Как жаль, что тем, чем стало для меня
твоё существование, не стало
моё существованье для тебя.
Иосиф Бродский
Наверное, всем знакомо чувство, когда в голове невольно появляются отрывки детских воспоминаний, до этого спрятанных где-то в глубине сознания и терпеливо ждущих своего часа. Мы чертыхаемся и гоним их от себя, не придавая значение. Мол, было и было. Незачем лезть в этот пчелиный улей — доброго не найдёшь. Но правда ведь, что ничего не всплывает в памяти просто так. Однако трудность заключается в том, чтобы найти в этом сумбуре закономерность. Человеческий мозг, как водится, дело тёмное и неизученное. Когда я была маленькой, учительница спрашивала моих сверстников, кем бы они хотели стать в будущем. Все девочки, воспитанные на сказках братьев Гримм и Шарля Перро, отвечали, что хотели бы быть принцессами или волшебницами. У меня же была другая, скрытая от посторонних мечта. Я грезила о том, чтобы уметь читать мысли других людей. Странная мечта для ребенка, правда? Им, как правило, не в пору задумываться о таких вещах, но мой случай выбивался из общепринятой нормы. Дело не в том, что я была развита не по годам или понимала больше моих сверстников. Просто для меня как для ребенка было чрезвычайно важно убедиться в том, что я имею хоть какое-то значение в жизни отца. Он этого никогда не показывал, но какое дитя по глупости не тешит себя надеждами? Да, глупая была мечта. Даже если бы смогла залезть в голову к отцу, любви к себе бы не обнаружила. Зато чужую на собственной шкуре испытала. Золушкой-то стала, даже туфель терять не пришлось. Только вот в сказках свадьба — конец истории, для меня же она послужила началом. А детская мечта переросла во взрослый невроз. И не такое о себе узнаешь, если провести больше года наедине с собой и огромной библиотекой, заваленной книгами самого разного толка. Если день изо дня препарировать собственное сознание с упорством помешанного фанатика, то рано или поздно начнёшь задумываться не только о собственных причина-следственных связях, но и о мотивах других людей. А я подобной напастью страдала всю жизнь. Только теперь человеком, занимавшим все мои мысли, стал Алфи, а не непутевый отец. Когда мне казалось, что я начинаю понимать поступки своего мужа, меня всякий раз ждало разочарование. Весь образ Алфи словно был соткан из секретов и тайн, одному ему понятных решений и поступков. Это очаровывало. Это восхищало. Хотя, возможно, должно было оттолкнуть. Наверное, в глубине души я его даже идеализировала. Или просто принимала желаемое за действительно, до этого не привыкшая к хорошему к себе отношению. Но то, что скрыто, притягивает сильнее всего — тут уже не поспоришь. Благо, что я никогда этого не показывала. Должны же и у меня быть секреты. Было бы кому до них дело. Когда я только познакомилась с семьей Алфи, я ужасно злилась на то, что он утаил от меня такой важный факт. Когда я узнала Марию и Мику поближе, я начала злиться еще больше. Но уже на то, что он скрыл от меня таких замечательных людей. Благо, хотя бы о том, что у него также имеется родная сестра он мне рассказывал. В двух словах, естественно. Не больше — не меньше. Но в конец-концов я понимала, что злиться на него попросту бесполезно, ведь Алфи всегда поступал так, как считал нужным. Раньше я лезла ему под кожу из упрямства, от желания доказать, что со мной тоже нужно считаться. Что я не вещь. Не дополнение к его статусу, его дому или машине. Пускай с переменным успехом, но мне удавалось отстаивать свою позицию в этом вопросе. Но потом я осознала, что брак это не про войну. И мы здесь по одну сторону баррикад. Просто в какой-то момент мне стало жизненно необходимо понимать Алфи. Не знать набор сухих фактов, которые не имели никакого значения вне контекста. Нет. Мне хотелось стать