Инквизиция не знает любви.

— Слушай, Жек, сегодня может ну его, универ, а? — ублажающим голосом пролепетала моя сестрица. Мирослава наблюдала за мной, с ехидной усмешкой на лице. А что же делала я? Скакала на одной ноге по всей комнате, пытаясь натянуть эти чёртовы джинсы, в понимании что опаздываю. Моя сестрёнка… Мирослава была уже очень красивой девушкой в свои то шестнадцать лет. Длинные вьющиеся рыжие, даже больше огненные, волосы, тоненькие губы, модельные ноги, среднего размера грудь. Всё в ней было мамино, все эти выразительные, женственные черты. Всё в ней мне напоминало о маме. От папы, ей достались только изумрудно-зелёные глаза и взрывной характер. Остановилась, оглядела её с ног до головы и покачала головой. Не уймётся всё.  — Нет, надо — значит надо. У меня сегодня пара у Олега Викторовича, а я ему обещала обязательно прийти. По комнате раздался разочарованный вздох. Моё лицо тут же разгладилось, теряя прежние черты улыбки, тёмные брови сошлись к переносице, глаза же сузились, морщинки «радости» тут же сбежали с криками о пощаде, не оставляя за собой и следа.  — Слушай, Мир, я всё понимаю, тебе хочется больше проводить со мной времени, хочется моего внимания. Но, понимаешь-ли, знания сами в голову ко мне не придут, а значит, зачёт я завалю. А во что может вылиться «незачёт»? — выжидающе посмотрела на неё. Девушка тут же стала хмурой как тучи, опустила глаза в пол и плюхнулась на ещё не застеленную кровать. Мы обе знали во что это выльется, и не одна из нас не хотела об этом говорить. Но, мне всё же иногда приходилось напоминать об «этом» моей любимой младшенькой сестре.  — Тебе прекратят платить пособие, а на моё нам не выжить. Со временем, денег будет не хватать, и меня у тебя заберут… Дальше, она продолжать не стала. Наша с Мирославою судьба сложилась совсем не так, как хотелось бы. Два года назад, когда мне скоро должно было исполниться восемнадцать, а Мирке ещё и пятнадцати не было, на наши хрупкие детские плечи обвалилось большое несчастье. В один из осенних дней, наши родители не вернулись домой. И на следующий день тоже. И ещё через два дня они не появились. Я заволновалась, и съездила к ним на работу, в автосервис, где они оба работали менеджерами по продаже. Там все в голос утверждали, что они уехали ещё в тот день, когда пропали. Уехали вместе. В голову закралась мысль, что они нас бросили, но тогда, я отвергла эту страшную мысль и спрятала далеко в подсознании. Подала заявление в полицию. Начались поиски. В один из холодных, дождливых вечеров, к нам заявились представители власти из полиции и их коллеги из опеки и попечительства. Они нашли их машину, но…  — Весь салон автомобиля обрызган их кровью. Тел нет. Мы соболезнуем… Именно эти слова впечатались мне в голову на всю оставшуюся жизнь. Сёстры Новиковы остались сиротами. Одни на всём белом свете. Испуганные, ничего не смыслившие в жизни девочки остались выживать. Именно выживать. Мирку сразу забрали в детский дом, а на меня оформили бумаги и отправили в свободное плаванье в безграничные воды взрослой жизни. До совершеннолетия мне оставалось всего ничего так что, мне позволили остаться самостоятельной. Долгих полгода, я билась за право быть опекуном сестры, и у меня получилось. Я забрала сестру в нашу новую двухкомнатную квартиру (старую пятикомнатку мне было-бы не по карману держать), дала кров, еду, питьё, одежду и, самое главное, любовь. Точнее, те крупицы, которые я сумела ей дать во время редких проявлений дома. По началу, я разрывалась между только начатой учёбой в мед. универе (тут помогла льгота как сироты) и двумя работами, ведь того, что нам выдавало государство еле хватало на коммуналку и бытовые нужды. Утром, до начала занятий, я работала на бензозаправке, потом быстро мчалась до универа, еле успевая на пары, вечером и до поздней ночи подрабатывала в ночном клубе, официанткой. Домой возвращалась только за несколько часов до подъёма. Так сказать, домашнее задание, старалась делать либо в самом универе, либо после учёбы в клубе, когда выпадали долгожданные свободные минутки, ну, или делала его вместо сна. Миру почти не видела. Уходила на раннюю работу — она спала, приходила с очередной сложной смены в клубе — она тоже спала. Как бы сильно я не старалась, но становилось всё плачевнее и плачевнее. Денег опять стало не хватать, я начала пропускать пары, чтобы потратить это время на очередную подработку, а из школы приходили жалобы от учителей о некомпетентности поведении сестры. Мы с ней сильно отдалились друг от друга. Я просто физически не могла обеспечить ей своё внимание, а она не могла этого понять. У меня даже времени не было чтобы отчитать её за выходки. Всё изменилось однажды. В клубе, в самом начале рабочего дня, какой-то придурок попытался домогаться меня, но в ответ только получил подносом по не догоняющей сразу башке. Меня уволили. Я вернулась домой, когда на улице уже начали включать фонари, а на небе появлялись ярко пылающие звёзды. Уже в подъезде, я поняла, что что-то не так. С верхнего этажа слышалась громкая музыка. В нашем подъезде жили исключительно старушки и молодые семьи. Никто из предполагаемых соседей не мог в половину двенадцатого ночи врубить музыку на всю катушку. Я сразу поняла в чём дело, мне даже лифт не понадобился, чтобы