Моё забвение

— Какого… чёрта? — Юнги в этот момент не понял ровным счётом ничего: все мысли, что хаотично заполняли его мозг, не давая нормально соображать, внезапно скрутились в один тугой узел, собирающийся просто на просто разнести его черепную коробку. Он не дёргался, не вырывался, он просто сидел, как вкопанный, пока пара мужских рук прижимала к себе его талию, а дыхание тепло грело затылок. Самое страшное, что всё это не казалось ему чужеродным или противным — скорее обыденным, и то, по чему он успел… соскучиться? Они ведь не так давно были достаточно близки с Хосоком: они вместе ночевали и спали в обнимку, позволяя друг другу не свернуться от холода, но Мин воспринимал это как приятный дружеский жест, довольно-таки присущий блондину с учётом его характера. Может, он и сейчас пытался его согреть, помочь или утешить, но что за?.. Ему ведь не послышалось, правда? Юнги совершенно точно не был маразматиком и не был глух на одно ухо: ещё не в том возрасте. Может, Хосок просто пошутил? Почему он назвал его милым? А что, если… — Прости, — прошептал Чон, пока по щеке стекала первая солёная слеза, уже так яростно её обжигающая и не дающая сказать ни слова больше. Ему было не о чем говорить, правда, он понял, что Юнги щас выкинет его с качели и они больше никогда не увидятся. Мало ему нужно было для счастья: просто видеть какие-то сны, ложиться спать каждую ночь и оказываться там, где ему комфортно; видеть на несколько минут какого-то парня, который ворвался в его мирок и сделался одним из главных героев сновидений. Верно, сейчас он получил слишком много: он позволил себе лишнего, видя этого человека вживую и доставляя ему целую кучу хлопот. Если эта ночь полностью отберёт у него Юнги, он поймёт, потому что именно он забрал у него эти самые ночи, стараясь вонзить в них немного солнечного света, которого больше не осталось: он был высушен им и сгорел дотла прямо в эту секунду. Его близкие не раз пытались доказать парню, что никто ни в чём не виноват: Давон старалась убедить его в том, что он не зря обучает Мина гитаре, Юнги же поддерживал его касательно семейного положения и не давал дойти до ручки. Но заслужил ли Хосок всё это? Он принимал поддержку, но был вне себя от горя, когда осознавал, что рано или поздно ему нужно будет во всём признаться, а признание есть полное дно, в которое ему предстояло погрузиться. Юнги, наверное, был зол, как собака и ладно бы, он просто позволил ему уйти и дать всё позабыть, оставляя хоть немного спокойствия, но парень, видимо, хотел отрубить ему руку, ведь так яростно её расцепил от второй и начал рассматривать на фонарном свету. — Я не понимаю, — убедился Юнги, что озарение вновь отказывается к нему приходить и давать хоть какой-либо ответ. — Ты… — Не говори ничего, пожалуйста, можешь меня ненавидеть, но не называй пидором или ещё чем похуже… Я просто не буду к тебе лезть, никогда, поверь. — У Хосока сдавило глотку, ему так хотелось убежать и разрыдаться, как маленькому ребёнку, лишь бы его никто не видел и не пристыдил за это. То, что он испытывал сейчас, и так было самым пакостным чувством на Земле. — Ты когда-нибудь красил ногти? — Юнги проигнорировал предложение Хосока, собираясь продолжить своё. Ему нужен был ответ, и только после — разборки и выяснения обстоятельств: ещё в прошлый раз хватило подобной эмоциональной встряски с Пак Чимином. — Что? — Хосок поднял затёкшую голову, не понимая, к чему Мин это сказал: совершенно не то он ожидал сейчас услышать. Неужели Юнги не понял? — Ты вопрос мой не услышал? — Цокнул Мин, все ещё рассматривая руку. — Ты увлекаешься маникюром или что-то вроде того?.. Ответь: да или нет? Чона