Моё забвение

После школы парни побрели к Чимину: арест наконец-таки был снят, а у Юнги вся родня находилась дома, поэтому раз в пятилетку он смог напроситься к другу. Из всей компании у Пака был самый огромный и навороченный дом: в нём была и дорогущая кофемашинка, и робот-пылесос, и даже умный холодильник! Мин несколько раз заходил к рыжему в гости и абсолютно в каждый не упускал возможность подколоть друга: не умнее ли холодильник его самого. Чимин в ответ всегда парировал, что техника придумала бы шутку гораздо лучше и смешнее. В этот раз Юнги было не до смеха: на серьёзном настрое он откинул рюкзак на диван в чиминовой комнате и глубоко вдохнул, не предвещая, с чего ему, собственно, начать. Да и, к тому же, он совершенно не догадывался, что у друга под сердцем тоже хранится сокровенная тайна, и с неё он поразится, наверняка, в разы больше.  Чимин покрутился вокруг длинного зеркала и вновь сделал отметку, что нужно покраситься сегодня: глядя на собственные волосы, хотелось, честно говоря, проблеваться. Пак был очень строг к себе, особенно, если дело касалось причёски.  — Покрасишь меня сегодня? — Чимин развернулся к другу, прикусив нижнюю губу. — Надоело обоссаным ходить уже.  — Опять? — захныкал Мин. — У меня в прошлый раз руки от краски неделю не отмывались — мать подумала, что у меня началась желтуха. — Да в смысле «опять»? — Потоптался на месте Пак. — Ты красил меня полтора месяца назад, если не больше! — Чимин плюхнулся к другу, зажимая в руках пряди и протягивая их к его лицу. — Видишь? Видишь? Это пиздец!  — Мне кажется, что мы поменялись ролями, — усмехнулся юноша.  — Давай тебе тоже попробуем, — захлопал ресницами Чимин. — Может, сработает теперь?  — Я твоей ядреной краской пользоваться не буду: она мне череп прожжёт, — захохотал Юнги.  — Ю, не будь таким бараном, — потянул за ухо друга Пак. — Я купил перчатки: твои руки останутся в сохранности!  — Ай, отвянь! — запищал Мин, пытаясь оттолкнуть рыжего. — Хорошо, твою мать, разводи это говно побыстрее…  Друзья перенаправились в ванную. Чимин притащил табуретку, переоделся в загвазданную предыдущими экспериментами футболку и начал выдавливать тюбик с краской. Мин нацепил на руки целлофановые перчатки и приготовился ждать, пока парень наконец усядется для того, чтобы приступить к процессу. Чимин передал Юнги тару с густой оранжевой массой и кисточку для окрашивания и кивнул головой, давая тем самым старт к действию.  — Знаешь, я порой удивляюсь… — задумался Юнги, прочёсывая прядь друга. — Как твоя мать разрешает тебе красить волосы? Она буквально работает директором.  — Да я как-то и не спрашивал разрешения, — смотрел в отражение Чимин, довольный тем, что ему всё же получилось уломать Юнги на покраску. — Только когда я первый раз покрасился, у неё был шок. Я вообще думал, что меня выкинут из дома, но со временем она стала к этому относиться более… лояльно? Наверное, где-то в глубине души мама понимает, что меня уже не исправить. А у тебя?  — Что? — не понял Юнги.  — Как твой отец отреагировал на волосы? Ты даже не рассказывал.  — А, да никак, — отмахнулся Мин. — Пошёл он в задницу, я уже не так остро реагирую на его попытки докопаться.  — Ого, — удивился Пак. — А что изменилось?  — Моё восприятие, — выдохнул Юнги. — Один человек помог мне в этом… Сильно помог, и я ему благодарен.  — Кто? — Резко развернулся рыжий, пока Юнги держал кисть впереди и чуть не мазюкнул другу по носу.  — Хосок, — отвёл взгляд Мин. — Это был Хосок.  — Подожди, когда вы с ним успели так сблизиться? — пытался воссоздать картинку в голове юноша.  — Наверное, — Мин прикусил губу, боясь озвучить то, что так долго вертелось на языке. — Во снах?..  — ЧЕГО? — взвизгнул Чимин. — Ты сейчас серьёзно? Это он? Это он сделал с твоей головой такое? «Да, это он», — мысленно утвердился юноша. Именно Хосок смог помочь принять ему себя, понять остальных и захотеть двигаться дальше. Он сделал гораздо больше, чем изменил его волосы: он перевернул его жизнь с ног на голову и дал вдохнуть кислорода в вакууме с углекислым газом; он показал Юнги истинное чувство свободы и гармонии со всем, что его окружает; он позволил ему открыть новые эмоции и новые лица; он тот самый, кто разглядел в нём больше, чем мальчишку, живущего в серых буднях; он первый, кто сказал о том, что жаждал его присутствия. И, чёрт возьми, он тот единственный, о ком Юнги думал настолько часто и бесперебойно, и тоже, тоже жаждал видеть и чувствовать его настолько, что хотелось кричать.  — Развернись, — приказал Мин, не озвучивая, конечно же, на друга свой мозговой штурм. — Сейчас краска засохнет.  — И ты не зол на него? — повиновался Пак, смотря в отражение на друга и чувствуя вновь холодную консистенцию на своих волосах и запах химии, полностью заполонивший ванную комнату.  — Мы поговорили, и… — улыбнулся Мин, вспоминая события минувшего дня и чувствуя вновь слегка пылающие щёки. — Нет, я больше не зол на него, всё хорошо.  — Стоп, а что касается Наён? — вспомнил Чимин, пребывая в полнейшем шоке. — Ты ходил с ней на свидание?  — Ага, — подтвердил Юнги. — И как прошло?  — Напряжённо, если честно, — задумался юноша. — Так странно вспоминать, что я долгое время думал на неё… Когда я начал говорить ей о снах, она вообще ничего не понимала. Мне кажется, теперь она думает, что я тронутый совсем.  — А разве не так? — Ухмыльнулся Чимин.  — Молчи!  Далее парни много смеялись и обсуждали всякую ерунду, немного отойдя от темы, пока Юнги продолжал докрашивать последние пряди друга. Перебираясь в комнату с накрашенной головой, Пак со стола взял в руки телефон, наблюдая там одно непрочитанное сообщение, но открывать мессенджер не стал: сейчас ему было не до переписок с кем-либо, да и наверняка уведомление было каким-то очередным спамом с подготовки к экзаменам. Пока краска впитывалась, парни решили перекусить и сделали себе пару сэндвичей из подручных материалов: еды дома не было, а если и была, то чем-то вроде рыбного супа, и вливать в себя такое «удовольствие» не хотелось ни тому, ни другому. Сидя за столом, взор Юнги направился прямиком к холодильнику, и Пак чуть снова не поперхнулся едой, улавливая то, за чем друг так пристально наблюдает. — Бля, если ты ещё что-то снова скажешь про…  — Такой же хочу: будет за меня домашку делать, — не сдержался Юнги. — А то дохуя он умный что-то. — Я тебя ненавижу, — Пак, улыбнувшись, кинул в друга вывалившимся из сэндвича салатом. Зелёный лист свалился второму на рукав водолазки.  — Я бы ответил тебе, — повёл бровями вверх Мин. — Но сегодня я добрый, а бутер на голодный желудок мне гораздо дороже, чем война его составляющим… — Ослабил хватку, я смотрю, — ухмыльнулся Чимин. — Это в честь чего? Влюбился что ли? — продолжил дразнить Пак, посмеиваясь. Юнги убрал с себя зелень, ничего не говоря в ответ, и опустил взгляд куда-то в сторону. Чимин перестал смеяться: кажется, он начал вспоминать тот самый диалог в автобусе. Парень моментально раскраснелся, давясь остатками еды, и следом поднялся со стула, стараясь откашляться. — Ох, чёрт… — Что с тобой? — подбежал к другу Юнги, намереваясь постукивать по позвоночнику — уж слишком часто с ним рядом начали давиться люди.  — Кажется, краска действительно ядрёная, — пытался отдышаться Чимин. — Побегу смывать, жди в комнате.  *** Пока Пак мыл голову, Юнги развалился на двуспальной кровати, свесив ноги к полу. У Чимина в комнате было достаточно уютно, но очень современно и недёшево: не мудрено, что родители сажали его на домашний арест. Юнги бы и сам не отказался провести несколько деньков в таких апартаментах: полезно для здоровья полежать на ортопедическом матрасе, так сказать. Возле двери стоял полустеклянный стол с новеньким макбуком, сбоку на нём были в аккуратном порядке выложены различные канцелярские принадлежности — всё на своих местах расфасовано в пластиковый органайзер. Юнги усмехнулся от того, насколько они с Чимином всё-таки разные: Пак был перфекционистом, с идеальной, не побоясь этого слова, полноценной семьёй — Мин уже давно перестал считать отца частью своей. У Чимина было всё, о чём только можно было мечтать: хороший дом, адекватные родители, отличные оценки и способности к любому делу: за что Пак не брался, у него всё получалось с небывалой лёгкостью. Юнги не мог этим отличиться, но, благодаря Хосоку, перестал утрировать события, касающейся его жизни: бестолку карать себя за то, что не всегда может поддаться скорым изменениям. Только вот Мин совсем не видел Чимина изнутри: он ведь далеко не был идеальным: он был живым, с кучей переживаний и неурядиц. У Пака, помимо противоположной от друга жизни, имелись и противоположные проблемы: ему сложно давались отношения с окружающими, он не понимал, как строить крепкую дружбу или встречаться с кем-то более месяца, не похерив всё с концами. Всё время Паку казалось, что он является виновником всех распадов, с которыми он сталкивался, и от этого юноша ещё больше погружался в себя. Чимин ненавидел себя за это, но и от людей отречься не мог. Сердцу не прикажешь: оно само льнёт к тем, кто тебе действительно нужен.  Юнги же никогда не являлся сторонником привязанности к людям: воспитание и различные обстоятельства, сопровождающие по жизни, сделали своё дело. Но, несмотря на всё, люди наоборот тянулись к нему, и это сбивало столку. Мин смог дать шанс обратной стороне себя, и это наконец привело к тому балансу, к которому он в подкорке и стремился — парень пытался стать лучшей версией себя. Но смог ли бы Пак также? Откроет ли когда-то он ту самую обратную сторону? Сторону, где он не будет себя винить или надумывать лишнего, наконец не будет ждать той самой оценки от зрителя, в которой он не нуждается?  Где-то на столе загорелся экран телефона — Юнги сначала носом не повёл в его сторону, но дотошная вибрация начала давить на мозги, поэтому парню пришлось подняться. Подойдя к рабочему месту, Мин взял в руки мобильник, собираясь принять вызов, и в удивлении покосился на номер, что был ему уже хорошо знаком: — Панк?  — Юнги? — Не меньше поразился Чонгук.  — Зачем ты… — Мин не успел договорить: в комнату влетел с уже высушенной головой Пак, моментально отобравший телефон и сбросивший вызов.  — Зачем ты принял?! — Разозлился Чимин, повысив на друга голос. Юнги недоумевающе захлопал глазами: ему, что, нельзя ответить на звонок?  — Чего вспылил? — Вернулся к кровати Юнги, присаживаясь. — Просто телефон без умолку вибрировал, а ты не мог ответить, вот я и взял трубу за тебя. — Если бы это были мошенники, ты бы ещё и код моей карты им озвучил? — увалился рядом Чимин, прикрывая глаза ладонями.  — Сомневаюсь, что Чонгук нелегалом работает, — усмехнулся шатен, опрокидывая голову на подушку. — Зачем он тебе звонил? — Без понятия, — отвернулся Пак. — А трубку почему не берёшь?  — Тоже, — выдохнул парень.  — У вас что-то произошло? — не понял Юнги.  — Я наговорил хуйни, — Чимин снова развернулся к другу и отвёл взгляд к телефону, что продолжил своё кочевание на столе.  — Когда успел? — нахмурился Мин.  — Когда на аресте был.  — В плане? — Юнги все ещё не мог состыковать: как Чимин и Чонгук, люди с двух разных полушариев, могли что-то не поделить? — Что случилось? — Ты точно хочешь знать? — Поджал губы Пак.  Телефон в руках рыжего вновь начал вибрировать, и он нервно сглотнул, собираясь сбросить вызов: он был не готов к разговору с Чонгуком. Мысли ещё не улеглись в кучу, разлетаясь в хаотичном порядке. Его сердце обливалось кровью, а глаза еле сдерживали холодные горькие слёзы, но ему правда было не до разговоров, хотя, с другой стороны, ему очень нужно было извиниться. По-настоящему извиниться перед Гуком: он не заслужил того, чтобы его называли сталкером, в чём-то обвиняли и, более того, пугали. Пак и сам себя боялся, честно говоря. Эти страхи — боязнь разрыва, боязнь того, что никто не сможет его принять, владели его разумом и съедали, как чёртовы стервятники. Пугали настолько, что Чимин хотел одновременно и огородиться от общества, но и в то же время окружить себя всеми, чтобы он точно не остался один. Но он не останется, потому что это глупый вымысел, фобия и мнимая паранойя. Никогда в жизни он не будет один, потому что, как бы он себя не угрызал, люди вокруг него нуждаются в нём, а он нуждается в принятии, и Гук прекрасно его понимает и, более того, принимает.  — Возьми трубку, — кивнул Мин в сторону телефона.  — Зачем? — Напрягся Чимин.  — Если наговорил хуйни, нужно это дело как-то исправить, — ткнул в плечо парень.  — Но что, если я не готов исправлять?  — Ты вечность можешь быть к чему-то не готов, а твоя жизнь идёт и не имеет понятия вечности, бро, — ухмыльнулся Юнги. — Ты Жак Фреско что ли? — усмехнулся Пак.  — Иди в зад, — развернулся Юнги. — Я к тому, что мы все совершаем ошибки, и это, наверное, нормально? Если бы мы не поговорили с тобой тогда, кто знает, чем бы всё обернулось.  Чимин умолк. Юнги сказал правду: если бы не тот разговор в доме у Гука, наверняка, они бы по сей день имели те зябкие отношения, что были раньше. Пак бы всё также пытался получить внимание от Юнги, не зная даже, что и творится у второго в голове, а Юнги, не излечив своих тараканов и не раскрывая душу в ответ, так бы никогда и не смог назвать Чимина своим настоящим другом. Чтобы понимать, что хранится под сердцем, нужно уметь разговаривать, доверять, открывать друг другу свои чувства и эмоции. Нужно не прятаться в тени, покрывая себя одеялом страха перед чем-то неизведанным. Пак попробует совершить попытку быть открытым к этому, он действительно постарается. Нужно только сделать первый шаг и он, пересилив себя, его только что сделал — парень нажал на кнопку принятия вызова.  — Ало? — С дрожащим голосом ответил Чимин. — Открой дверь, пожалуйста, я сейчас получу солнечный удар, — Гук говорил так, будто пробежал стометровку и никак не мог отдышаться.  — Какую ещё дверь? — Не понял Чимин. — Входную, котёнок, — усмехнулся Чонгук.  Пак тут же сбросил вызов, чувствуя, как сейчас сгорит от стыда. Во-первых: какого хрена? Во-вторых: что Чонгук забыл у его порога? Нет, нет, нет. Гук не должен был приходить. Он не должен был приходить сейчас! У него дома Юнги, и Пак сомневался, что друг обрадуется очередному визиту «полюбившегося» гостя, хотя гостями по сути чаще являлись они вдвоём. Чимин прикрыл рот ладонью, подскакивая с кровати и не соображая, что ему предпринимать.  — Ты чего как ужаленный? — Недоумевал Юнги. — Я думал, этот диалог будет чуть-чуть длиннее.  — Я сейчас чуть-чуть обоссусь по-моему, — метался со стороны в сторону Пак.  — Что он сказал? — Он у моего дома.  — Ну так, — вскочил также Мин. — Может ему нужно открыть дверь в таком случае? Не считаешь?  — Блять, — схватился за дверную ручку Чимин, боясь сделать лишнее телодвижение. Рука словно онемела, покрываясь холодным потом, совершенно не желая двигаться в нужном направлении.  — Чимин, — Юнги позади положил руку на плечо друга. — Я не знаю, что вы там с Панком не поделили: наверное, что-то серьёзное, раз ты так переживаешь. Но не волнуйся, окей? Всё что ни делается, то к лучшему. Если вы поговорите, будет легче, гораздо. Если вы помиритесь — хорошо, если он на тебя наорёт или снова заставит переживать, я ему зад надеру, понял?  — Боюсь, это я заставил его переживать, — выдохнул Чимин. — Значит, я надеру его тебе, если ты продолжишь стоять, как сраная статуя, — усмехнулся Юнги. — К чёрту, — Пак надавил на дверную ручку, выбегая наконец в коридор к входной двери.  Чонгук стоял у порога, сверля глазами потрёпанные кеды. Наверх была накинута сиреневая футболка-разлетайка с какими-то белыми надписями; пот капельками висел на кончиках волос, оттого некоторые пряди прилипали к такому же влажному и сверкающему от солнца лбу. Погода сегодня была максимально солнечная и, приоткрывая дверь, Чимин носом втянул тёплый шлейф весеннего воздуха и нотки одеколона, стоящего парня напротив. Ещё лаванда — от Гука всегда пахло лавандой, он словно был таким же пестрящим цветком, цветущим от приятных согревающих лучей. Руки Чонгука были повязаны сзади, взгляда он не поднимал — переваливался на носках со стороны в сторону. Пак открыл дверь полностью, заставляя Чона обратить на себя внимание. Он и обратил: глаза засияли, а улыбка вытянулась во весь рот, демонстрируя ослепляющие белоснежные зубы. «Драгоценный», — подумал Чимин, оглядывая парня напротив.  Пак замялся в проходе, боясь подступать ближе. Шатен казался ненастоящим: он выглядел, как сладкий сон, в котором Чимин очутился — сон, в котором нет тревоги, нет ссор и нет слабости, есть только два человека, любящие и дополняющие друг друга. Он только всё же переступил через себя, решился посмотреть прямо в глаза, не увиливая. Чонгук ведь правда не исчезнет? Он правда не возненавидит его сейчас?  — Привет? — выдавил из себя рыжий, мешкаясь. Чонгук ничего не ответил: он льнул ближе, обхватывая второго за плечи, поглаживая пальцами по джинсовой ткани чиминовой рубашки. Он уткнулся в правое плечо лбом, ворочаясь в нём волосами и щекотя юноше шею. Пак почувствовал, как пульс поднялся раза в два, а уши горели, и глаза — они тоже горели, как два бездонных колодца с кипящей водой.  Чимин обнял Чонгука в ответ, он начал поглаживать, даже царапать его по мокрой спине, лишь бы всё было взаправду. Они всё также стояли в проходе — не сосчитать, сколько времени прошло. Было всё равно и на Юнги, если он заметит, и на неудобный каменный отступ, на котором они вдвоём еле умещались. Воздух всё больше накаливался от изголодавшейся тактильности. Чимин жмурит глаза от солнца, а Чона мажет от долгожданной близости. Никаких слов не нужно было подбирать, чтобы понять, что они действительно соскучились друг по другу. Слова отобрали у них слишком много энергии, чтоб раскидываться ими сейчас, но Чимин должен был: он знал, что ему нужно было заговорить первым и наконец впустить Чонгука в дом, пока тот не умер от обезвоживания.  — Я скучал, — Чонгук тёрся носом об бархатистую щёку Чимина, тот прикрыл глаза и коротко задышал. — Блять, ты не представляешь насколько… — Я тоже, — повернул слегка голову Пак, сталкиваясь с леденящим душу томным взглядом. — Я т-тоже, — Чимин пытался не заикаться, но ему было так сложно, так непривычно, но до чёртиков хорошо. Мысли путались, увидев аккуратные малиновые губы напротив — Пак бы зацеловал Чонгука до смерти, была бы возможность. Он бы не дал ему вдыхать и выдыхать, а если бы позволил, то дышали бы они только друг другом. Он очень этого хотел, жаждал, молил, но не мог: он бы попросту не остановился и напрочь бы забыл всё то, что так долго пытался сказать. — Почему? — Чонгук провёл ладонью по щеке парня, очерчивая большим пальцем нижнюю губу. Взгляд уже был более пронзительным и, в какой-то мере даже печальным. Шатен чуть отстранился от Чимина, опустив руку и наконец давая тому немного личного пространства и шанс на отсутствие немоты.  — Что почему? — Устало оглядел парня Чимин, поджимая губы. — Почему не отвечал? — сглотнул Чонгук, засовывая руки в карманы джинс.  — Пошли в дом, — выдохнул Чимин, разворачиваясь. — Я постараюсь объяснить всё… Пока Чимин пытался впустить Гука в дом, Юнги тыкался в телефон, залипая на всякие ерундовые видео в ютубе, и чуть ли не уснул, смотря одним глазом, как какая-то дама показывала свои «обновки на весну». Когда Чонгук зашёл, Мин предложил покинуть территорию, потому что «назревало что-то страшное» и участвовать в разборках ему не шибко-то хотелось: своих уже было достаточно. Но Чимин всё же уломал друга остаться: сказал, что так ему будет гораздо легче. Что именно легче — Юнги правда так и не понял: не он ведь должен извиняться перед Чонгуком.  Товарищи, рассевшись за стол, оглядели друг друга, словно собирались найти мафию среди всей этой потасовки. Чимин долго собирался с мыслями и сначала предложил Чонгуку поесть. Решили отварить яйца: другого в доме, как говорилось ранее, не было. Юнги опёрся локтем о стол и, свободной рукой встрепав себе волосы, протяжно зевнул: — Почему я опять участвую в этой групповухе?  — Сам не ожидал тебя здесь увидеть, — усмехнулся Чонгук.  — Тебе своего дома мало что ли? — Повёл бровями Мин, приподнимая краешек губ. — А тебе? — парировал Чон. — Всё по гостям?  — Зараза, — прыснул Юнги, улыбаясь.  — Вы опять? — вздохнул Пак, ставя в центр стола тарелку со сваренными яйцами.  — По старинке, — Чонгук взял одно в руки, начиная сдирать скорлупу. Чимин присел напротив, водя глазами по деревянной поверхности.  — Что у вас произошло? — Включился Юнги, осознавая, что, вероятно, друг так и не соберётся с мыслями без него.  — Чимин тебе не рассказывал? — Чонгук знал, что Пак навряд ли доверит тему их отношений Юнги, но убедиться стоило наверняка.  — О чём? — Нахмурился Юнги. — Что… — Не важно, — переводя взгляд, перебил друга Чимин. — Сначала я, хорошо?  — Не кипишуй, — повернулся на стуле Юнги. — Здесь все тебя внимательно слушают.  И Пак начал. Грузно вздохнув, он начал извиняться перед Чонгуком. Чимин много говорил, сбивался, переключался с темы на тему: он чувствовал себя, как на эстафете, и пытался отдышаться при каждом упоминании очередного своего страха. Ему было боязно даже рассказывать о таком, поэтому начал он достаточно завуалировано, не упоминая ни поцелуй во дворе, ни свою давнюю симпатию к Чонгуку: он всё ещё не был уверен, с какой реакцией это воспримет Юнги. Гук внимательно слушал и внутренне изнывал: он прекрасно осознавал, как тяжело Чимину выходить на откровенные диалоги, ещё и при всём этом чувствуя себя действительно виноватым. Он бы очень хотел его обнять и утешить прямо сейчас, но это бы не спасло положения: Паку действительно нужно было выговориться до конца, и, кажется, Чон понимал, чего ещё ему до боли не хватало.  — Мы же, вроде как, в нормальных отношениях все, — вклинился Юнги. — Зачем ты назвал его сталкером? Я ведь просто шутил тогда, не более.  — Потому что я серьёзно думал, что он следит за тобой, — свёл зубы Чимин. — Я ненавижу себя за это, Господи, я не представляю… — Чимин, — окликнул Чонгук. — Всё хорошо, я больше не расстраиваюсь, правда, я всё понимаю… — Даже если бы это являлось таковым, почему тебя это волнует? — Пытался «сложить пазл» Мин. — Я бы и сам справился с этим, да и какой смысл ворошить прошлое? Что-то я не вдупляю… — Потому что… — тревожно начал Пак, сводя под столом колени. — Потому что он мне нравится, Юнги.  Мин замолк. Прищурившись, правой ладонью он прикрыл рот, а левой, указательным пальцем показал от одного парня к другому. Все снова начали переглядываться, и Чонгук, кажется, впервые в жизни сам окрасился белее снега, сглатывая скопившуюся во рту слюну. Чимин попытался развеять восставшую тишину, но Юнги скоропостижно его перебил: — Твою мать… И тебе? Он тебе тоже нравится? — Юнги перевёл взгляд на скукожившегося Чонгука — тот, в свою очередь, кивнул. — Пиздец, вы серьёзно?  — Ты против? — Еле слышно спросил Чимин.  — Честно?  — Конечно, — попытался улыбнуться Пак — вышло достаточно обречённо. — Честно, я в ахуе, — громко выдохнул Юнги. — Ты серьёзно думаешь, что я в праве руководить твоими отношениями, Пак?  — Нет, но… — Я не перестану общаться с тобой из-за того, что у тебя такой вкус на парней, — усмехнулся Юнги. Чонгук с противоположной стороны замахнулся. — Но… Мы сами выбираем, с кем нам будет комфортнее, верно? Если кто-нибудь помешает твоему комфорту… — То нахуй его, — продолжил Чон.  — Верно, — кивнул Мин. — Если я снова буду вести себя как скотина, гони меня без сожалений.  — Да как я смогу? — всхлипнул Чимин.  — Чим, ты не должен бояться, понимаешь? — Облизнул губы Юнги. — Нужные и любящие люди всегда будут рядом с тобой. Если их поведение не соответствует твоим стандартам, то зачем их держать возле себя? Пусть уёбывают — это естественный круговорот вещей. — Страхи мешают жить — это правда, — подтвердил Чонгук. — Не нужно копить их в себе. Ты правильно сделал, что рассказал, я очень горжусь тобой, мой мальчик, — шатен выхватил соседнюю ладонь, сплетая похолодевшие пальцы.  — Я, конечно, догадывался, что ты по яйцам, — захохотал Юнги. — Но не по яйцам моего друга же!  — Может, всё-таки пошлём его? — Сделал щенячьи глазки Гук, смотря на уже немного улыбающегося Чимина.  — Только после того, как услышу его игру на гитаре, — покосился Пак.  — В пизду, — протянул Юнги. — Я уже и забыл о завтрашней репетиции.  — Серенаду будешь изучать? — подколол Чон.  — Конечно, персонально тебе её спою, — жестикулировал Мин. — Будет называться «О любви к Филипп Моррис».  — Замётано, — кивнул юноша.  Напряжённая обстановка за разговорами и смехом рассеялась, а в сердце Чимина наконец-то забилось то самое тепло, согревающее и уносящее все переживания. Как же долго он желал испытать это прекрасное живое чувство, и он будет стараться для него дальше, чтобы не погасить этот трепещущий огонь. Он впервые почувствовал себя по-настоящему ценным.