через несколько минут оказаться на двенадцатом этаже. В квартире была откровенная оргия. В прямом смысле этого слова. Подростки разных возрастов, человек двадцать, располагались где только можно и пытались ублажить друг друга. Хотя, некоторые индивиды либо валялись в обнимку с пустыми бутылками из-под алкогольных напитков, либо кто-то просто допивал то самое прямо из других бутылок, а третьи курили на балконе. Сестру, я нашла в её спальне за несколько мгновений до необратимого. Какой-то парень уже начал готовить своего дружка к «безопасному» проникновение в лоно моей сестры. Я вскипела. Мне хватило четверти часа, чтобы выгнать всех под громкие возмущения и предложения присоединиться. Потом состоялся скандал. Громкий и жестокий. Я кричала, металась от одного места к другому, крушила всё на своём пути. Мира тоже не заставила усомниться в ней, и отвечала не менее достойно. Окончанием нашей двухчасовой триады был громкий шлепок. Я не сдержалась и дала младшей пощёчину. И это привело её в чувства. Она наконец смогла понять что натворила. Но было уже поздно. Я была разбита.  — «Не уследила. Не удержала. Не смогла…» Три фразы отдавалось в моей голове громкими звонами, не давая волю здравым мыслям. Пока Мира приходила в себя, я закрылась не только в своей комнате, но и в себе. Я не уследила за ней, не удержала от неправильных и импульсивных действий, не смогла заменить родителей. Целую неделю я сидела безвылазно в своей комнате. Повезло, что тогда объявили карантин, и в универ просто нельзя было заявляться. Мира же, в свою очередь, всячески пыталась загладить свою вену. Извинялась, обещала что такого больше не повторится, пыталась вытащить меня из моей крепости одиночества и пустоты. Готовила, убирала, пыталась накормить меня. Но тогда, я была в своём подпространствии и ничего не замечала.  — «Не уследила. Не удержал. Не смогла…» — беспрерывно, то еле шептал, то срываясь на крик… звучал голос в моей голове. «Очнулась» я только из-за моей сестры. Она в очередной раз попыталась меня накормить, но её попытка опять оказалась тщетной. Тогда, к черте, которая была границей с отчаянием, она подобралась очень близко. Даже не подобралась, она её пересекла. Расплакалась, начала корить себя за всё что только можно, даже заикнулась о бессмысленности своей жизни. Только после этого, я смогла вынырнуть из того омута самопоедания и того же отчаяния. Всю ночь мы просидели в обнимку, плакались друг другу, говорили о своей тяжёлой жизни без родителей, без друг друга. Только после этого, мы поняли что теряем. Поняли, что кроме друг друга у нас никого нет, и нужно держаться вместе. Но я-то поняла это давно, а Мирослава только сейчас.  — Вместе навсегда, — прозвучало тогда с наших уст, и эти слова стали сопутствовать нас по сей день. После той ночи, я решила всё изменить. Уволилась с заправки, сходила в школу к Мире и уладила все проблемы, начала налаживать дела в универе. Новым моим способом заработка была продажа проектов, рефератов и конспектов. С учёбой, у меня всегда были дружеские отношения, а подобная способность пришлась только к стати. Я начала проводить больше времени дома, с Мирой. Уже полтора года прошло с того времени. Да, по родителям мы скучаем до сих пор, но случившегося не вернуть, и мы с сестрой это прекрасно понимали. Но и надежда в нас не увядает. Мы надеемся, что они живы. Нежная, успокаивающая улыбка отразилось на моём лице и я потрепала сестру по пышным рыжим волосам.  — Ну всё, не грусти. Ничего подобного не случится. Я обещаю. Мира подняла голову и так же лучезарно улыбнулась мне. Дальше, продолжились мои быстрые и суетливые собирания. Как можно быстрее, я натянула джинсы, не туго затягивая их ремнём, а сверху натянула белую водолазку и жакет. Образ дополнили очки с узкой золотистой оправой, и распущенные волосы цвета вороненого крыла. Посмотрев в зеркало, я сошлась на мысли, что меня всё устраивает. На груди весел серебряный крестик. Мамин… Она его никогда не снимала, но это стало единственной вещью, что осталась от неё тогда в машине.  — В церковь сегодня пойдёшь? — послышался тихий, но заинтересованных голос у меня прямо из-за спины. Я лишь тяжело вздохнула, подняла глаза к потолку и задумалась, вспоминая какое у меня расписание на сегодня.  — Да, пожалуй зайду… Если быть честной, то в церковь я ходить не любила. Одна из причин заключалась в том, что мы точно не знали, мертвы ли наши родители, или нет. Ну и что, что вся машина была в их крови? Тел нет? Доказательств того что они мертвы, кроме крови, тоже нет? Вот и славно. Свечу, за их упокой, я ставить не собиралась. Лучше буду верить, что они бессовестно бросили двух своих, ещё несовершеннолетних детей, и свалили в закат. А вот, вторая причина, может показаться весьма странной. Она заключалась в странном поведении батюшки. Да и не только его. Все служители церкви странно вели себя со мной. Батюшка всё время глупо улыбался, говорил какую-то несуразицу, даже шутить пытался. И жена его… как только я заступала за порог церкви, она пыталась увести меня, накормить, напоить, спать уложить там, не знаю. Как будто, я им дочь родная. Пригреть пытались, при чём оба. Мне их поведение не нравилось, и даже вызывало небольшую боязнь. Иногда даже передёргивало. Бр-р-р… Но сегодня, почему-то хотелось появиться там. Ну хочется, значит хочется. Закинув сумку с учебниками и тетрадками на плечо, я вышла из комнаты. Мира последовала за мной, подцепив с тумбочки связку ключей. Я начала обуваться, когда в меня полетела эта же связка. К внезапным выходкам сестры я привыкла, так что мне удалось вовремя поймать ключи, не подымая головы.  — А твоё мастерство не знает границ, — хмыкнула рыжая. Мне осталось только хмыкнуть в ответ, говоря этим «а ты что думала?». Я завязала шнурки на своих новеньких кроссовочках, что купила по скидке к «Kari» буквально на днях. Привлекли они меня своими изумительно мягкими стельками, и весьма разносторонним видом. Нога в них ложилась как в воздушную и тягучую смесь всего самого мягкого на всём белом свете. В них и бегать удобно, и одеть под любой стиль одежды можно свободно. Удобно, а главное практично. Поднявшись с корточек, и обтряхнув руки, я с улыбкой на лице любовалась своим новым приобретением. Вдруг, меня обхватили тоненькие беленькие ручки, но так сильно, что я аж поперхнулась воздухом. Но, это, скорее всего, больше от неожиданности. Я стояла в оцепенении, и не знала что делать. Мира, со своим пацанячьим нравом, очень редко проявляла любовь и ласку. Да когда и когда позволяла мне проявить заботу, то было большим праздником. А тут, сама обняла, и даже прижалась, как будто я прям сейчас растворюсь и она меня больше никогда не увидит. Когда я наконец пришла в себя от шока, то сумела освободить одну руку и, нежно поглаживая, положила на рыжую макушку сестры. Она стояла молча, не произнося ни звука, ни шороха. Просто стояла, уткнувшись в меня лицом и, как-будто, впитывала в себя мою энергию, запоминала меня и мой запах. Когда она наконец подняла на меня свои глаза, я увидела в них страх.  — Мы ведь всегда будем вместе, правда? В душе расплылось тепло. Такое мягкое, нежное, певучее. Но в тоже время, меня начало что-то беспокоить. Страх в её глазах говорил мне о чём-то, но о чём? Я не знаю об этом, и что-то мне говорило, что мне совсем необязательно это знать. Чмокнула сестру в лоб, нежно улыбнулась и ободряюще потрепала капну огненных волос.  — Вместе навсегда. Когда она наконец выпустила меня из своих объятий, я, больше не говоря и слова, закинула ключи в сумочку, и на всех парах умчалась из своей обители. За эти два года, мы сменили уже три точки проживания. Сейчас же, когда финансы перестали петь романсы, мы решили вернуться к нам домой, в нашу родимую пятикомнатную квартиру, поделённую на два ярус-этажа. Квартира была большая, места двоим было много. Насколько бы нам не было больно, мы были рады вернуться в наш родной дом, в котором мы родились и жили. Папину и мамину спальню мы даже не трогали. Оставили всё как было до их исчезновения. Просто рука не поднялась ни у меня, ни у сестры всё это убрать. Я выскочила на улицу, оставив за спиной тихое, но противное визжание домофона, поправила очки, и откинув волосы направилась уверенной и быстрой походкой к выходу со двора. Наручные часы говорили мне о моём очередном опоздании. До первой пары осталось всего десять минут, а я ещё даже не на остановке. Не люблю я эти общественные транспорты. Вся эта толкучка, шум. Всё время орущие кондукторы, капризные дети, и всегда уверенные старушки, которым все и вся — всегда им чем-то обязаны. Эх…машину бы. Но губа не дура. Чтобы машину купить, нужно сначала на неё заработать. На одной «писанине» этого не сделаешь… А, ну ладно, об этом потом, сейчас бы автобус не успус… Угу…не упустила. Накаркала! Я достала телефон, чтобы посмотреть есть ли ещё рейсы до моего универа. А то пешком совсем впадлу идти, а такси вызывать дороговато. Блин, сегодня походу не мой день. Придётся идти пешком. Рейс будет только через час, и то, потом всё равно придётся ещё минут десять пешком маршировать. Что ж мне сегодня так не везёт? Из «яндекс-браузера» перешла во вкладку соц. сети, нашла нужный мне контакт, и быстро настрочила:

«Доброго тебе, Янка. Я опять опаздываю. Автобус уже умчался. Пешком иду. Отмажь, а… "

Ответ поступил незамедлительно, что не могло не радовать.       «Твой зад, который всё время ищет на себя приключения, я прикрою. На первой лекции можешь не появляться. А вот на второй чтоб как штык! Жду.» На лице невольно появилась улыбка. Янка была одним из самых дорогих моему сердцу людей. Когда мы учились в школе, мы были просто знакомыми. Да и ими бы не были, если бы не учились в одном классе. Сблизились мы когда родители пропали. Сначала, она попыталась помочь просто морально. Каждый день, на переменах, находилась рядом пытаясь отвлечь. Потом, когда узнала, что сестру у меня забрали, обратилась к своему отцу-адвокату, и тот помог мне забрать сестру к себе под крыло. Когда были проблемы с деньгами, всячески пыталась сунуть мне любую копейку, а если я отказывалась (а делала я это всегда) закупала всё что не попадя мне в дом, со словами: «о себе не думаешь, так хоть о ребёнке подумай. Мира не должна голодной сидеть». Ещё, она дико помогала с универом. Пока я пыталась подработать хоть немного на очередной работе, она разыгрывала целый театр и, на моё удивление, ей верили. Сейчас, например, она дала мне час чтобы дойти до универа. Ну, за час я туда доберусь, если только буду идти со скоростью улитки. А так, мне и пятнадцати минут хватит. И что