Опавшие листья гниют на земле

Решение съехаться приходит естественно. Оба привыкли быть в доступной близости. Оба страшно скучают друг по другу. — Я… Я хочу жить с тобой. — Слова Хаджимэ становятся решающим фактором. Нагито только слабо кивает и бросается ему на шею. В такие моменты он совсем не похож на надменного студента, терроризирующего жизнь Хинаты, — перед ним влюблённый по уши паренёк, который толком не умеет передавать свои чувства словами. Но оно им и не надо. Их первая квартирка маленькая, тесная и пыльная. Но парни даже и не собираются вешать нос. Месяц уборки, небольшого ремонта и обустройства — и вуаля. Дом становится по-настоящему родным. Нет, Хаджимэ ни в коем случае не отрицает того факта, что тут не последнюю роль играет присутствие Нагито. Всё-таки видеть его заспанное, немного глуповатое лицо каждое утро рядом с собой — лучшее, что могло с ним случиться. Он жертвует драгоценным сном и с улыбкой на губах, подперев щёку рукой, наблюдает за своим парнем. А затем, за минуту до будильника, наклоняется, целует его сначала в висок. Потом в лоб. Нос. И, наконец, запечатляет нежный поцелуй на губах. — Доброе утро, — шепчет он, проводя рукой по густой копне волос. Нагито смеётся с закрытыми глазами и, даже не пытаясь их открыть, мурлычет в ответ: — Доброе утро. Затем они принимают душ вместе. Да, это одна из причин, по которой они встают за несколько часов до выхода. Потому что оба считают грешным не постоять под тёплой водой подольше. Так они говорят друг другу в глаза, конечно. Настоящая причина куда приземленнее. Скажем, кое-кто просто не может придержать руки. А второй не так уж сильно возражает. Хаджимэ выходит первым и направляется на кухню. Готовку еды он Нагито не доверяет — и никогда не доверит. Особенно после того случая, когда им пришлось эвакуироваться из-за утечки газа — Комаэда забыл выключить плиту и утопал по своим делам. С тех пор он занимается только сервировкой и наблюдением, пристроившись за спиной Хинаты, обвив руками его талию и устроив подбородок у него на плече. Сегодня тоже не исключение. — Эй, Хаджимэ? — М-м? — не отрывая взгляда от шкворчащей сковородки, тянет тот. — Где ты поставил тарелки? — Там где и обычно? — Хаджимэ усмехается. — Поверь мне, я их прятать от тебя не собираюсь. Хотя ладно, вон ту мятного цвета я бы всё-таки припрятал. Нагито смеётся в ответ, однако как-то кисло, неестественно. Внутренности Хинаты болезненно сжимаются. — Хаджимэ? — Он снова подаёт голос, но на этот раз тише. — А где это «обычно»? — В полке рядом с тобой. На этот раз Хината отставляет сковородку и разворачивается к Комаэде. Тот стоит напротив него, заламывая руки и опустив глаза в пол. — У тебя всё в порядке? — Парень подходит чуть ближе и, положив руку ему на плечо, заглядывает в глаза. — Да, да, я просто… устал. — Он улыбается. — Мне просто нужно проспаться. — Может, возьмёшь отгул на работе? — Хаджимэ, это как минимум невежливо. О таком нужно предупреждать заранее. — Вежливость переоценена, — фыркает Хината. — А тебе нужен отдых. Кому будет лучше, если ты придёшь на работу вялым? От такого будет больше вреда, чем пользы. — Склоняешь меня на темную сторону? — О