***
— Очнись, солнышко… — прошелестел нежный девичий голос прямо у меня над головой. Открывать глаза никак не хотелось. Лёгкие, как и спина, горели так, будто в них горело пламя. Хорошо так горело. Ярко, с искрами и полыханием. Дико хотелось пить, а ещё больше хотелось, чтобы с меня наконец слезли. «Я приду когда зацветёт весна, И покрасит в розовый собой облака, Соберу букет полевых цветов И спрячу…»* Играла в голове песня небезызвестной русской исполнительницы, которая смогла завоевать сердца большинства девочек-подростков. Алёна Швец играет у нас дома каждый вечер. А точнее, у Миры в комнате. Сестрица просто тает от её песен и каждый раз, как только у певицы выходит новый альбом, пищит будто маленький ребёнок, которому дали самую вкусную и большую конфету в мире. Меня это только радовало. Я конечно не ярая фанатка Алёны, но её песни мне тоже нравятся, а некоторые, я даже сама переслушиваю «до дыр». Так что, я была не против чтобы Мири слушала её каждый вечер почти на всю катушку колонок. Так, ладно, песни песнями, а надо вставать. А то эта тяжесть на моём животе и пустыня Сахара во рту, совсем меня изничтожат. Открыла глаза, и с ужасом застыла. Прямо перед моим лицом, нависнув сверху, с непотаённым интересом на меня смотрели два абсолютно чёрных глаза, обрамлённые густой болотного цвета шерстью. Морда животного не была мне известна, так что определить что за зверьё сейчас сидит на мне и с таким интересом рассматривает, я не знала. Тяжко сглотнула тугой ком, собравшийся в горле. «Нечто» сверкнуло глазами и мне на обозрение выставили два не сильно больших, но, на мой взгляд, весьма острых клыка. Оно начало издавать какие-то странные радостно-пищащие звуки и, как будто от нетерпения, подпрыгивать, что заставило меня застонать, ведь тело всё ещё болело, а действия этого зверька заставили боль обостриться. Зверёк испуганно взбрыкнул и тут же слез с меня. Начал бегать вокруг, обнюхивать, кое-где даже поддевал носом, заставляя вставать. Поморщившись, я всё же попробовала встать. Тело опять начало жечь и в тоже время ломить с такой силой, что если бы меня машины сбила на полной скорости, я бы себя и то лучше чувствовала. Зверёк заворожённо застыл, глядя на меня. Он что, ещё и не дышит что-ли? Пока я давала телу передышку, решила осмотреться. Так, а вот это мне уже не нравится… Вокруг был сплошной лес, обрамлённый ярким солнечным светом. По всюду эхом, на перерез друг другу звучали голоса птиц. Сначала кукованье кукушки, затем напев соловья, дальше последовал свист неизвестной мне птицы, а может и не птицы… Где-то вдалеке слышалось журчание ручья. Чувствовался бодрящий запах леса. Воздух был чистый и свежий. Хотелось с каждым вздохом поглощать его всё больше и больше. Всё было бы прекрасно, если бы не одно большое но… ЧТО Я ЗДЕСЬ ДЕЛАЮ? Что я делаю в лесу? Почему просто валяюсь на земле, и на мне непонятно что, или кто сидит? Почему у меня всё болит так, что я не могу даже пальцем пошевелить чтобы не причинить себе эту зверскую боль? Вопросов было много, а вот ответов вообще не было… В голове тут же восстановились события вчерашнего дня. Убегала от священника, позвонила Янке, ушла в пустой переулок, внезапная боль, белое окно, кровь и последнее, что я помню, это крик подруги. Паника внутри начала расти с бешеной скоростью. Стало тяжело дышать, глаза защипало, а боль усилилась. Тело начало немного потряхивать. Да что, чёрт возьми, происходит?! Как будто почувствовав что я испытываю, неведомый зверёк подошёл ко мне совсем близко и, заскулив, положил голову на плечо. Как ни странно, но почему-то, паника сразу же сошла на нет, а слёзы отказывались продолжать свою работу. Дрожь прекратилась. Что за биполярное состояние? Ну и ладно, главное, что сейчас мне стало лучше, а единственное чего мне хочется, это поспать, что я и сделала прямо сейчас. Закрыв глаза, я медленно ушла в царство Морфея. В следующий раз, я очнулась уже поздно вечером. В лесу начало смеркаться, звуки поутихли. Попыталась пошевелиться. Хоть не очень хорошо, но получилось подвинуть с места на место обе ноги и руки. Я попыталась хотя-бы привстать. Получилось не так уж успешно, но, сесть и аккуратно подползти к ближайшему дереву, я смогла. Закрыв глаза, я попыталась отдышаться после такой интенсивной работы. После того, как силы хоть немного восстановились, открыла глаза и осмотрелась в поисках того, не очень милого на вид, зверька. Почему-то, мне стало очень грустно. Вот где я сейчас? Нет, понятно что я в лесу, но где именно? Кто меня сюда привёз? Или не привёз? Что за странное белое окно в которое меня заволокло? Я сейчас в пригороде Питера, или где подальше? Сомневаюсь, что около города. Петербург — северная столица, весна у нас только началась, а здесь же, в лесу, всё зелёное и благоухающее. Тогда как я сюда попала? И, если уж меня привёз кто-то, то зачем бросать посреди леса не связанную? Так вон, ещё и моя сумочка валяется. На похищение не похоже… Еле дотянувшись до атрибута своего гардероба, я прошипела от боли, конечно, немного, но ничего, потерплю, всё своё надо держать при себе. Руки были в крови, но я как-то не обратила на это внимание. Залезла посмотреть всё ли на месте. Телефон, паспорт, бумажник, блокнот, кое-какие документы помимо паспорта, связка ключей, фотография…фотография нашей семьи. Я, Мирка и наши родители. Мы сделали это фото за два месяца до их исчезновения в каком-то кафе на набережной. Сердце подозрительно заныло так же, как и в тот период, когда пропали родители. Как будто я что-то потеряла, что-то важное. Но что? Я сейчас отдохну, наберусь сил, и сразу же попытаюсь выбраться отсюда. Надо бы, конечно, поскорее выбраться, Мира дома одна, волнуется наверное. Сидела я долго. На лес уже опустились сумерки. Можно было бы ожидать, что боль должна пройти, но нет. Она опять начала расти, с каждой минутой всё больше и больше. Снова утяжелилось дыхание, в груди всё горело, но не так сильно как спину. Вот она, горела так сильно, что хотелось кричать. Как будто на неё постепенно льют лаву, и та, в свою очередь, растекалась медленно, но уверено. Всё это время, я смотрела на свои окровавленные руки. Кровь уже засохла и начала шелушиться. Это моя кровь. Я стояла этими самыми руками в луже крови, что принадлежала мне. Но сейчас, это как-то не пугало. Сейчас было всё равно на всё. Меня беспокоила только эта боль. На этих самых руках появилась ещё одна свежая капля и ещё, ещё… Преподнесла руку к носу. Чёрт…с носа кровь идёт. Этого ещё не хватало. Давление поднялось из-за этой чёртовой боли? Если до этого я ныла, что ноющая боль такая сильная, что прям не могу, то я очень сильно ошибалась. В этот самый момент, когда я обнаружила у себя носовое кровотечение, от спины последовал такой удар режущей боли, что я закричала во весь голос. Господи, как же больно! — Извини, солнышко… — опять прошелестел тот же голос над головой, но мне было уже всё равно. Удар следовал за ударом и становился всё сильнее. Перед глазами всё плыло не только от слёз, но и от головокружение. Сидеть было невыносимо, так что, я упала на грудь и, хватая воздух ртом, пыталась перетерпеть этот кошмар. Рядом, вдруг, кто-то забега и начал жалостно скулить. Разглядеть кто это, я не могла, но догадывалась, хоть в голове и была каша. В плечо вдруг толкнули, и я упала навзничь, лицом в мягкую травку. Лицо вдруг захолодело и этот холодок пошёл дальше, дотягиваясь до источника боли и утилизируя её. Но долго это не продлилось. В руку что-то впилось, создавая новый источник боли. Я опять не сдержала крика. Меня перевернули на спину и руку тут же отпустили. Я лежала и пыталась рассмотреть такое прекрасное ночное небо, но всё ни как не получалось. Щеки коснулось что-то тёплое и