вишня и совиное перо

Кеша просыпается от щекочущих прикосновений чего-то пушистого к своему лицу. Хмурится, трётся щекой о подушку, не открывая глаз, и вздыхает, когда прямо над ухом раздаётся нетерпеливая высокая трель. Кеша стонет тихо и недовольно, и приоткрывает веки, чтобы наткнуться на выжидающе пристальный взгляд огромных жёлтых глаз. – Мммм… Плюха, ну отстань… Совёнок в ответ мягко кусает Кешин нос, хлопает требовательно крыльями и топчется лапами по подушке, цепляя коготками разметавшиеся по наволочке русые кудряшки. Цапает клювом за ухо и снова издаёт короткий свист. – Ну ладно-ладно… Кеша зевает, подставляет Плюшке ладонь, на которую она сразу же забирается, крепко уцепившись лапками, и откидывает одеяло. Ёжится от прохлады утренней, топая к окну, но, подумав, останавливается. Подходит к кровати Серёжи, смотрит, как спит тот безмятежно, развалившись в позе морской звезды, и вздыхает. Кеша голову поворачивает к продолжающей спокойно сидеть на его руке сове и говорит тихо: – Вот твой хозяин. Его буди. Для достоверности, он указывает пальцем свободной руки сначала на Жилина, а потом на Плюшку. Сова смотрит на него и довольно жмурится. – П-понимаешь? Он тебя должен выпускать полетать с утра. Он. Не я. Плюшка просто моргает в ответ на устроенную Кешей разъяснительную беседу, и он ласково почёсывает её по перьям, отходя к окну. Открывает, ёжась от прохладного осеннего ветра, и протягивает руку наружу. Плюшка благодарно кусает его за палец, прежде чем вылететь прочь. Кеша смотрит, как исчезает её маленькая фигурка в облачном небе, и окно закрывает. Мельком смотрит на часы и понимает, что засыпать обратно нет никакого смысла – занятия начнутся уже через час. Кеша залезает обратно в постель и надевает очки. Тянет с прикроватной тумбочки волшебную палочку, сжимает в руках, ощущая под пальцами гладкое дерево, и улыбается тихонько и едва заметно. Прошёл только месяц с его прибытия сюда, но Кеша, хоть и стыдливо, уже готов признать, что это место – лучшее, где он когда-либо бывал. Нет, дома тоже хорошо, потому что дома мама, которой он исправно написал уже два письма, но именно здесь Кеша может чувствовать себя кем-то. Не тенью, не безликим очкариком, к которому обращаются, только когда нужно списать, не грушей для битья и издевательств. Здесь он может чувствовать себя хорошим учеником и верным другом. Может бродить по многочисленным извилистым коридорам, разговаривать с призраками, осторожно узнавая об их гибели, и рассматривать часами двигающиеся картины. Кеша может испуганно вскрикивать вместе с остальными, когда лестница начинает менять направление прямо тогда, когда ты по ней идёшь, и смеяться над тем, как кривится недовольно Игорь, когда у него опять не выходит запомнить очерёдность забрасывания ингредиентов в котёл на зельеварении. Готовить скрупулёзно домашнее задание, потому что действительно интересно, а не потому, что учитель проверит, и улыбаться Тане в ответ, когда она машет ему рукой с другого конца коридора. Кеша задумывается, погружается в мысли, медленно одеваясь, и, завязывая галстук, бросает взгляд на часы. До завтрака остаётся двадцать минут. Посмотрев на третью кровать, Кеша хмурится – Федя уже ушёл, а он и не заметил. Наверное, даже автоматически пожелал доброго утра, витая в облаках, и совершенно пропустил момент, когда тот улизнул на завтрак. Серёжа всё ещё спит, и Кеша быстренько подходит к чужой кровати. Мягко касается горячего Жилинского плеча, на что тот ворчит в ответ и зарывается в одеяло. Кеша вздыхает тяжело – каждый день одно и то же. – Серёжа. Вставай давай. – Агаящас… –Н-ну опоздаем же. Жилин фырчит что-то в подушку, бормочет невнятно, и Кеша снимает очки, чтобы протереть их кончиком школьной мантии. Тычет концом палочки в шевелящийся кокон из ткани и случайно попадает под ребро. Серёжа издаёт непроизвольный