мне делать этих сорок пять минут? Оглядевшись вокруг, я втянула полную грудь воздуха. В нём витал едкий запах пыли и бензина. Машины суетились на дороге, а люди на тротуаре. Все куда-то спешат, куда-то идут чтобы успеть. А нет бы, остановиться и осмотреть вокруг. Внять то, что нам сейчас дано. То, что у нас есть. Но нет, все заняты. И я не буду лезть со своими «учениями» в этот поток, ведь сама, частично, в нём состою. Встала со скамейки, уже собравшись идти в сторону своего учебного заведения, как на груди что-то мелькнула. Опустила голову. Крестик… А что? Почему бы и нет? Заглянуть в церковь, помолиться за благополучие родителей и всё. Можно идти дальше и не волноваться. До нужного места назначения, я добралась уже через несколько кварталов. В первый раз, когда я увидела здешний храм святейшего Иисуса, была изрядно удивлена. Не смотря на то, что она находилась почти в самом центре Петербурга, её окружала сплошная матушка природа. Как будто сам Бог пожелал оставить этот клочок земли не тронутым внешними воздействиями человека. Всё вокруг церкви цвело и пахло. Весело чирикали птички, обрадованные своим возращением с юга, травка была ровно покошена и, на удивление, естественно зелёная. Многие прихожане, прежде чем зайти на территорию святилища, разувались, и с улыбкой на лице проходили по своеобразному ковру природы. Если пройти немного поодаль, то можно обнаружить маленький садик с фруктовыми деревьями и кустарниками. Цветы цвели в своё удовольствие и радовали не только своей красотой, но и благоуханием. Яркие лучи солнца жизнерадостно играли на позолоченных куполах маленькой церквушки. Я остановилась прямо напротив таких же позолоченных ворот в божью обитель, закрыла глаза и вдохнула всей грудью этот пьянящий, чистый воздух. Без примесей разнообразных выбросов или отходов. Просто чистый воздух с нотками хвои и нежного запаха полевых цветов. Просто сказка. Сбросив с ног обувь, я шагнула вперёд. Приходила я сюда очень редко, но каждый раз наслаждалась здешней атмосферой. Этим приятным забвением. Приходя сюда, я каждый раз ощущала себя как будто в раю. Меня ничто не беспокоило, ничто не тревожило. Приходить сюда, это сбрасывать с себя все заботы и переживания бытовой жизни. Я шла и наслаждалась всем, что сейчас меня окружало. Улыбалась небу, солнцу, другим прихожанам. Кажется, они чувствовали себя здесь не так хорошо как я. Некоторые смотрели на меня как на чудачку, другие же с умилением улыбались. А мне то что? Пускай думают что хотят. Главное, мне хорошо, на других мне, мягко говоря, плевать с большой колокольни. Всю идиллию нарушила довольная худощавая моська. Она стояла, радостно улыбаясь, как будто ждала меня всю жизнь. А точнее не она, а даже он. Святой Отец стоял на самой вершине лестницы и, заложив руки в рукава, улыбался, как кот вдоволь наевшийся сметаны. А глаза такие обманчивые. Не знаю, что я в них заметила, но ничего хорошего это не сулило.  — Сестра моя, что ж ты там стоишь? Подымайся. Господь наш выслушает и поможет тебе. По спине пробежался табун мурашек, а в горле застрял ком. Всю эту счастливую картину портил тёмный образ Святого Отца Владимира. От него, как будто, исходила дурная аура. Я никогда не верила в эту потустороннюю ересь, но сейчас была уверена на все сто процентов, что он какой-то тёмный. Не подходит он на должность Святого отца. Нехотя, я всё же улыбнулась, и наспех нацепив кроссовки, начала подыматься к объекту моего опасения. На мужчине была одета чёрная мантия (не знаю я как она по церковному правильно называется), на груди весел большой золотой крест. Бороды у него не было только потому, что он ещё совсем молодой священник, пока ещё не выросла. Вот из-за этого, его опека была для меня странной. Он молодой, мой ровесник. Но молодой то он молодой, а взгляд такой… не в меру мудрый сказала бы. Ещё одна странность здешнего служителя. Я подошла так близко, как позволяла мой инстинкт самосохранения. Опять улыбнулась, поклонилась и поцеловала крест. Мужчина протянул мне белоснежную косынку. И тут, я вспомнила, что совсем забыла про неё. Благодарно кивнув, я спрятала волосы под очень уж мягкой тканью. Без лишних слов мы пробрались в внутрь. Перекрестились, поклонились, поцеловали свои кресты. Я подошла к кассе и купила пару свечей. Бессловно поблагодарила кассиршу и пошла выполнять план по молитвенному слову. Сначала поставить свечу, за упокой всех мёртвых родственников. Потом, пойти поставить за удачную сдачу экзаменов для сестры. Ей через месяц Основной Государственный Экзамен сдавать по четырём предметам. Как бы странно не звучало, но свечка лишней не будет. На удачу. Потом, поставила свечу на удачу себе любимой. У меня тоже скоро сдача зачёта. Так что да. В самую последнюю очередь, я решила вспомнить и о родителях. Нет, я не забыла. Всё это время ходила от иконы к иконе, и думала он них. Я не знаю к кому именно мне подходить. К какому святому мне нужно обратиться. То ли за упокой ставить, то ли за счастливую жизнь. Вот стояла, и разрывалась между двумя «отсеками». Не знала я к кому идти. Может, они и вправду мертвы, а я с сестрой лелею пустую надежду. Думать об этом было больно и невыносимо. Два чёртовых года прошло, а ничего не изменилось. Ни одной весточки, ни одного чёртового намёка на то, что они живы. И полиция тоже отложило дело в долгий ящик. Сзади, на мои плечи легли тяжёлые руки, ободряюще сжимая их. От неожиданности я вздрогнула. Это оказался Отец Владимир. Отпустив мои плечи, поравнялся со мной и огляделся вокруг.  — Сомневаешься, сестра? Не отрывая от него взгляда кивнула. Что мне скрывать? Тем более от священнослужителя? Нечего. Он может, и подскажет что мне делать.  — Да, Святой Отец, не знаю к кому именно подойти. К Распятию Господня или к чудотворным образам Богоматери? — спросила, а сама не заметила надежды в своём голосе.  — Всё ещё не теряешь надежды что Анна и Роман живы? Я молча кивнула, опустив голову.  — Это хорошо, что не теряешь. Людей, у которых нет цели, в нашей и так не долгой жизни, поддерживает надежда. Но у тебя и цель есть, и надежда. Так ведь? Опять кивнула.  — Я знаю что тебе поможет. Доверишься мне, Евгения? Я опять кивнула. Говорить совсем не хотелось, а вот голос священнослужителя стал таким бархатным, заволакивающим. Захотелось слушать только его, и больше ничего не слышать. Мужчина же взял мою руку и забрал из неё свечу. Я на это никак не отреагировала. Он встал напротив меня, взял мою вторую руку, заглянул в глаза. Его глаза были такими же заволакивающими как и голос. Серые, даже больше ртутные, заволакивали меня с ног до головы. Тут, его губы приоткрылись, изогнулись в полуулыбке и начали что-то произносить. Я не слышала что именно. Он что-то говорил, а я попросту не слышала. Меня начало обволакивать какой-то странной пеленой, рассудок помутился, так же, как и образ священника. Я не могла увидеть его лицо, а он продолжал что-то говорить. Внезапно, я начала всё понимать. Помутнение сошло, вернулись мои собственные мысли. А следом за ним пришла и ярость. Он меня что, гипнотизирует? Резко вырвала свои руки из его лапищ и отступила на пару шагов. Мужчина лишь выругался на каком-то непонятном мне языке. Потом, он опять выпрямился и так самодовольно улыбнулся, что по спине пробежали мурашки. С его губ сорвалась усмешка.  — Истинная посланница. Священная сила на тебя не действует. А знаешь как долго я копил силу для этого заклинания? Теперь опять придётся закрыться в погребе на пару недель. Я пошатнулась. Что он несёт? Какая посланница? Какое заклинание? Совсем с ума сошёл? Пока этот придурок смотрел на меня с усмешкой на лице, ярость начала вскипать во мне, достигая градуса цитоплазмы из-под Земной коры. — Что ты несёшь, придурок? — сказала я сквозь зубы. Его усмешка стала еще шире, от чего ноги подкосились, и я опять отступила. Я только сейчас почувствовала, как от него веет чем-то зловонным и тёмным. Какая-то странная чёрная дымка клубилась вокруг него.  — Что я несу? — сделал шаг ко мне, — Я истину глаголю, Женя. У тебя как таковой цели в жизни нет, — ещё шаг, — Ну вырастишь ты сестру, ну закончит она школу, выпорхнет из твоего гнёздышка, которое ты с таким трудом строишь уже два года. И что дальше? Что ты будешь делать? Замуж ты не хочешь, детей заводить тоже. Закончишь универ, устроишься на работу и каждый твой день будет похож на другой? — он говорил, а глаза становились ещё ярче, он становился всё ближе ко мне. Я отступала до того времени, пока не упёрлась спиной в дверь. Как бы я сильно не хотела этого признавать, но он говорил правду. Я уже давно задумалась об этом. Я выпущу Миру из-под своей опеки. И что дальше? Замуж я и в правду не хотела, детей тем более. Решила, что буду течь по течению и не волноваться о своём будущем. Но вот что меня пугало. Я никому не говорила об этом переживании. Ни Мирославе, ни Яне. Ни кому. Я перенашивала это всё в себе. От этого осознания затряслись руки. Как он узнал? Появилось чувство, что он читает мои мысли. Ведь как только я об этом подумала, его ухмылка сменилась смехом. Он согнулся пополам и начал громко и зловеще смеяться. Его смех привёл меня в себя. Он что, посмел смеяться надо мной? Над тем, что он стал доминировать в этой ситуации и напугал маленькую девушку? Да он вообще что-ли? Выпрямившись, я гордо подняла подбородок. Ещё кто-то будет усмехаться надо мной? Священник кажется заметил, что страха во мне как и не было. Мужчина тоже выпрямился, поправил складки на мантии и натянул на лицо маску безразличия.  — Ты сама видела как относится к тебе сила матери нашей. Она ласкает тебя, даёт покой и дарит свою нежность. Он резко замолчал и стал вглядывался в моё лицо. Тут, в в его глазах щёлкнула искра. Я не обратила на это особого внимания. Он кивнул сам себе, и сделал еще один шаг.  — Тебе не место здесь, Евгения. И хотел уже протянуть ко мне руку и, то-ли притянуть к себе, то-ли просто схватить. Но не зря же я три года в подростковом возрасте ходила на курсы самообороны. Схватив его за ладонь, я нажала на болезненную точку между костяшками, когда рука расслабилась, загнула её в локте, притягивая к себе, затем, заломила её за спину и ударила по колене с внутренней стороны. Священник от неожиданности что-то прорычал, но уже стоял на коленях. Я потянула руку выше, услышала характерный хруст. Только тогда успокоилась, отпустила и быстро побежала прочь из этого страшного места. Когда выбежала, с ужасом поняла, что по близости никого нет. Ни в дворе перед храмом, ни в саду, да и в самой церкви на моё, самое большое удивление, вообще никого не было. Стараясь вообще не