перекосило, он наконец-то понял, к чему был задан этот вопрос и также, что на него можно было ответить отрицательно. Он мог все ещё спасти их отношения: не дать Юнги узнать о том, кто ему снится, сослать всё на то, что Хосоку Юнги понравился при знакомстве вживую. В таком случае всё будет не так прискорбно: Мин, конечно, будет злиться на товарища, но есть малая вероятность, что спустя время он его простит и оставит минимальное общение, позволяя им спокойно продолжить подготовку к конкурсу и не разрушить всё до победного. Но, к сожалению, Хосок считал, что будет последней тварью, если так сделает: парень достоин знать правду, пока не стало слишком поздно: Юнги достаточно много для него сделал и не заслуживает всего этого. — Увлекался раньше: моя мать против этого, а ты уже знаешь, что мы сейчас в напряжённых отношениях, чтобы я как-либо ей перечил, — мрачно выдал Чон. Сомнений не оставалось. Юнги всё понял, а если не понял, то уже хорошо догадывался: Хосок, предположительно, тот человек, который ему снился, но в парочке вещей ему нужно было убедиться наверняка. Стало понятно, почему у Наён не было маникюра — она просто-напросто не делала, а у Образа его не было в последних снах, потому что ему это было недозволенно. Пазл потихоньку начал складываться, и Юнги очень захотелось засмеяться, засмеяться из-за его тугодумности в очевидных вещах. Хосок был вторым членом музыкального конкурса, музыкантом, который не приходил первое время из-за переезда и намекал Мину о сложном положении во снах. Это не всегда были слова или действия — это было уходящее солнце, которое символизировало погружение парня в темноту, являясь для него сгустком противной тины, не дающей выбраться. Значило ли это, что та самая темнота была для Юнги спасением? Ведь утопая в ночи, он всегда видел свет, а Хосок видел тьму и пропитался ею же. Была ли в этом его вина? Виноват ли был сам Чон? Так много вопросов, на которые хотелось бы получить хоть малейшее разъяснение, и он мог, он бы сделал это прямо сейчас, но как говорилось, ему нужно было убедиться в том, что его суждения верны, а разум чист, поэтому он переплёл их пальцы, вызывая этим действием недоумение на лице блондина и бурление крови в венах, которая горячо пульсировала в сердце и висках. — И в правду ювелирная, — убедился Мин, не расцепляя пальцы и поворачивая голову влево, чтобы посмотреть на Чона, но только уткнулся тем самым щекой ему в нос, отчего второго парализовало. Юнги тут же одёрнул голову обратно и решил, что это была плохая затея: не сплетать пальцы, а в принципе, идти во двор, писать Хосоку, ходить с Наён на свидание — всё это привело в такую задницу, которую он и представить себе не мог. Он даже не мог понять, что чувствует в этот момент: картина наконец-то дописана, замок открыт, игра дошла до победного финала, а дальше что? Что ему нужно было делать с полученной информацией, к которой он вечность думал, что готов, но на деле совершенно не к тому, к чему нужно? Как ему смириться с той мыслью, что это был… он? Конечно, Юнги не собирался отдать Хосока на корм собакам, просто всё это было до беспредела странно и непривычно, и его чёртова рука, конечно, идеально впечаталась в его, но то, что она была мужской, и, самое главное, уже знакомой, било куда-то под дых. Как они теперь будут смотреть друг другу в глаза? Как Юнги посмотрит в глаза своим предкам в дальнейшем? Сначала ему просто нравился хренов сон, в котором он видел буквально «ничего», а теперь, оказывается, этим «ничего» являлся его друг и, по совместительству, репетитор. Ему хотелось залезть на луну и остаться там навеки, но, к сожалению, Хосок под ним никуда не испарился и у него