смешок. Выглядывает из-под одеяла один карий глаз и слышится сонный вопрос: – А когда надо идти? – Завтрак через пять минут. – Что? – Жилин подрывается на кровати, тянется скорее к часам и облегчённо вздыхает. Смотрит на предусмотрительно отошедшего от него довольного Кешу и грозит пальцем. – Доиграешься у меня. – Это конспенс… компенсация. Плюшка опять меня рано разбудила. Жилин зевает и выпутывается из одеяла. Взмахивает палочкой, и кровать начинает заправляться сама собой. Кеша смотрит на это действо с восхищением – он сам ещё так не умеет, а первые попытки повторить заклинание окончились разгромленной комнатой. Хорошо, что Федя, пришедший тогда с ужина пораньше и обнаруживший их с Серёжей судорожные попытки побыстрее всё исправить, просто молча помог. Сказал, что не расскажет никому, и вручную прицепил оборванную штору на место, приправив всё это действо забавной и чисто маггловской поговоркой, на которую Жилин только недоумённо нахмурился. – Просто спихивай её на подушку. – Я не могу. Она же, ну… маленькая такая. Зашибу ещё. Серёжа фыркает, натягивая мантию, и расчёсывает волосы у небольшого зеркальца, стоящего на тумбочке. Рядом валяется ботанический справочник, светлая волшебная палочка – каштан и перо орла – и развязанный галстук. Серёжа его берёт и Кеше протягивает, доверчиво подставляя шею. Смотрит сверху вниз глазами тёмными и чуть склоняется, чтобы Кеше не пришлось руки вытягивать. Жилин хотя бы не такой высокий, как Игорь – чтобы тому галстук завязать, приходится иногда на лавку вставать, чтобы сподручнее было. – Она чувствует, что ты её не прогонишь, вот и прицепилась. А ещё волосы твои ей нравятся. Кеша хмыкает согласно – Плюшка обожает зарываться в его кудряшки по вечерам, довольно посвистывая. Сначала он напрягался, но потом привык, ему даже приятно, что какое-то животное к нему ластится и просит ласки. Кеша разравнивает завязанный чужой галстук и чуть отстраняется, рассматривая результат – у него стало хорошо получаться практически с первого раза, и теперь Жилин с Игорем постоянно его эксплуатируют. Но Кеше не трудно. Не для Серёжи, который постепенно открывает для него новый мир, отвечает на частые вопросы терпеливо и совершенно не злится, когда Кеша не знает элементарных для волшебников вещей. Не для Игоря, который помогает разобраться с бесконечными лабиринтами замка и провожает до большого зала, когда Кеша боится заблудиться в бесконечных коридорах и тем более в холодных мрачных подземельях. Кеша помнит, как расстроился Серёжа, когда Шляпа распределила его не на Гриффиндор. Они с Игорем оказались на разных факультетах, и в первые недели Жилин жутко грустил. Молчал часто, пропадал в коридорах замка, и Кеша старался отвлечь его от мрачных мыслей вопросами и разговорами. Через какое-то время Серёжа оттаял, и теперь постоянно таскает Кешу с собой то в большой зал, то в библиотеку, где их всегда ждёт Игорь. Вот и сейчас, когда они проходят к своему привычному месту на завтраке, Катамаранов уже там. Сидит, подперев голову рукой, и лениво жуёт яичницу. Сонный какой-то, лохматый, с перекинутым через шею развязанным галстуком, он немного оживляется, когда Серёжа садится рядом. Кеша устраивается напротив и притягивает к себе чашку с тут же начинающим нагреваться чаем. Отпивает немного, рассматривая стоящие тарелки с едой, и ловит на себе наблюдающий взгляд Игоря. Тот смотрит внимательно, как Кеша притягивает к себе кашу, и только потом снова переключается на что-то рассказывающего Серёжу. Кеше от такого внимания немного неуютно и стыдно. Дело в том, что в первые недели пребывания в Хогвартсе он старался есть поменьше, потому что искренне считал, что за каждую съеденную крошку будет платить мама. Перехватывал понемногу в обед, ел то, что, по его мнению, будет самым дешёвым, а на завтраках и ужинах отпаивался чаем и соками. Кеша