй полк рыцарского ополчения открыто сражался в рядах Реставрационной армии, полностью оправдала Бранку Мадейра в глазах директора. Всё, что осталось Декимовским фузилёрам – сражаться, чтобы победа досталась Мадейра по возможности более дорогой ценой. Рейд субалтерна Пеллетье усиленным лэнсом по их тылам дал фузилёрам шанс отдышаться, перегруппироваться и дотянуть до возвращения отряда, перед самым началом войны посланного уничтожить новое логово пиратов на Портленде. Что, в свою очередь, позволило держаться ещё и ещё, заставило леди Бранку и её мужа-консорта отказаться от амбициозных планов разгрома Декимисов в их метрополии, снимать оттуда и перебрасывать на Гангток дополнительные войска. Перекупленные реставрационистами сразу, как кончился их контракт на штурм Гангтока, наёмники Зобеля убрались с планеты, зато прилетел таурианский штурмовой отряд. Он и добил фузилёров; немногие уцелевшие спаслись, покинув планету на корабле контрабандистов Парата, доставившем их на Панцирь через Гулдру и Маньчжандань. Старый и хитрый глава этого дома тоже играл нашим и вашим. Не так, как Мадейра, наследник которых лорд Александр одинаково хорошо прописался и в штабе, и в постели Камеа Арано, но тоже умело. -- Твой сюзерен слишком слаб, чтобы тратить силы по мелочам, одна из которых – добивание меня, – без обиняков сказал Чака. – Оно может быть выгодно Камеа Арано и Александру Мадейра, но не ему. -- Мы можем тебя добить, следовательно, ты ещё слабее. -- Нет, – усмехнулся Чака. – Потому что я всё ещё могу похерить ваши планы здесь и сейчас. Я уже говорил тебе капитан: мне терять нечего. Зато есть, что терять вам, поэтому не вы, а я тут могу вести переговоры с позиции силы. Пеллетье даже слегка опешил от такой наглости, а полковник Эспиноза немедленно перешёл в наступление: -- Кстати, а как вы собираетесь перевозить несколько тысяч человек на судах, не приспособленных для перевозки масс пассажиров? -- Да без проблем, – отклонил удар капитан, – старым пиратским способом: две тысячи человек грузим на нижнюю грузовую палубу «Мула», она же сто метров в поперечнике – места хватит. Отсеки второй грузовой палубы очень объёмные и хорошо герметизируются. В них мы накачиваем под давлением воздух из атмосферы. Который потом порциями пускаем на нижнюю палубу. Кислорода двум тысячам человек хватит на время пути; чтобы давление не росло больше нормы – порциями же стравливаем лишний воздух за борт. Будет расти процент углекислого газа, конечно, но не так быстро, чтоб за семнадцать дней дорасти до токсической величины. А чтоб он не скапливался на уровне палубного настила под весом, устраиваем активную циркуляцию воздуха. Последние дни пути будет душно, и в целом комфорт околонулевой, но потерпят – куда им деваться? -- Вижу, ты многому научился, гоняя пиратов на Римвардном фронтире, – сказал Эспиноза. – Если, конечно, это твоя идея. Скажи, капитан, а ты слышал о бунтах рабов на борту? -- У нас есть солдаты. Гарнизонный полк. -- В котором осталось боеспособными меньше половины, с учётом всех раненых. -- Больше половины. -- Намного? – полюбопытствовал Чака. На челюсти Пеллетье вздулись желваки. -- И все солдаты, сколько их есть, нужны вам, чтобы держать в узде жителей города. Особенно в нынешней заварухи. Чтоб первая партия рабов, которую вы гоните на Эротитус, не осталась единственной. Во всяком случае, единственной, которую гоните вы. -- Ты можешь что-то нам предложить? -- После того как вы предложите мне хороший процент этой сделки. -- Пятьдесят на пятьдесят, – пошёл с козыря Пеллетье. -- Девяносто, – парировал Чака. – Заметь, я не требую сто. -- Считаешь себя вправе требовать? -- Веду переговоры с позиции силы. Я ведь уже говорил. Рука Пеллетье сжала не кобуру – висящий на поясе коммуникатор. Кодовое сообщение – приказ немедля атаковать отряд Чаки он мог отправить нажатием двух конопк, одна из которых разблокировала приборную панель. Очень простое и быстрое действие. -- Шестьдесят на сорок, – сказал Пеллетье. – Ты получаешь больше, чем мы. -- Семьдесят пять. Четверть суммы – очень хорошие комиссионные. -- За то, что мы организовали всю сделку? -- Именно так. – Чака поднялся на ноги. – У вас нет людей, чтобы её обеспечить, а у меня – есть. -- Армия каннибалов? -- Не тупи, капитан. Ты, вроде, умный мужик – подумай. -- Если ты о Капене, то он сейчас висит на дыбе в подвале администрации, – сказал Пеллетье, – и вряд ли поможет тебе держать в руках груз, пока тянется перелёт. Он отработанный материал. -- Есть ещё Толстый Чиму. Который собрал, в том числе, некоторое количество бывших людей Капены – кто пережил ночную зачистку. -- Толстого сейчас давит Конбит-Норуэй. -- Поэтому он без проблем согласится покинуть планету. Как и все его люди: поработать надсмотрщиками это скромная плата за билет до Нью-Гедона. -- Ты всё хорошо просчитал, – не без уважения признал Пеллетье. «Вот тебе и хреновый стратег!» -- Поэтому ты согласишься на четверть суммы своей стороне, – сказал Чака. – В конце концов, это же миллион с лишним. -- Восемьсот тридцать тысяч, – машинально поправил его капитан. -- Что? – удивился Чака. – Как вы могли настолько продешевить? Я думал, вы продаёте их по семьсот за рыло… на Эротитусе и восемьсот – очень хорошая цена, даже за опт. В розницу, помнится, и за едва умеющих раздвигать ноги деревенских баб давали тысячу с лишним. И вы ещё собирались вести этот бизнес одни, без меня?