вишня и совиное перо

– Держи палочку ровнее. Не стискивай слишком сильно, а то движение не получится достаточно широким. Кеша выдыхает, прищурившись от усердия, и, вопреки предупреждению, сжимает палочку в пальцах посильнее, произнося заклинание. Взмахивает кистью так же, как показывал Рома, но вместо прозрачного щита, который смог бы защитить его от заклятия врага, из палочки вырывается резкий порыв сильного ветра. Кеша взмахивает рукой, стараясь прекратить этот мини-ураган, теряет где-то в процессе очки и, наконец, рассеивает получившееся неверное заклинание. Стонет разочарованно, отбрасывая палочку на деревянную лавку, утопающую в кустиках высокой травы. – У меня никогда не получится. Женеров бормочет, начиная рыскать взглядом по траве в поисках потерянных очков, и пытается справиться с заливающим щёки румянцем. Они с Ромой тренируются уже пару месяцев – начали сразу, как приехали на новый учебный год – и тот видел много раз, как у Кеши что-то не получается, но всё равно от каждой неудачи Женерову стыдно. То, как красиво и легко выходят эти же заклинания у Железнякова, заставляет Кешу восхищаться им, пусть он и понимает, что за лёгкостью этой кроются долгие часы тренировок с самим Константином Романовичем. Вспомнив учителя, Кеша передёргивается зябко и, устало опустив плечи, садится прямиком на мягкую еще октябрьскую траву. От земли уже прилично прёт холодом пришедшей осени, но очки найти нужно, и Женеров по старой маггловской привычке ведёт руками по колючим верхушкам травинок в поисках тёмной дужки. – Акцио очки. – Голос Ромы раздаётся совсем рядом, и спустя пару мгновений Кеша чувствует, как ему в руку вкладывают потерянную вещь. Он тут же мысленно обзывает себя глупцом. Ну какой волшебник будет ползать на карачках, когда есть сила магии? – У тебя получится. Просто ты слишком зажатый. Голос Железнякова ровный и уверенный, лишённый намёка на издёвку или смешка по поводу маггловских замашек, и Кеша смотрит на него снизу-вверх, не ощущая желания подниматься с прохладной травы. Он рассматривает задумчиво острые скулы и забавно чуть вздёрнутый нос, так не подходящий суровому виду Ромы, и чувствует, как печёт осеннее солнце в затылок, подсвечивая кудряшки. В небольшом саду, расположенном за западной башней Когтеврана, уютно и безопасно. Вкусно пахнет яблонями и рябинами, крики пролетающих мимо сов доносятся сквозь кроны шумящих рядом деревьев. Тихо так, хорошо. Душевно, как сказала бы мама, и Кеша улыбается слабо, вспоминая её. Нужно будет завтра написать ей письмо, спросить, вылечилась ли она до конца от той затяжной простуды, которую умудрилась подхватить летом. – Чего сидишь? Вставай давай, будем ещё пробовать. – Ну Ром… – Никаких Ром. Вставай. Не уйдешь никуда, пока не получится. – А если до ночи не получится? – Тут заночуем. – Безукоризненно серьёзное лицо на секунды сглаживается смешинкой. – Чур я на лавочке сплю. А ты на земле будешь. Кеша фыркает и встаёт, хватаясь за протянутую руку. Отряхивает обычные, чуть великоватые ему серые штаны от травинок, и берёт с лавочки палочку. Оглядывается на Рому, вставшего рядом, чтобы снова показать нужное движение, и легонько улыбается. – Вот и спи на своей неудобной лавочке. А себе я подушку наколдую и пледик. – И даже не поделишься? – Только если хорошо попросишь. Рома приподнимает брови, резонно кивая, и тут же вновь сосредотачивается. По одним микродвижениям его лица Кеша понимает, что отдых кончился, и потому тоже концентрируется. Смотрит на чужую руку, палочкой выписывающую в воздухе нужную фигуру, слушает спокойное объяснение и пытается повторить. Получается с шестой попытки, и они даже тестируют получившийся щит – Рома пускает в Кешу слабенькое заклинание, которое разбивается о прозрачную преграду. Правда, сразу же щит угасает из-за того, что Женеров от восторга теряет концентрацию, но они не обращают на это внимания. Главное, что вышло, снова получилось то, что в классе не хотело получаться никак, и Кеша вздыхает облегчённо, когда они садятся на лавочку, расслабленные и довольные. Слушают музыку вечерней осени: стрёкот птиц, шум листвы, говор студентов, возвращающихся в свои комнаты после прогулок на свежем воздухе, раздающийся из открытых окон. Закатные лучи бьют в лицо, и Кеша жмурится, тихо проговаривая: – Спасибо. Без тебя у меня бы не вышло. – Послезавтра будем изучать боггартов. – Вместо прямого ответа произносит Рома. Женеров уже успел заметить, что тот никогда не