помнит, как удивлённо смотрел на поедающих вкусности детей и недоумевал – что, только у него семья такая бедная? Он не замечал странных взглядов Игоря и Серёжи, пока в один момент прямолинейный Катамаранов не выяснил всё у запинающегося от стыда Кеши. Оказалось, что еда бесплатная. Кеше до сих пор стыдно за то, что он оказался таким глупым, а Игорь ещё и следит теперь всегда, ест друг или нет. Каша оказывается тёплой и вкусной, с кусочками позднего яблока и каким-то сладким фруктом. Кеша с удовольствием уплетает её и думает, что стоит спросить у домовиков про этот фрукт. Сразу же после выяснения того, что всю еду готовят эльфы, у Кеши образовалось неумолимое желание отыскать кухню. Ему хочется узнать, как они это делают – все блюда невероятно вкусные, и, если их можно готовить с помощью магии, он научится. Книг о внутреннем устройстве замка нашлось так много, что Кеша закопался в них с головой, а спрашивать у преподавателей было бы странно. – Малой, идёшь? Игорь, стоящий неожиданно позади, кладёт руку ему на плечо, и Кеша вздрагивает, выныривая из своих мыслей. Смотрит мельком на недовольного Серёжу, стоящего напротив, и предполагает, что Катамаранов просто перепрыгнул стол, чтобы не обходить его по всей длине. Акробат бешеный. Кеша кивает рассеянно и встаёт, едва не зацепляясь ногой за лавку. Серёжа, идущий параллельно им мимо пустующих столов, ворчит: – Какой он тебе «малой», Игорь? Мы все одного возраста. Катамаранов фыркает и, не переставая идти, выпрямленной ладонью касается макушки Кеши, которая достаёт ему примерно до подбородка. Кудряшки отросшие ерошит и отвечает довольно: – Ну ты глянь на него. Малой и есть. Кеша шутливо его ладонь от себя отбрасывает и пытается растрёпанные чужой рукой волосы пригладить. И так лезут уже в глаза и мешают читать. Слышит, как спрашивает Серёжа ехидно: – А ты что ж, большой тогда? – Я средненький. Кеша с Жилиным фыркают одновременно, направляясь в сторону теплиц. На улице холодно уже, но надевать тёплые мантии, чтобы носить потом с собой весь день, не хочется, и через школьный двор они втроём пробегают, залетая в приоткрытую дверь теплицы. Едва не сбивают с ног достающего какие-то лопатки из маленького шкафчика Жилу, и тот стреляет недовольным взглядом. Ворчит совсем как брат: – Глаза на затылке, что ли? Игорь хмурится задумчиво и разворачивает стоящего рядом Серёжу к себе спиной. Копается сосредоточенно у того в волосах, портя все утренние Жилинские старания с расчёской, не обращая внимания на попытки друга отпихнуть его, и отвечает: – Да не, на затылке не видно. Жила закатывает глаза и протягивает им лопаточки. – Дурачьё. Занятия пролетают незаметно: увлечённый травологией Серёжа помогает ему правильно пересадить саженец абиссинской смоковницы, а на трансфигурации Кеша впервые превращает свои очки в элегантный подсвечник. Правда, расколдовывать очки приходится уже учителю, но свои пять баллов Женеров честно зарабатывает. Он не замечает, как пролетает время. Разучивает заклинания, бегает по лестницам, чтобы не опоздать на урок, который проводится в другом конце замка, и совсем не чувствует усталости. Ему всё интересно, хочется знать о каждой вещи и каждой формуле. Но на самом любимом его предмете – зельеварении, Кеша отыгрывается по полной. На этих уроках будто бы исчезает всё, и остаются только он, котелок с кипящей в нём водой и разложенные на столе ингредиенты. Расписанные в учебнике пошаговые инструкции запоминаются с первого же раза, и обычно Кеша в него не смотрит. Будто бы третьим чувством знает, когда именно нужно забросить очередной ингредиент и как его перед этим обработать. Профессор Штоллен – странный и худющий мужчина в зелёных очках, который не любит, когда его называют по имени отчеству, одобрительно на каждое правильно приготовленное зелье Кеши кивает и позволяет оставаться после