***
Но, может, где-то в глубине души Нагито всё ещё хочет жить и бороться. И пусть внешне он так же отмахивается и отпускает циничные комментарии, Хаджимэ не оставляет мысль, что это всё напускное. И он прав. — Н-но это нечестно! — Его пронзительный крик разрезает тишину холла. Хаджимэ вскидывает голову и замирает. Комаэда вылетает из кабинета со слезами на глазах, разворачивает на сто восемьдесят градусов и тычет доктору указательным пальцем в грудь. — Я делал всё, что Вы мне говорили! — Прошу Вас, не стоит… — пытается возразить врач. Но Нагито входит в раж — голос насквозь пропитан безнадежной обидой. — Вы обещали! — Что случилось? Хината подскакивает к ним и буквально оттягивает Комаэду от мужчины, придерживая его за локти. — Результаты случились, — шипит Нагито и вдруг обмякает в руках Хаджимэ, опуская голову. — Пошли… пошли домой. Пожалуйста. — Хорошо. — Парень бросает короткий взгляд на доктора. — Простите за это. Тот только качает головой и одними губами проговаривает: «Позвоните мне». Они покидают больницу в полном молчании. Снова. Хината хочет знать, что случилось. Догадывается. Но боится знать точно.***
С каждым днём ему всё хуже. Он теряет вес, почти не ест и не спит. Становится апатичнее. Когда-то густая копна волос превращается в торчащие во все стороны сухие волосья — каждый раз, когда Нагито проводит по ним пальцами, в руке остаётся клок. Он почти не встаёт с кровати — а если и делает это, то сразу же бредёт на балкон и стоит там чуть не часами, тоскливо глядя в окно. Он больше не выходит на улицу. На все предложения Хинаты отвечает резким отказом. Его жизнь чуть не обрывается после пневмонии. Как и жизнь Хаджимэ. Стоя на краю платформы, парень как во сне смотрит на приближающийся поезд. Один… один шаг. И он даже заносит ногу вперёд — только останавливается в последний момент. Комаэда ещё жив. Но это «ещё» отзывается в сердце тупой болью. Он пытается быть дома как можно чаще. Но деньги кончаются, Нагито не становится лучше, и жизнь превращается в сплошной ад. Хината находит вторую работу. Они практически перестают видеться. Он чувствует себя ублюдком, закрывая за собой дверь. Чувствует себя законченной мразотой, возвращаясь домой поздно вечером. Он ненавидит себя. Иногда, правда, получается вырваться пораньше. Хаджимэ мчится домой — и снова находит Нагито на балконе. — Заболеешь ведь. Хаджимэ заботливо накидывает на плечи Нагито тёплый плед. С острой болью в сердце подмечает, какими костистыми они стали за эти несколько месяцев: Комаэда теперь был похож на скелет, обтянутый тонкой желтоватой кожей. — Какая разница? — равнодушно отвечает тот, но в плед всё-таки кутается и прижимается к боку Хинаты. — Большая. Не спорь и грейся, — беззлобно парирует парень и приобнимает Нагито за талию. — И кому от этого будет лучше? — Мы уже проходили это. — Ты так и не ответил, — упрямо гнёт свою линию Комаэда. Теперь его голос звучит чуть громче обычного. — Что случится, когда я совсем ничего не вспомню? Он часто спрашивает это. Кажется, даже не понимает, что повторяется, что приводит в пример одни и те же доводы. Хината опускает глаза. — Этого не случится. — Ты не можешь этого знать. — А ты не можешь продолжать думать о плохом. — Я стараюсь быть реалистом. — Нагито молчит, задумчиво изучая желтеющие листья, падающие на мокрый асфальт. — И тебе того же советую. — Я реалист. — Ты… — Комаэда замолкает, морщится, словно пытаясь что-то вспомнить. — Тогда ты сделаешь то, что сделал бы любой разумный человек на твоём месте. Хаджимэ поджимает губы — он