говорит о чувствах и благодарностях напрямую. Не любит, наверное. Кеша к этой его черте привык. – Знаешь, что это за существа? – Что-то страшное? – Верно. Боггарт принимает облик самого главного страха человека. Голос Ромы задумчивый, будто он размышляет, каким бы боггарт предстал перед ним, и Кеша взволнованно поправляет очки. Думает напряженно, ну не будет же в самом деле кто-то тащить такое существо в школу? Котёл же не станет?.. – Ну мы же будем только изучать его, да? Теоретически? – Рома поворачивается к нему, приподнимая брови, будто напоминая Кеше, кто ведёт у них ЗОТИ, и Женеров сглатывает. – Это же опасно. – Константин Романович всегда предпринимает меры предосторожности. Кеша поджимает губы, внутренне соглашаясь с ним. За все годы преподавания у Котла действительно не было несчастных случаев, даже никто друг друга экспеллиармусом не жахнул. В некоторой степени, это объясняется безукоризненной дисциплиной, которая сопровождает все его уроки, но ещё дело и в удивительно быстрой реакции учителя – Кеша сам был свидетелем дуэли двух пятикурсников, которые решили помериться силами. В итоге опасное заклинание едва не угодило в проходящего мимо первокурсника, и только реакция Котла, мгновенно поставившего щит, спасла мальчика от отправки в медицинское крыло. Женеров даже думать не хочет, какую взбучку тем двоим устроили в стенах учительской. Знает только, что с того дня их не видно и не слышно, всё желание проводить дуэли в стенах школы явно испарилось. Из воспоминаний Кешу вырывает задумчивый голос Ромы. – Страх… чего боишься ты, барсучонок? Женеров уже не злится на это обращение – в минуты странного настроения и шутливости Рома иногда называет его так. Кеша хмыкает, начиная теребить в руках сорванный ветром листок. Думает, что ответить. Не скажешь же Роме, что Кеша боится многих вещей. Темноты, глубины и высоты. Боится разочаровать маму и профессора Штоллена, снова опозориться перед всеми и опять ощутить на себе холодный недовольный взгляд Константина Романовича. – Боюсь клоунов. Рома от неожиданности едва не давится воздухом. Поворачивается вбок, чтобы сидеть лицом к Женерову, и стальными глазами всматривается. Кеша ёжится немного под этим взглядом. – Чего? Каких это клоунов? – Обычных. – Так они же веселить должны, Кеш, а не пугать. – Ну а меня пугают. Ты видел эти их улыбки? А смех? Жуть одна. Рома фыркает, стараясь сдерживаться, но уже через мгновение смеётся тихонько и искренне, прикрывая рот рукой, будто в попытке скрыть ладонью улыбку. Кеша улыбается в ответ, осознавая, что впервые слышит его смех. Приятный такой, немного сдержанный, как и сам Рома, и недолгий. Он успокаивается быстро, с лёгкой улыбкой вздыхает, оглядываясь на зажигающиеся в вечерних сумерках окна, и Кеша засматривается на появившийся румянец на бледных щеках. Тут же себя одёргивает, отвернувшись. – Ты не перестаёшь меня удивлять, всезнайка. Ладно, пойдём. Заклинание вышло, значит, ночевать тут не будем. – Лёлик бы нам за такое по ушам надавал. Рома пропускает Кешу вперёд и фыркает, пряча палочку за пояс. Отвечает весело: – Если бы дотянулся. – А он дотянется. – Дотянется. Они переговариваются коротко по пути и расходятся в стороны своих гостиных у витой лестницы, ведущей в совятню. В комнату Кеша заходит довольный и радостный. Серёжа, пытающийся отобрать у Плюшки зажатое в клюве перо, прищуривается, разглядывая его. – На свидании, что ли, был? Женеров чувствует, как заливается краской шея. – Чт-… Да какое… Какое свидание? Я тренировался. – Тренировка поцелуев? Кеша бросает в довольно хихикающего от его смущения Жилина подушку и подзывает Плюшку к себе. Та тут же подлетает, с удобством устраиваясь на плече, и приветственно свистит, отдавая Женерову перо, которое с таким трудом пытался отнять у неё Серёжа. Кеша поглаживает сову по головке. – Ты ж моя добытчица, какая умница. Украла у Серёжи? Молодец. Плюшка свистит польщённо, растопырив пёрышки, и Кеша мигом чувствует себя отомщённым. Голос Серёжи смешливо недовольный, когда он поднимается с кровати в спальных шортах, футболке и в одном носке. Ну чисто будущий аврор. – Эй, отдай! – Мне его Плюшка подарила. – Оно моё. – Теперь нет. – Ах, ты ж… Серёжа бросает в Кешу его же подушкой, специально метя подальше от плеча, на котором всё ещё сидит сова, и Плюшка, чувствуя начинающуюся возню, гордо перелетает на верхнюю перекладину кровати, наблюдая, как один её человек валит другого на кровать, смеясь от щекотки.