уроков, если время занятия закончилось, а зелье ещё не готово. Прямо как сейчас. Икотное зелье принимает нужный фиолетовый цвет только спустя сорок минут после окончания урока, и Кеша с замиранием сердца даёт флегматично сидящей на его учебнике серой крысе выпить капельку. Та сразу же начинает икать, и сидящий за своим столом профессор поднимает голову от своих записей. Довольно кивает, подзывая к себе, и Кеша берёт крысу на руки, протягивая её Штоллену. Тот копается в склянках в поисках противоядия. – Отлично, ты молодец. Пять очков Пуффендую. Всем бы такое рвение. Кеша смущённо краснеет, быстро убирая на своём столе, и бормочет в ответ тихо: – С-спасибо. – Дорогу помнишь? В лабиринтах легко заплутать. – Да, конечно, профессор. До свидания. Штоллен хмыкает в ответ, снова возвращаясь к своим записям, но тоже говорит что-то на прощание. Кеша чувствует, что нравится ему, пусть профессор и ворчит постоянно на ленивых учеников. Женеров быстро выходит из душного, наполненного ароматами трав и зелий кабинета, и тут же попадает в сырой прохладный коридор. Подземелья мрачные и узкие, где-то здесь должна находиться гостиная Слизерина, но у Кеши нет ни времени, ни желания искать её. Ему немного жаль, что зельеварение находится именно здесь – вот бы варить зелья в каком-нибудь светлом кабинете с широкими окнами с видом на озеро или лес. Кеша стоит на месте несколько мгновений и направляется в нужную сторону. То, что нужно идти направо, он всё же запомнил. Гулкий звук шагов раздаётся по коридору, и Кеша вжимает голову в плечи и ускоряется, чтобы пройти этот отрезок пути поскорее. Висящие на стенах факелы освещают путь, осенний холод, впитавшийся в стены, пышет стылостью. Хочется вернуться в родную гостиную, залитую солнечным светом. Кеша проходит где-то полпути, когда все факелы, все до одного, гаснут. Одновременно и беззвучно, и он остаётся наедине с темнотой. Кеша слушает собственное участившееся дыхание и касается кончиками пальцев стены, чтобы иметь хоть какой-то ориентир. Проходит немного вперёд и тянется было достать палочку, чтобы зажечь свет, когда слышит какое-то шевеление впереди. Шуршащий звук приближается навстречу, и Кеша инстинктивно пятится, сжимая неиспользованную палочку в руке. Когда звук становится громче, он всё же шепчет тихо «люмос» и тут же отшатывается. Прямо на него в белом свете палочки ползут змеи. Большие питоны, маленькие ужи и ядовитые гадюки с блестящей чёрной спинкой. Их так много, что пола под ними практически не видно, и Кеша судорожно пятится назад. Спотыкается, валится на холодный пол, обдирая ладони до крови и роняя палочку, но сразу же хватается за неё и бежит. Несётся обратно, заворачивает в какие-то незнакомые коридоры в надежде, что змеи проползут мимо, но они преследуют его. Шипят громче, показывают свои раздвоённые языки и ползут-ползут-ползут. Бесконечные коридоры выматывают, вытягивают силы своим холодом, и Кеша выбивается из сил. Падает, снова заворачивая за какой-то угол, и не может подняться. Сжимается в комок, прислоняясь к стене и утыкаясь лицом в собственные колени, и ждёт. Ждёт, когда они настигнут его, набросятся, покусают, впрыснут свой яд под кожу, от которого он умрёт. Умрёт и останется лежать в этих коридорах, станет призраком, вечно охраняющим свои кости в холоде и мрачном одиночестве. Кеша настолько погружается в мысли о своём будущем в роли призрака, что не замечает, как шипение исчезает. Покачивается немного, сидя на полу и обхватив себя руками, и дёргается в сторону, когда кто-то касается его плеча. Лица стоящего над ним человека не видно из-за яркого света чужой палочки, бьющего в глаза, и Кеша заслоняет лицо рукой, подрываясь с места. Хватает незнакомца за свободное запястье, осознавая, что стоящий перед ним человек почти что его ровесник, и тянет глубже в лабиринты. – Н-нам нуж-жно