прекрасно знает, к чему идёт разговор. — И что же? — Бросишь меня, — заканчивает Нагито почти будничным тоном. — Кому охота возиться с… с этим. Он брезгливо машет рукой, однозначно показывая на себя. — Нагито, нет… — Легко тебе говорить сейчас, м-м? — огрызается тот. — Пока я ещё в сознании. А потом? Что ты мне прикажешь делать тогда? Я даже встать с кровати не смогу, чтобы спокойно из окна выброситься. — Мне плевать! Я тебя не брошу! Он резко разворачивает Комаэду к себе лицом. Впивается в него взглядом и с трудом сглатывает слёзы. Иногда Нагито мог быть таким… сложным. — Что бы ни случилось, — уверенно продолжает он, сжимая пальцы, — я останусь с тобой до самого конца. — До… до конца? — слабо повторяет Комаэда. Его глаза увлажняются — только сейчас, кажется, до него доходит, что именно значат эти слова. Он опускает голову, позволяя густой чёлке упасть на глаза и тихо смеётся. — Ты такой глупый, Хаджимэ. — За это ты меня и любишь, — усмехается Хината и притягивает парня к себе, осторожно обнимая его и поправляя плед. — Соглашусь, — глухо отзывается Нагито. Его голос снова приходит в норму: ровный, слегка хрипловатый, но полный тепла. — Ты обязательно поправишься. Хината повторяет это вслух каждый день. То ли для Нагито, то ли для себя. Не знает точно, кого пытается убедить в том, что хороший конец существует.***
В один из немногих выходных Хината возвращается к их любимому занятию. — Судоку? — Нагито крутит в руках листок бумаги. — Сам выбирал! — ухмыляется Хаджимэ и протягивает ему карандаш. — Ну что, готов? Комаэда ведёт плечами, изучая взглядом цифры, а затем кивает. Умного комментария, которого так ждал парень, не следует. Хината засекает таймер и принимается решать. Краем глаза поглядывает на Нагито и бледнеет. Он сидит, пустым взглядом изучая белые клеточки. Карандаш едва заметно дрожит в его руке. — Я всё! — бодро объявляет Хаджимэ спустя некоторое время и останавливает таймер. — Смотри-ка, две с половиной минуты. Ещё чуть-чуть, и я побью твой рекорд. Комаэда не отвечает: молча откладывает листок бумаги и карандаш и давит из себя кислую улыбку. — Нагито? — Поздравляю. Я всегда знал, что в тебе сокрыт большой потенциал. — Да ладно тебе. На этом их разговор сходит на «нет». Уже вечером, уложив Комаэду спать, Хаджимэ возвращается за судоку. Подбирает, делает глубокий вдох и переворачивает. Лист совершенно пустой.***
— Ты уже выпил таблетки? — ласково спрашивает Хината, проводя тыльной стороной ладони по лбу Комаэды. Нагито забавно морщится и капризно поджимает губы. — А должен? И вот опять. Каждый раз брыкается, торгуется и пытается разменяться на что-то другое. — Да. — Но они противные. — А ты ожидал, что лечение будет приятным? — Хаджимэ позволяет себе усмехнуться. — Ну я могу выпить их потом? — продолжает канючить Комаэда. Как дитё малое. Парень побеждённо выдыхает, откидывает густую чёлку со лба и осторожно целует Нагито в лоб. Он ледяной. Как будто неживой. — Ладно, — произносит он, поднимаясь на ноги. — Я принесу тебе ещё один плед. А ещё, — его взгляд суровеет всего на долю секунды, — ты поешь. — Но я… — Хочешь. Даже слышать ничего от тебя не хочу. Ты не ел с самого утра. — Я не голодный. — Нагито. — …Хорошо. — Он опускается обратно на подушки и кутается в одеяло. — Но только чуть-чуть. — О большем я и не прошу. Ночью Хаджимэ устало забирается в их кровать. У него нет сил даже на то, чтобы переодеться. Привычно обнимает Комаэду, прижимая к себе, и, поглаживая рукой, желает спокойной ночи. И чуть не ловит сердечный приступ. — …Хаджимэ? — тихо зовёт Комаэда, цепляясь за его рубашку. — Да? — шумно выдыхая, отвечает тот. Ему вдруг становится запредельно страшно. — Я… — Нагито сглатывает, всхлипывает. — Я не хочу умирать. Я не готов.***