нет, неужели мой злобный план заставить тебя заботиться о здоровье был раскрыт? Комаэда тихонько смеётся и игриво ударяет его по плечу. — Ладно, я тебя понял. Я позвоню им. — Так-то. А знаешь, — Хаджимэ притягивает его к себе, — я тоже возьму отгул. Как тебе такая идея? — Я бы не стал… — А я стану. Хочу своими глазами увидеть, что ты отдыхаешь в свой выходной. — Спасибо, — выдыхает Комаэда и устало утыкается ему в плечо. Хаджимэ и сам давно заметил, что в последнее время Нагито словно сам не свой. Весь нервный, заспанный и чуть заторможенный. Наверное, ему действительно нужно было развеяться и отдохнуть. Босс ворчит, однако позволяет взять дополнительный выходной. Хината морщится — по одному тону голоса понимает, что потом его заставят пахать как ломовую лошадь. Но это потом. Сейчас же он откладывает телефон, поворачивается лицом к своему парню и спрашивает с широкой улыбкой на лице: — Ну что, свобода? — Нагито кивает. — Чем хочешь заняться? — Я… — Комаэда замолкает на несколько секунд, покусывая подушечку большого пальца. — Я бы сходил в парк. Если ты не против. — Да с чего бы мне. — Хаджимэ потягивается. — Это ведь твой выходной. Куда хочешь, туда и сходим. Они быстренько собирают вещи и направляются в парк. Большой, красивый и, что самое главное, — в цвету. Устраиваются под раскидистым деревом: Хината прислоняется спиной к стволу, и Комаэда, пристроившись у него на коленках, открывает книгу. — Ты ведь, вроде, должен отдыхать. — Я и так отдыхаю. — В этой книжке умных слов больше, чем я знаю, — ворчит Хаджимэ. Беззлобно, правда. Пальцы зарываются в густые волосы, меланхолично перебирая их. — Но раз ты так расслабляешься — пожалуйста. Выпендрёжник. — Зависть тебе так не к лицу, — парирует Комаэда, скользя взглядом по строчкам. Хината усмехается и закрывает глаза. Ему нравились мелкие перепалки. Особенно с Нагито, который никогда не воспринимал их близко к сердцу и всегда находил, чем ответить. И день выдался такой чудесный, тёплый. Хаджимэ лениво улыбается, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и он провалится в сон. Нагито, кажется, совсем не против этого — протягивает руку и накрывает тыльную сторону его ладони, легонько проводя указательным пальцем по костяшкам. Тело реагирует почти мгновенно, и парень уже даже сопротивляться не хочет. …он-то не хочет. Вот только идиллию нарушает телефонный звонок. Бедный Хината так и подскакивает спросонья, чуть не опрокинув голову Комаэды на землю, нащупывает мобильный и сонно отвечает: — Да? — Ты нужен мне сегодня в офисе. — Но я… — Он не сразу понимает, с кем говорит. А как только понимает, то внутри начинает зарождаться злоба. Он же взял один-единственный отгул. За столько-то времени! — Не обсуждается. Гудки. Хината цокает языком и сжимает телефон в руке. Только потом замечает на себе встревоженный взгляд Комаэды. — Что-то случилось? — осторожно спрашивает он. — Работа случилась. — Хаджимэ зарывается пальцами в волосы и оттягивает их. Он так не хочет никуда идти. Чёрт бы побрал этого ублюдка со всей его ублюдочной конторой. — Вызвали? — Ага. Нагито отводит глаза, однако всё-таки храбрится и давит из себя улыбку. — Всё в