мокрое. Сконцентрировавшись на нужном мне объекте узнала зверька. Он, слизывая слёзы с моих щёк, в глазах были искреннее сожаление и, кажется, вина. — Пранск! Отран делик! Вокруг вдруг замелькали огни, послышался звук копыт, а так же множество голосов. Все они говорили на неизвестном мне языке со странным акцентом. Кроме размытых силуэтов я ничего не видела, но чувствовала как земля подо мной дрожит, а зверёк взвинтился ещё больше и, то шипел, то рычал, но ко мне никого не подпускал. Вокруг меня, вдруг, появилось столько людей на лошадях с факелами, что все они превратились в один сплошной круг из огня. Зверёк вдруг забрался ко мне на грудь и начал шипеть. Кольцо вдруг в одном месте разошлось, образуя «проход», и в том месте появилось большое чёрное пятно, а рядом с ним маленькое бледно-белое пятно, будто электросберегательная лампа. На появление этого «чёрного пятна» все вдруг отреагировали резким молчанием. Даже зверёк немного стушевался, но прижавшись ко мне, рычать не перестал. От его действия боль усилилась. — Зирик! Ралин крох, ин фрак! На этот раз зверь замолчал, даже слез с меня, но уходить не стал, сел около головы и, сложив лапки у меня на лбу, замер. Всё это время боль не проходила, но я старалась держать себя в руках. Сжала зубы, впилась ногтями в ладони. Тело немного трясло. Чёрное пятно остановилось, слезло, кажется с коня, и направилась прямиком ко мне. Присело рядом и заговорило мужским, низким голосом. — Мильеди, потьерпитье немного. Сейчас йа виас досьтавлю к льекарю, — заговорил, предположительно мужчина, на русском, но с очень смешным акцентом. Сил хватило только на то, чтобы насмешливо хмыкнуть, но тут же скривилась от жгучей волны боли в груди и закашлялась. Во рту почувствовался железный привкус. С уголка губ скатилась маленькая струйка крови. Чёрный мужчина выругался, опять на неизвестном мне языке. Хотел пододвинуться ко мне ещё ближе, но зверёк одним рывком прыгнул опять ко мне на грудь и утробно зарычал. — Зирик! — вскрикнул мужчина на зверька. Тот что-то в свою очередь побурчал и всё-таки слез с меня. Мужчина придвинулся ко мне поближе, мгновение то-ли осматривал, то-ли просто сидел. Аккуратно вынул сумочку из моих рук и передал кому-то сзади. Подхватил меня на руки и, не знаю каким образом, сел на коня. Мы тронулись. На плечо улеглось что-то тёплое и пушистое, обвив шею как воротник, зафырчало и просто перестало шевелиться. Боль не проходила, а при каждом соприкосновении меня и этого чёрного незнакомца, только усиливалась. Ну, хотя-бы «удары» прекратились… Угу, как говорится, стоит только заикнуться… От каждого удара тело трясло всё больше и больше. Крови во рту собралось всё больше и больше. Вцепилась в бархатную ткань под руками, и сжала её до такой степени, что ногти начало садить, а ткань трещать под их напором. Наверное, после удара седьмого-восьмого, я не выдержала и закричала. Как бы это не было омерзительно, вся кровь с моего рта оказалась на мужчине. Перед глазами всё поплыло и я отключилась.***
— Господин Норвис, не беспокойтесь, с леди теперь всё в порядке. — послышался сквозь чёрную пелену мужской, старческий голос. — Уверен? Она кричала так, будто её изнутри кто-то рвёт. Зирик от неё вообще не отходит. Изредка, даже проснуться не успевает, а сразу к ней несётся, — это уже смутно знакомый мне голос. И звучал он как-то обеспокоенно. — Да, Господин. Не один орган не повреждён. Откуда у неё кровотечение, не имею понятия. Хотя, признаю, все магические потоки напряжены так, что если нарушить хоть одну нить, то такой взрыв будет, что весь Маркан с лица Шарики снесёт. Она очень сильно напряжена, и… Договорить мужчина не успел, ведь в разговор решила вмешаться я. Точнее не вмешаться, а показать, что предмет их обсуждения вполне в сознании и, не только всё слышит, но и хочет чтобы они замолчали. — Заткнитесь, — хотела сказать я, а у самой получился только еле слышны хрип. Судя по звукам, ко мне тут же подошло двое людей. Скорее всего те, кто разговаривал. — Леди, как вы се… — начал старческий голос, но его тут же перебили. — Она не понимает по Маркански. — Всё я понимаю, — тихо простонала я. Горло раздирало, в груди ещё жгло, но уже не так сильно как в лесу. Рядом кто-то присел и аккуратно взял меня за запястье. — Не волнуйтесь, леди, вы в безопасности. Я ваш лекарь. Как вы себя чувствуете? Ага, значит этот старческий голос, лекарь, которого мне обещали. Только вот смешно одно, не врач, а лекарь. Посмеялась бы, да вот даже в мыслях делать это больно. А на это странное, и чересчур средневековое «леди» попыталась не обращать внимания. Прислушалась к себе. Болело в области груди и ещё гортань. А также ныли конечности и давило в висках. Спина меня даже не беспокоила, что удивительно. Во всём теле была дикая усталость и шевелиться вообще не хотелось. — Всё болит. Голова, ноги, руки. А также лёгкие и гортань рвёт как во время бронхита или ангины. Присутствуют симптомы гипертонии. В комнате повисло молчание. Такое долгое и протяжное, что мне даже показалось, что пока я объясняла своим хрипящим и нестерпимо медленным голосом, что и как со мной, мои собеседники просто ушли. Но нет, послышалось шуршание ткани, радом всё тот же лекарь немного отодвинулся. — Аааа… эмммм… леди, а что такое «ангина», «бронхит» и «гипертония»? Я замерла. В смысле «что такое»? Он врач или кто? Не знать таких элементарных вещей, это верх кощунства! Он ещё себя врачом называет! Да таких «лекарей» только в подпол, крыс лечить, и тех жалко, живые всё же. Хотела приподняться, но что уж там, я даже глаза открыть не могу, что уж там про какие-то телодвижения говорить. Мысли бодро текут, и на том спасибо. — Господин Роджерс, не обращайте внимания, девушка бредит, вы сами сказали, что такое возможно. Говорит всё что в голову придёт. — холодно проговорил… Норвис. Возмущение во мне бы вскипело, если бы я не потратила так много сил на «это кощунство!» Да, это было в мыслях, но всё же энергия затрачена, а новой, я ещё не восполнилась. — Ну, тогда, больше ничем помочь не могу. Я бессилен в этой ситуации. По внешним, да и по внутренним данным, самое большое, что с ней может сейчас быть, это переутомление. А вот магически… она как будто готова умереть. Все потоки направлены на то, чтобы оторвать душу от тела. Но я также могу ошибаться. Но с потоками всё равно что-то не так. Так что, я пропишу вам пару настроек для успокоения и снятия боли, порошок для, как вы сказали, гортани и лёгких, чтобы прошло жжение, которого я, к сожалению, не вижу. Вот это против внутреннего кровотечения. А вот это, — послышалось биение стекла о стекло, — пару капель два раза в день добавлять в ванную и лежать не более часа. Это снимет напряжения с потоков, да и вы успокойтесь. Бедняжка, как же вы умудрились удрать в лес в такое время? Будете осторожнее в следующий раз. До свидания. Через мгновение, я услышала шуршание ткани, потом щелчок дверной ручки и хлопок. Рядом опять почувствовалась тяжесть. На грудь тоже легло что-то тёплое и пушистое, и обвилось вокруг шеи. — Н-да…если уж на то пошло, за языком следи, не мели всё что в голову придёт, — всё так же холодно, как и до этого, обратились ко мне. И за что? Подождите. О чём он вообще говорит? За что обвиняет? Я говорить то с трудом могу, и сказала только ту малость, что обязан знать каждый медицинский работник. А меня в «болтливости» обвиняют. Весело, нечего сказать. — Чего молчишь? Сказать нечего? — а вот это последовало уже насмешливо. Я тут как бедный старик-паралитик лежу, а он ржёт надо мной! — Сказать есть… что. Так вот… не… могу… кхах-х-х, — прохрипела я, вот только, опять кровавый кашель помешал сказать хоть что-то, изогнулась, хватаясь за горло. Сильные руки тут же прижали меня назад к… кровати? и торопливо, по каплям, что-то накапали в рот. Через несколько минут, я уже перестала кашлять и смогла спокойно дышать. Руки меня отпустили, убедившись, что «прыгать» я больше не собираюсь. Дальнейшее для меня начало происходить как в тумане. Я начала по немного засыпать. Слышала только тяжёлые шаги по всей комнате и, периодически, появлялся шёпот. Кажется, ругательства. Н-да… и в правду, свалилась на него, как снег на голову. Так теперь ещё выходить надо, и домой отправить. Эх…не повезло ему, этому Норвису. Странное имечко, для нас российских, экзотичное. Уже когда я совсем не могла различить реальность от сна, рядом послышалось тихое: — Как тебя зовут? — Ев… Евгения, — в этот раз голос получился без хрипа, что не могла не радовать. — Евгения, Вгения… Ния. Да, Ния, — были последними слова, что я услышала и уснула.***