обращать на это никакого внимания, скинула с себя эту чёртову косынку, и добежала к воротам дёрнув их на себя. Они со скрипом открылись, и я как можно быстрее вышла из этого ада. В эту же секунду что-то ударило мне в спину, сбивая с ног. Я упала на колени, дыхание участилось, перед глазами опять помутнело. Но продолжалось это не долго. Я опять смогла видеть и управлять своим телом. Встала на ноги, отряхнулась. Попыталась понять, что это было и повернулась назад, чтобы увидеть кто это сделал. На лестнице стоял он. Тот, кто недавно вгонял меня в страх и вызывал ярость. Он стоял, и с той же усмешкой на лице, придерживая руку, смотрел мне в след. Мне стало не по себе, и я побежала отсюда, чтобы не видеть этого его. Когда пробежала уже два квартала, и по всюду начали появляться люди, я смогла успокоиться. Он меня уже не догонит. Да и… если же догонит, то в такой толпе ничего сделать не сможет. Остановившись, я осмотрелась вокруг. Вроде никого похожего на него не видно. Достав из сумки телефон обнаружила четыре пропущенных и кучу сообщений от Янки. Я не стала читать сообщения, а сразу позвонила подруге. Долгие гудки, и трубку наконец подняли. Не успела я проговорить и слова, как меня начали отчитывать:  — Слушай, Женя, я конечно всё понимаю, но ты сказала на одну лекцию. Тебя не было весь учебный день! Ты вообще с дубу грохнулась? Весь учебный день?! Я в церкви пробыла от силы минут тридцать. Я не могла пробыть там дольше. По крайней мере, я ещё не сошла с ума, чтобы потеряться во времени на столько. Убрала телефон от уха. 22:41… Огляделась вокруг. Хоть в Питере и были белые ночи, но закат здесь тоже бывает. Сейчас уже ночь. Как такое могло произойти?  — Ну и что ты молчишь? — послышался из трубки возмущённый голос. Я тяжело сглотнула и опять приложила телефон к уху, начиная идти по направлению к дому.  — Ян, я не знаю что со мной произошло, — голос вырвавшийся из мня был хриплым, как-будто я собиралась плакать.  — Эй, подруга, что случилось?  — Я не знаю Ян, я ничего не знаю и не понимаю. С другой стороны послышалось шуршание, Яна походу встала с кровати, затем скрип, значит открыла шкаф.  — Рассказывай, пока я одеваюсь. Я была не в силах говорить о произошедшем, ведь сама не понимала это было взаправду, или же нет. Пока собиралась с силами уже дошла до спального района. Повсюду шумели люди, но я как-то не обращала на это внимание.  — После того, как я тебе написала, решила зайти в церковь, поставить свечу родителям. Всё было как всегда, как я тебе рассказывала. Как мне было спокойно там, на территории церкви, как там всё не так как везде.  — Так, хорошо, — перебила она меня, — я уже оделась. Расскажешь мне всё как встретимся. Ты где сейчас? Я огляделась в поисках хоть какого-то намёка на название улицы.  — Смоленская. Какая именно не знаю. Тут «Мак» рядом, и какой-то Торговый Центр.  — Хорошо, я сейчас приеду. Антон! — это уже было не мне, — быстро иди заводи машину, Женя в беде.  — Да твоя Жека всё время в какие-то передряги попадает. Я даже не удивлён, — послышался рядом с подругой гулкий мужской баритон парня моей подруги. Я обижаться на его слова не стала. У меня и в правду что не неделя, так новая проблема, и сейчас он говорил полную правду.  — Так, Тоша, сейчас получишь, иди сказала, заводи. А ты трубку не бросай, отойди куда-нибудь в сторону и жди нас, — наконец обратились ко мне. Потом, чтобы меня отвлечь Яна стала рассказывать о сегодняшних происшествиях. Я огляделась и обнаружила неподалёку переулок-тупик. Зашла в глубь него, чтобы не мешаться у других под ногами. Облокотилась о стену, уставившись в противоположную, такую же кирпичную, стену.  — …а потом она так разоралась, что мне аж…  — Что за…? Я уже не слышала подругу. Передо мной происходило что-то, не поддающееся моему мышлению. Стена напротив сначала немного покосилась, образовывая в себе маленький водоворот. Затем, этот водоворот начал увеличиваться и приобретать голубой цвет с примесью белого. Светился он очень ярко, ослепив меня. Когда я уже открыла глаза, передо мной была открыта какая-то белая дыра. Дыра светилась и переливалась оттенками голубого и белого. Я застыла в оцепенении. Что это такое?  — Женя! Женя твою мать! Что там происходит?! Ответить я не успела. Что-то ударило меня в спину, откидывая от стены. Даже не между лопатками, а вся верхняя часть спины начала гореть диким пламенем. Я закричала, выронив из руки телефон, сумочку удалось удержать на локте. Упав на колени, я начала тяжело дышать. Перед глазами опять всё помутнело, как тогда, у церкви, всё начало терять свои очертания. Спину опять прожгло адским пламенем и я закричала. Появилось неимоверное желание откашляться, ведь жжение перешло от спины к лёгким. После того, как я сделала желаемое, открыла глаза и опять оцепенела. Все руки были в крови. Я вообще стояла руками в луже крови. Моей крови. Из трубки слышались крики Яны, но я не могла сдвинуться с места чтобы взять телефон и сказать, чтобы Яна вызвала скорую. Но если бы я и смогла бы это сделать, но только не сейчас. Спину опять пронзила боль, я закричала громче прежнего, и меня тут же швырнуло в эту странную дыру. Позади послышался громкий свист колёс, два хлопка дверцами и быстрые шаги. Дыра уже закрылась, но я всё ещё слышала этот крик:  — Женя, нет!

