Слово русского императора

      Звуки флейты отчетливо доносились с погруженной в ночную мглу террасы. Мелодия была на редкость тихой и совсем незамысловатой — музыкант играл сам для себя и не намеревался соперничать с известными виртуозами Европы. Кристально чистые звуки подобно ручью увлекали за собой по темным коридорам.       Нет, Мюрату совсем не было интересно узнать, кто осмелился нарушить его покой в столь позднее время суток. Он просто вышел из своих апартаментов в одной лишь рубашке и панталонах, чтобы убедиться, что мелодия ему не послышалась, и замер у дверей, напрягая слух.       Музыка действительно доносилась с террасы под стрекот сверчков, то затихая, то вновь переливаясь неуклюжей трелью. Можно было предположить, что музыкант слишком много времени тратит на то, чтобы взять дыхание.       «Да такое смог бы сыграть и ребенок», — подумал Иоахим, но почему-то остался стоять в коридоре.       Много пьес ему довелось слышать в лучших операх и концертных залах Парижа, и все они были признаны лучшими музыкантами за шедевры, но эти звуки посреди ночи вмещали в себя какую-то особую, неправильную красоту.       Мелодия показалась ему до боли знакомой, будто мать напевала нечто подобное ему в детстве. Да, точно. Старинная колыбельная пронзила насквозь разум, расшевелив в его памяти теплые воспоминания из далекого детства.       Маршал и сам не заметил, как очарованно прислонился плечом к двери своих покоев, вслушиваясь в чистые ноты. В его голове любопытство боролось с сонливостью. Ночной музыкант определенно не стоил беспокойств и восхищенных взглядов блистательного маршала, однако сердце Мюрата было совсем не согласно с его разумом, и потому ноги сами понесли его в сторону террасы.       Едва переступив ее порог и вдохнув прохладный ночной воздух, он замер, боясь, что даже дыхание его покажется в этой тишине слишком громким.       Музыкант стоял к нему спиной. Тело его было совершенно расслаблено: бедром он прислонился к бортику террасы, пальцы плавно зажимали отверстия флейты, извлекая из нее пленительный звук. Ветер легко играл с его волосами, которые находились в совершенном беспорядке.       Со спины Мюрат не мог понять, кто перед ним стоит — на незнакомце тоже была свободная рубашка, панталоны да домашние туфли, в которых знатные господа обычно принимали гостей во время утреннего туалета. Ничто не выдавало в нем человека дворянского происхождения, но и для обычного солдата он был слишком изящен.       Иохаим сделал шаг вперед, пытаясь разглядеть цвет волос незнакомца, но половица предательски скрипнула, и музыка в одно мгновенье стихла.       Перепуганный музыкант обернулся.       — НЕЙ?! — воскликнул Мюрат и, быстро спохватившись, закрыл рот ладонью.       — А вчера вы называли меня «ваша светлость», — Ней издал нервный смешок, но по нему было видно, что он и сам испугался. — Что же поменялось за эти сутки?       Мюрат шумно выдохнул, закрывая глаза и пытаясь успокоить колотящееся сердце. Затем он еще раз посмотрел на Нея и рассмеялся.       — Дьявол! — воскликнул он. — Ну и напугали же вы меня!       Храбрейший из храбрых опустил руки, все еще сжимающие флейту и проговорил:       — Кто еще кого напугал. Вам мало того, что мы с вами соседи, так вы еще решили меня преследовать! — Его глаза в темноте сверкнули гневом. — Я выторговал у ночи пару священных минут уединения и тут вы. Черт бы вас побрал!       — Как вы грубы!       — Как вы беспардонны!       — А я не знал, что вы умеете играть на флейте, — вдруг сказал Мюрат. — Для меня это было приятной неожиданностью.       Резкий переход с гнева на милость оставил Нея в замешательстве на несколько мгновений, но потом он прошипел:       — Не вздумайте проболтаться об этом.       — Проболтаться? — переспросил Мюрат с хитрой улыбкой. — А что, в шестом корпусе не знают, что ими командует лев с душой поэта?       — Замолчите!       — О, вы просите меня замолчать, и что же я получу взамен?       — Я оставлю вас в живых.       — Как резко вы превращаете прекрасную музыку ночи в ничего не стоящую дуэль, как жаль!       Ней нахмурился, и, покачав головой, быстрым шагом направился прочь с террасы. Мюрата это только раззадорило. Ничего не предвещающая ночная вылазка обещала обернуться настоящим весельем. Он последовал за Неем.       — Я не понимаю, зачем вы это делаете, — ворчал Храбрейший из Храбрых, даже не оборачиваясь на своего собеседника.       — Делаю что? Восхищаюсь вашей музыкой? Составляю вам компанию в эту безумно одинокую ночь? — продолжал потешаться Мюрат.       — Я бы прекрасно обошелся и без вашей компании.       — Не врите самому себе!       — Как же вы мне надоели! Я жду не дождусь того момента, когда мы наконец покинем этот проклятый город и мне больше не придется видеть вас каждый день. Скорей бы император подписал этот мир, и все закончилось. Нет, не говорите больше ничего и прекратите меня преследовать!..       Ней резко обернулся, надеясь выкрикнуть последнюю фразу Мюрату в лицо, но того не оказалось поблизости. Мишель нехотя признался себе, что почувствовал укол разочарования. Как бы ему хотелось высказать все, что он думает Мюрату в лицо!       Он вгляделся в темноту коридора и смог различить очертания сгорбившейся фигуры блистательного маршала, застывшей напротив одной из дверей. Мюрат прильнул к ней ухом и замер, очевидно вслушиваясь в чей-то разговор. Ней победно улыбнулся — наконец-то ему удалось отделаться от своего противного коллеги. Он уже хотел было развернуться и уйти, но что-то заставило его остановиться.       Что же такого мог услышать Мюрат, что он наплевал на свои издевки? Наверно, за дверью происходило нечто более интересное.       