Мирослава
Кровь. Огромное пятно от крови. Вот что я увидела первым, когда приехала на то место где пропала моя сестра. Сзади меня держали уверенные руки Яны чтобы я не сорвалась, или не упала в обморок. В горле в очередной раз собрался тугой ком, а глаза защипало. Женя, моя Женя. И она пропала. Просто как сквозь землю провалилась. Коленки подкосило и я обессиленно упала, и закрыв лицо руками громко зарыдала. Да как так? Как так могло получиться? Почему она пропала? Куда? Кто её увёл от меня? Кто? Зачем? Зачем этот некто делает мне так больно? Сначала родители. Теперь сестра… Зачем? — Мир, встань, промокнешь, — попытались меня поднять чьи-то мужские руки. — Антон, неси её в машину, слушать она не будет. Меня подхватили на руки и понесли к машине. Мне уже было всё равно куда меня несут и зачем. Я теперь ничего не хочу. Единственный человек который был мне дорог исчез из моей жизни, и мне теперь не для кого жить. Теперь, я буду идти домой, а там меня не будет ждать с любовью сваренный ужин, чистая постель, учтиво устеленная моей сестрой-чистюлей. Теперь, я не буду слышать каждое утро её ворчание по поводу моего внешнего вида. Теперь, я не буду слышать её смех. Теперь, ничего связанного с ней у меня не будет. Её больше нет. Она не вернётся. Мама с папой не вернулись, и она не вернётся… Меня усадили на заднее сиденье, Яна села рядом. Положив голову к ней на колени, я разрыдалась ещё сильнее. Господи, как же больно. — Тише, тише. Мир, всё будет хорошо. Я знаю как тебе больно. Сначала родители, теперь Женя… — пыталась успокоиться меня Яна, а у самой от слёз голос дрожал. Вот она сидела, гладила меня, пыталась успокоиться. А рыдали мы вместе. Не знаю как себя чувствует сейчас Антон, но думаю, также паршиво как и мы. Так и прошла вся дорога домой. В тишине, без слов, но с тихими всхлипами. До квартиры я добралась уже сама, без помощи парня. Да, мне плохо, но я не умираю чтобы меня на руках таскать. Еле повернула ключ. Дверь передо мной распахнулась, а вот зайти, я не могу, не могу и всё. Смотрю в темноту квартиры и жду с надеждой, что услышу: «О, ты уже дома? Садись за стол, есть сейчас будем, и за уроки.» Но нет, этого я больше никогда в жизни не услышу. Никогда… В спину аккуратно подтолкнули. — Мир, заходи. Зашли, разулись, повесили куртки на вешалку сушиться, прошли на кухню. Я хотела налить всем чай, но Антон вдруг достал из портфеля бутылку коньяка, и открыв одним движением, сделал пару глотков прямо из бутылки, скривился, протянул Яне. Та повторила. Потом бутылка перекочевала ко мне. Я без колебаний сделала пару глотков и откашлялась. — Мир, осторожно, крепкий. Так мы и сидели в тишине, протягивая из бутылки, уже не такой для меня крепкий, коньяк. Голова начала туманиться когда бутылка пошла раз в шестой по кругу. На улице уже начало темнеть когда бутылка была пуста, и мы нашли Женины залежи виски. Только теперь мы разговаривали. Разговор шёл обо всём, но только не о Жене. Мы говорили о школе, о фильмах, музыке, друзьях, но каждый из нас старался обходить тему о нашей сестре и подруге. Только в самом конце, для самого для нас насущного разговора, созрела Яна. — Слушай, Мирослав, ты же понимаешь, что после исчезновения Жени к тебе заявится опека? — Конечно понимаю. Я вообще удивлена, что они до сих пор не объявились, — шмыгнув носом, я потянулась за стаканом. Меня никто не останавливает, значит можно. Яна пододвинулась ко мне поближе, положила ладонь на мою руку и заглянула в лицо. — Тогда разрешишь нам взять тебя под опеку? Я ошарашенно смотрела на Яну. Она готова взять на себя такую обузу? Готова взять под своё крыло девочку-оторву? Она же должна наверняка знать, что у Жени из-за меня всегда было много проблем. Я всегда влипаю в какие-то истории. — Но… — Никаких «но»! Мир, ты сестра моей лучшей подруги. За этих два года, я узнала тебя очень хорошо, и я осознаю, что беру на себя большую ответственность. — Я согласен с Яной, — влез в разговор Антон, — хоть я знаком с Женей и тобой не так долго как Яна, но я чувствую себя в долгу перед ней. Ты и она, стали для нас своеобразной семьёй. Я теперь обязан опекать тебя, Мирослава. И мы с Яной не хотим чтобы ты опять попала в детский дом. Тем более, вероятнее всего, полиция сможет найти твою сестру. — Но родители не вернулись, а значит… — Это значит лишь одно: их похитил один и тот же маньяк. Да, согласен, крови было слишком много для того чтобы выжить, но за несколько секунд до её исчезновения мы слышали её голос. У нас есть надежда, девочки, — подошёл и обнял нас. Мы с Яной, как весьма сентиментальные личности, расплакались на груди парня, а тот нас успокаивал, поглаживая. Просидели мы так не долго, я вспомнила, что хотела спросить всё это время. — Слушайте, — оторвалась от Антона, — а что вы видели последним? Что происходило за последнюю секунду до…? Яна тоже отстранилась от парня, посмотрела ему в глаза, как будто спрашивая, говорить мне, или нет, тот кивнул и отошёл на своё прежнее место, взял подругу за руку. — Мир, знаешь, мы сами ничего не поняли. Мы, как только подъехали, и выскочив из машины побежали сразу же в тот переулок. Увидели вспышку, а когда завернули, уже не слышали её крик, увидели там лишь кровь. Я сразу поняла что произошло. Только вот, там один недочёт… — поджав губы, она выразительно посмотрела на своего парня, тот кивнул. — Какой? — с волнением подалась вперёд. — Из того переулка уйти некуда. Там тупик. Если даже этот неизвестный нам маньяк и попытался её куда-то утащить, то я даже не знаю куда. Некуда. Даже мусорного бака нет, или скрытой двери. Мы все задумались. Если верить их словам, то куда тогда он её утащил? — Ну хорошо, тогда что за вспышка? Оба пожали плечами. — Просто яркая белая вспышка. После неё мы не слышали Женю. Да и вообще, её нигде не было, мы прошарили весь переулок до тупика. Вызвали полицию. Они уже более тщательно обыскали, но тоже нигде ничего не нашли. А, и да… Яна встала и пошла в сторону двери, немного покачиваясь. Что-то достала из кармана куртки. Также покачиваясь, подошла ко мне, взяла мою руку и что-то холодное легло в мою ладонь. Браслет… Женин браслет. Ей его подарила я, на её день рождения в этом году. Серебренная цепочка с маленьким белым бриллиантиком в середине плетения, и матово-белые латинские буквы, которые было еле видны из-за маленького шрифта, но мы с сестрой знали что там написано. Она с того дня ни разу его не снимала. На глаза навернулись слёзы. Прижал сжатую ладонь к груди. — Полиция нашла его в луже крови. Крепление повреждено, из-за этого, наверное, и слетел. Я подумала, что он должен быть у тебя… С замиранием сердца, я рассмотрела его поближе. В некоторых местах ещё осталась засохшая кровь. Одинокая слеза скатилась по щеке. Аккуратно разложила его перед собой. Провела рукой. — На нём написано «вместе навсегда», — тихо прошептала, — это наш девиз, с того дня как пропали родители, и последние слова, что она мне сказала вчера. Иронично, не правда-ли? — истерически-тихо засмеялась я, и легла головой на стол, закрывая себя руками. Яна начала меня гладить. Я слышала как она тоже начала плакать. Антон налил себе ещё виски и, походу, выпил залпом. — Так, девочки, не дрейфьте, — неестественно бодрым голосом сказал он, — Яна, что она тебе рассказала? Где была весь день? Утерев нос, я привстала, с интересом посмотрела на Яну. Та проделав тот же жест поудобнее села на стуле. — Она ничего не успела мне рассказать. Сказала, что зашла в церковь, чтобы свечку за родителей поставить, а дальше… дальше я ей сказала рассказать мне всё при встрече. Она так ничего мне и не сказала. Надо было позволить говорить ей, сейчас мы бы хоть это знали. А возможно и узнали кто её похитил… Потом мы опять все замолчали. Никто не винил Яну, она не знала, что всё так получится и всё, что скажет Женя, было бы для нас полезным. — Я завтра пойду в эту церковь, она здесь одна такая. Поговорю со священником и узнаю что случилось с сестрой, — сказала я уверено и, выпив виски залпом, ушла в свою комнату.***