тем человеком, с которым он может поделиться своими мыслями и чувствами. Тем, от которого не стоит ждать удара в спину или предательства. Вот так просто и сентиментально. Почему это было важно для меня? Чёрт его знает. Наверное, прожив с Алфи больше двух лет, я и на самом деле стала той каноничной женой, которую рисовала в своих детских грезах. И мои чувства начинали пугать меня всё больше. День ото дня. Поэтому я решила пойти по пути наименьшего сопротивления и попросту игнорировала внутренний голос. Когда я проснулась в этот день, Алфи уже отъехал по делам, поэтому мне выпало провести день в компании его тети и кузена, который должен был вернуться с работы только после обеда. Я не знала, насколько Мария была осведомлена о подробностях нашего брака, поэтому на этот счёт старалась держать язык за зубами. Подставлять Алфи в глазах его семьи мне не хотелось. Однако больше всего я боялась прослыть жертвой обстоятельств. Винить судьбу я уже давно перестала, поэтому и от других людей не терпела подобного. Да и отношение людей быстро меняется, стоит им нащупать твои болевые точки. Воспоминания о том, как именно Талия отзывалась обо мне и моём муже, до сих пор вызывали ком в горле. На первый взгляд Мария казалась вполне обычной женщиной, посвятившей свою жизнь семье. Но, зная её историю, глупо было не предположить, что за этим фасадом не скрывается нечто большее. Особенно если учесть, что эта женщина имела влияние даже на моего мужа, который в принципе не признавал никаких авторитетов. Но фактом оставалось одно — Мария была ко мне искренне расположена. Именно поэтому я смогла приспустить броню и расслабиться в её компании. Однако, как оказалось, самое интересное она отложила напоследок. И один занимательный разговор всё же состоялся. — Ты же не еврейка, дорогая? — она лязгнула зажигалкой и прикурила сигарету. — Прости уж мою прямоту, Аделаида, но мне слишком много лет, чтобы что-то в себе менять. Думаю, что подобным тебя уже не удивить. Такт в нашей семье не в чести. — О своём племяннике, однако, вы не самого высокого мнения, — я парировала смешливо, на что она только удовлетворительно кивнула. — Мой отец — еврей, а мать была англичанкой. И если судить в контексте Галахи*, то нет. Я не еврейка. Я ожидала любого вопроса, но только не этого. Я никогда не стыдилась сего факта, наоборот — гордилась своими корнями. Что не сказать о моём отце, который потерял уважение еврейской диаспоры, женившись на моей матери. Да, некоторые люди всё ещё были поборниками обветшалых порядков. А уж ребенок, рожденный в результате такого мезальянса, тем более не воспринимался консервативной частью еврейского общества за равного. На удивление, после моего брака с Алфи все предпочли закрыть на это глаза. Да и я с детства воспитывалась в иудейской вере, а поэтому и не могла идентифицировать себя иначе, кроме как еврейкой. — Надеюсь, мой вопрос тебя не задел. Для меня это не играет роли, как и для Алфи, я полагаю. Просто хотела убедиться, что слухи до меня доходят верные. — Слухи о чём? — я вопросительно посмотрела на неё. Мария продолжила как ни в чём не бывало: — Сказать по правде, после услышанной истории я ожидала увидеть совсем другую картину. Мне рассказывали, что мой племянник в очередной раз поступил как подонок. Впрочем как и твой отец, правда? Хотя Мария не говорила об этом открыто, сложно было не понять, что она знает намного больше, чем я предполагала. И осознание этого факта тут же вынудило меня занять оборонительную позицию. — Меня жалеть не надо, — я поджала губы и постаралась сохранить нейтральное выражение лица. За последние несколько лет я уже успела отточить свои навыки в этом деле. Мария не церемонилась, а говорила то, что думала. Наверное, это семейная черта. Пусть внешне они с Алфи были совсем не похожи, но манеры и слова выдавали в них родственников. Как бы там ни было, но общаясь с ней, я никак не могла понять, куда движется наш разговор. — Я и не собиралась. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что ты совсем не жертва в этой истории, — она по-доброму улыбнулась и затушила сигарету о пепельницу, тут же закуривая новую. — В этом-то и дело. Со стороны посмотришь — ни в жизни не поверишь, что по расчёту. Но против фактов не пойдёшь. Я бы ещё поверила, что с таким как Алфи можно построить семью, будь то любовь с твоей стороны. В своём племяннике я души не чаю, Аделаида, но и заблуждаться на его счёт не смею. — Его уже не изменить. С этим я смирилась. — О, нет, Аделаида, милая! — она усмехнулась так, что в уголках её глаз залегли морщинки. — Если бы смирилась, то не метала бы в моего племянничка гневные взгляды, словно теннисные мячи по полю. Я засмеялась против своей воли. Не знаю как, но от легкого раздражения не осталось и следа. Говорить с Марией было действительно интересно, хотя обсуждать свой брак с посторонними я и не любила. Но, возможно, мне действительно нужно было взглянуть на ситуацию со стороны. Глазами взрослой женщины, которая уж точно понимала в жизнь больше, чем я. И этот диалог увлекал меня всё больше. Мария словно прочитала мои мысли, сказав: — Разрешишь старухе дать тебе совет, дорогая? — она не дождалась моего ответа и продолжила. — Он нуждается в тебе не меньше, чем ты в нём. Может и больше, чёрт его знает… Не знаю почему, но мне казалось, что чтобы я сейчас ни сказала, это не уйдёт за пределы этой комнаты. На лице Марии, обрамлённом густыми тёмными волосами с проблесками седины, читалось какое-то умиротворение, которое я не могла не подхватить. Поэтому я впервые за долгое время озвучила ту мысль, которая давно зрела в голове: — Он нуждается в жене, а не во мне как в человеке. На моем месте могла быть любая, кому не посчастливилось иметь отца-картёжника. Сказала и только тогда поняла, что именно эта мысли съедала меня изнутри всё это время. — И это тебя не устраивает, так? Этот вопрос так и остался без ответа, но больше к этой теме мы не возвращались. Не знаю чего именно хотела Мария, когда заводила этот странный разговор, но, полагаю, она услышала, что хотела.***
Мика, как и обещал, вернулся после обеда. Если бы я не знала наверняка, то, встретив его в толпе, в жизни бы не подумала, что этот человек носит чёрные очки из-за слепоты, а не для стиля. Даже собака-поводырь бы меня не смутила. Настолько Мика адаптировался к нормальной жизни. Казалось даже, что свою особенность он носил с гордостью. Однако теперь для меня стал абсолютно ясен один факт, касающийся моего мужа. Раньше я особо не задумывалась, почему Алфи столь рьяно участвовал в деятельности благотворительного фонда. По правде, эту тему, как и множество других, мы никогда не поднимали. Но теперь, познакомившись с его семьей поближе, я поняла, что для моего мужа эта проблема была ближе, чем я могла предположить. К кузену он питал абсолютно искреннюю братскую привязанность. Мне нравилось общаться с кузеном Алфи. Как оказалось, одному человеку из их семьи всё-таки было присуще чувство такта. И неудобных тем Мика никогда не затрагивал, за что я была ему благодарна. Когда Алфи вернулся из поездки, время уже плавно близилось к ночи. Но я даже не успела заметить, что день пролетел настолько быстро, ведь последние несколько часов с упоением слушала рассказы Мики о его детстве, в которых с завидной регулярностью фигурировал и мой муж. В какой-то момент Мика слишком увлекся и проговорился о том, что в юные годы Алфи был ещё тем кобелём, с лёгкостью собирающим вокруг себя толпы воздыхательниц. Однако Мика понял, что взболтнул лишнего, и поспешил сменить тему. Но этот факт не стал для