— А, ты ведь… — Он замолкает, хмуря брови. Хината до боли закусывает внутреннюю сторону щеки, ожидая его ответа. — Хаджимэ… Хаджимэ Хината, да? — Верно, — отвечает Хаджимэ дрожащим от слёз голосом. На его глазах случается самое страшное, то, чего он боялся больше всего на свете. — Мы учимся вместе? — продолжает Комаэда, и тонкие, обтянутые потрескавшейся кожей руки сжимаются в кулаки, сминая плед. — Мы… Мы уже выпустились. Уже как три года. — О… — Взгляд Комаэды снова становится апатичным, и он отворачивается, продолжая изучать оконную раму. — Не знал. Хината не сводит с него глаз, глотая слёзы. Нагито сейчас куда труднее, чем ему, и он просто не может позволить себе заплакать. — Тебе что-нибудь нужно? — Он всё равно пытается поддерживать разговор. — Оставь меня одного, — не оборачиваясь, бросает Комаэда. Хината так и поступает, прикрывая за собой дверь. Его сердце готово разорваться от боли.***
— Нет, — бросает Нагито. Хината придерживает его за плечо и почти силком усаживает обратно. — Ну что ещё? — Подумай, пожалуйста. Это ведь один шанс на миллион! А если они тебя вылечат? — Нет. — Нагито… — Я сказал «нет», — огрызается тот. — Оставь меня в покое. Хината прикрывает глаза, понимая, что Нагито не это имеет в виду. И всё равно чертовски больно. Пытаясь хоть как-то отвлечься, он приподнимает руки, и Комаэда чуть не подрывается с места, хлопая за собой дверью. Они с доктором остаются наедине. — Пожалуйста, позвольте мне, — тут же молит Хаджимэ. — Он ведь не в себе и… Доктор качает головой. — Мне очень жаль, но для этого нужен его уполномоченный опекун. Я не имею права давать подписывать такие бумаги кому попало. — Но я… Я же… — Единственный близкий человек в его жизни. — Мне правда жаль, — продолжает старик и открывает папку, скользя взглядом по документам. — Но юридически Вы ему никто. Поговорите с ним дома — может, одумается. Хаджимэ выходит из кабинета на ватных ногах. В ушах болезненно стучит слово «никто».***
Комаэда так и остаётся непреклонен в своём решении. Хаджимэ больше не настаивает. Увольняется с работы. И проводит последние дни с Нагито. Они лежат на кровати в обнимку, и Хината пытается запомнить тепло чужого тела до конца своей жизни. Вдыхает его запах, проводит рукой по волосам и целует каждый сантиметр кожи. Он… он не готов его отпускать. За окном всегда пасмурно. Крупные дождевые капли стучат по стеклу, заглушая всё остальное. Хаджимэ практически не ест и не спит. Ему больше не надо. Он больше не хочет. Иногда проваливается в лихорадочную дремоту и сразу же просыпается, следя за Комаэдой. Живой. Пока. По истечению второй недели второй парень наконец-то подаёт голос. — Всё, — едва слышно шепчет он, сжимая руку Хинаты. Хаджимэ с трудом разлепляет глаза и сонно поглаживает его большим пальцем по тыльной стороне ладони. — Что такое? — Это конец. — Нагито, пожалуйста, — Хината придвигается к нему и обнимает, — мы уже говорили об этом. Процесс замедлился. — Не веришь мне? В том и проблема. Он верит. Понимает, что осталось недолго, но не хочет принимать. Хочет закрыть глаза, спрятаться и забыть. Проснуться в мире, где Нагито здоров. — Нет, но… — Ладно, неважно, я… — Он резко замолкает делает глубокий вдох и отворачивается. Мертвенно-холодная рука выскальзывает из руки Хинаты. Это похоже на кошмар. Но каждый кошмар должен когда-то закончиться.