Три дня. Ровно столько я провела в бреду, и нескончаемой боли. Рядом всё время мелькали разные голоса, но лишь один появлялся каждый раз. Тот низкий, чуть хрипловатый мужской голос, который принадлежал «чёрному пятну». Каждый мой приступ, он быстрым, и уравновешенным голосом отдавал приказы другим людям, что каждый раз менялись. Я бы смогла точно узнать правдиво ли моё суждение о частной смене «персонала», но не могла ничего видеть. Каждый раз, как только я пыталась открыть глаза, было такое ощущение, что в них тут же начинают сыпать песок, и для верности добавляют раскалённую лаву. За этих три дня, помимо того, что я проводила либо во сне, либо в неизменно огненном бреду, было и пару часов спокойного провождения вне сна и простого внятия реальности. В эти моменты, я пыталась понять где я, и вообще что происходит. Если верить моему слуху и внешним ощущениям, то можно вынести вывод, что меня подобрал весьма богатый человек с диким фетишем на средневековье. Почему богатый? Да потому, что спала я на уж очень мягкой и нежной, на ощупь, постели. В матрасе, я буквально могла утонуть, (настолько он был воздушный), а постельное бельё, при очень редких телодвижениях, или когда мне его поправляли, приятно струилось по телу, как будто нежный тёплый воздух. При каждом моём припадке со мной рядом было как минимум три девушки, или женщины, что, как я уже говорила, при моих предположениях, каждый раз меняются. Почему фетиш? Да потому что это странное обращение девушек к нему, просто выбивала меня из колеи. Они обращались к нему либо «Господин» либо «Мастер», что весьма странно. Такое, я встречала только в редко прочитанных мною исторических романов и просмотренных фильмах. Девушки каждый раз то с боязнью, то с уважением, или даже с блаженны придыханием. Он же всегда отвечал либо повелительно-холодно, либо повелительно-яростно, смотря на обстоятельства. Звуков техники я не слышала, вообще. Не тихо говорящего телевизора, ни, хотя бы пылесоса, или другой любой бытовой техники. Ещё не давала покоя реплика этого недо лекаря. Что за магические потоки, что за нити? Они что, заодно с тем священником психом?! Вот сейчас выведет меня из этого обморочного состояния, и тоже будет какую-то чушь про посланницу и магию пороть, чего бы с большим рвением хотелось избежать. Вот так я лежала, парализованная, исключительно в состоянии «покоя» и невидящая этих три дня и не знала куда деться. Хозяин сея места проводил рядом со мной почти всё своё время, но, исключительно, только когда мне становилось плохо. Когда же я просто лежала, всячески не подавала признаки жизни и думала, он как будто чувствовал что мне сейчас совсем не до него, он просто уходил. Так было и сегодня. Меня опять начало колотить от очередного приступа. Просто сворачивало всю до такой степени, что девушки вокруг меня сами чуть ли не рыдают от безысходности. Я не знаю куда мне деться от этой боли. Свернулась комочком по среди двуспальной кровати, и кричала в сжатое между зубами одеяло и слушала встревоженные голоса девушек: — Господин, мы не знаем что с ней делать, — послышался первый голос с нотками слёз. — Мы уже весь день хлопочем около неё. Поим всем, что прописал Господин Роджерс. Утром мыли в благоуханиях, что он прописал, но и это не помогает, — А вот это уже второй истеричный, более молодой голос. — Господин, смотрите, — меня аккуратно перевернули на живот и стянули сорочку, — это похоже на ожоги, но оно начинает гнить. Я уже третий день рядом с… Госпожой, и с каждым днём пятно всё ужаснее. Как будто, у неё на живую срывают кожу, по маленькому кусочку, послойно… Этот голос был мне и в правду знаком. Он звучал старше, мудрее. Не знаю как описать. Послышались шаги, шуршание одежды и уже совсем рядом голос моего спасителя. — Да, я тоже заметил это странное пятно. Мне кажется, что именно из-за него все проблемы. Ты не знаешь как его устранить? — всё также холодно прозвучал его голос, хотя на последних словах были слышны нотки надежды. — Если честно, то кое-что можно предпринять. Попросите помощи у служителей Минитиста. Они должны знать ответ. В комнате повисло молчание. Было такое чувство, что сейчас важный и самый решающий момент в моей жизни. Всё молчали, я тихо перевернулась назад на бок и свернулась в позу эмбриона, так было удобней, не так больно. — «Что за Минитист? Очередная причуда моих новых знакомых? Психи…» Тишина продержалась не долго. Меня опять пробила судорога, и я закричала от сильной, ломящей боли. Да что ж такое, когда ты успокоишься?! — Когда ко мне придёшь. Подсказка: церковный храм. Никому не говори, что я с тобой говорила, проблем много будет, — прошелестел всё тот же женский голос уже в моей голове, а не как прошлые разы над ней. Я застыла. Девушки, что опять начали мельтешить возле меня, вдруг застыли из-за того, что я перестала кричать и кукожиться от боли. Но мне сейчас было не до неё, хотя боль стала только сильней. Что это только что было?! — Госпожа?.. — откровенно тыкнули меня в плечо, проверяя жива я, или нет. От этого неразумного жеста в сторону моей персоны появились последствия. Меня как будто в плечо ножом пырнули, да так резко, что аж перед закрытыми глазами, в полной темноте, звёздочки появились. Я громко застонала от боли. — Амина! Ты что творишь?! — возмутился третий, самый мудрый и старший голос, — Ей же больно! Совсем неразумная девка попалась. Иди вон отсюда, кого-то другого отправь, а сама жди, приду — узнаешь наказание. Всё, иди. Дверь тихо закрылась после минут трёх нудных всхлипываний и просьб не выгонять. Оставшаяся девушка и женщина, начали опять кружит вокруг меня. Уже ближе к вечеру, я успокоилась. Меня протёрли влажной тряпочкой, переодели в чистое бельё и сорочку, причесали. Поменяли так же постельное. Уже большие и жёсткие мужские руки, аккуратно уложили меня на большие и воздушные, как облачка подушки, и также аккуратно укрыли. — Можете идти. До утра с ней посижу я. А вы идите, отдыхайте и помогите другим горничным. Им тоже изрядно досталось… Дверь в очередной раз хлопнула. Рядом послышался скрежет чего-то по полу и глухой стук удара. Потом скрип и усталый выдох. Следом последовал тихий шелест страниц. Читает? Хм… а до этого со мной на ночь не оставался. Уходил сразу же, как мне легче становилось. Поговорить хочет? — Евгения, — сказал он уверенно, чем и подтвердил мою догадку, — нам нужно поговорить. Вы сможете? Немного потянулась, что далось мне весьма тяжело, но всё же, хотя бы без так надоевшей боли, к которой я уже скоро привыкну. Попыталась прочистить горло, но пустыня Сахара тихо хмыкнула