порядке. Иди. — Нагито… — Я ещё немного посижу и вернусь домой. — И затем добавляет, видя явное сомнение на лице парня: — Я обещаю отдохнуть. Да и чем скорее уйдёшь, тем скорее вернёшься. — Да-да, знаю, — ворчит Хаджимэ. Смягчается: — Спасибо. — Да не за что. Хината наклоняется и легонько целует его в губы. Хочется посидеть ещё немного, но труба зовёт, а получать очередной выговор ему как-то не особо хочется. Поэтому, дождавшись, пока Комаэда слезет с его коленок, вскакивает на ноги и, помахав рукой на прощание, буквально выбегает из парка. Он готов материть всё на свете, но в лицо боссу приходится улыбаться. Криво, конечно, но улыбаться. Кто бы мог подумать, что во всём штате не найдётся лишней пары рук разобрать документы именно в его выходной. Но делать нечего, и рисковать сейчас работой — не вариант, поэтому, собрав всю волю в кулак, Хината пыхтит над бумагами. Не особо старательно — иногда он предпочитал жить по принципу: «Делай так плохо, чтобы в следующий раз не попросили». Будет знать, как срывать его с места. В такой-то день. Единственное, что спасает от полного и беспроглядного отчаяния — Нагито, ждущий его дома. Возможно, даже с ужином. … ладно, эта мысль не такая приятная, потому что есть подгорелую еду — такое себе занятие. Но главное, что она приготовлена Комаэдой, а остальное — ну, мелочи жизни. Хотя и возвращаться на пепелище особого желания нет. Так что лучше всё-таки без ужина. Закончив с последней бумагой, Хаджимэ наспех прощается со всеми, с кем обязан попрощаться, и вылетает из здания, с трудом скрывая улыбку. Ну наконец-то. По пути набирает Комаэде. Гудок. Второй. Третий. И, когда надежда уже начинает угасать, Комаэда отвечает. — Эй, Хаджимэ. И весь задорный настрой мигом испаряется. Потому что голос у Нагито дрожит так, как будто он плачет. — Что случилось? — Я… Я не знаю, — спустя почти минуту молчания признаётся Комаэда. Растерянно. — Не знаю. — Тише, тише. Всё хорошо. — Хината и сам старается не паниковать. Получается плохо. — Расскажи, что случилось. — Я посидел в парке. Потом собрался домой. И я… — Он запинается. Хаджимэ чувствует, что его начинает мутить. Всё это не к добру. — Я не знаю, где я. — Ты заблудился? — Наверное? Я не знаю. — Хорошо. Хорошо. Опиши, где ты сейчас. Я тебя заберу. Нагито наспех описывает какие-то дома, магазины, маленький сквер. С каждым его словом у Хинаты темнеет в глазах. Он… он буквально стоит напротив их дома. В голове эта информация просто не укладывается. Что происходит? Что с ним случилось? Хаджимэ встречает его возле сквера. Обнимает и крепко прижимает к себе. А затем шепчет: — Всё в порядке. Я здесь. — Нагито слабо кивает. — Долго ты так? — Часа четыре. Хината готов ударить себя по лицу. Мог ведь написать пораньше. А затем, пожевав губу, решается на отчаянный шаг. — Расскажи мне. Комаэда молчит. Долго, мучительно долго. И даже не делает попытки обнять Хинату в ответ. — Дома, — хрипит он наконец, позволяя взять себя за руку и довести до квартиры. Едва оказавшись внутри, Нагито оседает на пол, закрывает руками лицо — разве что не плачет. Следующие слова он произносит безразлично-холодно: — У меня деменция. И мир Хаджимэ начинает рушиться.