И Ней, скрипя зубами и проклиная свое любопытство, приблизился к Мюрату и тоже прислонился ухом к двери. За ней раздавались чьи-то тихие голоса. Один из голосов был до боли знакомый, но Ней больше привык слышать его чеканящим приказы и командующим атаку. Другой же обладал поразительной певучестью и был чуть выше и нежнее. Похоже, в темноте они наткнулись на кабинет Наполеона.       Мишель понимал, что если кто-либо застанет их в таком компрометирующем положении, не сносить им головы, но в то же время, о чем могли разговаривать императоры в такое позднее время?       Ней закусил губу, где-то в груди шевелился червячок совести, но Мюрату, похоже, было совершенно плевать. Он пытался уловить нить еле слышного разговора безо всякого стеснения.       — Знаете ли вы, что подслушивать нехорошо? — прошептал Ней почти ему в затылок.              — Да неужели? — Мюрат обернулся к нему, оглядывая с ног до головы. — А чем тогда вы занимаетесь?       — Спасаю вашу задницу, Ваша Светлость, на случай если у вас не хватит такта прекратить свое занятие, — быстро нашелся Ней.       Некоторое время они стояли и смотрели друг на друга в темном коридоре. Мюрат усмехнулся:       — С каких это пор вам небезразлична моя судьба?       — С тех самых, что при сегодняшнем преступлении я оказался бы единственным свидетелем, а эта участь уж больно несладкая, — съязвил Ней.       — Ну если вы так за меня волнуетесь, то я обязательно к вам прислушаюсь! — заверит его Мюрат и резко отдалился от двери.       Ней последовал его примеру, и теперь уже он преследовал Иохаима, шаги которого оказались на редкость большими. Сперва он сам не понял, зачем это делает. Его взволнованный разум слишком замедлял процесс рождения мыслей, но потом Мишель тихо спросил:       — И что же вам удалось услышать?       Мюрат замер у двери своих покоев, оглядываясь через плечо на товарища, и ехидно произнес:       — Разве не вы пару минут назад уверяли меня, что подслушивать нехорошо?       Ней смутился, но не подал виду, он лишь расправил плечи и гордо сказал:       — Вот как вы мне платите за мое беспокойство!       — Ах, Ваша Светлость, я и так бы догадался вовремя отойти от двери! — передразнил его Мюрат, а затем бросил на Нея заговорческий взгляд и добавил чуть тише:       — Я слышал, как император Наполеон говорил что-то о Египте.       — А… — немного разочарованно произнес Ней.       — Я смотрю, эта информация совсем вас не впечатляет, — заметил Мюрат, — и я даже знаю, почему.       — Да неужели? — недоверчиво сказа Ней.       — Потому что император лучше относятся к маршалам, которые были с ним в египетской экспедиции, — на этих словах Ней фыркнул. — Не верите мне? А зря. Он до сих пор нас так и называет — «мои египтяне».       Последнюю фразу Мюрат произнес с особой гордостью.       — Это было почти десять лет назад, — немного нервно заметил Ней.       На фоне его неудач, а точнее полного затишья в его военной карьере, любая глупость могла быть воспринята им как оскорбление.       — Вот видите, а император помнит до сих пор! — сказал Мюрат. — Что ж, если вы больше не хотите ублажать мой слух своей игрой, то я, пожалуй, пойду спать…       Он уже хотел было отворить дверь своих покоев, но замер, вновь бросив взгляд на Нея:       — Кто из нас клятвенно уверял другого, что предпочитает спать по ночам?       На этих словах он ухмыльнулся и скрылся за дверью своих покоев, оставив растерянного Нея в коридоре. Мишелю совершенно не нравилось то, что последнее слово всегда оставалось за Мюратом, за этим тупицей, который обладал поразительной способностью одним лишь своим присутствием испортить ночь.       Ней поджал губы, топчась у двери, а затем махнул рукой и направился в свои покои.

***

        Мундир сидел на нем идеально, подчеркивая все достоинства фигуры, но шляпу надевать не хотелось. Быть может она бы и защитила его от убийственных лучей летнего солнца, но наверняка бы смяла так хорошо уложенные волосы.       Александр повернулся к зеркалу боком, водружая двууголку на голову, и недоверчиво окинул взглядом свое отражение. Двууголка ему шла, пусть немного округляла лицо, зато придавала ему больше сходства с русскими генералами, приписывая заодно и Александру воинственные черты.       Русский император повернулся к зеркалу лицом и попытался изобразить вежливую улыбку — одно из основных оружий своего арсенала, которое было способно обезоружить противника лучше любой рапиры. Улыбка тоже получилась идеальной, он даже мог похвастать своей способностью улыбаться глазами, в то время как на душе скребли кошки. Эта способность входила во внушительный список его никому неизвестных достижений, который время от времени пополнялся новыми тонкостями успешно проведенных переговоров.       В дверь постучали, и Александр моментально отшатнулся от зеркала на середину своего кабинета, делая вид, что поправляет манжеты.       — Войдите! — немного холодно произнес он, и дверь отворилась.       На пороге показался Наполеон собственной персоной, чем весьма удивил русского императора, вообще не ожидавшего визитов.       — Доброе утро, Александр, — сказал император французов, проходя вглубь кабинета. — Прошу меня извинить за столь внезапное вторжение.       — Внезапное — пожалуй, — задумчиво протянул Александр, но потом, спохватившись, добавил:       — И вам доброго утра, Наполеон. Не волнуйтесь, вы всегда желанный гость в моем доме.       Только сейчас Александр внимательней присмотрелся к своему собеседнику и с удивлением отметил, что в нем произошла какая-то перемена. Император французов выглядел уставшим, будто до этого провел бессонную ночь, но всем своим видом пытался это скрыть. Его бодрое пожелание доброго утра никак не могло скрыть хрипотцу голоса, а тени под глазами с трудом можно было приписать плохому освещению кабинета.       