и ответила отказом. Разомкнула засохшие губы. — В-воды… — тихий хрип, но хоть было понятно, чего я хочу. К моему рту тут же поднесли стакан и немного наклонили. Я сделала два мелких, но таких желанных глотка и расслабилась. Даже на это ушло много сил, тут же пришла усталость. — Т-теперь мож-жно. О-о ч-чём В-вы хот-тели со мной п-поговорить? — еле выдавила из себя два предложения. Н-да, подруга, плоха, ты, плоха… — О Вашем состоянии. Вы гниёте изнутри, и никто не знает что с Вами происходит. Ничего не действует. Я сам пытался Вас вытащить из этого состояния, но у меня ничего не вышло. Если в ближайшее время мы ничего не сделаем, Вы умрёте. Да ну?! А я этого не понимаю, представляешь?! Появилось неимоверно желание открыть глаза и просверлить в мужчине дырку, но моё состояние этого опять не позволило. Он дурак, или что? Думает я этого не понимаю? Или считает, если он мне это скажет, то я тут же скажу ему что надо делать и как. И вообще, что он ко мне прицепился? Оставил бы умирать в лесу, а он, как с побитой фарфоровой вазой бегает, лишь бы у бедненькой дальше трещины не пошли. — И?.. — сказала я, заместо всех моих возмущений. — Вы наверное сегодня слышали, что сказала главная горничная? Насчёт служителей Минитиста? — И?.. — в этот раз удалось выдать в интонации раздражение. — К Минитисту нельзя… — прозвучал тише его голос. — Доп-пустим… я даж-же не з-знаю, к-кто это… — Верховный Бог. Мммм, а как всё классно. А они здесь все, походу, и в правду немного, того. И эта «главная горничная», и её хозяин, и недо лекарь. — Пффф, ага, Верховный. Чтоб ему пусто было… — сердито сказала девушка в моей голове. Я хмыкнула от слов своей странной собеседницы в собственной голове, и мой жест не остался не замеченным. — Что в моих словах Вам показалось смехотворным? — даже больше удивлённо, чем возмущённо прозвучал его вопрос. Прочистив опять пересохшие горло, убрала улыбку с лица и повернула голову на голос. — Ничего особенного… нервы… А что? Частично правда. Человеческий организм, когда поддаётся сильному стрессу, сразу же начинает всячески защищаться от такой нагрузки. Чаще всего люди смеются. Хотя, почему чаще всего? Всегда. Просто так становится легче. Но смеяться вовсе не хотелось. Только плакать. Плакать долго и упорно. Меня Мирослава дома ждёт, а я здесь… умираю. — Тогда продолжу, — внезапно прервал мои размышления «мастер», — как я уже сказал, к Минитисту нельзя. И опять молчание… Вот что он молчит? Ну и что мне от этого будет? Ну, нельзя, и что? Верховный Бог! Смешно как-то… Точно псих… Псих-фанатик… — Этим я хотел сказать, что спасти Вас нам не получится. Иисуна уже давно нас не слышит, а других Богов, что покровительствуют покинутым, нет. Простите, но я не хочу Вас обнадёживать. Вы умрёте… Меня пробил озноб. Что значит…умру? Просто возьму так, и умру?.. Но мне нельзя! У меня сестра! Одна! Попыталась открыть глаза, и встать, чтобы вцепиться в этого неизвестного мне мужчину и доказать, что умирать я не собираюсь. Но всё же тело решило за меня. Еле заметно дёрнувшись вперёд, я сжала зубы до скрежета и простонала от опять прошибшей меня боли. Боль… Боль… Опять эта боль! Господи, я сегодня уже много раз тебя звала, но я не могу! Я не хочу умереть неизвестно от чего. Помоги… — Солнышко, — в очередной раз ворвался девичий голос в мою голову, и он был весьма возмущён, — ну, я тебя слышу, а вот ты меня нет. Скажи этому недоумку… а хотя… дайка я сама… позволишь? Вот тут то, я и не успела даже ничего ответить. Да что там ответить, среагировать. Не успела я ещё ответить «согласием» или «не согласием» непонятно на что, как вдруг меня отпустило. Голова перестала болеть, лёгкие и спина гореть, а конечности ломить. Тело стало внезапно таким лёгким, что я даже не поверила своим ощущениям. Что это такое?.. Непроизвольно, без моего на то желания, я начала говорить… не то о чём думаю, и совсем не своим голосом. — Неси меня в храм святой Иисуны, бегом. И всё. Лёгкость тут же прошла. Боль вернулась. В трёхкратной силе. Меня тут же свернуло в маленький комочек, опять сжала между зубами простынь и закричала. Чьи-то сильные руки тут же подхватили меня и куда-то понесли. Да и мне уже было всё равно, потому что опять отключилась............................
Мягко, тепло, блаженно. Выныривая из неизвестного мне омута, я чувствовала себя просто прекрасно. Все самые лучшие нежные чувства нахлынули на меня одной гурьбой. Приятный запах лаванды доносится до моих рецепторов и приятно щекотал мне нос. Тело было привычно лёгким. Ничего не болело, не горело и не ломило. Хотелось петь. А разбудил меня настырный солнечный лучик. Он всё никак не хотел оставлять меня и устроил на моём лице утренние танцы. Улыбнувшись, сладко потянулась и издала аналогичный довольный стон. Как же хорошо! Сколько же во мне было удивления, когда я открыла глаза и обнаружила перед своим взором странный тканевый потолок. Нет, стоп, не потолок. Это кажется балахон, да, точно… Медленно приподнявшись на локтях, начала озираться по сторонам. Просторная комната, с большими панорамными окнами, обставленная в стиле средневековья. Королевского средневековья. Бархатная резная мебель, огромные и мягкие на вид ковры, барельефные стены с большими картинами, большой, просто огромный камин, в котором приятно потрескивали дрова, разнёс по комнате тепло, тяжёлые шторы с разнообразными узорами, канделябры с новыми, но незажжёнными свечами. И всё это в синих и голубых тонах, с частичкой золота. Сердце часто застучало, начала тяжело дышать. Попала… Я, конечно, когда ничего не видела, предполагала, что у хозяина сея апартаментов и был какой-то сдвиг на средневековье, но чтобы до такой степени?! Да и каких денег должно всё это стоить?! Заставила себя успокоиться. Не время для паники. Ну, да, спас (а может и не спас) меня какой-то странный тип, притащил в свою берлогу, выходил. Да, теперь я непонятно где, и непонятно как отсюда выбраться. Ничего страшного. Сейчас осмотримся и решим что дальше делать. Так и поступила. Аккуратно спустила ноги с массивной кровати. Спрыгнула и сразу же почувствовала босыми ногами прохладу паркета и немного поёжилась. Так, не отвлекаемся. Прошлась по всей комнате, осмотрела мебель, пару минут погрелась у камина, залезла в пустые, всевозможные шкафчики и серванты с тумбочками. А самой главной моей находкой били двери. Три штуки. Одна громоздкая дубовая, с резной золотой ручкой, и две скрытые. Первая, как я и предположила, входная, была запрета снаружи, ключей я, как и ожидалось, не нашла. За двумя другими, одна из которых была скрытой, нашлись гардеробная и ванная комната вместе с туалетной. Решила по нуждам остановиться в ванной комнате. На стене, над умывальником весело большое зеркало. Как раз, когда я решила набрать себе воды в ванную (которая ошарашила меня своими габаритными размерами) для того, чтобы помыться, оно меня и привлекло. В комнате зеркало тоже стояло, во весь рост, но то было каким-то невзрачным по сравнению с этим. Это зеркало привлекло меня странным еле видным свечением. Из-за конденсата, собравшегося из-за пара от горячей воды, зеркало было замыто и отражение в нём я увидеть не смогла. От чего-то, очень сильно захотелось увидеть себя. Уж не думаю, что после всего этого, я смогла сохранить свою фигуру-идеал. Идеалом она была для меня. Кости не торчат, как многие девушки говорят, «пузико» не висит, и грудь не доска, и не два бидона. Моя собственная двоечка, которая никогда меня ничем не огорчала. Бёдра тоже прекрасны по-своему, золотая середина. Подойдя к зеркалу, несколько мгновений, с интересом, осматривала его золотистую оборку. Провела по узору. Прекрасная работа мастера восемнадцатого века. Я, конечно, не археолог, и подобными профессиями