***

Котёл всё-таки притаскивает в класс боггарта. И если Кеша от этого факта опасливо пытается слинять в самый конец очереди, чтобы просто не успеть встретиться с существом, то большинство одноклассников воспринимают эту новость радостно. Шепчутся, выдвигая предположения того, кем боггарт обернётся для них, и Женеров чувствует, как его за запястье хватает Игорь, не давая уйти, и возвращает на место между ним и Серёжей. Из груди вырывается смирившийся вздох. Они разучивают нужное заклинание защиты, повторяя его несколько раз с комбинацией движений палочкой. Кеша повторяет вслед за всеми, сомневаясь, что сможет представить объект своего страха чем-то смешным и забавным. Вспоминает, как написал вчера маме письмо, и думает, не слишком ли настырно расспросил её о самочувствии. В конце концов, она же взрослый человек и может позаботиться о себе. Наверное. Но Кеша всё равно переживает. Он старается привычно абстрагироваться от гомона чужих назойливых чувств в голове, и сосредотачивается на мыслях о своих возможных страхах. Взволнованные шепотки смолкают, когда Константин Романович, предварительно обведя предупреждающим взглядом весь класс, выходит вперёд, взмахивает палочкой и открывает дверцу широкой, грубо сколоченной тумбочки. Все тут же привстают на носочки, чтобы увидеть, как чёрный струящийся дым, вытекший наружу, начинает формироваться в страх человека, который стоит прямо перед боггартом в самом начале очереди. Пауки, змеи, дикие собаки, акулы, драконы – страхи примитивные, но оттого не менее пугающие для их владельцев. Кеша, на удивление самому себе, не пугается ни брызжущей кровавой слюной бешеной собаки, превратившейся в милого щеночка, ни огромной акулы, у которой острые страшные зубы превращаются в надувные шарики. Ему просто интересно, кто и чего боится. Это доказывает, что страх есть у всех, что он не один такой, боящийся всего подряд. Даже опасение по поводу своих возможностей пропадает – Кеше хочется попробовать сладить с боггартом, который примет облик его страха, и он всё сильнее чувствует воодушевление с каждым уходящим человеком, который сокращает очередь до его встречи с этим существом. Когда настаёт черёд Серёжи, стоящего перед ним, Женеров не чувствует тревоги. Уж Жилин-то точно справится. Не испытывающий особого энтузиазма к ЗОТИ, тот всё равно уверенно держится твёрдой четвёрки в этом предмете. Кеше даже интересно, какой облик боггарт примет у друга. Когда мешанина из сотен образов превращается в небольшую фигурку, лежащую на полу класса, Женеров ощущает, насколько каменными становятся плечи друга. Серёжа просто замирает, не дыша, бледнеет моментально, и Кеша взволнованно поддерживает его за спину, краем глаза замечая, как перед ними быстренько выскакивает непонятно откуда взявшийся Жила, загораживая брата собой. Боггарт вновь меняется, становясь кем-то похожим на оборотня, и Кеша так быстро, как может, разворачивает Серёжу спиной к существу, чтобы больше не смотрел. Ищет взглядом Игоря, надеясь, что он поможет вывести Жилина из класса, но наталкивается на точно такого же бледного Катамаранова. Да что ж это такое. Занятый этими двумя, Кеша не замечает, как Котёл порывается подойти к ним. Женеров просто хватает друзей за руки и ведёт за собой как на буксире, вываливаясь за дверь класса. Константин Романович их не окликает и не заставляет вернуться. В коридоре пусто – самый разгар урока, все студенты сидят по классам, и Кеша смотрит, как потерянно выглядят стоящие рядом друзья. Странно видеть Игоря, который не пытается коснуться Серёжи, не улыбается, не болтает что-то глупое, чтобы заполнить тишину. Странно видеть Жилина, оглушённого и дезориентированного. Стоят бледные, смотрят куда-то в сторону, прокручивая, наверное, в голове показанное боггартом, и Женеров осторожно снова берёт их за руки, ведя в сторону улиц. Говорит тихо: – Пошли. На воздух надо, пошли. Катамаранов кивает, и они медленно бредут в сторону выхода из замка. У каждого из троих в голове одна сцена – лежащий на полу класса мёртвый лис, угодивший в капкан. Холодный октябрьский ветер остужает голову, путается в волосах, и Кеша с облегчением смотрит, как к ужасно бледным щекам друзей приливает кровь, как выдыхает Серёжа, приходя в себя, и трёт ладонями лицо, и как Игорь привычно ведёт по воздуху носом, что-то вынюхивая, и странно косится на Жилина. Они молчат, и Женеров чувствует, как растёт между ними напряжение, которое нужно сбросить. Чуть поёжившись, Кеша поднимает взгляд на друзей и предлагает негромко, но уверенно: – Может, сходим к дядь Ване? Овсянку потискаем, он нас чаем напоит. Серёжа улыбается слабо при упоминании собаки и спрашивает тихо: – А как же занятия? У нас ещё руны сегодня. – Прогуляем. Ты всё равно не любишь руны. Жилин оживает потихоньку, становится собой, прищуривает привычно дразняще