Наполеон медленно подошел к окну, совершенно не обращая внимания на Александра, и остановился, разглядывая шумную улицу. При этом русский император смог заметить, как Бонапарт задумчиво нахмурился, и на его переносице проступила глубокая морщинка.       С ним явно было что-то не так, Александр заметил это еще накануне вечером, когда они беседовали о египетской экспедиции. Рассказ Наполеона был живым и интересным, но когда речь зашла о пирамиде Хеопса, император французов как будто потерял нить разговора и совершенно забыл, что находился в кабинете не один.       Александр даже успел приписать вину за столь резкую перемену в поведении императора французов себе. Не стоило ему шутить о поражении французов. Гордый Наполеон, похоже, воспринял эту шутку слишком болезненно, пусть и заявил, что проигрывать нужно тоже с достоинством.       Неужели, воспоминания о неудаче близ Акра были для императора французов настолько тяжелыми, что тот мучился бессонницей? Александр даже подивился тому, как сильно Наполеон верил в собственную легенду.       «Это настоящий безумец», — подумал Александр, оглядывая неподвижную фигуру императора французов у окна. — «Он помешался на мифе о своей непобедимости!»       Эта мысль заставила русского императора ужаснуться. В его голове слишком плохо сопоставлялся новый, человечный образ Наполеона с тем образом, который упорно рисовало его воображение. Александр уже почти привык к их дружеским беседам, но голоса его семьи и свиты упорно пульсировали у него в ушах, выкрикивая обвинения в сторону «корсиканского чудовища».       Тем временем Наполеон всего лишь стоял к нему спиной, по привычке сцепив руки за спиной.       — Мне лестно осознавать, что я не доставляю вам неудобств своим присутствием, — наконец произнес он, поворачивая голову к Александру. — Мы все равно собирались сегодня выбраться на конную прогулку, и я решил зайти за вами.       — Да-да, прогулка, я помню, — пробормотал русский император, пытаясь вытряхнуть из головы навязчивые мысли. — Я как раз сейчас на нее собирался…       Наполеон вновь уставился в окно, избегая встречаться с Александром глазами. Русский император счел это довольно грубым, но промолчал. Из головы у него не выходило предположение, что Бонапарт на него обижен за припоминание Акра. Это весьма вредило заключению мира, и поэтому Александр во что бы то ни стало решил исправить ситуацию, пусть и считал Наполеона помешанным на своем величии.       — Простите за столь неделикатное замечание, Наполеон, — аккуратно начал Александр, — но вы сегодня выглядите уставшим. Могу ли я предложить вам кофе?       Наполеон повернулся к нему со снисходительной усмешкой на лице.       — Благодарю, мой дорогой друг, — сказал он, пронзая Александр взглядом серых глаз, — но лучше Рустама никто не варит кофе. Мне приятно ваше беспокойство, но спешу вас заверить — со мной все в порядке. У меня есть привычка засиживаться за делами допоздна.       «Мой дорогой друг», — повторил про себя Александр. — «Он действительно назвал меня другом?»       — Я бы сказал, что это плохая привычка, если бы и сам не был грешен, — произнес он вслух.       После этих слов повисла неловкая тишина, которую Александр хотел заполнить хотя бы какой-нибудь банальностью, обращенной в любезные слова, но в голову как назло не приходило ни одной достойной идеи.       Он приблизился к Наполеону, чтобы тот наконец удостоил его своим взглядом, но, когда расстояние между ними стало не более двух шагов, резко остановился. Александру вдруг показалось, что он способен уловить запах императора французов.       Русский император был сведущ в разнообразии парфюмов, которыми пользовались его подданные на балах, он многое знал о моде на ароматы, но одеколон Наполеона был для него некоей неожиданностью. От Бонапарта несомненно пахло порохом, смешанным с маслянистым воском свечей и свежего пергамента, первоклассными чернилами, кофе и чем-то утонченно-женским, таким пленительно цветочным…       «Фиалки», — мелькнуло в голове у Александра. — «Это же запах фиалок!»       Внезапное открытие ввело его в ступор, и он на мгновение забыл, зачем вообще подошел к своему союзнику, но вовремя опомнился и сказал:       — Раз уж вы не хотите кофе, может, тогда уже отправимся на прогулку?       Наполеон тяжело вздохнул и произнес:       — Поверьте мне, я был бы в лучшем расположении духа в это утро, если бы с нами не ехал прусский король, — он мученически возвел глаза к потолку, а затем, приободрившись, воскликнул:       — Едемте, черт возьми!       С этими словами он быстро направился к выходу из кабинета, Александру оставалось лишь догонять его, ломая голову над странностями характера Бонапарта и запахом фиалок, исходящим от его одежды.       Воздух на улице был гораздо теплее, чем в помещении, и новый, так хорошо сидящий на нем мундир, показался Александру мучительными оковами. Он мысленно проклял всех, кто додумался включить в летнюю военную форму сапоги и высокие воротники с узкими камзолами.       Лошади уже были оседланы. Наполеон первым взобрался на своего коня, и Александр не преминул последовать его примеру. Они пустили лошадей медленным шагом по мощеной улице, возглавляя небольшие отряды из своих сопровождающих.       — Признаюсь, это действо мне кажется больше похожим на парад, — шепнул Александр, склонившись к Наполеону.       Император французов хмыкнул и так же тихо ответил своему союзнику:       — Это мы еще не встретились с Фридрихом Вильгельмом.       — Право, у вас о нем сложилось крайне нелестное мнение.       — Как вы могли заметить, мой дорогой Александр, я составляю свое мнение исключительно из наблюдений.       