меня чем-то удивительным. Алфи и сейчас был очень привлекательным мужчиной, что уж говорить о тех временах, когда он обходился без трости, а его лицо не украшал глубокий шрам на правой щеке. Было странно и удивительно узнавать Алфи с другой стороны, пускай и через рассказы его кузена. Наверное, я бы многое отдала ради того, чтобы увидеть его в то время. Мы настолько увлеклись разговором, что даже не заметили Алфи, пока тот не подал голос: — Разрешишь мне украсть свою жену на пару минут, приятель? Алфи головой кивнул на дверь позади себя, намекая, чтобы я вышла в коридор. Я бросила взгляд на часы и, мысленно удивившись столь позднему часу, поспешила удалиться за мужем. — Хочешь остаться ещё на ночь? — Алфи взглянул вопросительно. — Ты не успел закончить дела? — С чего бы? — Не думала, что ты захочешь остаться здесь дольше, чем того требует бизнес. Иначе и меня бы здесь не было, правда? Конечно, Аделаида, играй в обиженного ребенка. Авось пожалеют. — Не все мои действия крутятся вокруг бизнеса, если ты не заметила, милая, — он ответил язвительно и тут же добавил. — Но в твоих глазах я прямо-таки расчётливый подонок, да? Я думала, что уже отпустила ту ситуацию и смирилась с тем, что была для мужа лишь прикрытием в этой поездке, но оказалось, что нет. И если раньше я старалась по возможности сглаживать углы, то в этот момент мне захотелось послать всё к черту. И причиной тому являлась даже не та ситуация, которая сложилась за эти два дня. Просто все разногласия, которые я замалчивала и копила в себе, не могли не повлиять на наши отношения. А последние события просто послужили катализатором. Мне чертовски надоело быть удобной. А поэтому я ответила раньше, чем успела осмыслить свои слова: — Не думала, что тебя обижает подобное. Это было грубо. Слишком грубо. Но сказанного не воротишь. Взгляд Алфи стал холодным, а в глазах отчетливо проглядывались искры злости, которые не сулили мне ничего хорошего. Я и сама не была в восторге от сложившейся ситуации. Мой муж был сложным человеком, но уж точно не заслуживал таких слов. Всё-таки ко мне он всегда относился с уважением, а я на эмоциях умудрилась задеть его за живое. — Прости. Я… я погорячилась. Алфи долго молча гипнотизировал меня взглядом, словно пытался усмирить свои эмоции, чтобы не отвечать мне в том же ключе. Он прекрасно умел себя контролировать, когда это было нужно, но похоже, что и для моего мужа сегодняшний день стал последней каплей. Я видела, что он вцепился в свою трость так сильно, что побелели костяшки пальцев. А в глазах его шла невидимая война рассудительности и импульсивности, тех самых противоречивых эмоций, которые были присущи моему мужу. — Похоже, нам нужно поговорить, — я наконец не выдержала и первая прервала молчание. — Однозначно. Я вымученно вздохнула и сдалась на милость судьбы. Мой муж предпочёл не выяснять отношения на глазах у своих родственников. Тем более, что стоило мне сказать последнее слово, как Мика тотчас появился в коридоре. Алфи лишь заверил его, что мы с радостью останемся здесь ещё на ночь, а затем настойчиво предложил мне прогуляться до небольшого озера, которое находилось в пяти минутах ходьбы от дома. И шла я туда как на эшафот, ведь ещё ни один серьезный разговор на моём опыте не заканчивался одинаково хорошо для обоих его участников. Тем не менее пути назад уже не было, оставалось только гордо смотреть вперёд. А ещё надеяться, что Алфи сменит гнев на милость. Пока мы шли к озеру, начал дуть холодный ветер, свидетельствующий о надвигающемся дожде. И я раздраженно вздохнула, сетуя, что не оделась потеплее. Язык мой — враг мой. Мои слова задели Алфи намного сильнее, чем я предполагала. Он просто не хотел, чтобы Мария и Мика стали свидетелями его гнева. Таков уж был мой муж. Вопросы личного