***

На следующий день Хаджимэ буквально приказывает ему оставаться дома. Или, лучше сказать, умоляет. Умоляет звонить или хотя бы писать, если что-то случится. И уходит. Больше бежит от реальности — хочет погрузиться в работу и хоть какое-то время не думать о том, что происходит в его жизни. Он потратил всю ночь, читая статьи про деменцию, и, честно, лучше бы не читал. Каждая прочитанная строчка иглой вонзалась в его сердце, терзая его. Последней каплей стало слово «Неизлечима». Хината поднялся с кровати и, зажав руками рот, закрылся в ванной, где проплакал до самого утра. В голове снова и снова всплывают симптомы. Хаджимэ не врач и даже не претендует, но общие паттерны видит. И они его пугают. Он очень надеется, что ошибается. Надеется, что сайт врёт. Что это всё ему просто снится, в конце-то концов. Он такой дурак. Возвращается домой он поздно вечером. Бросает быстрый взгляд на своё отражение и пытается убедиться, что выглядит бодренько — Комаэде сейчас намного труднее. Стучит раз, другой. А затем входит в спальню. … мог бы и не стучать. Пусто. Внутри тут же начинает нарастать паника. Прижав руку к груди, Хината делает несколько глубоких вдохов, успокаивая себя. Не мог же Нагито уйти. Не мог же? Хаджимэ находит его на кухне. Парень сидит на полу, прижавшись спиной к батарее и запустив пальцы в белеющее волосы. — Нагито? — осторожно зовёт Хината и делает шаг навстречу. Только после он замечает, что Комаэду буквально колотит. — Что случилось? Он отвечает не сразу. Подняв голову, он вперивает в своего парня полный слёз взгляд и долго-долго всматривается в его лицо, словно в поисках поддержки. — Хаджимэ?.. — наконец хрипло шепчет он. Всхлипывает и жмурится. — Что мы… что мы делали вчера? Хината бледнеет. — Мы были в парке. Комаэда кивает, поджав губы. — В парке, да, конечно. А потом? Сердце болезненно сжимается. — Меня вызвали на работу. Я забрал тебя после, и ты сразу же ушёл спать, пожаловавшись на усталость. Ты… ты не помнишь? Нагито судорожно мотает головой и вдруг заходится в истеричном плаче. Он до смерти испуган. Хаджимэ тут же подлетает к нему, обхватывает хрупкое тело, качая и поглаживая по спине. Он нежно целует его в щёку, нос и прижимает к груди, закрывая глаза. Его жизнь начала превращаться в кошмар.

***

— Что говорит врач? — Первый вопрос Хаджимэ, как только Нагито выходит из кабинета. Тот только пожимает плечами и кисло улыбается, присаживаясь рядом. — Лекарства и терапия. Занятия, стимулирующие деятельность мозга. Ничего нового. Хината сдержанно кивает и, перехватывая протянутый лист бумаги, судорожно вчитывается в диагноз. Он не понимает терминов, не понимает, что всё это значит, но одно-единственное слово страшно мозолит ему глаза: «Деменция». Он как бы невзначай прикрывает его пальцем. — Зайдём в аптеку? Или сразу домой? Комаэда качает головой. — Надо бы в аптеку, но… — Я схожу. — Хаджимэ, не стоит. Это моё дело, и мне этим заниматься. — Мне несложно. И тебе нужен отдых. — Я и так только и делаю, что отдыхаю, — ворчит Нагито, кутаясь в пиджак. — Но если ты так сильно хочешь — ладно. С того самого вечера их жизнь немного поубавила в красках. Хаджимэ постоянно дёргался, метался и пытался сделать всё, чтобы не показать своего расстройства Комаэде. Но тот слишком хорошо знал своего парня — только молчал, смотря ему в спину грустным взглядом. Начались недомолвки. Хината стал пропадать на работе. Не потому, что ему вдруг разонравился Нагито, нет. Совсем наоборот. Он был готов оставаться рядом с ним столько, сколько нужно. Просто… элементарно боялся. Боялся снова увидеть его таким. Боялся, что однажды Комаэда просто забудет всё, что было между ними. Забудет