***

Мирослава

23:58

Я, как всегда сидела на кухне, за барной стойкой и перекручивала в руках уже пустой стакан из-под сока. Женя должна была вернуться уже более четырёх часов назад. Я ей звонила и писала, но она упорно не отвечала. Звонила Яне, её подруге, та сказала, что Женя даже на учёбе не появилась, и на её звонки тоже не отвечает. Но более часа назад Яна написала, что она сейчас разговаривает с сестрой по телефону, и что она сейчас её привезёт. Больше ни слова. Ни как она, ни где была всё это время. Вот, я уже час сижу на взводе и не знаю что мне делать. Хотела сначала позвонить самой Жене и отругать её за то, что пропадает где не попадя, и не предупреждает где. Но последние слова из сообщения Яны меня насторожили:       «Я нашла Женю. Точнее, я с ней сейчас по телефону разговариваю постараюсь поскорее привезти её домой». Постарается? Поскорее? В чём дело? Где Женя? Что с ней? В каком она должна быть состоянии, чтобы её нужно было привезти домой? С этими вопросами я уже сижу битый час. Не могу усидеть на месте. Обошла уже всю квартиру. Оббегала весь второй ярус, потом первый. Сегодня днём я убралась везде, делать всё равно было нечего в субботний выходной, а убраться было неплохой идеей. Так что, в этот час заняться было нечем. Пыталась отвлечь себя просмотром кино или какой-нибудь телепрограммой. Но у меня не получилось. Как всегда говорила мама Жене, когда та немного опаздывала домой, и приходила немного позже назначенного: «Я уже все окна оббегала. Тебя выглядывала». Вот и я сейчас, совсем так же. Бегала, в надежде наконец обнаружить там серебристый форд Антона и вместе с ним мою целёхонькую сестру. Но их всё не было и не было. Вот сейчас, я сижу сама не своя, и не знаю что делать. Что бы мне сейчас в таком случае сказала мама? Я даже предположить не могу. Мама всегда была неким лучиком солнца, дарящий всем радость и счастье. Всегда была готова прижать к своей тёплой груди, утешить, сказать, что всё будет хорошо и не нужно волноваться. А папа же, в это время, находился рядом и пытался бы всячески подколоть. Начал бы шутить свои глупые шутки и строить из себя глупого шимпанзе. По крайней мере, он так делала в детстве… Я по ним скучаю. Женя заменила мне обоих родителей, стараясь уберечь от всех бед, показать всё самое лучшее, что существует в этом мире. Она никогда не показывала как ей тяжело. Всегда улыбалась мне и говорила, что мы будем вместе всегда. Да, я не отрицаю того, что первый месяц, что мы прожили с ней, после того, как она забрала из того гадюшника, который ошибочно называют детским домом, был ужасный. Даже не просто ужасный, он был кошмарный. Сестра всячески пыталась подвести мою жизнь под планку «комфорт», зависая на всяческих работах и подработках. А я думала, что она меня избегает и ненавидит. Я думала, что она забрала меня ради пособия, которое должны были давать на меня. Ведь после того, как она меня забрала, мы виделись лишь один раз. Я тогда решила дождаться когда она придёт домой, чтобы точно знать во сколько она возвращается и, чтобы не уснуть, решила приготовить нам ужин на двоих. Она пришла примерно в три часа ночи. И я уже была готова с улыбкой и объятиями встречать её, но она просто прошла мимо кухни, и даже не обратив на меня никакого внимания, завалилась спать. Я не знаю что я тогда чувствовала. «Расстроена» это слишком мягко сказано. Я почувствовала себя ненужной. Я не знала куда она уходит так рано, и откуда приходит так поздно. Попытки с ней поговорить, я больше не принимала. Потому, что посчитала это бессмысленным. Я решила предпринять другие меры. Связалась с самым взрывным парнем в классе и его компанией. Начала вести себя как последняя тварь с учителями, разбивала окна, рисовала разнообразные каракули на её стенах, как внутри, так и снаружи. И я всё-таки добилась, чтобы Евгению Романовну вызвали в школу. И что вы думаете? Она не то, что не пришла к директору на разборки, так и мне и слова не сказала. Как будто ничего и не произошло. Если бы я только знала, что она переживает всё это внутри себя и не знает, что ей делать. У неё просто не было времени на то чтобы разбираться со мной, ведь её день поделился на несколько однообразных частей: работа, универ, работа, сон. Если бы я только понимала, как сильно она устаёт. Я бы не стала делать то, что сделала. Я устроила вечеринку у себя дома, в надежде, что Женя придёт домой, а здесь была такая туса. Я решила потерять девственность в тот самый день, с тем самым парнем-плохишом. Но, я не могла предположить, что она вернётся пораньше. И хорошо, что она вернулась раньше, чем всё случилось. Она спасла меня от неизбежного. Конечно, как же тогда