характера он предпочитал решать за закрытыми дверьми. Когда мы всё-таки добрались до озера, он наконец посмотрел в мою сторону, и теперь в его взгляде читался обжигающий лёд. — Долго будут продолжаться эти игры, а? — Алфи говорил спокойно и отрешенно, голос он на меня никогда не повышал. — Помнится, мы таки договорились обсуждать проблемы, так? А? Так какого же чёрта уже второй день… да? Второй, мать его, день мне приходится выслушивать упрёки? Объясни мне, милая, будь добра! Но прежде чем я успела вымолвить хоть слово, он внёс краткую ремарку: — И если скажешь, что всё это оттого, что я не посвятил тебя в тайну своей родословной до десятого колена… Не поверю. — Алфи, дело не в том, что ты мне чего-то не рассказал. А в том, что ты правда не счёл это важным, — сейчас я не упрекала его, а наоборот — говорила от чистого сердца в надежде как можно лучше донести свои собственные переживания. — Ты правда не понимаешь? Ты знаешь обо мне всё! Буквально всё. А я о тебе ничего не знаю… Ты не впускаешь меня в свою жизнь, Алфи. Вот что важно. — Если бы ты подумала и поняла, насколько глубоко я уже пустил тебя в свою жизнь, то перестала бы ломать комедию. — Нет. Если мы спим в одной постели, то это ещё не значит, что ты впустил меня в свою жизнь, — я раздраженно отмахнулась от пары редких капель дождя. — Так ты этого хочешь, да? Залезть поглубже в мою грязную душонку? Только вот я помню, что два года назад ты готова была нюхать кокаин, чтобы только выносить моё присутствие. Запрещённый приём. Я дернулась как от пощечины. Даже на секунду показалось, что щека и правила вспыхнула от боли. Но это было ложное чувство. Оказалось, что он саданул не по телу. Глубже — по сердцу. В глубине души я знала, что он так не считает. Если бы он так и не смог отпустить ту ситуацию, то мы бы вряд ли прожили вместе так долго. Но сам факт, что он решил использовать именно этот аргумент в нашем споре, напрочь выбил меня из колеи. — Спасибо, что в очередной раз напомнил о моём месте, — я изо всех сил старалась не выдать своих эмоций, но получалось это слабо. На последних словах голос всё-таки дрогнул. — Я-то думала, что мы стали семьей. Какой-то странной, но всё же семьей. Алфи никогда раньше не отказывался от своих слов, но сейчас выглядел на удивление потерянным. Он повернулся ко мне боком, как-то устало потёр глаза, а затем поправил съезжающую с головы шляпу, но так и не ответил. И, наверное, именно в этот момент я поняла что такое настоящее противоречия сердца и раздумала. Если первое кричало о том, что я должна подойти, обнять его и положить конец этому затянувшемуся фарсу, пока мы не наговорили друг другу бес знает чего. А вот разум и гордость не давали сделать и шагу. — Мы и правда семья, — он наконец произнёс после долгой паузы. — Нет. — Нет? — он нервно усмехнулся, удивленный моим ответом, который, казалось бы, должен был быть совсем другим. — Мы в тупике, Алфи, - озвучила скорее для себя, чем для него. Но всё-таки некоторые вещи случаются как нельзя кстати, вот и этот раз не стал исключением. Дождь, первые капли которого мы проигнорировали в пылу ссоры, уже набрал обороты и обрушился на нас ливнем. Уже через минуту моя одежда оказалась насквозь промокшей, а в туфлях мерзко хлюпала вода, стоило мне сделать хоть шаг. Алфи досталось чуть меньше, ведь извечным атрибутом его стиля была шляпа, которая не давала дождю замочить его лицо и волосы. И я засмеялась. Так по-детски и весело, словно этот дождь мог смыть все невзгоды. И плевать, что вода была на удивление холодной для этой поры. Даже природа подала нам знак, что в этом разговоре не будет победителей. Одни лишь проигравшие, каждый из которых прикрывается своей правдой. Но может этот разговор хотя бы стал шагом в нужном направлении? Алфи аккуратно взял меня