я не обзавелась, но бабушка у нас с Мирой по маминой линии, как-раз таки археолог. Она меня и научила ценить дело рук наших предков. Заворожённо ещё раз провела по рисунку, и хотела уже убрать эту испарину на зеркально покрытии, когда за дверью неожиданно услышала грохот. Вздрогнув, отдёрнула руку и, быстро выключив воду, направилась к двери. Приложилась ухом к ней и начала прислушиваться. С той стороны кто-то ходил. И ходил весьма шумно, без попыток остаться незамеченным. Шаги вдруг заглохли прямо напротив двери и тут же раздался стук прямо у меня над ухом, из-за которого я испуганно вздрогнула и инстинктивно быстро отскочила. — Леди, Вы там? С Вами всё в порядке? Сглотнув внезапно образовавшийся в горле тугой ком, осмотрелась в поисках хоть какого-то оружия для самообороны. Ничего путного не обнаружив, с подозрением посмотрела на дверь. — Да, со мной всё хорошо… За дверью послышалось шуршание, и я отступила ещё на шаг. Было немного страшно. Ну, как немного? Сердце бешено колотилось, в висках пульсировало, а руки немного дрожали. Вот выйду я сейчас к нему, он меня в охапку и к тому сумасшедшему священнику. И что мне делать? В окно? Не вариант, я всегда боялась высоты, на стул то вставала через раз, боялась упасть, а тут в окно. Попытаться снова найти какое-нибудь «оружие»? Не думаю что мне это сможет помочь. Так, Женя, думай. Думай и анализируй. — Леди, я сейчас пришлю к Вам свою горничную. Она Вам принесёт одежду и поможет если понадобится. Буду Вас ждать здесь. Девушку, которую этот неизвестный мне мужчина обозвал горничной, и в правду прислал. Миниатюрная девица, лет шестнадцати, белокурая с немного вздёрнутым носиком и большими детскими голубыми глазами, смотрела на меня со странным подозрением и даже боязнью. Вот смешно же. Она боится меня, а я до дрожи во всём теле боюсь её «хозяина» и с аналогичным чувством отношусь к ней. Помявшись немного около двери, она закрыла её на щеколду и неуверенно шагнула вперёд и присела в неглубоком поклоне (не знаю как он точно называется, не учила этикет я, и всё). — Д-добрый вечер, Госпожа. М-мастер приказал п-помочь Вам с водными процедурами и выполнить В-ваши пожелания. П-позволите? — заикаясь, она кивнула на ванну, уже наполовину наполненную водой. Неуверенно кивнув, отошла немного в сторону, давая пройти девушке. Она пристально смотрела мне в глаза и также пятясь прошла сначала к пуфику, что я ранее не заметила. Оторвавшись от меня, сложила все принесённые ей вещи на него, и начала заниматься приготовлениями. Хоть она излишне и суетилась, всё равно провернула всё достаточно быстро. Комнату заполнил пар от горячей воды и приятный, нежный запах роз и ещё чего-то мятного и успокаивающего. Девушка стояла и чего-то ждала от меня, не поднимая головы, а я не решалась спросить у неё что ей ещё нужно. — А, эм… — всё-таки решилась я, — ещё что-то? — Ну… — всё также не подымая головы, девушка показала рукой на ванную, — всё готово. Можете раздеваться, я Вам помогу. Я недоумённо посмотрела на этого мышонка. Что она имеет в виду? Помыться мне помочь хочет? Пипец, всё-таки этот сумасшедший настолько фанатичен, что его «горничные» выполняют даже настолько абсурдные вещи? — Нет, не нужно. Можешь идти, я сама справлюсь. Девушка опять начала мяться и всё никак не решалась поднять на меня взгляд. — Извините, но Господин приказал мне Вам помочь, и я не могу ослушаться… Тяжело выдохнув, я попыталась этим снять с себя напряжение. И, как бы это не было бы удивительно, у меня получилось. Что эта девочка мне сделает? Она сама боится меня как огня, что мне то её бояться? Стараясь показаться уверенной в своих действиях, я подошла к двери, открыла щеколду и демонстративно распахнула её, указывая рукой. — Спасибо, но не нужно мне помогать, я сама, можешь идти, — я же уверенно звучала, правда? Переступив с ноги на ногу, девушка ещё раз мне поклонилась и быстро ретировалась к двери. Перед тем, как выйти, хотела ещё что-то мне сказать, посмотрела на меня, вздрогнула всем телом, даже побледнела и быстро вышла прочь. На это, я особого внимания не обратила, быстро захлопнула дверь и закрыла на щеколду. В воде, я просидела достаточно долгое время, надеясь на то, что мужчина за дверью всё-таки устанет меня ждать и уйдёт прочь, а у меня будет время на решение проблемы. Я бы просидела и дольше, но вода начинала остывать, а мокрые волосы неприятно липли к коже. С тоской вздохнув, начала мыться. Вылезая из воды, подметила на пуфике полотенце. Вытерев голову и тело, натянула на себя чистую, оставленную сорочку всё на том же пуфике и мягкий халат. Из нижнего белья были только длинные и широкие шорты, но и это сойдёт. Поплотнее запахнув халат и завязав шнурок, я решила выходить. Вечно просидеть здесь я не смогу, а рано или поздно выходить надо. Медленно открыла дверь и с опаской выглянула, осматриваясь. В комнате было тихо, и было слышно только тихое потрескивание дров в камине. Мужчину, я обнаружила сидящим ко мне в пол-оборота в кресле около камина. Подперев голову рукой, он задумчивым взглядом смотрел в камин. Выглядел он уставшим, но этот потрёпанный вид никак не мог испортить его красоты. Каштановые густые волосы зачёсаны назад, немного поблёскивают от света огня, несколько прядей всё-таки выбились из общего «потока» и петушками выглядывали. Уверенное мужественное лицо, с тонкими плотно сжатыми губами, густые чёрные брови и яркие карие глаза, с переливом на янтарный. Широкие плечи, обтянутые лёгким белым шёлком, который не давал волю фантазии и выделял весь их мускулистый рельеф. Длинные пальцы напряжённо сомкнуты в замок на коленях. Вот, идеал мечтаний многих девушек. Мужественный, уверенный в себе, готовый на всё ради достижения своей цели. Таким он был внешне, но какой он на самом деле? Неуверенно кашлянув, я вывела этого, внушительной красоты незнакомца, из задумчивости и он, мотнув головой, повернулся ко мне. В его глазах была холодная решимость и уверенность в чем-то. Этот самый холодок прошёлся дорожкой мурашек по моей спине и я поёжилась. В комнате стало совсем темно. Почему я не заметила, что на улице уже потемнело? — Леди? Давно стоите там в темноте? Проходите, — насколько бы учтивыми не казались его слова, но в голосе был тот холодок что и во взгляде, который вынуждал меня в очередной раз почувствовать, как маленькая струйка страха, что успела за время проведённое в ванной успокоиться, опять начала пробираться в моё сознание и тихо шептать, что этот человек не внушает нам доверия и нужно бежать. Заметив его жест рукой, направленный в сторону кресла, стоявшего напротив него, я выдохнула и всё-таки приняла предложение. Деваться мне некуда. Догонят и принудят. Почему-то, в этом я была уверена. Сев на краюшек, я поправила полы халата и сложила руки на колени. Приняв более менее защищённый вид, уверенно посмотрела на мужчину. Тот с изумление смотрел мне прямо в глаза. Даже немного подтянулся, руки вцепились в резные ручки кресла. — Твою мать… Тут я вообще не поняла. Что не так? Что он увидел такого, что не успел разглядеть во мне за все те дни, что я нахожусь у него, и что его могло так удивить? Для убеждённости, осмотрела свои руки и вообще свой внешний вид. Кроме немного исхудалых рук изменений в себе я не обнаружила. — Что-то не так? — неуверенно спросила и сразу же напряглась, готовая на что угодно. Мужчина встал, отошёл куда-то в темноту комнаты и вернулся с уже маленьким зеркальцем в руках. Протянул его мне и сел назад в кресло. — Волосы, цвета тьмы; кожа, бледная как первый снег и глаза цвета благородного металла. Чистокровный некромант, сказать нечего… Опять недоумённо посмотрела мужчину, но сразу же обратилась к зеркалу за ответами и тут же обомлела. Да, это я. Всё то же