тоже, наверное, голова была готова взорваться от произошедшего. Зачем… Зачем он ему приснился? — Ты злишься на меня? — осмелился задать вопрос Чон. — Давай прогуляемся. — Парень расцепил руки и встал, отряхивая с себя невидимую пыль и поправляя одежду. Хосок послушался и тоже поднялся следом, шумно выдыхая и разминая затёкшие ноги. Парни шли по какому-то переулку с устрашающими зданиями: Юнги был не из пугливых, но картина, что предстала перед ними, заставляла холодным потом пройтись вдоль позвоночника. Новый район, по которому они гуляли до этого, сильно контрастировал с тем, что они увидели: вместо нормальных навесов у подъездов на соплях держались обуглившиеся балки, которые, как показалось Мину, скрипели на ветру и были готовы вот-вот обрушиться на их головы; окна где-то были выбиты, либо попросту отсутствовали: темень изнутри шептала о том, что этот дом действительно покинут людьми уже десяток лет и реконструировать здание никто не собирался ещё примерно столько же. На стенах были отрисованы граффити с далеко нелестными высказываниями, и Юнги поморщился, увидев последнее: «Пидоры должны сгореть в аду». Вот ведь потеха для подростков: разрисовывать никому ненужные стены всякими обзывательствами и искусным бредом, только Мин этот самый «бред» сейчас воспринял близко к сердцу — не то он хотел увидеть и совсем не то почувствовать. Атмосфера и так была достаточно напряжённой и нисколько не романтичной, как бы ему мечталось ранее, увидев он Образ в жизни, когда думал на другого человека. Мин совсем посинел, когда перед глазами что-то чёрное шустро пробежало, оставляя за собой небольшое облако пыли. Хосок остановился, вставая перед Юнги и хватая того за плечи: — Ты боишься? — Чон испуганно смотрел на своего товарища и трясся не меньше, но всё же ему было намного боязнее с вида Юнги, которого мутило от произошедшего и который был готов выблевать всю пустоту и нервозность, скопившуюся в его животе. — Мне плохо, — проморгался парень, чувствуя, как перед глазами понемногу начинает мутнеть, а ноги от слабости перестают чувствовать землю. — Твою мать, — Хосок растерялся: ему не хватало ещё, чтобы Юнги грохнулся в обморок прямо перед ним — он тогда точно себя возненавидит и, вероятнее всего, скроется из города раз и навсегда, чтоб его там в лицо никто не знал и не узнал больше никогда. Долго думать не пришлось: блондин встал сбоку и начал поднимать Мина на руки, собираясь поскорее утащить его из этого кошмара, который навалил им до кучи в и без того непростой день. — Что ты делаешь? — Юнги спросил это с полным обессилеем, стараясь не отключиться и смотреть на Чона снизу вверх. — Пытаюсь унести тебя отсюда, — ответил парень. — Почему тебе плохо? Боишься темноты? — Я ничего не ел сегодня, — вспомнил юноша, осознавая, что даже кофе не удосужился выпить до конца, в дальнейшем пребывая только с сигаретами и прохладным воздухом, который, к сожалению, вовсе не был съедобным. — А ты?.. — Что я? — не понял Хосок. — Ты боишься темноты? — Хрипло задал Мин. — С тобой и темнота кажется вовсе безобидной, — постарался улыбнуться Хосок, но вышло достаточно обречённо. — Я — безобидный? — перенаправил Юнги. — Почти, — усмехнулся Хосок, когда почувствовал едва ощутимый удар в плечо. Товарищи наконец-то выбрались из «переулка смерти» и двигались по оживлённой улице, к которой примыкала проезжая часть и несколько ларьков, гласившее о том, что откроются только к утру. Чон всеми силами старался разглядеть хоть один, на котором была бы вывеска «круглосуточно», но все попытки были тщетны, и это выбивало его из колеи: он, по правде говоря, уже устал держать Юнги, но не позволял себе его отпускать — тот был хоть и в сознании, но всё ещё слишком слабым для ходьбы — ему срочно нужно было что-то поесть. — У меня есть вода в шоппере, — вспомнил Хосок, ища глазами какую-либо скамейку, чтобы уместиться туда и взять небольшую передышку. Он нашёл одну железную на остановке и тут же пошёл в её сторону, следом плюхаясь туда с Мином на руках. Он слегка отодвинул его голову так, чтобы та оказалась у него на коленях и щёлкнул у того перед закрытыми глазами, боясь, что тот уже полностью без сознания. — Господи, за что… — Не молись, я ещё не умер, — улыбнулся Юнги, медленно открывая глаза. — Не пугай меня так больше, — Хосок злобно схватился за шоппер, ища среди прочего ненужного хлама воду, которую всегда брал с собой по привычке. Он достал пластиковую бутылку и тут же принялся откручивать крышку, чтобы дать другу попить. — В лялю будем играть? — Даже в таком состоянии Юнги поражал Хосока умением отвешивать всякие колкости, которые были вовсе не к месту. Чон ведь и так был весь на иголках и старался изо всех сил. Он никак не отреагировал на шутку юноши, поднося бутылку к его высушенным белым губам, слегка подливая воду и веля, чтобы тот пил, да побольше, чтоб продолжить поиски продуктового. Юнги задел нижней губой палец Хосока, что аккуратно придерживал горлышко, и чуть не поперхнулся. Хосок измученно смотрел на того, жуя щёки изнутри и моля о том, чтобы уже выкинуть к чертям собачьим эту бутылку. Мин же, как пиявка, присосался к сосуду и с каждым глотком давал стаю мурашек пройтись, казалось даже, по самим фалангам, щекотя палец своей колючей ободранной с губ кожей. — Всё? — Спросил Хосок, видя, что Юнги не собирается допивать то, что осталось совсем на дне: остатки адекватности Чона, по всей видимости. — Да, — парень трясущейся ладонью вытер рот от оставшейся влаги. — Куда теперь? — Будем искать круглосутку дальше, — Хосок выкинул бутылку в рядом стоящее мусорное ведро и размял руки, собираясь снова поднять Юнги. — Я могу сам пойти, — Мин начал приподнимать голову, но Хосок моментально схватил его под колени и встал, не давая младшему больше рыпнуться. — Ты можешь немного помолчать? — Выдохнул Хосок, произнося это больше с просьбой, чем с наездом. — Прости, я просто стараюсь разрядить обстановку, — Юнги вновь прикрыл глаза и уткнулся в грудную клетку товарища, слыша уже размеренное биение сердца. Было видно, что парень сам устал от этой волокиты и тоже был одной ногой к отключке. — Это я должен извиняться, что нихера не могу сделать, — оскалился Чон. — Просто потерпи, я не хочу, чтобы тебе стало хуже. — Хорошо, я постараюсь, — едва слышно ответил Мин, немного расслабляясь и чувствуя себя лучше после выпитого. — Ты не виноват. — Молчок, — напомнил Хосок. — Понял, — признал поражение Юнги. *** Спустя пару магазинов для дачников и прикрытых палаток с овощами и фруктами, они добрались до заправки, которая, понятное дело, работала, но ни одной машины рядом припарковано не было. Рассвет потихоньку начал пускать свои корни и уже всё смотрелось не так пугающе, как было до этого: даже продавец, который сидел за стеклом у кассы, не выглядел при таком свете как приспешник дьявола, хотя волосы у него были чернющие и лохматые, а мешки под глазами — ультрамариновыми. Хосок попросил у него пару протеиновых батончиков и два стакана кофе. Он также спросил, можно ли им посидеть где-нибудь неподалёку и имеется ли у них туалет — кассир устало показал направо и Хосок тут же кивнул, говоря о том, что сию секундно расплатится, как будут освобождены руки. Удивительно, что продавец изначально никак не отреагировал на «груз» и отправился выполнять свою работу к кофейному автомату. Юноша аккуратно