От внимания Александра не ускользнуло то, что этот небольшой разговор немного приободрил его союзника, и теперь Наполеон больше не выглядел таким рассеянным, как полчаса назад.       Из окон домов на них выглядывали любопытные горожане. Встречные мужчины уступали им дорогу, снимая шляпы, женщины разглядывали их мундиры и застенчиво прятали свои улыбки.       Александр невольно задумался о том, к кому именно из них двоих обращены эти восхищенные взгляды, и его предположения были совсем безрадостными. Конечно, все смотрели только на Бонапарта, который не замечал ничего вокруг, как будто население чужой страны не было достойно его внимания.       Наверно, блеск его славы затмевал блеклый образ проигравшего русского императора. Вот они ехали плечом к плечу по широкой мощеной улице — победитель и побежденный, точно Бонапарт решил и в этом спародировать римских императоров — устроить триумфальное шествие с трофеями.       Александр вновь покосился на своего союзника, лицо которого совсем не выражало эмоций. Еще сутки назад он казался Александру мраморной статуей, которую кропотливо изваял собственными руками, но на каменном лице этой статуи проступила трещина, едва они заговорили об окончании египетской экспедиции. Эта совершенно несвойственная статуям растерянность пошатнула прежние убеждения Александра. Геракл закончил хвастаться своими подвигами и, спрятав меч в ножны, открыто признавался в своих неудачах. Пожалуй, ненавидеть идеального героя мифов современности было бы гораздо проще.       Александр бы ненавидел, он бы с презрением продолжал называть их прогулку верхом «триумфальным шествием», но, проникшись доверием, которое Наполеон питал к нему, Александр не мог его ненавидеть, как ни пытался.       Русский император и прежде не испытывал к Бонапарту ненависти, он лишь хотел показать окружающим, что презирает его, как и положено наследнику русского престола. Заходя в гостиные своих друзей, будущих членов «негласного комитета», он неизменно натыкался на копии портретов первого консула. Молодой Бонапарт смотрел на него с этих бесконечных портретов, полный немой торжественности и овеянный тайной славы, которая болезненным упреком раз за разом пронзала сердце молодого цесаревича. Он пытался презирать этого Бонапарта, но в глубине души не мог понять, как можно ненавидеть того, на кого так хочется быть похожим…       Наконец процессия приблизилась к окраине города, где их поджидал Фридрих Вильгельм в окружении своей свиты. Императоры приблизились к прусскому королю, сухо его поприветствовав, хотя Александр, долгое время находившийся в хороших отношениях с Пруссией, уже пытался придумать план, как бы разрядить обстановку.       — Так что же, господа, отправимся в сторону леса? — предложил он, вклинившись между Наполеоном и Фридрихом Вильгельмом. — Я слышал, в летнее время прусские леса особенно красивы.       — Уверяю вас, Александр, они красивы в любое время года, — оживился прусский король.       У него был хорошо заметный немецкий акцент, так что это прозвучало скорее как: «Уфферяю фас…», что вызвало у Наполеона еле заметную усмешку. Александр едва сдержался, чтобы не закатить глаза, потому что Наполеон и сам допускал ошибки, иногда произнося французские слова на итальянский манер. Словом, Александр с гордостью отметил про себя, что из всей троицы он лучше всех владел французским языком.       Тем временем Фридрих Вильгельм продолжал нахваливать прусские леса:       — Если бы вам довелось побывать здесь зимой, то вы бы имели удовольствие наблюдать поистине исключительный пейзаж! Представьте себе: белоснежные тропы и поляны, и прекрасные ели, зеленеющие из-под толстого слоя снега. А поутру солнечные лучи заставляют весь этот снег блестеть, что, кажется, можно ослепнуть…       — О да, пейзаж и правда исключительный, особенно для императора Александра, — чуть слышно пробормотал Наполеон, бросая на русского императора короткий озорной взгляд.       Александр с трудом сдержался, чтобы не прыснуть со смеху — этого ни в коем случае нельзя было допустить.       — Если верить вашим словам, то Пруссия поистине прекрасна зимой, — восторженно сказал он Фридриху Вильгельму. — Ваш рассказ придал мне уверенности в том, что нам с императором Наполеоном во что бы то ни стало следует посетить Пруссию ближе к Рождеству! Как вы считаете, Наполеон?       — Хорошая мысль, — равнодушно отозвался тот. — Фридрих Вильгельм, уверяю вас, Александру нечасто удается насладиться видом заснеженных лесов.       — Этот визит укрепит наш союз, не так ли? — с гордостью предположил прусский король. — Ваша благосклонность, Наполеон, весьма приятна моему королевству, и потому вы с императором Александром всегда желанные гости в Берлине.       Наполеон закатил глаза, но так как прусский король этого не заметил, Александр поспешил произнести:       — Ваша гостеприимность не знает границ!       После этого напыщенный Фридрих продолжал что-то вещать о природе своей страны, но слушать это было весьма утомительно, хотя Александр делал вид, что полон внимания. Время от времени он оглядывался назад, будто боялся, что кто-то из их свиты отстанет, но небольшой отряд из русских, французских и прусских офицеров настойчиво следовал за ними.       Даже на прогулке, имевшей вид наиболее неофициальный, Александр чувствовал себя под неизменным надзором не только своих, но и чужих подданных.       Погоду тоже трудно было назвать приятной: небо заволокли невзрачные серые тучи, но жарко все равно было. Только теперь эта жара была вызвана не солнечными лучами, а противной духотой, исходящей от разгоряченной земли.       Александр покидал свой дом в хорошем расположении духа, убежденный, что вдали от всех министров и бумаг они словом не обмолвятся о политике и весело проведут время, но скука постепенно одолевала его. Александр уже с трудом сдерживал зевки.       