лицо, с тонкими губами и немного заострённым носом, скулы запавшие из-за нехватки питания, образовавшиеся за последние дни, кожа у меня всегда была немного бледная, но сейчас белее, буквально на тон, волосы вороного крыла. Всё было как раньше, но только не глаза. На меня смотрели не два зелёных как сочное только сорванное с дерева яблока глаза, а два холодных, хранящих в себе столько холода, что даже не сравнятся с глазами того, что сидит напротив меня. Серебро. Холодное и хранящее в себе тайны, заставляющее со страхом смотреть на него. Дыхание схватило и я с ужасом положила зеркало на столик напротив себя. — Это не мои глаза. Это не я… — повторила я с ужасом мысль, что вертелась у меня в голове волчком. Мужчина, что всё это время пристально наблюдал за мной, взял со столика одну из двух фарфоровых чашек и протянул мне. Я выпила всё содержимое одним глотком, не распознав вкуса. Что же это такое? Что это, чёрт возьми, такое?! — Я так понимаю, до прибытия на Шарику мёртвых глаз у Вас не было? — спросил он через несколько минут. Наверное ждал пока я приду в себя. Мотнув головой, я осмыслила его слова и тут, что-то перемкнуло у меня в голове, и я пристально уставилась на мужчину. — До прибытия куда?.. Тяжело вздохнув, мужчина налил из чайничка мне ещё какого-то напитка, а себе плеснул, как я могу предполагать, коньяка. — Евгения, — наконец обратился он ко мне по имени, — прошу Вас, только не паникуйте. Я не знаю как так получилось, но Вы переместились в мир под названием Шарика, в северной империи Маркан. Сейчас Вы в моём поместье, на территории гильдии Снежных Барсов. Хотя не думаю, что Вам это что-то даст. Пристально посмотрев на мужчину, я хмыкнула, потом ещё раз, и не удержал истеричного смеха. — Господи, как же это смешно! Посмеяться на до мной хотите? Вы меня снимаете на скрытые камеры? Где они? Где операторы? Режиссёры? Прячутся где-то здесь? Я же права? Скажите, что я права! С сожалением поджав губы, мужчина отвёл взгляд и отрицательно помотал головой. — Извините, Евгения, но нет, Вы не правы. Если это было бы и так, то я хотя бы знал кто такие операторы и режиссёры, но, к сожалению, нет, я не знаю кто это, и почему они сейчас должны быть здесь. Я сидела и смотрела на него, пытаясь разглядеть в нём нечто, за что я смогу зацепиться и быть точно уверенной, что это всё розыгрыш. Но нет. Он был твёрдо уверен в своих словах, а лукавства не было даже в его взгляде. Прерывисто вздохнув, я еле как подавила в себе ком слёз, собравшийся в горле и, подтянув к себе колени, отвернулась к камину. С полным безразличием к реальности, я ушла в свои мысли. Незнакомец, тихо вздохнув, так же тихо встал и ушёл. Дал мне время на принятие. Когда часы на стене пробили уже три часа ночи, а в камине огонь почти потух, дверь тихо отварилась и в комнату зашёл всё тот же, уже знакомый мне незнакомец, (как же смешно звучит) в сопровождении прежней горничной. Я сидела в том же положении и смотрела на затухающие огоньки. Выглядел он уже лучше, свежий, помытый и усталостью от него уже не веяло. Мужчина прошёл на своё прежнее место, а девушка, сгрузив ещё один поднос с дымящимся чайником и фиалой каких-то вкусностей, подошла к камину и начала накидывать туда ещё полен. В комнате снова стало светло, девушка забрала прежний поднос с приборами, и тихо удалилась. — Значит, я в другом мире, так? Мужчина, не успев донести чашки до губ, с интересом посмотрел на меня, и отставил чашку, как прежде скрестив пальцы в замок . — Да, так. И пока Вы не продолжили, я хотел бы представиться. Я Максимильян Норвис, глава гильдии Снежных Барсов. Кивнув, я взяла со столика чашку с горячим кофе и уместила её у себя в ладонях. Мы сидели в тишине. Я пыталась всё осмыслить, а уже не незнакомец Максимильян с интересом наблюдал за мной. Тишину нарушило уже четыре «звоночка» часов. Значит мы просидели так час? А я и не заметила. Поставив на столик всё так же не тронутую чашку с остывшим кофе, я спустила ноги с кресла и потянулась за графином с коньяком, что так же нетронутым горничной стоял тихо, мирно себе в сторонке. Не приняв протянутый стакан Максимильяна, начала пить сразу с графина. По горлу тут же прокатилась волна сдавливающего горло тепла, и я приложила все усилия чтобы не закашлять. Графин тут же перекачивал из моих рук на стол. Придя в себя, почувствовала как уже приятное тепло расползлось по телу и, я с тоской выдохнула. Устало откинулась на спинку кресла, и невидящим взглядом уставилась в некуда. — Вы сможете меня вернуть? Послышался скрип, за ним тихие шаги, а через мгновение на меня опустился лёгкий, но тёплый плед. Укутав меня до подбородка, Максимильян сел на место. — К сожалению нет. Межмировые порталы, для наших магов, только лишь мечта, которую можно увидеть только во снах. — Магов? — поинтересовалась я. — Да. Наш мир магический и основан на потоках магии, и их нитях. — Магия… это прекрасно, всегда хотела увидеть её, а владеть ей мечта, — хмыкнув, потянулась, немного стаскивая с себя плед. Нужно же мне искать плюсы во всём этом? Вернуться я не смогу… Теперь даже такие маленькие плюсы будут для меня отдушиной. — Евгения, всё хорошо? Я обернулась и саркастически посмотрела на мужчину. — А как Вы думаете? Может быть всё хорошо, когда ты живёшь своей жизнью, со своей семьёй и друзьями, в своём мире, ничего не подозревая о существовании других, а тут бац! И вот, ты в другом мире, мире магии. Ты сначала чуть ли не умираешь, а потом, когда состояние более или менее приходит в норму, ты узнаёшь, что находишься в другом мире! Тут же приходит осознание, что ты, в этом другом мире, никто и звать тебя никак. Что теперь, вся твоя жизнь до этого была ничем, и ты прожила её в пустую. А самое главное то, что больше всего убивает, это понимание, что все кто был тебе дорог думают, что ты мертва! И тоска по ним тоже выжигает изнутри! Как, по Вашему я должна себя чувствовать?! Как я должна себя чувствовать, когда та, за которую ты была в ответе, теперь осталась одна одинёшенька в этом дрянном мире?! Всхлипнув, я поняла, что всё же не смогла удержать слёз. Они текли по моим щекам ручьём и я была не в силах их остановить. Как же было больно! Больно осознавать, что Мири там одна. Одна! Никого не осталось! Никого… Сердце больно заныло и я прижала ладонь к груди. Женя, всё, теперь ничего не вернуть, ты теперь ничего не изменишь. Ты теперь грёбаная попаданка! Максимильян с сожалением посмотрел на меня и отвернулся к камину. — Моя мать была такой же как ты. Тоже попала в этот мир, оставив в прошлом маленькую дочь. Она много рассказывала мне о твоём мире, и всегда вспоминала его с тоской. Иногда, когда она думала, что её никто не видит, она доставала маленький чепчик, что оказался в её руках при перемещении, и принадлежал моей сестре. Она доставала его, прижимала к груди, и тихо плакала. Это были единственные разы, когда я видел её плачущей. Я понимаю как тебе больно, понимаю, что ты оставила своих родных и вообще всю свою жизнь там, в другом мире. Из-за этого, я и спрашиваю всё ли в порядке, чтобы знать, насколько всё плохо. Если бы я мог хоть что-то сделать с этим, я бы помог. Так мы и просидели до утра. Я молчала, но всё равно изредка задавала вопросы, а Максимильян рассказывал мне о своей матери, пытался меня успокоить. Его мать была очень хорошей женщиной. Попав сюда, ей никто не помог. Ей пришлось скитаться по всему миру, прячась от инквизиции и стараясь выжить. — Инквизиция? — прервала я по среди рассказа своего нового знакомого. — Да, — в очередной раз вздохнув, кивнул мужчина, — в этом мире не принимают покинутых. Да, такие как ты и моя мать, здесь уже были, — ответил он на мой вопросительный взгляд, — до тебя их здесь было не много, но некоторые из