за руку и сказал: — Пойдём в дом, да? Обсудим всё утром. И на это я лишь кивнула, стараясь побороть навалившийся приступ смеха. Когда мы уже вернулись в комнату, с моей одежды всё также струилась ледяная вода. И некогда сдержанное платье сейчас плотно прилегало к телу, выставляя все достоинства и недостатки фигуры. Благо, что было уже позднее время, и по дороге к дому нам никого не повстречалось. Я сбросила с ног промокшие до дыр туфли, которые теперь смело можно было считать испорченными. — Поможешь с платьем? — я обратилась к мужу, поворачиваясь к нему спиной. Алфи подошёл сзади и парочкой ловких движений справился с пуговицами. Неясно что именно двигало мной в тот момент, ведь наша комната находилась всего в паре метров от спальни Марии, но мне вдруг до отчаяния захотелось спровоцировать мужа на близость. Я нарочито медленно сбросила с плеч бретели платья, и мокрая ткань бесшумно упала к ногам. Теперь на мне было лишь нижнее белье, которое тоже не осталось сухим от дождя. Возможно, за годы нашего брака Алфи удалось скрыть от меня многое, но я уж точно знала, что именно могло пробудить в нём желание. Он не был любителем в впопыхах срывать с меня одежду, Алфи вообще не любил торопиться в таких вещах. Он смаковал моменты близости как настоящий эстет. И этап раздевания был той самой прелюдией, которая не могла оставить его равнодушным. Поэтому бельё тоже полетело на пол, оставляя меня в чрезвычайно уязвимом, но таком пьянящем положении. Я слышала его тяжелое дыхание за спиной, но не смела обернуться. А будто прикованная к месту, стояла в немом молчании, пока капли воды стекали с локонов волос и бежали по спине, холодя кожу. На смену им пришли теплые прикосновения пальцев. Неторопливые. Словно изучающие. И при этом такие знакомые и возбуждающие, что колени подкашивались. Обернувшись к мужу, я наткнулась на его вожделеющий взгляд, прикованный к моему телу. И сил медлить уже не осталось. Я с жадностью впилась в губы Алфи, руками пробираясь в его волосы. Я целовала его лицо, кусала губы, прижимаясь всё ближе и ближе, как-будто физически не могла иначе. В один момент от чувства холода не осталось и следа, его сменил обжигающий жар, охвативший всё тело до кончиков пальцев. Руки не слушались, когда я дрожащими пальцами пыталась расстегнуть пуговицы его рубашки, так что Алфи просто не выдержал и стянул её через голову. И преград между нами уже не оставалось, только тело к телу, губы к губам, а ещё животная страсть. Такая, какой раньше мне не доводилось испытывать. Но эта спонтанность обескураживала и дарила чувство восторга, которое туманило взор. — Бестия, — Алфи прошептал, прежде чем прикусить мочку уха. Я почти что замурчала от удовольствия и в тон ему шепнула, мимолётом кивнув на кровать: — Там тесновато будет. И стоило мне только произнести эти слова, как Алфи подхватил меня за ягодицы, прижимая спиной к стене так, что ногами мне пришлось крепко обхватить его за талию, чтобы не упасть. Вот тогда-то время словно перестало существовать. И это удовольствие, раскатывающееся по телу от каждого его движения, вторило раскатам грома за окном. Я цеплялась за его сильные плечи, стараясь в них найти точку опоры, чтобы сдержать громкий стон. Но это было за гранью моих возможностей, и горловой рык всё-таки сорвался с губ. Сорвался и тут же утонул на губах моего мужа, у которого тоже еле хватало самообладания держать себя под контролем. Это не был обычный секс. В этот раз он был каким-то отчаянным и безрассудным. Мы как двое людей, которые только что ранили друг друга своей гордостью и упрямством, пытались залечить нанесённые раны. Раньше я не испытывала подобного, но адреналин накатывал с бешеной силой стоило мне на миг вспомнить, что мы не одни в доме. От этого было еще слаще и волнительнее. Я