Наполеон, вероятно заметив его сонливость, наклонился к нему и прошептал:       — Я больше не могу этого терпеть!       Александр умоляюще посмотрел на своего союзника, боясь предположить, что тому могло прийти в его гениальную голову. Судя по плутовской ухмылке, с которой Наполеон к нему обратился, воплощение его идей не предвещало ничего хорошего.       — Я вижу, что и вас это утомляет, — тихо продолжил он. — И он, и солдаты, которые нас преследуют. Пообещайте, что последуете за мной.       — Но я…       — На счет три пришпорьте своего коня, будет весело! — перебил его Наполеон и распрямил плечи, делая вид, что всматривается в конец широкой лесной дороги.       Александр сильнее вцепился в поводья. Он плохо понимал, почему вдруг решил довериться Бонапарту, заговорческий тон которого придавал их тихому разговору значение какой-то великой тайны, известной лишь им двоим. Ведь Наполеон в этот момент обратился шепотом именно к нему и ни к кому другому, потому что из людей, шествующих меж зеленеющих деревьев в то утро, Александр был ему всех ближе.       Русский император то и дело поглядывал на Бонапарта, гордого и нетерпеливого, чьи тонкие губы неслышно произносили: «Раз… два…»       — Три! — прорычал Наполеон, отрываясь от их унылой процессии и устремляясь куда-то вперед.       Александр замешкался лишь на мгновенье, а затем ударил своего коня ногами по бокам и понесся за Бонапартом, который еще не успел ускакать далеко. Его спина маячила зеленой тканью мундирного камзола перед глазами Александра, который то и дело подгонял своего коня. Где-то позади слышались недоуменные крики прусского короля и солдат, но Александр не мог разобрать, что именно они кричали — в ушах свистел ветер.       Вокруг мелькали деревья, поляны и кустарники, но русский император не замечал их — все краски смешались в плохо различимый водоворот, и единственным, что еще не утратило для него смысла в те секунды, был зеленый камзол перед его глазами.       Первые мгновения внезапного галопа, этого бегства от прусского короля, Александр чувствовал какое-то напряжение. Такой поступок был по меньшей мере невежливым, а, говоря начистоту, — отвратительным, но на смену этим угрюмым мыслям пришло давно забытое чувство детского восторга, растущее в его груди.       Пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в уздечку, ветер, заставляющий глаза слезиться и тяжелые удары лошадиных копыт, поднимающие пыль от сухой земли, сердце, бьющееся о ребра, ухающее вниз при каждом прыжке, каждом подскоке коня. Наверно, именно так он скакал по гатчинским лесам лет десять тому назад, позволяя ветру завладевать его разумом, отдаваясь беззаботности момента, на которую больше не мог рассчитывать, став императором.       Александру казалось, что он вот-вот догонит Бонапарта — с каждой секундой расстояние между ними уменьшалось, но император французов вдруг резко свернул направо с такой уверенностью, будто не раз проезжал по этому лесу. Александр был вынужден разочарованно следовать за ним, однако Бонапарт больше не подгонял свою лошадь — галоп медленно сменился рысью, так что русский император смог без труда его настигнуть.       Деревья перед ними расступились, и императоры выехали к покатому берегу Немана, покрытому пожелтевшей летней травой. Бонапарт первый спрыгнул с лошади и повел ее к одному из деревьев, чтобы привязать. Александр последовал его примеру. До этого момента они не обмолвились и словом, поэтому Романову не терпелось расспросить Наполеона, с чего это вдруг тому вздумалось спасаться бегством.       Затянув узду в узел вокруг одной из наиболее низких ветвей, Александр наблюдал за тем, как то же самое проделывает Наполеон, причем наблюдал специально и очень пристально, чтобы привлечь к себе его внимание. Бонапарт явно почувствовал этот взгляд и, затянув крепкий узел, повернулся лицом к русскому императору.       — Я знаю, что вы хотите у меня спросить, — добродушно произнес он, отходя от дерева и жестом приглашая Александра спуститься к реке. — Зачем я бросил Фридриха там одного, верно?       — И зачем вы решили сделать так, чтобы и я его бросил, — добавил Александр.       — Я решил! — воскликнул Наполеон. — Это вы решили поддержать меня в этой авантюре.       — Я? — опешил Александр. — А как же «на счет три пришпорьте своего коня»?       — Вы могли не делать этого, — пожал плечами Наполеон. — Но мне очень приятно, что вы меня все-таки послушали.       Сухая трава, неприятно хрустевшая под сапогами, сменилась мелким речным песком, устилавшим самый край берега Немана. Вода в реке была мутной и, в силу того, что она отражала небо, серой.       — Вы думали, что я вас не послушаю? — удивленно спросил Александр, наблюдая, как Наполеон прохаживается взад-вперед по песчаному берегу.       — Откровенно говоря, я не рассчитывал на это, — признался он.       Александр удивленно приподнял брови. Бонапарт думал, что Александр настолько враждебно к нему относится? Или дело было совсем не во враждебности?       «Ну же, подумай хорошенько, кто бы еще из здравомыслящих людей бросился по первому зову малознакомого человека непонятно куда», — саркастично подумал русский император. Возможно, он действительно поступил странно.       Пока он размышлял, Наполеон снял с себя шляпу, ловко расстегнул пуговицы своего камзола, бросая его на землю, и сел на округлый камень, начиная снимать с себя сапоги.       Александр рассеянно наблюдал за его действиями, понятия не имея, почему его союзник раздевается.       — Но все же, зачем вы меня позвали? — настойчиво спросил он, пытаясь скрыть свое удивление.       — Чтобы прогулка действительно была неофициальной и приятной, такой ответ вас устроит? — отозвался Наполеон, снимая с себя второй сапог и даже не глядя на Александра.       