было не без острого язычка и больных уколов? Женя на меня кричала, а я всячески издевалась над ней… как вспомню, аж тошно на душе становится. Женя никогда не распускала руки, но в тот вечер, она позволила себе сделать это. В ту минуту, я увидела столько боли и отчаяния в её глазах, что вся обида и ярость по отношению к ней остыли и я поняла, что разъяснила для себя всё не так, как было на самом деле. Я извинялась перед ней, пыталась достучаться до неё, но всё было напрасно. На следующий же день, я встретилась с её подругой, Яной, и узнала всё, абсолютно. И то, что Женя всё то время, что я была в детском доме, пыталась забрать меня всяческими способами, и в этом ей помог отец Яны. И то, что она разрывалась между учёбой и работой, чтобы обеспечить хорошую жизнь мне. И то, что Женя была в курсе всего происходящего со мной, но низкооплачиваемая работа не позволяла ей и на минуту отвлечься на проблемы. И то, что во всём происходящем она винила себя. После того разговора, я чувствовала себя такой сукой, которая думала только о себе, что меня воротило от сомой себя. Это было ужасно… Через неделю, к моему счастью, мы смогли поговорить, и тем самым всё пришло в норму. Женя уделяла всё больше внимания мне, а я пыталась показать, как сильно я благодарна ей за это. И сейчас, когда сестра куда-то пропала на весь день, я не знала что мне делать. До Яны я больше не могла дозвониться, как и до Жени. Антон на звонки тоже не отвечал… Слух уловил тихое постукивание. Я повернулась к окну. За раздумьями, я и не заметила как начался дождь. Весна всегда такая. Дождь хоть и крапал иногда, но, вместо романтического чувства, вызывал во мне страх. Он всегда вызывал во мне подобные чувства, ведь ассоциация с ним была ужасной. Именно когда шёл дождь, пропали мама с папой. В тот день, пропала какая-то частичка меня, и я уверена, что с Женей было всё то же самое. Всё утро я чувствовала какое-то странное беспокойство. Мне не хотелось отпускать Женю. Не хотелось, чтобы она куда-то уходила. Было такое чувство, что она уйдёт и я больше никогда её не увижу, как и маму с папой. Она была единственной, кто остался у меня на всём белом свете. Единственной, кого я любила и обожала всем сердцем. Я была благодарна ей за всё, что она сделала. За окном, тихонько покрапывающий дождь, превратился в сильнейший ливень. Волна мурашек прошлась по мне огромным цыганским табуном, и мне стало не по себе. Появилось дикое чувство дежавю. Меня вдруг всю затрясло, и я быстро схватила телефон, ища в нём контакты Яны. Хотя что искать то, она ведь самая первая, т.к я звонила ей последней. Опять эти длинный, будто бесконечные гудки, и мне никто не ответил…

03:26

Я уже не знала, что мне делать. Я обзвонила весе Янины, и Женины номера, но никто мне так и не удосужился ответить. Чувство дежавю меня не покидало. Дождь так и не закончился, а только набирал свою силу. Я металась из комнаты в комнату, пыталась хоть как-то отвлечь себя, но у меня ничего не получалось. Мысли всё время возвращались к ней, к Жене. Она пропала ещё утром. На пары не появлялась, как и домой. На сообщения и звонки не отвечала. Что же с тобой случилось, Жека? Она не любила, чтобы её так называли. Говорила, что это как-то по пацанячьи. А мне только оставалось смеяться над ней, ведь это выглядело мило. Мило было, когда она надувалась как шарик, делала серьёзную мину и говорила с возгласом:  — Я не Жека! Но, кому бы она это не говорила, но лишь мне позволяла называть её так. У меня было много приоритетов, как и у неё. Я позволяла ей меня обнимать, целовать, заботиться о себе. Я позволяла ей многое, что не позволяла другим. Что будет со мной, если всё же мои переживания превратятся в реальность? Ответом на это всё был громкий стук в дверь. Я как никогда быстро домчалась до входной двери, и так же быстро отомкнула все замки. На пороге стояли все промокшие, грязные, продрогшие до ниточки Яна и Антон. Жени с ними не было… Яна прижималась к своему парню и, закрыв рот ладонями, тихо плакала. Всё внутри меня похолодело. Сердце рухнуло куда-то вниз и перестало стучать. Я буквально почувствовала как кровь отошла от моего лица. Пошатнувшись, я схватилась за дверь.  — Скажите пожалуйста, что с ней всё в порядке… Яна оторвалась от Антона. По её лицу было видно, что она плакала уже несколько часов, не меньше. И не переставала плакать и сейчас. Я посмотрела на Антона. Он тоже держался из последних сил. Глаза блестели от слёз, а ладони сжимались в кулаки. Я вообще перестала дышать, в ожидании. Яна быстро замотала головой и, сквозь слёзы, тихо сказала:  — Она пропала… Всё. Моя жизнь кончена. Я потеряла её. Потеряла последнюю частичку себя.