отдавалась без остатка, покорившись страсти. Но разве бывает одновременно так нежно и так до безумия вожделенно? Оказалось, что возможно. Я наконец освободилась от терзающих душу переживаний. И просто покорилась стихии. Не зря пошёл дождь. Он всё смыл. И следа на сердце не осталось. В какой-то момент я поймала взгляд Алфи, и уже не смогла разорвать зрительного контакта. Мне казалось, что я утопаю в глубине его глаз. Тех самых, в отражении которых сейчас могла увидеть своё собственное лицо. Когда всё было кончено, меня одолела такая палитра чувств и эмоций, какую можно сравнить со сходом снежной лавиной. А уж покоряться стихии сегодня мне было не в первой. Повинуясь секундному порыву, я взяла в ладони лицо Алфи, всё также продолжая вглядываться в его глаза. Кусала губы до боли, пока стук сердца гулким эхом отдавал в ушах. Я чувствовала, что должна была что-то сказать. Хотела что-то сказать. Но не могла облачить чувства в слова, потому что сама не понимала своих эмоций. Алфи терпеливо ждал, пока я произнесу хоть что-нибудь. Но слова застывали на полуоткрытых губах, пока я продолжала большими пальцами гладить его бороду и скулы. В какой-то момент Алфи перестал быть мне просто мужем, которого я не выбирала. Он стал чем-то большим. Наш брак стал чем-то большим. Иначе как объяснить, почему я чувствовала будто физическую необходимость быть рядом с ним? Ведь казалось, разожми Алфи руки и сделай шаг назад, я бы упала и уже не смогла подняться. В суматохе дней, убиваясь в муках собственной рефлексии, я упустила такой важный момент. Упустила и поняла это только сейчас, когда после безумного секса мой муж продолжал прижимать меня к стене, подпирая моё тело собственным. Нет, Мария была неправа. Это я нуждалась в нём намного больше, чем он во мне. Спорить с этим не имело смысла. Просто я впервые за несколько лет отбросила всякую логику, перестала рационализировать. Просто… Просто позволила сердцу говорить за себя. Я наконец-то нашла в себе силы и сказала первое, что пришло на ум: — Тебе не тяжело? Я ожидала, что он отшутится или съязвит, как он делал обычно. Но этого не случилось. Нет. Выражение его лица вдруг стало каким-то серьезным. И лишь еле заметная улыбка, застывшая на уголках губ, пронизывала своей теплотой. — Своя ноша не тянет. — Тогда может ты отнесёшь меня на кровать? — я бросила на него смущенный взгляд из-под ресниц. У озера я сказала ему, что мы в тупике. Но это была не правда. На самом-то деле мы стояли лицом к друг другу на шатком мосту. Только вот я шла навстречу, а он продолжал стоять на месте, время от времени делая то шаг вперёд, то шаг назад. И вот я добралась до середины, а он так и остался на другом берегу. Мне было невдомёк, что я смогу влюбиться в мужа. Причём так отчаянно. И хотя эта ночь смогла открыть мне глаза на собственные чувства, это породило лишь больше вопросов. Но на этот раз это были вопросы к себе. И отвечать на них мне совершенно не хотелось. Особенно сегодня. Ведь в книжках любовь преподносилась как сила. А для меня отчего-то стала слабостью. Недаром в нашем мире влюбиться равно покориться. И, наверное, именно последнего я боялась больше всего. Однако в эту ночь кровать уже не казалась такой тесной и неудобной. _________ * Галаха́ — традиционное иудейское право, совокупность законов и установлений иудаизма, регламентирующих религиозную, семейную и общественную жизнь верующих евреев. Традиционно еврейство передаётся по материнской линии, т.е. В случае смешанных браков евреем признаётся лишь тот ребёнок, чья мать была еврейкой. Это в большей мере свойственно для ортодоксальных евреев, за пределами Израиля, как правило, в силу слияния с другими культурами смешанные браки не были большой редкостью, поэтому это правило не получило сильного распространения.