глаза, уже направляясь в сторону сторожки, и Кеша пристраивается рядом, беря его под локоть в опасении, что тот споткнётся или запнётся обо что-то. Игорь бредёт позади задумчиво и тихо. – И это говоришь мне ты? Занудник, ни разу не согласившийся прогулять даже историю магии? – Я не зандун-… ладно, если только чуть-чуть. У Эдика спишу потом и вас списать заставлю. Вдруг… – …вдруг это попадётся на экзамене, да-да! Игорь с Серёжей одновременно заканчивают за него, и они втроём тихо и немного облегчённо смеются, подгоняемые холодным ветром в сторону сторожки. Дядя Ваня действительно поит их чаем с булочками и даже не ругает за прогул. Выдает большой тёплый плед и ласково журит Овсянку за то, что тот пытается пожевать Кешину мантию. Они все расслабляются, стараясь забыть, что видели, но Женеров всё равно чувствует, насколько напряжён внутри Игорь. Не ластится как обычно за прикосновениями, не порыкивает, не болтает без умолку, и прощается с ними потом в замке без объятий и касаний, сразу же уходя в сторону башни Гриффиндора. Кеша провожает его взглядом недоумённо, и спрашивает тихо у Серёжи: – Чего он? Жилин тяжело вздыхает, потирая переносицу пальцами. – Тяжёлая история. – Ты не расскажешь мне, да? – Ага. – Серёжа фыркает мрачно и смотрит устало на Кешу. – История-то не моя. В ту ночь Женеров просыпается от кошмара – лес, опасность, глубокая земляная нора, кровь-кровь-кровь, скулёж, страх, тело… тела… чьё-то мёртвое тело. Он выныривает из сна резко, хватает ртом воздух, чувствуя, как промокла простынь от пота, и тихонько открывает окно, чтобы проветрить и комнату, и тяжёлую голову. Упирается лбом в раму, успокаивая дыхание, и прислушивается к дыханию соседей. Серёжа спит, слабо и поверхностно, тоже неспокойно. Федя же, наверное, проснувшийся от его возни, бесшумно подходит к нему, останавливаясь в паре шагов, и тихо шепчет: – Плохой сон? – Ага. Прости, что разбудил. Горький машет рукой своим фирменным жестом, над которым любят подшучивать его друзья, и улыбается в неровном свете луны, бьющем в окно. Скоро полнолуние. – Мама заваривает мне чай, когда я плохо сплю. У меня есть с собой, только остывший. Могу подогреть, будешь? Кеша прикрывает глаза и устало улыбается, кивая. Всё равно он сегодня вряд ли уснёт. Женеров наблюдает, как осторожно Федя копается в своей тумбочке, опасаясь разбудить Серёжу, и они усаживаются у подоконника прямиком на свои подушки, чтобы не было так жёстко. Федя достаёт палочку и подогревает налитый из обычного маггловского термоса в кружку чай. Травяной и чуть горьковатый, он оказывается очень вкусным. Спустя пару минут к двум подушкам на полу плюхается третья, и Кеша чувствует, как усаживается рядом Серёжа, сонно кладя голову на его худое плечо. – Что пьёте? – Мамин чай. – Можно с вами? Федя в ответ просто протягивает ему тёплую кружку. Они выпивают весь термос, передавая друг другу единственную посуду, и тихо переговариваются о каких-то неважных вещах вроде домашки, квиддича и студентах Когтеврана, которые, похоже, действительно знают буквально всё.

***

С того дня между ними повисает напряжение, и Кеша не может понять, почему. У него сердце рвётся от того, каким вымотанными выглядят и Игорь, и Серёжа. Он чувствует, насколько они хотят поговорить, коснуться друг друга, но почему-то не делают этого, только отводя взгляды и разговаривая на тусклые и бесполезные темы. И если Серёжа еще старается хоть как-то наладить контакт, поговорить, разобраться, то Катамаранов уходит в глухую оборону. Пропускает некоторые занятия, не выходит на улицу, не хочет идти в лес, когда Кеша предлагает, и при каждом удобном случае сбегает в свою комнату. Да что там говорить – Игорь пропускает обеды и ужины, что уже само по себе нонсенс, потому что Катамаранов и еда - самый крепкий союз всей школы. Он закрылся от них, и Кеша решает, что пора действовать. Если Игорь не хочет идти к ним, они придут к Игорю. Женеров вылавливает Жилу у медицинского крыла. Подходит решительно, чувствуя, как дрожит всё внутри от того, что он собирается говорить наедине с Витей Жилиным, который к нему за все это время нормально и не обращался. Но ради друзей нужно. Вместо нарисованной в голове картинки того, как он подходит к Жиле и уверенно начинает разговор, Кеша робко касается пальцами его рукава, останавливая. Витя оборачивается и хмурится тут же, увидев, кто его потревожил. – Тебе чего? – Надо п-поговорить. – По поводу? – Серёжи. Витя вздыхает раздражённо и двигает предплечьем, избавляясь от чужой руки на своём рукаве. Кеше до сих пор непривычно, что у Серёжи есть брат-близнец. Человек, выглядящий, как его друг, но не являющийся его другом. Странно. – Если он послал тебя… – Он меня не посылал. Я сам пришёл. – Тем хуже. У меня дела, бывай. Жила разворачивается, собираясь уходить, и Кеша сжимает кулаки, раздражённо