бежать… там, там з-змеи… много змей… Незнакомый мальчик упирается и без труда руку из чужого захвата выдёргивает. Палочку чуть опускает, и Кеша видит чёрные волосы, бледную, белую почти в искусственном свете кожу и чуть тронутое выражением недоумения лицо. Мальчик рассматривает его пару секунд, дрожащего и испуганного, и спрашивает ровным тоном: – Ты видел змей? – Д-да, они беж-… ползли за мной и… шипели… – Они не настоящие. Кеша замолкает тут же и смотрит на перебившего его незнакомца недоверчиво. – Н-но я видел… – Иллюзию. Третьекурсники тренировались с заклинаниями. Думали, что в коридоре нет никого, занятия-то кончились. – Светлые глаза снова оглядывают Кешу с головы до ног, высматривая испачканную одежду и содранные в беготне руки, и тот ёжится от этого пристального взгляда. – Пошли. И он разворачивается, исчезая за поворотом. Кеша тут же следует за бледным огоньком от страха, что этот холодный незнакомый мальчик с аккуратно заправленным в рубашку галстуком и причёсанными волосами бросит его здесь, не станет дожидаться тощего первогодку, пошедшего на поводу у собственных страхов. Чуть ли не бегом выходит из-за поворота, чтобы налететь на спокойно ждущего его мальчишку. Тот шипит раздражённо, роняя палочку, и свет гаснет. Кеша сразу же судорожно вцепляется в рукав чужой мантии, пока его новый знакомый с тихими ругательствами рыщет руками по полу в поисках палочки. Свет снова зажигается, чтобы осветить недовольное бледное лицо. – Не мельтеши. И отцепись, ткань порвёшь. Кеша тут же глаза опускает и расслабляет сжатые пальцы, пряча их в карманы. Палочку свою достаёт и зажигает свет, два огонька освещают коридор намного ярче. Эта часть подземелья Кеше совсем незнакома. Интересно, как далеко он убежал? – А мы где? – Это древние катакомбы, в которых раньше до смерти пытали тёмных волшебников. Говорят, их призраки до сих пор утаскивают забредающих сюда студентов. Если увидишь что-то или услышишь позади зовущий голос, не оборачивайся. – Незнакомец говорит бесстрастным низким голосом, и Кеша весь замирает. Придвигается поближе, палочку стискивает в руке до боли и думает, что теперь в жизни ни в какое подземелье не зайдёт, даже под страхом не изучать больше зельеварение. По коридору неожиданно разливается вдруг чужой тихий смех. – Погоди, да ты правда поверил? Мальчик посмеивается, продолжая идти, и Кеша в негодовании стукает его кулаком по плечу. Видимо, это только сильнее веселит его нового знакомого. – Н-ну ты… совсем! Я и так испугался этих змеюк, а ты ещё и… гадости страшные рассказываешь! – Не смог удержаться. Ты всегда такой наивный, барсучонок? Кеша раздражённо фыркает и бросает в сторону мальчика гневный взгляд. – Кеша я, а не барсучонок. И н-ничего я не наивный, ясно? – Рома. – Представляется коротко в ответ слизеринец и продолжает ехидно. – Не наивный, а в змей поверил. – Они выглядели, как настоящие! – Неа. Был бы внимательнее, увидел бы. Рома замолкает, и дальше они идут по коридору в молчании. Шаги двух человек гулко отдаются по каменным коридорам, и Кеша, не выждав и пяти минут в нетерпении спрашивает: – Что увидел бы? Рома, будто только этого вопроса и ждал, вытягивает палочку вперёд и накрывает свой огонёк пальцами – на стенах тут же мелькают тёмные размазанные линии. Отвечает тихо: – У них не было тени. Через несколько поворотов они выходят к узкой знакомой лестнице. Гасят палочки тихим «нокс», и щурятся от бьющего по глазам света, разливающегося от общего коридора. До подножия лестницы доносится шум снующих студентов и говор картин. Кеша оборачивается на безразлично облокотившегося о стену Рому и говорит тихо: – Спасибо. – Не теряйся больше. Не то призраки утащат. Кеша фыркает раздражённо и ступает на лестницу, начиная подниматься по ступеням. Когда он оборачивается, чтобы спросить, на каком курсе Рома учится и почему Женеров его