спустил сопящего Юнги на скамейку и одной рукой продолжал удерживать его голову, чтобы свободной смахнуть с себя куртку и соорудить для лежащего хоть какую-то подушку. На нём было светлое худи со средней «прослойкой», да и солнце уже начинало подогревать плечи, поэтому сильно холодно ему не было — да и не важно, даже если б на улице было минус тридцать, здоровье Юнги всё равно бы стояло в приоритете. Он отчалил к кассе, чтобы расплатиться и забрать купленный для обоих перекус; продавец обозначил цену и у Хосока чуть ли с губ не сорвался возмущённый вопрос: «Сколько?!», прекрасно на деле понимая, что на заправках всегда завышенные цены, а других вариантов у них на данный момент не было. Медленно неся к скамье горячие напитки, парень умилился спящему Юнги и даже как-то побоялся будить, но, к превеликому сожалению, это нужно было сделать по той причине, чтобы парню вновь не поплохело, так как просто выпитая вода не могла спасти всю ситуацию. Поставив стаканы на стойку с какими-то буклетами, Чон присел рядом с Мином на самый край, ожидая, пока кофе немного подостынет. Он откинулся на спинку, обнимая себя руками и сильно зажимая и разжимая глаза, стараясь не отрубиться — вычитал такой метод в интернете. Его голова не фурычила: все недавно поднятые темы остались в ночи, а вместе с ночью ушло и желание как-либо их разгребать, по крайней мере, сейчас. Жизнь ребят была и без того непростой и в вечных несостыковках с их желаниями, но стресс, что они пережили сегодня на пару, и подавно не сравнится ни с одной из них. Возможно, это их в какой-то мере объединит, но Хосок не знал наверняка. Быть может, как Юнги станет лучше, он пошлёт его на три весёлых ловить попутку, чтоб глаза не видели, а может хотя бы отблагодарит за содеянное. Чон был бы доволен услышать простое «спасибо», ведь это было лучшим, на что он мог надеяться. Он аккуратно провёл Мину по волосам, стараясь разбудить его максимально бережно, но тот только носом повёл и глаза распахивать отказался. Похоже, что ему что-то снилось: брови были нахмуренными, а тело казалось напряжённым. Чон не хотел, чтобы Юнги мучали кошмары: появление в его жизни Хосока уже являлось своеобразным непрерывным кошмаром. Блондин разглядывал бледное лицо, которое по тону не отличалось от его платиновых волос, и ужаснулся тому, как они вдовём вообще могли ввязаться в такое несуразное происшествие. Он даже не думал о том, куда и каким образом им возвращаться: он не планировал оставаться на столько времени на улице ночью, а его мать — тем более. Она, наверное, взбесится настолько, что помимо отца вместе с багажом выкинет из нового дома Хосока — и тогда ему точно будет некуда податься. Собственно, идей, как спасаться, не было, но и вариантов других не оставалось, как разбудить младшего и получить подзатыльник за почти остывший кофе, про который Чон уже забыл, пытаясь прийти в себя. — Эй, — Хосок слегка потрепал плечо товарища, чтобы тот наконец-таки очухался. Юнги чуть дёрнулся и рвано задышал по пробуждении: выраженные остатки беспокойного сна давали о себе знать. Он запрокинул голову, чтобы разглядеть, кто его потревожил, и увидел обеспокоенное лицо Чона, который мертвой хваткой держался за кусок оливковой ткани в зоне его шеи. — Где мы? — Хрипло и скрипуче, как старый, пожёванный собаками диван, произнёс Юнги. Горло пересохло, а в веки будто засыпали песок, отчего глаза непроизвольно зажмуривались каждую секунду и не давали чётко разглядеть их местоположение. — На заправке, поднимайся, я купил нам поесть, — Чон напоследок взъерошил юноше волосы и поднялся за напитками, чтобы наконец-то влить в себя хоть немного энергии на дальнейшую