хмурясь. Он сможет, он сможет. Говорит вслед: – Ты закрыл его. Тогда в классе. – Витя останавливается, стоя к нему спиной, и Кеша продолжает. – Тебе не всё равно. А это важно. Какое-то время в коридоре царит тишина, разбавляемая криками детей на первом этаже большого холла, после чего Жила всё-таки оборачивается. Губы поджаты, брови сведены недовольно. – Ну и чё там? – Серёжа с Игорем не могут нормально поговорить. Игорь его избегает. А Серёжа… он… плохо ему. Им. Обоим. После того боггарта с мёртвым Игорем, поэтому… – Погоди-погоди. – Жила перебивает скептичным смешком. – Я абсолютно точно помню, что у Серёги был дохлый лис, так Катамаранов тут при ч-… Лицо Жилы, напряжённое с осмыслением чужих слов, разглаживается. Появляется в тёмных глазах какое-то выражение, распознать которое Кеша не может. Витя хмыкает жёстко, резким движением засовывая кулаки в карманы, пока Женеров медленно осознаёт. Осознаёт, что Жила об Игоре не знал ничего. Да с чего Кеша вообще взял, что он должен что-то знать? Потому что они родные братья? Какой же он глупый, просто невероятно тупой. – Вот как, значит. Ну ладно. – Удивительно спокойным тоном проговаривает Витя, и добродушно интересуется у побледневшего Кеши. – Так что ты хотел? Женеров, переживающий внутри бурю эмоций и ожидавший как минимум агрессии или обиды, растерянно моргает. Отвечает, запинаясь и заикаясь: – Я… ну… Х-хотел, чтобы вы… ну ты же с Игорем в одной к-комнате живешь. – Живу, да. Хочешь, чтобы Серёга стал мной и прошёл в нашу башню, чтобы поговорить с ним? – Кеша кивает, удивлённый сообразительностью Жилы. Не то, чтобы он считал его глупым, просто… неожиданно. Витя пожимает легко плечами. – Замётано. Завтра приведи его в закрытую подсобку на третьем этаже у кабинета маггловедения. Переоденемся. – А почему не сегодня? – Ишь какой шустрый. – Жила усмехается, колко и неприятно. – Если я его увижу сегодня, кудряшка Сью, я ему ебальник начищу. Кеша, непривыкший к матам, отводит взгляд, кивая, и слышит, как Витя уходит быстрыми и лёгкими шагами. От осознания, что он натворил, что случайно выдал чужую тайну, начинает стыдом гореть лицо и шея. Он не знает, куда себя деть, весь день. Ему страшно признаваться, но и молчать тоже нельзя – друзья так не поступают. Взяв всю свою волю в кулак, Женеров рассказывает о произошедшем Серёже. Сначала ему, потому что и тайна вроде как не его, и Игоря сейчас поймать для разговора сложно. Жилин хмурится, смурнеет, разглядывая водяные разводы от ноябрьского дождя на стекле, и кивает мрачно. – Прости, я не знал… то есть, я не думал, не хотел… думал, он знает… – Ничего страшного. – Голос у Сережи становится точно такой же, как и у брата, и Кеша сжимается вопреки сказанным словам. – Витя никому не скажет. – Он злится. Серёжа фыркает скептично, кивая, и проводит ладонями по лицу. Выглядит он уставшим, и Кеше очень хочется его обнять, но вряд ли Жилину сейчас это нужно. Не от него уж точно. – О да, злится. – Из-за меня. – Нет, из-за меня. Я не рассказал ему. Я отдалился, я не… Всё хорошо, так даже лучше. Теперь хотя бы не надо ему лгать. Кеша беспомощно сжимает губы и хмурится. Трогает нервно очки, теребит налившийся серым цветом браслет на запястье и вздыхает. – Прости… – Кеша. Не грузись, всё нормально. Ты хотел помочь. А с братом я поговорю. – Он же не… Женеров замолкает, не зная, как это сказать, но перед глазами всё равно мелькает спокойное отрешённое лицо Жилы, который произносит те слова. Серёжа приподнимает брови на эту заминку, спрашивая: – Что он не? – Не побьёт тебя? Жилин фыркает смешливо, снова отворачиваясь к окну. Уже несколько дней идёт холодный промозглый дождь, на улицу не выйдешь, да и не особо хочется. Иногда дождь сменяется мокрым снегом, и в такие дни Кеша аккуратно растапливает на перьях Плюшки замерзшие льдинки, слушая её недовольный свист. Сейчас по красивым узорам витража окна библиотеки текут многочисленные ручейки. Ноябрь оказался очень дождливым. Серёжа провожает скользящий по стеклу прилипший жёлтый лист взглядом, спрашивая: – Это он тебе сказал? – Кеша кивает, и Жилин просто пожимает плечами в ответ. – Он всегда только грозится. Не переживай, не будем мы друг друга бить. И лучше тебе не идти завтра со мной, мы сами разберемся. Женеров сдерживает в себе дурацкий детский вопрос «точно?» и просто молчит, опуская взгляд на книгу. Они уже второй час пытаются написать эссе по трансфигурации, но не выдавили из себя ни строчки. То ли осень так влияет, то ли вина давит на плечи, но Кеше ужасно тоскливо на душе. Мама прислала ответ, написала, что у неё всё хорошо, но Женерову отчего-то всё равно неспокойно. Ещё и профессор до сих пор не поговорил с ним по поводу дополнительных занятий – то ли забыл, то ли не изначально не хотел с ним возиться. Любимое дело помогло бы отвлечься от переживаний хоть