никогда не видел, ехидного слизеринца на прежнем месте уже нет. Ушёл так же бесшумно, как и появился. Кеша вздыхает и выходит на свет. Рассматривает испачканную мантию и бредёт медленно в сторону гостиной, чтобы переодеться. На одной из многочисленных лестниц кто-то налетает на него сзади, аккуратно положив ладони на плечи. До носа доносится слабый аромат жасмина. Таня улыбается, дёргает ласково за одну из растрёпанных русых кудряшек на чужом затылке и довольно говорит: – Пощекочи грушу! Кеша недоумённо моргает. – Ч-чего? Танин смех разливается по полупустому коридору, пока она не обходит Кешу и не замечает, как тот выглядит. Хмурится тут же взволнованно и берёт его ладони своими руками, рассматривая воспалённые ссадины. – Что случилось? – Я это, ну… упал в подземельях. Восьмиглазова подозрительно прищуривается и хмыкает скептично. – Упал. Ты уверен? Если кто-то из старшекурсников толкнул тебя или… – Д-да нет же, я упал! Правда. Там же вечно камушки эти… торчат. Таня вздыхает и тянет его за собой. Когда Кеша понимает, что направляются они в госпиталь, то пытается воспротивиться, но непреклонная Восьмиглазова не обращает на эти попытки никакого внимания. Приводит в нужный кабинет и начинает копаться в склянках, будто она тут хозяйка. Кеша, неловко сидящий на краю койки, смотрит на неё со смесью удивления и восхищения во взгляде. – А тебе разве можно брать это? – Можно. Руки подставляй. Таня капает каким-то раствором на разодранные ладони, и Кеша мужественно закусывает губу, чтобы не шипеть при ней от сильной жгучей боли заживляемых царапин. Спрашивает, чтобы отвлечься: – А что ты говорила про грушу? – Ой, точно! Я узнала, где находится кухня. Кеша оживлённо подбирается на кровати, уже не чувствуя боль так ярко. Смотрит, как красиво бликует на солнце извечная Танина брошка в виде паучка. Синие глазки сочетаются с когтевранским галстуком. – В какой книге? Таня посмеивается тихонько, ставя бутылёк на место, и оборачивается, упирая руки в бока. У неё рукава мантии подкатаны забавно до локтей, и тонкие запястья кажутся совсем хрупкими. – Ты не поверишь, но я просто спросила у мамы. – У мамы? – Да! Она бывала там на пятом курсе, помогала с каким-то заклинанием учителям. Чтобы войти, нужно у той огромной картины с натюрмортом, что возле вашей гостиной, почесать, ну или пощекотать, грушу. – Кеша осоловело моргает. Вот так просто? Без паролей, жертвоприношений и тайных вылазок тайком от эльфов? Таня, видимо, принимает его ступор за что-то другое. Хмурится и спрашивает взволнованно. – Ты расстроился? Кеша тут же выныривает из мыслей. Улыбается, потирая зажившие ладони друг о друга, и отвечает: – Нет-нет, что ты! Я ну оч-...совсем прямо рад. Спасибо, что узнала. Хочешь сходить туда со мной? – Мама говорит, эльфы не любят людей на кухне. Думаю, одного человека они встретят гораздо радушнее, чем двоих. Кеша пожимает плечами и согласно кивает. Звучит очень даже логично. Он прощается с Таней, благодарит её ещё раз и плетётся медленно в сторону спален. Проходя мимо той самой картины с натюрмортом, Кеша останавливается на мгновение, высматривая на ней грушу. Фрукт находит, но решает повременить с щекотанием до лучших времён, когда он не будет таким уставшим. Кеша едва не стучит по другой бочке, рискуя быть облитым уксусом*, и вовремя останавливает руку. Добредает до спальни, тихонько проходя мимо занятых своим делом ребят, и заходит в комнату со вздохом облегчения. В спальне его хватает только на то, чтобы раздеться и кинуть испачканную одежду в специальную корзину. Спать днём не в его правилах, но веки наливаются свинцом и закрываются. Кеша на периферии сознания слышит, как заходит кто-то в спальню, говорит тихо, но разобрать слов не может. Зарывается в подушки облегченно, чувствует, как мягко касаются его щеки перья устраивающейся у головы Плюшки, и засыпает.