них были не лучшими личностями и вытворяли такие вещи, что теперь всех пришедших из других миров сгребают под одну гребёнку. Для их устранения была придумана Инквизиция Святого Серафима, что безжалостно устраняет и до сих пор всех покинутых. По ходу разговора, я поняла, что покинутые — это те люди, что пришли из другого мира, то есть попаданцы. И то, как здесь справлялись с такими как я, мне совсем не нравилось. Становилось немного, даже не по себе. Но Максимильян уверил меня в том, что со мной ничего не произойдёт и он об этом позаботится, ведь не хочет мне такой же судьбы, как у его матери. Как я уже и сказала, его мама была хорошей женщиной. Даже не просто хорошей, а мужественной и крепкой. Три года она, убегая от инквизиции, скиталась по миру. Выживала, отстаивала свои права, училась жить, а не выживать в этом мире. Только спустя три года она смогла найти свою опору в лице отца Максимильяна. Граф Лениус ор Норвис. По словам Норвиса-младшего, его отец влюбился в его мать с первого взгляда, и даже, когда узнал правду о ней, не бросил. После свадьбы и счастливого рождения Максимильяна его мать, Елена, была счастлива, но не забывала о своей потерянной судьбе. Максимильян рос, Лениус был счастлив, как и Елена, но не долго. Когда Максимильяну было десять, император как-то прознал, что Елена покинутая и лишил Норвисов статуса, а женщину казнил. Лениус долго горевал по жене, как и сын. Со временем Норвису-старшему удалось открыть свою гильдию наёмников-дознавателей и расширить её до такой степени, что о ней знали даже за пределами империи. Гильдия начала приносить империи и её императору пользу, и тот закрыл глаза на промах его главы. Но и у гильдии была обратная сторона медали. Лениус тайно, через своих людей, узнавал где появлялись покинутые и в скором времени. забирал их под своё крыло, помогая обустроиться в новом мире и найти своё место. Лениус настолько серьёзно отнёсся к этому делу, что даже придумал какое-то заклинание, которое определяет когда, и предположительно где открывался межмировой портал. Заклинание было вживлено в карту мира и показывало всё, что понадобится, для поиска покинутого. Но оно было не закончено и только через раз, а может два показывало, что кто-то нуждается в помощи. Раз в два-три года, в этот мир приходит за раз от двух, до девяти человек. Но я была единственной, кто пришла одна и та, кто как-то преобразился после перемещения. У покинутых так же есть и свой Бог-покровитель. Иисуана, про которую говорил мне Максимильян в самом начале. Но её уже давно никто не видел, и ничего о ней не слышали. И понятно почему. Большинство её святынь, то есть церквей, были разрушены инквизицией по приказу императора, а жрецов и жриц казнили. Не одному Богу не понравится, если к их «собственности» так отнесутся, вот она и ушла. Я слушала с большим интересом и внимала всё в себя. — А как давно в последний раз заклинание срабатывало? Ну, не считая меня, — как-то любопытно стало мне. — Лет восемь назад. Но тогда, мы не успели спасти тех людей. Они разбрелись кто куда, а инквизиция оказалась проворней нас, и нашла каждого, прежде чем мы успели их догнать. Так что, тебе ещё повезло. Мы не заметили, когда Максимильян уже начал называть меня на «ты», но и я не возражала. Хоть он и выглядит достаточно молодо, но в отцы мне годится. На двадцать семь лет меня старше, а выглядит как старший брат, что старше на какую-то десяточку. Ровно сорок семь лет назад появился на свет человек, который в дальнейшем будет весомой фигурой в моей жизни, будет спасать меня от моих проблем, что будут сказываться на нём и будет рядом, когда я попрошу. Но об этом, вы узнаете в дальнейшем, а сейчас я не хочу забегать вперёд. — …неделю назад заклинание меня оповестило, что в лесу, на территории моих земель, открылся портал. Я собрал всех самых лучших людей и мы отправились тебя искать. Но никто не ожидал, что тебя найдёт Зирик. Ты ведь уже знакома с ним? Я кивнула. Милый зверёк, и в правду. — Если бы не он, не нашли бы. Ты была запрятана в защищенном самими богами месте, и не один бы, даже самый лучший маг, не смог бы тебя найти, а он смог. Я уже давно успокоилась. Пыл в моей крови поутих и вернулась прежняя Женя, вот только теперь немного любопытная и напуганная. Я укуталась в любезно данный мне плед, и пила чай, как мне сказали, на травах, успокаивающий. — Вы не выяснили, что со мной было? Я так понимаю, подобного ещё не разу не повторялось? Вы бы знали, что со мной делать. Максимильян задумался, потирая золотое кольцо на своём пальце. То немного светилось. Свет был немного голубым и, мне показалось, даже издавало некий звук, больше похожий на свирель. Но звук был настолько тихим, что казался иллюзией. — Нет, в том то и дело, что такое уже было. Мой отец придумал, как избежать летального исхода. На всех он действовал, а тебе только хуже делал. Ты вообще какая-то не такая. Тяжело вздохнув, я допила чай и поставила чашку на столик. — И как Вам удалось меня спасти? — Как ты и сказала, я отнёс тебя к чудом уцелевшему храму Иисуаны. Потом, оставил тебя там на алтаре. Не знаю откуда она там взялась, но жрица Богини меня успокоила, сказала, что всё будет хорошо, и выпроводила. Забрал я тебя только сегодня утром, уже целую и невредимую. — То есть, Вы вы хотите сказать, что не знаете, что со мной случилось? Максимильян отрицательно покачал головой и налил мне из чайничка ещё чаю, из-за чего, я в знак благодарности кивнула, и приняла новую горячую чашку, уже начавшего мне нравиться, горячего напитка. — А что насчёт жрицы? — всё никак не унималась я. Отхлебнула ещё глоток. Ммммм, прелесть! — Ничего. Её я не нашёл. Мои люди прошерстили весь храм, но ничего, и тем более никого не было. Так что, ты должна быть благодарна той женщине за своё спасение. За окном уже начало подыматься солнце и озарять весь зелёный и, такой прекрасный мир за окном, яркими красками. Лучи мягко перекрашивали небо в палитру красок. Тёмный, черный, даже слегка с синим оттенком, плавно перетекал в тёплый, такой яркий, цвет восхода — цвет пылающего пламени. Шторы были не задёрнуты, так что, я могла лицезреть всю эту прекрасную картину сидя на кресле. Залюбовавшись, я даже не заметила, как перестала слушать Максимильяна, а веки постепенно начали опускаться. — …тогда у нас… Евгения, ты меня слушаешь? Наверное, навар уже подействовал, да и ты ещё подвыпила маленько. Ложись спать, завтра договорим. Мне осталось только глухо угукнуть, поставить чашку, и тихо прошерстить к мягкой постели. Когда я упала, даже не откинув покрывала, на кровать и уже начала уплывать куда-то далеко услышала щелчок двери, после всё такой же холодный голос Макса (у себя в голове то я его сокращённо называть могу), после ещё один щелчок, цокот фарфора и дверь в очередной раз захлопнулась. Сейчас, вот так лежа на тёплой и мягкой кровати, я думала лишь об одном: Мири осталась одна. Да и я оставила не только одну Мири. Так же Яна и Антон. Я уверена, на все сто процентов, что они тоже волнуются за меня. Я слышала обеспокоенный и отчаянный крик Яны, когда, как сказал Макс, передо мной закрылся портал. Невыносимо больно понимать, что кто-то, вот так вот, убиваясь, будет вспоминать тебя, с вашими общими воспоминаниями. С хорошими и плохими. С интересными, и не очень. Будет вспоминать с горькой радостью и весёлой грустью. Кто-то будет говорить о тебе, как о давно прошедшем прошлом. Невыносимо больно. Невыносимо больно вообще думать об этом и начинать осознавать. Каждая минута, пока я об этом думаю, безжалостно хлещет меня кнутом по спине, говоря, что ничего не вернуть, ничего не сделать. Что теперь тебе надо обо всём забыть и начать всё заново. Но я не хочу. Не хочу… *Алёна Швец — «Первое свидание».