его. А работа помогала отвлекаться. Хотя бы чуть-чуть. Однако не всё было так мрачно. Хаджимэ, немного пораскинув мозгами, взялся за организацию «стимуляции мозговой деятельности». Изучение новых языков, сложные документалки и книги, загадки, судоку. Хината тащил их домой в таких количествах, словно от этого зависела чья-то жизнь. … возможно, буквально. — Судоку? Серьёзно? — Нагито вскидывает бровь, изучая листок бумаги. — На скорость. Хината плюхается на диван рядышком и протягивает карандаш. — О? — Проигравший моет посуду. До конца месяца. — Хаджимэ, мне будет очень неловко, если к готовке прибавится ещё и посуда. Ты уверен, что хочешь именно такие условия? — Но мы… Мы даже не начали. — Хаджимэ поджимает губы. Смех смехом, а он же тоже не законченный идиот. И вообще, судоку он любит и умеет решать. Посмотрим, кому ещё придётся отмывать посуду. И, боги, он делает себе мысленную пометку взять самую жирную и самую застоявшуюся сковородку. — Готов? — Ну да. Хината засекает таймер. И тут же принимается решать. Пыхтит, потеет и хитренько поглядывает в сторону Нагито. Однако самодовольная ухмылка медленно сползает с его лица: спустя две минуты Комаэда откладывает карандаш и листок бумаги и, откинувшись на спинку дивана, пристально изучает Хаджимэ. Смысла продолжать уже нет. — Ты всё?.. — Конечно. — Комаэда одаривает его почти снисходительной улыбкой. — Я же говорил, что не надо. Хината вздыхает. Он и не собирался побеждать. Просто хотел поднять своему парню настроение — знал, как тому нравилось одерживать победу. Единственный минус, разве что, — теперь та самая сковородка досталась именно ему. Склонившись над раковиной, он чувствует на себе взгляд Нагито, мирно попивающего зелёный чай, и украдкой улыбается. Они обязательно прорвутся.

***

Этот день не заладился с самого утра. Сначала Хината проспал будильник, потом обжёгся о сковородку, пролил на себя кофе и опоздал на поезд. Стоя на платформе под проливным дождём, он продолжал проклинать свою удачу. Мало ему было пятна на рубашке, которую он не успел переодеть и теперь стыдливо прикрывал пиджаком, так он ещё и зонтик дома забыл. Чудесно. И на работе как будто все озверели. Носились туда-обратно, кричали друг на друга, и с каждым часом перед Хаджимэ появлялось всё больше и больше бумаг. К концу рабочего дня он уже сидел, уткнувшись лбом в поверхность стола, и стонал. Спина болела, шея затекла, живот крутило, так ещё и Нагито за весь день так и не отписался. Не то чтобы это было его обязанностью, но… Хината чувствовал себя спокойнее, зная, где находится его парень и всё ли у него в порядке. Особенно после того, как он забыл дорогу домой. Но если гора не идёт к Хаджимэ, то Хаджимэ пойдёт к горе. Выудив из кармана телефон, он настрочил короткое сообщение и сразу же отправил, нервно кусая губы, — искренне надеялся, что хоть тут его неудача кончилась. Но Комаэда так ничего и не ответил, заставив и без того взъерошенного Хинату переживать ещё сильнее. И задержали его ещё как нарочно. Бедный парень чуть не огрызнулся на босса, только в последний момент вспомнив, с кем именно он разговаривает и чего это ему может стоить. Поэтому, прикусив язык, молча выслушал лекцию длиной в жизнь и буквально сорвался с места, стоило мужчине отвлечься на кого-то другого. Хината мчался по тёмным улицам, поскальзываясь на каждой второй луже и с трудом сдерживая отвращение, чувствуя, как в туфлях хлюпает вода. Он уже был готов поспорить, что сляжет с температурой. Но это было последним, что его волновало. Комаэда так и не ответил. Более того, он даже не прочитал его сообщение. И если бы в любой другой ситуации Хаджимэ позвонил, то сегодня у него не было