ненадолго. На следующий день Серёжа идёт к брату без него, и Кеша не знает, куда деть себя после занятий. В комнате сидеть невозможно, библиотека напоминает вчерашний разговор, да и слишком взбудоражен он для домашнего задания. На улице опять дождь, а Рома отменил их очередное занятие из-за какого-то форс-мажора у него в комнате. Женеров обходит весь замок, бесцельно и глупо слоняясь по коридорам, когда слышит из-за приоткрытых дверей одного из классов знакомые голоса. Он подходит поближе и любопытно заглядывает внутрь, чтобы увидеть склонившихся над бурлящим котелком Таню и Эдика, которые испуганно вскидывают головы на его шаги. В их лицах облегчение, когда они видят, кто зашёл. – Кеша! Привет, заходи. – Таня подходит быстро, закрывая за ним дверь, и Женеров понимает, что класс этот явно давно не использовали. Восьмиглазова недовольно бурчит на продолжающего стоять у котелка Эдика. – Ну ты чего дверь не закрыл? – Я закрывал. – Плохо закрыл. Эдик закатывает глаза, приветственно кивая Кеше, и Женеров заинтересованно разглядывает разложенные на столе ингредиенты и переписанный непонятным почерком Тани рецепт. – …вы что, варите запрещённое зелье? – Оно не запрещённое. – Но в учебной программе его нет. – Да. – Эдик поправляет очки, чуть улыбаясь, и довольно повторяет. – Но оно не запрещённое. Кеша фыркает на него, оборачиваясь к чуть смущённой Тане. – Но вы прячетесь. Зачем оно вам вообще надо? Восьмиглазова вздыхает и подходит ближе. Берёт в руки листок с рецептом и закусывает губу, просматривая его. Отвечает рассеянно: – Мы поспорили. – Ч-чего? – Поспорили. Этот вертлявый зануда заявил мне, что ни один третьекурсник не сможет сварить зелье Мопсуса*. – Оно слишком сложное. – Кивает довольно Эдик, подтверждая, и запрыгивает на парту, закидывая ногу на ногу. – И невозможно сварить зелье без всех ингредиентов. Вот где ты собралась брать волос единорога? Ловить его по Запретному лесу? Может, ещё у Штоллена попросишь? Таня забавно морщится и показывает ему язык. Кеша фыркает, тоже смотря в листок. Когтевранцы нарушают школьные правила, чтобы доказать свою правоту. Никогда такого не было и вот опять. Он просматривает быстренько список, вычленяя самые редкие ингредиенты, и задумчиво закусывает губу. Размышляет несколько минут, пока Таня с Эдиком снова начинают обсуждать что-то, и выдает: – Я мог бы попросить у профессора. – Разговор прерывается, и две пары глаз удивлённо и безмолвно смотрят на него. Кеша пожимает плечами. – Не думаю, что он будет против, это же инициатива от студентов. Мы можем попросить его о дополнительных занятиях. Типа кружка. – Кружка? – У чистокровных что, не бывает каких-то дополнительных секций? Кружков? Групп по интересам? Когтевранцы продолжают безмолвно смотреть на него, и Кеша вздыхает. Странные всё-таки существа – маги. Женеров рассеянно постукивает палочкой по котелку и, в конце концов, предлагает: – Ладно. Я могу просто спросить у него. И тогда не придётся прятаться, и все будет под рукой. Я давно хотел… ну, заниматься дополнительно. Эдик кивает, болтая ногами в воздухе, и Таня строго стукает его по коленке. Тот послушно спрыгивает со стола, проговаривая: – Все удивлены, как ты до сих пор этого не сделал. – В смысле? – Ну… ты же лучший в зельях. И Казимирыч тебя любит. – Он не… Правда? Таня с Эдиком синхронно согласно хмыкают, и Кеша чуть улыбается. Если даже другие об этом говорят, то, может, это правда? Настроение немного улучшается. Женеров усаживается на стул, краем уха слушая очередную дискуссию Тани и Эдика о какой-то книге, и снова вспоминает о друзьях. Серёжа, наверное, уже переоделся в форму гриффиндора, и направляется в башню. Кеше остаётся только надеяться, что они с братом хорошо поговорили.

*** pov Серёжа ***

Дверь подсобки перед его носом пахнет старым деревом и лаком. Нужно потянуться к ручке, открыть и войти внутрь, но Жилин оттягивает этот момент как может. Вздыхает, прокручивая в голове возможные варианты развития будущего разговора, но с Витей никогда наперёд не просчитаешь. Вздохнув второй раз, глубоко и ровно, Серёжа быстро заходит внутрь, закрывая дверь за спиной. Подсобка маленькая и тёмная, лучи исходят от лежащей на ящике Витиной палочки – тополь и перо феникса – и Серёжа зажигает свет и на своей тоже, проговаривая тихо «люмос». Откладывает на противоположный ящик, чтобы светило с двух сторон, и встречается взглядами с братом. В Витиных глазах осуждение и обида, и первое, что Серёжа говорит, это: – Прости. Я не… я обещал. Это не моя тайна. – О, какой благородный. – Витя хмыкает, спрыгивая с ящика, и подходит ближе. На его плечах только рубашка, галстук с мантией аккуратно сложены рядом с палочкой, и Серёжа стыдливо отводит глаза. Не смотря на всё, брат пришёл помочь. – Хорошо, понятно. Тайна так тайна. Видимо, от лучших кудрявеньких друзей тайн