жизнедеятельность. Мин на руках поднялся и почувствовал боль в спине от железяки, на которой он провёл Бог знает сколько времени. Парень признал, что на руках Хосока всё же было гораздо удобнее, хотя тот наверняка сам изнывал от того, что до сюда нёс такую тяжеленную тушу, и позвоночник у него, кажется, отказывал ничуть не меньше. Блондин передал проснувшемуся пластиковый стаканчик с обвёрнутым крафтовым ободком — чтоб не обжечься, но кофе был уже достаточно остывший для подобного агрегата, поэтому Юнги жадно сделал пару глотков и сморщился от приторности. — Там что, сахар? — Мин убито посмотрел на Чона, что тоже пил идентичный напиток, но совершенно с нейтральной физиономией. — Нет, соль, — улыбнулся Хосок. Он, конечно, мог получить от Юнги за такие «словечки», но ему захотелось как раз-таки вернуть юношу в прежнее состояние поскорее, поэтому данный метод отлично подходил. — Ты не пьёшь с сахаром? — Нет. Это вопрос дня что ли? — Фыркнув, парень отвернул взгляд в сторону, глядя на взошедшее солнце. — Забей, сколько мы уже тут торчим? — Не более часа, кстати, лови перекус ещё, — Хосок кинул в колени Юнги протеиновый батончик со вкусом малины. Глоток кофе, что он только что сделал, фонтаном полетел на бежевые кроссовки собеседника: ебучее малиновое дежавю его преследовало ежесекундно, правда, в этот раз он ощутил его ещё более отчетливо. — Что ты ещё и малину не перевариваешь? — Хосок запрокинул голову, осознавая, что это было плохой идеей — брать что-то поесть без учёта мнения Юнги. — Я… Л-люблю малину, с-спасибо, — Мин отставил стакан с «нектаром» в сторону, начиная нервно распаковывать ядерную обёртку с надписью: «Зарядись протеином!» Вот уж точно: нехило только что его зарядило. — Я бы купил чего повкуснее, но ты спал, а нормальные магазины всё ещё закрыты, — присел рядом Чон, сложив нога на ногу и намереваясь сделать первый укус. — Ничего, спасибо за это, правда, — Юнги действительно был благодарен, только, правда, жевал с силой новорождённого котёнка, до сих пор пытаясь прийти в себя. — Что тебе снилось? — Хосок ликовал от услышанного, но состояние товарища всё ещё заставляло чувствовать напряженность, поэтому нужно было поскорее что-то предпринять. — Мне снилось, что я остался в том тёмном переулке один, пытался кричать и позвать на помощь, но пустота эхом отбивалась от стен и не давала ничего сделать, — Мин снова дёрнулся. — Что это было? — В плане? — Хосоку очень хотелось ответить, что Юнги не один, что всё в порядке, он всегда был и будет с ним рядом, но, к сожалению, это всё — сущая выдумка и неправда. Он чувствовал всю тяжесть вины на себе, начиная с их знакомства и заканчивая этой ситуацией, в которой парень оказался из-за него: не нужно было ему приезжать и заставлять дальше Мина разгуливать. Всего этого могло бы не произойти, если бы Чон никогда не узнал Юнги. Не узнал бы, что он тоже на самом деле боится темноты. — Там что-то пробежало, помнишь? — Мин повернулся и испуганно посмотрел Хосоку в глаза, сжимая в кулаке пустой фантик от батончика. — Просто кошка, наверное, — безэмоционально предположил блондин, а у самого сердце сжималось от ошпаренного взгляда Юнги. — Не переживай, — добавил Чон. — Я должен отблагодарить тебя за помощь, — внезапно поднялся парень, хрустя сначала пальцами, затем шеей. — Можешь остаться сегодня у меня, не думаю, что твоя мать обрадуется внеплановому приходу. Более того, я загадил тебе кроссовки, мало ли что она подумает о том, где ты находился всё это время. — Ты серьёзно? — Не поверил своим ушам Хосок. — Абсолютно, — Юнги протянул руку товарищу, чтоб тот тоже поднялся со скамьи. — Только ты не расслабляйся: мы ещё не всё обговорили.