времени даже на поесть. А доставать телефон на бегу он не решился — побоялся выронить. Уже в поезде он набрал номер по памяти. Позвонил. Гудок. Второй. Третий. Сердце билось в груди всё яростнее, и Хинате плохело и плохело. Почему… почему он не отвечал? Зародившееся ещё утром плохое предчувствие крепчало. Хината не был паникёром, но сейчас был готов им стать. В квартире темно и тихо. Хината делает шаг внутрь, закрывает дверь и стряхивает мокрый пиджак. — Нагито? — зовёт он. — Я дома. Его голос разлетается по всему дому, но ответа всё нет. Парня прошибает ледяной пот. — Нагито? Он боязливо заворачивает за угол и вздрагивает, замечая тонкую полоску света, просачивающуюся через дверь в ванную. Он… он там. — Нагито! — Дёргает за ручку — бесполезно. Хаджимэ стучит. — Ты там? И снова нет ответа. Хаджимэ уже и сам дрожит всем телом, чувствуя, что паника нарастает в геометрической прогрессии. Снова стучит — на этот раз сильнее, снова дёргает за ручку. К горлу подступает ком, парень едва дышит. А затем делает несколько шагов назад и с разбега влетает в дверь. Та натужно трещит, но не поддаётся. Хината предпринимает вторую попытку. Третью. Четвёртую. Плечо словно в огне, а по белой рубашке расползается кроваво-красное пятно. Ещё один удар, и дверь чуть не срывает с петель. Хината буквально влетает в ванную и замирает, отказываясь верить в то, что видит. Нагито… действительно тут. Лежит на полу возле ванной. Как сломанная кукла. Мозг Хаджимэ отказывается воспринимать происходящее — на это у него уходит несколько секунд. Алая кровь смотрится так зловеще на белой плитке. Так зловеще стекает маленькими капельками вдоль кистей. Кап. Кап. Кап. Он… Тишину квартиры разрывает нечеловеческий вопль. Хината бросается к Комаэде, обхватывает, поднимает с пола и рыдает. Воет. Только Нагито всё не просыпается. Словно издевается над ним: лежит себе на полу с таким умиротворённым лицом. Так нельзя. Нельзянельзянельзя. Руки покрываются липкой, горячей кровью. Где-то на краю воспалённого сознания парень понимает, что она ещё свежая. Что он… ещё не потерял Нагито. Рука судорожно нащупывает телефон, дрожащие пальцы набирают номер, и Хаджимэ, рыдая, кричит в трубку: — Пожалуйста… Пожалуйста, помогите! Умоляю! Он умирает!

***

Его правда спасают. Хаджимэ сидит в коридоре больницы, уткнувшись лицом в ладони. Он не может забыть, сколько ни пытается. Снова и снова перед глазами встаёт образ Нагито, лежащего на полу в луже собственной крови. И внутри парня закипает сразу несколько противоречивых чувств: обида, злость, беспомощность и облегчение. Ему всё ещё страшно, однако он продолжает надеяться до самого конца. Когда в коридоре появляется врач, он вскакивает на ноги и чуть ли не бросается на него. — Он жив?! — первое, что выкрикивает парень. Его руки судорожно сжимают белый халат, и старик, поправив очки, кивает. — Он потерял много крови, и ему потребуется интенсивный уход. — Нагито останется в больнице? — Желательно, да. Не думаю, что будет хорошей идеей отпускать его в… таком виде, — сухо заканчивает доктор и высвобождает руку из цепких пальцев Хинаты. Хаджимэ слабо кивает. — Я могу его увидеть? — Конечно. Только осторожнее, ему нужен покой! — Но парень его уже не слышит. Толкает дверь и скрывается в палате, оставляя внешние шумы за спиной. Внутри царит полумрак и тишина, нарушаемая разве что тяжёлым дыханием самого Хаджимэ. Он замирает на пороге, выискивает лицо Комаэды и, встретившись с ним взглядом, поджимает губы. Нагито бледный, уставший и бесконечно грустный. Однако всё равно находит в себе силы улыбнуться. — Эй, Хаджимэ, — бросает он, приподнимая руку. Безуспешно. Сразу же морщится и оставляет попытки. Хината