не бывает, а я так, на похер. – Вить… – Что «Вить»? Ты хоть представляешь, насколько мне обидно? Я что, трепло какое-то? У тебя ко мне доверия нет? Я хоть раз тебя сдавал? – Не в этом дело. – А в чём? Я не могу понять, правда. Серёжа сглатывает, чувствуя, как заливает стыдом щёки и шею, и в защитном жесте чешет нос внешней стороной ладони, оттягивая момент, когда придётся отвечать. Так всё глупо вышло. – Я узнал случайно, а мама просила не говорить и … – О, ты ещё скажи, что и папа в курсе. Все в курсе. А, да, кроме меня. Ну это ничего страшного. Это же всего лишь я. Витин голос сочится язвительностью и обидой, и Серёжа чувствует, как начинают скапливаться в глазах слёзы. Он зажмуривается, пытаясь их предотвратить. На жалость давить тут ещё не хватало. Серёжа выдыхает тихо: – Прекрати, это не так. – Это так. Знаешь, мне абсолютно плевать, что там у Катамаранова, насрать на его тайны, он всегда казался мне неадекватным, но ты… Для тебя это важно, у тебя блять боггарт с его участием! – Не матерись… – Я думал, мы рассказываем друг другу всё. Мы делали так всегда. – Витя пропускает мимо ушей его слова и вздыхает. Молчит несколько мгновений, будто вспоминая каждый ночной разговор под одеялами в их комнате, и продолжает спокойным тоном. – Переодевайся. Раз на меня насрать, хоть с лисой своей помиришься. Витя собирается отвернуться, отойти, но Серёжа хватает его за руку и притягивает к себе, порывисто обнимая. Утыкается в шею, привычно пахнущую домом, и позорно всхлипывает. – Прости. Прости, я просто… Я не знаю, почему так вышло. Всё шло как шло, а я… ничего не делал, не думал, что тебе это будет важно, ты же никогда не любил его, а Игорь… он сложный, понимаешь? За ним постоянно нужно следить, он же не… – Серёжа чувствует, как висящие вдоль тела руки брата неуверенно поднимаются, ободряюще касаясь его спины, и чувствует, как начинают течь слёзы из глаз. Сдерживаемые неделями эмоции прорываются наружу, и он опять всхлипывает в родное плечо, крепче вцепившись в чужую рубашку. Продолжает бубнить невнятно. – Он может потеряться, и я обещал помогать ему, а он закрылся, и я не знаю, как помочь. Я виноват с этим долбанным боггартом, он вспомнил, он может уйти в любой момент, а тут ещё и ты… Я обидел ещё и тебя, я не хотел, прости… – Ну тихо-тихо, чё ты… Нормально всё. Да чего вас так покорёжило из-за этого лиса? Серёжа выдыхает, стараясь успокоиться, и вспоминает. Как дрожал у Игоря голос, как тряслись руки и бегали глаза, когда он рассказывал. Как просила Наталья всегда ходить с ним в лес и следить, чтобы тот не убегал далеко и не был в этом состоянии долго. Как ему рассказали, что произошло. Чуть отстранившись, Серёжа вытирает влажные щёки ладонями и твёрдо смотрит брату в глаза. Больше никаких тайн, нужно рассказать. – Обещай, что никому не расскажешь. Витя поджимает губы, готовый послать его далеко и надолго, но взгляд Серёжи тяжёлый и серьёзный, и брат спокойно отвечает: – Обещаю. – Хорошо. Серёжа усаживается на ящик, чувствуя, как Витя садится рядом, и начинает. – Папа Игоря был… своеобразным волшебником. Он много экспериментировал с метаморфозами, трансфигурацией самого себя, и… Потом многие маги сказали, что эти эксперименты свели его с ума. Он был анимагом. Лисом. И он как-то… как-то научил Игоря тоже обращаться. В шесть лет. – Это невозможно. В таком раннем возрасте… Витя скептично хмыкает, теребя пуговицу на манжете рубашки, и Серёжа понимает его недоверие, но всё равно продолжает. – Да, невозможно. Но он… он что-то синтезировал или как-то помог… Короче, Игорь смог обратиться. И отец забрал его с собой. – Куда? – В лес. Они жили в лесу как животные несколько месяцев. Никто так и не мог понять, зачем он это сделал, но факт остается фактом. Помутнение рассудка или… – Он спятил. Серёжа кивает и смотрит в шокированное лицо брата. – Они жили, не превращаясь в людей, месяцами, и их не могли найти, пока… Пока отец не попался в маггловский капкан. – Твою мать. Серёжа кивает, соглашаясь и уже не сетуя на ругательства. Их палочки освещают неровные каменные стены подсобки, заваленной ящиками и швабрами. – Игорь видел это. – Он может видеть фестралов, да. – Откуда ты знаешь? Витя хмыкает, посылая ему ироничный взгляд. – Ну я ж не тупой. Он их рассматривает, когда мы на каретах ездим. Невозможно так смотреть на то, чего не видишь. Серёжа просто пожимает плечами. Он никогда не обращал внимания на взгляд Игоря, просто заранее зная, что друг может их видеть. Похоже, что со стороны это тоже можно заметить. Вздохнув, Серёжа продолжает: – Когда его нашли, Игорь не превращался в человека несколько дней. Не мог или не хотел, я не знаю. Но те месяцы и то, что отец дал ему… Он стал похож на оборотня. Иногда бесконтрольно превращается, может забывать становиться человеком, если рядом никого нет, может убежать в лес