Он закатал штаны до колен, обнажая икры, небрежно сложил сапоги возле камня, бросил на них сюртук и шляпу, встал и, совершенно босой, отправился к воде.       «Не думает же он нырять?» — с ужасом подумал русский император, но Бонапарт вошел в воду лишь по щиколотку, чуть запрокидывая голову.       Александр не мог видеть его лица, поскольку Наполеон стоял к нему спиной, но мог предположить, что его союзник в это время блаженно прикрыл глаза. Вода, должно быть, была прохладной.       Александр склонил голову на бок, ожидая дальнейших действий Бонапарта, но их не последовало — император французов лишь глубже зашел в воду, так что теперь она доставал ему до середины икры.       — Прекратите так пристально на меня смотреть, это раздражает, — бросил Наполеон через плечо, и русский император мысленно поблагодарил бога за то, что союзник стоял к нему спиной и не мог увидеть его зардевшихся щек.       — Так значит, это вы называете приятным времяпровождением? — в свою очередь произнес русский император, сделав вид, что проигнорировал предыдущую реплику Наполеона.       — Посудите сами, — теперь Бонапарт повернулся к Александру лицом, но совершенно на него не смотрел, увлеченный подворачиванием рукавов своей рубашки, — раз уж я сбегаю во время важного, с точки зрения дипломатии, мероприятия, чтобы покидать камни в воду, то наверняка нахожу это занятие сущим блаженством.       «Камни в воду?» — Александр повторил про себя эту фразу и нахмурился. Но не успел он закончить мысль, как Наполеон наклонился и, пошарив руками в воде, достал со дна горсть камней, а затем, бросив на Александра озорной взгляд, произнес одними губами: «Voila!»       Брови русского императора невольно поползли на лоб. Он не мог поверить, что перед ним был безжалостный завоеватель Европы, его недавний враг и легенда, на которую все юноши так хотели быть похожими. И эта легенда, это чудовище стояло перед ним почти по колено в воде, сжимая в ладонях горсть мокрых речных камней. Струи воды стекали по его предплечьям, заставляя ткань рукавов увлажняться, но Наполеону было все равно.       Он вновь отвернулся и, замахнувшись, бросил камешек. Тот ударился два раза о воду, оставляя на ней расходящиеся круги, и утонул. Тогда Наполеон бросил второй камешек, но и тот очень быстро пошел под воду.       Александр стоял неподвижно, чуть приоткрыв рот. Он и сам не представлял для себя образец идеального монарха, также обладая своими особенностями, в которые не следовало посвящать подданных, но то, как безбоязненно Бонапарт открылся ему, выставляя свои причуды напоказ и совершенно не видя в них недостатков, восхищало.       Александр хмыкнул, поджав губы. Если бы он рассказал об этом кому-то из своей свиты, ему бы попросту не поверили!       — Не желаете присоединиться? — бросил через плечо Наполеон.       Последовал новый всплеск, и один из камней опять исчез под зеркальной гладью реки. Русский император, до этого витавший где-то в своих мыслях, встрепенулся.       «Что он только что сказал?» — подумал Александр. — «Нет, мне, верно, послышалось…»       — Так вы идете или нет? — опять спросил Наполеон. — Речная вода освежает.       — Вы хотите, чтобы и я тоже?.. — нерешительно проговорил Александр.       — Не пытайтесь строить из себя фараона, наследника богов, которому чужды мирские радости! — на слове «фараон» Наполеон слегка запнулся, и брошенный им камень сразу тяжело плюхнулся в воду. — Мы с вами оба прекрасно знаем, что здесь нас никто не увидит, так неужели вы все еще играете передо мной очередной акт своей драмы?       — В ваших словах я слышу презрение, — холодно заметил Александр.       — И весьма напрасно. Я лишь хочу, чтобы вы доверяли мне.       — Так, по-вашему, доверие кроется в бросании камней в воду? — ехидно спросил русский император.       — Главное, что не в меня, — отозвался Наполеон. — Кто нас увидит, сами посудите?       В его словах был определенный смысл, и Александр, сам до конца не понимая, что делает, стянул с себя, один за другим, сапоги. Бросив их на берегу и, подобно Бонапарту, закатав штанины почти до колен, он снял с себя шляпу с сюртуком и подошел к самому краю воды.       Наполеон все еще не смотрел на него, и это немного злило, ведь, в конце концов, Александру важно было видеть лицо собеседника при разговоре, а то, как пренебрежительно этот корсиканец относился к русскому императору, не лезло ни в какие ворота.       Александр осторожно шагнул вперед, погружая ступни в приятную влагу. Вода и впрямь была прохладной, поэтому при духоте, наполнявшей воздух, решение искупать в реке хотя бы ноги теперь уже казалось не таким глупым.       Александр сделал пару шагов вперед, приближаясь к Наполеону, при этом его шаги сопровождались тихими всплесками, по которым Бонапарт мог без труда догадаться, что русский император вот-вот к нему подойдет. Но и на этот раз он не удостоил Александра и поворотом головы.       — Знаете, теперь наш побег не кажется мне плохим решением, — сказал Александр, наклоняясь к воде, чтобы тоже достать оттуда камней.       — Вам стоит привыкнуть к тому, что я не принимаю плохих решений, — самодовольно сказал Наполеон.       Александр хмыкнул и резко поднялся, сжимая в руках горсть камней и разбрызгивая по сторонам холодные капли воды. Наполеон не успел от него отвернуться, и поэтому они смотрели друг на друга некоторое время, и взгляд Бонапарта показался Александру немного уставшим.       Русский император чувствовал, как вода стекает по его рукам, но продолжал смотреть на императора французов, сам не понимая, почему.       — Вы намочили мне рубашку, — тихо сказал Наполеон.       — Прошу меня простить, — тем же тоном ответил Александр. — Значит, мы никуда не уйдем, пока она не высохнет.       — Так вот какова цена этого уединения, — хмыкнул Наполеон. — Как жаль, что сейчас лето, и она высохнет слишком быстро.       Александр не успел как следует обдумать его слова, потому что где-то вдалеке раздался раскат грома, как будто сама природа ждала, пока Наполеон завершит свою фразу. Небо на мгновение озарилось белой вспышкой, и Александр почувствовал, как на его лоб упала пара дождевых капель.       — Бойся своих желаний, — прошептал Бонапарт с усмешкой, оглядывая небо.       Александр бросил на него быстрый взгляд, а затем и сам поднял глаза к небу, которое теперь заволокли черные тучи. Под этими тучами, готовящими для них гнев стихии, русский император на долю мгновения почувствовал себя совсем беззащитным. Теперь, похоже, у них намокнут не только рубашки.       Однако императоры почему-то не спешили уходить, так и замерев по колено в воде с запрокинутыми головами. Словно оба ждали более убедительного приказа уходить, потому что… уходить не хотелось.       Даже над водой воздух был душным и тяжелым, но порыв холодного ветра подарил еще одну причину жить, наполнить желанной прохладой легкие и навсегда остаться где-то в прусских лесах, вдали от дворцов и подданных.       По воде, приобретшей тяжелый металлический цвет, прошла мелкая рябь, и воздух сотряс еще один удар грома. Зловещий рокот пробежал над их головами, словно там, за тучами, кто-то покатил тяжелым стальным шаром по паркету.        Вслед за этим ударом с неба полилась вода.       — Merda! — воскликнул Наполеон, роняя в реку оставшиеся в его руках камни. — Уходим отсюда, если вы не хотите насквозь промокнуть!       Александр поспешно кивнул, и они быстрым шагом (насколько это вообще было возможно), расплескивая воду, двинулись к берегу. Дождь все усиливался — когда Александр наконец встал мокрыми ступнями на речной песок он почувствовал, как ткань рубашки, намокая, начинает облеплять его торс.       Императоры бросились к оставленным на берегу вещам и, схватив их, устремились в сторону деревьев с раскидистыми кронами. Пока Александр бежал по песчаному берегу, он пару раз чуть не подвернул лодыжку и, достигнув какого-никакого навеса в виде плотного слоя еще зеленых листьев над головой, устало бросил свои вещи на траву.       Только теперь он осознал, что от его идеальных кудрей не осталось и следа. Его волосы намокли и теперь гладко лежали на голове, потеряв всякий объем. Вода, стекавшая с них, лилась за воротник. Его ступни были полностью в песке, а рубашка висела на плечах тяжелым холодным грузом.       Наполеон приземлился на траву, продолжая шептать незнакомые Александру ругательства. Похоже, это был итальянский язык, которого русский император не знал, но, судя по эмоциям, проявлявшимся на лице императора французов, шептал он именно ругательства.       Сам Наполеон тоже выглядел очень не по-императорски. Взъерошенные волосы, мокрая рубашка, липнущая к телу и подвернутые штаны придавали ему больше сходства с лодочниками, нежели с благородными римскими правителями.       Александр опустился рядом с союзником и облокотился головой о древесный ствол, прикрывая глаза.       — Так что же, придется нам до вечера сидеть в уединении, — произнес он с легкой улыбкой. — Надеюсь, вы останетесь довольны.       Справа от него послышался тихий смешок.       — Как хорошо, что мы с вами одни, Александр.       — Почему?       Романов наклонил голову к Наполеону, пытаясь поймать его взгляд.       — Представляете, если бы наше бегство от дождя увидел проходящий мимо художник? И спустя пару лет в одной из картинных галерей появился бы шедевр под названием: «Императоры промокли под дождем. Холст, масло 1807 год.»       Александр хохотнул.       — Художники и так рисуют карикатуры, которые не претендуют на историческую достоверность, но пользуются большим спросом.       — Что ж, вы правы…       Они замолчали. Александр заворожено наблюдал за каплями дождя, больше похожими на движущуюся стену воды, чем на обычный летний дождь. И как их угораздило оказаться вдали от дома в такой неподходящий момент… Или напротив, момент был подходящим?       Александр провел ладонью по лицу в попытке вытереть влагу, но ладонь его тоже была мокрой. Он чувствовал, что рубашка на нем становится совсем холодной, и сам он начинает замерзать. В голову пришла немного глупая мысль. По крайней мере, в тот момент она ему почему-то показалась глупой. На самом деле, как он потом размышлял, любой другой человек на его месте поступил бы точно так же.       Чуть подрагивающими руками Александр потянулся к тесемкам на воротнике рубашки и, развязав их, избавился от досаждающего ему элемента одежды, облокачиваясь голой спиной на шершавый древесный ствол. Вдалеке опять раздался раскат грома.       — Есть все-таки что-то поэтичное в летней грозе, — мечтательно произнес Наполеон.       — И в том, чтобы в самый разгар грозы оказаться под деревом, — мрачно произнес Александр, скручивая в руках рубашку, чтобы выжать из нее как можно больше воды.       Боковым зрением Романов заметил, как Бонапарт повернул к нему голову и некоторое время смотрел на него, не произнося ни слова. Потом он вновь отвернулся и сказал:       — Зато не в тесном бальном зале и не на прогулке с прусским королем.       — Только не говорите мне, что позавчерашний вечер был для вас большей неприятностью, чем сегодняшняя гроза.       — Вы сами это сказали.       Александр усмехнулся и, бросив рубашку рядом с собой, сказал:       — Право, я вас не понимаю.       — Говорите же, я постараюсь вам все разъяснить! — с готовностью воскликнул Наполеон.       — Если вы так не любите светские мероприятия и чрезмерное внимание, зачем же вы тогда решили взять императорский титул? — произнес Александр.       