подходит ближе, всё так же не произнося ни слова. В голове проносятся сотни мыслей, и ни одна его не успокаивает. — Злишься на меня? — вдруг спрашивает Комаэда. Так буднично и просто, что Хаджимэ не сдерживается и нервно усмехается. — Почему я должен на тебя злиться? — выдыхает он, присаживаясь на стул. — Да так. — Комаэда молчит. — Просто лицо у тебя сейчас страшное. — Кто бы говорил. — Мне можно, — наигранно обиженным голосом парирует Нагито. — Сам попробуй с того света вернуться — я на тебя посмотрю. Что-то внутри Хаджимэ ломается с громким, неприятным хрустом. Его глаза расширяются, губы дрожат, и ногти впиваются в нежную кожу ладони. — Не смей так говорить, — шепчет он. — Не смей, понял?! — Задел твои чувства? — Как ты вообще мог?! — продолжает Хината, повышая голос. — А если бы я не успел? Что бы было тогда?! — Я бы умер. Хаджимэ замирает, и весь поток слов застревает поперёк глотки. Ему вдруг становится тошно. Как… как вообще реагировать на подобные слова от любимого человека? Он не знает. Не хочет знать. — А я? — шепчет он. — Ты подумал обо мне? — Да. — Так какого чёрта ты?.. — Он осекается. Нагито смотрит на него так внимательно, почти… нежно? — А как ты думаешь, зачем я это сделал? — вдруг спрашивает он. — Я даже знать не хочу. — Подумай, — продолжает Комаэда. И Хаджимэ сдаётся. Всё было хорошо. Относительно хорошо, но ничего такого, что довело бы до… такого. — Я… я не знаю! Нагито смеётся. Тихо, хрипло. С долей надменности. — Я сделал это ради тебя. — Ты издеваешься сейчас? — Отнюдь. — Он переводит взгляд на стену, пристально изучая её. Левая рука непроизвольно касается бинтов, и парень проводит кончиком пальца вдоль пореза. — Я ведь всё равно умру. — Нет! — Хаджимэ, давай не будем бегать от реальности. Ты ведь видел, что со мной случилось. И дальше будет только хуже. — Нагито, пожалуйста. Я умоляю тебя, прекрати. Врач сказал, что лекарства могут помочь. Процесс… он может замедлиться! — «Могут». А могут и не помочь. — Комаэда снова смотрит на него немигающим взглядом. Хаджимэ до боли закусывает губу, старательно гоня прочь воспоминания. — И что ты будешь делать потом? — Потом? — Когда я не вспомню тебя, — продолжает Комаэда. Грубо, прямо, беспринципно. Хината понимает, что он говорит правду, но не хочет её принимать. — Когда я забуду, как ухаживать за собой. Когда я буду прикован к кровати, и единственное, что я смогу делать — мычать и кричать? Что будет тогда, Хаджимэ? Расскажи мне, давай. — Этого… этого не будет. — Нет, Хаджимэ, будет. В конце концов всё к этому придёт. — Я… Я тебя не оставлю! — кричит Хаджимэ. Этот разговор рвёт ему душу. — О, я не сомневаюсь. Но я не хочу, чтобы ты видел меня таким, — горько усмехается парень. — Знаешь, больше всего на свете я боюсь этого. Стать таким. Даже смерть меня так не пугает. — И что теперь, сводить счёты с жизнью?! — Как вариант. По крайней мере, это будет моё осознанное решение. Даже если последнее. — Он ведёт плечами. — Я не ожидаю, что ты поймёшь меня или простишь. Это… сложно. — Ты прав. Я не понимаю. — Что ж, до тебя всегда долго доходило, — вздыхает Нагито. Затем снова улыбается, как будто ничего не случилось. — Можешь оставить меня одного? Хочу немного поспать. Хината молча поднимается на ноги и покидает комнату, даже не попрощавшись с Нагито. Мысли в голове путаются, и он, кажется, на грани не то что нервного срыва — настоящего психоза. На негнущихся ногах добредает до дома и буквально валится на пол в коридоре, сжимая голову в руках. Хаджимэ понимает извращённую логику, стоящую за действиями любимого ему человека, но не принимает. Из всего ведь… из всего есть выход. Он хочет верить в это до последнего.