и просто… просто жить как животное. Тетя Наташа не хотела пускать его в школу, ведь рядом лес, в который можно убежать, и я… Я пообещал, что буду помогать ему. – Ты увидел в боггарте Игоря, и Игорь отца. Пиздец вы проблемные. Серёжа пихает брата слабо коленом и тот фыркает в ответ. На душе будто бы сразу стало легче. Они сидят так ещё несколько мгновений, после чего Жила встаёт и принимается стягивать с него галстук. – Так, ну ладно. Иди тогда к нему, пока он тоже кукухой не поехал. – Витя! – Ну а чё? Правда же. – Ты… всё ещё обижаешься? Жила поднимает на него взгляд, и Серёжа с облегчением видит в карих глазах привычную хитринку и теплоту. – Нет, вас с лисой жизнь похлеще, чем меня, обидела, я не котируюсь. – Серёжа открывает рот, чтобы сказать, что это не так, что обиды и проблемы брата тоже важны, но тот быстро добавляет. – Шучу, успокойся. Всё хорошо. – Ладно. Прости. – Простил, всё. Хватить пиздеть, одевайся. Серёжа шмыгает носом, натягивая галстук и мантию брата. Они расходятся в разные стороны: Жила идёт к озеру, чтобы не отсвечивать перед преподавателями, а Серёжа направляется в сторону башни Гриффиндора, проговаривая в голове сказанный братом пароль и расположение их комнаты. Полная дама подозрительно прищуривается, когда он уверенно называет нужные слова, но всё равно пропускает его. В гостиной несколько ребят приветственно машут ему, и Серёжа кивает им в ответ, подражая мимике брата. Проходит быстренько в комнату, с облегчением закрывая за собой дверь, и видит, что из четырёх кроватей занята только одна. Игорь лежит, свернувшись в клубок на покрывале и уткнувшись в него носом. Сопит тихо, перебирая пальцами ткань, и чуть поворачивает голову, бросая взгляд на вошедшего. Вздыхает тяжело и протяжно, узнавая запах, и в защитном жесте сворачивается ещё сильнее. – Ты зачем пришёл? – Поговорить. – Серёжа подходит ближе и садится на постель рядом. Тянет руку вперёд, касаясь чужого плеча, и чувствует облегчение, когда Игорь не отстраняется от прикосновения. – Ты почему меня избегаешь? – Я не хочу. Жилин хмурится, поддерживающе поглаживая его по плечу. – Не хочешь чего? – Катамаранов молчит, и Серёжа взволнованно поджимает губы. – Игорь. Не хочешь чего? – Пугать тебя. Я… меня тянет в лес. Сильно. Я хочу перестать чувствовать это, но, когда я такой, ты боишься, а я обещал не ходить в лес один, и я просто… Лежу. Мне плохо. – Может, нужно написать твоей мам-… – Нет. Не надо. Она заберёт меня домой, я не хочу. Игорь перебивает, жмурится, уткнувшись в покрывало, и Серёжа только сжимает его предплечье ладонью, не зная, что делать. Катамаранов и раньше говорил, что ему проще справляться с эмоциями в образе лиса – сознание животного не настолько яркое и живое, как человеческое, чувства в том состоянии притупляются. Жилин проговаривает тихо: – Я даже не думал, что боггарт примет такой облик. Я не знал. – Прости. Серёжа хмурится недоумённо. – За что? – Я твой страх. Я тебя пугаю. – Это не так. – Игорь фыркает, совсем как в лисьем обличии, и Серёжа твёрдо продолжает. – Я боюсь не тебя, а того, что… что может случиться с тобой. Что ты… – Закончу, как мой отец? – Да. Врать смысла нет никакого, и Жилин проводит ладонью по макушке Игоря, зарываясь в его волосы пальцами. Катамаранов просто дышит в ответ, молча и задумчиво. Спустя пару минут безмолвия Серёже в голову приходит идея. – Горь. – Ммм? – Превратись здесь. Игорь поднимает на него недоверчивый взгляд. – … зачем? – Если тебе хочется побыть лисом, не обязательно делать это в лесу. – А если кто-то увидит? – Не увидит. Ляжем на кровать Жилы, а ты под одеяло. А на твоей покрывала свернём, будто ты спишь. Катамаранов приподнимается, сверкнув заинтересованно глазами. – Но тебе придётся заночевать тут… – Ничего страшного. Я отправлю Вите огненное послание, чтобы он шёл в нашу гостиную. – Только скажи, чтобы Кешу нашёл, а то ещё уксусом обольётся. Они оба фыркают облегчённо, и Серёжа притягивает Игоря в объятие, устраивая бедовую голову на своём плече. Катамаранов льнёт поближе, соскучившийся по прикосновениям, и тычется носом в шею. Пока никого рядом нет, они всё обустраивают – сворачивают покрывала и укладывают под одеяло на Игоревой кровати, пишут огненное письмо Вите, желая Кеше как можно больше терпения с ним, и устраиваются на кровати. Серёжа одалживает чистые футболку и шорты у брата и тактично отворачивается, когда Игорь раздевается перед обращением. Через несколько секунд слышится цокание когтей по полу, и к Сереже на постель прыгает лис. Устраивается в одеяле, и Жилин накрывает его получше, чтобы никто не заметил. Почесывает между ушей, смотря, как лис довольно прикрывает глаза от удовольствия, и тихо проговаривает: – Не бегай от меня больше. Лис тихо тявкает и, извиняясь, коротко лижет его запястье. В ту ночь они спят крепко и без сновидений.