Вопрос, мучивший его долгое время, так легко был озвучен. Русский император готов был поклясться, что многие помимо него хотели спросить у Бонапарта то же самое. Откуда столько амбиций, столько наглости и заносчивости, откуда столько уверенности в себе… Но он спросил лишь, почему Наполеон решил взять этот титул.       — Вы ведь и так были полноправным властелином Франции…       — Императорский титул — это не только светские мероприятия, вы и без меня это знаете, — начал Наполеон. — Да, я мог бы остаться консулом пожизненно, но так бы ни один монарх Европы не воспринимал меня всерьез, разве нет? Всюду господствуют короли, султаны и императоры, что же среди них забыл какой-то консул, вчерашний генерал? Власть без титула возможна, но с титулом она надежнее. Помимо этого, теперь мне не нужно скрывать, что все решения принимаются лично мной, без мнимого участия марионеток в виде второго и третьего консулов. Мною двигало лишь желание укрепить Францию, разве и вы не сделали того же для своей страны?       Сердце Александра пропустило удар. Пальцы левой руки впились во влажную землю, намереваясь собраться в кулак, а в горле образовался комок горечи, мешающий нормально говорить.       — Вы правы, — сдавленно проговорил русский император. — Мною двигало похожее желание.       — А балы, встречи и вежливые беседы лишь побочные обстоятельства, к которым я не питаю привязанности, как и вы, насколько я в этом убедился, — подытожил Наполеон. — Выходит, нам с вами представилась такая прекрасная возможность побыть наедине с бушующей природой. Знаете, какие сильные дожди бывают на Корсике?       — Понятия не имею, — безучастно ответил Александр, уставившись в одну точку. Он все еще сжимал землю в ладони.       — Этот чудный остров находится так близко к экватору, что в сезон дождей нет разницы, где вы искупаетесь — в средиземном море или же на улице перед своим домом. Правда, эти сезоны длятся совсем недолго…       Наполеон замолчал. Сперва Александр не понял этого, погруженный в свои мрачные мысли, но потом осознал, что уже некоторое время не слышит спокойного, немного хриплого голоса справа от себя. Лишь шум дождя нарушал эту странную тишину.       Александр повернул голову и наткнулся на испытывающий взгляд Наполеона.       — Вам настолько неинтересно то, что я вам рассказываю? — немного обиженно спросил он.       — Нет, что вы…       Влажные пальцы левой руки разжали комок земли. Александр попытался вытереть ладонь о траву, но лишь размазал грязь.       — Тогда что с вами?       — Я… — вырвалось у Александра, но он резко прикусил губу.       Ему хотелось рассказать Наполеону о своем отношении к императорской власти. Ему хотелось услышать ответное мнение этого необыкновенного человека, которое помогло бы Александру справиться с непосильной ношей сыновьего греха, навеки возложенной на его поразительно ровные плечи.       — На самом деле, я не хотел становиться императором, — тихо произнес Александр.       Признание слетело с его губ так легко и просто, словно долгие годы вертелось на языке, чтобы вырваться в самый неожиданный момент.       Наполеон вздохнул.       — А, вы все еще об этом, — сказал он. — Признаться честно, мне казалось, что правление страной доставляет вам так же много удовольствия, как и мне.       — Я рад это слышать, значит, я все делаю правильно, — отозвался Романов. — Меня всю жизнь готовили к моей миссии наследника престола, я не могу подвести свой народ и работу свою выполняю из чувства долга перед людьми.       — Как и любой мудрый правитель, — тихо заметил Наполеон. — Мы с вами, оказывается, так мало похожи, Александр.       — А раньше вы думали иначе?       — Последние три дня точно, — ответил Бонапарт. — Как так вышло, что наследник престола так же охотно готов отказаться от царского венца, как выходец из бедного дворянского рода — сей венец принять?       — Пути господни неисповедимы, — протянул Александр.       Они еще некоторое время просидели под деревом, ожидая конца грозы. За эти минуты они успели обсудить все, начиная литературой и кончая армией, причем, когда речь зашла об армии, русский император почти ничего не говорил, вновь увлеченный рассказом Наполеона.       Бонапарт ходил под деревом взад-вперед, махал руками, рисовал на земле схемы расположения войск концом ветки, сорванной с дерева, и выглядел настолько увлеченным  своим рассказом, что можно было решить, словно армия для него была не просто инструментом власти, а целой жизнью. В какой-то момент Александр перестал вникать в суть повествования и совсем не смотрел на непонятные рисунки Бонапарта, поскольку созерцание самого Наполеона почему-то вызывало у него больший интерес.       Блеск серых глаз, взмах руки, выкрик. Очень эмоционально, по-итальянски. Итальянские жесты, итальянский акцент. Подумать только — перед ним император французов! Император, чьи тонкие губы кривятся, изображая недовольство, чьи метания из стороны в сторону со временем вызывают головокружение. Но Александр продолжает на него смотреть, запоминая повадки, черты… Зачем? Он сам до конца этого не осознает и, похоже, никогда не осознает. Он точно понимает, что император французов каким-то образом успел его очаровать, или, быть может, Александр был очарован им задолго до их знакомства? Быть может, он точно так же подвергся воздействию этой наполеоновской легенды.       Он смотрит на своего союзника долго, внимательно, наслаждаясь тем, что увлеченный Наполеон не замечает его взгляда. Множество вопросов бушует в голове русского императора, ему хочется завалить ими своего союзника, учиться у него, быть к нему ближе, понять всю его суть, но Александр знает, что это невозможно.       У него не хватит на это времени.